Во тьмѣ мелькаетъ фигура четвертаго солдата. Онъ ходитъ вокругъ костра безшумно, широкими кругами, точно ястребъ. Прикладъ его ружья зажатъ подъ мышкой, штыкъ опустился къ землѣ; покачиваясь, онъ холодно блеститъ, будто ищетъ, нюхаетъ между камнями мостовой. Солдатъ крѣпко уперся подбородкомъ въ грудь и тоже смотритъ въ землю, какъ-бы слѣдя за колебаніями тонкой и острой полоски стали.
Рыжій зорко оглянулся, кашлянулъ угрюмо, наморщилъ лобъ и, сильно понизивъ свой хриплый голосъ, заговорилъ:
— Мужикъ… развѣ онъ собака или кто? Онъ съ голоду издыхаетъ… и это ему обидно…
— Извѣстно! — сказалъ рябой солдатъ.
Рыжій сурово взглянулъ на него и наставительно продолжалъ:
— Можно было терпѣть — онъ жилъ смирно. Но ежели помощи нѣтъ? И вотъ, человѣкъ освирѣпѣлъ… Мужика я понимаю…
— Ну, конечно! — вполголоса воскликнулъ рябой, и лицо его радостно расплылось. — Всѣ это говорятъ: одинъ работникъ есть на землѣ — мужикъ… И которые бунтуютъ — тоже такъ говорятъ…
Рябой широко обвелъ вокругъ себя рукой и
Во тьме мелькает фигура четвёртого солдата. Он ходит вокруг костра бесшумно, широкими кругами, точно ястреб. Приклад его ружья зажат под мышкой, штык опустился к земле; покачиваясь, он холодно блестит, будто ищет, нюхает между камнями мостовой. Солдат крепко упёрся подбородком в грудь и тоже смотрит в землю, как бы следя за колебаниями тонкой и острой полоски стали.
Рыжий зорко оглянулся, кашлянул угрюмо, наморщил лоб и, сильно понизив свой хриплый голос, заговорил:
— Мужик… разве он собака или кто? Он с голоду издыхает… и это ему обидно…
— Известно! — сказал рябой солдат.
Рыжий сурово взглянул на него и наставительно продолжал:
— Можно было терпеть — он жил смирно. Но ежели помощи нет? И вот, человек освирепел… Мужика я понимаю…
— Ну, конечно! — вполголоса воскликнул рябой, и лицо его радостно расплылось. — Все это говорят: один работник есть на земле — мужик… И которые бунтуют — тоже так говорят…
Рябой широко обвёл вокруг себя рукой и
