— 467 —
няетъ намъ какъ бы въ обязанность старательно избѣгать всякаго сравненія съ драмой Гёте подъ тѣмъ же заглавіемъ. Однако, мы не можемъ не замѣтить, что напгь авторъ воспользовался тѣмъ же происшествіемъ, которое вызываетъ катастрофу у Гёте, а именно тѣмъ, что Тассо, опьяненный восторгомъ любви, обнимаетъ Леонору Эсте. Въ историче-скомъ отношеніи мы должны отвергнуть это происшествіе. Главные біографы Тассо, какъ Серасси, такъ и (если не ошибаемся) Мансо, не признаютъ его. Одинъ только Му-ратори разсказываетъ намъ эту сказку. Мы даже сомневаемся, чтобы когда-нибудь существовала любовь между Тассо и бывшей на десять лѣтъ старше его принцессой. Вообще, мы не можемъ безусловно согласиться также и съ тѣмъ общераспространеннымъ мнѣніемъ, будто герцогъ Аль-фонсъ занеръ бѣднаго поэта въ домъ умалишенныхъ просто изъ эгоизма, изъ боязни, чтобы не померкла его собственная слава. Точно это ужъ такая неслыханная и непостижимая вещь, чтобы поэтъ сошелъ съ ума? Почему же не объяснить этого помѣшательства просто и естественно? Почему, по крайней мѣрѣ, не принять, что причина заточенія Тассо лежала столько же въ мозгу поэта, сколько въ сердцѣ князя? Впрочемъ, оставимъ лучше всякія историческія срав-ненія, предположимъ, что фабула пьесы, въ томъ видѣ, какъ она обыкновенно принимается, извѣстна, и посмотримъ, какъ нашъ авторъ обработалъ свой сюжетъ.
Первое, чтб мы здѣсь видимъ, это то, что авторъ выводить на сцену ту Леонору, о которой упоминаетъ Мансо, но которую положительно отрицаетъ Серасси. Благодаря этому удачному нріему, пьеса получаетъ интересную, интри-гообразную, драматическую завязку. Эта Леонора І6 3, по имени Леонора.ди-Жизелло, компаньонка графини Леоноры ди-Санвитале. Пьеса начинается разговоромъ этихъ двухъ женщинъ въ дворцовомъ паркѣ въ Феррарѣ.
Леонора ди-Жизелло признается, что любитъ Тассо, и разсказываетъ, что у нея есть доказательство и его любви .къ ней. Графиня возражаетъ ей, что это доказательство, заключающееся въ томъ, что въ нѣсняхъ Тассо такъ часто прославляется имя Леоноры, весьма сомнительное, потому что это имя носятъ при дворѣ еще двѣ дамы—она сама и принцесса. Даже болѣе вѣроятно, что воспѣваемая Леонора—именно принцесса. Графиня вспоминаетъ тотъ день, когда Тассо преподнесъ герцогу свою оконченную поэму • «Освобожденный Іерусалимъ», а принцесса
28*