— А ты не донесешь? — спросилъ Яковлевъ, снова оскаливъ зубы.
Рыжій переступилъ съ ноги на ногу, взглянулъ вверхъ и повторилъ:
— Пропадешь… за такія слова не помилуютъ… нѣтъ, братъ.
— Ты — донесешь! — твердо заявилъ Яковлевъ, упрямый и злой.
— Я себѣ цѣну знаю! — угрюмо сказалъ рыжій, — мнѣ дѣла нѣтъ ни до чего… Я, значитъ, обязанность исполнилъ, а лѣтомъ въ запасъ…
— Мы всѣ пропали! — вполголоса, но сильно, крикнулъ Яковлевъ. — Тебѣ что дядя твой сказалъ?
— Отстань, Яковлевъ! — попросилъ Семенъ.
— Не твое дѣло… хотя-бы и дядя…
— Убійца ты, сказалъ онъ…
— А ты? — спросилъ рыжій и еще разъ обругался. Ихъ споръ принялъ острый, прыгающій характеръ. Они точно плевали въ лицо другъ другу кипящими злобой плевками краткихъ словъ. Семенъ безпомощно вертѣлъ головой и съ сожалѣніемъ чмокалъ губами.
— И я! — сказалъ Яковлевъ.
— Такъ ты — тоже сволочь…
— Губитель человѣческій…
— А ты не донесёшь? — спросил Яковлев, снова оскалив зубы.
Рыжий переступил с ноги на ногу, взглянул вверх и повторил:
— Пропадёшь… за такие слова не помилуют… нет, брат.
— Ты — донесёшь! — твёрдо заявил Яковлев, упрямый и злой.
— Я себе цену знаю! — угрюмо сказал рыжий, — мне дела нет ни до чего… Я, значит, обязанность исполнил, а летом в запас…
— Мы все пропали! — вполголоса, но сильно, крикнул Яковлев. — Тебе что дядя твой сказал?
— Отстань, Яковлев! — попросил Семён.
— Не твоё дело… хотя бы и дядя…
— Убийца ты, сказал он…
— А ты? — спросил рыжий и ещё раз обругался. Их спор принял острый, прыгающий характер. Они точно плевали в лицо друг другу кипящими злобой плевками кратких слов. Семён беспомощно вертел головой и с сожалением чмокал губами.
— И я! — сказал Яковлев.
— Так ты — тоже сволочь…
— Губитель человеческий…
