кая корысть, что ему дадутъ двадцать пять розогъ. Такъ или нѣтъ?
— Такъ, батюшка, истинная правда. Такъ какъ мы худа никакого....
— Но этимъ не кончится. Если становой по правдѣ разсудитъ, то надо и твоего Фильку наказать. Онъ первый началъ на работѣ дурачиться, да потомъ и самъ хватилъ Ивана въ ухо. Вотъ и судъ весь. А впрочемъ попробуй.
— Какъ ваша милость разсудитъ, такъ не замай и будетъ.
— Прекрасно. Я разсуждаю такъ. Пусть Ивановъ отецъ тебѣ заплатитъ три рубля. Хоть и это ему тяжело, но что жь дѣлать когда грѣхъ случился?
— Какъ же можно, батюшка? Значитъ мое дѣло такъ за три рубли и пропасть должно?
Съ тѣмъ онъ отъ меня и ушелъ. Признаюсь, меня мучила неопредѣленность положенія Ивана. Думалъ я помочь ему собственными деньгами, но мысль скомпрометировать себя въ глазахъ всѣхъ удержала меня. Часа въ три мнѣ пришли сказать, что они кончили. Отецъ Ивана пришелъ просить 6 р. Съ него взяли 3 р. деньгами, да полштофа водки – 2 р. 50 к. Итакъ главнымъ наказаннымъ остался я; мнѣ предстояло имѣть до поздней осени дѣло съ рабочимъ которому слѣдуетъ всего на все 2 р. с. Вечеромъ, при закатѣ солнца, выйдя на прудъ, я увидѣлъ двѣ фигуры отцовъ-соперниковъ, стоявшихъ рядомъ въ интереснѣйшихъ позахъ. У обоихъ руки были сложены крестомъ по-наполеоновски, а лица съ выраженіемъ римскихъ сенаторовъ обращались къ закату. Видно было, что оба уже вкусили отъ даровъ Вакха и находились въ самыхъ дружескихъ отношеніяхъ.
Въ майской книжкѣ Отечественныхъ Записокъ на стр. 71 й, въ статьѣ г. Павла Небольсина читаемъ слѣдующее:
„Выше сказано, что крестьянамъ нечему было научиться отъ помѣщиковъ. Дѣйствительно, самъ управитель, со словъ котораго написана у меня эта страница, подтверждаетъ, что помѣщичьи усадьбы не имѣли никакого дѣльнаго, хозяйствен-
