Уныние! Вернейший друг души! С которым я делю печаль и радость,
Ты лёгким сумраком мою одело младость, И расцвела весна моя в тиши.
Я счастье знал, но молнией мгновенной
Оно означило туманный небосклон,
Его лишь взвидел взор, блистаньем ослепленный,
Я не жалел о нём: не к счастью я рождён.
В душе моей раздался голос славы:
Откликнулась душа волненьем на призыв;
Но, силы испытав, я дум смирил порыв,
И замерли в душе надежды величавы.
Не оправдала ты честолюбивых снов,
О слава! Ты надежд моих отвергла клятву,
Когда я уповал пожать бессмертья жатву
И яркою браздой прорезать мглу веков!
Кумир горящих душ! Меня не допустила
Судьба переступить чрез твой священный праг,
И, мой пожравшая уединенный прах,
Забвеньем зарастёт безмолвная могила.
Но слава не вотще мне голос подала!
Она вдохнула мне свободную отвагу,
Святую ненависть к бесчестному зажгла —
И чистую любовь к изящному и благу.
Болтливыя молвы не требуя похвал,
Я подвиг бытия означил тесным кругом;
Пред алтарём души в смиренье клятву дал:
Тирану быть врагом и жертве верным другом.
С улыбкою любви, в венках из свежих роз,
На пир роскошества влекли меня забавы;
Но сколько в нектар их я пролил горьких слёз,
И чаша радости была сосуд отравы.
Унынье! Всё с тобой крепило мой союз:
Неверность льстивых благ была мне поученьем;
Ты сблизило меня с полезным размышленьем
И привело под сень миролюбивых муз.
Сопутник твой, сердечных ран целитель,
Труд, благодатный труд их муки усыпил. Прошедшего — весёлый искупитель! Живой источник новых сил!
Всё изменило мне! Ты будь не безответен!
С утраченным моё грядущее слилось; Грядущее со мною разочлось, И новый иск на нём мой был бы тщетен.
Сокровищницу бытия
Я истощил в одном незрелом ощущеньи,
Небес изящное наследство прожил я В неполном тёмном наслажденьи.
Наследство благ земных холодным оком зрю.
Пойду ль на поприще позорных состязаний
Толпы презрительной соперником, в бою
Оспоривать успех, цель низких упований?
В победе чести нет, когда бесчестен бой.
Раскройте новый круг, бойцов сзовите новых,
Пусть лавр, не тронутый корыстною рукой,
Пусть мета высшая самих венков лавровых
Усердью чистому явит достойный дар!
И честолюбие, источник дел высоких,
Когда не возмущён грозой страстей жестоких,
Вновь пламенной струёй прольет по мне свой жар.
Но скройся от меня, с коварным обольщеньем,
Надежд несбыточных испытанный обман!
Почто тревожишь ум бесплодным сожаленьем
И разжигаешь ты тоску заснувших ран?
Унынье! с коим я делю печаль и радость, Единый друг обманутой души,
Под сумраком твоим моя угасла младость,
Пускай и полдень мой прокрадется в тиши.
1819
Примечания
Первая публикация: «Сын отечества». 1820, No 12, помета: Варшава. Автограф. Посылая «Уныние» А. И. Тургеневу 6 декабря 1819 г., Вяземский писал: «Стихи мои — те же я: это род моей исповеди» («Остафьевский архив кн. Вяземских». Спб., 1899—1913. Т. 1. С. 367). В ответном письме от 17 декабря А. И. Тургенев, восторженно оценивая ст-ние, писал:
«Святую ненависть к бесчестному зажгла
И чистую любовь к изящному и благу, —
этими стихами можно зажечь любовь к поэзии и к поэту, который написал их. «Святая ненависть» — прелестно!
Тирану быть врагом и жертве верным другом, —
я повторил эту клятву в сердце своем, когда прочел стих. Он в меня врезался, ибо чувство сродное его приняло» («Остафьевский архив…» Т. 1. С. 374—375). В апреле 1820 г. Пушкин писал Вяземскому: «Присылай нам своих стихов; они пленительны и оживительны. «Первый снег» прелесть; «Уныние» — прелестнее». Парафраз процитированного Тургеневым стиха («ко благу чистая любовь») встречается во второй главе «Евгения Онегина». «Уныние» дало повод П. В. Киреевскому в «Обозрении русской словесности 1829 года» поставить Вяземского-лирика выше Вяземского-сатирика («Денница». М., 1830. С. LII). Сам поэт в письме П. И. Бартеневу от 15 февраля 1871 г. так характеризует свою раннюю элегию: «Местами стихотворение тяжеловато. Но содержание имеет свою цену…» (ЦГАЛИ, арх. П. И. Бартенева).
См. также одноимённые страницы.