Но торговля южнорусскимъ элементомъ не остановилась на »Граматкѣ;« вслѣдъ за Граматкой явился
Не хочется вѣрить, чтобъ эта пустѣйшая изъ пустѣйшихъ книжекъ была составлена даровитымъ Шевченкомъ, во первыхъ потому, что первыя семь страницъ ея — слово въ слово переписка первыхъ страницъ »Граматки,« во вторыхъ потому, что покойный Шевченко, въ послѣднее время своей жизни, находился въ такомъ болѣзненномъ состояніи, что и умеръ 26-го февраля 1861 года, а »Букварь Южнорусскій,« приписанный ему, изданъ именно въ 1861 году. Впрочемъ, пускай и Шевченко сочинилъ эту пустѣйшую книжку, — отъ этого она не дѣлается ни лучше, ни толковѣе.
Въ »Букварѣ Южнорусскомъ« нѣтъ ни »Во имя Отца,« ни »Царю Небесный«, ни »Богородице Дѣво,« ни »Десяти Заповѣдей«. Послѣ складовъ только, Отче нашъ,« »Символъ Вѣры, да великопостная молитва Ефрема Сирина: Господи и Владыко живота моего«... Затѣмъ слѣдуетъ табличка умноженія, да на испорченномъ русскомъ (т.е. на малороссійскомъ) языкѣ двѣ думки — »про Пирятинскаго поповича Олексiя, да про Марусю, поповну Богуславскую«.
Первая дума — такъ себѣ, даже съ нѣкоторымъ нравоученіемъ, а другая — изъ рукъ вонъ! Поповна Маруся попала въ плѣнъ къ одному »турецкому пану« и сдѣлалась наложницею его. У пана въ тюрмѣ сидѣли христіанскіе невольники. Поповна въ Свѣтлый Праздникъ Воскресенія Христова выпустила ихъ изъ тюрмы и, прощаясь съ ними, передаетъ чрезъ нихъ поклонъ родителямъ своимъ и проситъ сказать имъ, чтобъ они уже не выкупали ее изъ плѣну, — угадайте, почему?...
Но торговля южнорусским элементом не остановилась на «Граматке»; вслед за «Граматкой» явился
Не хочется верить, чтоб эта пустейшая из пустейших книжек была составлена даровитым Шевченко, во первых потому, что первые семь страниц её — слово в слово переписка первых страниц «Граматки», во вторых потому, что покойный Шевченко, в последнее время своей жизни, находился в таком болезненном состоянии, что и умер 26-го февраля 1861 года, а «Букварь Южнорусский», приписанный ему, издан именно в 1861 году. Впрочем, пускай и Шевченко сочинил эту пустейшую книжку, — от этого она не делается ни лучше, ни толковее.
В «Букваре Южнорусском» нет ни «Во имя Отца», ни «Царю Небесный», ни «Богородице Дево», ни «Десяти Заповедей». После складов только, «Отче наш», «Символ Веры, да великопостная молитва Ефрема Сирина: Господи и Владыко живота моего»... Затем следует табличка умножения, да на испорченном русском (т.е. на малороссийском) языке две думки — «про Пирятинского поповича Олексия, да про Марусю, поповну Богуславскую».
Первая дума — так себе, даже с некоторым нравоучением, а другая — из рук вон! Поповна Маруся попала в плен к одному «турецкому пану» и сделалась наложницею его. У пана в тюрьме сидели христианские невольники. Поповна в Светлый Праздник Воскресения Христова выпустила их из тюрьмы и, прощаясь с ними, передает чрез них поклон родителям своим и просит сказать им, чтоб они уже не выкупали ее из плену, — угадайте, почему?...
