Храповицкому (Храповицкий! дружбы знаки — Державин)
См. также одноимённые страницы.| ← Сафо | Храповицкому (Храповицкий! дружбы знаки…) | Желание в горняя → |
| См. Стихотворения 1797. Дата создания: 1797. Источник: Сочинения Державина с объяснительными примечаниями Я. Грота. — СПб.: Изд. Имп. Академии наук, 1865. — Т. 2. Стихотворения. Часть II. — С. 45—52. |
- Википроекты
1.Храповицкий! дружбы знаки
Вижу я к себе твои:
Ты ошибки, лесть и враки
Кажешь праведно мои;
Но с тобой не соглашуся
Я лишь в том, что я орел[1].
2.А по твоему коль станет,
Ты мне путы развяжи;
Где свободно гром мой грянет[2],
Ты мне небо покажи;
Где я в поприще пущуся
И препон бы не имел?
3.Где чертог найду я правды?
Где увижу солнце в тме?
Покажи мне те ограды
Хоть близ трона в вышине,
Чтоб где правду допущали
И любили бы ее.
4.Страха связанным цепями
И рожденным под жезлом,
Можно ль орлими крылами
К солнцу нам парить умом?
А хотя б и возлетали, —
Чувствуем ярмо свое.
5.Должны мы всегда стараться,
Чтобы сильным угождать,
Их любимцам поклоняться,
Словом, взглядом их ласкать.
Раб и похвалить не может,
Он лишь может только льстить.
6.Извини ж, мой друг, коль лестно
Я кого где воспевал:
Днесь скрывать мне тех бесчестно,
Раз кого я похвалял.
За слова — меня пусть гложет,
За дела — сатирик чтит[3].
1797
Приложения.[править]
1.[править]
Помещаемые здесь стихи А. В. Храповицкого, послужившие поводом к посланию Державина, были напечатаны, однакож с пропусками, в III-й книжке Раута, М. 1854 (стр. 150). Мы прилагаем их в полном виде по рукописи, доставленной нам почтенным издателем этого сборника, Н. В. Сушковым.
Пишу к тебе, писал как прежде,
По старой дружбе и надежде,
Что ты, из милости своей,
Не всяко лыко в строку ставишь;
Но только сам себя забавишь,
Смеяся простоте моей.
Я пред тобою откровенно
Прямую правду дерзновенно,
Необинуясь говорю:
Орел державный ты, — я пташка;
Хоть в крыльях не сильна замашка,
Но мнится, в облаках парю.
Мне мнится вознестись с тобою,
Свирелку согласить с трубою
И за орлом вдали порхать;
В восторге пылкого паренья,
Не те услыша ударенья,
Могу свирелкой досказать.
Могу негладкий стих погладить,
Заметить, где стопу приладить
И как бы рифме мягче лечь;
Но ежели мои заметки
С твоею Музой ... не соседки,
Прошу покорно бросить в печь.
Люблю твои я стихотворства:
В них мало лести и притворства,
Но иногда — полы лощишь[4] ....
Я твой же стих напоминаю
И сам поистине не знаю,
Зачем ты так, мой друг, грешишь.
Достойны громкой славы звуков
Пожарский, Минин, Долгоруков
И за Дунаем храбрый Петр;
Но Зубовых дела не громки,
И спрячь Потемкиных в потемки:
Как пузырей, их свеет ветр.
Велик был Петр, велик неложно;
Но как поверить нам возможно,
Что он полцарства отдавал
За то, чтоб Ришельё воскреснул?[5]...
У нас бы он с коварства треснул,
Или Россию продавал.
У нас цари не Лудовики
И не министрами велики,
Собой велики паче всех:
Был Меншиков и Бирон смирен,
И Зубов, ставши размундирен,
Для всех Россиян только смех.
29-го Марта 1797.
Твоею творческой рукою
И пылкою стихов красою
Достойных должно прославлять,
Великих, мудрых, справедливых;
Но случаем слепым счастливых
В забвеньи вечном оставлять.
Прибавлено 5-го Апреля 1799.
2.[править]
Стихи Державина вызвали следующее новое приветствие со стороны Храповицкаго, также напечатанное в III-й книжке Раута:
Вижу, вижу беспристрастно,
Что Державин правде друг:
Сердце честно, чисто, ясно,
Все умом постигнет вдруг.
Грянет громом — все трясутся!
Даст хвалу — и вознесутся!
Не орел — ты сам Зевес.
В пылком, в громком твоем слоге
Пиндар и Орфей воскрес. —
Хоть на грязной я дороге
Средь Коломны нанял дом,
Стары счеты разбираю,
Цифры с цифрами сличаю
И журнал верчу вверх дном:
Но тебя я почитаю,
Восхищен твоим умом.
1-го Апреля 1797.
3.[править]
Из чисел, которыми помечены те и другие стихи Храповицкого, видно, что Державин своим посланием отвечал на первые из них немедленно. Получив последние, он написал опять следующий ответ:
Как назвал ты меня Зевесом,
От имя божья грянул гром;
Я с страху скрылся под навесом
И бью тебе, мой друг, челом:
Избавь от пышных титл: я пешка.
Чрезмерна похвала — насмешка.
Эти стихи были напечатаны в Маяке 1842 г. (т. I, кн. 2, Замечатель, стр. 90) с небольшим рассказом, который очевидно придуман для объяснения стихов. Этот анекдот перепечатан в примечаниях к сочинениям Державина позднейших Смирдинских изданий, при чем комментатор удовольствовался приведением четырех первых стихов ответа. Для полноты нашего примечания прилагаем и рассказ Маяка.
«В один из знойных летних дней 1797 года Державин прохаживался в саду с А. В. Храповицким. Сбирались тучи, но два приятеля не замечали их. Разговор коснулся поэзии. Храповицкий распространялся в похвалах великому поэту и в восторге не щадил никаких сравнений. Вы не поэт, сказал он, вы Зевес-громовержец. В эту минуту блеснула ослепительная молния и раздался такой удар грома, что Державин, при всей своей смелости и привычке к военной жизни, бросился под навес беседки; — туда же побежал и Храповицкий. Оба, оглушенные ужасным раскатом грома, несколько времени стояли безмолвно. Наконец Державин прервал молчание. Вот видишь ли, какой я громовержец! сказал он Храповицкому, — и в тот же день записал в своей белой книге предыдущие шесть стихов.»
Ясно, что после приведенного второго стихотворения Храповицкого обстановка навеса с грозою оказывается вовсе не нужною и рушится сама собой. Державин употребил эту картину только для того, чтоб дать понятие о впечатлении, произведенном на него преувеличенною похвалою Храповицкого.
Комментарий Я. Грота[править]
Отношения Храповицкого к Державину уже объяснены при таком же послании под 1793 годом (Том I, стр. 541); там сообщили мы и несколько биографических о нем сведений. Настоящая пьеса была ответом на стихи Храповицкого (помещаемые нами здесь в приложении), в которых автор, прочитав сочинения Державина, упрекал его за то, что он иногда хвалил Потемкина и Зубовых.
Напечатано в издании 1808 г., ч. II, XXXI.
Значение приложенных рисунков: 1) Шутка, подруга Момуса, сделав из лиры мальбрет и положа на него изображение этого забавника, поминает его своей игрушкой (бичем с колокольчиками) и тем показывает, что смехом надобно исправлять нравы (Предполагалась приписка: Ridendo castigat mores). 2) Крылья, несущие цепь и пламя к источнику света, изображают, что нет почти никакой тяжести, которая могла бы воспрепятствовать парению таланта (Об. Д).
- ↑
Я лишь в том, что я орел. — В послании Храповицкого к Державину есть между прочим стих (10-й от начала, см. ниже):
«Орел державный ты, — я пташка».
- ↑ Где свободно гром мой грянет и проч. — Кажется, этот и следующий стих должно разуметь так: «покажи мне небо, где бы гром мой мог свободно грянуть».
- ↑ За дела — сатирик чтит. — Последние два стиха обратили на себя особенное внимание Пушкина, Гоголя и Жуковского. Гоголь в начале статьи своей «О том, что такое слово» приводит следующее замечание, сделанное Пушкиным по прочтении этих двух стихов: Державин не совсем прав: слова поэта суть уже его дела. «Пушкин прав», продолжает Гоголь: «поэт на поприще слова должен быть так же безукоризнен, как и всякий другой на своем поприще» и проч. (Соч. и письма Н. В. Гоголя, т. III, стр. 341). Жуковский в одном письме к Гоголю говорит: «Стихи Державина, служащие, так сказать, темою твоей статьи, не имеют, по моему мнению, никакого ясного смысла: ошибки писателя не извиняются его человеческими добродетелями; и самолюбие поэта, оскорбленное критикою, не утешится, когда он сам себе или аристарх ему скажет: ты негодный поэт, но человек почтенный. Но то, что сказал Пушкин о стихах Державина, весьма значительно: оно будет теперь главным предметом моей с тобою беседы» и проч. (Соч. В. Жуковского, т. XI. Спб. 1857, стр. 147).
- ↑ См. строфу 2-ую оды На умеренность (Том I, стр. 491).
- ↑
Это сказано по поводу стихов Державина в оде Мой истукан (Том I, стр. 620):
Отдаст Арману Петр полтрона,
Чтоб править научил другой.