Тройная мобилизація.
[править]Война! Никогда еще волны патріотизма не вздымались, казалось такъ высоко, какъ въ эти дни, когда вѣсть о войнѣ ударила «съ невѣдомой силой» по нерву общественнаго сознанія, въ одинъ мигъ опутавъ прежнія карты и перемѣстивъ вниманіе отъ наростающей внутренней борьбы къ кровавымъ итогамъ внѣшней политики.
Еще вчера въ залахъ «дворянскаго собранія» Петербурга раздавался протестующій голосъ двухъ съѣздовъ, а сегодня — послѣ долгаго перерыва — столица Россіи опять увидѣла демонстрирующія колонны студентовъ, но, о чудо! казацкія нагайки висѣли спокойно, а вмѣсто краснаго знамени развѣвался желтый стягъ съ двуглавой птицей…
Недавно еще рабочіе желѣзнодорожныхъ мастерскихъ Ростова крупными буквами вписали свое имя въ мартирологъ революціоннаго движеніи Россіи, имъ не разъ грудь съ грудью приходилось встрѣчаться съ воинствомъ, и эти смѣлые рабочіе теперь — безмолвно созерцали, какъ именемъ ихъ служились молебны за тѣхъ, кто посылалъ убивать, и за войско, истреблявшее братьевъ…
Въ Москвѣ многотысячная толпа направляется къ редакціи реакціонной газеты. Зачѣмъ? Для того, чтобы излить свое чувство градомъ камней? — Нѣтъ! Эта толпа просить пресловутаго Грингмута снабдить ее національными флагами и почтительно передаетъ ему — всеподданнѣйшій адресъ! Съ разныхъ концовъ Россіи летятъ телеграммы, возвѣщающія о патріотическихъ манифестаціяхъ. На улицахъ Валдая и Холмогоръ, какъ на площадяхъ Одессы или Кіева, движутся взволнованныя толпы, и вмѣсто клича — долой — раздается національный гимнъ!..
Кн. Мещерскій лобызается со студентами, рабочіе съ тріумфомъ несутъ на рукахъ отъѣзжающихъ офицеровъ. Презираемая улица стала вдругъ героиней реакціи, и огромный газетный хоръ торжественно поетъ отходную — русской революціи!
Что значитъ этотъ сонъ? Или въ самомъ дѣлѣ «проснувшееся русское чувство» развѣяло, какъ кучу «мусора» — по образному выраженію одного нововременскаго ренегата — всю огромную работу освободительныхъ силъ? Или вправду «духъ» русскаго народа далъ отвѣтъ «клеветникамъ Россіи», увѣрявшимъ, «будто бы война можетъ быть финаломъ смутъ», какъ полагаютъ «Московскія Вѣдомости», — и передъ «всенароднымъ патріотическимъ наотроеніемъ» «замолкли прежнія шайки безусыхъ соціалдемократовъ»? И не былъ ли тысячу разъ правъ елейно-хитроумный г. Меньшиковъ, который еще до начала военныхъ дѣйствій рисовалъ намъ войну, какъ палладіумъ революціоннаго замиренія, какъ единственное, въ своемъ родѣ, средство для отведенія буйныхъ, — «горьковскихъ» — элементовъ въ лоно патріотическаго героизма?
Не подлежитъ сомнѣнію: вопросъ о судьбахъ русской революціи неотвязно стоялъ передъ самодержавіемъ въ тотъ рѣшительный моментъ, когда «дерзкій и коварвый» желтолицый противникъ поторопился подвести балансъ его многолѣтней антрепризѣ на Востокѣ. Тревожно прислушиваясь къ революціонному гулу, абсолютизмъ прекрасно понималъ, что начинаетъ войну при исключительныхъ условіяхъ: это не крымская кампанія, зачатая въ атмосферѣ мертвой николаевщины; это не «освободительная» война за «братушекъ», окруженная, вначалѣ, хотя тѣнью популярности. Это смертный бой, въ которомъ можно кое-что выиграть, но зато и все потерять, потому что главный врагъ не на Дальнемъ Востокѣ, у береговъ Печелійскаго залива, а здѣсь дома, въ тылу войны, разброоанный всюду, по градамъ и весямъ Россіи.
Va banque! Отступать было поздно!
Но зато тѣмъ усерднѣе начиналось — рядомъ съ мобилизаціей военныхъ силъ — мобилизація патріотизма. Не даромъ же сверху, въ обращеніи къ чинамъ государственнаго совѣта, выражена надежду, что Россія, то есть русское самодержавіе, выйдетъ изъ посланныхъ ей испытаній укрѣпленной не только извнѣ, но и извнутри…
Пущено въ ходъ было все: полицейско-бюрократическій аппаратъ, рабочіе союзы — птенцы Зубатова, свѣжеиспеченныя студенческія «корпораціи», вродѣ Петерб. «Денницы», «Рус. Собранія» съ его филіальными отдѣленіями въ провинціи, армія пламенѣющихъ газетныхъ добровольцевъ и просто расторопныхъ рептилій; даже театральныя зрѣлища — «Севастополя» и «Измаилы», предназначенныя подымать температуру общественнаго настроенія. А въ то же самое время публицисты старались: призракъ панмонгольской желтой опасности, гипнотизируя читателя, говорилъ ему: забудь свободолюбимыя мечты, оставь «партійные» «счеты», бойся и ненавидь Японію. «Все русское общество безъ различія партій должно сознавать, что въ настоящую минуту выясняется направленіе, какое получатъ силы Россіи въ теченіе вѣка» — писалъ на страницахъ «Петерб. Вѣдомостей» кн. Сергѣй Трубецкой, московскій «передовой» «идеалистъ».
Мобилизація «духа» шла, какъ будто бы, куда успѣшнѣе той «матеріальной» мобилизаціи, которая производилась, между тѣмъ, съ великими трудностями на безконечныхъ пространствахъ Сибири.
Фейерверкъ патріотическаго подъема былъ блестящъ, онъ слѣпилъ глаза, помрачалъ разсудокъ, но онъ былъ… фейерверкъ и горѣлъ онъ такъ ярко потому, что воздухъ кругомъ былъ насыщенъ грозовымъ электричествомъ.
Уже теперь, когда я пишу эти строки, «потѣшные огни», догорая, чадятъ… Начальство спѣшитъ убрать «національные флаги», умѣрить экспансивную «улицу»; патріотовъ просятъ честью успокоиться, и за слишкомъ громкое «Боже, царя храни» можно, пожалуй, попасть въ кутузку. Непослушная буйная нотка затѣсалась кое-гдѣ въ патріотическую мелодію.
И этого было довольно. Самодержавная бюрократія испугалась тѣхъ силъ, которыя сама она вызвала; она начала смутно понимать, что мобилизація патріотизма въ массахъ — при настоящемъ положеніи дѣлъ — неизбѣжно ведетъ къ мобилизаціи политическаго смысла.
Тамъ, гдѣ власть пережила себя, гдѣ налицо широкое броженіе, война — незамѣнимый агитаторъ. Разрушая равнодушную безсознательность, исконную опору самодержавно-бюрократическаго строя, она изо дня въ день гонитъ въ школу политическаго интереса самые отсталые слои народа. Посмотрите, какой кругъ описала вокругъ себя патріотическая агитація] Вѣдь, Пошехонье всколыхнулось! Оно кричитъ еще ура, но — будьте спокойны, именно потому, что оно всколыхнулось, завтра оно разнесетъ по камнямъ свою доморощенную Бастилію… Самодержавная бюрократія сѣетъ, жатву соберетъ революція!