— 533 —
пріѣхала за дѣвушкою, чтобы увезти ее въ Дюссельдорфу она рѣшилась раскрыть свое сердце передъ теткою. Но ту эта странная исторія не испугала и не удивила; она, на-противъ, сильно обрадовалась и сказала, что въ землѣ зарыто не дитя, и не кошка, и не сокровище, а старый дѣдушкинъ мечъ, которымъ онъ у ста бѣдныхъ грѣшниковъ отрубилъ головы. У палачей, какъ она объяснила, вошло въ обычай не держать у себя меча, которымъ совершена была смертная казнь сто разъ, а тѣмъ менѣе пользоваться имъ долѣе, потому что такой мечъ не похожъ на другіе, а' пріобрѣтаетъ съ теченіемъ времени тайное самосознаніе, и въ такой же мѣрѣ, какъ человѣкъ, нуждается, наконецъ, въ успокоеніи въ могилѣ. Притомъ, по мнѣнію многихъ, такіе мечи становятся, наконецъ, отъ усиленнаго кровопро-литія жестокими и жаждутъ крови, и около полуночи ясно можно разслышать иногда, какъ они возятся и тревожно стучать въ шкапѣ, гдѣ ихъ повѣсили; нѣкоторые дѣлаются даже злыми и коварными, совершенно какъ нашъ братъ человѣкъ, и до такой степени отуманиваютъ несчастнаго, который держитъ такой мечъ въ рукахъ, что онъ наносить раны своему лучшему другу. Такъ даже въ семьѣ самой гохенки Одинъ братъ закололъ такимъ мечомъ другого.
Гохенка призналась, однако, что съ помощью такого меча, казнившаго сто человѣкъ, можно совершать величайшія волшебства, и въ ту же ночь поспѣшила вырыть похороненный за деревомъ мечъ, который и хранила потомъ въ своей кладовой вмѣстѣ съ разными другими колдовскими принадлежностями.
Разъ, когда ея не было дома, я попросилъ Зефхенъ показать мнѣ эту доссопримѣчательность. Она не заставила себя упрашивать, пошла въ кладовую и тотчасъ же вернулась оттуда съ громаднымъ мечомъ, которымъ, несмотря на худобу своихъ рукъ, принялась махать очень сильно, напѣвая при этомъ съ плутовски угрожающимъ видомъ:
«Хочешь ты мечъ обнаженный лобзать,
Мечъ, ниспосланный Богомъ самимъ?»
Я отвѣтилъ на тотъ лее мотивъ: «Не хочу я цѣловать обнаженный мечъ—хочу цѣловать рыжую Зефхенъ», и такъ какъ она, изъ боязни ранить меня страшною сталью, не могла сопротивляться, то допустила меня крѣпко обхватить ея тонкій станъ и поцѣловать въ строптивыя губы. Да, несмотря на мечъ палача, которымъ была обезглавлена уже
сотня горемыкъ, и вопреки безчестію, которому подвергаетъ