Перейти к содержанию

Шаблон:ПСП/пред/ДО

Материал из Викитеки — свободной библиотеки

Предисловiе.

Въ 1896 г. мы положили начало «Маленькой антологiи», издавши книжку «Китай и Японiя въ ихъ поэзiи». Переводы японскихъ стихотворенiй, вошедшiе въ эту книжку, были сделаны преимущественно съ нѣмецкаго перевода К. Флоренца. Последнiй выбиралъ изъ японскихъ антологiй стихотворенiя, могущiя удовлетворить вкусу европейца, и передавалъ ихъ вольными рифмованными стихами, не стараясь о сохраненiи формы оригинала. Выходящая ныне книжка можетъ служить существеннымъ дополненiемъ къ изданной нами въ 1896 г. Вошедшiе сюда переводы сдѣланы съ нѣмецкаго перевода П. Эманна, который перевелъ одну изъ популярнейшихъ японскихъ антологiй целикомъ, безъ всякаго приспособленiя къ вкусу европейца, и притомъ съ сохраненiемъ, по возможности, самой формы подлинника. Лучшiя (съ японской точки зренiя) стихотворенiя и лучшiе авторы указаны Эманномъ въ примѣчанiяхъ. Вообще, предисловiя и примѣчанiя значительно способствуютъ пониманiю японской поэзiи, почему они и приведены здесь почти безъ всякихъ сокращенiй.

Издатель.

Японская антологiя.

«Хiакунинъ исшу» и связанная съ нею японская игра.

«Хiакунинъ исшу», въ переводе: «Пѣсни ста поэтовъ» (точнее: «изъ ста поэтовъ по пѣсне) несомненно самая популярная антологiя въ Японiи. Этою популярностью она обязана не столько своимъ литературнымъ достоинствамъ, сколько тому случайному обстоятельству, что на нѣй, уже втечѣнiи многихъ столетiй, основана одна общественная игра, въ которую подъ новый годъ играютъ всѣ японцы отъ мала до велика.

Сборникъ «Хiакунинъ исшу» ведетъ свое начало отъ некоего Теикакiо, настоящее имя котораго было Фудживара но Садае. Онъ жилъ около 1200 г.; отецъ его Тошинари былъ въ свое время извѣстнымъ поэтомъ. Говорятъ, что Теикакiо (это имя, подъ которымъ теперь извѣстенъ составитель нашего сборника, происходитъ отъ прочитанныхъ по китайски двухъ первыхъ знаковъ его имени Садае и слова кiо, его титула въ качествѣ министра) въ юности поссорился какъ-то во дворцѣ императора съ Минамото но Масаюки и ударилъ его подсвечникомъ по головѣ. За это онъ лишился своего мѣста. Отецъ его, огорченный этимъ, написалъ по этому случаю стихотворенiе, которое дошло до императора и такъ ему понравилось, что онъ вернулъ сыну прежнее его званiе. Послѣ этого Теикакiо поднимался все выше и выше и въ заключенiе даже перегналъ своего отца рангомъ, что считалось необыкновеннымъ явленiемъ. Въ первый годъ Темпуку (1233) онъ, будучи уже 70-лѣтнимъ старцемъ, отказался отъ службы и вернулся въ свою родную хижину около Огураямы въ Ямаширо. Въ этой хижинѣ, носившей названiе Огура-Сансо, онъ, по порученiю прежняго императора Го Тоба-но-инъ, съ четырьмя другими сотрудниками, составилъ собранiе стихотворенiй, подъ названiемъ Шинъ Кокиншу, т. е. новое «Кокиншу», указывая этимъ на «Кокиншу», правильнѣе «Кокинвакашу», Собранiе старыхъ и новыхъ японскихъ стихотворенiй, составленное Ки но Цураюки съ тремя сотрудниками еще при королѣ Даиго, на 330 лѣтъ раньше. Но большая часть стихотворенiй «Шинъ Кокиншу» уже имѣется въ «Кокиншу», «Шуишу», «Го Шуишу» и другихъ собранiяхъ; новое собранiе не выдерживаетъ никакого сравненiя съ прежними, особенно съ «Кокиншу», и потому осталось сравнительно мало извѣстнымъ. Изъ этого собранiя Теикакiо выбралъ по своему вкусу 100 стихотворенiй, принадлежащихъ 100 различнымъ авторамъ, и переписалъ ихъ на «фусумы» (бумажныя ширмы) своего домика у Огураямы, вслѣдствiе чего это собранiе нередко называется также «Огура-хiакунинъ-исшу», т. е. Сто пѣсенъ такого же количества поэтовъ изъ Огуры. Домъ Теикакiо, съ написанными на его «фусумахъ» стихотворенiями, говорятъ, сохранился до нашего времени. Сынъ Теикакiо, Таме-е, впослѣдствии расположилъ стихотворенiя въ хронологическомъ порядкѣ и издалъ ихъ.

Однако, наряду съ этимъ, нѣкоторые комментаторы утверждаютъ, что сто стихотворенiй были выбраны не самимъ Теикакiо, но его другомъ Нака-но-инъ Нiудо, и что Теикакiо, который славился своимъ прекраснымъ почеркомъ, только переписалъ ихъ для своего друга Нака-но-инъ. Это обнаруживается изъ собственнаго дневника Теикакiо, имѣющагося только въ рукописи.

Кромѣ «Собранiя 100 песенъ», Теикакiо оставилъ еще два сочиненiя; одно—только что упомянутый дневникъ, носящiй заглавiе «Меигетсу-ки», т. е. Черты блестящаго свѣта; другое—собранiе его собственныхъ стихотворенiй, озаглавленное «Шу-и Гусо», т. е. Собранная дополнительно глупая всячина. Умеръ онъ во второй годъ Нинджи (1242), на восьмидесятомъ году жизни.

«Собранiе 100 пѣсенъ» заключаетъ въ себѣ, начиная отъ императора Тенчи во второй половине VII века по P. X. и кончая первою половиною XIII вѣка, всѣхъ поэтовъ и поэтессъ, извѣстныхъ въ эпоху Теикакiо, за немногими исключенiями; такъ, напримеръ, въ немъ отсутствуетъ Отомо но Куронуши, одинъ изъ славнѣйшихъ поэтовъ древняго времени, принадлежашiй къ числу роккасеновъ (см. примѣчанiе къ 35-му стихотворенiю). Изъ числа 100 поэтовъ антологiи, довольно значительное число, а именно 21 имя, принадлежитъ придворнымъ дамамъ.

Самый выборъ Теикакiо, какъ уже было упомянуто, нельзя считать вполнѣ удачнымъ, даже съ японской точки зрѣнiя. Стихотворенiя этой антологiи весьма неравнаго достоинства. Стиль нѣкоторыхъ поэтовъ, изъ которыхъ каждый представленъ всего однимъ стихотворенiемъ, простъ и ясень, другихъ же, наоборотъ, очень теменъ и непонятенъ. Содержанiе стихотворенiй также весьма разнообразно; большая часть ихъ эротическаго содержанiя.

Существуетъ очень много комментарiевъ къ нашей антологiи; ни одного изданiя не имѣется безъ комментарiя, такъ что можно сказать: сколько изданiй, столько и комментаторовъ. Главною причиною этого служить то обстоятельство, что сто коротенькихъ стихотворенiй, отпечатанныхъ безъ примѣчанiй, составили бы слишкомъ минiатюрную книжечку, которой никто бы не купилъ. Кромѣ примечанiй, занимающихъ иногда въ 20 — 30 разъ больше мѣста, чемъ самыя стихотворенiя, японскiя изданiя также содержать часто краткiя бiографiи поэтовъ и ихъ портреты.

Что касается переводовъ этой антологiи на европейскiе языки, то донынѣ существовалъ лишь одинъ полный переводъ на англiйскiй языкъ, принадлежащiй Ф. В. Диккинсу. Этотъ переводъ, вышедшiй въ 1866 г., т. е. въ то время, когда изученiе японскаго языка еще не было поставлено на должную высоту, нельзя назвать удовлетворительнымъ.

Кpoмѣ того, eщe 25 стихотворенiй имѣются во французскомъ переводѣ, въ «Anthologie Japonaise» L. de Rosny (1871); этотъ переводъ также весьма неточенъ. Только нѣмецкiй переводъ П. Эманна (съ котораго сдѣланъ и настоящiй русскiй переводъ какъ самой антологiи, такъ и предисловiя къ ней) представляетъ попытку дать возможно точную передачу какъ текста, такъ и формы оригинала. Каждое стихотворенiе снабжено необходимыми поясненiями и краткими замѣтками объ авторахъ.

Форма, которою написаны стихотворенiя ста поэтовъ, носить названiе краткой ута (танка) или просто ута. Ута состоитъ изъ двухъ половинъ или строфъ: верхняя (ками но ку) состоитъ изъ 17 слоговъ (5 + 7 + 5) и нижняя (шимо но ку) — изъ 14 (7+7). Всѣ слоги равнаго достоинства; какого либо ритма, основаннаго на разницѣ въ долготе или ударенiи слоговъ, не существуетъ[1].

Слѣдуетъ упомянуть еще о двухъ особенностяхъ японскихъ стихотворенiй: это о макура-котоба и йо. Макура-котоба (слова изголовья), называемыя также камури-котоба (слова головного убора), если они имеются въ стихотворенiяхъ, почти всегда представляютъ начало верхней строфы и состоять по большей части изъ 5 слоговъ, или изъ 4 съ прибавленiемъ частицы родительскаго падежа но. Ихъ слѣдуетъ считать чѣмъ то въ родѣ эпитетовъ, но совсѣмъ особеннаго характера, стоящихъ часто въ весьма слабой связи съ последующимъ. Въ «Хiакунинъ исшу» вошло очень мало «словъ изголовья», и тѣ, которыя вошли, могутъ считаться эпитетами въ нашемъ смыслѣ этого слова. Такъ, напримѣръ, слово ашибики но — неизвѣстнаго значенiя — предшествуетъ слову яма (гора) и вообще словамъ, начинающимся слогами яма; слово хисаката-но (тыквообразный) ставится передъ словомъ «небо», хотя для насъ и странно такое сочетанiе тыквы и неба[2].

Гораздо затруднительнѣе для перевода такъ называемыя йо или йоши — «вступленiя», нѣчто вродѣ эпитетовъ въ болѣе обширномъ смыслѣ этого слова. Они отличаются отъ макура-котоба прежде всего тѣмъ, что состоять не изъ одного, а изъ нѣсколькихъ словъ, и часто наполняютъ всю верхнюю половину стихотворенiя. Сверхъ того, эти введенiя часто не имѣютъ ровно никакого отношешя къ содержанiю стихотворенiя и употреблены только ради созвучiя съ какимъ-либо словомъ. Съ нашей точки зрѣнiя, такое йо — пустая игра словъ, не имеющая никакого смысла и только даромъ занимающая мѣсто въ стихотворенiи, и безъ того черезчуръ краткомъ, вслѣдствiе чего на долю самого стихотворенiя изъ 31 слога остается нерѣдко менѣе половины. Эти йо въ «Хiакунинъ исшу» очень многочисленны. Приведемъ нѣсколько примѣровъ.

Стихотворенiе № 3 по японски звучитъ такъ:


* * *


Ашибики но
ямадори но о но
шидари-о но ||
нага-нагаши йо во
хитори ка мо ненъ.



Здѣсь начальное слово «ашибики-но», какъ мы уже упоминали, — слово изголовья къ слову «ямадори»; притомъ значенiе его неизвестно. Слово «о», хвостъ, безъ нужды повторяется два раза. Вся первая половина, означающая «(какъ) хвостъ висящаго хвоста фазана», представляетъ «йо» этого стихотворенiя.

Въ стихотворенiи № 18:

* * *


Суми-но-э но
киши ни йору нами
йору саэ я ||
юме но кайо-джи
хито-ме йокуранъ.



Слова «Суминоэ но киши ни йору нами»— «волны, которыя бьются о берегъ Суминоэ» — представляютъ «йо», не имеющее другой связи ни со следуюшимъ словомъ «йору» (ночь), ни съ целымъ стихотворенiемъ, кромѣ созвучiя двухъ различныхъ словъ: «йору» (бьются) и «йору» (ночь).

Или въ стихотворенiи № 27:

* * *


Мика но хара
ваките нагаруру
Изумигава ||
ицу мики тоте ка?
койшика руранъ.



Здѣсь вся первая половина стихотворенiя, означающая: «Рѣка Изуми, которая бурно бѣжитъ по полю Мика», имѣетъ лишь ту связь съ цѣлымъ стихотворенiемъ, что въ словѣ «Изумигава» и въ слѣдующихъ за нимъ словахъ «ицу мики» сходно звучатъ три первые слога.

Сверхъ упомянутыхъ «макура-котоба» и «йо», переводъ затрудняется нерѣдко встрѣчающеюся игрою словъ. Особый видъ такой игры словъ составляютъ «кенйогенъ» (омонимы, слова, употребляющiеся въ двухъ значенiяхъ); такiя слова съ предыдущимъ связаны однимъ своимъ значенiемъ и съ послѣдующимъ — другимъ. Въ переводѣ приходится разныя значенiя одного и того же слова передавать разными словами (напримѣръ, въ №№ 10, 51, 95, 97 и 100).

Насколько эти причудливыя особенности формы японскаго стиха чужды европейскому вкусу, настолько же чужды ему подчасъ японскiя стихотворенiя и по своему содержанiю. Таковы, напримѣръ, вѣтеръ, хлопающiй бѣльемъ (№ 94), сравненiе любви съ нагрѣтою морскою водою (№ 97), тайной любви съ камнями въ морѣ, невидными даже во время прилива (№ 92), рукава рыбаковъ (въ № 90) и т. п. Но найдутся стихотворенiя, удовлетворяющiя и европейскому вкусу.

Нерѣдки въ японскихъ стихотворенiяхъ и олицетворенiя или антропоморфическiя представленiя. Таковы, напримѣръ, обращенiя къ рыбачьимъ лодкамъ (№ 11), къ вѣтрамъ (№ 12), къ вишневому дереву (№ 66), къ жизни (№ 89); также одухотворенiе листвы (№ 26), цвѣтовъ (№ 33), осени (№ 47), двери (№ 85).

Въ заключенiе нѣсколько словъ о связанной со сборникомъ карточной игрѣ. Слово «карута», означающее карта, заимствовано японцами, по всей вероятности, отъ португальцевъ или испанцевъ, впрочемъ, его производятъ также отъ кару-ита, легкая доска. Во всякомъ случаѣ употребленiе картъ ведетъ свое происхожденiе отъ европейцевъ, и впервые началось въ эпоху Теншо (1573—1591); число картъ въ Теншо-карута было 48. Впрочемъ, нѣкоторые утверждаютъ, что употребленiе картъ заимствовано японцами у китайцевъ, на томъ основанiи, что карты называются у японцевъ также китайскимъ словомъ «коппаи», означающимъ «костяныя дощечки», такъ какъ китайскiя карты раньше дѣлались изъ слоновой кости. Какъ бы то ни было, игра, о которой идетъ рѣчь, существовала у японцевъ еще раньше введенiя картъ, тогда вмѣсто картъ пользовались створками раковины «хамагури» (Cytherea meretrix), на которыхъ писали стихотворенiя, и игра называлась поэтому прежде «ута-гаи», пѣсенныя раковины. Первоначально для игры служили не только стихотворенiя «Хiакунинъ исшу» но и всякiя другiя стихотворенiя; напримеръ изъ «Кокиншу», «Генджи-моногатари», «Исе моногатари» и др. Главною цѣлью игры, помимо развлеченiя, служило заучиванiе стиховъ наизусть. Со временемъ, особенно начиная съ эпохи Генроку (1688—1703), для игры стали употребляться исключительно стихотворенiя «Хiакунинъ исшу».

Въ настоящее время игра эта носитъ названiе «ута-гарута» (пѣсенныя карты). Существуютъ еще двѣ подобныя же игры; одна называется «ироха-гарута» и состоитъ изъ 48 картъ съ пословицами, другая называется «ши-гарута» (китайскiя пѣсенныя карты) и состоитъ изъ 100 картъ, на которыхъ напечатаны китайскiя стихотворенiя, взятыя по большей части изъ «Тошисенъ» (избранныя стихотворенiя временъ династiи Тангъ). Въ эти игры играютъ не на деньги, а ради удовольствiя; выигрышемъ служатъ фрукты, пирожныя и т. п. У японцевъ сушествуетъ только одна карточная игра на деньги; на такихъ игральныхъ картахъ, вмѣсто стихотворенiй, помещаютъ изображенiя разныхъ цветовъ. Одно время были въ ходу и европейскiя карточныя игры, но только у высшихъ классовъ.

Игра «ута-гарута» состоитъ изъ 200 картъ на первой сотнѣ картъ отпечатаны верхнiя половины стихотворенiй, на второй coтнѣ - нижнiя. Последнiя раздаются играющимъ; кто- нибудь не принимающiй участiя въ игрѣ читаетъ начальныя строфы стихотворенiй одну за другою въ томъ порядкѣ, въ какомъ карты попадаются въ его руки, а владѣльцы соот- ветствующихъ окончанiй отбрасываютъ карты. Кто раньше сбросить всѣ свои карты, тотъ получаетъ первый выигрышъ, и т. д., пока не останется одинъ только игрокъ, такъ называемый «о-фукуро» (по русски—фофанъ), т. е. мешокъ, которому и надеваютъ въ наказанiе мешокъ на голову.

Въ эту игру играютъ на разные лады.

Если число играющихъ значительно, то они дѣлятся на 4 или 5 партiй (каждая партiя состоитъ изъ 3, рѣже 4 игроковъ), которыя садятся по партiямъ въ кружокъ. Каждая партiя получаетъ по равному числу картъ (по 25 или по 20 картъ). По мѣpѣ чтенiя верхнихъ половинъ стиховъ, каждая партiя ищетъ ихъ окончанiй въ картахъ своей партiи. Если какая-нибудь партiя недостаточно проворна, то сосѣдняя партiя можетъ выхватить у нея карту и подкинуть ей взамѣнъ 2—3 своихъ карты, а то и больше, смотря по уговору.

Игра продолжается, пока не выйдутъ карты у всѣхъ партiй, кромѣ одной; послѣдняя партiя называется «о-фукуро» и получаетъ если не мѣшокъ на голову, то бѣлую черту или кругь на лобъ или на носъ, сделанныя кускомъ мела, или черную черту тушью. Если число игроковъ не велико, то карты дѣлятся не между партiями, а между отдѣльными игроками.

Иногда игроки дѣлятся на две партiи, которыя садятся другъ противъ друга; игра ведется, какъ и въ первомъ случаѣ.

Наконецъ, играютъ еще такимъ образомъ, что всѣ карты кладутся въ безпорядкѣ посрединѣ, а игроки разсаживаются кругомъ, и каждый играетъ самъ за себя; здѣсь первый выигрышъ получаетъ тотъ, кто наберетъ наибольшее количество картъ, кто же получить наименьшее количество или совсѣмъ останется безъ картъ, тотъ становится «о-фукуро».

Въ игру эту играютъ большею частью только подъ новый годъ, въ этотъ же день въ нее играютъ въ каждомъ домѣ, главнымъ образомъ молодые люди. При этомъ царить величайшее веселье, и игра нерѣдко продолжается всю ночь напролетъ, до самаго разсвѣта. Если игроки плохо знаютъ стихотворенiя, то читается не только начало, но и конецъ стихотворенiя, такъ что для этой игры знанiе стихотворенiй не есть необходимость; въ этомъ случаѣ употребляются карты, на которыхъ напечатаны цѣлыя стихотворенiя, а не части ихъ. Напротивъ, въ старое время, когда знанiе такого рода вещей было развито сильнѣе умѣлые игроки требовали, чтобы имъ читали не начало, а конецъ стихотворенiя, сами же искали начало; для этого, конечно, требовалось лучшее знанiе стихотворенiй, чѣмъ при обычномъ способѣ игры.

  1. Поэтому, уту съ такимъ же правомъ можно воспроизводить хореемъ, какъ и ямбомъ или дактилемъ.
  2. У насъ переведено, въ № 76, словами «сводъ неба».