504
не въ стадѣ: на другой день, я видѣлъ цѣлые десятки лошадей, свиней и козъ, лежавшихъ посреди улицъ и на дворахъ, совсѣмъ обуглившихся, распухшихъ отъ жара... По офиціальнымъ донесе-ніямъ, сгорѣло 9/іо всего тогдашняго Борисова... Сгорѣли цѣлыя улицы, всѣ присутственный мѣста (кромѣ казначейства), православный деревянный соборъ, единственная въ городѣ аптека, всѣ трактиры и гостинницы, всѣ еврейскія синагоги, и пр.; отъ улицъ остались однѣ аллеи каменныхъ трубъ, да груды мусора и утля— и только!.. Помню тотъ моментъ, когда глухо загудѣли и рухнули колокола съ пылавшей колокольни православнаго собора... потомъ сильные взрывы ротныхъ цейхаузовъ, откуда не успѣли выхватить солдатскіе патроны, взрывы складовъ спирта, керосина и пр... Губернаторъ Шелгуновъ подъѣхалъ къ Борисову со стороны Минска, переѣхалъ цѣпной мостъ черезъ Березину, но далѣе уже не могъ двигаться—передъ нимъ была сплошная масса огня... Онъ повернулъ назадъ, въ предмѣстье, пріютился у какого-то медытика. за рѣкой, и, только часа два спустя по пріѣздѣ, могъ дать знать въ городъ о своемъ прибытіи... Уже поздно ночью, когда огонь, за неимѣніемъ пищи, сталь утихать, полковникъ Домбровскій пробрался окольными путями къ мосту, переѣхалъ за Березину и явился къ губернатору съ рапортомъ, что городъ Борис онъ— былъ... Нечего, конечно,и говорить о томъ, что всю эту ночь никто не спалъ въ городѣ... Рано утромъ, 11-го мая, когда только-что стало всходить солнце, я и мой добрый другъ П. А. Рахманинъ отправились бродить по городу... Страшныя картины разрушенія и смерти были на каждомъ шагу; люди, какъ тѣни, ходили по своимъ пепелищамъ, наклонялись, раскапывали горячую золу руками и искали чего-то... Еврейки, съ распущенными волосами и съ лицами, искаженными отъ горя и ужаса, розыскивали своихъ поте-рянныхъ дѣтей... Я встрѣтилъ офицера, подполковника Бѣлослю-дова, который шелъ въ кафтанѣ своего кучера; въ началѣ третьяго пожара онъ спалъ и выскочилъ на улицу въ одномъ бѣльѣ; потомъ, выхватилъ изъ горѣвшаго уже дома своихъ дѣтей, а самъ такъ и остался безъ платья—у него сгорѣло, буквально, все. У одного молодого офицера малоярославскаго же полка, Зацѣпина, сгорѣлъ ручной медвѣженокъ,—и онъ ходилъ по пожарицу и пла-калъ о своемъ воспитанникѣ.. Такъ ужь, должно быть, ведется въ мірѣ: трагическое идетъ рука-объ-руку съ смѣшнымъ...
У пяти-тысячнаго насёленія города, спасшагося отъ огня за Бе-реэину и въ противоположную сторону, т. е. въ поле, и собрав-шагося на другой день опять въ несуществующій уже городъ, не было самаго главнаго—хлѣба. Всѣ запасы погорѣли; изъ деревень подвезено еще не было... И вотъ, тутъ я имѣлъ возможность вдоволь надивиться на еврейское гешефтмахерство и корысть: часамъ
къ 9-ти утра, на площадя сидѣли уже евреи и еврейки, съ вѣ-