— 214 —
лишены его защиты и запрещены подобно тому, какъ это сдѣлано по отношенію къ мышьяку, и чтобъ алкоголь продавался, подобно мышьяку, только подъ этикеткою яда. Довольно рѣшительный и быстрый способъ, скажу я, пичкать наукою глотки людей, любяіцихъ выпить стаканчикъ хоро-шаго кларета!—Ахъ!—скажетъ мнѣ иной читатель.—Вы забываете, что это принудительное воздержаніе будетъ проводиться только по отношенію къ невмѣняемымъ людямъ, вѣроятно, къ какимъ-нибудь безнадежнымъ пропойцамъ, опас-нымъ для общества.
Быть можетъ, послѣднее замѣчаніе читателя и утѣшило бы меня немного, если бы мистеръ Уэкменъ не приложилъ въ другомъ параграфѣ своей статьи всѣхъ усилій для того, чтобы никого не оставить въ сомнѣніи насчетъ смысла слова «разумный». Этотъ терминъ, по его мнѣнію, не приложимъ къ тѣмъ потребителямъ алкоголя, которые заявляютъ, что они сами «знаютъ, сколько имъ можно пить», ибо «это именно заявленіе показываетъ, что алкоголь уже лишилъ ихъ разума». Мистеръ Уэкменъ такимъ образомъ иолагаетъ, что законъ о полномъ воздержаніи отъ алкоголя будетъ самъ исполняться всѣми разумными людьми, потому что ни одинъ разумный человѣкъ не будетъ пить алкоголя послѣ того, какъ онъ выслушаетъ вердиктъ науки. Тѣ же люди, которые будутъ все-таки пить алкоголь, хотя бы и умѣренно, очевидно, невмѣняемы, и съ ними нужно ((поступать, прибѣгая въ случаѣ необходимости и къ силѣ, какъ съ больными и сумасшедшими людьми».
Проповѣдывалъ ли когда-либо какой-нибудь священникъ, папа или царь болѣе фанатическую, болѣе непреклонную, болѣе тираническую доктрину?
Неужели мистеръ Уэкменъ воображаетъ, что онъ можетъ возстановить разумность людей такимъ неуваженіемъ къ ихъ индивидуальности?
Неужели онъдумаетъ, лтосможетъ укрѣпитьволю и разумъ индивида тѣмъ, что онъ будетъ заставлять ихъ не работать, замѣняя ихъ волею и разумомъ ученаго общества?
Если да, то я рекомендую ему прочесть слѣдующія слова
Бакунина: «Общество, которое повиновалось бы законодатель-