Тщеславие (Карр)/ДО

Материал из Викитеки — свободной библиотеки
Тщеславие
авторъ Альфонс Карр, переводчикъ неизвѣстенъ
Оригинал: французскій, опубл.: 1896. — Источникъ: az.lib.ru • Наброски Альфонса Карра.
Текст издания: журнал «Вѣстникъ Иностранной Литературы», № 2, 1896.

Наброски Альфонса Карра.
Тщеславіе.
[править]

Умирающій потребовалъ священника.

— Батюшка, — сказалъ онъ, — отправляясь въ такой далекій путь, я полагаю, самое лучшее облегчить себя отъ грѣховъ; прошу васъ — избавьте меня отъ этого безпокойнаго багажа. Батюшка, я сочинялъ книги. О, не отвращайте лица съ такимъ ужасомъ… да, я сочинялъ книги!

— Я не отворачиваюсь, сынъ мой, я сморкаюсь.

— Боюсь, батюшка, что эти книги сдѣлали много зла. Можете ли вы отпустить мнѣ грѣхъ, который я совершилъ, сочиняя эти книги? И еще вопросъ: какому наказанію подвергаются, въ загробной жизни, авторы вредныхъ книгъ?

— Я мало знаю объ этомъ, сынъ мой. Но я читалъ въ богословіи, что наказаніе продолжается только до тѣхъ поръ, пока книга дѣлаетъ зло. То есть — пока она не вышла изъ употребленія, пока ядъ ея не ослабѣлъ, интересъ къ ней не охладѣлъ и пока, наконецъ, не перестанутъ читать ее вовсе… Сверхъ того, наказаніе за книгу соразмѣряется съ причиненнымъ ею зломъ, съ печальнымъ, успѣхомъ осужденнаго произведенія и съ его распространенностью.

— Ахъ, батюшка! въ такомъ случаѣ, я очень грѣшенъ, книги мои имѣли громадный успѣхъ, успѣхомъ этимъ онѣ были обязаны не злобѣ дня, не модѣ, не прихоти толпы. Мой успѣхъ основывался, главнымъ образомъ, на стилѣ и формѣ.

— Все равно, сынъ мой, не отчаявайтесь: всякому писанію своя судьба и свой срокъ; вѣтеръ забвенія обрываетъ книжные листы, какъ сѣверный вѣтеръ — древесные листья.

— Вы, должно быть, не знаете, батюшка, что слогъ дѣлаетъ книги безсмертными; я боюсь, чтобы и наказаніе за нихъ не было вѣчнымъ.

— Однако, сынъ мой, назовите мнѣ заглавія вашихъ ужасныхъ произведеній?

— Отецъ мой, у меня есть драма подъ названіемъ *** и романъ, озаглавленный ***.

— Радуйтесь, сынъ мой! я никогда не слыхалъ о нихъ ни одного слова; грѣшныя книги распространены менѣе, чѣмъ вы опасались.

— О, нѣтъ, батюшка! Онѣ пережили три изданія.

— А, это другое дѣло! Грѣхъ, слѣдовательно, тяжкій. Но кто же вы? Боюсь, что имя такого великаго грѣшника заставитъ меня содрогнуться.

— Мое имя довольно извѣстно, батюшка.

Откройте мнѣ его, стыдъ признанія будетъ для васъ началомъ искупленія.

— Я едва осмѣливаюсь назвать себя.

— Смѣлѣе, сынъ мой!

— Отецъ мой, вы не испугаетесь моей прискорбной извѣстности?

— Сынъ мой, раскаяніе все очищаетъ!

— И такъ, мое имя… Вы не уйдете отъ моей постели, не оставите меня?

— Я не способенъ на такую низость, это значило бы нарушить одну изъ моихъ священнѣйшихъ обязанностей.

— И такъ, меня зовутъ… Я, который такъ гордился славою своего имени, теперь почти не рѣшаюсь его произнести!

— Надо рѣшиться, сынъ мой!

— Да будетъ такъ! Мое имя ***.

— Въ первый разъ слышу.

— Какъ! вы никогда не слыхали о М***, авторъ *** и ***?!

— Никогда, сынъ мой!

— Значитъ, вы живете въ пустынѣ?

— Нѣтъ, сынъ мой, я даже частенько грѣшу: почитываю новѣйшую литературу и сильно ею интересуюсь. Успокойтесь, дорогой мой, вы преувеличили зло. Ваше имя и ваши книги почти невинны.

— Да что вы? Послѣ трехъ-то изданій и похвалъ, напечатанныхъ въ газетахъ? Выдвиньте вонъ тотъ ящикъ, батюшка, и вы увидите… Я сберегъ всѣ рецензіи.

— Это ничего не значитъ, сынъ мой, повѣрьте мнѣ. Вы счастливецъ: ваше имя и ваши книги сдѣлали лишь самую малость, а то и вовсе никакого зла, и остались въ забвеніи и ничтожествѣ.

— Вотъ какъ! Вы пришли сюда, чтобы говорить мнѣ непріятности?

— Я, сынъ мой? Боже меня сохрани! Я пришелъ успокоить совѣсть грѣшника и не допустить его до сомнѣнія въ божескомъ милосердіи?

— Вы утверждаете, что у меня нѣтъ ни имени, ни дарованія?

— Я этого не говорю, сынъ мой.

— Послушать васъ, такъ ничего не стоитъ пьеса, что… которая выдержала тридцать девять представленій, и, изъ нихъ, послѣ трехъ вызывали автора?!..

— Очень можетъ быть.

— По вашему, пустяки и книга, что… которая имѣла три изданія и ради которой по стѣнамъ Парижа расклеили шестифутовыя объявленія?!

— Я не думаю спорить.

— Выходитъ по вашему, что мои произведенія застряли у книгопродавца или въ лапахъ букинистовъ?

— Успокойтесь.

— По вашему, онѣ пригодились лишь на обертку колбасы и селедки?

— Будьте же благоразумны!

— Вы невѣжа, батюшка, безграмотный невѣжа! Петръ, Марья! подите сюда! скорѣе! выведите этого господина!

"Вѣстникъ Иностранной Литературы", № 2, 1896