себѣ. Знаю, что это происходитъ въ животныхъ,[1] догадываюсь, что это происходитъ въ растеніяхъ, предполагаю, что это же происходитъ въ томъ, что такъ далеко отъ меня (такъ невидна мнѣ тающая оболочка), что я считаю эти тѣла не живыми — какъ планеты, звѣзды и атомы. — Просвѣтленія совершаются въ отдѣльныхъ частяхъ — личностяхъ, и въ соединеніяхъ частей: въ клѣткахъ и въ тѣлѣ человѣка, въ отдѣльныхъ живыхъ существахъ и во всей планетѣ съ ея обитателями животными и растительными. (Не хорошо. Не то.)
26 Ав. 1904. Пирогово.
Сережа умеръ. Тихо, безъ сознанія, выраженнаго сознанія, что умираетъ. Это тайна. Нельзя сказать, хуже или лучше это. Ему б[ыло] недоступно дѣйственное религіозное чувство (мож[етъ] б[ыть], я еще самъ себя обманываю; кажется, что нѣтъ). Но хорошо и ему. Открылось новое, лучшее. Также, какъ и мнѣ. Дорога, важна степень просвѣтленія, а на какой она ступени въ безконечномъ кругу, безразлично.
Два дня работалъ надъ календар[емъ], уясняется. Но еще трудно.
1) Говорятъ о бѣдствіяхъ анархіи, даже террористической. Развѣ это можетъ сравниться съ бѣдствіями хоть теперешн[ей] японск[ой] войны?
2) Ѣхалъ верхомъ и думалъ какъ-то вмѣстѣ о готовности къ смерти и о томъ большо[мъ] дѣлѣ, к[оторое] я дѣлаю и могу сдѣлать. И живо почувствовалъ, что нельзя быть готовымъ къ смерти, спокойно умереть, если[2] приписываешь себѣ какую либо важность, считаешь себя нетолько выше людей, но равнымъ съ хорошими людьми. Только смиреніе самое большое, искреннее даетъ спокойствіе передъ смертью. Это отъ того, что, думая о смерти, думаешь о Богѣ, о Томъ, по волѣ Кого жилъ и къ Кому пойдешь. А если думаешь о немъ, то не можешь не чувствовать не то что свою малость, а полное ничтожество свое — нуль. Если же считаешь себя важнымъ, великимъ, то, значитъ, не думаешь о Богѣ, о Томъ, о Комъ нельзя не думать умирая, п[отому] ч[то] къ Нему идешь. Надо сдѣлаться малымъ
