— Все это хорошо, но чего же ты наконецъ хочешь?
— Я, батюшка, ничего не хочу. Какъ мы вашей милости служили, и худа никакого не дѣлали, а кто худо сдѣлаетъ, тому и въ отвѣтѣ состоять, я имъ самъ, по простотѣ, говорилъ: вы молъ лучше до большаго не доводите; не доводите, молъ, лучше до большаго, а помиритесь. Такъ нѣтъ. Онъ мнѣ ничего. Я хоть бы ихъ рѣчи послушалъ. Такъ ничего.
— Да вѣдь это потому, что ты съ нихъ требуешь двадцать рублей. Самъ подумай, гдѣ же имъ (ты знаешь у нихъ недавно лошадь украли) взять столько денегъ?
— А зачѣмъ было до этого доводить? Мы тутъ не причиной. Мы какъ худа никакого не дѣлали, такъ по дѣломъ вору и мука.
— Да вѣдь ты же знаешь самъ, что это вышло несъ сердцовъ, а нечаянно?
— Нечаянно, точно нечаянно. Я и говорю имъ: эхъ, не доводите, молъ, до большаго, а то вѣдь оно вонъ куда пойдетъ! Можетъ парень-то вѣкъ не работникъ. Я ужъ вашу милость трудить хотѣлъ, отпустите Фильку-то ко двору. Что же ему тутъ лежать безъ дѣла?
— Нѣтъ, ты объ этомъ не проси. У тебя его лѣчить не будутъ, а тутъ лѣчить будутъ. Пусть полежитъ здѣсь, а ты лучше помирись съ Ивановымъ отцомъ, да только не проси чего онъ дать не можетъ.
— Мы значитъ, какъ никакого худа не дѣлали, по Божьи жили, то значитъ всякъ долженъ по худымъ дѣламъ въ отвѣтѣ быть.
— Ну, братъ я думалъ ты ко мнѣ за дѣломъ, а ты пришелъ лясы точить. Мнѣ некогда. Ступай ищи себѣ расправы помимо меня. Я хотѣлъ тебѣ доброе слово сказать, а ты все свое. Ступай.
— Мы къ вашей милости. Вотъ что: какъ вы насъ разсудите, такъ тому дѣлу и быть.
— Вотъ это хорошо. Ну, слушай. Къ кому ты пойдешь? Къ посреднику? Мнѣ кажется онъ въ это дѣло не войдетъ. Это не его часть. Къ становому? Ну какъ ему васъ разсудить? Штрафъ это мы съ тобой выдумали; а какой въ законѣ за это денежный штрафъ? Надо наказать Ивана, ну и накажутъ, да ты гнешь съ него деньги получить, а тебѣ ка-
