Стихотворецъ Демодокъ воспѣваетъ, по просьбѣ Улисса, введеніе деревяннаго коня во внутренность Трои. Пѣснь его трогаетъ Улисса, который не можетъ воздержаться отъ слезъ. Царь Алькиной, оказавшій Улиссу гостепріимство, желаетъ знать, кто онъ, откуда и что видѣлъ. Переводчикѣ сохранилъ въ стихахъ своихъ Греческій размѣръ.
……И пѣснопѣвецъ (Демодокъ), исполненный Бога, вѣщаетъ:
Уже корабли, благолѣпно устроенны, въ море готовы;
И хитрыя чада Аргоса, таясь на брегу искривленномъ,
Предъ станомъ, при соснахъ горящихъ, сидятъ въ ожиданіи темномъ,
Тогда знаменитый Улиссъ, младая дружина героевъ,
Сокрытые въ махинѣ дивной, у вратъ Иліона отверстыхъ,
Рѣшительны, хладны, какъ смерть, внимаютъ враговъ совѣщанья.
Еще колебался народъ — одни предлагали, поспѣшно
Чудовищны ребра пронзить испытующей мѣдью;
Иные, восхитить коня на утесъ и въ бездну низвергнуть;
Иные желали, Безсмертнымъ принесть въ благочестную жертву. —
Пріятно и праведно всѣмъ показалось послѣднее слово. —
И се разтворился въ стѣнахѣ Иліонъ — воспріять свою гибель!
Громада, шатаясь со скрыпомъ, несетъ разрушенье по стогнамъ! —
Потомъ воспѣваетъ пѣвецъ: какъ Аргивцы, въ желанное время,
Исторгшись изъ хитрыхъ затворовъ, изъ вольнаго плѣна,
Ударили съ шумомъ на стражу, объятую жалкой дремотой;
Смущенны, безгласны, постигнуты часомъ внезапнымъ,
Какъ тѣни, не видятъ, не пріемлютъ, безъ ратныхъ доспѣховъ! —
Но быстропарящій Улиссъ къ чертогамъ Дейфоба стремится,
Арею подобный, свирѣпый, съ подобнымъ себѣ Менелаемъ;
Тамъ ярая сѣча кипѣла, мечи объ мечи ударялись!
Но скоро, водимыи Минервой, Улиссъ увѣнчался побѣдой! ~
Сіе воспѣвалъ Домедокъ, вдохновенный пѣвецъ Алкиноя.
Но сердце Улисса, томясь, въ печаль погрузилось;
Герой воздыхалъ, и ланиты покрылись слезами,
Такъ нѣжна супруга скорбитъ о любви своей — миломъ супругѣ,
Который погибъ предъ очами отеческа града и братій,
Погибъ, подвизаясь отвесть злоключенья годину свирѣпу
Отъ родины, прежде блаженной, отъ чадъ, украшенія дома! —
Нещастная видитъ супруга, какъ страждетъ въ бореніи смерти;
Къ нему приникаетъ, и бьется и ноетъ… но изверги люты,
Какъ гладные звѣри, стеклись; отъ милыхъ остатковъ отторгли, —
И се повлеклася невольница къ нуждѣ и вѣчному горю!
Влечется во чуждую землю, къ печалямъ и тяжкой работѣ!
И прелесть младая на вѣки угасла на томныхъ ланитахъ!
Такъ, скорбью снѣдаемъ, Улиссъ проливалъ неотрадныя слезы;
Но, мудрый и скромный, таилъ отъ бесѣды онъ радостной слезы. —
Единъ Алкиной, присѣдящій герою, съ болѣзнію, ихъ видитъ;
Чувствительный, нѣжный Владыка стенанія странника внемлетъ,
И съ кротостью сладкой гласитъ предъ сонмомъ сыновъ мореходныхъ;
Внемлите, Ѳеакцовъ преславные Князи и Власти!
А ты, Демодокъ, повели престать бряцающей арфѣ;
Не къ радости арфа твоя, не къ радости общей бряцаетъ!
Въ часы пированья, при сладостномъ пѣніи струнъ оживленныхъ,
Уныніе мрачно на мигъ не оставило милаго гостя… —
Снѣдающа горесть лежитъ глубоко въ его сердцѣ!
Умолкните пѣсни! да чистую радость раздѣлятъ согласно
И гость и хозяинъ: обычай таковъ на соборищѣ братій!
Но коль уготовано все для почтеннаго мужа, несите;
Представьте дары драгоцѣнны, которыми чтитъ его дружба!
Какъ братѣ, какъ родимый, любезенъ намъ странникъ нещастный!
Любезенъ онъ сердцу, не чуждому Бога и добрыя вѣры! —
А ты не скрывайся отъ насъ чрезъ вымыслы хитросплетенны,
Возлюбленный странникъ! — Ахъ! искренность — жизнь и веселье бесѣды.
Повѣдай, какъ звали тебя твой отецъ, и матерь, и нѣжные братья?
Гдѣ область, гдѣ градѣ, возпріявшій въ тебѣ гражданина,
Всякъ смертный имѣетъ надежную собственностъ — имя!
Убогій и знатный наслѣдуютъ имя съ рожденьемъ,
И матерь съ улыбкою первой его величаетъ.
Повѣдай мнѣ землю, и племя, и щастливый домъ воспитанья!
Тогда совѣщаемъ въ соборъ, устроить твое возвращенье.
Ѳеакцы не вѣдаютъ нужды въ пловцахъ искушенныхъ;
Извѣстны имъ нравы различны, обычай, законы народовъ,
И близость и дальность градовъ и поля благодатны;
И быстро преплаваютъ воды, одѣянны бурей и нощью!
Имъ страхъ не извѣстенъ въ моряхъ, не вѣдома гибель въ пучинѣ. —
Но нѣкогда — такъ прорицалъ мой отецъ Навзитоосъ —
Въ ужасное время, землями трясущій Посейдонъ,
Возтребуетъ жертвѣ отъ пловцовъ, безбѣдно, безъ страха,
Такъ долго срѣтавшихъ брега отчизны любезной;
Возтребуетъ грозно, — и море въ свирѣпомъ волненьи
Пожретъ Ѳеакійскій корабль, ухищренно созданный,
И градъ сей запретъ неприступной скалою гранита!
Такъ старецъ прорекъ знаменитый….. да будетъ воля святая,
Исполнить обѣтѣ сей, или не исполнить во благо!
Но, странникъ! не медля, открой мнѣ желанную правду:
Гдѣ былъ ты, что видѣлъ, и что претерпѣлъ, неповинный!
Цвѣтутъ ли еще на землѣ народы и грады блаженны?
Ахъ, тяжко услышать, что есть подѣ сіяющимъ Ѳебомъ
Доселѣ вертепы людей, незнакомыхъ ни съ вѣрой, ни съ правдой!
Обрадуй, еще ль благоденствуютъ страннопріимцы,
Носящіе въ сердцѣ любовь и къ Богамъ почитанье? —
Почто ты рыдаешь? Вѣщай о племени славныхъ Аргивцовъ!
Почто ты рыдаешь, какъ пѣсни гласятъ о судьбѣ Иліона?
Погибнутъ: таковъ былъ совѣтъ неминуемый Неба!
Подъ сильною дланью Безсмертныхъ, мы ходимъ и дышемъ,
И дивны дѣла ихъ гласятся во благо потомковъ!
Иль — можетъ быть — сродникъ твой палъ подѣ стѣнами Пріама,
Почтенный и добрый, иль зять или братъ твой,
По крови ближайшій, единаго племени отрасль?
Иль другъ незабвенный, герой благороднаго сердца?
Ахъ, менѣе ль брата, безцѣннаго брата любезенъ
Прямой, несомнѣнный другъ, благотворнаго Неба даянье?…
Съ Греческаго, Мрзлквъ.