намъ шуткой. И вотъ они всѣ пробуютъ и думаютъ, что пишутъ, и люди читаютъ.
Можетъ быть дикари, слушая пробующаго въ первый разъ скрипача и останутся довольны и будутъ даже плясать подъ эту игру, но эту какофонію мы понимаемъ. Какофонію же писательскую не понимаемъ и принимаемъ за настоящее.[1]
И можете вы передать свою вѣру, только какъ та крестьянка, которая угощала меня своимъ затертымъ на затхлой мукѣ квасомъ, приговаривая: кушай на здоровье. Квасъ хорошій, только не раскушивай.
Дѣйствительно проглотить этотъ квасъ можно было только не раскушивая. Точно также и вашу вѣру могутъ принять люди только не думая.
Жизнь есть сознаніе себя. Сознаю же я себя отдѣльнымъ существомъ. То, что отдѣляетъ меня отъ всего остального есть мое тѣло и его движеніе.
Отвратительно развращенное состояніе человѣка.[2]
И не говорите, что вы не можете взять на себя ответственность за лишеніе людей единенія и общенія съ большимъ или малымъ числомъ вашихъ единовѣрующихъ. Это неправильно. Внушая имъ свою исключительную вѣру, вы дѣлаете именно то, чего не хотите дѣлать: лишаете людей общенія, единенія со всѣмъ человѣчествомъ, заключаете ихъ въ узкія рамки какого либо одного исповѣданія, невольно и неизбѣжно, ставя ихъ этимъ, если не во враждебное, то во всякомъ случаѣ отчужденное положеніе по отношеніи ко всѣмъ другимъ людямъ.
[11 июня 1903 г.]
Любовь есть проявленіе въ этой жизни стремленія, которое полное[3] осуществленіе свое получитъ только послѣ смерти.
- ↑ Ср. Дневник, 13 декабря 1902, м. 2.
- ↑ Здесь в копии А. Л. Толстой приписка: (Написано на обор. листка).
- ↑ В выписке Толстого слово полное приписано карандашом.
