Шесть ночей передъ Рождествомъ.[править]
Недѣли за четыре до Рождества, редакторъ иллюстрированнаго журнала вызываетъ къ себѣ фотографа и смотритъ ему въ лицо долгимъ упрашивающимъ взглядомъ
— Елочку, значитъ, снимете, и около нея что нибудь такое въ снѣгу, — робко проситъ онъ фотографа, скучнаго какъ окурокъ въ пепельницѣ.
— А что же въ снѣгу-то, — хрипитъ фотографъ, — въ снѣгъ все, что угодно, посадить можно.
А такъ какъ фантазія у него маленькая и къ полету приспособлена плохо, онъ предлагаетъ совершенно неожиданно:
— Желаете, кошку посажу?
— Кошку не хорошо, — рѣшительно отвергаетъ редакторъ, — было гдѣ-то это — кошка съ елочкой.
— Подпись къ этому по прошлому году можно: Одинокое Рождество въ провинціи.
— Съ кошкой нельзя. Время не такое. Что нибудь оригинальное. Можетъ Рождество въ дѣтскомъ пріютѣ для отсталыхъ дѣтей сдѣлаете? Елка такая, свѣчи, а кругомъ дѣти танцуютъ.
— Свѣчи не выйдутъ. Дѣтей можно, елку можно, а свѣчу нельзя. — Не нравился, повидимому. тема фотографу. — Не берусь. Опять же танцующаго человѣка снимать за три рубля не такъ ужъ удобно.
— Можетъ старый какой снимокъ есть? — съ защемленной надеждой допытывается редакторъ.
— Два ночлежника цѣлуются, — такой есть очень хорошій снимокъ. И у каждаго по яйцу въ рукѣ. Двухъ маркеровъ снималъ, а яйца послѣ пририсовалъ. Въ позапрошлую Пасху за «Пасху среди забытыхъ» пошли.
— Елку нужно.
— Пририсовать можно. А публика это любитъ.
Окончательно сговариваются на четырехъ спеціальныхъ снимкахъ: Рождество избранныхъ (елка обвѣшанная всякими тяжелыми предметами вносится въ шести рублевый номеръ гостиницы для пріѣзжающихъ, созываются лакеи безъ фартуковъ, и кассирша изъ сосѣдняго магазина садится около столика и дѣлаетъ пріятную улыбку): Рождество обездоленныхъ (пьяный портной, живущій около фотографа, беретъ большія ножницы въ руку, кладетъ около себя французскую булку и садится полъ елку). Рождество въ провинціи (около маленькой сосны садится на газету легковой извозчикъ и подпираетъ подбородокъ грязнымъ тупымъ пальцемъ) и, наконецъ, дѣти дожидаются елки (у дверей секретарскаго запертаго кабинета четверо редакціонныхъ и типографскихъ мальчишекъ таскаютъ другъ друга).
Черезъ недѣлю глухой голосъ лѣзетъ по телефону въ редакторское ухо:
— Снѣга нѣтъ.
— Я не заказывалъ… Кто это звонить?
— Фотографъ. Самыгинъ. Не могу снимать.
— Голубчикъ, вѣдь послѣ-завтра же послѣдній срокъ…
— Не могу-съ. Снѣгъ не сдѣлаешь. Опятъ же елки черти мужики за три дня передъ праздникомъ привозятъ, а сейчасъ, извините, ноябрь мѣсяцъ. — Голубчикъ, — падаетъ голосъ у редактора, — на простынѣ, что ли, снимите… Можетъ, бумагой посыпать кругомъ. Вы же умѣете…
— А что посыпать-то, — равнодушію плететъ фотографъ, — ребятъ около двери посыпалъ можно, да къ нимъ я снѣгу не требуется. Потому дни дома дожидаются.
— Завтра срокъ…-- неопредѣленно горько шепчетъ редакторъ, — номеръ; за три недѣли дѣлать надо…
— Опять же насчетъ обездоленныхъ… А что я ему на столъ поставлю, если елки нѣтъ. Съ геранью, либо съ искусственной пальмой его не снимешь…
— Ну хорошо. — грустно кончаетъ редакторъ, — я подумаю. Позвоните завтра.
И тутъ къ первому декабря изъ тьмы небытія начинаютъ появляться спеціальные рождественскіе снимки. Берется свободный разсыльный и ставится къ окну.
Чаще всего это человѣкъ, совершенно лишенный мимики, поэтому на предложеніе сдѣлать печальное лицо, онъ или раскрываетъ ротъ, или начинаетъ тяжело сопѣть.
— Осторожнѣе, — неосновательно предупреждаетъ фотографъ, — снимаю.
— Это что же у насъ будетъ, — дѣловито осматриваетъ разсыльнаго редакторъ. — Рождество среди плѣнныхъ — Наоборотъ, Андрей Петровичъ, — покровительственно объясняетъ фотографъ. — ежели къ окну рѣшеточку ретушеръ придѣлаетъ, такъ я вамъ скажу, такого «Рождества, въ одиночномъ заключеніи», ни у кого не было и не будетъ…
— А знаете, Семигинъ, — лукаво поглядываетъ редакторъ, — а что если такой фотоэтюдикъ: Рождество труженика? Сидитъ такой интеллигентный человѣкъ, кругомъ ни елки, ни снѣга, только онъ за столомъ… У меня кстати сейчасъ нашъ корректоръ въ кабинетѣ, — онъ сбоку очень пригодится Въ лицо снимать — такъ у него лобъ очень узкій, а сбоку это знаете — пальчики оближешь…
Снимаютъ и корректора…
Черезъ четыре дня редакторъ бережно просматриваетъ номеръ со спеціальными рождественскими снимками и облегченно вздыхаетъ:
— Набралъ… Все, кажется, есть, — и Рождество одинокихъ, и Рождество сытыхъ…
Фотографъ осторожно взглядываетъ черезъ плечо.
— Прекрасно. Андрея Петровичъ. Публика это очень любить…
Публика… Милое, добродушное животное, развѣ ты дѣйствительно это любишь?