384
В. И. Герье
поняли, что представительный учреждены могли привиться къ французской ион&рхіи лишь подъ условіемъ привианія короля ис-торическимъ и преемственнымъ представителемъ французской націи.
Но еще болѣе, чѣмъ свободой, увлекалась Фраиція идеей равенства. Это объясняется ея ненормальныиъ общественнымъ строемъ, основаннымъ на привилегіяхъ, и именно на худшемъ видѣ приви-легій: на И8ъятін отъ податей и повинностей въ пользу государства.
Привилеііи не только затемнили во Фраціи государственное и политическое значеніе аристократическаго класса, но проникли въ города и седа и породили тамъ многочисленный раврядъ привилегированный» лицъ, которыя Покупкой и выпраши ніемъ мелкихъ должностей, избавляли себя отъ подати и увеличивали бремя, падавшее на другихъ.
Но стремленіе къ равенству предрасположило французское общество къ радикализму.
Радикализмъ главнымъ образомъ заключается въ отождествяе-ніи и смѣшеиіи идей съ конкретными явленіями, онъ смѣпшваеть отвлеченное представленіе о государствѣ, какъ союѳѣ разухныхъ людей, съ массой живущаго въ государствѣ населешя и видитъ идеальный типъ гражданина въ каждомъ случайномъ И8бнрателѣ Поэтому радикализмъ не можетъ представить себѣ идею націошхь-ной воли иначе, какъ въ видѣ ариѳметическаго итога заявленныгь голосовъ,—какъ бы на самомъ дѣлѣ ни было случайно и безсовт-тельно такого рода заявленіе.
Французскій радикализмъ въ ХѴТП вѣкѣ еще болѣе, чѣмъ либерализму жилъ въ иллюзіяхъ; этимъ иллюзіямъ онъ и былъ главнымъ обравомъ обязанъ своимъ успѣхомъ. Коренное заблужденіе его заключалось въ томъ, что онъ считалъ свои мечты совместными съ монархіѳй и стремился въ идеалу какой-то республиканской монархіи, какъ выраэился Руссо. Этотъ миражъ серьезно принимался даже образованными классами Франціи какъ нѣчто желанное и реально-осуществимое.
Такое прѳдставлѳніе о государствѣ совершенно противорѣчилс исторически сложившемуся порядку вещей. Но въ тогдашней Фран-ціи напрасно стали бы мы искать той нравственной силы, которая въ состояніи обуздать фантазію, познать прошлое и выяснить его смылъ для настоящей исторической науки. Французы гордились своей тринадцативѣковой исторіей, но энали ее чисто внѣшнимъ образомъ; историческая наука была, по выраженію одного изъ фран-цуэскихъ историковъ, робка и нерѣшительна; она приняла чисто археологическое направленіе и сторонилась отъ жизни; ея мѣсто заняли разныя политическія тенденціи. Наиболѣе популярнымъ
было въ свое время сочиненіе Мабли, представляющее собой щш-