Собственность. У животных. — Потребность питания неудержимо влечет всех животных к отысканию, захвату и присвоению питательных средств, причем животные слабые и не способные к сбережениям, а также и животные очень сильные, не нуждающиеся в сбережениях, не делают никаких пищевых запасов. Лев и тигр, например, не имеют надобности в накоплении провизии: по лесам и полям бродит достаточное количество млекопитающих для удовлетворения их аппетита. Слоны обладают превосходными кладовыми в виде тропических лесов; африканский слон, напр., вырывает с корнями огромное количество деревьев и кустов для того, чтобы просмаковать несколько вкусных плодов. Понятие о земельном владении, вероятно, существует у льва, который, избирая обширную территорию для своей охоты, охраняет ее от постороннего вступщика. Бродячие собаки в Египте, соединяясь ордами, избирают определенное местожительство и точно так же рвут на части всякую постороннюю собаку, которая к ним проникает. Одинаковым образом поступают и обезьяны, напр. мартышковые (Cercopithecidae), живущие ордами в лесах под управлением старых самцов; каждая орда владеет отдельным участком, в который члены другой орды проникать не смеют. Птичьи гнезда, хотя и не являются постоянными обиталищами, а скорее предназначаются только для воспитания птенцов, но тем не менее составляют настоящую собственность, и птицы пользуются ими в течение нескольких лет. Старые вороны из года в год возвращаются к тому же гнезду, и, так как они моногамны, то при погибели одного из супругов другой приводит нового супруга опять в то же гнездо. Эта привязанность к «дому» свойственна не исключительно воронам; другие птицы тоже занимаются исправлением своих гнезд и ежегодно к ним возвращаются, если только какая-нибудь катастрофа не удалит их от гнезда навсегда. Семейная С. в виде общего жилища, подобного «длинным домам» кланов ирокезских и фаланстериям пуеблов Центральной Америки, тоже существует у птиц, например у грачей, которые сообща отыскивают пищу и сообща возвращаются на ночевку домой. У саланган (Collocallia — семейства стрижей), в Ост-Индии, чувство собственности стало даже коллективным: каждая из этих птиц трудится одинаково над своим и соседними гнездами. У беспозвоночных животных встречаются еще более замечательные явления, а именно полная социальная С. (см. Муравьи, Пчелы), при существовании которой индивидуальная С. немыслима. Существуют указания и на то, что муравьи в давно прошедшие времена не имели ни каст, ни иерархии и что тогда все граждане муравьиных республик обязаны были одинаково трудиться (Ch. Letourneau, «L’évolution de la propriété», П., 1889, стр. 2—27).
Собственность в роде человеческом. Потребность питания та же у людей, как и у животных: удовлетворение ее, как отдельным индивидом, так и группами индивидов, влечет за собой те же первоначальные последствия, как и у животных. Добывает ли человек свою пищу посредством охоты, рыболовства или сбора плодов, от свойств его питания всегда зависят и место его жительства, и пространство земли, доставляющей ему питательные средства. Более или менее продолжительное пребывание на одном и том же месте зависит, главным образом, от того, является ли источник питания постоянным или временным. Охотой занимаются преимущественно мужчины, сбором плодов — женщины и дети. Чем охота и рыбная ловля продуктивнее, тем более освобождается женщин и детей для домашних работ, тем солиднее строится дом и снабжается необходимым хозяйственным инвентарем. Наконец, чем более земледелие обеспечивает верное питание, тем более возможно остановиться на постоянном и ограниченном месте жительства. Существует, так. образ., множество социальных явлений, которые обусловлены исключительно удовлетворением потребности питания человека (Ratzel, «Le sol, la societé et l’état», «Année sociologique», III, 5). Первобытный человек жил большими стадами и ордами; иначе он бы и не мог уцелеть от страшных природных сил и хищников того времени. Все эти племенные группы людей добывали сообща средства пропитания охотой, рыбной ловлей и т. д. При таких способах добычи могло образоваться лишь понятие об общем владении движимостью. Когда племенные группы человеческие выделили из себя организованные группы в виде кланов или родов, то, в силу земледельческих занятий, явилось понятие о коллективном поземельном владении. В ту и другую эпоху не было сначала никаких данных для образования понятия о частной индивидуальной С. (см. Коммунизм), кроме тех редких случаев, когда индивиды наиболее сильные, ловкие и смышленые умудрялись добывать и сохранять отдельную добычу. Следы этого древнего положения вещей сохранились и в слове «С.», которое происходит от слова собь, означавшее все свое — имущество, «животы», пожитки, нажитки, богатство, — или от слова собина, выражавшего те же самые понятия: «Да будет в монастыре общее житие; игумен и чернецы особин да не держат» («Акты Юр.», 145). Собник, или собинник, был полный хозяин и господин вещи а собность обозначала имение и всякую вещь, как личное достояние кого-либо («Академический Словарь», 1847, том IV, и Даль, «Толковый Словарь», изд. 1882, том IV). Прежде всего сложилось право личной собственности на движимость; понятие же о личном праве собственности на недвижимость возникло гораздо позднее и впервые установлено законом у римлян (E. Laveleye, «De la propriété et de ses formes primitives»). Многочисленные исторические и этнографические исследования доказали, что все древние роды и общины владели нераздельно землей, обрабатывали ее сообща и переходили лишь поздно и постепенно к строю частной С. Против этих положений восстал Фюстель де Куланж («Recherches sur le droit propriété chez les grecs», в «Nouvelles recherches sur quelques problèmes d’histoire», П., 1891), утверждая, что все исторические данные о Греции не дают никакой возможности придти к убеждению, что там когда-либо существовало безраздельное общинное владение. Прежде, в своей известной книге «La cité antique» Фюстель де Куланж доказывал, что в древних обществах итальянских и греческих право С. признавалось только за семьей, а не за индивидом; позже он пришел к убеждению, что такая первобытная семейная община не имеет решительно никакого отношения к теории, предполагающей родовую общинность, т. е. полнейшее отсутствие всякой апроприации (личного присвоения) земли. Один из его учеников, Гиро, относится объективнее к аграрному коммунизму Греции: он тоже подтверждает, что нет ни одного текста, удостоверяющего существование греческого коллективизма, но вместе с тем не допускает, чтобы при появлении эллинов в Европе они тотчас же провозгласили не только право собственности, но даже право земельной С. «Быть может, прямые предки греков переживали, как и многие другие народы, продолжительные века пастушеской жизни, но историческая наука до этого не доходит». Поэты, трагики и даже некоторые историки сохранили предания о той эпохе, когда жители Эллады питались исключительно природными плодами земли и мясом животных, «но греки никогда не считали себя родственниками таких дикарей, и ничто не доказывает, что они не имели права от них отрекаться». Никаких точных сведений о первобытном состоянии эллинов не имеется. Их язык, однако, указывает на то, что они умели обрабатывать землю и сеять хлеб. Прибыв в Грецию, они встретили там народы, которые уже возделывали землю и знали ячмень, рожь, овечий горох, кишнец (Coriandre), анис и чечевицу. Но дальше ничего не известно. «Жизнь земледельческая не представляется несовместимой с кочевой жизнью: она только замедляет передвижения и развивает наклонность к оседлости, заставляя оставаться на одном месте от дня посева до дня жатвы. В силу этого, весьма вероятно, что эллины стремились к оседлости, когда они появились в Греции, тем более, что очертания страны не благоприятствовали переселениям. Но отсюда не следует, что частная С. как раз в это время и возникла. Были и теперь имеются земледельческие народы, которые землей владеют сообща. Возможно, что и греки в известное время находились в этом положении. Но явление возможное не есть явление реальное, и тезис греческого коллективизма является в настоящее время лишь предположением. Во всяком случае, если греки жили под этим режимом, они пребывали в нем недолго, что и не удивительно со стороны расы, столь высоко прогрессивной. В этом, быть может, и заключается причина, почему этот коллективизм не оставил никакого следа в исторических памятниках и документах» (Р. Guiraud, «La propriété foncière en Grèce jusqu’a la conquéte romaine», Париж, 1893). История народов, по преобладающим способам добычи питательных средств, делится на следующие эпохи: охота и рыбная ловля, кочевое скотоводство, земледелие и промышленность. В последнее время появилось много научных трудов, посвященных раздроблению и упорядочению этой суммарной классификации, на которую прежде смотрели, как на последовательную и универсальную серию, через которую прошли все народы. Бывают случаи, когда та или иная стадия отсутствует у данного народа; так, например, земледельческие населения древней Америки и цивилизации Центральной Америки и Перу обошлись без стадии кочевого скотоводства. Подобные явления имеют свои реальные причины, которые надо обнаружить, и в данном примере причина эта заключалась в том, что у вышеуказанных народов до прибытия европейцев не было вовсе животных, обладающих свойствами, необходимыми для кочевого скотоводства. С другой стороны, первобытные земледельцы нисколько не выше первобытных охотников и рыбаков; почти всегда цивилизация их ниже цивилизации высших охотников и рыбаков. Очень возможно, что высшие охотники, прошедшие примитивный период земледелия, вторично обращались к своим первоначальным занятиям после завоевания земель, специально благоприятствующих охоте и рыбной ловле (Steinmetz, «Classification des types sociaux et catalogue des peuples», в «Année sociologique», III). Какие бы затруднения ни возникали при изучении хозяйственного быта первоначального человечества, в настоящее время можно признать вполне доказанным, что коллективное владение недвижимостью (племенами, родами и большими семьями) у большинства народов предшествовало индивидуальному поземельному владению, причем вновь образующиеся виды земельного владения не вытесняли сразу прежних видов, а становились, так сказать, рядом с ними, жили и развивались своим путем или же исчезали по тем или иным причинам. Современные исследования все более и более подтверждают эти положения: так, в центральной Австралии существуют и теперь территориальные группы, которые, наряду с тотемическими группами (см. Семья), являются как бы собственниками занятых ими земель и хорошо знают границы своих владений (В. Spencer and F. Gitten, «The native Tribes of central Australia», Л., 1899). В шотландских кланах еще в XVIII веке существовало совершенно коммунистическое поземельное владение (A. Conrady, «Geschichte der Clanverfassung in den schottischen Hochlanden», Лпц., 1898). В Китае, где существует малосемейное владение, клан или род начинает исчезать, но он возрождается, как только обстоятельства это позволяют, и существует преимущественно в центре и на юге. Род состоит из группы родственных семей; в состав его входит иногда тысяча человек. И семья, и род не поглощены китайским государством, и влияние их еще весьма значительно (M. Courant, «Les associations en Chine», в «Annales des sciences politiques», 1899, кн. I; Steinmetz, ук. соч., стр. 93). Из массы научных исследований можно вывести заключение, что большая часть обрабатываемых земель на всем земном шаре состоят и теперь в коллективном владении (см. Поземельная община). Наряду с коллективным владением и индивидуальной С. имеется еще особый вид владения, который возможно назвать феодальным. Убеждение в том, что феодальность присуща только европейским средним векам, довольно распространено, но оно не совсем верно: феодализм часто встречается у так называемых дикарей, напр. на Гавайских островах, у бантусов южной Африки, у зулусов, у ашантиев, в Монголии и т. д. (Steinmetz, ук. соч., 86 и 87). Некоторые остатки феодализма уцелели в Англии, в Германии и в Австро-Венгрии (Cauwès, «Cours d’économie politique», Пар., 1893, т. 3, стр. 428—430). Коллективной С. особого рода можно признать также дороги и т. п. (см. Право пользования общего). Первоначальная форма занятия и присвоения бесхозяйных земель сохранилась в очень многих местах, но перестала быть единственным способом приобретения земельного владения (см. Заимка; Оккупация). Общинное землевладение, по своим свойствам, трудно поддавалось действию законов, подчиняясь более всего обычаям, выработанным в течение веков; законодательные попытки регулировать этот вид С. были по большей части крайне неудачны и приводили или к исчезновению общинного землевладения, или, в лучшем случае, к крайнему стеснению свободы, а стало быть и жизни общины (см. Крестьяне; Аграрное заимодательство; Общинное землевладение). С институтом индивидуальной С. дело шло иначе. По римскому праву индивидуальная С. (dominium) есть полное и исключительное правовое господство лица над телесной вещью. По русскому праву, «право С. есть основанное на законном укреплении или титуле полное, исключительное и бессрочное правовое господство или власть лица над телесной вещью, в силу которой оно вправе владеть, пользоваться и распоряжаться ею в пределах, законом определенных» (Н. Анненков, «Система русского гражданского права», СПб., 1895, т. II, стр. 20). Римское определение лежит в основе современных определений С. наибольшего числа европейских законодательств, и абсолютизм, связанный с этим определением, обусловил немало бедствий, но все-таки институт С. прогрессировал, и современная С. значительно ограничена в сравнении с римской, напр. по отношению к отчуждению в общественном интересе, допускавшемуся у римлян лишь в очень редких и точно определенных случаях (см. Экспроприация). Так как владение вещами есть реальность или видимость С. (см. Владение), то и всякое законное (не договорное) ограничение владения в пользу соседей или других частных лиц является в то же время ограничением права С. (см. Сервитуты; Кудриновский, «К учению о легальных ограничениях права С. на недвижимость в России», Одесса, 1899).
Современное социальное значение С. Свободная С., говорит Ковес, есть рациональное последствие индивидуальной свободы, и, если доказано, что труд является наиболее священной из всех С., то странно было бы утверждать, что продукт труда не может быть объектом законной С. Индивидуальная С. есть выражение и, так сказать, проекция личности человеческой в материальную область вещей; но эту проекцию вычерчивает труд и придает ей юридический характер. Принцип права С. заключается в нас самих. Земля, на которой мы существуем, завоевана нашей промышленностью, которая постаралась сделать ее и более обитаемой. Таким образом, принцип С. заключается в свободе человеческой: С. — отражение этой свободы, которая проявляется через посредство труда. Сама по себе свобода человека не приводит к С., но труд является условием С. и основанием ее законности (Cauwès; указ. соч., т. 3-й, стр. 343 и 4-й, 269—271). Разные виды С. сложились органически в течение веков; но с тех пор, как начались законодательные воздействия на землевладение, влияние того или иного способа держать землю на земледельческую производительность каждой страны весьма значительно. Если законы страны гуманны и справедливы, производительность земледельческая будет выше, чем если эти законы жестоки и придирчивы. Сравнивая производительность разных стран, легко убедиться в том, что производительность не повышается пропорционально естественным качествам земли (пример: плохие земли во Фландрии и хорошие земли в Турции; последние ничего не производят, а первые дают несколько урожаев в год). Труду нужны мир и свобода. Земельная С. дает различные результаты, смотря по тому, отдана ли она во власть феодальных собственников, монастырей, больших корпораций, коммун и общин или представителей мелкой буржуазии. Производительность неодинакова, когда земледельческий труд несут рабы, крепостные, пролетарии или же сами собственники. В одной и той же стране производительность земледельческого труда зависит от различия способов держать землю. Общинная С. большей частью истощена; аристократическая С. или мало, или совсем не возделывается: буржуазная С. содержится недурно; малая С. лучше всего обработана (см. A. Toubeau, «La répartition métrique des impôts», ч. 2, II., 1880, стр. 367—383). Представителями этой малой С. являются во Франции крестьяне, живущие исключительно земледелием и обрабатывающие по большей части свои земли только с помощью своих семей. Таких крестьян насчитывается, по данным 1892 г., один миллион, а с семействами — 4 миллиона. Обрабатывают они около 10 млн. гектаров, т. е. несколько менее четвертой части всей культурной поверхности Франции. Уже Кене и его школа утверждали, что если правительство соответствует естественному порядку вещей и заботится о постоянном улучшении земельной культуры, то прогресс земледелия всегда будет опережать рост народонаселения и что, наоборот, у правительств, допускающих падение земледелия, всегда будет больше людей, чем пищевых средств (Н. Denis, «Des origines du droit économique», в журнале «La philosophie positive», т. 24-й, 1880). Правительственные мероприятия не могут вызвать прямой переход от малопроизводительной экстенсивной системы хозяйства к чрезвычайно производительной интенсивной (см. Земледелие), но могут подготовить этот переход путем распространения образования среди народа, освобождения личности от административного гнета правительственной опеки, надлежащего устройства мелкого земельного кредита и облегчения оборотов земельной С. Указывают на то, что обе последние меры представляют некоторую опасность (см. Мобилизация поземельной С.), побуждая земельных собственников бросать свою недвижимость в большое капиталистическое движение и обращать свои имения в биржевые ценности, которые следуют судьбе всех движимых капиталов, т. е. сосредоточиваются в руках биржевых игроков или других крупных представителей капиталистического строя. Против этого возражают, что хотя будущее принадлежит, вероятно, росту земельного кредита и облегчению земельных переходов, но не представляется основания предполагать, что эта эволюция повлечет за собой скопление земель в одних руках (концентрацию земельной С.). Даже концентрация движимых капиталов научно совсем не доказана и возбуждает большие сомнения. В тех странах, где мобилизация земли прогрессировала быстро — напр. в Австрии и Германии, это новое движение ничуть не повредило малой С. Весьма возможно даже, что законы мобилизации будут скорее способствовать завоеваниям крестьянства, чем тормозить их. Такие законы дадут трудящемуся сельскому населению новую кредитную силу, и потому невероятно, чтобы они могли повредить ему (см. Souchon, «La propriété paysanne», П., 1899). В настоящее время французские земледельцы получили возможность устраивать ассоциации, известные под назв. земледельческих синдикатов (см. Синдикаты). В Германии земледельческие товарищества составляют 72% всех германских товариществ, и участие германских крестьян в этих товариществах весьма значительно. Земледельческие синдикаты и товарищества могут содействовать мобилизации крупной, сохранившей и до сих пор некоторые вредные свойства, которыми она обладала в еще большей степени в Риме (см. Латифундии). Самое вредное из них заключается в том, что при ней пустует огромное количество земель. Утилизация всех земель, годных к земледелию и состоящих в чьем бы то ни было владении, является весьма важным социальным вопросом, который разрешается различно. Так, напр., Оппенгеймер, признавая, что крупная поземельная С. не есть явление экономическое, а одно из последних переживаний права, совершенно чуждого экономии обменов, думает добиться растворения большой С. учреждением кооперативного общества (Siedelungsgenossenschaft); но судя по сложным и всеобъемлющим заботам, возлагаемым на это общество, можно думать, что оно будет содействовать и растворению мелкой С. (Franz Oppenheimer, «Grosseigenthum und soziale Frage», Берл., 1898). Другие утверждают, что единственным крупным собственником должно быть государство, но предпринимателями явятся рабочие ассоциации, одушевленные братскими и религиозными чувствами (см. Коллективизм); но надо еще узнать, имеет ли корпоративная земледельческая эксплуатация национализированной земли, по сравнению с индивидуальной эксплуатацией, какие-либо высшие преимущества и меньшие недостатки (А. Brapeur, «La question sociale. Etudes sur les bases du collectivisme», 1900, стр. 276). В отношении бесплодных, вследствие необработки, земельных площадей, состоящих в частной С., представляется возможность предвидеть, что они со временем будут подлежать отчуждению на общих основаниях, для земледельческих надобностей. О праве С. на произведения научные, литературные, художественные и музыкальные см. Литературная собственность, о праве С. на изобретения и открытия — см. Патенты. Ср. Вещь и Вещное право.
Литература (кроме сочинений, указанных в тексте): В. Вагнер, «Вопросы зоопсихологии» (1896); L. Bourdeau, «Histoire de l’alimentation» (1894); его же, «Conquête du monde animal» (1885); его же, «Conquête du monde végétal» (1893); его же, «Les forces de l’industrie. Progrès de la puissance humaine» (1884); «La propriété. Origine et évolution» («Thèse communiste par P. Lafargue. Réfutation par Yves Guyot», 1885); М. Ковалевский, «Экономический рост Европы до возникновения капиталистического хозяйства» (М., 1898 и 1900); Ch. Letourneau, «L’êvolution juridique dans les diverses races humaines» (1891); Шутяков, «Аграрный строй Пруссии в середине XVIII в.» («Историч. Обозрение», т. 9); И. Гревс, «Очерки из истории римского землевладения» (СПб., 1899); Th. Goltz, «Vorlesungen über Agrarwesen u. Agrarpolitik» (1899); A. Espinas, «La philosophie sociale du XVIII siècle et la Revolution» (1898); A. Fouillée, «La propriété sociale et la démocratie» (1884); E. Vandervelde, «Das Grundeigenthum in Belgien in dem Zeitraume von 1834—99» (в «Archiv für soziale Gesetzgebung u. Statistik», 1900); С. Thümmel, «Aus der Symbolik des altdeutschen Bauerenrechts» (1887); С. Зак, «Земля и капитализм» («Русское Богатство», 1898, №№ 10 и 12); H. Maurus, «Ueber die Freiheit in der Volkswirthschaft» (1873); E. Couvert «Le propriété» (1885); E. Lecouteux, «Le blé sa culture intensive et extensive» (Пар., 1884); A. Fouillée, «Idée moderne du droit» (1898); W. Schuft, «Oesterreichs-Agrarpolitik seit der Grundentlastung» (1898); Buchenberger, «Grundzüge der deutschen Agrarpolitik» (1899); K. Kautsky, «Die Agrarfrage» (1899); Б. Чичерин, «Собственность и государство» (М., 1882).