— Может, и сделал. А еще... Сходи ты, умница, к матери, скажи ей, что странник вчерашний...
— А ты разве был у ней?
— Был. Так скажи, что странник вчерашний велел[1] попрощаться с ней, чтоб она его простила. А еще это отдай. — Он отдал ей свой солдатский билет. — Спасибо ей. Кабы всего не было,[2] душе бы хуже было. Спасибо ей. А теперь, если есть свечка, дай мне. Я помираю. Слава богу. Развязал все грехи. Слава богу.[3]
Агафья убрала в сундучок его билет солдатский и когда подошла к нему, свеча вывалилась у него из рук, глаза остановились и не было дыханья.
25 февраля. 1905.
У двора встретил Корнея Евстигней Белый. Корней поздоровался с ним.
— К тебе служить пришел. Хозяйка твоя наняла, — сказал Евстигней, тряхнув волосами. Корнею показалось, что он смеется. — Твоя клажа? Выносить, что ль?
— А то чья ж? Спрашивает. Неси в дом.
Матушка, с такими же черными глазами, как у Корнея, радостно улыбаясь, встретила сына. Также особенно ⟨встретила⟩ его и жена.Она показалась ему особенно похорошевшей, он пристально уставился на нее. Этот взгляд смутил ее. Она вдруг вспыхнула и рассердилась на двухлетнюю дочку, которая просилась к ней на руки, отогнала ее и быстрыми шагами вышла в сени ставить самовар. Корней роздал гостинцы матери, жене, мальчику, пришедшему из школы (малому было 8 лет, он был такой же черномазый, как отец), и, раздевшись, за чаем поговорил с матушкой и пришедшим соседом. С женой разговаривать стал только ночью, когда старуха ушла на печку в русской избе с детьми и работником, а он с женой остался один в горнице.
Корнеева мать, с такими же черными глазами, как у Корнея, покачивая головой и шамкая губами, невесело встретила сына.
Жена, рослая, широкая, красивая женщина, напротив, казалась особенно веселой. Она рысью, смеясь, выбежала ему навстречу и, подхватив у Евстигнея чемодан, сама внесла его в горницу.
Она показалась Корнею особенно похорошевшей.
— Ну что, как живете без меня? — сказал он, пристально глядя на нее.