Народное творчество проявлялось въ народныхъ пѣсняхъ, легендахъ, преданіяхъ, поговоркахъ, пословицахъ. Все это слагалось цѣлыми столѣтіями. Кто были эти поэты, эти разскащики, никому не извѣстно, но ихъ произведенія живутъ въ устахъ народа и передаются изъ рода въ родъ. По этимъ пѣснямъ, но этимъ пословицамъ, поговоркамъ, можно-бы прослѣдить всю жизнь Бѣлорусса въ былое и настоящее время. Это исторія его быта, его вѣрованій, тяжкихъ испытаній, бѣдственной жизни и немногихъ радостей. Тяжелая трудовая жизнь выработала свои особыя воззрѣнія на людей и событія. Остроуміе и способность анализировать всего нагляднѣе выражаются въ пословицахъ и поговоркахъ. Однѣ заимствованы и общи съ другими славянскими народами; другія же самобытныя, несомнѣнно бѣлорусскаго происхожденія и ужь отсюда перешедшія къ другимъ народамъ.
Продолжительный гнетъ древняго невольничества, а потомъ крѣпостной зависимости породилъ много типичныхъ поговорокъ, нелишенныхъ остроумія и своеобразныхъ философскихъ взглядовъ. «Кали ня вѣруць — не божися; кали бьюць — не прасися». Вотъ лучшая характеристика отношеній Бѣлорусса къ его владѣльцу. Это же отношеніе выражается въ другой нословицѣ: «кабы не паньски розумъ, а не нашая хитросць, пропалибъ». Въ случаѣ перемѣны владѣльца или управляющаго, Бѣлоруссъ говоритъ: «Чортъ безъ болота ня будзѣць, а болото безъ чорта».— Когда весною голодъ и нужда заставятъ продать послѣднюю одежду, а экономъ или и самъ помѣщикъ бранятъ за это, Бѣлоруссъ отвѣчаетъ: «якъ не даяси (не доѣшь), то и карету продаси».— По какому-то случаю помѣщикъ показывалъ мужику шелковую ткань, поясняя, что это атласъ. Мужикъ, будто не разслышавъ, отвѣчалъ: «ага, aт насъ!» — Отсюда и вышла пословица: «не атласъ, а атъ насъ». Несговорчивому говорятъ: «Попъ сваіо, чортъ сваіо, аддай маю малитву». Когда Бѣлоруссъ загуляетъ, онъ утѣшается: «па насъ (послѣ насъ), ня будзѣць насъ».—«Якъ пьянъ, такъ капитанъ; якъ прасьпицца, такъ и свиньи баицца». — Про слабаго характеромъ человѣка говорятъ: «Іонъ добры челавѣкъ: што укусиць, то зьѣсьць». Про неповоротливаго говорятъ: «ни сюды, ни туды, мае милые дуды» (дуда инструментъ, играя держать его неудобно и надобно для этого особенное умѣнье). Кто на все и со всякимъ соглашается, говорятъ: «Якъ дуды надмешъ, такъ дуды играюць». Про человѣка изнуреннаго, ослабѣвшаго, говорятъ: «Бывъ конь, да зъѣздзився». Когда кто говоритъ не кстати: «Ни сѣла, ни пала, дай баба сала». Если объ одномъ предметѣ вдругъ всѣ разомъ заговорятъ: «Утри сѣкачи сякуць, аднаго рака пякуць». — «Моцъ (сила, воля) Божая! Я отъ плоту, а яна да плоту», т. е. пьяный хочетъ идти отъ плота, а она, т. е. воля Божья, тащитъ его къ плоту. Тутъ воля Божья, просто водка. Замѣчательна пословица: «Не адзинъ Гаврила у Полоцку».
Такихъ пословицъ и поговорокъ можно бы привести множество.
И. Зеленскій, авторъ Статистическаго описанія Минской губерніи, приводитъ изъ записки игумена Анатолія слѣдующія извѣстія: «Въ Туровской епархіи съ самаго начала оной, возникло въ Туровѣ училище, которое никогда не закрывалось, даже въ періодъ уніи.
«Рядомъ съ Туровскимъ училищемъ возникли школы въ Пинскѣ, Мозырѣ, Слуцкѣ и Мннскѣ. Представителемъ Туровской школы является св. Кириллъ; представителемъ Пинской — Митрофанъ лѣтописецъ; Слуцкой — іерей Евгеній; Минской — Баянъ, пѣвецъ Всеслава (!).» Игуменъ Анатолій не приводитъ намъ источниковъ, изъ которыхъ почерпнуто имъ это извѣстіе. Онъ упоминаетъ только про отрывки изъ монастырскихъ лѣтописей и другія епархіальные источники, которые однако, по его же словамъ, требуютъ критическаго разбора. Что онъ увлекается, видно уже изъ того, что у него полумиѳическій Баянъ является учителемъ Минской школы.
Надобно думать, что какъ въ Туровѣ, такъ точно въ Полоцкѣ и въ нѣкоторыхъ другнхъ большихъ городахъ, при монастыряхъ могли быть заведены школы; но слѣдовъ ихъ дѣятельности мы вовсе не видимъ. Существенная польза отъ школъ въ распространеніи грамот-
