— '214 —
Такъ мы покинули поля родныя, И въ путь пошли, и медля, и спѣша, Какъ-будто бы удерживали насъ Незримая рука и милый голосъ... А волчій вой все гналъ впередъ, виередъ... Какъ матери прощальный поцѣлуй, Впивали жадно мы благоуханье Лимонныхъ рощъ Испаніи родной! Печально намъ шумѣли вслѣдъ деревья, Уныло сладко вѣялъ вѣтерокъ, И вдругъ безмолвныхъ странниковъ безмолвно Порхали итички, будто бы прощаясь.
Гассанъ.
Но вы зато въ своей рукѣ надежной Хранили лучшій посохъ—вѣру предковъ.
Алманзоръ.
Тамъ, гдѣ впервые высадился Тарикъ,
Мы на судахъ отправились въ Марокко,
Куда ушли всѣ лучшіе изъ насъ.
Но лишь проплыли мы, какъ въ гробъ склонилась
Усталой головою мать моя.
Гассанъ.
Когда въ чужую почву пересадятъ Такой цвѣтокъ рукою грубой, онъ Не можетъ не завянуть.
Алманзоръ.
Изъ Марокко Въ одеждѣ траурной пошли мы дальше. И на пути примкнули къ каравану, Который шелъ на поклоненье въ Мекку. Въ странѣ племенъ, намъ рсдственныхъ, въ Іеменѣ,. И мой отецъ сомкнулъ свои глаза, И улетѣлъ душой въ отчизну ту, Гдѣ нѣтъ ни Изабеллъ, ни Хименесовъ.
Гассанъ.
И не нашелъ въ Аравіи ты мѣста, Гдѣ можно объ отцѣ умершемъ плакать?
Алманзоръ.
Когда-бъ ты зналъ страданія скитальца,