Дознание через окольных людей в уголовном процессе сохранилось как специальный способ удостоверения в качествах и поведении обвиняемого. Оно имеет весьма ограниченное значение и является экстраординарным доказательством, к которому в новом, реформированном порядке уголовного судопроизводства прибегают в весьма редких случаях. В уст. угол. судопр. 20 ноября 1864 г. цель Д. через окольных людей определена следующим образом: «Если окажется необходимым для разъяснения дела собрать сведения о занятиях, связях и образе жизни обвиняемого, или если сей последний в показаниях своих по этим предметам сошлется на местных жителей, то судебный следователь производит особое на месте дознание через окольных людей» (ст. 454). Составители Судебных Уставов находили (Суд. Уст. с приложением соображений, изд. госуд. канцелярии, II, 167), что сведения о личности подозреваемого необходимы, так как «без этих сведений дела, в которых нет прямых доказательств, а существуют только одни улики, были бы в основном неясны для судей и присяжных заседателей, при определении степени вины подсудимого и соответствующего ей наказания». Получить сведения о личности подсудимого путем вызова в суд свидетелей представляется, по мнению составителей Судебных Уставов, не всегда возможным и сопряженным с большими затруднениями и издержками. Порядок составления списка окольных людей сходен с тем, который установлен для Д. через окольных людей по делам гражданским (см. выше). Окольные люди допрашиваются под присягой; показания их записываются в протокол. Допрошенные на Д. окольные люди на судебное разбирательство не вызываются и показания их прочитываются на суде (ст. 454—466, 626 Уст. Уг. Суд.).
Совершенно иным характером отличается повальный обыск, соответствовавший, при старом порядке судопроизводства, нынешнему Д. через окольных людей и до сих пор применяемый там, где действуют прежние процессуальные правила (т. XVI, ч. 2, ст. 311—323). В истории уголовного процесса повальный обыск имел громадное значение не только у нас, но и на Западе Европы. Он коренится в инквизиционном процессе, чуждом древнеримскому праву и насажденном в Зап. Европе, главным образом, каноническим правом. Начало повального обыска на Западе процессуалисты относят к так называемым Sendgerichte, т. е. к суду посылавшихся в диоцезы представителей духовенства, на обязанности которых лежало производить на месте расследование об опороченных народной молвой лицах (infamati, übel Gerügten). Отсюда выработалась во франкском праве так наз. inquisitio, о которой упоминается уже в источниках IX ст. и которая состояла в том, что судья избирал, по своему усмотрению, соседей подозреваемого в преступном образе жизни и допрашивал их под присягой, причем показания их как бы заменяли собой обвинительный акт и служили основанием к применению суда Божья, поединка, а впоследствии — к так называемой специальной инквизиции, или question, т. е. пытке. По ордонансу 1670 г. эту форму инквизиции заменила informatio или enquête. Совершенно своеобразную форму получила инквизиция в Нормандии и затем в Англии, где опрос соседей производился не иначе, как по ссылке обвиняемого (se ponere super patriam, se mettre en enquête loiale) или же по дорого стоившей привилегии герцога или короля, которой обвиняемому предоставлялось, в доказательство невиновности своей, ссылаться на показания приведенных к присяге соседей (jurata). Впоследствии из этого института выработался суд присяжных: большой — для предания суду, малый — для признания обвинения доказанным или недоказанным. В Германии повальный обыск, как проверка народной молвы о совершенном преступлении и виновнике его, получает особенное развитие и долго служит обычной формой исследования в уголовном процессе, сначала исчерпывая собой все предварительное следствие, а затем составляя первую его стадию, предшествующую специальной инквизиции, с применением пытки. Современные зап.-европейские законодательства Д. через окольных людей вовсе не знают; отчасти только напоминает его производство коронера в английском процессе. На развитие повального обыска в древнем русском законодательстве также имело влияние каноническое право, внесшее и сюда начала розыскного процесса; но дальнейшее развитие института шло совершенно самостоятельным путем. Повальный обыск имел место не только в делах уголовных, но и гражданских (см. выше). По уголовным делам он производился ex officio, a именно в тех случаях, когда народная молва «облиховывала» человека, причем самые слухи о лихих людях собирались представителями власти. Если по обыску про кого-либо скажут, что он «лихой человек, тать или разбойник», то он заключался под стражу и подвергался пытке. Если оговоренный человек «учнет бить челом о обыске, того человека дать за пристава, а про него обыскати большим повальным обыском». Если обыск подтвердит оговор, то оговоренный подвергается, в свою очередь, пытке (Улож. Алекс. Михайл., ст. 35 и 39). Особенность повального обыска по Уложению заключается в том, что в случае одобрения подозреваемого обыскными людьми он отдается «на чистую поруку, с записью за тех же обыскных людей, которые его в обыску добрили в том, что ему впредь не красти и не разбивати, и лихим людям татям и разбойникам приезду к себе не держати, и татийные и разбойные рухляди не покупати, и иным никаким воровством не воровати» (ст. 36). Порядок производства обыска определялся одинаково как для гражданских, так и уголовных дел и сохранился почти целиком в действующих ныне постановлениях о повальном обыске по старому судопроизводству. Допрос под присягой производится в отсутствии обвиняемых, которые не пользуются правом отвода; только при малом обыске (когда допрашиваются лишь ближние окольные люди) обвиняемый может предъявить о недружбе окольных людей и требовать большого обыска. Поставленный на разрешение вопрос разрешается большинством голосов. Но если опороченный большинством будет утверждать, что большинство учинило лживое показание, то из обеих половин избираются лучшие, по два человека на сто или по одному, если их меньше ста, и им дается очная ставка.