— 215 —
ству, исходящему отъ ученой академіи, не потому, что оно само поняло разумный характеръ этого законодательства (въ этомъ случаѣ существованіе академіи сдѣлалось бы безполез-нымъ), а потому, что это законодательство, исходящее отъ академіи, предписано именемъ науки, почитаемой безъ огра-ниченій, такое общество было бы обществомъ не людей, а скотовъ. Оно было бы вторымъ изданіемъ тѣхъ 'миссій въ Парагваѣ, которыя такъ долго подчинялись правленію іезуи-товъ. Оно навѣрняка очень быстро спустилось бы до самой низшей ступени идіотства».
Самый могущественный врагъ человѣческаго ума— не алкоголь, а нѣчто другое. Это—тотъ духъ высокомѣрія, который подсказалъ мистеру Уэкмену заключеніе его статьи и который породилъ бы, если бы его поощрять, умственный па-раличъ, гораздо болѣе всеобщій и гораздо болѣе неизлѣчимый, чѣмъ тотъ параличъ, который наука сумѣетъ когда-нибудь приписать вліянію алкоголя.
О смертной казни.
СЫЬетіу 30 августа 1890 г.)
Со времени казни Кемлера мнѣ не разъ случалось читать въ прессѣ, особенно въ реформаторской и даже въ анархистской прессѣ, что эта казнь была убійствомъ. Мнѣ даже попадались заявленія 'о томъ, что смертная казнь есть самый худшій видъ убійства. И мнѣ очень хотѣлось бы знать, на какомъ принципѣ общественной жизни основываются подобный утвержденія.
Если они исходятъ изъятого принципа, что наказаніе, налагаемое учрежденіемъ принудительнаго характера, [ создаю-щимъ преступниковъ, хуже, чѣмъ само караемое преступленіе, то я могу ихъ понять и до нѣкоторой степени даже раздѣлять ихъ. Но и въ этомъ случаѣ я не могу объяснить себѣ, почему изъ всѣхъ наказаній именно смертной казни оказывается особо исключительное вниманіе. Вышеупомянутое возраженіе можно сдѣлать одинаково какъ противъ наказанія, лишаю-щаго свободы, такъ и противъ наказанія, лишающаго жизни.
Но употребленіе выраженія «смертная казнь» заставляетъ