выбрался мѣсяцъ изъ-за горъ, — бѣло, свѣтло совсѣмъ, какъ днемъ. На деревахъ всѣ листочки видны. Тихо, свѣтло по горамъ; какъ вымерло все. Только слышно внизу рѣчка журчитъ.
Дошелъ до лѣсу, — никто не попался. Выбралъ Жилинъ мѣстечко въ лѣсу потемнѣе, сѣлъ отдыхать.
Отдохнулъ, лепешку съѣлъ. Нашелъ камень, принялся опять колодку сбивать. Всѣ руки избилъ, а не сбилъ. Поднялся, пошелъ по дорогѣ. Прошелъ съ версту, выбился изъ силъ, — ноги ломитъ. Ступитъ шаговъ десять и остоновится. «Нечего дѣлать», думаетъ, «буду тащиться пока сила есть. А если сѣсть, такъ и не встану. До крѣпости мнѣ не дойти, а какъ разсвѣтетъ, — лягу въ лѣсу, переднюю, и ночью опять пойду».
Всю ночь шелъ. Только попались два татарина верхами, — да Жилинъ издалека ихъ услышалъ, схоронился за дерево.
Ужъ сталъ мѣсяцъ блѣднѣть, роса пала, близко къ свѣту, а Жилинъ до края лѣса не дошелъ. — «Ну, думаетъ, еще тридцать шаговъ пройду, сверну въ лѣсъ и сяду». Прошелъ 30 шаговъ, видитъ — лѣсъ кончается. Вышелъ на край — совсѣмъ свѣтло; какъ на ладонкѣ передъ нимъ степь и крѣпость, и на лѣво, близехонько подъ горой, — огни горятъ, тухнутъ, дымъ стелется, и люди у костровъ.
Вглядѣлся — видитъ: ружья блестятъ, казаки, солдаты.
Обрадовался Жилинъ, собрался съ послѣдними силами, пошелъ подъ гору. А самъ думаетъ: «избави Богъ, — тутъ, въ чистомъ полѣ, увидитъ конный татаринъ; хоть близко, а не уйдешь».
