как допускали к нему Сашу, Душана и М[арью] А[лександровну] по одиночке. Он[1] оч[ень] взволнован, но хорошо. Нынче с утра пришел Засосов, крестьянин, ездивший к духоб[орам] и теперь отказывающийся от воинской повинности. Оч[ень] мне полюбился. Помоги ему Бог (в нем). Я ничего не писал, кроме письма, продиктованного Саше. Было одно письмо грубо ругательное. С точки зрения распространения истины ― радостно, а просто по душе грустно, ― за что и зачем ненавидят. Записать:
1) Оч[ень] важное и старое, но в первый раз ясно понятое: то, что для того, чтобы жизнь б[ыла] радостна (чем она должна быть), надо (точно, не на словах, а на деле) полагать свои цели не в себе, Льве, а в делах любви, и дела любви все всегда вне меня в других. Я в первый раз понял, что это можно. Буду учиться.
2) Вся наша жизнь, все интересы нашей жизни в предметах, находящихся известное время в известных состояниях. Сами же предметы различны по занимаемым ими в пространстве местам, а пространство бесконечно, и потому все предметы равны, т. е. ничто по отношению к бесконечно[сти] пространства, а/∞ . То же и с временными состояниями предметов, они все ничто по отношению бесконечности времени. Так что то, что понимаем как бесконечность и называем бесконечностью, есть ничто иное, как только признак иллюзорности, недействительности всего вещественного и личного в нашей жизни.
(Обе важны, особенно первая.)
Лежу в постели, нездоровится. Прекрасные воспоминания Черткова. Саша проводила Гусева в Туле.
11 Авг.
Утром получена телеграмма, что статья о Г[усеве] будет напечатана. Потом телегр[амма] от Matin о Гусеве же. Читал Канта, думаю всё о движении и веществе, простр[анстве] и времени. Ездил верхом в Ясенки. Здор[овье] получше, иду обедать. Был милый юноша, идущий в Иерусалим, и еще раз Засосов, оч[ень] радостное впечатление.
- ↑ Зачеркнуто: бедный
