8 Авг.
Опять прошло два дня. 6 Авг[уста] б[ыл] важный день. Я, как обыкновенно, гулял, потом сел за работу «О Войне», пришла С[офья] А[ндреевна] и объявила, ч[то] конгресс отложен. То же сообщил и А[лександ]р Стахович. Говорил с ним, и его самоуверенная, развязная и добродушная ограниченность раздражают мне. Вел себя дурно, слушал себя. Важное-то было не 6-го, а 5-го вечером. Приехали полицейские за Гусевым и увезли его в тюрьму, а потом в Чердынь. Всё это прошло оч[ень] хорошо. И он держал себя хорошо, как это и свойственно ему, и все высказали ему заслуженную им любовь и уважение. — Ст[ахович] приехал уже на другой день. Тот день, в к[оторый] уезжали Денисенки. Я ездил с Сашей верхом. Дома Миташа. Он умен, но Ст[ахович] несносен. Я б[ыл] оч[ень] мрачен. 7-го, вчера. Вернувшись с прогулки, застал двух: один юноша, другой грузин политич[еский], возвращающийся из ссылки. Сначала принял холодно. Разговорился и, слава Богу, полюбил. Юноша сказал мне, что меня обвиняют за то, что я отдал имущество фиктивно семье. Это, к стыду моему, огорчило меня, хотел просить кого-нибудь написать об этом. Плох я, забываю, что жизнь только перед Богом и в себе и вне себя. Потом докончил О войне и О Гусеве. О Гусеве плохо, но пошлю. Ездил верхом. Вечером сидел со всеми. Физически дурное настроение. Вел себя не совсем хорошо, но и не дурно совсем. — Записать:
1) Не люблю я говорить с людьми, к[отор]ые, слушая вас, делают вид, что они знают то, ч[то] вы скажете, и вперед соглашаются с вами. Мы, мол, понимаем друг друга, и всё. Крестьяне свои почти всегда слушают и говорят так.
2) Любовь к себе — своему телесному я и ненависть к людям и ко всему — одно и то же. «Люди и всё не хотят меня знать, мешают мне, как же мне не ненавидеть их?»
3) Наша вся жизнь подобна сновиденью одной ночи, в к[отор]ом забыто всё, что было до этого сновидения.
10 Авг.
Вчерашний день пропустил, а он б[ыл] интересный. Утром ничего особенного не делал. Гулял, но немного, б[ыл] слаб. Перед обедом привезли Гусева. И я не мог удержаться от смеха,
