|
73. Вѣчный огонь, раскаляющій стѣны адскаго города, есть тотъ самый божественный свѣтъ любви и истины, который въ чистилищѣ возжигаетъ надежду, а въ раю составляетъ высочайшее блаженство душъ или свѣтовъ; но въ аду онъ уже не свѣтитъ и не согрѣваетъ враговъ Божіихъ, отрѣкшихся отъ божественной любви, но не возмогшихъ совершенно отъ нея отрѣшиться. Эта глубокая идея проведена, какъ мы увидимъ, во всей поэмѣ Дантовой (Ада XIV, 28, XV, XIX, 25, XXVI, 42; Чистил. XXV, 112 и Рая V, 118). Копишъ и Рутъ.
75. Глубокимъ адомъ Виргилій называетъ слѣдующіе круги въ отличіе отъ вышележащихъ, въ которыхъ наказуется одно только невоздержаніе, тогда какъ ниже наказуются злоба и грѣхъ дикой животности. (См. Ад. XI, 79).
76. Воды Стикса вливаются во рвы вокругъ города, а потому въ нихъ можно проникнуть изъ этой адской рѣки Филалетесъ.
81. Тутъ вступаемъ мы въ шестой кругъ, гдѣ наказуются еретики, особенно основатели еретическихъ сектъ (ересіархи).
82. «Здѣсь, на рубежѣ истиннаго глубокаго ада, Данте видитъ толпы ангеловъ, свергнутыхъ съ неба съ Люциферомъ. Они, столько же съ яростію, сколько и съ предусмотрительностію, заграждаютъ входъ пришельцу, руководимому разумомъ. Еще разумъ они и согласны были бы принять (ст. 89), вѣроятно, съ цѣлію овладѣть имъ и тѣмъ лишить странника его руководительства; но человѣка, ведомаго разумомъ, они уже никакъ не хотятъ впустить. Имъ непремѣнно хочется отпустить Данта одного безъ Виргилія: оставленный разумомъ человѣкъ неминуемо становится жертвою заблужденія, которое и наказуется въ этомъ огненномъ городѣ. Виргилій передаетъ имъ волю неба, но демоны запираютъ врата города: они не хотятъ уже слушать и разума, какъ скоро онъ говоритъ имъ о повиновеніи Богу. Но Виргилій не теряетъ упованія на высшую силу: она, какъ врагъ всякой лжи, какъ непреложная
