Мнѣ сладостны твои признанья,
Но слаще — пылкія лобзанья;
Они мои, я вѣрю имъ,
А слово — только паръ и дымъ.
Клянись, о, милая моя!
Тебѣ на слово вѣрю я.
Когда къ груди твоей прильну я,
Блаженству вѣрю своему я,
Что будешь вѣчно ты моя,
И даже дольше — вѣрю я.
На глазки милой, ненаглядной,
Пишу я чудныя канцоны;
На ротикъ милой, ненаглядной,
Нишу я лучшія терцины;
На щечки милой, ненаглядной,
Пишу прекраснѣйшіе стансы;
А будь у ней сердечко — я бы
Сонетъ прелестный написалъ.
Люди глупы, люди слѣпы,
Въ нихъ такъ много пустоты;
Говорятъ, мой другъ прекрасный,
Будто зла, капризна ты.
Люди глупы, люди слѣпы,
Люди вѣчно не поймутъ,
Какъ твои лобзанья сладки,
Какъ они блаженствомъ жгутъ.
Объясни мнѣ, дорогая,
Ты не призракъ ли какой,
Что́ въ мечтахъ поэта бродитъ
Лѣтней душною порой?
Нѣтъ, не призракъ! Этотъ ротикъ,
Этихъ глазъ волшебный свѣтъ,
Эту милую малютку —
Не создастъ никакъ поэгь.
Василисковъ, змѣй, вампировъ,
Все, что́ движется, живетъ
