ВСТРЕЧА ТРЕТЬЯ
И ПОСЛЕДНЯЯ
Солнце в терем врезалось —
Что меч золотой!
Лежит цвет-наш-трезвенник,
Как пьяный какой.
Вот уж вечер-зарево —
Он взор межит.
Уж к вечерне вдарили —
Он всё лежит.
Ухо клонит-слушает:
Уж с коих пор —
Ровно шум-шушуканье,
Девичий спор.
Словно ручеёчка два
Шумят сквозь снег…
Только шепоточка два, —
А толку — нет.
Ему шепоточка два
Без всяких слов,
А нам волосочка два
Да с двух голов.
(Враги неразрывные —
В одном котле!)
Сошлись на груди одной,
Одном сукне.
Один — глаз хоть выколи,
Тот — взор завесь.
Один — аж по щиколку,
Тот — с пальчик весь.
По кафтану шитому
Шумят войной.
Тот — змеиным шипом-то,
А тот — струной.
От их шуму-шороху
Аж лоб болит!
«Твоё дело коротко!»
— Да толк велик!
«Стрижка-брижка-выскочка!»
— С грозой дружу!
«Из хвоста-знать-кисточки!»
— Да верх держу!
«С головы я чёсаной!»
— А я с честнóй!
«Моя баба — с косами!»
— Моя — с красой!
Был тут спор порядошный:
Свились в комок!
Только слышит: рядышком —
Другой шумок.
Не морской, не гусельный:
Пчелиный — гуд.
Близко-близко, чуть ли не
У самых губ.
Нет, не пчёлки розанам
Ведут дозор.
То с печатью грозною
У слюнки — спор[1].
«Чей ты, мёд несмешанный?»
— Забыл ожог?
«Подари усмешечкой!»
— Вдохни разок!
«Вспомни час полуночный!»
— Полдневный жар!
«Теку в каждой слюночке!»
— Что вздох — то дар!
«Раскрой половиночки!»
— Шепни во сне!
«Все мои — кровиночки!»
— Все песни — мне!
Разорвут на части две,
(Аж жар во рту!)
Разных уст — печати две
На том же рту.
«Мой он, мёд несмешанный!»
— Шалишь, дружок!
Свистит слюнка грешная,
Кипит ожог.
«Что это с губами-то?»
(Гусляр втупик.)
«Пить хочу без памяти, —
Аж грудь кипит!»
Язычком оближется:
От губ — дымок,
Только что поблизости —
Опять шумок:
Как от свечки воск даёт
В церкви́ ночной. —
Речь великопостная,
Шумок свечной.
Ему — капли воску две
Из Божьих сот,
А нам, значит, слёзки две —
Из разных вод.
Та из моря Чéрмного,
Акульих мест,
Та из моря верного —
Жемчужный всплеск.
Двух печалей первенцы:
— Вернись! — Вернись! —
Две слезы-соперницы
В одну слились.
= = =
Жаркими руками
Вдоль перил витых,
Шалыми скачками
С лестничек крутых.
Какой тут заморыш!
Богатырь, ей-ей!
Одним махом — сорок
Спрыгнул ступеней.
Бугор ему — кочка,
Страшóн ему — кто?
Море бы в примочки
Взял, каб не мелкó!
Ох, ожог, знать, лютый!
Не простой, знать, мёд!
Гляди, вихрь полý-то
Сейчас оторвёт!
По камням-колючкам
Шпарит-жарит — и-их!
А ведьмухи внучкам:
«Ошалел жених!»
Только — Царь Небесный! —
Из тьмы теремной
Что за знак за крéстный
Вслед ему — чуднóй?
«На измор-отраву,
На позор-на-вред,
Слева — да направо,
Снизу — да наверх…»
Не глаза под бровью:
Чёрные дела!
Не наестся кровью
Ревности игла!
= = =
Ох ты воля! — дорогая! — корабельная!
Окиянская дорога — колыбельная!
= = =
«Не спи, крепись!
Взгляни на птиц:
Заснём — так вниз,
Заснёшь — так вниз…
Не та уж синь
Промеж ресниц
Пойдёт, —
Морская синь пойдёт!
Морская синь,
Морская соль,
Всё море в грудь твою взойдёт, —
И будешь ты
Не Царский сын:
Морской король.
Аминь.
Не спи — встряхнись!
Учись у птиц!
Смекай наш писк,
Смекай наш свист!
Не звон монист —
Змеиный шип!
Держись!
С змеищей вперегиб
Не стой в ночи́!
Шелками шит, змеёй зашит
Твой вороток!
Не спи, крепись!
Встряхнись!
Смекай наш свист!»
= = =
И ветер этой песне вторил
Широким свистом кучерским.
Тогда заговорило море
Роскошным голосом морским:
— Доверься морю! — Не обманет!
Плыви, корáбель-корабéль!
Я нянюшка — всех лучше — нянек,
Всем колыбелям колыбель.
Уж скоро ты в кулак — канаты
Сам разорвёшь, своей рукой.
Припав к груди моей богатой,
Крепчай, мой выкормыш морской!
Клади себе взамен подушки
Мою широкую зарю!
Тебе в игрушки-погремушки
Я само солнце подарю!
Не будет вольным володеньям
Твоим ни краю, ни конца…
Испей, сыночек двухнедельный,
Испей морского питьеца.
Испей, испей его, испробуй!
Утробу тощую согрей.
Иди, иди ко мне в учёбу —
К пенящейся груди моей!
= = =
Волна челн колышет,
Жар утробу сушит.
Одно дело — слушать,
А другое — слышать.
Кому жить охóта —
К мощам не паломник,
Кому пить охота —
Лишь стакан и помнит.
Ох, стакан твой полный,
Голубые волны!
Ох, медок в нём ценный,
Чересчур уж пенный!
Выпьешь, — ничего не
Скажешь, — мёд хвалёный!
Ох, твой ужин ноне
Весь пересолёный!
= = =
Кровь ли это в жилах,
Аль волна об чёлн,
Как та песнь сложилась —
Нам-то знать почём?
Не своей охотой —
Дуло у виска!
Не своей работы —
Смертная тоска!
= = =
Как ременным кушаком сжата грудь.
Ручку поднял — вороток отстегнуть,
Да от темени до пят — как вздрогнёт!
Да как ручку-то назад дерганёт!
А всего-то на тебе, дурачок,
Пустяковина сидит: паучок.
Шейкой крутит, аж в лице покраснел!
А паук-то уж на грудку приспел.
«Не дави меня, Господь не велит.
Не простой я паучок, — крестовик!»
И тонéнько так, комарьей струной:
«Не простой я паучок, — теремной!»
Ну и страху-тут-смятенья былó!
Ровно судорогой парня свело.
Тут бы дрянь ему да в воду щелчком!
Ан уж кончено и так с паучком:
Солнце светит, ветерок, значит, свеж…
Только нового — что дядькина плешь!
— Чтоб ты лопнул с той мушиной крови! —
А старик ему: «Бог в помощь, плыви!»
— Чтоб огнём тебя — мушиная кровь! —
А старик ему: «Совет да любовь!»
— Чтоб на гроб тебе не стало досóк! —
А старик на то ни слова, — молчок.
= = =
То не Свет-Егорий
Спор ведёт с Советом,
То посередь моря —
Царь-Девица с Ветром.
Говорит, как с ровней,
(Мудр, хоть непоседа!)
Спор-то полюбовный,
Дружная беседа.
«Ветер-ветер, перебежчик,
Переносчик, пересказчик,
Наших женских дел доносчик,
Слов разносчик, дум доказчик…
Да чтоб слов не тратить,
— Разом чтоб! Спроста! —
Есть ли где, касатик,
Меж царей мне братец,
Меж девиц — сестра?»
Говорит — как шутит.
Тот кудрями крутит:
— Нет во всей вселенной
Такой здоровенной!
Ты — наш цвет военный!
Я — твой неизменный! —
Вздох тут поборовши,
Отпила от чаши.
«Так-то так — здоровше!
Ну, а всех ли краше?»
Говорит — как рубит.
Тот как дьякон трýбит:
— Нет во всей вселенной
Такой откровенной!
Ты — наш цвет военный!
Я — твой неизменный! —
«Эх, болтун досужий,
Скажи, не жалея:
Ну, а может — хуже
Знаешь — да милее?»
Говорит — как просит.
Тот гонцом доносит:
— Нет во всей вселенной
Такой несравненной!
Ты — наш цвет военный!
Я — твой неизменный!
«Чего ж он, мой лебедь…
(Говорит — как бредит)
Синий взор свой прячет?»
Говорит — как плачет…
— Будет тебе руки
Марать бабьим делом!
— Коли будут внуки,
Будешь ты им — дедом! —
Нá руки ей тихо
Шум-кладёт-крыло:
— Мой совет, чтоб их и
Вовсе не былó!
Варишь — не наваришь!
От лоханки — к курам!
Предоставь, товарищ,
Это дело — дурам.
Куры на нашесте, —
Ребят не унять!
Давай лучше вместе
Корабли гонять! —
Разошёлся дурень:
Аж грозится Деве!
— А родства-то: шурин,
Тесть, да зять, да деверь…
Степняки, невежды,
Ватошный кафтан! —
Крылышек промежду
Грудку-взял-ей-стан.
— Нет на всём на рынке
Ценней — жениха-то!
От моей перинки
Не пойдёшь брюхатой!
Крыл у меня двое:
Одно подстелю,
А другим накрою
И благословлю. —
Да над самой, эдак,
Шепчет над душой:
«Не хочу я девок,
Ты мне брат старшой!»
— Нет во всей вселенной
Такой дерзновенной!
Ты — наш цвет военный!
Я — твой неизменный!
По рукам, что ль? — Слышит:
Слеза — стук — об сталь.
«Об одном лишь, — дышит, —
Грусть-схватила-жаль.
Лучше б… (тот к ней ближе)
Вовсе б свет погас!
Так и не увижу
Его синих глаз!»
Зарычал с досады!
Разом крылья отнял!
— Да в любом посаде
Таких глаз — по сотням!
Бабью страсть дрянную
Знаю — к кулаку!
Чай, не приревную, —
Сам приволоку!
Не мужик, не зверь я,
Не законный лапоть!
Ну, а чем на перья
Мне слезою капать —
Хватай-ка за гриву —
Брать Стамбул-Царьград!
Девичий-свой-львиный
Покажи захват!
Завзятой бобыль я,
Проживём без скуки! —
Тот навстречу — крылья,
Та навстречу — руки…
— Всех законов крепче
Ветровой закон! —
«Свет-Архангел! — шепчет. —
Никак, его звон?»
= = =
«Сорную траву дурную
Не коси, косарь, с плеча!
Не паша, не боронуя,
Молодость моя прошла:
Всё печаль свою покоил,
Даже печки не сложил.
Кто избы себе не строил —
Тот земли не заслужил.
Для гробочка-домовины,
Из досочек из шести
Из сосновых — ни единой
Я не выстрогал доски.
Только знал, что на перине
Струнным звоном ворожил.
Кто страды земной не принял —
Тот земли не заслужил.
На перине, на соломе,
Середь моря без весла, —
Ничего не чтил, окроме
Струнного рукомесла.
Ну, а этим уж именьем
Пуще хлеба дорожил…
Кто к земным плодам надменен —
Тот земли не заслужил!»
= = =
Ломовым ей дышлом
В грудь — напев чуть слышный.
Она Ветру: «Слышишь?»
— Ничего не слышу!
Тот без зла ответил,
Её зло взяло.
«Отстранись-ка, Ветер,
Рваное крыло!
Из твоей свободы
Не слатать заплаты!
Тебе путь — к Восходу,
Ну, а мне — к Закату!»
Не орёл с орлицей
В спор-вступили-схват:
Крылья рвёт — Девицын
Наречённый брат.
= = =
Солнце — долу,
Месяц — в гору,
Челнок с горы нá гору.
Оставался б, мальчик, дома,
Обирал бы ягоды…
В сапожке казанском ногу
На борток поставил он.
Окиянскую дорогу
Мерит взором сабельным.
То не меч с мечом,
Не клинок с клинком —
То пресветлый взор
С заревым лучом —
Взор державный с лучом державным
В поединке схватились славном.
Под ногою хлябь-трясина
Дурь ведёт опасную.
Мерься, мерься, взор пресиний,
С тою саблей красною!
Докажи: не трус ты скверный,
Не сопля в халатике!
С самим воинством вечерним,
Мол, играл в солдатики.
То не ладан-пар
От воды встаёт,
То войскам — гусляр
Производит смотр.
Не крестьянским полкам голодным —
Золотым облакам Господним.
— Выходи — сам хан татарский —
Поравняюсь силою!
Возводи меня на царство,
Рать ширококрылая!
Надоело промеж нянек
Брать цветник атакою!
Никакой я вам не пряник,
Не миндаль, не патока! —
То не два крыла —
В золотой костёр,
То Царевич наш
Две руки простёр,
Две руки свои разом поднял
В золотую зарю Господню!
(Не кичись своим обхватом,
Грудь Первопрестольная!
Семихолмие — Москва-то,
Хлябь — тысячехолмие!
Величай нас, люд сермяжный,
По имени-отчеству!
На морском холму на кажном —
Вóт наше Высочество!)
То не просто — конь
В боевой огонь,
Без стремян-подков
Острогрудый конь —
По морским заповедным чащам,
С белым всадником, ввысь глядящим.
А навстречу — из чертога —
Кто — в броню́ закованный?
Не ему ли дать дорогу
Войска — на две стороны?
К гусляру простёрты длани,
За плечьми-просторами
Разошлась двумя крылами
Рать золотопёрая…
То не меч честной
Мечу держит речь,
То булавка-сон
Промеж хилых плеч,
То острожник двух рук ревнивых
Женской местью сражён в загривок.
= = =
Над орлёнком своим — орлица,
Над Царевичем — Царь-Девица.
— Бог на небе — и тот в аду,
Ворон в поле, мертвец в гробу,
Шептуны, летуны, ветрогоны,
Вихрь осенний и ветр полудённый,
Всé разбойнички по кустам,
Хан татарский, турецкий султан,
Силы — власти — престолы — славы —
Стан пернатый и стан шершавый,
Ветер — вóды — огонь — земля,
Эта спящая кровь — моя!
Царю не дам,
Огню не дам,
Воде не дам,
Земле не дам.
Ребёнок, здесь спящий,
Мой — в море и в чаще,
В шелках — под рогожей —
Мой — стоя и лёжа,
И в волчьей берлоге,
И в поздней дороге,
Мой — пеший и конный,
Мой — певчий и сонный.
Ребёнок, здесь спящий,
Мой — в горе и в счастье,
Мой — в мощи и в хвори,
Мой — в пляске и в ссоре,
И в царском чертоге,
И в царском остроге,
В шелках — на соломе —
Мой — в гробе и в громе!
В огне и в заразе,
В чуме и в проказе,
Мой — в сглазе и в порче,
Мой — в пене и в корчах,
В грехе и в погоне,
Мой — в ханском полоне,
Мой — есть он дотоле
И будет — доколе:
Есть страж — в раю,
Не-наш — в аду,
Земля — внизу,
Судьба — вверху.
= = =
Чтó это вдруг стальным лучом
Рассекло луч вечерний?
То Дева-Царь своим мечом
Клянётся, саблей верной.
Припав к головочке льняной,
Ресницы-нежит-стрелы:
«Сама виной, сама виной, —
Гордыня одолела!
Видали вы такую стать,
Чтоб вдруг ребёночку не спать?
Да мне твой взор и спящий,
Всех царств небесных — слаще!
Кто спит — тот пьян, кто спит — тот сыт.
Да, цветик благовонный!
Есть Толстый Царь, есть Тонкий Царь,
Ты Царь мой будешь — Сонный!
Чуть что не так — и двор сквозной,
И дом дружку заказан…
Хоть и хорош, как заказной, —
У Бога не заказан!»
С великой нежностью ему
Разглаживает шнур-тесьму,
Лик-наклоняет-солнце
На белое суконце.
И вдруг — будь счастлив, паренёк,
Что сон твой непритворный! —
Белого поля поперёк
— Пропала! — волос чёрный!
= = =
Через всё небо — вкось
Красные письмена.
Первый глухой удар
Грома далёкого.
Дева не крестит лба,
Лат отломила бок,
Сабельной сталью в сталь
Знаки-врезает-весть.
Кончив, на острый край
Весть-насадила-гнев.
Через коленку — враз —
Саблю-ломает-сталь.
В правой — чем грудь разить,
В той — где рукой хватать.
Стан преклонив, к ногам
Оба конца кладёт.
Не разогнув колен,
Русским честны́м крестом
Лоб-ему-грудь-плеча
Крестит на сон ночной.
Гонит пророк коней.
Гривами хлябь пошла.
Пуще взметнулся бич
В длани пророковой.
Молнией поднялась,
Грудь-разломила-сталь.
Правой рукой под грудь,
Левою — сердце вон!
Взмах — и ответный всплеск.
Красен рубахи холст,
Как кровяная — хлябь…
Ветер замёл круги.
Ох, уж не ветр, не вихрь!
В небо полезла хлябь!
Не оплошай бичом, —
Вожжи уж вырваны!
= = =
Не приступ протрубил горнист —
Кулашный свист!
Не бурю полоснувший хлыст —
Ответный свист!
— Здорóво, наречённый брат!
— Здорóво, брат!
— В дорогу, наречённый брат!
— В дорогу, брат!
Довольно, знать, по гусляру
Рвать волоса!
В грудь — сквозь сердечную дыру —
Ветр ворвался!
= = =
Сталь из вóрота —
Память в лоб.
«Где же Воинство?
Что за сноп
Из воды, за лучи-за-стрелы?
Середь моря, что ль, солнце село?
Что за кровь на моей груди?»
А колдун: — В облаке гляди!
И видит гусляр: в облаках тех румяных,
В морях тех не наших — туманных — обманных —
Челнок лебединый с младым гусляром…
И дивного мужа под красным шатром
Он видит — как золотом-писанный-краской!
И светлые латы под огненной каской,
И красную каску на красных кудрях,
И властную руку, в небесных морях
Простёртую — через простор пурпурóвый —
Чрез вёрсты и вёрсты к челну гуслярову.
И вот уж — прыжками морская слюда,
Вот-вот уж носами сшибутся суда…
Сошлись — и как древнего времени чудо —
Тот муж светоносный в челнок белогрудый
Нисходит — склоняется — сдёрнул покров…
Да как подивится на вид гусляров!
Да как рассмеётся так вот откровенно, —
Как новое солнце взошло во вселенной!
Как лев златогривый стоит над щенком…
Так, ласка за лаской, смешок за смешком,
В морях тех небесных! — далече-далече! —
Вся их повторяется первая встреча.
И снова туман-всколыхнулся-фата,
И сызнова в небе всё та же мечта:
Корабь тот — и челн тот, и вновь пурпурóвый
Вскипающий вал промеж ними — и снова
По грозному небу — как кистью златой —
Над Ангелом — Воин из стали литой.
И грозную смуту на личике круглом,
Жемчужную россыпь на золоте смуглом
Он видит. — Как дождичком-бьёт-серебром!
Да что ж это? Аль обернулся бабьём?
Да как ж это можно, чтоб в каске хвостатой
Над дрянь-гусляришкой реветь в три ручья-то!
Аль чёрная ночь-тобой крутит-дурман?
И длится, и длится зеркальный обман…
И вот уж, мечом-поиграв-рукоятью,
Уста гусляру припечатал печатью.
— Смеётся! — И это, мол, нам нипочем!
Так, слёзка за слёзкою, луч за лучом,
В том зеркале чудном — с закатного краю —
Вся их повторяется встреча вторая.
И видит гусляр, как в волшебном стекле,
Эбеновый волос на белом сукне,
И светлую саблю с письмом рукописным,
И крест тот широкий — любви бескорыстной,
Которым нас матери крестят: — Живи!
Ох, латы ломает! Рубаха в крови!
Кровавое сердце взметнулось над хлябью!
— Спаси мою душеньку! — Грудка-то — бабья!
Кровавою дланью громам поклялась!..
Так, перед морями двух плачущих глаз,
В морях тех небесных — далече-далече! —
Вся их разыгралась последняя встреча.
= = =
И снова: гладь — гладью,
Синь — синью…
Где сердце упало — красно́!
Оставьте вы Царского сына,
Он память-читает-письмо.
Науки — не царское дело,
Мозги не пристали гербам.
Знать, лютая страсть одолела,
Коль сразу прочёл — по складам:
— Нигде меня нету.
В никуда я пропала.
Никто не догонит.
Ничто не вернёт.
= = =
Как цветочек!
Смотреть-то жалость!
Эх вы, сабельных
Два куска!
«Что ж, — шепочет, —
Теперь осталось?»
— Ей войска, а тебе — тоска! —
Размахнулся всею силой рук:
Ан уж нету старика — паук!
Как притопнет, поглядев вострó:
Ан уж нету паука — мокрó!
Сам же в воду — добывать своё добро.
|
|
