Хромой Джервэзъ.
[править]ГЛАВА I.
[править]Много лѣтъ тому назадъ на одномъ изъ оловянныхъ рудниковъ Корнваллиса (въ Англіи), произошло событіе, возбудившее нѣкоторое волненіе среди рудокоповъ — одинъ изъ рабочихъ, на обязанности котораго лежалъ уходъ за лошадьми, вдругъ исчезъ. Это былъ совсѣмъ молодой парень, Вилльямъ Джервэзъ, котораго по причинѣ его хромоты звали обыкновенно «Хромымъ Джервэзомъ». Вечеромъ его видѣли, входящимъ въ крохотную хижину, стоявшую на самомъ краю рудника, въ которой онъ обыкновенно спалъ. На слѣдующее утро его нигдѣ не могли найти. Это внезапное исчезновеніе вызвало самые разнообразные толки среди рудокоповъ. Особенно страннымъ казалось всѣмъ то обстоятельство, что нигдѣ не могли найти ни одного слѣда, который далъ бы хоть какое-нибудь указаніе относительно участи, постигшей Джервэза. Однако, наиболѣе благоразумные изъ рудокоповъ рѣшили, что парень, недовольный своимъ положеніемъ, воспользовался темнотою ночи, чтобы бѣжать изъ рудника. Высказавъ всевозможныя предположенія, и потолковавъ вдоволь объ этомъ странномъ случаѣ, рабочіе мало по малу стали о немъ забывать.
Прошло двадцать лѣтъ. Многіе изъ рабочихъ за это время были замѣнены новыми, и, за исключеніемъ двухъ или трехъ наиболѣе старыхъ рудокоповъ, едва-ли еще кто нибудь въ рудникѣ зналъ имя Вилльяма Джервэза.
Однажды цѣлое общество джентельменовъ (господъ) и дамъ посѣтило эту мѣстность, желая осмотрѣть шахты. Проводникъ водилъ гостей по руднику, показывая всѣ достопримѣчательности его, какъ вдругъ одинъ изъ посѣтителей, господинъ лѣтъ тридцати шести, указалъ на какія-то буквы, выцарапанныя въ скалѣ.
— Чье это имя? — спросилъ онъ.
— Это имя нѣкоего Вилльяма Джервэза, — отвѣтилъ проводникъ, — бѣднаго парня, который бѣжалъ изъ рудника уже много лѣтъ тому назадъ.
— Вы увѣрены въ томъ, что онъ бѣжалъ? — спросилъ джентльменъ.
— Еще бы — отвѣтилъ проводникъ, — ужъ мы навѣрно знаемъ это.
— Вовсе ужъ не навѣрно,: — раздался голосъ одного изъ самыхъ старыхъ рудокоповъ, — въ такихъ вещахъ никогда не можешь сказать навѣрняка, какъ было дѣло.
И онъ сталъ разсказывать все, что зналъ о внезапномъ исчезновеніи Джервэза, перемѣшивая дѣйствительные факты съ тѣмъ, что ему когда-то подсказывало его воображеніе. Въ заключеніе онъ сталъ увѣрять своихъ слушателей, что духъ Джервэза часто появляется въ копяхъ, что его не разъ видѣли, медленно проходящимъ по западной галлереѣ рудника съ синимъ фонаремъ въ рукѣ.
— Я готовъ поклясться надъ Библіей, — прибавилъ онъ, — что приблизительно черезъ мѣсяцъ послѣ исчезновенія Джервэза, однажды ночью, въ ту минуту, какъ часы пробили двѣнадцать, я видѣлъ его духъ. Онъ медленно двигался по галлереѣ съ фонаремъ въ одной рукѣ и волочащейся по землѣ цѣпью въ другой. Онъ шелъ прямо на меня. Я бросился бѣжать и перевелъ духъ только тогда, когда очутился въ конюшнѣ, гдѣ стояли лошади. Съ тѣхъ поръ я боюсь проходить поздно вечеромъ по этой галлереѣ или даже вблизи ея. Никогда въ жизни я не испугался такъ, какъ въ ту ночь.
Когда рудокопъ кончилъ свой разсказъ, джентльменъ разразился громкимъ, продолжительнымъ хохотомъ. Успокоившись, онъ подошелъ къ старому рабочему.
— Посмотрите мнѣ внимательно въ лицо, — сказалъ онъ. — Не найдете-ли вы сходства между мной и тѣмъ привидѣніемъ, которое разгуливало по подземной галлереѣ рудника?
Рудокопъ въ теченіе нѣсколькихъ минутъ пристально смотрѣлъ на незнакомца и, наконецъ, отвѣтилъ:
— Нѣтъ; тотъ, кого я видѣлъ въ галлереѣ, совсѣмъ не былъ похожъ на васъ. На немъ была бѣлая куртка, кожаный фартукъ и изорванная шапка — точно такія же, какія носилъ Джервэзъ при жизни; кромѣ того, онъ немного хромалъ, какъ и Джервэзъ, я это хорошо помню.
Незнакомый джентльменъ сдѣлалъ нѣсколько шаговъ, и рудокопы увидали, что онъ немного прихрамываетъ; они раньше не обратили на это вниманія. Когда онъ снова повернулся къ нимъ, проводникъ, посмотрѣвъ на него очень внимательно, сказалъ:
— Если бы я не боялся оскорбить такого благороднаго джентльмена, какъ ваша милость, я бы взялъ на себя смѣлость сказать, что вы выглядите совершенно такъ же — только ваше лицо гораздо смуглѣе, — какъ могъ бы выглядѣть теперь нашъ хромой Джервэзъ.
— Совсѣмъ не такъ, — крикнулъ старый рудокопъ, увѣрявшій, что онъ видѣлъ духъ Джервэза, — съ Хромымъ Джервэзомъ у джентльмена нѣтъ никакого сходства!
Между ними завязался горячій споръ, который перешелъ бы въ драку, если бы незнакомецъ не прервалъ его:
— Будетъ вамъ спорить! — сказалъ онъ. — Я — Джервэзъ!
— Джервэзъ! — воскликнули рудокопы. — Джервэзъ живъ? онъ вернулся! Нашъ Хромой Джервэзъ вернулся джентльменомъ!
Рабочіе едва вѣрили своимъ ушамъ и глазамъ. Они смотрѣли на м-ра Джервэза съ нескрываемымъ любопытствомъ: бѣдный мальчишка, не имѣвшій ни родныхъ, ни друзей, сталъ джентльменомъ! — такія превращенія происходятъ не каждый день. Какъ это могло случиться?!
— Вотъ что, друзья мои, — сказалъ джентльменъ. — Завтра воскресенье; приходите сюда на лужокъ, и я разскажу вамъ, если хотите, исторію хромого Джервэза.
На слѣдующій день всѣ старшіе рабочіе были приглашены на обѣдъ, который владѣлецъ копей устроилъ въ палаткахъ, раскинутыхъ на лугу по близости его дома. Была пора жатвы, погода стояла прекрасная. Собравшихся гостей любезно угощали хозяинъ копей и-м-ръ Джервэзъ, одѣтый въ куртку и шапку рудокопа. Даже старый рабочій, видѣвшій привидѣніе, долженъ былъ теперь сознаться, что джентельменъ въ этомъ костюмѣ былъ удивительно похожъ на хромого Джервэза.
— Вы были вчера поражены, — обратился къ нимъ м-ръ Джервэзъ въ концѣ обѣда, — когда я сказалъ, что я тотъ самый Джервэзъ, который когда то работалъ въ этомъ рудникѣ. Я хочу вамъ разсказать исторію своей жизни; она, навѣрное, покажется вамъ интересной и, можетъ быть, вы вынесете изъ нея много поучительнаго.
— Гдѣ я родился и кто были мои родители, — я и самъ хорошенько не знаю; точно также я не могу вспомнить, кто меня воспитывалъ и воспитывали-ли меня вообще. Мое первое ясное воспоминаніе относится къ тому времени, когда я, вмѣстѣ съ другими дѣтьми одного со мною возраста, очищалъ и промывалъ оловянную руду, смѣшанную съ землей. Съ тѣхъ поръ до четырнадцати лѣтъ я непрерывно работалъ въ этомъ рудникѣ, гдѣ мы были вчера. Я отъ всей души радуюсь, что съ тѣхъ поръ времена измѣнились и теперь рабочимъ живется гораздо лучше, чѣмъ жилось намъ, — потому что моя жизнь была очень тяжела.
Мой добрый хозяинъ, который сидитъ теперь между нами, и не подозрѣвалъ о томъ, какъ часто мы страдали отъ жестокости и несправедливости нашихъ надсмотрщиковъ. Между ними особенно отличалась старая женщина, — ее звали, кажется, Бетти Морганъ, — которая: распредѣляла между нами работу, раздавая намъ куски оловянной руды для очистки и промывки. Она сама никогда не занималась этимъ, хотя получала за это жалованье, какъ и мы, а заставляла насъ работать за себя. Такъ какъ я былъ моложе и безотвѣтнѣе всѣхъ, то на меня и взваливалось самое большое количество работы. Какъ часто мнѣ дѣлали вычетъ изъ дневного жалованья изъ-за того только, что я не успѣвалъ сдѣлатъ работу этой женщины. Я не смѣлъ жаловаться хозяину, не рѣшался разсказать ему всю правду, боясь побоевъ.
Но и эта женщина — упокой, Господи, ея душу! — была кроткимъ ангеломъ въ сравненіи съ другимъ моимъ мучителемъ, однимъ изъ моихъ товарищей.
Нашей обязанностью было, между прочимъ, открывать и закрывать воздушныя двери[1]. Мой тиранъ взваливалъ на меня одного всю эту работу. Я до изнеможенія бѣгалъ взадъ и впередъ, отъ одной двери къ другой, а рудокопы безпрестанно бранили меня.
Я приводилъ всевозможныя извиненія, какія только могъ придумать; но такъ какъ это не помогало, то я мало по малу научился пускать въ дѣло хитрость и сталъ прибѣгать ко всевозможнымъ уловкамъ, чтобы только оградить себя отъ вѣчной брани. Жестокость и несправедливость всегда порождаютъ хитрость и лживость.
Однажды, уходя изъ рудника, я заперъ всѣ двери съ той стороны рудника, слѣдить за которой было моей обязанностью; на противоположной сторонѣ, находившейся въ вѣдѣніи моего товарища, три двери остались незакрытыми. Я не пошелъ закрывать ихъ, думая, что люди придутъ туда работать не раньше, чѣмъ черезъ два или три дня. Но я ошибся. Около полудня разнесся слухъ, что одинъ изъ рабочихъ задохнулся въ этой части подземной галлереи, вслѣдствіе того, что притекавшій въ шахту свѣжій воздухъ сквозь незакрытыя двери безпрепятственно уходилъ въ болѣе отдаленные корридоры.
Главный надсмотрщикъ потребовалъ насъ къ себѣ. Я былъ моложе всѣхъ, и всю вину взвалили на меня. Рабочій, который только лишился чувствъ, скоро пришелъ въ себя; но меня колотили немилосердно и колотили за чужую небрежность.
"Впослѣдствіи, когда я сталъ большимъ и крѣпкимъ парнемъ, мнѣ дали другую работу. Въ моихъ рукахъ очутились кирка и буръ, и я выросъ въ собственныхъ глазахъ. Но среди рабочихъ я попрежнему считался самымъ лѣнивымъ. — Я сталъ присматриваться къ рудокопамъ и ихъ работѣ. Не всѣмъ рудокопамъ приходилось работать одинаково много. Среди нихъ были такіе, которые къ извѣстному сроку должны были представлять опредѣленное количество работы, и если имъ удавалось напасть на мягкій пластъ въ землѣ, то они иногда работали не болѣе трехъ или четырехъ часовъ въ день, все остальное время они проводили въ кабакахъ въ веселомъ обществѣ.
Я не могъ дождаться времени, когда стану взрослымъ и смогу жить такъ, какъ жили эти счастливцы. Я мечталъ о тѣхъ дняхъ, когда и мнѣ можно будетъ пить и ничего не дѣлать; и въ то же время я пускалъ въ ходъ всю свою ловкость, все искусство, чтобы обмануть, гдѣ можно было, надсмотрщиковъ.
Мнѣ было тогда около четырнадцати лѣтъ, и если бы я продолжалъ жить въ такихъ условіяхъ, изъ меня вышелъ бы самый несчастный, праздный человѣкъ, и я кончилъ бы, можетъ быть, свои дни въ тюрьмѣ. По къ счастью для меня…въ это время произошелъ случай, который произвелъ огромную перемѣну какъ въ моей судьбѣ, такъ и въ направленіи моихъ мыслей.
О динъ, изъ моихъ товарищей въ пьяномъ видѣ уронилъ свой буръ въ углубленіе шахты, куда чрезвычайно трудно было спускаться. Не имѣя храбрости самому спуститься за нимъ, онъ сталъ убѣждать меня оказать ему эту услугу и, чтобы придать мнѣ мужества, напоилъ меня крѣпкой водкой. Моя голова, не привыкшая къ спиртнымъ напиткамъ, скоро ослабѣла, я потерялъ всякое сознаніе опасности, которой подвергался, и, не раздумывая, прыгнулъ въ пропасть, въ которую не могъ бы и заглянуть безъ дрожи, если бы былъ трезвъ.
Однако, я скоро пришелъ въ себя — я сломалъ себѣ ногу при паденіи. Удивительно, что я еще остался живъ. Меня вытащили за веревку, которую я обвязалъ вокругъ пояса прежде, чѣмъ прыгнулъ въ шахту, и снесли въ маленькую хижину, примыкавшую къ конюшнѣ; тамъ я лежалъ, крича отъ боли.
Мой хозяинъ находился въ это время въ копи. Услыхавъ о томъ, что случилось, онъ пришелъ ко мнѣ. По его приказанію было послано за врачомъ.
Доктора, жившаго по сосѣдству, не было дома, — но въ это время у моего хозяина гостилъ м-ръ У., старый джентльменъ, бывшій врачъ. Хотя онъ уже много лѣтъ не занимался практикой, но, услыхавъ о несчастій, случившемся со мной, онъ сейчасъ же поспѣшилъ ко мнѣ, чтобы посмотрѣть и перевязать мнѣ ногу.
Когда перевязка была кончена, мой хозяинъ опять подошелъ ко мнѣ, спросилъ, какъ я себя чувствую, и сказалъ, что позаботится, чтобы мнѣ ни въ чемъ не было недостатка. Никогда я не забуду его человѣчнаго отношенія ко мнѣ. Я не помню, чтобы онъ когда-либо говорилъ со мною до этого времени. По теперь въ его голосѣ и обращеніи сквозило столько участія и доброты, что я, бѣдный мальчишка, никогда не слыхавшій ни отъ кого ласковаго слова, смотрѣлъ на него, какъ на какое-то высшее существо.
Его доброта согрѣла меня и пробудила во мнѣ чувство благодарности — первое хорошее чувство, которое я сознавалъ въ себѣ.
Во все время моей болѣзни добрый м-ръ У. ухаживалъ за мной съ величайшей заботливостью. Товарищъ мой, напоившій меня водкой передъ тѣмъ, какъ я прыгнулъ въ шахту, скрылъ это отъ всѣхъ; онъ сказалъ, что я случайно упалъ, наклонившись надъ шахтой, чтобы разглядѣть буръ, который я нечаянно уронилъ туда. Я не поддержалъ его лжи. Послѣ того, какъ я услыхалъ первыя ласковыя слова моего хозяина, обращенныя ко мнѣ, я почувствовалъ потребность открыть ему всю свою душу и разсказалъ ему все, какъ было.
М-ръ У. тоже узналъ отъ меня всю правду. И мнѣ не пришлось пожалѣть объ этомъ, потому что, какъ онъ говорилъ, это дало ему надежду на то, что я могу еще вернуться на путь добра, и побудило его принять во мнѣ участіе. Онъ доказывалъ мнѣ, какъ было бы жалко, если бы такой молодой парень, какъ я, такъ рано началъ пить, говорилъ, что при такомъ образѣ жизни человѣкъ постепенно теряетъ человѣческій образъ, теряетъ то, что его больше всего отличаетъ отъ животнаго — разумную волю. Онъ объяснялъ мнѣ всѣ послѣдствія такой дурной и неумѣренной жизни, о которыхъ я никогда раньше не слыхалъ и не думалъ.
Пока я былъ пригвожденъ къ постели, я много думалъ обо всемъ, что говорилъ мнѣ м-ръ У. Наиболѣе грубые и предававшіеся пьянству рабочіе, въ обществѣ которыхъ я обыкновенно находился, теперь оставались вдали отъ меня; зато лучшіе изъ рудокоповъ часто навѣщали меня во все время моей болѣзни, я сталъ находить удовольствіе въ ихъ обществѣ, и у меня явилось желаніе походить на нихъ.
Часто они, сидя у моей постели, говорили о своихъ дѣлахъ, и я узналъ изъ этихъ разговоровъ, какъ они живутъ, на что употребляютъ свое время и деньги. И мнѣ захотѣлось жить, какъ они, имѣть свой небольшой садикъ, какую-нибудь собственность, надъ которой я могъ бы работать. Такимъ образомъ я всталъ съ постели совершенно другимъ человѣкомъ, съ другими взглядами и желаніями, совсѣмъ не похожимъ на того, какимъ былъ до того. Я на все смотрѣлъ теперь другими глазами. Прежде я, бывало, какъ и всѣ мои товарищи, пользовался всякимъ удобнымъ случаемъ, чтобы обмануть хозяина; но благодарность, которую я почувствовалъ къ нему съ той минуты, какъ онъ обласкалъ меня, произвела такую перемѣну во мнѣ, что я теперь только о томъ и думалъ, какъ бы угодить ему, и я не могъ переносить мысли, что его обманываютъ. — Такъ первое доброе, ласковое слово сдѣлало меня честнымъ человѣкомъ.
Я былъ еще очень слабъ, къ тому же я хромалъ, и хозяинъ не позволилъ приставить меня къ прежней тяжелой работѣ, какъ хотѣлъ надсмотрщикъ. «Пусть онъ смотритъ за моими лошадьми», сказалъ хозяинъ, «онъ и тамъ найдетъ, что дѣлать. Покуда онъ захочетъ работать, ему не придется голодать. Но я не хочу злоупотреблять силами бѣднаго хромого Джервэза для своей выгоды».
Это были его слова. Услышавъ ихъ, я произнесъ мысленно: «Господь да наградитъ его!» Съ того времени я, не задумываясь, бросился бы на любого изъ рабочихъ, который сказалъ бы хоть одно дурное слово про моего хозяина.
Можетъ быть, моя привязанность къ нему была тѣмъ сильнѣе, что онъ былъ первымъ человѣкомъ, выказавшимъ мнѣ тогда участіе и заботливость, и единственнымъ, въ справедливость котораго я безусловно вѣрилъ.
Однажды, работая въ конюшнѣ, скрытый отъ всѣхъ взоровъ, я увидалъ черезъ небольшое окошко въ стѣнѣ группу рудокоповъ, работавшихъ какъ разъ напротивъ конюшни. Между ними были многіе изъ моихъ прежнихъ товарищей. Вдругъ одинъ изъ нихъ издалъ громкій возгласъ — затѣмъ все смолкло: Рабочіе побросали свои орудія, столпились въ одномъ мѣстѣ, и, видя ихъ горѣвшіе жадностью взоры, я догадался, что они сдѣлали какое-то важное открытіе. Но вмѣсто того, чтобы начать разрабатывать новую жилу[2], которую они, вѣроятно, нашли, они навалили туда мусору и тщательно засыпали все пескомъ, такъ что, глядя на это мѣсто, никому бы не пришло въ голову, что по близости его можетъ скрываться жила. Затѣмъ, спрятавъ большой кусокъ руды, которую они выкопали изъ земли, они тщательно стали очищать мѣсто отъ слѣдовъ бѣлаго мягкаго камня, вырытаго вмѣстѣ съ глыбой руды и указывающаго обыкновенно присутствіе жилы — для того, чтобы ничто не могло возбудить подозрѣній въ надсмотрщикахъ и навести ихъ на слѣдъ.
Изъ таинственности, съ которой они дѣйствовали, и изъ ихъ стараній скрыть отъ постороннихъ взоровъ всѣ слѣды своей находки, я заключилъ, что они хотятъ держать ее въ тайнѣ отъ всѣхъ и воспользоваться ею для себя.
Въ рудникѣ, былъ проходъ, извѣстный, какъ они думали, только имъ однимъ; черезъ него они, вѣроятно, и предполагали выносить найденныя сокровища. Этотъ проходъ велъ черезъ старую подземную галлерею, вдоль по склону горы, и кончался у самой поверхности земли. Такимъ путемъ можно было спуститься въ рудникъ и подняться изъ него безъ помощи подъемной машины, которой обыкновенно пользовались для спуска и подъема рабочихъ и руды.
Чтобы удостовѣриться въ своихъ предположеніяхъ, я изслѣдовалъ этотъ проходъ и, дѣйствительно, нашелъ въ немъ въ потайномъ мѣстѣ массу украденныхъ богатствъ. Убѣдившись въ томъ, что рудокопы крали руду, чтобы продавать ее въ свою пользу, я вступилъ въ переговоры съ однимъ изъ нихъ, Клеркомъ, и сталъ убѣждать его отказаться отъ такого безчестнаго предпріятія. Вмѣсто всякаго отвѣта Клеркъ обозвалъ меня шпіономъ и ударомъ кулака повалилъ на землю. Подбѣжавъ къ товарищамъ, онъ передалъ имъ, что мнѣ все извѣстно. Это вызвало среди нихъ переполохъ, и, призвавъ меня къ себѣ, они въ одинъ голосъ поклялись отомстить мнѣ, если я хоть однимъ словомъ намекну хозяину о томъ, что я видѣлъ.
Съ того времени рудокопы установили за мной самый строгій надзоръ. Всякій разъ, когда хозяинъ появлялся въ шахтахъ, они не спускали съ меня глазъ, боясь, чтобы я не донесъ ему на нихъ. Уйти хоть на нѣсколько минутъ изъ рудника для меня стало невозможнымъ. Подъ предлогомъ, что лошади требуютъ постояннаго присмотра и что никто не умѣетъ смотрѣть за ними такъ, какъ я, они держали меня заживо погребеннымъ въ рудникѣ; въ то же время они дали мнѣ. ясно понять, что если я вздумаю кому-нибудь пожаловаться, что меня держатъ въ плѣну, то мнѣ не сдобровать.
Рѣшились ли бы они привести въ исполненіе подобную угрозу — трудно сказать; можетъ быть, они хотѣли только запугать меня и заставить такимъ образомъ молчать. Однако, сознаюсь, я былъ встревоженъ. Но съ другой стороны, я имѣлъ возможность на дѣлѣ доказать моему доброму хозяину всю мою преданность; и въ этой мысли было нѣчто, что побѣждало мой страхъ. Я говорилъ себѣ, что я, бѣдный, ничтожный мальчишка, служившій постоянно предметомъ насмѣшекъ для рудокоповъ, я, котораго они иначе не называли, какъ хромой Джервэзъ, съ которымъ, какъ они думали, они могли бы все сдѣлать путемъ угрозъ, — что я могу совершить благородный поступокъ, на который ни у кого изъ нихъ въ моемъ положеніи не хватило бы мужества. Мнѣ вспомнилась вся доброта моего хозяина, его ласковое обращеніе со мной, и, въ концѣ концовъ, я рѣшилъ остаться вѣрнымъ моему благодѣтелю, чего бы мнѣ это ни стоило и какія бы послѣдствія ни повлекло за собой.
Я со страхомъ ждалъ случая поговорить съ нимъ; стоило мнѣ издали услыхать звукъ его голоса, какъ мое сердце начинало неистово биться. «Вы и не подозрѣваете», думалъ я, «что здѣсь есть нѣкто, о комъ вы, можетъ быть, совершенно забыли, и кто готовъ, рискуя жизнью, оказать вамъ услугу».
Однажды ему пришлось быть вблизи того мѣста, гдѣ я чистилъ лошадей, и онъ замѣтилъ, что глаза мои упорно обращены на него. Онъ подошелъ ко мнѣ и сказалъ:
— Я очень радъ, что ты поправился, Джервэзъ, не нуждаешься ли ты въ чемъ-нибудь?
— Мнѣ ничего не надо, благодарю васъ, сэръ, но…
И я оглянулся, боясь, что за мной подсматриваютъ. Въ ту-же минуту Клеркъ, не спускавшій съ меня глазъ, позвалъ меня и отослалъ съ какимъ-то порученіемъ. Когда я возвращался, мнѣ посчастливилось: я встрѣтилъ хозяина въ одной изъ галлерей, гдѣ кромѣ насъ никого не было, и разсказалъ ему мою тайну и мои опасенія. Выслушавъ меня, онъ только кивнулъ головой и сказалъ:
— Благодарю тебя, Джервэзъ, — положись на меня, а теперь возвращайся поскорѣй къ тому, кто тебя послалъ.
Я такъ и сдѣлалъ, но, должно быть, въ выраженіи моего лица и во всемъ моемъ поведеніи было нѣчто, что возбудило подозрѣніе въ рудокопахъ, потому что подъ вечеръ я увидалъ, какъ Клеркъ о чемъ-то перешептывался со своими товарищами, и въ теченіе цѣлаго дня они противъ обыкновенія ни разу не подходили къ тому мѣсту, гдѣ были скрыты ихъ сокровища. Страхъ овладѣлъ мною; я былъ увѣренъ, что они заподозрили меня и что страшная, можетъ быть, кровавая месть ждетъ меня теперь.
Мой страхъ усилился, когда я ночью остался одинъ въ своей хижинѣ; лежа въ постели, съ открытыми глазами и боясь повернуться, я прислушивался къ малѣйшему шороху; разъ или два мнѣ послышались какіе-то звуки вблизи меня, и я въ ужасѣ вскакивалъ съ постели. Но это были лишь лошади, двигавшіяся въ конюшнѣ, къ которой примыкала моя хижина. Я снова ложился, смѣясь надъ своими страхами, и успокоивалъ себя разсужденіями, что никогда въ жизни у меня не было основанія заснуть съ болѣе чистой совѣстью.
Наконецъ мнѣ удалось заснуть; я погрузился въ крѣпкій, сладкій сонъ. Но вдругъ я проснулся, точно отъ толчка — мнѣ послышался шорохъ у дверей моей хижины. «Это опять лошадь», подумалъ я; но, открывъ глаза, я увидалъ свѣтъ сквозь щель моей двери. Я сталъ протирать глаза, чтобы убѣдиться, что я не сплю: свѣтъ исчезъ, и я подумалъ, что это мое воображеніе сыграло со мной злую шутку. Но когда я снова повернулся къ двери, то опять увидѣлъ свѣтъ сквозь дверную скважину; въ то же время кто-то толкнулъ дверь снаружи, и на стѣнѣ вырисовалась огромная тѣнь человѣка съ пистолетомъ въ рукѣ. У меня сердце замерло отъ ужаса, — я считалъ себя уже погибшимъ. Человѣкъ вошелъ въ комнату; на немъ была толстая куртка, шапка была надвинута на самые глаза, а въ рукѣ онъ держалъ фонарь. Я не могъ разобрать въ темнотѣ черты его лица; но я не сомнѣвался, что это одинъ изъ рудокоповъ, поклявшихся отмстить мнѣ, и что онъ пришелъ, чтобы убить меня. Внезапно весь мой страхъ исчезъ; я вскочилъ и, стоя на кровати, воскликнулъ:
— Я готовъ умереть, я умираю за правое дѣло! Но дайте мнѣ только еще пять минутъ, чтобы прочесть молитву.
И я упалъ на колѣни. Человѣкъ продолжалъ стоять молча у постели, протянувъ одну руку ко мнѣ, какъ бы боясь, чтобъ я не обратился въ бѣгство.
Окончивъ свою короткую молитву, я повернулся къ моему палачу и сталъ ждать удара. Въ эту минуту онъ поднялъ фонарь — и каково было мое изумленіе и моя радость, когда я увидалъ передъ собой хозяина, смотрѣвшаго на меня съ самой ласковой улыбкой.
— Приди въ себя, Джервэзъ, — сказалъ онъ, — и съумѣй отличить друга отъ врага. Одѣвайся скорѣй и или со мной, ты покажешь мнѣ мѣсто, гдѣ находится новая жила.
Навѣрное, никогда никому не удалось одѣться
такъ скоро, какъ мнѣ тогда. Мы пошли къ знакомому уже мнѣ мѣсту, которое такъ тщательно было засыпано мусоромъ, что потребовалось довольно много времени для того, чтобы откопать отверстіе. Хозяинъ все время помогалъ мнѣ: онъ хотѣлъ, какъ онъ говорилъ, какъ можно скорѣе убрать меня изъ рудника въ какое-нибудь болѣе безопасное мѣсто, въ случаѣ, если бы мои опасенія оправдались. Нашъ фонарь давалъ весьма слабый свѣтъ; однако, мы скоро добрались до жилы въ землѣ. Мой хозяинъ видѣлъ достаточно, чтобы убѣдиться, что я былъ правъ. Мы попрежнему засыпали отверстіе мусоромъ, и онъ постарался запомнить мѣсто, чтобы найти его въ слѣдующій разъ. Затѣмъ я показалъ ему дорогу къ тайному проходу; оказалось, что онъ его зналъ раньше и черезъ него въ эту ночь спустился въ рудникъ.
Идя вдоль узкаго прохода, я указалъ ему на массу руды, собранной въ кучи, вполнѣ готовыя уже для вывоза.
— Съ меня довольно этого, Джервэзъ, — сказалъ онъ, кладя мнѣ на плечо руку, — ты далъ-мнѣ достаточное доказательство своей вѣрности. Въ эту ночь ты былъ готовъ умереть за правое дѣло здѣсь, въ этомъ рудникѣ, и я позабочусь о томъ, чтобы этотъ же рудникъ далъ тебѣ возможность выбиться на дорогу. Слѣдуй за мной, я пристрою тебя хорошо, мой честный мальчикъ.
Я послѣдовалъ за нимъ съ радостью въ сердцѣ. Онъ повелъ меня въ свой домъ и сказалъ, что я могу спокойно проспать здѣсь до утра, не страшась убійцъ. Указавъ мнѣ маленькую комнатку рядомъ съ его собственной спальней, онъ пожелалъ мнѣ спокойной ночи; уходя, онъ посовѣтовалъ мнѣ утромъ, по пробужденіи, не открывать ставней и не подходить къ окну, чтобъ меня не увидалъ кто-нибудь изъ его людей.
Въ первый разъ въ жизни я легъ на пуховую постель; но отъ непривычки ли къ мягкой постели, или отъ возбужденіе, въ которое меня привели событія этой ночи и внезапная перемѣна въ моей судьбѣ — я не могъ сомкнуть глазъ ни на одну минуту.
Солнце еще не взошло, когда хозяинъ вошелъ въ мою комнату. Онъ велѣлъ мнѣ встать, одѣть платье, которое онъ принесъ съ собой, и какъ можно тише послѣдовать за нимъ. Мы вышли изъ дому, когда еще всѣ спали, и пошли черезъ поле къ проѣзжей дорогѣ. Тамъ мы стали ждать. Скоро до насъ донесся звонъ колокольчиковъ, извѣщая о приближеніи омнибуса.
— Ты поѣдешь съ этимъ омнибусомъ, — сказалъ онъ мнѣ. — Я принялъ всѣ мѣры предосторожности, чтобы скрыть твои слѣды отъ всѣхъ; ни рудокопы, ни сосѣди не будутъ знать, куда ты исчезъ. Я посылаю тебя къ моему другу, м-ру У., у котораго ты будешь въ полной безопасности. Возьми это письмо, — прибавилъ онъ, подавая мнѣ письмо, адресованное м-ру У.; — а вотъ и пять гиней (гинея — около 10 рублей) для тебя. Я прошу м-ра У. выплачивать тебѣ ежегодно цо пяти гиней изъ доходовъ, которые будетъ приносить новая жила, если разработка ея пойдетъ хорошо. Я надѣюсь, что ты не сдѣлаешь дурного употребленія изъ этихъ денегъ. Прощай, Джервэзъ! Я буду получать извѣстія о тебѣ, и надѣюсь, что ты будешь служить своему будущему господину, кто бы онъ ни былъ, такъ же вѣрно, какъ служилъ мнѣ.
— Я никогда не найду другого такого добраго господина, — было все, что я могъ сказать въ ту минуту. Я былъ совершенно подавленъ его добротой и мысль, что я разстаюсь съ нимъ навсегда, какъ мнѣ казалось, — мысль эта. наполняла мое сердце тяжелымъ чувствомъ,
ГЛАВА II.
[править]Утренній туманъ началъ понемногу разсѣиваться, и я могъ еще на довольно большомъ разстояніи видѣть моего хозяина, быстро шагавшаго черезъ поле домой.
Я смотрѣлъ ему вслѣдъ, пока онъ совершенно не скрылся изъ моихъ глазъ. Тогда только я посмотрѣлъ вокругъ себя. Для меня, выросшаго въ рудникѣ и съ дѣтства не видавшаго ничего, кромѣ скалъ, перерѣзанныхъ подземными корридорами — природа представляла нѣчто совершенно новое и незнакомое. Мнѣ казалось, что душа моя вдругъ пробудилась для новыхъ впечатлѣній и новыхъ чувствъ.
— День обѣщаетъ быть прекраснымъ, — сказалъ кондукторъ, указывая концомъ своего длиннаго кнута на восходящее солнце.
Онъ принялся насвистывать, а я, для котораго восходъ солнца былъ совершенно необыкновеннымъ зрѣлищемъ, глядѣлъ во всѣ глаза на небо. Я не знаю, какія восклицанія я издавалъ при этомъ, но помню, что кондукторъ вдругъ разразился громкимъ хохотомъ.
— Господи помилуй! — проговорилъ онъ, держась за бока, — слушая его и глядя на него, можно подумать, что онъ никогда въ жизни не видалъ восхода солнца!
Это замѣчаніе, которое было гораздо ближе къ истинѣ, чѣмъ подозрѣвалъ добрякъ-кондукторъ, напомнило мнѣ, что мы еще не выѣхали изъ Корнваллиса, и что я еще не могу себя считать въ безопасности отъ своихъ враговъ. Поэтому я забился въ самый темный уголъ омнибуса, боясь, чтобы меня не увидалъ кто нибудь изъ рудокоповъ, отправляющихся на обычную работу.
Эта предосторожность оказалась весьма кстати; не успѣли мы проѣхать нѣсколько саженей, какъ на дорогѣ показалась цѣлая группа рудокоповъ, и я услышалъ голосъ Клерка, который, поравнявшись съ омнибусомъ, спросилъ кондуктора, который часъ. Я сидѣлъ, притаившись въ своемъ углу, среди груды тюковъ, боясь пошевельнуться, пока они не исчезли изъ виду. Но и потомъ еще я долго не рѣшался выйти изъ омнибуса и предпочиталъ сидѣть внутри, развлекаясь звукомъ колокольчиковъ, привязанныхъ къ дугамъ лошадей.
На второй день нашего путешествія я, однако, рѣшился вылѣзть изъ своего убѣжища; я бѣгалъ съ кондукторомъ во время остановокъ вверхъ и внизъ по холмамъ и наслаждался свѣжимъ воздухомъ, пѣніемъ птицъ и восхитительнымъ запахомъ жимолости и шиповника на попадавшихся намъ изгородяхъ. Всѣ эти полевые цвѣты и даже обыкновенная трава, росшая вдоль дороги, были для меня предметомъ удивленія и восхищенія. Почти на каждомъ шагу я останавливался предъ чѣмъ-нибудь, что было для меня- ново. Меня поражала безчувственность моего спутника, который съ самымъ невозмутимымъ видомъ насвистывалъ, изрѣдка прерывая это занятіе словами: «Ну, пошелъ, Черный! впередъ, Голубчикъ!» и всевозможными восклицаніями, обращенными къ лошадямъ и вполнѣ, казалось, понятными и имъ, и ему, между тѣмъ какъ мнѣ этотъ языкъ былъ совершенно неприятенъ.
Однажды я съ восхищеніемъ разглядывалъ какое-то растеніе, около двухъ футовъ вышины, съ круглымъ, блестящимъ, очень красивымъ блѣднокраснымъ цвѣткомъ. Вдругъ кондукторъ, бросивъ на меня взглядъ, въ которомъ выражалось величайшее презрѣніе, воскликнулъ:
— Господи помилуй! ты парень, кажись, не знаешь, что это самый обыкновенный чертополохъ! Ты не знаешь, что чертополохъ колется? — продолжалъ онъ, смѣясь надъ моимъ испуганнымъ видомъ, когда я дотронулся до колючихъ листьевъ растенія. — Право же, мой Доббинъ — и онъ похлопалъ свою лошадь по шеѣ — гораздо умнѣе тебя, онъ не станетъ пугаться обыкновеннаго чертополоха.
Послѣ этого кондукторъ сталъ смотрѣть на меня, какъ на полуидіота. Когда мы стали подъѣзжать къ городу Плимуту, онъ оглянулъ меня съ головы до ногъ и пробормоталъ:
— Мальчишка спятилъ съ ума, это навѣрно.
И въ самомъ дѣлѣ, у меня былъ, по всей вѣроятности, очень странный видъ. Моя шапка была вся утыкана травой и всевозможными полевыми цвѣтами, а всѣ карманы были набиты разной величины камнями и грибами, которые я подобралъ по дорогѣ.
Однако, полные презрѣнія взгляды, которые кондукторъ бросалъ на меня, возъимѣли свое дѣйствіе. Передъ въѣздомъ въ городъ, я вытащилъ всю траву изъ своей шапки и съ большой грустью выкинулъ изъ кармановъ собранныя въ нихъ сокровища. Мало того: когда передъ нами открылась прекрасная Плимутская гавань, и глазамъ моимъ въ первый разъ въ жизни представилось море, я не издалъ ни одного восклицанія, хотя при видѣ океана я былъ пораженъ почти такъ же, какъ тогда, когда въ первый разъ увидѣлъ восходъ солнца. Я рѣшился, однако, предложить моему спутнику нѣсколько вопросовъ относительно судовъ, которыя плавали по морю и во множествѣ стояли въ гавани. Но онъ отвѣтилъ холодно:
— Это самые обыкновенные корабли и лодки; кто видитъ ихъ въ первый разъ, тому они въ диковинку, точно Богъ вѣсть какое чудо. Но я все это видѣлъ уже сотни разъ.
Онъ продолжалъ равнодушно жевать стебелекъ, который держалъ въ зубахъ, и разстилавшаяся передъ нашими глазами картина, казалось, поражала его не болѣе, чѣмъ видъ встрѣченнаго нами чертополоха.
Я преисполнился необыкновеннымъ уваженіемъ къ человѣку, который видѣлъ такъ много, что ничто больше не могло повергнуть его въ изумленіе или привести въ восхищеніе; и. уваженіе мое становилось тѣмъ глубже, чѣмъ молчаливѣе и недоступнѣе онъ себя держалъ. Въ теченіе послѣдующихъ пяти дней нашего путешествія онъ открывалъ ротъ почти только для того, чтобы процѣдить названія городовъ, мимо которыхъ мы проѣзжали. Впослѣдствіи я часто думалъ, какъ въ сущности было хорошо для меня, что для моего перваго путешествія мнѣ попался такой надменный спутникъ; потому что, давая мнѣ безпрестанно чувствовать мое собственное невѣжество, онъ въ тоже время возбудилъ во мнѣ сильнѣйшее желаніе пополнить огромные пробѣлы въ моемъ образованіи и встрѣтить человѣка, у котораго я нашелъ бы другой отвѣтъ на мои вопросы, нежели презрительную улыбку или нетерпѣливое «я не знаю».
Наконецъ, мы достигли цѣли нашего путешествія. Съ большимъ трудомъ я отыскалъ домъ м-ра У. Былъ вечеръ, когда я позвонилъ у дверей его квартиры. Слуга, котораго я попросилъ передать хозяину дома письмо отъ м-ра Р., сказалъ мнѣ, что наврядъ-ли я буду принятъ сейчасъ, такъ какъ по вечерамъ м-ръ У. обыкновенно никого не принимаетъ. Однако, онъ понесъ письмо и черезъ пять минутъ вернулся, приглашая меня послѣдовать за нимъ наверхъ.
Я нашелъ добраго стараго джентельмена въ его кабинетѣ въ обществѣ нѣсколькихъ друзей. Его окружали его внуки. Одинъ малышъ сидѣлъ у него на колѣняхъ, другой взобрался на ручку его кресла, — а два мальчика постарше были заняты разсматриваніемъ стеклянной трубки, которую онъ имъ показывалъ, когда я вошелъ въ комнату. Я не могу теперь повторить все, что онъ сказалъ мнѣ, прочтя письмо моего добраго хозяина; но онъ былъ со мной очень ласковъ и сказалъ, что постарается найти мнѣ подходящее мѣсто или занятіе, а пока я останусь въ его домѣ, гдѣ я встрѣчу хорошее обращеніе. Затѣмъ, замѣтивъ, что присутствіе столькихъ незнакомыхъ лицъ смущало меня, онъ ласково отпустилъ меня.
На слѣдующій день онъ послалъ, за мной. На этотъ разъ онъ былъ одинъ въ своемъ кабинетѣ. Онъ сталъ предлагать мнѣ различные вопросы и, казалось, остался доволенъ моими открытыми и простыми отвѣтами. Онъ замѣтилъ, что я съ большимъ любопытствомъ разсматривалъ различные предметы, находившіеся въ комнатѣ и совершенно для меня новые. Взявъ въ руки стеклянную трубку, которую его мальчики разсматривали наканунѣ, когда я вошелъ въ комнату, онъ спросилъ, имѣются-ли у насъ въ копяхъ такіе предметы, и знаю-ли я ихъ употребленіе. Я. сказалъ, что видѣлъ подобную вещь въ рукахъ нашего старшаго надсмотрщика, но что я никогда не зналъ ея употребленія. Это былъ термометръ; м-ръ У. показалъ мнѣ его и объяснилъ его устройство и употребленіе.
Я увидалъ, что имѣю теперь дѣло съ человѣко- ъ совершенно другого рода, чѣмъ мой пріятель-кондукторъ, и не могъ не выразить мою радость и благодарность, которую я къ нему почувствовалъ, когда замѣтилъ, что онъ вовсе не считаетъ меня дурачкомъ. Онъ не только не смотрѣлъ на меня съ презрѣніемъ, какъ на полуидіота, но, напротивъ, снисходительно отвѣчалъ на всѣ мои вопросы, прибавляя иногда: «это разумный вопросъ, мой мальчикъ!».
Въ то время, какъ мы разсматривали термометръ, онъ замѣтилъ, что я не умѣлъ прочесть словъ, написанныхъ на доскѣ термометра мелкими буквами и обозначавшихъ различныя перемѣны температуры. Онъ воспользовался этимъ случаемъ, чтобы объяснить мнѣ всю пользу и все преимущество умѣнья читать и писать, и сказалъ, что если я хочу учиться, то онъ попроситъ учителя, который занимается съ его внуками, поучить и меня.
Я не стану вамъ докучать подробнымъ разсказомъ о моихъ успѣхахъ въ чтеніи и письмѣ; скажу только, что я занимался прилежно и скоро могъ написать свое имя гораздо отчетливѣе той надписи, которую мы видѣли вчера на стѣнѣ подземной галлереи.
Быстрота, съ которой я проглатывалъ всѣ книги, попадавшіяся въ мои руки, и вниманіе, съ какимъ я слѣдилъ за уроками моего учителя, заставили его Заинтересоваться мною, и для него стало вопросомъ самолюбія возможно скорѣе подвинуть меня впередъ.
Въ этомъ отношеніи, я долженъ сознаться, онъ хваталъ черезъ край; его неумѣренныя похвалы вскружили мнѣ голову. Насколько меня унижало и оскорбляло отношеніе ко мнѣ кондуктора, называвшаго меня идіотомъ, настолько-же меня возвышало въ собственныхъ глазахъ мнѣніе моего учителя, считавшаго меня геніемъ. Я сочинилъ отвратительные стихи — оду въ честь чертополоха — которые я находилъ необыкновенно красивыми. Мой учитель былъ очень пораженъ, когда я показалъ ихъ ему и даже далъ ихъ прочесть нѣсколькимъ джентельменамъ; онъ потомъ сказалъ мнѣ, что они нашли стихи написанными «удивительно для моего возраста».
Тщеславіе мое все больше развивалось въ эту пору моей жизни и легко могло бы погубить меня. Но къ счастью мой покровитель м-ръ У. во время увидалъ опасность, въ которой я находился, и излечилъ меня отъ самодовольства и самомнѣнія. Онъ взялъ меня къ себѣ въ кабинетъ, далъ мнѣ нѣсколько томовъ прекрасныхъ стихотвореній и указалъ на различныя мѣста, которыя значительно охладили мой восторгъ передъ собственными стихами. Я не могъ не замѣтить, что огромное разстояніе отдѣляло меня отъ этихъ поэтовъ, и это открытіе повергло меня въ отчаяніе. Видя мое крайнее смущеніе и стыдъ, м-ръ У. сказалъ, что онъ очень радъ, что я умѣю находить разницу между хорошими и скверными стихами; онъ объяснилъ мнѣ, какъ неразумно было бы съ моей стороны заниматься писаніемъ дурныхъ стиховъ, и посовѣтовалъ мнѣ обратить свою энергію лучше на то, чтобы научиться зарабатывать хлѣбъ, и во всякомъ случаѣ постараться извлекать большую пользу изъ своего времени и своихъ знаній.
— Однако, Джервэзъ, — продолжалъ онъ, — я не могу не похвалить тебя за прилежаніе и быстроту, съ какой ты въ такое короткое время научился читать и писать. Эти качества дадутъ тебѣ огромныя преимущества въ жизни. Теперь я совѣтую тебѣ подыскать себѣ что-нибудь, въ чемъ ты могъ бы оказаться полезнымъ другимъ. Тебѣ придется самому зарабатывать свой хлѣбъ, а это окажется для тебя возможнымъ только въ томъ случаѣ, если ты такъ или иначе будешь приносить пользу другимъ. Посмотри вокругъ себя, и ты убѣдишься, что я говорю правду. Ты видишь, что всѣ слуги въ моемъ домѣ приносятъ мнѣ пользу и въ свою очередь получаютъ отъ меня за это плату. Поваръ, который готовитъ мнѣ обѣдъ, булочникъ, который печетъ для меня хлѣбъ, кузнецъ, который умѣетъ подковать моихъ лошадей, учитель, который можетъ научить моихъ дѣтей читать и писать — всѣ они собственнымъ трудомъ зарабатываютъ свой хлѣбъ и живутъ самостоятельно. И ты можешь замѣтить, что изъ всѣхъ, кого я только что назвалъ, учитель пользуется наибольшимъ уваженіемъ и его трудъ оплачивается лучше всего. Есть разные роды знаній и разные роды труда, но одни изъ нихъ цѣнятся выше другихъ. Впрочемъ, я пока сказалъ довольно, Джервэзъ; я не имѣю намѣренія читать тебѣ наставленія, а хочу лишь помочь тебѣ. — Ты молодъ и еще неопытенъ; я же старъ, и у меня большой опытъ; можетъ быть, мой совѣтъ окажется полезнымъ. для тебя.
И дѣйствительно, его совѣты принесли мнѣ величайшую пользу, каждое слово, сказанное имъ, запало мнѣ глубоко въ душу. Я желалъ бы, чтобы всѣ тѣ, которые даютъ совѣты молодымъ людямъ, особенно же такимъ, которые занимаютъ низшее положеніе, слѣдовали примѣру этого джентельмена и, вмѣсто того, чтобы высокомѣрно разглагольствовать о преимуществѣ знаній, они умѣли бы вложить въ свои слова такую же доброту и кротость, дѣйствующія убѣдительнѣе всего.
Въ тотъ же самый день м-ръ У. снова призвалъ меня къ себѣ и попросилъ меня сказать его старшему внуку названія различныхъ минераловъ, присланныхъ ему изъ Корнваллійскихъ рудниковъ. Затѣмъ, обративъ вниманіе мальчика на то, что эти свѣдѣнія будутъ ему очень полезны, онъ попросилъ меня разсказать устройство рудника, въ которомъ я работалъ. Я сдѣлалъ это, какъ могъ; и мой разсказъ, несмотря на всю его неполноту и несовершенство, такъ заинтересовалъ мальчиковъ, что я рѣшилъ попытаться сдѣлать для нихъ нѣчто въ родѣ модели оловяннаго рудника.
Но это оказалось не легкой задачей. Мои воспоминанія даже относительно того мѣста, гдѣ я провелъ всю свою жизнь, были слишкомъ неточны, и я совершенно не имѣлъ правильнаго представленія о длинѣ, вышинѣ и ширинѣ различныхъ частей. И хотя у м-ра У. была порядочная коллекція минераловъ, я все таки, за недостаткомъ матеріала, не могъ точно представить различные слои и жилы въ землѣ.
Однако всѣ эти препятствія не только не отбили у меня охоту продолжать задуманное, а, напротивъ, еще увеличили мое рвеніе. Меня возбуждала мысль, что я могу сдѣлать кое-что, что окажется дѣйствительно полезнымъ для семьи моего благодѣтеля, и я заранѣе предвкушалъ ту счастливую минуту, когда я представлю свою модель въ законченномъ видѣ и такимъ образомъ оправдаю мнѣніе м-ра У. о моемъ прилежаніи и моихъ способностяхъ. Съ той минуты, какъ мысль объ устройствѣ модели рудника пришла мнѣ въ голову, я ни о чемъ другомъ не могъ и думать. Я зналъ, что только въ самомъ рудникѣ я могу найти образчики почвы и руды и пополнить тѣ свѣдѣнія относительно размѣровъ и устройства различныхъ частей его, которыхъ мнѣ не хватало. И мое желаніе привести въ исполненіе задуманное предпріятіе было такъ сильно, что я рѣшился на рискованный шагъ — вернуться въ Корнваллисъ и попросить у моего бывшаго хозяина позволенія ночью осмотрѣть рудникъ.
Не откладывая въ долгій ящикъ, я отправился въ путь. Часть путешествія я совершилъ пѣшкомъ, но я пользовался каждымъ удобнымъ случаемъ, чтобы ускорить его — такъ велико было мое нетерпѣніе поскорѣе достигнуть цѣли. Я предполагалъ, что волненіе, вызванное моимъ внезапнымъ исчезновеніемъ, улеглось къ этому времени; что меня, вѣроятно, разыскивали не больше нѣсколькихъ дней, а потомъ забыли обо мнѣ, и что, по всей вѣроятности, хозяинъ тогда же уволилъ рабочихъ, участвовавшихъ въ заговорѣ и мести которыхъ имѣлъ основанія опасаться.
Однако, добравшись до рудника, я все-таки рѣшилъ изъ предосторожности какъ можно меньше попадаться на глаза кому бы то ни было. Я сталъ ждать удобнаго случая поговорить съ хозяиномъ, и скоро мнѣ удалось его встрѣтить, когда онъ шелъ къ себѣ домой совершенно одинъ. Я поспѣшно подалъ ему письмо отъ м-ра У. который удостовѣрялъ мое хорошее поведеніе за все это время; затѣмъ, объяснивъ цѣль моего путешествія, я попросилъ у хозяина позволенія осмотрѣть рудникъ этой ночью.
Онъ выразилъ большое удивленіе моей смѣлости, но въ его словахъ не было и тѣни недовольствѣ. Онъ охотно согласился на мою просьбу, но предупредилъ меня, что нѣкоторые изъ моихъ враговъ еще находятся вблизи рудника; что хотя онъ уволилъ всю эту шайку, и многіе изъ уволенныхъ покинули эту мѣстность, чтобы найти работу въ другомъ мѣстѣ, но онъ узналъ, что двое или трое изъ нихъ, въ томъ числѣ и Клеркъ, скрываются въ окрестностяхъ рудника и неутомимо разыскиваютъ меня, — они поклялись отомстить мнѣ за «измѣну», какъ они говорили.
Мой хозяинъ настоятельно совѣтовалъ мнѣ оставаться въ рудникѣ не дольше этой ночи и уѣхать до наступленія дня; онъ предупредилъ меня также, чтобы я во время моего ночного изслѣдованія не разбудить человѣка, спавшаго теперь въ моей прежней хижинѣ.
Мнѣ жалко было испортить единственное хорошее платье, которое у меня было; поэтому я взялъ у хозяина свой старый костюмъ рудокопа — старую куртку, фартукъ и шапку. Переодѣтый такимъ образомъ, вооружившись фонаремъ и длинной палкой для измѣренія, я спустился въ рудникъ.
Я принялся за дѣло самымъ спокойнымъ образомъ и сталъ внимательно изслѣдовать устройство подземныхъ корридоровъ, помня слова м-ра У., что «только тотъ можетъ съ пользой примѣнить свои познанія, кто добросовѣстно и внимательно пріобрѣталъ ихъ». Я рѣшился представить ему доказательства своей добросовѣстности и для этого измѣрялъ и изучалъ каждую вещь самымъ точнымъ образомъ. Я былъ до такой степени поглощенъ своей работой, что мысль о Клеркѣ и его товарищахъ ни на одну минуту не приходила мнѣ въ голову. Мало того, я совершенно забылъ о человѣкѣ, спавшемъ въ моей прежней хижинѣ, и удивляюсь только, какъ я его не разбудилъ раньше.
Въ концѣ концовъ онъ проснулся, вѣроятно, отъ шума, который я производилъ, откалывая куски земли и камня, которые я хотѣлъ взять съ собой. Одинъ изъ большихъ камней вдругъ покатился, и вслѣдъ за этимъ послышалось ржаніе лошади, которую разбудилъ шумъ отъ паденія камня.
Я спрятался въ наиболѣе скрытомъ мѣстѣ западной галлереи, рѣшивъ подождать четверть часа, пока лошади и человѣкъ, если они дѣйствительно проснулись, снова уснутъ.
Однако, я слишкомъ рано счелъ себя въ безопасности. Едва я вылѣзъ изъ своего убѣжищѣ какъ на противоположномъ концѣ галлереи показался человѣкъ. Увидя меня, онъ закрылъ лицо обѣими руками и, испустивъ крикъ ужаса, съ величайшей стремительностью пустился бѣжать. Я догадался, что онъ принялъ меня за привидѣніе; у меня не было цѣпи, о которой онъ вчера говорилъ, я держалъ въ рукѣ палку для измѣренія, которую онъ съ перепугу принялъ за цѣпь. Я воспользовался его испугомъ и, чтобы заставить его бѣжать какъ можно дальше отъ галлереи, въ которой я находился, сталъ изо всѣхъ силъ стучать своей палкой объ оловянную поверхность фонаря и топать ногами, какъ будто я преслѣдую его.
Какъ только опасность миновала, я вернулся къ своей работѣ; уложивъ всѣ собранные образчики руды въ корзину, я поспѣшно покинулъ рудникъ. Это былъ единственный разъ, что я появлялся въ западной галлереѣ рудника съ фонаремъ и «волочающейся по землѣ цѣпью».
Я былъ очень радъ, когда выбрался оттуда, благополучно доведя свое предпріятіе до конца. Я взвалилъ корзину на плечи и съ этой ношей прошелъ пѣшкомъ нѣсколько миль; наконецъ, я добрался до мѣста, гдѣ проходилъ омнибусъ, и черезъ нѣсколько дней_ благополучно вернулся домой.
Я рѣшилъ не показывать своей модели ни м-ру У, ни мальчикамъ до тѣхъ поръ, пока она не будетъ совершенно окончена. Я не жалѣлъ денегъ и истратилъ на исполненіе своего перваго большого проекта большую часть своихъ скромныхъ сбереженій. Я заказалъ множество новыхъ предметовъ: у меня были приборы для просѣиванія и промыванія руды, раздувальные мѣхи, ящики, тачки, всякіе инструменты, словомъ, всевозможные приборѣ, машины и приспособленія, употребляемые въ нашихъ рудникахъ. Кромѣ того я заказалъ нѣсколько дюжинъ деревянныхъ рудокоповъ съ тачками и инструментами, которыхъ я съ помощью одного знакомаго игрушечныхъ дѣлъ мастера укрѣпилъ на надлежащихъ мѣстахъ своего маленькаго рудника.
Всѣ эти приготовленія дѣлались не скоро, и прошло довольно много времени раньте, чѣмъ мы могли подумать о томъ, какъ заставить нашихъ куколъ исполнять ихъ настоящія обязанности. Но терпѣніе побѣждаетъ всѣ трудности. Въ концѣ концовъ мы таки заставили нашихъ деревянныхъ рудокоповъ повиноваться намъ и исполнять по командѣ всевозможныя работы — другими словами, мы приводили ихъ въ движеніе, дергая различныя веревочки и проволоки, прикрѣпленныя къ ихъ ногамъ, рукамъ, головамъ и плечамъ; эти проволоки, очень тонкія и выкрашенныя въ черный цвѣтъ, были на нѣкоторомъ разстояніи незамѣтны для глаза, и зрителямъ могло казаться, что деревянныя фигурки двигаются сами собой. Покончивъ съ этимъ, мы принялись раскрашивать и одѣвать нашихъ куколъ. Я никогда не забуду того восторга, съ какимъ я смотрѣлъ на всю эту кукольную компанію: мужчинъ, женщинъ и дѣтей, раскрашенныхъ въ разные цвѣта и одѣтыхъ въ соотвѣтственные ихъ возрасту и работѣ костюмы. Моему игрушечныхъ дѣлъ мастеру стоило большого труда спасти ихъ отъ гибели, которой угрожали имъ мои собственныя руки. Мое нетерпѣніе привести поскорѣе всю машину въ движеніе было такъ велико, что я не могъ дождаться, покуда высохнутъ ихъ платья, — и черезъ каждые полчаса я теръ пальцами ихъ щеки, чтобы убѣдиться, достаточно-ли прочны наложенныя на нихъ румяна.
Съ нѣкоторой гордостью я сообщилъ м-ру У. о своемъ намѣреніи показать ему точную модель оловянаго рудника; онъ назначилъ для этого ближайшій вечеръ, сказавъ, что кромѣ его внуковъ на первомъ представленіи не будетъ никого. Первоначально эта модель была задумана исключительно для нихъ, но теперь мой восторгъ и моя гордость были такъ велики, что я былъ бы радъ, если бы весь городъ могъ присутствовать при этомъ представленіи. Однако, я въ тотъ-же вечеръ лишній разъ убѣдился въ разумной предосторожности моего пожилаго друга. Все въ моемъ рудникѣ шло какъ по маслу, какъ говорилъ игрушечныхъ дѣлъ мастеръ; но несмотря на это дѣло не обошлось безъ злоключеній, которыхъ я не предвидѣлъ. Такъ, напримѣръ, среди моихъ рабочихъ былъ одинъ старый упрямецъ, который ни за что не хотѣлъ сгибать рукъ, сколько я ни дергалъ веревочку во всѣ стороны; или жеманная старушка; которая только присѣдала, когда ей надо было становиться на колѣни и приниматься за работу. Мои дѣти съ большой ловкостью выбирали руду изъ кучъ мусора; но одинъ несчастный мальчишка поворачивалъ голову назадъ и упорно смотрѣлъ черезъ плечо всякій разъ, когда ему надо было дѣлать свою работу, и въ теченіи цѣлаго вечера я не могъ его заставить держать голову прямо и смотрѣть передъ собой. Напрасно я говорилъ себѣ, что, можетъ быть, эта странная особенность его ускользнетъ отъ вниманія зрителей: къ несчастью онъ принадлежалъ къ тѣмъ рабочимъ, обязанностью которыхъ было перевозить тачки съ землей съ мѣста на мѣсто и опоражнивать ихъ, и игралъ-видную роль въ моемъ рудникѣ. Всякій разъ, когда онъ появлялся со своей тачкой, среди зрителей, къ моему большому огорченію, раздавались взрывы хохота, къ которымъ, въ концѣ концовъ, долженъ былъ присоединиться, и мой покровитель не смотря на всѣ его усилія удержаться отъ смѣха.
Къ концу вечера потъ съ меня катился градомъ; никогда въ жизни я не потѣлъ такъ, какъ въ тотъ вечеръ; цѣлый день самой тяжелой работы въ рудникѣ не могъ бы довести меня до такого изнеможенія^ какъ усилія привести въ движеніе моихъ куколъ.
Когда представленіе кончилось, добрый м-ръ У. подошелъ ко мнѣ и утѣшилъ меня во всѣхъ неудачахъ этого вечера, похваливъ за терпѣніе и изобрѣтательность. Онъ сказалъ, что знаетъ всѣ трудности, съ которыми мнѣ приходилось бороться, и, мягко указавъ на всѣ промахи, тутъ-же посовѣтовалъ, какъ ихъ исправить.
— Я вижу, — сказалъ онъ съ улыбкой, — что ты стремился сдѣлать полезное и пріятное моимъ мальчикамъ. Я постараюсь обратить твое усердіе въ твою-же пользу.
На слѣдующее утро я отправился въ кабинетъ м-ра У., чтобы взглянуть на свой кукольный ящикъ, который я по желанію моего покровителя оставилъ у него. Къ моему удивленію, передняя сторона ящика, которую я оставилъ открытой для зрителей, была заколочена досками и въ середину ея вставлено круглое стекло. Старшій изъ мальчиковъ велѣлъ мнѣ взглянуть черезъ стекло и сказать ему, что я увижу. Каково было мое изумленіе, когда я приложилъ глазъ къ стеклу.
— «Натуральная величина! — Натуральная величина!» — кричалъ я въ восторгѣ, — «Я вижу каждую вещь — и деревянныя фигурки, и тачки, и инструменты въ натуральную величину!».
Тогда м-ръ У. объяснилъ мнѣ, что это стекло называется увеличительнымъ стекломъ, или микроскопомъ, и что оно придѣлано къ моему ящику по распоряженію его старшаго внука, который захотѣлъ подарить мнѣ его.
— Теперь, — сказалъ онъ, улыбаясь, — ты можешь привести въ порядокъ свой маленькій театръ и приготовиться ко второму представленію. Я пошлю за здѣшнимъ часовщикомъ, который покажетъ тебѣ, какъ управлять движеніями твоихъ актеровъ, а затѣмъ мы дадимъ ихъ покрасить хорошему живописцу.
Въ это время въ нашемъ городѣ существовалъ небольшой кружокъ ученыхъ, которые каждую недѣлю собирались другъ у друга. М-ръ У. принадлежалъ къ этому кружку. Въ назначенный вечеръ члены этого дружка, преимущественно тѣ, у кого были дѣти, собрались въ кабинетѣ моего покровителя, чтобы посмотрѣть модель Корнваллійскаго оловяннаго рудника. Благодаря содѣйствію часовыхъ дѣлъ мастера и живописца, на мою модель теперь дѣйствительно было интересно посмотрѣть. Я и на этотъ разъ сдѣлалъ нѣсколько ошибокъ. Однако общество не только отнеслось къ нимъ снисходительно, но и выразило еще свое удовольствіе по поводу представленія. Мнѣ было даже дано вещественное доказательство этого удовольствія въ видѣ кошелька съ деньгами, который самый младшій внукъ м-ра У. приподнесъ мнѣ въ концѣ вечера отъ имени всего общества.
Уплативъ всѣ издержки по путешествію и устройству модели, я подсчиталъ свои деньги: въ моихъ рукахъ былъ капиталъ въ цѣлыхъ шесть гиней и одну крону. Я казался самому себѣ богатымъ человѣкомъ. Весьма вѣроятно, что подобно большинству людей, которые неожиданно становятся обладателями большихъ богатствъ, я растратилъ бы свои деньги самымъ неразумнымъ образомъ. Но меня своевременно удержалъ отъ этого мой добрый руководитель, м-ръ У. — Когда я показалъ ему пару китайскихъ фигурокъ, которыя я купилъ у разнощика, заплативъ за нихъ вдвое больше ихъ стоимости, только потому, что онѣ мнѣ понравились, онъ покачалъ головой и замѣтилъ, что я, можетъ быть, не разъ въ жизни буду желать обладать такой суммой денегъ для того, чтобы купить себѣ хлѣба.
— Если ты будешь тратить свои деньги съ такой-же легкостью, какъ и пріобрѣтать ихъ, Джервэзъ, — сказалъ онъ, — то ты всегда будешь бѣденъ, несмотря ни на какія способности и трудолюбіе. Помни хорошую пословицу, которая говоритъ: «Трудолюбіе есть правая рука, Счастья, а Бережливость — его лѣвая рука» — пословицу, которую я цѣню въ десять разъ больше всего, что содержится въ моемъ кошелькѣ..
ГЛАВА III.
[править]Мнѣ скоро представился случай убѣдиться въ томъ, какъ хорошо я сдѣлалъ, что послушался своего покровителя и не потратилъ больше денегъ на покупку всякихъ ненужныхъ вещей: въ моей жизни произошла перемѣна, и я, къ своей великой радости, могъ на собственныя средства снабдить себя всѣмъ необходимымъ для новыхъ условій жизни.
— Джервэзъ, — сказалъ мнѣ однажды м-ръ У., — я, наконецъ, нашелъ для тебя занятіе, которое, надѣюсь, тебѣ понравится.
Съ тѣхъ поръ, какъ онъ въ первый разъ увидалъ мою маленькую модель, онъ, не говоря мнѣ ни слова, сталъ думать о томъ, какъ бы извлечь изъ моего изобрѣтенія наибольшую выгоду для меня. Среди членовъ того кружка, о которомъ я раньше упоминалъ, былъ одинъ, задумавшій слѣдующее предпріятіе: онъ рѣшилъ подыскать образованнаго человѣка, который могъ бы читать публичныя лекціи въ разныхъ городахъ Англіи и при этомъ показывать и объяснять модели машинъ, употребляемыхъ на англійскихъ фабрикахъ. М-ръ У. нарочно пригласилъ этого господина въ тотъ вечеръ, когда я показывалъ свой маленькій рудникъ, и попросилъ его позволить мнѣ сопровождать выбраннаго имъ лектора. Джентльменъ согласился. М-ръ У. сказалъ мнѣ, что этотъ лекторъ ему не особенно нравится, что онъ охотнѣе послалъ бы меня съ болѣе подходящимъ человѣкомъ; но такъ какъ онъ приходится родственникомъ джентльмэну, задумавшему это дѣло, то съ нимъ надо мириться.
Я былъ нѣсколько смущенъ холоднымъ и высокомѣрнымъ взглядомъ, которымъ встрѣтилъ меня мой новый хозяинъ, когда я былъ ему представленъ. М-ръ У., замѣтившій это, шепнулъ мнѣ на прощаніе:
— Постарайся быть ему полезнымъ, и онъ скоро измѣнитъ свое обращеніе съ тобой. Не слѣдуетъ думать, что куда бы мы ни пришли, мы всюду можемъ найти готовыхъ друзей; намъ часто приходится самимъ съ большими усиліями пріобрѣтать себѣ друзей.
Я зналъ, что мнѣ будетъ стоить много усилій расположить къ себѣ своего новаго господина. Онъ былъ благороднаго происхожденія и съ самаго начала сталъ относиться ко мнѣ, какъ къ выскочкѣ изъ самаго низкаго слоя общества, невѣждѣ, желающему прослыть геніемъ-самоучкой. Я зналъ, что я низкаго происхожденія, и никогда и не пытался скрывать этого; но я не видѣлъ никакого основанія стыдиться ни своего происхожденія, ни своихъ стараній честными усиліями добиться лучшаго положенія. Напротивъ, я гордился этимъ и потому постоянные намеки, которыми мой хозяинъ старался меня уязвить, нисколько не трогали меня. Съ другой стороны, я никогда не приписывалъ себѣ познаній, которыхъ у меня не было; такимъ образомъ, несмотря на свое предубѣжденіе, онъ постепенно увидалъ, что во мнѣ совсѣмъ нѣтъ самонадѣянности выскочки или генія-самоучки. Я твердо помнилъ совѣтъ м-ра У. Стараться по возможности быть полезнымъ моему хозяину; но это было весьма нелегкимъ дѣломъ прежде всего потому, что онъ совершенно не довѣрялъ мнѣ и такъ боялся моей неловкости, что не позволялъ дотрогиваться до своихъ приборовъ. Во время опытовъ, которые онъ показывалъ своимъ слушателямъ, я стоялъ около него неподвижно, какъ столбъ; а онъ неизмѣнно заканчивалъ свою лекцію слѣдующими словами, которыя онъ произносилъ самымъ оскорбительнымъ для меня тономъ:
— Я не стану васъ долѣе задерживать джентльмэны и лэди; вамъ предстоитъ теперь увидѣть нѣчто, что, конечно, болѣе достойно вашего вниманія, нежели все, что я могу вамъ предложить — вамъ предстоитъ увидѣть кукольный театръ м-ра Джервэза.
Однажды онъ далъ мнѣ шиллингъ[3] и послалъ меня къ конюху уплатить за кормъ для его лошади. Я машинально теръ монету между пальцами, и вдругъ замѣтилъ, что бѣлая поверхность ея сходитъ и сквозь нее проглядываетъ желтый цвѣтъ. Я вспомнилъ, что наканунѣ мой хозяинъ показывалъ опыты со ртутью и золотомъ и что онъ покрылъ ртутью гинею. Я немедленно вернулся домой съ монетой. Въ первый разъ въ жизни мой хозяинъ благодарилъ меня сердечно: это дѣйствительно была золотая гинея, а не шиллингъ. Въ то-же время онъ выразилъ большое удивленіе, что я сразу запомнилъ опытъ, который онъ показывалъ.
На слѣдующей лекціи онъ выпустилъ обычныя оскорбительныя слова о «кукольномъ театрѣ м-ра Джервэза». Далѣе я замѣтилъ къ своему величайшему удовольствію, что послѣ случая съ гинеей, онъ сталъ мнѣ больше довѣрять и пересталъ подозрѣвать меня въ не честности, какъ дѣлалъ это всегда раньше. Онъ теперь больше поддавался своей природной безпечности и позволялъ мнѣ укладывать его вещи и оказывать ему тысячи мелкихъ услугъ, которыя онъ раньше грубо отклонялъ, говоря: «я охотнѣе цѣлаго это самъ», или: «я не люблю, чтобы трогали мои вещи, м-ръ Джервэзъ». Теперь этотъ тонъ исчезъ и мнѣ часто приходилось слышать: «Джервэзъ, уложите пожалуйста, эти вещи, покуда я буду читать»; — или: «будьте такъ добры, Джервэзъ, присмотрите, чтобы ничего изъ моихъ вещей не пропало».
Я не зналъ болѣе разсѣяннаго и болѣе небрежнаго человѣка. Въ теченіи перваго полугода нашего совмѣстнаго путешествія, въ то время, когда онъ еще самъ пытался заботиться о своихъ вещахъ, я сосчиталъ, что у него пропало двѣ съ половиной пары туфель, одинъ сапогъ, три ночныхъ колпака, одна рубашка и пятнадцать носовыхъ платковъ. Я не сомнѣваюсь, что не одну изъ этихъ пропажъ онъ приписывалъ мнѣ, покуда еще сомнѣвался въ моей честности. Но я вполнѣ удовлетворенъ тѣмъ, что онъ потомъ совершенно убѣдился въ несправедливости своихъ подозрѣній, потому что съ того времени, какъ онъ возложилъ на меня заботу о своемъ имуществѣ, какъ онъ его называлъ; до того дня, когда мы разстались, т. е. въ теченіи четырехъ съ половиной лѣтъ, у него не пропало ничего, кромѣ одного краснаго ночного колпака, который онъ, если вѣрить ему, въ одно воскресенье послалъ вмѣстѣ со своимъ парикомъ къ парикмахеру и котораго не получилъ обратно, — да стараго разорваннаго носового платка, который онъ, по его словамъ, вечеромъ, ложась спать, положилъ подъ подушку или въ свой сапогъ. У него была странная привычка засовывать вечеромъ носовой платокъ въ сапогъ «для того, чтобы утромъ легче было его найти». Я подозрѣваю, что платокъ былъ снесенъ внизъ вмѣстѣ съ сапогами, взятыми въ чистку. Во всякомъ случаѣ онъ былъ вполнѣ увѣренъ, что эти двѣ пропажи не могли быть приписаны моей небрежности. Онъ часто говорилъ, что очень обязанъ мнѣ за вниманіе, съ которымъ я отношусь къ его вещамъ; онъ обращался теперь со мной очень вѣжливо и часто снисходилъ до того, что дома объяснялъ все, чего я не понялъ на его лекціи.
Я скоро сталъ его секретаремъ. У него былъ отвратительный почеркъ; къ тому же онъ столько маралъ и перечеркивалъ въ своихъ рукописяхъ, что когда ему во время лекцій приходилось прибѣгать къ нимъ, ему cтоило величайшаго труда прочесть то, что онъ же самъ писалъ. Кромѣ того, онъ былъ очень близорукъ, и у него была странная привычка собирать въ складки кожу у переносицы всякій разъ, когда онъ бывалъ въ затрудненіи. Все это вмѣстѣ придавало ему такой смѣшной видъ, когда онъ начиналъ рыться въ своихъ бумагахъ, что многіе изъ его болѣе юныхъ слушателей не могли удержаться отъ смѣха, что окончательно приводило его въ замѣшательство. Поэтому онъ былъ искренно радъ, когда я предложилъ ему переписывать его замѣтки чистымъ, четкимъ почеркомъ. Могу сказать безъ хвастовства, у меня былъ въ то время прекрасный почеркъ, и я вполнѣ разбирался въ его вычисленіяхъ въ предѣлахъ четырехъ правилъ ариѳметики.
Такимъ образомъ я сталъ для него необходимымъ человѣкомъ, а меня достаточно вознаграждало за мои труды сознаніе, что я каждый день имѣю возможность пріобрѣтать какія нибудь новыя свѣдѣнія, изучая его замѣтки, которыя я переписывалъ.
Я теперь только вполнѣ оцѣнилъ все преимущество грамотности; множество полезныхъ свѣдѣній стали мнѣ доступны, а мое любопытство и любознательность были ненасытны. Я часто сидѣлъ далеко за полночь за чтеніемъ и письмомъ. Я имѣлъ теперь свободный доступъ ко всѣмъ книгамъ моего спутника, и мнѣ казалось, что я никогда не сумѣю изучить ихъ въ достаточной степени.
Вначалѣ мой хозяинъ часто хвалилъ меня за прилежаніе, охотно показывалъ мнѣ, гдѣ найти то, что я искалъ въ его книгахъ, и объяснялъ встрѣчающіяся въ нихъ трудности. Я смотрѣлъ на него, какъ на чудо учености и постепенно сталъ къ нему относиться съ благоговѣйной любовью. Но это продолжалось не долго. Съ теченіемъ времени онъ сталъ избѣгать моихъ вопросовъ и неохотно давать мнѣ объясненія; онъ бранилъ меня за то, что я грязню пальцами его книги, хотя, видитъ Богъ, мои пальцы были всегда чище его собственныхъ, и на каждомъ шагу ставилъ мнѣ во всемъ затрудненія подъ тѣмъ или другимъ предлогомъ. Долгое время я никакъ не могъ понять причины такой перемѣны въ его обращеніи; дѣйствительно, мнѣ было чрезвычайно трудно догадаться и повѣрить, что въ немъ заговорила зависть къ способностямъ и познаніямъ бѣднаго малаго, чье невѣжество, всего нѣсколько лѣтъ тому назадъ, вызывало съ его стороны столько презрѣнія и насмѣшекъ. Я былъ тѣмъ болѣе удивленъ этой новой перемѣной въ его образѣ мыслей и отношеніи ко мнѣ, что прекрасно сознавалъ, что она не могла быть вызвана моимъ самомнѣніемъ; эта черта во мнѣ не только не усилилась, но напротивъ, въ послѣднее время я сталъ гораздо скромнѣе. Но и самая моя скромность казалась моему подозрительному хозяину притворной и только утвердила его больше, чѣмъ что бы то ни было, въ предположеніи, что я задумалъ занять его мѣсто. Само собою разумѣется, подобное намѣреніе никогда не приходило’мнѣ въ голову, и я былъ какъ громомъ пораженъ, когда однажды онъ обратился ко мнѣ со словами:
— Вамъ незачѣмъ такъ усиленно работать, м-ръ Джервэзъ; даю вамъ слово, что несмотря на всю вашу хитрость и даже на поддержку м-ра У., вамъ не удастся занять мое мѣсто.
Истина внезапно открылась мнѣ. Если бы онъ былъ знатокомъ человѣческой физіономіи, то прочелъ бы въ моихъ глазахъ мою невинность. Но онъ былъ слишкомъ убѣжденъ въ основательности своего подозрѣнія, и я зналъ, что сколько бы я ему ни доказывалъ, что мнѣ никогда и въ голову не приходило намѣреніе, которое онъ мнѣ приписывалъ — всѣ мои увѣренія послужатъ въ его глазахъ лишь подтвержденіемъ моего лицемѣрія. Я удовольствовался тѣмъ что вернулъ ему всѣ его книги и замѣтки и совершенно пересталъ интересоваться его лекціями, между тѣмъ, какъ раньше и всегда былъ самымъ внимательнымъ слушателемъ его. Я даже пересталъ заниматься тѣми предметами, которые входили въ программу его лекцій, для того, чтобы показать ему, что я былъ далекъ отъ всякой мысли о соперничествѣ съ нимъ. Такимъ образомъ дѣйствій я надѣялся усмирить его подозрѣнія. Я вначалѣ смотрѣлъ на этотъ припадокъ ревности съ его стороны, какъ на своего рода несчастіе для меня, потому что мнѣ пришлось прекратить занятія, доставлявшія мнѣ большое удовлетвореніе; но на самомъ дѣлѣ это принесло мнѣ существенную пользу: я былъ вынужденъ обратиться къ другимъ книгамъ, и тогда только я увидалъ массу пробѣловъ въ моихъ знаніяхъ. Я много читалъ, но мои познанія были слишкомъ общи, и я пытался одолѣть сразу столько предметовъ, что ни въ одномъ не былъ вполнѣ свѣдущъ.
Послѣ того, какъ я вернулъ хозяину всѣ его книги, въ моемъ распоряженіи были только тѣ книги, которыя я самъ могъ покупать или доставать, и выборъ ихъ часто ставилъ меня въ большое затрудненіе. Поэтому я пользовался всякимъ удобнымъ случаемъ, чтобы научиться чему-нибудь изъ разговоровъ и разсказовъ свѣдущихъ людей, съ которыми мы встрѣчались всюду, куда ни пріѣзжали, и я часто видѣлъ, что одно знаніе помогало мнѣ усвоивать другое, когда я этого всего менѣе ожидалъ. Я прибавлю еще, въ поощреніе другимъ, что все, что я заучилъ основательно, рано или поздно въ моей жизни, оказалось мнѣ полезнымъ.
Объѣздивъ съ успѣхомъ различные провинціальные города Англіи, мой спутникъ рѣшилъ испытать счастья въ столицѣ и въ теченіе зимы прочесть тамъ рядъ лекцій для молодежи. Мы двинулись по направленію къ Лондону. Въ Вульвичѣ, лежавшемъ на нашемъ пути, мы остановились и выступили тамъ передъ воспитанниками военной академіи. Во время лекціи мой спутникъ опять очутился въ затруднительномъ положеніи, такъ какъ не могъ разобрать своихъ замѣтокъ, которыхъ никто не переписывалъ съ тѣхъ поръ, какъ онъ изъялъ ихъ изъ моего вѣдѣнія. По обыкновенію онъ сталъ дѣлать при этомъ свои необыкновенныя ужимки которыя привели его молодую аудиторію въ веселое настроеніе. Кромѣ того, онъ затянулъ свою лекцію настолько, что многіе изъ присутствовавшихъ стали отчаянно зѣвать и явно выказывать свое нетерпѣніе увидѣть поскорѣе, что находится въ моемъ ящикѣ, надѣясь, что найдутъ въ немъ вознагражденіе за испытываемую скуку. Мой господинъ замѣтилъ это. Будучи оскорбленъ въ своемъ самолюбіи и раздраженъ, онъ сталъ обращаться со мной въ самомъ грубомъ тонѣ. Я отнесся къ его грубости совершенно спокойно, что расположило молодое общество въ мою пользу. Въ заключеніе онъ опять произнесъ прежнимъ язвительнымъ тономъ слѣдующія слова:
— Я не стану васъ долѣе задерживать, джентльмэны, вамъ предстоитъ еще увидѣть нѣчто, что, я увѣренъ, болѣе займетъ васъ, нежели все, что я могу вамъ предложить — вамъ предстоитъ увидѣть кукольный театръ м-ра Джервэза.
Это былъ самый неудачный оборотъ въ эту минуту, потому что всѣ, видѣвшіе мой кукольный театръ, какъ онъ его называлъ, вполнѣ согласились съ его словами.
Мой хозяинъ все болѣе и болѣе злился видя это и потребовала, чтобы я сложилъ свой рудникъ въ ящикъ, не кончивъ его показывать. Но одинъ пылкій молодой человѣкъ очень горячо взялъ подъ свое покровительство меня и мой рудникъ; я въ свою очередь не сдавался и твердо отстаивалъ свое право довести объясненіе моей модели до конца. Молодому человѣку, выступившему въ мою защиту, такъ же понравилась теперь моя рѣшительность, какъ раньше мое терпѣніе. Онъ собралъ для меня среди присутствовавшихъ значительную сумму денегъ, которую я отказался принять, оставивъ себѣ только слѣдовавшее мнѣ вознагражденіе.
— Ладно, — сказалъ, — вы не останетесь въ проигрышѣ. Вы ѣдете теперь въ Лондонъ? Тамъ живетъ мой отецъ; вотъ его адресъ. Зайдите къ нему, а я напишу ему о васъ въ слѣдующемъ-же письмѣ.
Какъ только мы пріѣхали въ Лондонъ, я отправился по данному мнѣ адресу. Молодой человѣкъ оказался болѣе аккуратнымъ корреспондентомъ, нежели это свойственно обыкновенно молодымъ людямъ. Меня просили придти съ моей моделью рудника на слѣдующій вечеръ, когда у дѣтей хозяина дома соберутся гости. Когда я кончилъ показывать и объяснять модель, молодые зрители столпились вокругъ меня въ одномъ концѣ большого зала, осаждая меня безчисленными вопросами. Хозяинъ дома, директоръ Остъ-Индской компаніи, въ это время ходилъ взадъ и впередъ по комнатѣ съ джентльмэномъ въ офицерскомъ мундирѣ, съ Которымъ онъ о чемъ-то серьезно разговаривалъ. Какъ я потомъ понялъ, они говорили объ отливкѣ оружія въ Вульвичѣ для Остъ-Индской компаніи.
— Чарльсъ, — обратился хозяинъ дома къ своему сыну, — ты не помнишь, что говорилъ намъ твой братъ о количествѣ олова, употребляемаго въ Вульвичѣ при отливкѣ мѣдныхъ пушекъ?
Молодой человѣкъ отвѣтилъ, что не помнитъ, но указалъ отцу на меня, говоря, что его братъ отъ меня и получилъ эти свѣдѣнія. Я имѣлъ полное основаніе радоваться, что воспользовался удобнымъ случаемъ пріобрѣсти эти свѣдѣнія во время нашего короткаго пребыванія въ Вульвичѣ. Директоръ остался доволенъ моимъ точнымъ отвѣтомъ на его вопросъ. По настоянію дѣтей онъ согласился осмотрѣть мой маленькій рудникъ, затѣмъ онъ сталъ мнѣ предлагать различные вопросы. Въ концѣ концовъ онъ замѣтилъ джентльмэну, съ которымъ бесѣдовалъ весь вечеръ, что я хорошо выражаюсь, что все, что я знаю, я знаю основательно и что я владѣю искусствомъ возбуждать въ молодыхъ слушателяхъ интересъ къ тому, о чемъ я разсказываю.
— Я думаю, заключилъ онъ; — что онъ гораздо болѣе отвѣчаетъ требованіямъ д-ра Белля, чѣмъ всѣ прочіе, кого я видѣлъ.
Затѣмъ онъ сталъ меня подробно разспрашивать о моей жизни; онъ взялъ у меня адресъ м-ра У. и моего добраго хозяина (какъ я всегда называлъ м-ра Г.) и нѣкоторыхъ другихъ джентльмэновъ, въ домахъ которыхъ я бывалъ въ теченіи послѣднихъ трехъ или четырехъ лѣтъ, сказавъ, что наведетъ у нихъ справки обо мнѣ, и если свѣдѣнія, которыя я далъ о себѣ, такъ-же точны, какъ мои свѣдѣнія о другихъ предметахъ, то онъ надѣется доставить мнѣ очень выгодное мѣсто.
Черезъ нѣкоторое время онъ получилъ отвѣты на свои письма, которые его вполнѣ удовлетворили. Онъ передалъ мнѣ письмо м-ра Р., сказавъ:
— Это письмо вамъ слѣдуетъ сохранить у себя, потому что оно вамъ можетъ служить прекрасной рекомендаціей въ любомъ мѣстѣ земного шара, гдѣ мужество и вѣрность находятъ себѣ настоящую оцѣнку.
Прочтя это письмо, я увидѣлъ, что мой хозяинъ въ самомъ доброжелательномъ тонѣ разсказалъ въ немъ все мое поведеніе со дня открытія новой жилы въ его копяхъ.
Директоръ сказалъ мнѣ, что если я ничего не, имѣю противъ путешествія въ Индію, то могу получить въ Мадрасѣ мѣсто помощника д-ра Белля, одного изъ директоровъ пріюта для сиротъ; заведеніе это находится подъ непосредственномъ наблюденіемъ Остъ-Индской компаніи и вполнѣ оправдываетъ свою прекрасную репутацію.
Жалованье, которое мнѣ было предложено, превосходило мои самыя смѣлыя ожиданія, а все, что я узналъ о моихъ будущихъ обязанностяхъ, показалось мнѣ чрезвычайно привлекательнымъ. Я поэтому поспѣшилъ покончить всѣ свои дѣла со своимъ спутникомъ, который былъ чрезвычайно удивленъ, что назначили на эту. должность не его. Чтобы успокоить его, я показалъ ему одно мѣсто въ условіяхъ д-ра Белля, гдѣ говорилось, что докторъ предпочитаетъ, для занятій въ своей школѣ, совершенно молодого человѣка, не имѣющаго еще навыка въ преподаваніи, который во всемъ слѣдовалъ «бы его указаніямъ. Мнѣ-же было тогда около девятнадцати лѣтъ. Мой спутникъ нѣсколько успокоился, узнавъ о такихъ условіяхъ, поставленныхъ д-ромъ Беллемъ, и мы, къ моему большему удовольствію, разстались довольно дружелюбно. Я не чувствовалъ никакого сожалѣнія, покидая его: мнѣ было тяжело жить съ человѣкомъ, къ которому я не могъ привязаться. Послѣ того, какъ я имѣлъ дѣло съ двумя такими превосходными хозяевами и друзьями, какъ м-ръ У. и м-ръ Р. — чувствовать благодарность и привязаннность къ человѣку, съ которымъ я живу, стало нѣкоторымъ образомъ необходимымъ для моего счастья.
Передъ отъѣздомъ изъ Англіи, я получилъ новое доказательство доброты м-ра Р. Онъ написалъ мнѣ, что такъ какъ я отправляюсь теперь въ далекую страну, куда неудобно переводить небольшія суммы въ десять гиней, составляющихъ мой годовой доходъ, то онъ рѣшилъ потратить эти деньги на нѣчто, что будетъ для меня чрезвычайно полезно; если я зайду къ м-ру Рамедену, въ Пиккадили, изготовляющему математическіе и физическіе приборы, то я найду у него приготовленнымъ все, что для меня заказано. Далѣе онъ писалъ, что разработка новой жилы въ его рудникѣ, которую я ему указалъ, пошла гораздо лучше, чѣмъ онъ ожидалъ, и поэтому онъ считаетъ возможнымъ прибавить къ моему годовому доходу еще пятьдесятъ гиней.
У м-ра Рамедена нашелъ приготовленной для меня ящикъ съ разными приборами; тамъ были два небольшихъ глобуса, призмы, воздушный насосъ, насосъ для воды, говорная труба, небольшой аппаратъ для перегонки газовъ и аппаратъ для замораживанія воды. М-ръ Рамеденъ сообщилъ мнѣ, что кромѣ этихъ вещей для меня заказаны еще — небольшой воздушный шаръ и переносный телеграфъ въ формѣ зонтика, который онъ надѣется получить въ теченіи будущей недѣли. Кромѣ того, ему поручено снабдить меня готовальней собственнаго издѣлія. Но, — прибавилъ онъ съ улыбкой, — вы можете считать себя счастливымъ, если вы скоро извлечете ихъ изъ моихъ рукъ.
И въ самомъ дѣлѣ, я бѣгалъ къ нему несчетное число разъ въ теченіи двухъ недѣль, и только наканунѣ моего отъѣзда все было кончено и доставлено мнѣ.
Мы снялись съ якоря 20-го марта 18… года. Впрочемъ, не знаю, для чего я вамъ это говорю, развѣ только изъ подражанія всѣмъ путешественникамъ, которые думаютъ, что міру чрезвычайно важно знать, въ какой именно день они выѣхали изъ той или другой гавани. Я не стану слѣдовать ихъ примѣру, не буду вамъ давать подробнаго отчета о состояніи погоды, направленіи вѣтра во время моего путешествія и т. д., скажу вамъ только, что мы прибыли благополучно въ Мадрасъ, пробывъ въ пути обычное для этого путешествія число мѣсяцевъ и дней. Къ моему большому сожалѣнію я не могу васъ занять разсказомъ о какой-нибудь смертельной опасности или о страшномъ кораблекрушеніи, не той простой причинѣ, что намъ не приходилось ничего подобнаго переживать, точно такъ-же я не возьмусь вамъ описать бурю или смерть на морѣ.
Вы, безъ сомнѣнія, ожидаете, что въ Индіи я, подобно многимъ другимъ, пережилъ удивительныя приключенія, и я боюсь, что вы будете очень разочарованы, если я вамъ скажу, что съ самаго прибытія въ Мадрасъ я началъ вести въ пріютѣ д-ра Белля совершенно правильную жизнь, въ которой каждый день недѣли былъ вполнѣ похожъ на предъидущій. Эта правильность отнюдь не казалась мнѣ скучной, несмотря на то, что въ Англіи я привыкъ въ теченіи многихъ лѣтъ вести бродячій образъ жизни. Д-ръ Белль былъ очень строгъ, но въ то же время безусловно справедливъ во всемъ, что касалось моихъ обязанностей въ пріютѣ, во всемъ-же остальномъ онъ былъ ко мнѣ необыкновенно добръ и снисходителенъ. При такихъ условіяхъ моя свобода ничѣмъ не была стѣснена. Мой ученики постепенно привязались ко мнѣ, такъ-же, какъ и я къ^ нимъ. Въ своихъ занятіяхъ съ ними я во всемъ слѣдовалъ указаніямъ д-ра Белля, и онъ не разъ говорилъ, что никогда еще у него не было лучшаго помощника. По окончаніи дневныхъ занятій я часто развлекалъ себя и старшихъ мальчиковъ опытами съ моимъ аппаратомъ для перегонки газовъ, воздушнымъ насосомъ, говорной трубой и т. д.
Однажды — это было, кажется, на четвертый годъ моего пребыванія въ Мадрасѣ — д-ръ Белль призвалъ меня къ себѣ въ кабинетъ и спросилъ, не слыхалъ ли я когда нибудь объ одномъ изъ его учениковъ, Вилльямѣ Смитѣ. Будучи семнадцатилѣтнимъ юношей, онъ былъ прикомандированъ къ посольству, съ которымъ англійское правительство возвращало султану Типпо оставленныхъ имъ заложниковъ, и въ присутствіи султана онъ продѣлалъ рядъ физическихъ опытовъ. Я отвѣтилъ д-ру Беллю, что, покидая Англію, я читалъ въ отчетахъ о пріютѣ выдержки изъ писемъ Вилльяма Смита во время его пребыванія при дворѣ султана; что я очень хорошо помню тѣ опыты, которые онъ продѣлывалъ, и помню также, что онъ былъ задержанъ по приказанію султана на девятнадцать дней послѣ того, какъ англійское посольство покинуло дворъ для того, чтобы научить двухъ придворныхъ (арузбеговъ) султана обращенію съ математическимъ аппаратомъ, поднесеннымъ въ даръ султану Типпо губернаторомъ Мадраса.
— Да, — сказалъ д-ръ Белль, — но съ того времени султанъ Типпо почти безпрерывно вель войну, и у него, должно быть, не было свободнаго времени для занятій физикой или математикой; теперь же онъ какъ, разъ заключилъ миръ и ищетъ для себя какого-нибудь, развлеченія. Онъ обратился къ губернатору Мадраса съ. просьбой снова отпустить къ нему одного изъ моихъ, учениковъ для того, чтобы освѣжить въ памяти его. придворныхъ пріобрѣтенныя ими отъ Вилльяма Смита свѣдѣнія и, какъ я предполагаю, показать султану какія нибудь новыя чудеса.
Д-ръ Белль предложилъ мнѣ отправиться ко двору султана. Я согласился. Сдѣлавъ всѣ нужныя приготовленія, я уложилъ свою говорную трубу, приборы для замораживанія воды и добыванія газовъ, воздушный шаръ и телеграфъ и, захвативъ еще по совѣту д-ра Белля модель оловяннаго рудника, я отправился въ путь въ сопровожденіи двухъ старшихъ учениковъ д-ра Белля. На границѣ владѣній Типпо мы были встрѣчены четырьмя хиркарро, или солдатами, которые проводили насъ до резиденціи султана. На слѣдующій день послѣ нашего прибытія намъ была дана аудіенція. Я, никогда не видавшій азіатской роскоши, былъ совершенно ослѣпленъ тѣмъ чисто-восточнымъ блескомъ и великолѣпіемъ, которые открылись моимъ глазамъ. По окончаніи привѣтствій, сдѣланныхъ нами согласно обычаямъ его двора, султанъ приказалъ мнѣ черезъ своего переводчика развернуть передъ нимъ всѣ мои познанія въ икусствахъ и наукахъ для поученія и развлеченія его двора.
Мои ящики и приборы были заблаговременно открыты; я сталъ показывать опытъ замораживаніе воды, но глаза Типпо были обращены на пестрый шелкъ воздушнаго шара, и съ удивительной стремительностью онъ безпрестанно прерывалъ меня вопросами о большомъ пустомъ мѣшкѣ. Я постарался объяснить ему какъ могъ черезъ нашихъ переводчиковъ, что этотъ большой пустой мѣшокъ наполняется особаго рода воздухомъ, болѣе легкимъ, чѣмъ обыкновенный воздухъ, и тогда этотъ мѣшокъ, называемый у насъ воздушнымъ шаромъ, можетъ подняться высоко надъ его дворцомъ. Едва только переводчикъ передалъ султану мои слова, какъ онъ приказалъ мнѣ немедленно наполнить шаръ; а когда я отвѣтилъ, что не могу этого сдѣлать немедленно, что я не разсчитывалъ показать этотъ опытъ въ тотъ-же день и потому не приготовился къ нему, Типпо сталъ выказывать знаки самаго дѣтскаго нетерпѣнія. Онъ велѣлъ мнѣ передать, что если я не хочу показать ему то, что онъ хочетъ видѣть, то онъ не желаетъ смотрѣть то, что я стану ему показывать. Я отвѣтилъ черезъ переводчика въ самыхъ почтительныхъ, но твердыхъ выраженіяхъ, что никто, конечно, не дерзнетъ показывать султану Типпо въ его собственныхъ владѣніяхъ то, что ему не угодно видѣть, что я, по его желанію, нахожусь при его дворѣ и по первому его приказанію всегда готовъ удалиться. Юноша, стоявшій по правую руку отъ трона султана, казалось, выслушалъ мой отвѣтъ съ большимъ одобреніемъ, а султанъ, напустивъ на себя видъ важности и достоинства, объявилъ мнѣ, что онъ согласенъ ждать до слѣдующаго дня опыта съ воздушнымъ шаромъ и что онъ готовъ удостоить меня осмотрѣть теперь все, что я ему покажу.
Приборъ для замораживанія воды, казалось, понравился ему; но пока я объяснялъ его устройство, я видѣлъ, что мысль султана занята чѣмъ-то другимъ. На, конецъ, онъ не утерпѣлъ и велѣлъ принести насосъ, сдѣланный имъ самимъ, который, по его словамъ, подымалъ воду выше, чѣмъ наши насосы. Вообще я замѣтилъ, что онъ гораздо больше думаетъ о томъ, какъ бы выказать свой небольшой запасъ знаній, нежели о пріобрѣтеніи новыхъ свѣдѣній; и смѣсь тщеславія и невѣжества, которыя онъ проявлялъ въ этихъ случаяхъ, значительно умалила мое благоговѣніе передъ его внѣшнимъ блескомъ, который такъ поразилъ меня вначалѣ… По временамъ онъ пытался вступать со мной въ состязаніе, желая выказать свое превосходство надо мною въ присутствіи всего двора, но когда эти попытки не удавались, онъ начиналъ обращаться со мной, какъ съ фокусникомъ, призваннымъ для того, чтобы. своими фокусами доставить развлеченіе его придворнымъ. Увидя мою говорную трубу, сдѣланную изъ мѣди, онъ посмотрѣлъ на нее съ большимъ пренебреженіемъ и велѣлъ своимъ трубачамъ показать мнѣ ихъ трубы, сдѣланныя изъ серебра. Затѣмъ онъ приказалъ имъ прокричать въ трубы нѣсколько словъ, но оказалось, что моя труба звучитъ гораздо лучше. Мнѣ былъ сдѣланъ намекъ черезъ одного изъ придворныхъ, что съ моей стороны было бы весьма благоразумно преподнести свою трубу султану, что я, конечно», сейчасъ-же и сдѣлалъ, и онъ принялъ мой подарокъ съ такой радостью и стремительностью, съ какой ребенокъ хватаетъ новую игрушку, которую ему удалось выпросить.
ГЛАВА IV.
[править]На слѣдующій день Типпо и весь его дворъ собрались посмотрѣть полетъ воздушнаго шара. Типпо сидѣлъ въ роскошномъ павильонѣ, а самые знатные придворные стояли полукругомъ по обѣ стороны его; юноша, котораго я замѣтилъ наканунѣ, снова находился по правую руку султанами глаза его, полные любопытства, были устремлены на воздушный шаръ, предварительно наполненный газомъ и прикрѣпленный къ землѣ веревками. Этотъ юноша заинтересовалъ меня; я спросилъ, кто, онъ и узналъ, что это старшій сынъ султана, принцъ Абдулъ-Кали. Я не успѣлъ навести болѣе точныя справки о немъ, потому что въ эту минуту Типпо велѣлъ подать условленный раньше между нами сигналъ. Я мгновенно разрубилъ веревки, державшія шаръ, и онъ быстрыми, но плавными движеніями поднялся кверху, къ невыразимому удивленію и восторгу зрителей. Одни изъ нихъ стали хлопать руками и издавать громкія восклицанія, другіе смотрѣли вверхъ въ нѣмомъ восторгѣ, и всеобщее волненіе заставило на минуту забыть всѣ ранги; даже самъ султанъ, казалось, былъ забытъ на это время, да и самъ онъ не замѣчалъ ничего вокругъ себя, всецѣло поглощенный зрѣлищемъ этого новаго чуда.
Когда шаръ исчезъ изъ вида, всѣ вернулись на свои мѣста и волненіе улеглось. Султанъ, желая снова привлечь на себя всеобщее вниманіе и въ то-же время выказать себя во всемъ своемъ великолѣпіи, отдалъ приказъ своему казначею немедленно выдать мнѣ въ знакъ его монаршей милости, двѣсти пагодъ[4]. Я приблизился къ нему, чтобы выразить ему свою благодарность, въ почтительныхъ выраженіяхъ, которымъ меня раньше научили. Многіе изъ придворныхъ смотрѣли на меня съ завистью, какъ бы думая, что двѣсти пагодъ слишкомъ щедрое для меня вознагражденіе. Султанъ замѣтилъ ихъ недоброжелательные взгляды; они, казалось, забавляли его, и, желая еще больше подразнить своихъ приближенныхъ и въ то-же время поразить меня своимъ великодушіемъ, онъ снялъ съ руки брилліантовое кольцо, которое передалъ мнѣ черезъ одного изъ своихъ офицеровъ. Когда я отошелъ, молодой принцъ, Абдулъ-Кали, шепнулъ что-то на ухо своему отцу. Вслѣдъ за тѣмъ одинъ изъ приближенныхъ султана передалъ мнѣ его просьбу, или вѣрнѣе приказаніе, остаться еще нѣкоторое время при его дворѣ, для того, чтобы научить молодого принца, его сына, обращенію съ моими европейскими машинами, для которыхъ на ихъ языкѣ не было названій.
Это приказаніе сдѣлалось для меня источникомъ дѣйствительнаго удовольствія; принцъ Абдулъ-Кали оказался юношей не только съ живымъ и воспріимчивымъ умомъ, но и съ пріятнымъ характеромъ, совершенно не похожимъ на деспотическій и капризный нравъ его отца. Двѣнадцати лѣтъ отъ роду Абдулъ-Кали попалъ въ число тѣхъ принцевъ, которые въ качествѣ заложниковъ были оставлены съ лордомъ Корнваллисомъ въ Индіи. Съ вѣжливостью, рѣдко встрѣчающейся у сыновей восточныхъ деспотовъ, онъ при первомъ же знакомствѣ велѣлъ мнѣ показать великолѣпный паланкинъ, подаренный ему лордомъ Корнваллійскимъ; указывая на эмальированныхъ змѣй, которыми были украшены стѣнки паланкина и которыя въ эту минуту отливали въ лучахъ солнца всѣми цвѣтами радуги, онъ сказалъ мнѣ любезно:
— Воспоминаніе о добротѣ вашего благороднаго соотечественника такъ-же ярко отражается въ моей душѣ, какъ эти краски въ моихъ глазахъ.
Въ характерѣ молодого принца была еще одна черта, которая чрезвычайно расположила меня въ его пользу: онъ никогда не цѣнилъ подарковъ только по ихъ стоимости, для него всегда важнѣе всего были чувства тѣхъ людей, которымъ онъ давалъ или отъ которыхъ принималъ подарки; и часто онъ какой-нибудь бездѣлушкой, ласковымъ словомъ или взглядомъ вызывалъ во мнѣ большую благодарность, чѣмъ его тщеславный отецъ самыми цѣнными дарами. Типпо, приказавшій своему казначею выдавать мнѣ пятьдесятъ рупій[5] въ день все время, что я буду при его дворѣ, въ тоже время обращался со мной съ оскорбительнымъ пренебреженіемъ, которое мнѣ, свободному британцу, было не легко сносить терпѣливо. Сынъ его, напротивъ, ясно показывалъ, что онъ чувствуетъ себя обязаннымъ предо мною за все то, чему я могу его научить, и никогда не давалъ замѣтить, что онъ, какъ принцъ, считаетъ возможнымъ заплатить пагодами или рупіями за оказываемыя ему услуги. И въ самомъ дѣлѣ, привязанность нельзя купить, и кто желаетъ имѣть не только слугъ, но и друзей, никогда не долженъ забывать объ этомъ.
Каждый день давалъ мнѣ новый поводъ къ сравненіямъ между султаномъ и его сыномъ, — и привязанность къ моему ученику возрастала во мнѣ съ каждымъ днемъ. — Мой ученикъ! Я иногда самъ удивлялся при мысли, что молодой принцъ былъ дѣйствительно моимъ ученикомъ. Самый темный, неизвѣстный человѣкъ въ странѣ, какъ Англія, гдѣ искусства, наука и литература доступны для всѣхъ, можетъ съ легкостью пріобрѣсти познанія, за которыя восточный деспотъ, окруженный пышностью и блескомъ, съ радостью готовъ заплатить слитками чистѣйшаго золота.
Однажды вечеромъ, по окончаніи дневныхъ занятій, султанъ Типпо вошелъ въ комнату своего сына въ ту минуту, когда я объяснялъ молодому принцу употребленіе нѣкоторыхъ математическихъ приборовъ.
— Мы хорошо ознакомлены съ этими вещами, — замѣтилъ султанъ высокомѣрнымъ тономъ, — губернаторъ Мадраса прислалъ намъ подобные предметы вмѣстѣ со многими другими; я передалъ ихъ нѣкоторымъ изъ моихъ орузбеговъ, которые, конечно, достаточно хорошо объяснили ихъ принцу.
Принцъ Абдулъ-Кали скромно возразилъ, что онъ никогда раньше не могъ понять устройства этихъ приборовъ, потому что арузбегъ, который взялъ на себя объяснить ихъ ему, не умѣлъ самую простую вещь представить такъ ясно, какъ это дѣлаю я.
Меня бросило въ жаръ отъ этой похвалы и отъ сознанія, что я ее заслужилъ. Сидя въ прежнія времена по нонамъ надъ книгами моего бывшаго хозяина, я, конечно, и не воображалъ, что когда-нибудь, благодаря имъ, добьюсь такой высокой чести.
— Что находится въ этомъ ящикѣ? — спросилъ султанъ, указывая, на ящикъ, содержащій модель оловяннаго рудника — я не помню, что бы его открывали въ моемъ присутствіи.
Я отвѣтилъ, что не открывалъ его, потому что полагалъ, что въ немъ нѣтъ ничего, достойнаго вниманія султана. Но Типпо велѣлъ мнѣ сейчасъ-же показать, что находится въ ящикѣ. Къ моему большому удивленію моя модель его чрезвычайно заинтересовала; онъ осматривалъ каждую часть, дергалъ проволоки, которыми приводились въ движеніе мои куклы, и предлагалъ мнѣ безчисленное множество вопросовъ, касающихся оловянныхъ рудниковъ. Я былъ тѣмъ болѣе пораженъ, что думалъ всегда, что султанъ считаетъ недостойнымъ своего вниманія все, что касается промышленности. Я никакъ не могъ понять, отчего онъ такъ заинтересовался моей моделью. Но онъ самъ далъ мнѣ ключъ къ этой загадкѣ, сказавъ, что въ его владѣніяхъ есть оловянные рудники, которые могли бы давать значительный доходъ въ его казну, если бы они разрабатывались, какъ слѣдуетъ; но въ настоящее время, вслѣдствіе небрежности или мошенничества чиновниковъ, эти рудники скорѣе обременительны для казны, чѣмъ доходны.
Онъ спросилъ, какъ эта модель попала въ мои руки, и когда его переводчикъ сказалъ ему, что я самъ ее сдѣлалъ, онъ заставилъ его два раза повторить свой вопросъ и мой отвѣтъ — онъ не хотѣлъ вѣрить, что правильно меня понялъ. Затѣмъ онъ спросилъ, какимъ образомъ я ознакомился съ разработкой руды и гдѣ я раздобылъ всѣ свѣдѣнія; короче, велѣлъ мнѣ разсказать ему свою исторію. Я возразилъ, что это длинная исторія, едва-ли заслуживающая вниманія; но въ этотъ вечеръ ему, казалось, нечего было дѣлать, и онъ хотѣлъ непремѣнно удовлетворить свое любопытство, еще болѣе возбужденное моими словами. Онъ повторилъ свое приказаніе разсказать ему мои приключенія, и я сталъ разсказывать исторію моихъ дѣтскихъ лѣтъ. Мнѣ очень польстилъ интересъ, съ которымъ молодой принцъ отнесся къ моему бѣгству изъ рудника, и его похвалы моей вѣрности хозяину.
Султанъ, напротивъ, слушалъ меня вначалѣ съ любопытствомъ, а потомъ съ недовѣрчивымъ видомъ. Замѣтивъ это, я досталъ, письмо моего хозяина къ директору Остъ-Индской компаніи, которое вполнѣ подтверждало мой разсказъ. Я вручилъ это письмо переводчику, который съ большимъ трудомъ перевелъ его султану.
Въ письмѣ были подписи нѣсколькихъ служащихъ въ Остъ-Индской компаніи, проживающихъ въ Мадрасѣ, имена которыхъ-были хорошо извѣстны Типпо, и оно вполнѣ убѣдило его въ моей правдивости. Онъ стоялъ нѣкоторое время, погруженный въ размышленіе, съ глазами, обращенными на модель рудника; затѣмъ, посовѣтовавшись съ молодымъ принцемъ, какъ я понялъ по тону его голоса и выраженію лица, онъ велѣлъ мнѣ передать, что если я соглашусь посѣтить оловянные рудники, находящіеся въ его владѣніяхъ, и показать рудокопамъ, какъ слѣдуетъ обрабатывать руду по образцу англійскихъ рудниковъ, я получу изъ его казны вознагражденіе, значительно превышающее мои услуги и вполнѣ соотвѣтствующее великодушію и щедрости султана.
Мнѣ было дано нѣсколько дней на размышленіе. Хотя меня очень прельщала мысль, что я могу въ короткое время накопить сумму денегъ, которая сдѣлаетъ меня независимымъ на всю жизнь, но, зная капризный и деспотическій характеръ Типпо, я колебался поступить къ нему на службу; во всякомъ случаѣ, рѣшивъ ничего не дѣлать безъ вѣдома д-ра Белля, я сейчасъ-же написалъ ему. Онъ отвѣтилъ мнѣ, что по его мнѣнію не слѣдовало пренебрегать такимъ случаемъ. Послѣ этого мои надежды окончательно одержали верхъ надъ моими опасеніями, и я согласился на сдѣланное мнѣ предложеніе.
- ↑ Эти двери устраивались въ копяхъ для правильнаго распредѣленія по подземнымъ корридорамъ впускаемаго въ шахты свѣжаго воздуха.
- ↑ Жилами называются узкія полосы руды въ землѣ.
- ↑ Шиллингъ — серебряная монета.
- ↑ Пагода — золотая остъ-индская монета = 2 р. 50 к.
- ↑ Рупія — остъ-индская монета, приблизительно = 80 к.