Эволюція рабства у различныхъ человѣческихъ расъ.
[править]Шарля Летурно.
[править]Глава I.
Рабство въ царствѣ животныхъ.
[править]Въ своихъ предшествующихъ работахъ я послѣдовательно изучилъ нѣкоторые изъ большихъ отдѣловъ этнографической соціологіи и всегда при этомъ старался придать объективный характеръ своимъ соціологическимъ изслѣдованіямъ, избѣгая всякихъ апріорныхъ системъ и обобщеній, лишенныхъ основы. Мои теоріи были только простымъ и непосредственнымъ выраженіемъ фактовъ, наблюдаемыхъ мною.
Такой методъ, безъ сомнѣнія, отличается медленностью и требуетъ продолжительныхъ изысканій, но безъ него нельзя было бы построить никакой соціологіи, которая была бы достойна называться научной; соціологія можетъ существовать лишь подъ условіемъ, чтобы она была наукою, основанною на наблюденіяхъ.
Предметъ, который я собираюсь изучать въ этой книгѣ, не уступаетъ въ важности предшествующимъ. Мнѣ предстоитъ здѣсь доказать аналитическимъ путемъ, какъ народилось рабство и почему, какую роль оно играло въ эволюціи обществъ, какія оно могло оказать услуги, какія породило бѣдствія, по какой причинѣ его первоначальная суровость мало-по-малу смягчилась, какія оно претерпѣло превращенія и какіе слѣды, еще довольно глубокіе, оно оставило на умственной организаціи человѣчества и на всѣхъ учрежденіяхъ нашего современнаго общества. Дѣйствительно ли оно теперь совершенно исчезло, какъ намъ желательно было бы думать и утверждать?
Чтобы освѣтить всѣ эти стороны исторіи рабства, мнѣ придется перечислить, произвести оцѣнку и классифицировать цѣлую массу фактовъ, заимствованныхъ преимущественно изъ исторіи и этнографіи, разъясняя одни посредствомъ другихъ. Много разъ мнѣ приходилось говорить, что въ научномъ изслѣдованіи нельзя слѣдовать дурному примѣру, который намъ даютъ метафизики и, такъ же какъ они, отводить человѣку отдѣльное мѣсто во вселенной. Человѣкъ, даже самаго низшаго разряда, конечно представляетъ много особенностей и сознательная жизнь дикаря, даже самаго первобытнаго, все-таки обладаетъ такою глубиной, которая совершенно недоступна ни одному, даже самому умному животному. Но между человѣкомъ и животнымъ разница заключается лишь въ степени, а не въ сущности; то, что находилось лишь въ зародышѣ у второго, подверглось простому развитію у перваго. Съ точки зрѣнія физической, нравственной и интеллектуальный «Genus homo» не болѣе, какъ такое же животное, только достигшее высшаго развитія. Подъ вліяніемъ условій, которыя до сихъ поръ намъ очень мало извѣстны, мозгъ, а слѣдовательно и умъ человѣка, достигли развитія, недоступнаго даже самому умному изъ животныхъ, но, тѣмъ не менѣе, человѣкъ все-таки животное, высшее, позвоночное, млекопитающее, и не долженъ отрекаться отъ своего происхожденія. Поэтому-то, въ началѣ всѣхъ своихъ соціологическихъ монографій, я и считалъ всегда своимъ долгомъ отыскивать въ нравахъ соціальныхъ животныхъ аналогичныя и даже идентичныя черты тѣмъ, которыя я изучалъ въ данный моментъ въ человѣческихъ обществахъ. Такія сопоставленія чрезвычайно интересны, потому что они показываютъ намъ въ схематическомъ или зародышевомъ состояніи тѣ способности, потребности и учрежденія, которыя достигли у человѣка такого развитія и сложности, что ихъ роскошный ростъ, въ концѣ концовъ, совершенно заслонилъ ихъ происхожденіе. Чтобы не измѣнять такому разоблачающему методу, мы должны и теперь, прежде чѣмъ приступить къ изученію рабства у человѣческихъ расъ, поискать аналогій въ обществахъ животныхъ.
Извѣстно, что въ отношеніи соціальной организаціи у животныхъ, пальма первенства далеко не принадлежитъ такимъ типамъ, на которые мы привыкли смотрѣть какъ на высшіе, т.-е. позвоночнымъ млекопитающимъ, не исключая и наисовершеннѣйшихъ изъ нихъ. Именно у безпозвоночныхъ, по крайней мѣрѣ у нѣкоторыхъ изъ нихъ, мы встрѣчаемъ наиболѣе соціальные организмы, оставляющіе даже далеко позади общества нѣкоторыхъ низшихъ человѣческихъ расъ. Съ точки зрѣнія рабства наиболѣе интересны для насъ муравьи рабовладѣльцы, но прежде чѣмъ описывать, какъ у нихъ понимается рабство, необходимо вкратцѣ изслѣдовать общества термитовъ, у которыхъ соціальный вопросъ разрѣшился далеко не такъ, какъ онъ разрѣшается человѣческими обществами.
Для всѣхъ живущихъ родовъ, какъ животныхъ, такъ и растительныхъ, жизнь составляетъ вѣчную борьбу, потому что надо питаться и размножаться подъ страхомъ смерти и вопреки ожесточенной конкурренціи, существующей между соперничествующими родами. Кромѣ того, между индивидами, принадлежащими къ одному и тому же виду, существуетъ такое же соперничество и однимъ только фактомъ своего существованія они взаимно увеличиваютъ трудности жизни. По крайней мѣрѣ такъ бываетъ до тѣхъ поръ, пока индивиды находятся въ періодѣ анархіи и имѣютъ своимъ девизомъ: «каждый для себя». Для смягченія суровости этой борьбы, гдѣ одинъ выступаетъ противъ всѣхъ и всѣ противъ одного, существуетъ единственный способъ — ассоціація, и этотъ способъ тѣмъ болѣе дѣйствительный, чѣмъ ассоціація тѣснѣе. Таковъ всеобщій законъ, которому одинаково подчиняются какъ люди, такъ и животныя.
Въ нѣсколько болѣе сложномъ обществѣ необходимыя соціальныя функціи должны отличаться разнообразіемъ: надо защищать себя отъ вредныхъ вліяній внѣшней среды, отъ нападенія соперничествующихъ родовъ и обществъ; надо въ то же время заниматься домашними дѣлами и работами, которыя можно назвать промышленными и добросовѣстное выполненіе которыхъ необходимо для общаго блага. Такъ бываетъ въ человѣческихъ обществахъ; такъ бываетъ и въ обществахъ животныхъ, напримѣръ, у муравьевъ, пчелъ, термитовъ, промысловыя способности которыхъ уже довольно развиты.
Для удовлетворенія общественныхъ потребностей существуютъ различныя средства и учрежденія и самымъ простымъ способомъ будетъ равенство обязанностей. Въ обществахъ, гдѣ придерживаются этого способа, не существуетъ еще никакого раздѣленія соціальнаго труда; каждый индивидъ Одновременно производитель, рабочій и воинъ. Нѣтъ также никакой іерархіи; члены соціальнаго организма добровольно исполняютъ всѣ работы и обязанности, необходимыя для общей пользы. Такой простой соціальный типъ встрѣчается у собакъ, бобровъ, дикихъ лошадей и бизоновъ. Наоборотъ, въ муравьиныхъ общинахъ существуетъ уже рѣзкое подраздѣленіе, выражающееся даже органическими признаками; воспроизводители мужского и женскаго рода рѣзко отличаются отъ рабочихъ, но среди рабочихъ имѣетъ силу режимъ свободной, произвольной и анархической коопераціи. Соціальный организмъ, впрочемъ, нисколько не страдаетъ отъ этого, такъ какъ психическая организація рабочихъ совершенно одинакова и всѣ они съ одинаково-страстнымъ рвеніемъ заботятся объ общей пользѣ и въ случаѣ нужды даже жертвуютъ собою для общаго блага.
У муравьевъ-рабовладѣльцевъ соціальная организація сложнѣе. У нихъ возникъ искусственнымъ образомъ, вслѣдствіе войнъ и набѣговъ, классъ рабовъ, настолько хорошо выдрессированныхъ съ самаго дѣтства, по выходѣ изъ куколки, что имъ даже въ голову никогда не приходитъ избавиться отъ рабства. Въ то время, какъ ихъ господа занимаются исключительно хищническими войнами для постояннаго пополненія своего безплоднаго класса рабочихъ-рабовъ, эти рабы съ неустаннымъ рвеніемъ выполняютъ всѣ прочія соціальныя обязанности и, повидимому, находятъ въ рабствѣ величайшее наслажденіе.
Но поддержаніе соціальнаго строя и выполненіе необходимыхъ для этого работъ можетъ быть достигнуто и другимъ путемъ, безъ помощи рабства. Достаточно для этого, чтобы члены одного и того же общества раздѣлились на классы, отличные другъ отъ друга и несущіе различныя обязанности; на однихъ будетъ спеціально возложена обязанность воспроизведенія, другіе будутъ нести на себѣ домашнія обязанности, третьи — военныя. Тогда уже ассоціація перестанетъ служить бичомъ для своихъ сосѣдей. Нѣтъ надобности въ невольничьихъ набѣгахъ; соціальный организмъ удовлетворяетъ собственными средствами всѣмъ своимъ потребностямъ и военные классы могутъ ограничиться только единственною законною войной — оборонительной.
Первый соціальный типъ, указанный нами, типъ рабочей анархіи, равноправной и произвольно организованной, осуществляется, повидимому, въ нѣкоторыхъ обществахъ млекопитающихъ, у лошадей, бизоновъ, дикихъ собакъ и въ особенности у бобровъ. Такой же типъ мы находимъ у пчелъ и у большинства муравьиныхъ видовъ, за исключеніемъ воспроизводительной функціи, которая у нихъ спеціализировалась. Второй типъ — рабовладѣльческій, имѣетъ своимъ представителемъ кровожадныхъ муравьевъ амазонокъ, о которыхъ я буду говорить дальше. Третій типъ — общество, раздѣленное на военную и промышленную касты можно наблюдать наилучшимъ образомъ у африканскихъ, американскихъ и азіатскихъ термитовъ. У этихъ умныхъ насѣкомыхъ, архитектурныя постройки которыхъ значительно превосходятъ своею относительною величиной египетскія пирамиды, существуютъ воспроизводители, также какъ у пчелъ и муравьевъ, затѣмъ рабочіе и еще одинъ классъ или каста — военная каста.
Такія раздѣленія соціальнаго труда невольно напоминаютъ намъ организацію древнихъ имперій, а именно: королевствъ Индіи. Впрочемъ, у термитовъ спеціализація функцій имѣетъ гораздо болѣе глубокій характеръ, чѣмъ въ нашихъ человѣческихъ обществахъ. Дѣло въ томъ, что индивидуальная жизнь термитовъ, также какъ жизнь муравьевъ и пчелъ, очень кратковременна; у нихъ поколѣнія смѣняются въ тридцать-сорокъ разъ быстрѣе, чѣмъ у человѣка, и функціи оставляютъ поэтому на органахъ гораздо болѣе глубокіе слѣды, чѣмъ это наблюдается въ нашихъ человѣческихъ обществахъ. Безъ сомнѣнія, у термитовъ профессіональныя касты существуютъ уже многія тысячи лѣтъ и ничего нѣтъ невозможнаго въ томъ, что онѣ предшествовали даже появленію человѣка на землѣ, поэтому-то онѣ и отличаются другъ отъ друга очень значительными органическими измѣненіями. Такъ у термитовъ рабочихъ ротъ круглый и гладкій, прекрасно приспособленный для выполненія своей работы: вспахиванія земли и передвиганія строительныхъ матеріаловъ. Наоборотъ, у воиновъ термитовъ голова относительно велика и снабжена сильными роговыми клещами, напоминающими своею формою наши пики и трезубцы. Эти профессіональныя приспособленія очень выгодны для тѣхъ обязанностей, которыя надо выполнить, но онѣ навсегда прикрѣпляютъ индивидовъ къ той кастѣ, къ которой они принадлежатъ. Воинъ термитъ годится только для того, чтобы сражаться; рабочій — только для работы; поэтому они никогда и не присвоиваютъ себѣ чужихъ обязанностей. Термиты рабочіе — это каменщики, архитекторы и инженеры; они постоянно сооружаютъ и расширяютъ городъ термитовъ, строя новые покои для удовлетворенія новыхъ нуждъ и прокладывая крытыя галлереи и защищенныя дороги; они воспитываютъ и заботятся о молодомъ поколѣніи, а также о такъ называемой королевской четѣ — воспроизводительной парѣ и, наконецъ, они же наблюдаютъ и руководятъ воспроизводительною функціей этой пары.
Воины термиты, наоборотъ, ограничиваются лишь тѣмъ, что защищаютъ республику съ величайшею энергіей противъ всѣхъ внѣшнихъ враговъ, каковы бы они ни были. Рабочіе всегда готовы трудиться, стачекъ у нихъ не бываетъ; воины же всегда готовы сражаться и, смотря по обстоятельствамъ, обѣ касты быстро уступаютъ другъ другу мѣсто. Рабочіе никогда не сражаются, а воины никогда не работаютъ. Если внезапно разрушить часть стѣнки гнѣзда термитовъ и обнажить уголокъ галлерей и внутреннихъ комнатъ, то рабочіе немедленно скрываются въ глубь «термиторіума» и на ихъ мѣсто появляются воины, очень озабоченные, бѣгающіе взадъ и впередъ и изслѣдующіе брешь своими усиками. Убѣдившись, что дѣло идетъ только о матеріальномъ ущербѣ и нѣтъ враговъ, съ которыми надо было бы сразиться, воины тотчасъ же уступаютъ мѣсто рабочимъ и эти послѣдніе немедленно принимаются исправлять поврежденіе; воины же возвращаются въ свои глубокія, темныя убѣжища, отрядивъ изъ своей среды лишь нѣсколькихъ индивидовъ, которые остаются, вѣроятно, на случай возможнаго возвращенія опасности. Эти воины-термиты представляютъ опасныхъ противниковъ; своими ужасными клещами они наносятъ глубокія раны и заставляютъ отступать даже человѣка.
Въ этомъ любопытномъ распредѣленіи соціальныхъ обязанностей мы должны указать на одно обстоятельство, на разумную соразмѣрность, существующую между числомъ воиновъ и числомъ рабочихъ. Термиты преподаютъ намъ хорошій примѣръ: они ничего не приносятъ въ жертву военному безумію, выражающемуся въ стремленіи владѣть чудовищными военными силами; военная каста у нихъ относительно немногочисленна и составляетъ лишь одну сотую часть всего населенія. Соціальное дифференцированіе произошло у термитовъ, слѣдовательно, безъ содѣйствія рабства, которое мы встрѣчаемъ у нѣкоторыхъ другихъ породъ муравьевъ.
Изучая рабство у муравьевъ, мы увидимъ, что оно имѣло для нихъ дурныя послѣдствія, такія какъ и для человѣческихъ обществъ, основанныхъ на рабствѣ, но намъ придется все-таки не разъ, говоря о рабствѣ въ первобытныхъ обществахъ, признать. что оно составляло большой шагъ впередъ въ этихъ обществахъ, такъ какъ уничтожило жестокія избіенія и дозволило объединившимся группамъ выйти до нѣкоторой степени изъ состоянія дикаго звѣрства. Въ царствѣ животныхъ мы встрѣчаемъ рабство только у муравьевъ, т. е. у наисовершеннѣйшихъ изъ класса безпозвоночныхъ. Очевидно, что инстинктъ рабства и инстинктъ прирученія нѣкоторыхъ животныхъ стоятъ другъ къ другу очень близко; оба указываютъ на существованіе предусмотрительности, заглядыванія въ будущее, не свойственнаго какъ большинству животныхъ, такъ и низшимъ человѣческимъ расамъ. Даже у муравьевъ эти инстинкты, или вѣрнѣе: идеи, встрѣчаются только у нѣкоторыхъ породъ, не примѣняющихъ ихъ однако одинаково разумно и не обладающихъ ими въ одинаковой степени. Такъ рыжіе, чернобурые и красные муравьи умѣютъ доить тлей и поэтому ежедневно отправляются на поиски за ними, но мысль о заключеніи ихъ въ свое гнѣздо или о помѣщеніи ихъ наружи какъ-бы въ стойлахъ, еще не возникала у нихъ; они ограничиваются лишь доеніемъ тлей, оставляя ихъ на свободѣ. Нѣкоторыя же другія породы муравьевъ поступаютъ наоборотъ и, захвативъ тлей въ неволю, превращаютъ ихъ въ настоящій домашній скотъ, котораго они доятъ и въ случаѣ нужды съѣдаютъ. На первомъ мѣстѣ мы должны поставить желтыхъ муравьевъ, уносящихъ тлей въ свои гнѣзда, гдѣ они остаются подъ постояннымъ надзоромъ; эти муравьи переносятъ тлей стЛмѣста на мѣсто единственно только для того, чтобы ихъ доить, но никогда не съѣдаютъ ихъ и, слѣдовательно, поступаютъ съ ними такъ же, какъ индуссы со своими коровами. Желтые муравьи тщательно оберегаютъ свой скотъ и въ случаѣ нужды уносятъ его въ своихъ челюстяхъ, чтобы избавить отъ нападенія другихъ муравьевъ. Иногда они заключаютъ тлей въ родъ стойлъ, приспособленныхъ для этой цѣли.
Изучая войну у различныхъ человѣческихъ расъ, мы можемъ видѣть, что у пастушескихъ народовъ обладаніе скотомъ служитъ постоянною причиною распрей, поводомъ къ грабительскимъ набѣгамъ. То же самое происходитъ и у муравьевъ и обитатели ближайшихъ муравейниковъ никогда не упускаютъ случая забраться къ своимъ сосѣдямъ, чтобы похитить у нихъ тлей. Между тѣмъ, несмотря на существенную аналогію между рабомъ и домашнимъ животнымъ, одинъ можетъ все-таки существовать безъ другого, какъ это наблюдается у муравьевъ и въ нѣкоторыхъ человѣческихъ обществахъ.
Извѣстно, какъ распространена антропофагія у низшихъ человѣческихъ расъ. Ея эквивалентъ: мирмекофагія, т. е. поѣданіе себѣ подобныхъ, гораздо рѣже встрѣчается у муравьевъ, но все-таки ее можно встрѣтить и у нихъ и иногда она существуетъ одновременно съ инстинктомъ рабства. Это можно наблюдать, напримѣръ, у кровавыхъ муравьевъ, которые, имѣя въ своемъ муравейникѣ цѣлое населеніе рабовъ чернобурыхъ муравьевъ, настолько еще не вышли изъ состоянія, первобытной дикости, что отправляются устраивать засады для другихъ муравьевъ, хватаютъ ихъ и пожираютъ, поступая въ этомъ отношеніи совершенно такъ, какъ нѣкоторыя низшія человѣческія расы. Наоборотъ, настоящіе невольничьи муравьи, напримѣръ амазонки, вполнѣ избавились отъ звѣрской наклонности къ мирмекофагіи. Именно у муравьевъ амазонокъ и надо изучать учрежденіе рабства, такъ какъ оно у нихъ лучше понято и организовано, чѣмъ во многихъ человѣческихъ обществахъ.
У этихъ муравьевъ, какъ и у людей, война служитъ поставщицею рабства. Въ этомъ отношеніи способъ дѣйствія муравьевъ чрезвычайно напоминаетъ способы дѣйствія людей, съ тою лишь разницею, что муравьи дѣйствуютъ обдуманнѣе и менѣе жестоко, нежели низшіе типы человѣчества. Такъ, муравьи вовсе не пускаются наудачу. Прежде чѣмъ отправиться въ походъ, они стараются разузнать, насколько возможно все, что касается положенія муравейника, который они собираются ограбить, о его средствахъ защиты и всѣхъ препятствіяхъ, которыя надо будетъ побѣдить. Съ этою цѣлью муравьи организуютъ настоящую службу шпіоновъ и развѣдчиковъ. Отдѣльные муравьи, исполняющіе эти должности, изслѣдуютъ округъ и въ особенности сухія мѣста, гдѣ устраиваются муравейники. Выполнивъ свою миссію, они возвращаются въ свой муравейникъ, гдѣ ихъ уже ожидаетъ экспедиціонный корпусъ, готовый выступить въ походъ. Двигая челюстями, усиками и ударяясь лбами о лбы своихъ товарищей, эти муравьи развѣдчики и шпіоны передаютъ имъ всѣ собранныя ими свѣдѣнія. Тогда муравьи-воины, ознакомившіеся уже во время предшествовавшихъ экспедицій и изслѣдованій, съ топографіей окрестностей, съ числомъ и положеніемъ въ ней муравейниковъ, отправляются въ походъ цѣлою колонною, фронтъ которой составляютъ восемь или десять легіонеровъ. Въ этомъ муравьиномъ войскѣ начальниковъ нѣтъ; каждый солдатъ прекрасно знаетъ, чего онъ хочетъ и куда идетъ и одно общее желаніе воодушевляетъ всю армію. Всѣ торопятся, стараются пройти впередъ, но не разбрасываются и не опережаютъ фронта, а умѣряютъ до нѣкоторой степени свой пылъ и входятъ въ ряды. Нѣкоторые муравьи, или болѣе ретивые, или же обладающіе большимъ авторитетомъ, постоянно перебѣгаютъ отъ одного конца колонны къ другому, вѣроятно чтобы возбудить ея рвеніе и заставить ее двигаться быстрѣе. Другіе возвращаются въ свой муравейникъ, чтобы подогнать опоздавшихъ, не присоединившихся почему-либо къ экспедиціонному отряду.
Такія экспедиціи, набѣги, организуются обыкновенно противъ муравьевъ другой породы, меньшаго размѣра и болѣе темнаго цвѣта, названныхъ мирмекологами «чернобурыми». Муравьи этой негритянской породы менѣе сильны, нежели рыжіе муравьи, но такъ же мужественны, какъ и они, и гораздо болѣе искусны и трудолюбивы. Однако, имѣя несчастье быть болѣе слабыми, нежели менѣе умные аристократическіе муравьи-амазонки, они часто становятся жертвами грубаго насилія со стороны этихъ послѣднихъ, служа по своему доказательствомъ того, что въ военной конкурренціи побѣда вовсе не остается непремѣнно на сторонѣ наиболѣе достойныхъ, какъ это утверждаютъ многіе изъ нашихъ софистовъ. Притомъ же эти маленькіе муравьи никогда не сдаются безъ борьбы, они умѣютъ защищать свое государство и даже жертвовать собою ради него. Не разсчитывая и не принимая во вниманіе неравенства силъ, первые муравьи, завидѣвшіе приближеніе непріятельской арміи, кидаются на нее и такимъ образомъ поднимаютъ тревогу; тотчасъ же къ нимъ на помощь являются ихъ сотоварищи. Послѣ жаркаго боя, чернобурые муравьи обыкновенно бываютъ побѣждены и муравьи-амазонки проникаютъ во внутрь ихъ городка либо черезъ входныя отверстія, либо черезъ бреши. Человѣческіе воины, въ такихъ случаяхъ, при взятіи приступомъ какого-нибудь города производятъ въ немъ полное опустошеніе, поджигаютъ и убиваютъ, только ради удовлетворенія своей кровожадности. Муравьи-амазонки совсѣмъ не обнаруживаютъ подобной воинственной ярости; они убиваютъ лишь тогда, когда это безусловно необходимо для достиженія цѣли. Они даже не забираютъ въ плѣнъ взрослыхъ муравьевъ, плѣненіе которыхъ было бы для нихъ безполезно и даже причинило бы имъ затрудненія, но они набрасываются на личинки чернобурыхъ муравьевъ, въ которыхъ заключаются всѣ надежды побѣжденнаго города. Поступая такъ, они вовсе не думаютъ объ уничтоженіи этихъ личинокъ чуждой породы, но о похищеніи ихъ, и, захвативъ эти личинки и куколки, амазонки торопятся вернуться въ свой муравейникъ, унося добычу въ своихъ челюстяхъ. Нѣкоторые изъ чернобурыхъ муравьевъ, несмотря на свое пораженіе, бросаются все-таки вслѣдъ за побѣдителями и иногда имъ удается вырвать у нихъ нѣсколько куколокъ. Случается, что амазонки возвращаются снова, послѣ нѣкотораго промежутка, во второй и третій разъ и снова грабятъ муравейникъ, но тогда уже чернобурые муравьи серьезно оспариваютъ у нихъ побѣду, устраиваютъ баррикады у входа въ свой городокъ и увеличиваютъ, внутреннюю стражу. Но, къ сожалѣнію, все это мужество обыкновенно ни къ чему не ведетъ, сила побѣждаетъ право, и чернобурымъ муравьямъ ничего болѣе не остается, какъ спасаться бѣгствомъ, пока есть время, и гдѣ-нибудь подальше основать новый муравейникъ.
Если муравьи-амазонки и совершаютъ эти воинственные набѣги и похищаютъ личинки другихъ муравьевъ, то дѣлаютъ они это вовсе не изъ страсти къ убійству, какъ это дѣлаютъ люди, а чтобы пополнить ряды своихъ рабовъ. Раньше, говоря о человѣческихъ войнахъ, я описалъ ужасные набѣги охотниковъ за невольниками въ Центральной Африкѣ, сожженіе селеній и безжалостное истребленіе всего населенія, по краймей мѣрѣ той части, которая не предназначается ни для продажи, ни для тяжелаго рабства. Насколько же разумнѣе поступаютъ амазонки! Они даже не пробуютъ обращать въ рабовъ взрослыхъ муравьевъ, вѣроятно уже по опыту зная, что такая попытка не имѣетъ никакихъ шансовъ на успѣхъ. Но они замѣтили, что съ личинками дѣло обстоитъ иначе. Въ самомъ дѣлѣ, изъ этихъ послѣднихъ выходятъ муравьи, не имѣющіе никакихъ воспоминаній о своемъ родномъ муравейникѣ, такъ какъ они его не знали никогда. Кромѣ того, они не испытали никакого насилія со стороны своихъ похитителей и поэтому не имѣютъ никакихъ причинъ ненавидѣть ихъ. Сами не зная этого, они перемѣнили отечество и къ своему новому отечеству питаютъ такую же безкорыстную преданность, какую они питали бы къ своему настоящему отечеству, еслибъ знали его. Въ своемъ новомъ отечествѣ они обнаруживаютъ такое же неустанное трудолюбіе, такую же разумную дѣятельность, какая вообще является преобладающею чертой у рабочихъ муравьевъ всѣхъ породъ. Къ своимъ господамъ, муравьямъ-амазонкамъ, они питаютъ чувства привязанности. Впрочемъ эти послѣдніе никогда и не обращаются съ ними дурно. Въ смѣшанныхъ муравейникахъ между амазонками и чернобурыми муравьями не замѣчается ни притѣсненій съ одной стороны, ни раболѣпства — съ другой. Въ основаніи этого разнороднаго муравьинаго общества лежитъ кастовый режимъ, но примѣняется онъ разумно и между высшими и низшими существуетъ только раздѣленіе труда. Исключительное достояніе амазонокъ составляетъ военная карьера и ихъ соціальныя обязанности заключаются лишь въ пополненіи, посредствомъ воинственныхъ набѣговъ, класса чернобурыхъ рабовъ. Другихъ услугъ отъ нихъ не требуется и сами рабы наблюдаютъ за тѣмъ, чтобы ихъ господа выполняли какъ слѣдуетъ свою миссію; поэтому, напримѣръ, они не пускаютъ амазонокъ въ походъ раньше извѣстнаго срока, пока личинки состоятъ частью изъ самцовъ и самокъ, такъ что ихъ пришлось бы сортировать. Смѣшанный муравейникъ нуждается исключительно лишь въ личинкахъ рабочихъ, поэтому-то чернобурые помощники амазонокъ разрѣшаютъ невольничьи набѣги лишь послѣ того, какъ крылатые муравьи совершили всѣ свои превращенія. Но когда амазонки предпринимаютъ свою экскурсію своевременно, то чернобурые рабы обнаруживаютъ къ ней величайшій интересъ. Они съ безпокойствомъ поджидаютъ возвращенія воиновъ и бросаютъ свои работы внутри муравейника, чтобы поспѣшить къ нимъ на встрѣчу и взять отъ нихъ похищенную добычу, куколки и личинки, которыхъ они уносятъ и кладутъ въ отведенныя для этой цѣли мѣста.
Занятія чернобурыхъ рабовъ въ муравейникѣ весьма разнообразны; они должны ухаживать за куколками, мужскими и женскими, переносить ихъ съ мѣста на мѣсто, кормить ихъ, устраивать жилище, прорывать новыя галлереи, если нужно, и, кромѣ того, охранять муравейникъ извнѣ, — однимъ словомъ, рабы ведутъ самый дѣятельный образъ жизни, а въ это время ихъ господа, амазонки, пребываютъ въ благородной праздности, ожидая лишь случая выказать свою доблесть; поэтому они много глупѣе своихъ чернобурыхъ помощниковъ. Если повредить муравейникъ, то воины тотчасъ же теряютъ голову и не знаютъ, куда имъ направиться, но рабы, болѣе хладнокровные, тотчасъ же являются къ нимъ на помощь, уносятъ ихъ, прокладываютъ для нихъ дорогу, если нужно; амазонки сознаютъ эти услуги и выказываютъ свою благодарность, лаская усиками своихъ вѣрныхъ слугъ. Амазонки до такой степени спеціализировались, исполняя только военныя обязанности, что отвыкли даже отъ самыхъ простыхъ и необходимыхъ въ жизни актовъ. Говорятъ же, что въ средніе вѣка наши аристократы похвалялись тѣмъ, что не умѣли подписывать свое имя, на томъ основаніи, что они благороднаго происхожденія (vu leur qualité de gentilhomme). На этомъ пути амазонки зашли еще дальше — они не могутъ сами ѣсть и никогда не прикасаются ни къ фруктамъ, ни къ меду, которые ставятъ передъ ними. Когда они голодны, то глупѣйшимъ образомъ подходятъ къ своимъ слугамъ и тѣ услужливо вливаютъ имъ въ ротъ сокъ тлей, которыхъ они выдоили. Извѣстенъ опытъ Гюбера съ муравьями-амазонками, положенными въ стеклянную коробку, на слой земли, вмѣстѣ съ куколками и медомъ. Эти муравьи покорно умирали съ голода, даже не попробовавъ питаться и работать, и только когда экспериментаторъ посадилъ въ коробку чернобураго муравья, то онъ все привелъ въ должный порядокъ, построилъ изъ земли убѣжище для личинокъ, воспиталъ ихъ и спасъ отъ голодной смерти оставшихся муравьевъ-амазонокъ, начавъ ихъ кормить.
Аналогичный опытъ Леспеса вполнѣ подтверждаетъ опытъ Гюбера. Леспесъ положилъ кусочекъ смоченнаго сахара возлѣ муравейника амазонокъ. Чернобурые муравьи, вышедшіе изъ муравейника, тотчасъ же поспѣшили воспользоваться неожиданною подачкой и начали лакомиться сиропомъ. Но муравьи амазонки, случайно попавшіе на это мѣсто, только бѣгали вокругъ куска сахара, который имъ очень хотѣлось попробовать, не зная, какъ приступить къ этому. Наконецъ они рѣшились напомнить своимъ обжорливымъ слугамъ объ ихъ обязанностяхъ и стали тащить ихъ за лапки. Эти послѣдніе тотчасъ же поняли въ чемъ дѣло, повиновались и принялись кормить своихъ господъ. Впрочемъ, амазонки (f. rufescens) отказываются работахъ и ѣсть безъ помощи не изъ одной только аристократической гордости. Въ обществахъ муравьевъ, какъ и въ человѣческихъ обществахъ, наблюдается иногда нѣчто въ родѣ естественнаго возмездія. У насъ не составляютъ рѣдкости случаи вырожденія, упадка нравственнаго и физическаго, среди классовъ, ведущихъ праздный паразитный образъ жизни; атрофія является карою за бездѣятельность. У муравьевъ, жизнь которыхъ очень коротка и у которыхъ смѣна поколѣній совершается очень быстро, дегенерація, или если угодно — приспособленіе къ извѣстной слишкомъ спеціальной функціи, уже успѣла вызвать измѣненія даже въ устройствѣ органовъ. Исключительно занимаясь воинственными побоищами, муравей-амазонка сдѣлался органически неспособенъ ни къ какому другому занятію. Въ самомъ дѣлѣ, его челюсти измѣнили свою форму, сдѣлались узкими, длинными, сильными и рѣзко выдѣляются своими острыми клещами, прекрасно приспособленными для прокалыванія головы врага, но никуда негодными для работы. Однимъ словомъ: у этихъ муравьевъ орудіе превратилось въ оружіе. Вмѣстѣ съ этимъ произошло и умственное паденіе; въ этомъ отношеніи муравьи-амазонки стоятъ много ниже своихъ рабовъ. Если въ смѣшанномъ муравейникѣ начинаетъ становиться тѣсно вслѣдствіе пріумноженія населенія, то не господа, а слуги рѣшаютъ, слѣдуетъ ли эмигрировать и когда наступитъ моментъ, то выносятъ изъ муравейника въ челюстяхъ своихъ господъ, хотя объемъ этихъ послѣднихъ вдвое больше. Никогда муравьи-амазонки не разыскиваютъ тлей, никогда не выполняютъ ни малѣйшей работы; чернобурые муравьи выполняютъ всѣ работы и для нихъ военное ремесло не имѣетъ никакой привлекательности, такъ какъ они питаютъ склонность больше всего къ домашнему хозяйству. Муравьи другой породы, f. rufibarbis, превратившись въ рабовъ, однако, охотно сражаются рядомъ со своими господами, если ихъ общее жилище подвергается нападенію. Но чернобурые, f. fusca, очень рѣдко принимаютъ участіе въ битвѣ и довольствуются лишь тѣмъ, что призываютъ воиновъ отбить непріятеля. Они даже не безъ труда привыкаютъ въ своей молодости къ набѣгамъ муравьевъ-амазонокъ и въ началѣ всегда стараются отклонить ихъ отъ этого. Но мало-по-малу чернобурые муравьи привыкаютъ къ этимъ разбойничьимъ нравамъ и даже настолько одобряютъ похищенія куколокъ, что выражаютъ неудовольствіе своимъ господамъ, если они возвращаются съ пустыми челюстями изъ своего похода.
Съ возрастомъ чернобурые муравьи начинаютъ испытывать къ своимъ господамъ ту привязанность, которую мы называемъ «собачьей», такъ какъ она весьма рѣдко встрѣчается среди людей. Они взваливаютъ на себя всѣ обязанности внутри муравейника, прикармливаютъ своихъ господъ и какъ бы опекаютъ ихъ. Эти воины, обладающіе импульсивнымъ темпераментомъ, иногда подвергаются настоящимъ приступамъ слѣпой ярости, послѣ болѣе или менѣе продолжительной битвы. Тогда они болѣе не владѣютъ собой и кусаютъ что попало, куколокъ, личинокъ и даже куски дерева. Въ эти моменты настоящаго безумія амазонки-муравьи бѣснуются даже въ своемъ собственномъ муравейникѣ; но чернобурые рабы окружаютъ ихъ и стараются ихъ успокоить, что во всякомъ случаѣ не безопасно, такъ какъ форель, напримѣръ, видѣлъ, что эти бѣшеные воины убивали слугъ, старавшихся ихъ усмирить. Муравьи амазонки вообще легко совершаютъ звѣрскіе поступки. Такъ, Гюберъ видѣлъ, что одинъ изъ воиновъ, получившій выговоръ отъ раба за то что не принесъ личинки, пришелъ въ такое бѣшенство, что прокололъ своими ужасными клещами голову дерзновенному. Но какъ ни преданы чернобурые муравьи, какъ ни привыкли они видѣть въ своихъ господахъ друзей, нѣсколько нервнаго темперамента, какъ ни поглощены они работой, постройками, воспитаніемъ куколокъ какъ своей породы, такъ и породы муравьевъ-амазонокъ, все-таки имъ случается порою терять терпѣніе и возмущаться противъ глупости своихъ господъ. Эти маленькія возмущенія рабовъ чаще всего наблюдаются во время долгихъ періодовъ засухи. Муравьи амазонки въ качествѣ аристократовъ не только не помышляютъ о какихъ-либо запасахъ, но утомляютъ своихъ рабовъ своими постоянными требованіями питья, такъ что тѣ, въ концѣ концовъ, выходятъ изъ себя и производятъ возмущенія. Однако, такіе случаи бываютъ рѣдко и въ смѣшанномъ муравейникѣ абсолютное повиновеніе составляетъ правило. Между тѣмъ, вѣдь, эти добровольные рабы взяты изъ разныхъ муравейниковъ, гдѣ попало и принадлежатъ къ породѣ, являющейся наслѣдственнымъ врагомъ амазонокъ. Очевидно, достаточно было воспитанія, чтобы окончательно измѣнить чувства молодого поколѣнія и заставить его видѣть въ прирожденныхъ врагахъ своей породы своихъ друзей. Правда, воспитателями молодого поколѣнія рабовъ были муравьи ихъ же породы, но уже извращенные рабствомъ, это любопытный фактъ, который не мѣшаетъ отмѣтить; быть можетъ, человѣческіе воспитатели могли бы извлечь изъ него нѣкоторую пользу.
Но не одни только рыжіе муравьи примѣняютъ режимъ рабства; въ Европѣ есть еще двѣ другія породы муравьевъ: f. srongylognathus и кровавые муравьи. Эти послѣдніе очень умны, хотя и мирмекофаги, и очень способны измѣнять свой образъ жизни сообразно съ обстоятельствами, какъ это дѣлаетъ человѣкъ. Кровавый муравей вовсе не находится въ такой зависимости отъ услугъ своихъ рабовъ, какъ муравей-амазонка, и можетъ обходиться безъ нихъ, работать самъ и ѣсть безъ ихъ помощи; поэтому въ нѣкоторыхъ муравейникахъ и нѣтъ рабовъ. Безъ сомнѣнія, рабство у этихъ муравьевъ введено недавно и дѣйствительно оно еще не вызвало измѣненій въ формѣ челюстей воиновъ. Кровавые муравьи соперничаютъ съ амазонскими муравьями и это всегда происходитъ насчетъ чернобурыхъ муравьевъ. Говоря о людяхъ, Аристотель утверждалъ, что нѣкоторыя расы рождены для рабства; повидимому это справедливо и относительно чернобурыхъ муравьевъ, которые въ этомъ отношеніи могутъ быть сравниваемы съ негритянскими расами человѣческаго рода.
Въ своихъ невольничьихъ набѣгахъ кровавые муравьи придерживаются другой тактики, нежели невольничьи. Вмѣсто того, чтобы набрасываться цѣлою массой и врасплохъ на муравейникъ, который они рѣшили ограбить, они нападаютъ сначала маленькими отрядами, происходятъ стычки; однако чернобурые муравьи энергично отражаютъ ихъ нападеніе, выходятъ изъ муравейника и даже сами начинаютъ наступленіе. Но, мало-по-малу подкрѣпленія, требуемыя нападающими, настолько увеличиваютъ ихъ силы что чернобурымъ муравьямъ приходится уступить, и тогда они заботятся лишь о сохраненіи своихъ драгоцѣнныхъ куколокъ, уносятъ ихъ въ самый дальній конецъ муравейника, противоположный атакѣ; когда же всякое сопротивленіе оказывается безполезнымъ, то чернобурые муравьи обращаются въ бѣгство, унося съ собою столько куколокъ, сколько въ состояніи захватить. Кровавые муравьи преслѣдуютъ бѣглецовъ. Многіе изъ чернобурыхъ муравьевъ доходятъ до героизма въ защитѣ своихъ личинокъ. Не взирая на превосходство силъ врага, они бросаются на него и порою даже прокладываютъ себѣ дорогу между его рядами къ муравейнику, чтобы спасти нѣсколько личинокъ. Муравьи побѣдители похищаютъ всѣхъ личинокъ и куколокъ въ муравейникѣ; иногда же они водворяются въ немъ вмѣстѣ со своими слугами, чернобурыми муравьями, и дѣлаютъ его центромъ новыхъ операцій. Надо замѣтить, что эти воинственные муравьи, въ то же время, и мирмекофаги; существуетъ порода маленькихъ муравьевъ, на которую они охотятся, какъ на дичь. Однако, къ своимъ чернобурымъ рабамъ они выказываютъ большую привязанность, и если имъ случится, въ свою очередь, подвергнуться нападенію рыжихъ муравьевъ, то они поспѣшно уносятъ своихъ слугъ подальше, въ подземелья, или же, съ замѣчательною предусмотрительностью, оказывая сопротивленіе врага, отдѣляютъ часть своего отряда со спеціальною цѣлью унести подальше отъ мѣста битвы своихъ чернобурыхъ рабовъ, которые и устраиваютъ тамъ новое убѣжище.
Ни въ одномъ человѣческомъ обществѣ рабство не имѣетъ такого разумнаго устройства, какъ у муравьевъ, и въ остальномъ мірѣ животныхъ, повидимому, ни у одной породы не обнаруживается пониманія рабства. Въ этомъ отношеніи наисовершеннѣйшія изъ млекопитающихъ, человѣкообразныя обезьяны, стоятъ гораздо ниже муравьевъ, такъ какъ въ своемъ обращеніи со слабѣйшими онѣ обнаруживаютъ лишь одинъ грубый произволъ, капризную тиранію и непредусмотрительность. Въ общихъ клѣткахъ, гдѣ содержатся большія обезьяны съ маленькими, эти послѣднія подвергаются постояннымъ притѣсненіямъ и лишь покорностью и угодливостью имъ удается добиться снисходительности отъ своихъ притѣснителей. Но иногда терпѣніе ихъ истощается и онѣ соединяются вмѣстѣ, чтобы сообща защищаться отъ притѣсненій.
На свободѣ маленькія стаи обезьянъ деспотически управляются самцомъ, наиболѣе сильнымъ изъ стада. Ревнивый и грубый самецъ, находясь во главѣ стада, заботится объ общемъ благѣ, но требуетъ взамѣнъ, чтобы безпрекословно исполнялись всѣ его фантазіи и чтобы молодые самцы, мѣшающіе ему, немедленно убирались прочь. Обыкновенно все стадо покорно повинуется такому деспоту; въ особенности самки ласкаютъ его и постоянно предъявляютъ ему такія доказательства преданности, какія наиболѣе цѣнятся обезьянами, т. е. неустанно ищутъ у него насѣкомыхъ съ величайшимъ стараніемъ и онъ съ величественною безпечностью предоставляетъ имъ заниматься этимъ. Но въ этомъ раболѣпствѣ съ одной стороны и тираніи — съ другой, нѣтъ ничего похожаго на рабство въ томъ видѣ, въ какомъ оно существуетъ у муравьевъ. Это просто деспотическая анархія; въ человѣческомъ обществѣ также можно встрѣтить примѣры подобнаго же рудиментарнаго соціальнаго состоянія, лишеннаго всякой разумной и предусмотрительной организаціи.
Я заканчиваю этимъ свою экскурсію въ область соціологіи животныхъ. Я коснулся ея только вкратцѣ, полагая, что много фактовъ, приведенныхъ мною, извѣстны большинству читателей; но, прежде чѣмъ перейти къ изслѣдованію рабства въ человѣческихъ обществахъ, необходимо было соединить въ краткомъ изложеніи такія черты, встрѣчающіяся въ обществахъ животныхъ, которыя могутъ быть намъ полезны для руководства. Изъ нашего бѣглаго обзора мы можемъ видѣть, что общества животныхъ слѣдуетъ раздѣлить на двѣ категоріи: 1) Анархическія стада (лошади, бизоны) безъ всякой организаціи, потому что условія ихъ жизни очень просты. Дикія лошади, бизоны и т. д. не имѣютъ надобности совершать какую-нибудь сложную работу, имъ надо только отыскать или пріобрѣсти пастбища, достаточныя для своего пропитанія, и по временамъ общими силами отбиваться отъ хищныхъ животныхъ. Бобры находятся уже въ другихъ условіяхъ: имъ приходится строить для себя жилища и устраивать плотины, но такъ какъ ихъ общества немногочисленны, то въ спеціализаціи труда имъ не представляется надобности. 2) У наиболѣе умныхъ безпозвоночныхъ, живущихъ большими обществами" условія мѣняются совершенно. Имъ нужно было организовать тРУДъ и по своему рѣшить соціальный вопросъ. Въ каждомъ обществѣ, сколько-нибудь сложномъ, будь то общество животныхъ или людей, этотъ великій вопросъ непремѣнно возникаетъ и требуетъ разрѣшенія. Работа, которую надо выполнить, очень значительна въ такихъ обществахъ, такъ какъ надо устроить такъ, чтобы огромная аггломерація индивидовъ имѣла возможность жить на ограниченномъ пространствѣ; надо строить обширныя помѣщенія, дѣлать большіе запасы, воспитывать молодое поколѣніе, удерживать соперниковъ на почтительномъ разстояніи, сокращать враговъ и поэтому вопросъ труда въ такомъ обществѣ пріобрѣтаетъ особенную жгучесть, такъ какъ тутъ дѣло идетъ о томъ быть или не быть соціальному организму.
Пчелы, муравьи, термиты нашли выгоднымъ для себя спеціализацію функцій, организацію отдѣльныхъ классовъ воспроизводителей и рабочихъ или скорѣе — работницъ. Воспроизводители не работаютъ; великая и неизбѣжная функція воспроизведенія рода поглощаетъ всю ихъ дѣятельность. Безплодныя работницы выполняютъ всю остальную общественно-необходимую работу, какова бы она ни была. У термитовъ спеціализація пошла еще дальше; они учредили касту исключительно воинственную, на обязанности которой защитить республику и гарантировать безопасность, столь необходимую для занятій внутри муравейника. Муравьи-амазонки еще болѣе усложнили свою соціальную организацію, учредивъ три класса или касты: воспроизводителей, воиновъ и работниковъ-рабовъ, пополняемыхъ посредствомъ набѣговъ, причемъ будущіе рабы похищаются тогда, когда они еще находятся въ состояніи личинокъ и куколокъ и сознательная жизнь у нихъ еще не пробудилась. Въ этомъ типѣ невольничьяго общества мы уже можемъ видѣть появленіе соціальной несправедливости: воинственная аристократія, презирающая всякую работу, возложила все бремя труда на касту рабовъ, которыхъ она набираетъ силою и которымъ покровительствуетъ, но лишь подъ условіемъ быть избавленной отъ всякой тяжелой работы.
Эта организація представляетъ замѣчательное сходство съ организаціей многихъ человѣческихъ обществъ и въ обоихъ случаяхъ она имѣетъ роковыя послѣдствія для привилегированныхъ классовъ, болѣе рѣзко выраженныя у муравьевъ-амазонокъ, которые, въ концѣ-концовъ, превращаются въ безсмысленныя машины для убійства, неспособныя даже прокормиться безъ чужой помощи. На первый взглядъ можетъ показаться удивительнымъ, насколько эти сложныя общества животныхъ выше первобытныхъ человѣческихъ обществъ. Но дѣло въ томъ, что они вовсе не первобытны. Они также, вѣроятно, представляли въ началѣ соціальную группировку низшаго разряда и такъ же, какъ и наши цивилизованныя общества, явились результатомъ медленной эволюціи. Я уже указывалъ въ этой главѣ на существованіе мирмекофагіи у нѣкоторыхъ породъ муравьевъ и на то, что не всѣ общества муравьевъ одинаково сложно организованы. Извѣстно также: что и пчелы не всѣ достигли одинаковой степени цивилизаціи и нѣкоторыхъ можно сравнить съ первобытными человѣческими расами. Такимъ образомъ, во всѣхъ обществахъ, какъ человѣческихъ, такъ и въ обществахъ животныхъ, высшія цивилизаціи являются лишь конечнымъ результатомъ медленной эволюціи. Многія общества муравьевъ еще не ввели у себя рабство; то же самое наблюдается и у человѣческихъ расъ, стоящихъ на очень низкой степени развитія. Мы разсмотримъ этотъ фактъ у негритянскихъ расъ, называемыхъ меланезійскими, и вмѣстѣ съ этимъ прослѣдимъ происхожденіе и причины возникновенія рабства.
Глава II.
[править]Въ моихъ предшествующихъ работахъ мнѣ приходилось не разъ говорить о черныхъ расахъ и указывать на ихъ распредѣленіе по поверхности земного шара, поэтому я считаю лишнимъ снова возвращаться къ этому предмету и напомню лишь то, что двѣ главныя группы негровъ составляютъ меланезійскіе и африканскіе чернокожіе. Изъ этихъ двухъ группъ на болѣе низшей ступени развитія находится меланезійская группа; поэтому мы и начнемъ съ нея свое изслѣдованіе и изучимъ рабство у этой низшей расы. Но раньше я долженъ сдѣлать слѣдующее замѣчаніе: антропологи обыкновенно присвоиваютъ названіе меланезійцевъ только папуасской расѣ чернокожихъ съ курчавыми волосами, представителемъ которыхъ служитъ новогвинейскій типъ, но тщательно выдѣляютъ австралійцевъ, имѣющихъ волнистые волосы. Сходство между этими двумя «подъ-расами» негровъ все же настолько велико, что я считаю возможнымъ соединить ихъ подъ однимъ общимъ именемъ меланезійцевъ, хотя все-таки я начну свое изслѣдованіе съ самой низшей расы, съ австралійцевъ.
Австралійцы и тасманцы, ихъ сородичи, принадлежатъ къ самымъ первобытнымъ типамъ современнаго человѣчества, такъ какъ среди нихъ встрѣчается во всей своей чистотѣ первобытная соціальная форма, форма клана, о которой мнѣ уже столько разъ приходилось говорить. Первобытный соціальный режимъ, однако, внушилъ этимъ низшимъ представителямъ человѣчества нѣкоторыя болѣе возвышенныя чувства, составляющія рѣзкій контрастъ съ крайнею дикостью нравовъ, напримѣръ: чувство солидарности и порядка, ограниченіе войны и т. п. Однако это не мѣшаетъ этимъ дикарямъ убивать своихъ плѣнныхъ и даже съѣдать ихъ; война по всей землѣ служитъ главною поставщицей рабовъ, но австралійцамъ не нужны рабы въ настоящемъ смыслѣ этого слова. Однако, какъ ни просты условія жизни этихъ первобытныхъ клановъ, все-таки они требуютъ выполненія нѣкоторыхъ трудныхъ работъ и такъ какъ мужчины питаютъ сильное отвращеніе къ такому труду, то они и навязываютъ его женщинѣ. Во всѣхъ цивилизаціяхъ наиболѣе первобытнаго характера женщина всегда играетъ роль домашняго животнаго, вьючнаго скота, который имѣютъ въ своемъ распоряженіи общества, стоящія на болѣе высокой ступени развитія. Въ дѣйствительности съ женщиною обращаются какъ съ рабой и, безъ сомнѣнія, это обстоятельство было одною изъ причинъ, почему рабство, въ собственномъ смыслѣ этого слова, появилось позднѣе; въ періодъ соціальной эволюціи нужды въ рабствѣ не было.
Австралійскія женщины, по заключенію одного добросовѣстнаго изслѣдователя, на самомъ дѣлѣ настоящія рабы. Съ ними всегда обращаются дурно и никакого вниманія имъ не оказываютъ. Вся трудная работа лежитъ на нихъ; онѣ должны строить незатѣйливыя хижины для семьи, носить воду и дрова и все, что нужно для хозяйства. Одинъ французскій путешественникъ слѣдующимъ образомъ описываетъ жизнь австралійской женщины: «Посмотрите на нее, когда она, имѣя за спиной ребенка (а иногда и двухъ дѣтей), навьюченная тяжелымъ мѣшкомъ, въ которомъ заключаются запасы и орудія для рыбной ловли, странствуетъ по лѣсамъ и болотамъ или по песчанымъ дюнамъ вслѣдъ за своимъ господиномъ, свободнымъ отъ всякой ноши, который понукаетъ ее, не вѣдая чувства состраданія. Вотъ, взгляните на племя (вѣрнѣе: кланъ), перемѣняющее мѣстожительство или же отправляющееся въ какую-нибудь воинственную экспедицію. Оно останавливается на отдыхъ, но отдыху предаются только мужчины, женщины же отправляются собирать сучья, чтобъ поддерживать огонь въ теченіе ночи, и улитки по берегамъ ручья, чтобъ поджарить ихъ на угольяхъ и угостить своихъ мужей. Если онѣ не находятъ улитокъ въ достаточномъ количествѣ, то отыскиваютъ ящерицъ и опоссумовъ, которыхъ онѣ преслѣдуютъ въ ихъ норахъ, на самой верхушкѣ деревьевъ, гдѣ эти животныя считали себя въ безопасности. Я бы могъ назвать еще много другихъ способовъ, къ которымъ прибѣгаютъ эти несчастныя созданія, чтобы раздобыть пищу для своихъ тирановъ и дѣтей. Иногда онѣ ложатся на пригоркѣ, держа въ полуоткрытыхъ рукахъ кусочки мяса для привлеченія птицъ, и лежатъ такъ неподвижно до тѣхъ поръ, пока имъ не удастся схватить которую-нибудь изъ птицъ въ тотъ моментъ, когда она собирается овладѣть приманкой. Когда племя собирается на берегу, то судьба женщинъ становится, пожалуй, еще тяжелѣе, такъ какъ, чтобы поймать рыбу или набрать ракушекъ, имъ приходится цѣлые дни, а иногда и ночи проводить въ водѣ или на утлыхъ плотахъ, забрасывая грубыя сѣти, сплетенныя изъ древесной коры и оканчивающіяся удочками, сдѣланными изъ устричной раковины, почти безъ всякой обработки. Всѣ эти трудныя работы исключительно возлагаются на слабѣйшій полъ, и каждой дѣвочкѣ, почти тотчасъ послѣ рожденія, отсѣкаютъ двѣ послѣднія фаланги на мизинцѣ лѣвой руки съ тою цѣлью, чтобы легче было обвертывать лесу вокругъ другихъ пальцевъ».
Въ общемъ эта картина вполнѣ отвѣчаетъ дѣйствительности, но только въ Австраліи, какъ и во многихъ другихъ странахъ, уродованіе пальцевъ производится обыкновенно съ цѣлью жертвоприношенія тѣнямъ умершихъ и злымъ духамъ, чтобы обезоружить ихъ гнѣвъ. Съ другой стороны, къ этому перечисленію занятій австралійской женщины надо еще кое-что прибавить и поэтому намъ приходится прибѣгнуть еще къ свидѣтельствамъ другихъ путешественниковъ.
Итальянскій миссіонеръ Рудезиндо Сальвадо горюетъ о судьбѣ австралійки. «Бѣдная женщина! — говоритъ онъ. — Твоя жизнь и твое рожденіе находятся во власти жестокосердой матери, если ты, рождаясь на свѣтъ, служишь для нея лишь увеличеніемъ ея бремени или, если въ довершеніе несчастья, ты — третья дочь. Въ годы дѣтства, въ случаяхъ крайняго голоданія, твои члены служатъ пищею семьѣ, повинующейся только чувству голода!.. Когда же ты выростешь, то и тогда твоя жизнь, даже въ глазахъ твоего мужа, не будетъ имѣть ровно никакой цѣны».
Тотъ же самый изслѣдователь прибавляетъ, что вся жизнь австралійки заключается въ послѣдовательной смѣнѣ похищеній, которымъ она подвергается. Первый ея мужъ обыкновенно бываетъ пожилой человѣкъ, ревнивый, не позволяющій ей удаляться ни на шагъ, такъ какъ молодые похитители всегда подстерегаютъ ее. За одинъ только нескромный взглядъ, случайно имъ подмѣченный, такой мужъ протыкаетъ своей женѣ ногу копьемъ или разбиваетъ ей голову… Одно присутствіе мужа уже заставляетъ дрожать австралійскую женщину, такъ какъ мужья имѣютъ обыкновеніе вымещать на женахъ побоями и ранами свое дурное расположеніе духа.
Женщины всюду сопровождаютъ своихъ мужей въ ихъ кочевой жизни и если начинается дождь, то долгъ женщины, по знаку своего повелителя, немедленно соорудить шалашъ. Во время пути она уже набрала, въ виду этого, подходящіе куски дерева: она продѣлываетъ въ нихъ, при помощи заостренной палки, съ которою никогда не разстается, восемь или девять дыръ, куда вкладываетъ гибкія палки. Затѣмъ она сгибаетъ ихъ верхніе концы по направленію къ центру и укрѣпляетъ ихъ, не связывая; исполнивъ это, она переплетаетъ сдѣланный ею остовъ шалаша прутьями, придающими прочность постройкѣ и сверху все покрываетъ кусками древесной коры, которую она отдираетъ отъ ствола при помощи своей палки — «опапа», замѣняющей ей всѣ инструменты.
Норвежскій путешественникъ Карлъ Лумгольцъ, прожившій довольно долго среди австралійцевъ, находящихся въ состояніи крайней дикости, такъ какъ каннибальскіе обычаи еще у нихъ не исчезли, подтверждаетъ свидѣтельство отца Сальвадо. По словамъ Лумгольца, австралійскіе туземцы, среди которыхъ ему пришлось жить, охотно съѣдаютъ своихъ военноплѣнныхъ, но обыкновенно щадятъ женщинъ, когда онѣ молоды. Но и въ своемъ родномъ кланѣ молодая австралійка не находится въ безопасности. Всѣ мужчины хотятъ ею обладать и она принадлежитъ тому, кто сильнѣе и могущественнѣе. Когда въ извѣстное время года мужчины различныхъ клановъ собираются вмѣстѣ для разрѣшенія своихъ распрей поединками, заранѣе установленными, то женщины держатся позади сражающихся, поднимаютъ оружіе своихъ мужей или доставляютъ имъ новое. Исходъ поединка ихъ сильно интересуетъ, такъ какъ если ихъ мужья погибаютъ, то онѣ въ тотъ же день переходятъ въ руки новыхъ владѣльцевъ.
Лумгольцъ также сообщаетъ подробныя свѣдѣнія объ обязательной работѣ женщинъ. «У австралійскихъ негровъ, — говоритъ онъ, — женщины обязаны заботиться о ежедневномъ пропитаніи… Имъ предоставляются самыя трудныя работы. Единственное орудіе, дозволенное женщинѣ — палка, безъ которой онѣ не могутъ обойтись въ своемъ отыскиваніи пищи… Каждая замужняя женщина, отправляясь на танцы, заботится о томъ, чтобы не забыть палку. Эта палка является знакомъ ея достоинства, доказательствомъ, что на нее возложена обязанность заботиться о прокормленіи семьи. Кромѣ того, она должна нести за плечами своего ребенка и эту ношу снимаетъ лишь тогда, когда ей нужно бываетъ рыть землю или лазить. Въ лагерѣ, по возвращеніи, ее также ожидаетъ цѣлый рядъ обязанностей: она должна жарить, собирать ягоды и фрукты, вымывать ихъ и выдавливать изъ нихъ сокъ, заключающій въ себѣ иногда ядовитое начало; она же должна строить шалашъ, собравъ для этого предварительно всѣ нужные матеріалы. Положимъ, что мужчина помогаетъ ей въ этомъ — онъ рубитъ деревья, чтобы водрузить четыре или пять тонкихъ палокъ, которыя должны послужить основою для хижины, но все же тащить громадныя связки листьевъ пальмъ или травы, до избраннаго для постройки мѣста, составляетъ удѣлъ женщины. Она же при помощи своей палки и рукъ сглаживаетъ всѣ неровности почвы, на которой выстроенъ шалашъ и она же обязана заботиться, чтобъ всегда были вода и дрова, нужныя для домашняго хозяйства.
Женщина укладываетъ и несетъ всѣ пожитки при переходѣ съ одного мѣста на другое. Мужчина всегда идетъ впереди, большею частью съ пустыми руками, или же несетъ только легкое оружіе, между тѣмъ какъ женщина слѣдуетъ за нимъ, навьюченная точно мулъ, везущій багажъ, четырьмя-пятью корзинами со всякаго рода провизіей. Если даже въ одной изъ этихъ корзинъ уже сидитъ одинъ ребенокъ, то это все же не мѣшаетъ австралійкѣ другого ребенка нести на плечѣ.
Мужчина доставляетъ для пропитанія медъ, иногда яйца, дичь, ящерицъ, но обыкновенно сохраняетъ для себя животную пищу. Женщина, также какъ и дѣти, должна питаться только растительною пищей, которую она сама обязана находить для себя. Для мужчины же охота составляетъ скорѣе развлеченіе; онъ вовсе не считаетъ себя обязаннымъ снабжать семью пищевыми припасами и вообще, какъ мужъ и отецъ, не несетъ на себѣ никакого долга. Онъ живетъ только для собственнаго удовольствія; съ утреннею зарей уходитъ на охоту и возвращается только вечеромъ, иногда съ пустыми руками, такъ какъ съѣдаетъ свою добычу на мѣстѣ.
Но хотя австралійскій мужъ и не несетъ никакихъ обязанностей по отношенію къ женѣ, права его все-таки очень велики. Онъ можетъ, если ему вздумается бить, ранить и даже убить свою жену. Ночью, какова бы ни была погода, ей приходится идти за водой и добывать дрова. Одинъ изъ наиболѣе интеллигентныхъ проводниковъ Лумгольца однажды всю ночь колотилъ свою жену и даже сломалъ ей два пальца, только потому, что она, по его словамъ, подъ предлогомъ холодной ночи, не хотѣла идти за дровами. Вотъ именно потому, что всѣ работы выпадаютъ на долю женщины, число женъ у австралійца считается мѣриломъ его богатства. Жены эти и есть настоящія рабы, и чтобы еще болѣе подтвердить это, я приведу нѣсколько примѣровъ, заимствованныхъ у разныхъ путешественниковъ.
Австралійская женщина должна сохранять огонь и умѣть добывать его. Охотиться и сражаться — это исключительныя занятія мужчины, котораго женщина сопровождаетъ во всѣхъ его походахъ, перенося на себѣ не только своихъ дѣтей, но и всю домашнюю утварь семьи и, кромѣ того, горящую головешку, которую она должна не допустить погаснуть. Въ награду за все это съ нею обращаются такъ худо, какъ только возможно „Рѣдко, — говоритъ Ольдфильдъ, — австралійка умираетъ естественною смертью. Обыкновенно ее убиваютъ прежде, чѣмъ она состарится и похудѣетъ, чтобы не потерять даромъ такой запасъ хорошей пищи… Короче говоря: женщинѣ такъ мало оказывается вниманія какъ при жизни, такъ и послѣ смерти, что невольно возникаетъ вопросъ, не ставитъ ли мужчина свою собаку на одну доску со своею женой и не вспоминаетъ ли онъ чаще и съ большею нѣжностью о первой, послѣ того, какъ съѣлъ обѣихъ?“ жизнь австралійки — непрерывное мученіе, часто, однако, довольно кратковременное. Ей разрѣшается ѣсть лишь послѣ мужчины и только то, что онъ бросаетъ ей черезъ плечо, какъ собакѣ. И это еще не все: австралійская женщина можетъ быть продана, отдана внаймы, избита и даже убита своимъ мужемъ властелиномъ. Мужчина можетъ по желанію прогнать свою жену, но жена не смѣетъ бросить своего мужа или измѣнить ему, такъ какъ въ такомъ случаѣ ее приговариваютъ къ ударамъ по головѣ, которые наносятся ей мужемъ, или если его нѣтъ, то его родственниками. Каждый изъ нихъ наноситъ ей опредѣленное число ударовъ, и чѣмъ родство ближе, тѣмъ это число больше. Одна женщина, подвергнутая такому наказанію за то, что бросила въ чащѣ своего мужа, теперь умершаго, получила отъ родственниковъ покойнаго шесть ударовъ: одинъ отъ дальняго родственника, два — отъ другого и три — отъ самаго близкаго. Кровь лилась у нея рѣкою съ волосяного покрова головы, но она находила это вполнѣ естественнымъ и поэтому оказала спрашивавшимъ ее европейцамъ: „Это было ихъ право; я должна была это перенести“.
Въ Австраліи похищеніе женщинъ составляетъ дѣло самое обыкновенное и считается какъ бы самымъ почетнымъ способомъ добыванія женщинъ, служа, такимъ образомъ, причиною непрекращающихся столкновеній между кланами. Если женщина даетъ себя похитить какому-нибудь мужчинѣ, то весь кланъ можетъ пуститься за нею въ погоню, и если овладѣетъ ею, то она становится общею собственностью всѣхъ мужчинъ клана, пока не будетъ возвращена своему мужу или его родственникамъ. Подобный обычай существовалъ также у фиджійцевъ и, вмѣстѣ со многими другими обычаями, указываетъ на общее происхожденіе австралійцевъ и папуасовъ.
Взятыхъ въ плѣнъ во время войны женщинъ постигала разная участь, смотря по тому, существовали или нѣтъ брачныя отношенія между кланомъ похитителей и кланомъ плѣнницъ. Въ первомъ случаѣ ихъ присуждали кланамъ, которые имѣли право добывать ихъ мирнымъ путемъ посредствомъ обмѣна, купли и т. п.; во второмъ же случаѣ онѣ поступали въ собственность завоевателей, особенно тѣхъ, кто убилъ ихъ прежнихъ мужей.
Вдовъ обыкновенно выдавали замужъ или, точнѣе, кланъ уступалъ ихъ другому ради собственной выгоды. Но если не удавалось отдѣлаться отъ нихъ такимъ выгоднымъ для себя образомъ, то онѣ становились общественною собственностью. Прибавимъ, что въ каждомъ кланѣ монополіей выбирать для себя женщинъ пользуются старики, вѣроятно потому, что они окружаются особеннымъ почетомъ, а также потому, что они очень мало, или даже совсѣмъ не плодовиты. Австралійцы — большіе мальтузіанцы, какъ это ясно указываетъ операція „міка“, имѣющая цѣлью, по всей вѣроятности, помѣшать чрезмѣрному росту населенія. Подобныя черты нравовъ доказываютъ, конечно, что въ Австраліи женщина замѣняетъ, къ собственной невыгодѣ, но къ выгодѣ мужчины, обыкновеннаго раба; настоящихъ же рабовъ нѣтъ совсѣмъ въ Австраліи. Мы увидимъ далѣе, что то же самое наблюдается и на нѣкоторыхъ папуасскихъ архипелагахъ, между тѣмъ какъ у другихъ племенъ уже введено рабство.
Папуасскіе архипелаги не одинаковы съ точки зрѣнія рабства; на нѣкоторыхъ островахъ оно не существуетъ, напримѣръ, на Новогебридскихъ и въ Новой Каледоніи, на другихъ же, въ Новой Гвинеѣ, Витійскомъ архипелагѣ, мы можемъ наблюдать его со всѣми его первобытными ужасами. На Новогебридскихъ островахъ, гдѣ населеніе, также какъ и во всей Папуазіи, земледѣльческое, до сихъ поръ еще не прибѣгаютъ къ рабству для выполненія земледѣльческихъ и иныхъ работъ, поэтому войны, не прекращающіяся между племенами, отличаются особенною свирѣпостью. На этихъ островахъ пищевые рессурсы весьма ограничены и часто недостаточны и поэтому, въ случаѣ голода, племена производятъ набѣги на своихъ сосѣдей. Голодъ и похищеніе женщинъ по австралійскому способу являются самыми обыкновенными причинами войнъ. Плѣнныхъ съѣдаютъ. Каннибальскіе вкусы также часто служатъ поводомъ къ вооруженнымъ столкновеніямъ, такъ какъ побѣдители устраиваютъ каннибальскія пиршества, также какъ и въ Австраліи. Въ Сан-Кристовалѣ, на одномъ изъ острововъ Соломона, туземцы не только съѣдаютъ тѣла убитыхъ враговъ, какъ это дѣлается на Новогебридскихъ островахъ и въ Новой Каледоніи, но даже торгуютъ этими драгоцѣнными трупами. Но лишь на нѣкоторыхъ только островахъ убиваютъ людей съ цѣлью употребленія ихъ въ пищу, война же вездѣ бываетъ безпощадна и иногда ведетъ къ окончательному истребленію побѣжденныхъ, которыхъ и не помышляютъ щадить ради извлеченія изъ нихъ какой-либо выгоды и пользы.
На всѣхъ этихъ архипелагахъ, какъ и въ Австраліи, самыя трудныя работы выполняются женщинами, которыя замѣняютъ вьючный скотъ для мужчинъ и неустанно работаютъ, нося при этомъ за спиною своихъ дѣтей. Впрочемъ, разведеніе плантацій ямса является во многихъ мѣстахъ дѣломъ обоихъ половъ. Предводитель клана, послѣ совѣщанія со старѣйшими его членами, въ одинъ прекрасный день указываетъ на участокъ земли, который надо разработать, и за работу принимаются всѣ, мужчины, женщины и дѣти. То же самое происходитъ и тогда, когда наступаетъ время жатвы, продукты которой раздѣляются между всѣми членами подъ высшимъ руководствомъ вождя племени.
Грустная судьба женщинъ на Новогебридскихъ островахъ за, мѣчена была еще капитаномъ Кукомъ, который сказалъ по поводу женщинъ племени Тайна: „Наклонность туземцевъ къ праздности въ особенности выражается въ томъ, какъ они обращаются со своими женщинами, представляющими, въ сущности, ничто иное, какъ рабочій скотъ. Я видѣлъ женщину, несущую огромный узелъ и ребенка за спиной и другой узелъ въ рукахъ; мужчина же, сопровождавшій ее, имѣлъ въ рукахъ только дубинку или копье“. Въ первобытныхъ обществахъ новогебридскихъ папуасовъ вся домашняя и промышленная работа взваливается по преимуществу на женщину; поэтому-то тамъ и не возникала идея рабства, такъ какъ имѣется готовый эквивалентъ. Но, тѣмъ не менѣе, мужчины все таки принимаютъ участіе въ земледѣльческихъ работахъ и обычай, различный въ разныхъ мѣстностяхъ, устанавливаетъ въ данномъ случаѣ размѣры работы, возлагаемой на мужчину.
Въ Новой Каледоніи также обходятся безъ рабства, замѣняя его аналогичнымъ способомъ. Вообще новокаледонскіе канаки и туземцы Новогебридскихъ острововъ обнаруживаютъ много сходныхъ чертъ. До французской оккупаціи каннибализмъ былъ очень распространенъ въ Новой Каледоніи и влеченіе къ нему часто бывало причиною войнъ, такъ какъ побѣда всегда завершалась каннибальскими пирами. Но и во время мира нѣкоторые изъ вождей съѣдали иногда семейнымъ образомъ кого-нибудь изъ своихъ подданныхъ, да и теперь случается, что старые канаки лакомятся тайкомъ мясомъ женщинъ, которыхъ они убили или приказали убить.
Каннибализмъ и похищеніе женщинъ, служили въ Новой Калидоніи, какъ и на Новогебридскихъ островахъ обычными причинами войнъ. Но обыкновенно съѣдали лишь людей, принадлежавшихъ къ постороннимъ кланамъ и во внутреннихъ войнахъ уважали мертвыхъ, по крайней мѣрѣ не обращали ихъ въ пищу. Въ собственномъ смыслѣ этого слова рабства тутъ не существуетъ: оно замѣняется общею рабскою покорностью по отношенію къ вождямъ, которымъ по принципу все принадлежитъ: земля, хижины, оружіе, мужчины, женщины и дѣти. Кромѣ того, наиболѣе ничтожные изъ членовъ обязаны еще выполнять извѣстную обязательную работу. Но женщины — это настоящіе рабы. Мужчина имѣетъ свои спеціальныя занятія; онъ ходитъ на охоту, дѣлаетъ сѣти для рыбной ловли, строитъ лодки и хижины; работа женщины гораздо тяжелѣе. Она обязана собирать голотуріи и ракушки во время отлива стряпать, убирать хижину, собирать хворостъ для топлива, ухаживать за посадками на плантаціяхъ, собирать и сжигать сорную траву и т. д., а за всѣ эти услуги мужчинѣ она часто награждается только побоями и мужчина едва удостоиваетъ разговаривать съ нею. Никакой близости между обоими полами не существуетъ; женщина ѣстъ отдѣльно, спитъ отдѣльно и даже танцуетъ отдѣльно. Часто ея судьба бываетъ такъ невыносима, что она кончаетъ самоубійствомъ. Такъ какъ она служитъ вьючнымъ скотомъ для мужчины, то они и стараются раздобыть женщинъ сколько могутъ, но обыкновенно одни только предводители племени бываютъ настолько богаты, что могутъ придерживаться полигаміи въ широкихъ размѣрахъ. Нѣкоторые изъ нихъ имѣютъ при себѣ 12 или 13 женщинъ, которыя и замѣняютъ имъ рабовъ и слугъ.
Но если на этихъ архипелагахъ до сихъ поръ еще неизвѣстно рабство, то на другихъ, именно за островахъ Соломона туземцы уже начали сознавать выгоды, которыя можно извлечь изъ этого учрежденія; поэтому-то они ведутъ постоянныя войны исключительно съ цѣлью добыть военноплѣнныхъ. Атропофагія еще не совсѣмъ исчезла у нихъ, но они, тѣмъ не менѣе, стараются извлечь изъ своихъ плѣнныхъ самую разнообразную пользу, превращая ихъ въ рабовъ и заставляя работать на плантаціяхъ до того дня, когда они находятъ полезнымъ принести ихъ въ жертву для ознаменованія какого-либо важнаго событія, напримѣръ, спуска пироги или сооруженія новой общественной хижины. Въ такихъ случаяхъ куски мяса жертвъ распредѣляются между главными лицами клана или племени. Въ обыкновенныя времена рабы на островахъ Соломона не терпѣли ни дурного обращенія, ни презрѣнія. Мало-помалу они стали служить предметомъ торговли; начальники племени покупали плѣнныхъ, чтобы принести ихъ въ жертву богамъ. Такъ поступилъ одинъ изъ вождей, испытавшій на себѣ гнѣвъ боговъ: его сынъ умеръ и жена ему измѣнила. Отцы, съ своей стороны, желая извлечь выгоду изъ своихъ дѣтей, стали торговать ими и продавать ихъ въ рабство. Намъ придется еще не разъ приводить примѣры въ различныхъ мѣстахъ земного шара такого ужаснаго злоупотребленія отцовскою властью.
Въ Новой Гвинеѣ нравы туземцевъ мѣняются, смотря по округамъ, хотя вездѣ очень сходны. Малайскіе негроторговцы часто добываютъ тамъ рабовъ и возбуждаютъ дикія войны, совершенно напоминающія невольничьи набѣги, которые опустошаютъ центральную Африку. Однако и въ Новой Гвинеѣ существуютъ еще такіе пункты, гдѣ обычай рабства не успѣлъ развиться, но бракъ посредствомъ купли подготовляетъ къ этому населеніе, охотно торгующее молодыми дѣвушками. Въ другихъ мѣстахъ охота за невольниками постоянно приводитъ къ истребительнымъ войнамъ, Племена только и помышляютъ, что о набѣгахъ и постоянно выжидаютъ къ этому случая. Обыкновенно въ то время, когда все мужское населеніе какой-нибудь деревни находится на охотѣ, вооруженная шайка врывается въ нее, убиваетъ безъ пощады стариковъ и больныхъ и уводитъ женщинъ и дѣтей, убивая также тѣхъ изъ женщинъ, которыя оказали какое-нибудь сопротивленіе. Избіеніе слабыхъ и безполезныхъ членовъ составляетъ самое обычное явленіе въ Новой Гвинеѣ и войны поэтому очень жестоки. У батаковъ въ Суматрѣ репутація мужчины зависитъ отъ числа головъ, которыя онъ имѣлъ случай отрубить. Въ нѣкоторыхъ округахъ еще не исчезъ старинный обычай съѣдать военноплѣнныхъ, но вездѣ обезглавливаютъ слабыхъ и стариковъ. Въ случаѣ побѣды только забота о собственныхъ интересахъ обуздываетъ свирѣпость побѣдителей. Если побѣдители щадятъ жизнь дѣтей, женщинъ, юношей и даже сильныхъ взрослыхъ мужчинъ и уводятъ ихъ съ собою, то лишь для того, чтобы сдѣлать изъ нихъ рабовъ, продать или заставить работать на себя. Конечно, если плѣнницы нравятся побѣдителю, то онъ оставляетъ ихъ у себя. Вообще новогвинейскіе рабы обоего пола представляютъ полную собственность владѣльца, который можетъ дѣлать съ ними что ему угодно. Юридическіе обычаи, передающіеся по преданію и имѣющіе силу закона у новогвинейскихъ туземцевъ, не примѣняются къ рабамъ. Положимъ, что происхожденіе этихъ обычаевъ очень древнее и, вѣроятно, далеко предшествуетъ рабству въ Новой Гвинеѣ, которое, какъ, повидимому, указываютъ это многочисленные признаки, сравнительно недавняго происхожденія.
Не имѣя возможности говорить подробно обо всѣхъ папуасскихъ архипелагахъ, я все-таки хочу сказать нѣсколько словъ о витійцахъ или фиджійцахъ, до прихода къ нимъ европейцевъ. Въ нѣкоторомъ отношеніи цивилизація этихъ племенъ сравнительно ушла впередъ или, по крайней мѣрѣ, она была равна цивилизаціи полинезійцевъ, съ которыми они имѣли частыя сношенія. Племена имѣли монархическую организацію; у нихъ такъ же. какъ и въ Полинезіи, существовали классы аристократовъ и жрецовъ. Витійцы были земледѣльцы и воздѣлывали ямсовыя поля. Земледѣльческія работы въ Вити исполнялись, главнымъ образомъ, мужчинами, по крайней мѣрѣ, тогда, когда нужно было разрыхлить сухую землю остроконечными палками, замѣнявшими у нихъ заступы. Работа эта, въ самомъ дѣлѣ, была довольно тяжелая и требовала большой затраты силъ. Большія глыбы земли, взрываемыя мужчинами, разбивались потомъ дѣтьми. Пололи также мужчины при помощи костей или кусочковъ черепашьихъ или устричныхъ раковинъ большой величины. Для этой работы предводители племени не нуждались въ рабахъ, такъ какъ они имѣли въ своемъ распоряженіи цѣлый классъ рабочихъ, — классъ пролетаріевъ, такъ какъ въ Вити подданный составлялъ собственность предводителя и тотъ могъ налагать на него какой угодно трудъ; при встрѣчѣ же съ предводителемъ подданный непремѣнно падалъ ницъ въ знакъ своей покорности.
Мнѣ уже не разъ приходилось говорить о необыкновенной свирѣпости витійцевъ, поэтому я не буду болѣе возвращаться къ этому предмету, войны ихъ отличались необыкновенною жестокостью и чаще всего причиною этихъ войнъ являлась необузданная склонность къ каннибализму. Также жестоки были и мелкія стычки между населеніемъ отдѣльныхъ деревень, приводившія иногда къ полному истребленію цѣлыхъ округовъ. Плѣнные разрубались на куски, жарились и пожирались, главнымъ образомъ, предводителями, которые удѣляли своимъ подданнымъ лишь небольшіе куски, да и то въ знакъ особенной милости. Тѣ изъ плѣнныхъ, которыхъ обращали въ рабство, превращались въ настоящій домашній скотъ, на который, между прочимъ, смотрѣли, какъ на хорошій пищевой запасъ. Поэтому ихъ откармливали, чтобы потомъ съѣсть, или продавали для этой же цѣли на рынкахъ. Иногда ихъ жарили или варили живыхъ въ огромныхъ котлахъ. Нѣкоторыя лакомки предпочитали уже тронувшееся человѣческое мясо, другія — нѣтъ, не ни одного пиршества въ Вити не обходились безъ этого лакомаго блюда и мясо женщины предпочиталось мясу мужчины. Въ сущности, рабство у витійцевъ не имѣло еще никакой вполнѣ опредѣленной экономической цѣли и существовало скорѣе ради кулинарныхъ цѣлей и часто ради похоронныхъ церемоній, во время которыхъ приносились въ жертву рабы. Если умирало сколько-нибудь значительное лицо, то на его похоронахъ приносилось въ жертву множество рабовъ, такъ какъ витійцы не могли допустить, чтобы какой-нибудь предводитель отправился на тотъ свѣтъ безъ соотвѣтствующей свиты рабовъ. Жены умершаго также входили въ эту свиту; ихъ заду шали, такъ какъ смерть отъ задушенія пользовалась предпочтеніемъ въ глазахъ витійцевъ.
Этотъ обычай умерщвлять женъ со смертью ихъ мужей указываетъ самъ по себѣ, насколько была ужасна судьба женщинъ въ Вити. Въ самомъ дѣлѣ, хотй рабство военноплѣнныхъ и избавляло женщинъ отъ нѣкоторой доли тяжелаго труда, но, тѣмъ не менѣе, мужчины обращались съ ними съ величайшею жестокостью. Въ глазахъ мужей жены были простою собственностью и они считали себя въ правѣ распоряжаться ими въ полномъ смыслѣ этого слова. Женщина часто вымѣнивалась на ружье; это была даже самая обыкновенная плата за женщину и купившій ее пріобрѣталъ надъ нею всѣ права и даже право убить ее, если вздумается. Часто женщинъ привязывали, чтобы удобнѣе было ихъ стегать прутьями. Одинъ витіецъ, имя котораго заслуживаетъ того, чтобы сохраниться въ памяти потомства — онъ назывался: Лоти — вздумалъ, единственно только для того, чтобы пріобрѣсти извѣстность, сварить свою жену на огнѣ, который она должна была сама развести по его приказанію — и затѣмъ съѣлъ ее.
Въ общемъ на папуасскихъ архипелагахъ рабство все-таки находится еще только въ зародышевомъ состояніи. Въ Новой Гвинеѣ грабятъ деревни съ цѣлью добыть наложницъ или же продать женщинъ и дѣтей негроторговцамъ малайскихъ острововъ. Въ Вити, на островахъ Соломона и въ др. мѣстахъ плѣнники предназначаются для другихъ цѣлей, но все-таки не для работы, какъ это иногда наблюдается въ Новой Гвинеѣ, гдѣ не проданныхъ рабовъ заставляютъ работать; на этихъ же островахъ жители охотятся за головами и слава туземца оцѣнивается по числу этихъ трофеевъ. Случается также, что военноплѣнныхъ сохраняютъ для какого-нибудь спеціальнаго случая и тогда ихъ обезглавливаютъ. Однако, по словамъ миссіонера Винка, въ нѣкоторыхъ округахъ Новой Гвинеи существуетъ уже настоящее рабство и сильныхъ рабовъ заставляютъ работать, но это экономическое рабство по всей вѣроятности составляетъ нововведеніе, являющееся, быть можетъ результатомъ торговли невольниками, введенной малайцами. Въ Вити и другихъ мѣстахъ, если щадили жизнь плѣнныхъ, въ особенности дѣтей, то лишь съ цѣлью или полакомиться ими позднѣе, или же принести ихъ въ жертву богамъ, въ такихъ случаяхъ когда считаются нужными человѣческія жертвоприношенія; утилизація же рабскаго труда для земледѣльческихъ и иныхъ работъ играла тутъ лишь второстепенную роль.
Мы можемъ, на основаніи этого бѣглаго обзора, набросать въ. общихъ чертахъ картину эволюціи рабства въ Меланезіи, начиная отъ его первоначальнаго появленія. Племена Меланезіи стоятъ на самой послѣдней ступени іерархической лѣстницы человѣческихъ расъ и среди этихъ племенъ совсѣмъ не встрѣчаются относительно высшіе типы, каковы, напримѣръ, нубійцы въ Африкѣ. Но зато у нихъ встрѣчается много общихъ чертъ, указывающихъ что, по всей вѣроятности, австралійцы и папуасы имѣютъ общее происхожденіе. Физическія же различія, по всей вѣроятности, происходятъ отъ помѣсей, о которыхъ теперь исчезло даже всякое воспоминаніе; съ другой же стороны они могутъ зависѣть и отъ различія въ мѣстожительствѣ. Австралійцы и папуасы находились внѣ всѣхъ цивилизующихъ вліяній и всегда были отдѣлены другъ отъ друга. Каждая группа развивалась сама по себѣ, очень медленно. Большинство попуасскихъ архипелаговъ ничего даже не знало другъ о другѣ и только попадавшіе къ нимъ иногда полинезійскіе эмигранты приносили имъ кое-какія новыя познанія.
Австралійцы были еще болѣе предоставлены сами себѣ. Разсѣянныя маленькими группами на обширныхъ пространствахъ большого и безплоднаго материка, они вели тяжелую борьбу за существованіе, имѣя въ своемъ распоряженіи лишь весьма скудныя средства. Если они не погибли, то лишь благодаря опекающему вліянію клановъ, и потому, что соединились вмѣстѣ. Но зато они совсѣмъ не прогрессировали; они не жили, а только прозябали. Тѣмъ не менѣе даже, для такой жизни имъ надо было все-таки выполнять извѣстную долю работы — таковъ уже неизбѣжный законъ, какъ для человѣческихъ обществъ, такъ и для обществъ животныхъ. Изслѣдованіе этихъ послѣднихъ указываетъ намъ, что распредѣленіе общественно-необходимой работы бываетъ различно, что оно бываетъ справедливымъ и несправедливымъ и что одна и та же несложная работа можетъ совершаться сообща и распредѣляться равномѣрно между всѣми индивидами, входящими въ составъ общества. Мы видѣли также, что у нѣкоторыхъ животныхъ соціальныя функціи могутъ спеціализироваться ради лучшаго выполненія, но никто все-таки не освобождается отъ работы и соціальнаго паразитизма не существуетъ. Такое положеніе не нарушаетъ закона справедливости. Но вотъ уже у нѣкоторыхъ породъ муравьевъ мы замѣчаемъ появленіе соціальной несправедливости и возложеніе наиболѣе трудной общественно-необходимой работы на классъ рабовъ, который пополнялся посредствомъ насилія. Такое именно принудительное распредѣленіе труда, необходимаго для общины, намъ и приходится наблюдать почти во всѣхъ человѣческихъ соціальныхъ группахъ.
Австралійцы, близкіе къ первобытному состоянію, ввели у себя смѣшанную организацію, въ основаніи которой лежитъ жестокая несправедливость; такую организацію мы найдемъ у большинства обществъ дикарей всѣхъ расъ, не дающихъ себѣ труда обращать въ рабство индивидовъ, похищенныхъ силою у сосѣднихъ клановъ и племенъ, тѣмъ болѣе, что это сопряжено съ опасностью для нихъ самихъ; а въ предѣлахъ своей маленькой группы находятся такія существа, которыя слишкомъ слабы, чтобы противостоять насилію и притѣсненіямъ, но достаточно сильны, чтобы обезпечить нужное количество труда, хотя бы это и привело ихъ къ полному истощенію. Эти существа — женщины. Поработивъ ихъ, мужчины оставили за собою лишь такія занятія, которыя находили пріятными и благородными — охоту и войну; на женщинъ же взвалили весь самый необходимый трудъ, не имѣющій для мужчинъ никакой привлекательности и не приносящій славы. Въ австралійскихъ кланахъ не существовало рабства въ томъ смыслѣ, какой мы придаемъ этому слову, но добрая половина соціальной группы, наиболѣе слабая, все-таки состояла изъ рабовъ. Австралійская женщина, презираемая, но необходимая какъ слуга, всю жизнь свою проводила въ работѣ, сносила дурное обращеніе, а въ награду зачастую сама служила пищей тѣмъ, кого она прокармливала своимъ тяжелымъ и неблагодарнымъ трудомъ.
Въ папуасскихъ архипелагахъ практическое разрѣшеніе вопроса о соціальномъ трудѣ носило не вездѣ одинаковый характеръ. На нѣкоторыхъ островахъ, Новой Каледоніи, Новогебридскихъ и др. вопросъ этотъ разрѣшился согласно австралійскому методу — женщины были обращены въ домашнихъ животныхъ и играли одновременно роль вьючнаго и убойнаго скота. Но туземцы папуасскаго архипелага сдѣлали большой шагъ впередъ сравнительно съ австралійцами; они стали земледѣльцами и, вѣроятно, это случилось уже очень давно. Мужчины на этихъ островахъ не гнушаются земледѣльческою работой и выполняютъ ту часть этого труда, которая требуетъ наибольшей затраты мускульной силы. Въ земледѣльческихъ работахъ принимало участіе все населеніе, безъ различія пола и возраста, но вожди племени обыкновенно заранѣе распредѣляли эту работу между мужчинами, женщинами и дѣтьми.
Откуда же явилось рабство на нѣкоторыхъ изъ этихъ острововъ? Оно не могло быть вызвано желаніемъ взвалить на плѣнныхъ наиболѣе тяжелый и непривлекательный трудъ и возникло, главнымъ образомъ, лишь вслѣдствіе потребности въ мясной пищѣ. На папуасскихъ архипелагахъ съѣдобныя млекопитающія рѣдки или совсѣмъ отсутствуютъ, въ Новой Каледоніи даже не было собакъ. Растенія, воздѣлываемыя на этихъ островахъ въ цѣляхъ пропитанія, даютъ по преимуществу крахмалистую пищу, рыбная же ловля служитъ рессурсомъ лишь для береговыхъ жителей, люди же нуждаются въ азотистой пищѣ во что бы то ни стало. Разумѣется, туземцы могли отъ времени до времени съѣдать женщинъ для удовлетворенія этой потребности въ мясной пищѣ, но это было неудобно, такъ какъ женщины нужны для услугъ. Вотъ поэтому-то племена и воевали постоянно другъ съ другомъ и за каждой, даже Самой маленькой побѣдой слѣдовало каннибальское пиршество. Въ началѣ побѣдители ограничивались лишь тѣмъ, что тутъ же на полѣ битвы разрубали на куски и съѣдали мертвыхъ раненыхъ и плѣнныхъ; затѣмъ у туземцевъ постепенно развилось чувство предусмотрительности и они стали оставлять въ живыхъ часть военноплѣнныхъ, на случай пиршествъ или жертвоприношеній. Плѣнныхъ приносили въ жертву богамъ ибо боги считались такими же антропофагами, какими были и тѣ, которые имъ поклонялись. Въ промежуткѣ между взятіемъ въ плѣнъ и принесеніемъ въ жертву плѣннаго, его иногда заставляли работать, извлекая изъ этого личныя выгоды. Плѣнницы же часто становились наложницами своихъ владѣльцевъ и въ концѣ концовъ между плѣнными и ихъ владѣльцами возникли, хотя и очень грубыя, но все-таки мирныя отношенія. Съ этого момента и началось истинное рабство; въ Папуазіи же оно оставалось въ зародышевомъ состояніи, такъ какъ тамъ оно непосредственно вытекало изъ обжорства и чревоугодія и рабъ былъ скорѣе убойнымъ, нежели вьючнымъ скотомъ. Мало-по-малу положеніе вьючной скотины становится все болѣе и болѣе удѣломъ раба, какъ мы будемъ имѣть случай убѣдиться при дальнѣйшемъ изслѣдованіи этого вопроса.
Глава III.
[править]Мы видѣли уже, что въ Меланезіи рабство существуетъ далеко не вездѣ и нѣкоторыя изъ народностей не ощущаютъ въ немъ потребности. То же самое наблюдается и у африканскихъ чернокожихъ. Свое изслѣдованіе рабства въ Африкѣ мы, какъ всегда, начнемъ съ такихъ расъ, которыя стоятъ на самой низшей ступени развитія; послѣднее же мѣсто въ іерархіи цвѣтныхъ расъ въ Африкѣ безспорно занимаютъ готтентоты, или, во всякомъ случаѣ, они занимали его до прибытія къ нимъ бѣлыхъ.
Готтентотскія племена и въ то время уже имѣли монархическій режимъ, хотя онъ и былъ еще плохо установленъ, непроченъ и носилъ на половину республиканскій характеръ, какъ вездѣ, гдѣ этотъ режимъ заступилъ мѣсто первобытной организаціи равноправныхъ клановъ. Власть готтентотскихъ вождей была шатка" и очень ограниченная. Обыкновенно эта власть основывалась на. богатствѣ; богатство же заключалось въ стадахъ, такъ какъ готтентоты были пастухами и, слѣдовательно, кочевниками, потому что имъ приходилось поневолѣ переходить съ одного мѣста на. другое, когда пастбища истощались. Съ извѣстныхъ сторонъ жизнь готтентотовъ напоминаетъ жизнь татаръ, также пастуховъ и номадовъ, и даже готтентотская хижина, строющаяся изъ изогнутыхъ прутьевъ, покрытыхъ циновками, имѣетъ нѣкоторое сходство съ покрытою войлоками кибиткой, которая служитъ убѣжищемъ монгольскимъ пастухамъ.
Готтентоты раздѣлялись на полигамическія семьи, при чемъ каждая семья имѣла свою отдѣльную хижину, слѣдовательно они уже вышли изъ того первобытнаго состоянія, когда жилище было общимъ для цѣлаго клана.
По срединѣ готтентотской хижины устраивалось отверстіе для прохода дыма, затѣмъ вокругъ очага находились углубленія, служащія постелью обитателямъ хижины. Двадцать такихъ хижинъ, не менѣе, составляли «крааль» и всѣ стада такого крааля, все равно принадлежали ли они богатымъ или бѣднымъ, паслись вмѣстѣ. Пасти стада крааля считалось общественною работой, которую должны были выполнять всѣ мужчины крааля по очереди, за исключеніемъ главы.
Краалямъ приходилось безпрестанно то защищаться, то нападать самимъ. Каждая маленькая группа грабила насколько возможно своихъ сосѣдей, уводя у нихъ стада или же похищала женщинъ. Отсюда возникали безпрестанныя войны, въ которыхъ всѣ мужчины крааля, безъ исключенія, обязаны были принимать участіе, такъ какъ уходъ за стадами и война составляли общественную службу. Войны отличались крайнею жестокостью; всѣхъ плѣнниковъ убивали безъ всякой пощады, но къ мертвымъ все еще питали уваженіе и никогда не грабили ихъ, не снимали съ нихъ одежды и не брали у нихъ ни оружія, ни табаку. У первобытныхъ народовъ вообще болѣе распространены войны, сопровождающіяся безжалостнымъ избіеніемъ, такъ какъ такіе народы предпочитаютъ убивать плѣнныхъ, нежели обращать ихъ въ рабство; за отсутствіемъ же рабовъ всю общественно — необходимую работу должны выполнять члены клана. Въ готтентотскихъ крааляхъ эта работа была довольно разумно распредѣлена между обоими полами. Мужчины занимались охотой, приготовленіемъ звѣриныхъ шкуръ для своей одежды и одежды женщинъ, и на нихъ же лежала обязанность устройства ограды для стадъ. Женщины строили хижины и плели цыновки, ихъ покрывающія. Грабежъ скота у сосѣднихъ краалей и война, всегда являющаяся послѣдствіемъ этого, принадлежали также къ числу обязанностей мужчины. Женщины не принимали никакого участія въ этихъ посягательствахъ на чужую собственность, но онѣ поощряли къ этому мужчинъ и не терпѣли чтобы мужчины возвращались съ пустыми руками изъ своихъ экспедицій. Впрочемъ, подобные набѣги предпринимались обыкновенно только въ случаѣ нужды, когда охота бывала неудачна. Грабитель, возвращавшійся домой съ пустыми руками, долженъ былъ выдерживать то, что въ нашихъ европейскихъ семьяхъ принято называть «домашнею сценой»; жена съ яростью набрасывалась на него, осыпала его бранью и упреками и, наконецъ, снявъ свое единственное домашнее одѣяніе — кожаный «передникъ стыдливости», ударяла имъ по лицу неудачника-воина, что считалось уже верхомъ оскорбленія. Въ глазахъ общественнаго мнѣнія готтентотовъ такое обращеніе было величайшимъ безчестіемъ и мужчина, перенесшій его, только и думалъ о томъ, какъ бы смыть его поскорѣе; поэтому онъ немедленно нахлобучивалъ свою военную шапку изъ шкуры гіены и точно бѣшеный устремлялся за добычей.
Нравы готтентотовъ въ этомъ случаѣ далеко отличаются отъ тѣхъ, которые существуютъ у нѣкоторыхъ монархическихъ и невольничьихъ племенъ въ Папуазіи или даже въ австралійскихъ кланахъ, гдѣ женщина находится на степени животнаго, подвергаясь самому грубому притѣсненію. Повинуясь общимъ законамъ соціальной эволюціи, каждая разновидность человѣческаго общества развивается все-таки по своему и потому участь женщинъ въ пастушескихъ и монархическихъ кланахъ готтентотовъ была менѣе ужасна, чѣмъ въ австралійскихъ кланахъ, основанныхъ на равенствѣ членовъ, такъ что приходится допустить, что готтентоты обладали нѣкоторою мягкостью характера, которой не было у австралійцевъ.
Между готтентотами и кафрами существуетъ большое различіе, какъ въ отношеніи расы, такъ и въ отношеніи цивилизаціи. Готтентоты принадлежатъ къ низшимъ человѣческимъ типамъ, кафры же приходятся сродни одной изъ самыхъ высшихъ негритянскихъ расъ, эѳіопской расѣ. Въ готтентотскихъ крааляхъ вожди почти не имѣютъ власти — это монархи въ зародышѣ; кафры же образуютъ множество маленькихъ монархій, во главѣ которыхъ находятся деспоты, облеченные абсолютною властью. Готтентоты были исключительно только охотниками и пастухами и, слѣдовательно, номадами; кафры же, хотя и очень цѣнили скотъ и называли корову «жемчужиной съ шерстью» (la perle à poil), но тѣмъ не менѣе они занимались земледѣліемъ и строили настоящія деревни и даже маленькіе города. Эта относительная цивилизація кафровъ, однако, не можетъ быть очень древняго происхожденіи. Деспотизмъ вождей развитъ былъ не вездѣ одинаково у кафрскихъ племенъ. У нѣкоторыхъ племенъ еще не было введено рабство и власть вождей была очень непрочна, такъ что ихъ можно было низвергнуть, если они становились непопулярными; кромѣ того, у кафровъ также еще не существовало знати, такъ называемой родовой аристократіи. Но реальною основой всякаго вліянія и общественнаго положенія у кафровъ все-таки служило богатство, обладаніе многочисленными стадами. Вожди кафровъ менѣе чѣмъ кто-либо другой могли обходиться безъ этого, такъ какъ имъ нужно было имѣть достатокъ, чтобы содержать воиновъ и выказывать щедрость. Въ этомъ именно и заключается причина собачьей покорности кафровъ, которая невольно поражала путешественниковъ, видѣвшихъ, напримѣръ, что дамары слѣдуютъ за своимъ господиномъ, точно собаченка, надѣясь отъ него поживиться чѣмъ-нибудь; по этой же причинѣ и балонды, занимающіе болѣе низкое положеніе, бросаются при встрѣчѣ съ вождемъ на колѣни и натираютъ себѣ руки и грудь пылью.
Для содержанія арміи у кафрскихъ вождей и царьковъ нѣтъ другихъ средствъ, кромѣ грабежа. Цѣль кафрскихъ набѣговъ — пріобрѣтеніе наиболѣе легкимъ способомъ размѣнныхъ цѣнностей: женщинъ, наложницъ и скотъ. Всѣ, кто оказываетъ малѣйшее сопротивленіе грабителямъ, убиваются ими безъ пощады; со стариками и замужними женщинами поступаютъ не лучше. Очень маленькіе дѣти бросаются на произволъ судьбы и становятся добычею хищныхъ звѣрей или погибаютъ отъ голода. Пощада оказывается только молодымъ людямъ обоего пола, которыхъ побѣдители нагружаютъ добычей точно вьючный скотъ, и уводятъ въ. свои жилища. Вслѣдъ за побѣдой устраивается громадное пиршество, на которомъ мясо истребляется въ огромномъ количествѣ, а въ видѣ особеннаго почетнаго отличія воинамъ, убившимъ во время боя не менѣе десяти человѣкъ, подносится кубокъ крови. Уведенныя въ плѣнъ молодыя дѣвушки становятся наложницами своихъ похитителей, а молодые люди пополняютъ классъ рабовъ. Если же вмѣсто кафрской деревни побѣдители имѣютъ дѣло съ бушменскимъ лагеремъ, то они истребляютъ всѣхъ, находящихся въ немъ, безъ различія пола и возраста. Они это дѣлаютъ для того, чтобы воспрепятствовать размноженію разбойниковъ и не допустить дѣтей вырости и сдѣлаться такими же разбойниками, какъ были ихъ отцы.
Подобные нравы не могутъ быть совмѣстимы съ рабствомъ и кафры не имѣютъ настоящихъ домашнихъ рабовъ. Однако и у нихъ уже слагается понятіе о торговлѣ невольниками, такъ какъ два кафра предложили миссіонеру Моффату купить у нихъ дѣтей: одинъ изъ кафровъ желалъ получить въ уплату ягненка, другой же — запасъ жемчужинъ. Въ сѣверной части Кафраріи, примыкающей къ такой африканской области, гдѣ торговля невольниками про. цвѣтастъ, нѣкоторые изъ кафрскихъ вождей производятъ набѣги на сосѣдей со спеціальною цѣлью — раздобыть человѣческій товаръ, который они потомъ продаютъ торговцамъ невольниковъ.
Въ Кафраріи промышленная и домашняя работа главнымъ образомъ возложена на женщинъ. Но, помимо тѣхъ женщинъ, которыя куплены или взяты въ плѣнъ мужчинами, существуетъ еще цѣлый классъ рабовъ, составляющихъ общую собственность и не находящихся ни у кого на содержаніи. Такъ было, по крайней мѣрѣ, у бечуанскихъ кафровъ. Эти рабы называются «балала» или «соуней», что значитъ: бѣдные. Это кафрскіе пролетаріи въ странѣ, гдѣ преобладаетъ денежная, или, вѣрнѣе, скотоводческая аристократія, и съ такими несчастными, лишенными всего, обращаются даже хуже, чѣмъ съ собаками. Классъ богачей заставляетъ ихъ служить себѣ даромъ и когда богачи охотятся, то «балалы» исполняютъ должность собакъ и вьючной скотины. Иногда ихъ заставляютъ тащить крупную дичь, убитую за нѣсколько миль отъ деревни, и этотъ тяжелый трудъ въ особенности выпадаетъ на долю женщинъ. Послѣ утомительнаго дня балалъ запираютъ на ночь въ отгороженныхъ колючими кустарниками пространствахъ, совершенно такъ же, какъ скотъ, для того, чтобы имѣть ихъ подъ рукою, когда они понадобятся. Вмѣсто всякой платы, бѣдняги получаютъ едва достаточное количество пищи. Чтобы не умереть съ голоду балалы должны охотиться или выкапывать изъ земли съѣдобные коренья, совершенно такъ же, какъ и бушмены. Тѣ изъ балалъ, которые не соглашаются служить богачамъ, поражаютъ взоры своею страшною худобой, такъ какъ никто никогда не оказываетъ имъ никакой помощи. Въ этомъ отношеніи кафры, сдѣлавшіеся уже плутократами, отличаются отъ готтентотовъ невыгоднымъ для себя образомъ, такъ какъ готтентоты болѣе гостепріимны и милосердны по отношенію другъ къ другу.
Во время охотничьихъ экскурсій балалы питаются обрѣзками и остатками отъ пиршествъ богатыхъ, совершенно такъ, какъ собаки богачей, съ которыми они вмѣстѣ отыскиваютъ дичь. Многіе изъ балалъ присоединяются къ какому-нибудь вождю, въ качествѣ слугъ. Собственности у балалъ никакой нѣтъ, да они не имѣютъ и возможности имѣть ее. Во время набѣговъ своихъ господъ, балалы должны передавать все награбленное ими самими добро своему начальнику, который и удѣляетъ имъ часть добычи, если находитъ это нужнымъ. Обычай запрещаетъ имъ покрываться плащами изъ лошадиной кожи и вообще пользоваться мѣхами, которые употребляются богачами. За малѣйшую попытку къ сопротивленію капризамъ богачей балалъ немедленно убиваютъ. Между тѣмъ, если какой-нибудь богачъ разрѣшитъ балалѣ причислить себя къ его дому, то онъ уже оказываетъ ему этимъ нѣкоторое покровительство и бѣдный балала можетъ прибѣгнуть къ его заступничеству.
По всей вѣроятности именно среди этихъ отверженныхъ и презираемыхъ созданій выбираютъ людей для человѣческихъ жертвоприношеній. Одинъ изъ кафрскихъ вождей, Тебелесъ, убилъ такого ^бѣдняка только потому, что ему нужны были нѣкоторыя части его тѣла для колдовства. Когда иссіонеръ Моффатъ, первый проповѣдникъ Евангелія среди кафровъ, сталъ говорить о состраданіи жъ этимъ паріямъ, то бечуаны подсмѣивались надъ его глупостью. «Какъ можетъ онъ, — говорили они, — интересоваться подобными собаками!» Эти отверженныя созданія, однако, сами нисколько не оскорблялись такимъ обращеніемъ. Они обнаруживали величайшую покорность судьбѣ, заставляющей ихъ переносить такое обращеніе, разсуждая, что бороться съ этимъ совершенно безполезно.
Мы увидимъ впослѣдствіи, что во многихъ странахъ и у многихъ расъ рабство притупило и атрофировало чувство справедливости, какъ у рабовъ, такъ и у ихъ господъ. Но даже тамъ, гдѣ нѣтъ рабства въ собственномъ смыслѣ этого слова, можно также наблюдать нравственное вырожденіе, какъ обычное послѣдствіе долго продолжающихся притѣсненій и раболѣпства. Тиранія, тяготѣющая надъ балалами, однако, не составляетъ еще организованнаго рабства, а у племени Бантусовъ всѣ домашнія и промышленныя работы составляютъ преимущественно удѣлъ женщинъ.
Кафрская женщина выполняетъ большинство разнообразныхъ обязанностей, возлагаемыхъ обыкновенно на рабовъ и домашнихъ животныхъ въ обществахъ съ болѣе сложною организаціей. Очень рѣдко можно видѣть мужчинъ и женщинъ вмѣстѣ за предѣлами кафрской деревни; притомъ же охота и война поглощаютъ большую часть времени мужчины. Впрочемъ, мужчины все-таки исполняютъ и нѣкоторыя мирныя обязанности; они шьютъ одежду для себя, большею частью изъ звѣриныхъ шкуръ, и даже для женщинъ, они же дѣлаютъ топоры и ножи, пасутъ стада и доятъ коровъ. Вообще все, что имѣетъ отношеніе къ оружію и скоту, входитъ въ кругъ дѣятельности мужчинъ; имѣть дѣло со скотомъ, даже съ его шкурами, изъ которыхъ приготовляется одежда кафровъ, считается кафрами вполнѣ благороднымъ, вѣроятно, потому, что пастушескій образъ жизни у нихъ предшествовалъ задолго земледѣльческому.
Всѣ прочія работы возлагаются на женщинъ и никогда ни одинъ мужчина не придетъ къ нимъ на помощь, какъ бы ни была трудна работа. Кафрская женщина — это настоящій рабочій волъ въ глазахъ мужа. «Я купилъ ее, — сказалъ однажды кафръ путешественнику Шутеру, — должна же она работать!» женщины должны носить воду, дрова для кухни, стряпать и строить дома. Кромѣ того кафрскія женщины приготовляютъ глиняную посуду и во время своихъ путешествій всегда захватываютъ съ собою для этой цѣли запасъ глины. Женщины плетутъ корзины и разныя другія вещи. Но самый тяжелый трудъ составляютъ полевыя работы и ни одна кафрская женщина отъ нихъ не избавлена, даже жена вождя племени. Распѣвая пѣсни, чтобы возбудить себя къ работѣ, женщины ударяютъ въ тактъ своими заступами самаго первобытнаго устройства, проникающими въ землю не глубже нѣсколькихъ дюймовъ. Вспахавъ кое-какъ землю, женщины сѣютъ африканское просо, сорго, стараясь подогнать свою работу къ дождливому времени года, въ теченіе августа или сентября. Затѣмъ, онѣ собираютъ зерно и молотятъ, а мужчины либо смотрятъ какъ онѣ работаютъ, либо въ это время спятъ или развлекаются циническими разговорами.
Въ виду такого утилитарнаго значенія женщинъ, мужчины стараются имѣть ихъ у себя, какъ можно больше. Такъ именно и поступаютъ богачи, но по этой причинѣ этотъ товаръ сталъ рѣдкостью и молодые кафры съ трудомъ достаютъ для себя женъ. Старыя дѣвы неизвѣстны въ Кафраріи и многіе мужчины воспитываютъ себѣ женъ съ дѣтства. Будетъ ли женщина замужемъ или только куплена кафромъ, она въ томъ и другомъ случаѣ занимаетъ въ его семьѣ самое низкое положеніе. Сыновья нисколько не заботятся 6 ней и ухаживаютъ только за отцомъ, такъ какъ онъ владѣлецъ стадъ и они надѣются наслѣдовать послѣ него. Женщинамъ обыкновенно запрещается вступать въ «cotla» — кафрскій форумъ, гдѣ происходятъ совѣщанія мужчинъ. Впрочемъ, допускаются исключенія, составляющія, по всей вѣроятности, пережитокъ, относящійся къ очень отдаленнымъ временамъ — къ времени республиканскихъ клановъ. Такъ, напримѣръ, у кафровъ племени Тебелесъ женщины присутствуютъ при парламентскихъ преніяхъ, улыбаются ораторамъ, поощряютъ ихъ и апплодируютъ имъ. То же самое наблюдается и убалойдасовъ (Balondas), гдѣ женщины могутъ Прекратить бой, вмѣшавшись между противниками. Но всѣ эти исключенія Нисколько не уничтожаютъ общаго правила, устанавливающаго полное рабство женщины.
Подвигаясь къ сѣверу, въ область Замбезе, въ которой обитаютъ родственные байтусамъ южной Кафраріи племена, мы всюду встрѣчаемъ такое же порабощеніе женщины; Ливингстонъ видѣлъ въ этой области, какъ женщины обрабатываютъ землю и мелютъ зерно въ первобытной мельницѣ, состоящей изъ неподвижно лежащаго камня, вогнутаго на верхней поверхности, и каменнаго песта, выпуклаго съ одной стороны, который женщины держатъ обѣими руками, точно скалку для раскатыванія тѣста, и растираютъ имъ зерна.
Въ этой области португальскіе негроторговцы уже ввели торговлю невольниками въ самой грубой формѣ и поэтому вожди племени безпрестанно дѣлаютъ Набѣги, чтобы раздобыть для продажи человѣческій товаръ. Путешественникамъ случается встрѣчать на своемъ пути длинные караваны невольниковъ. Тропическая Африка по преимуществу страна рабовъ; тамъ рабство существуетъ съ незапамятныхъ временъ и мы можемъ наблюдать его со всѣми его первобытными ужасами. Но съ соціологической точки зрѣнія обширная рабовладѣльческая область тропической Африки далеко не вездѣ одинакова. Въ ней находятся монархическія племена, очень дикія, и затѣмъ небольшія королевства, нѣсколько болѣе цивилизованныя. Въ однѣхъ королевствахъ еще господствуетъ фетишизмъ, въ другихъ — магометанство, хотя и въ нѣсколько ослабленной формѣ, Приспособленной для низшихъ расъ. Вездѣ, однако, рабство существуетъ въ полной силѣ и только участь раба бываетъ то нѣсколько тяжелѣе, то легче, смотря по тому, насколько цивилизація вышла изъ первобытнаго состоянія. Мы начнемъ свое изслѣдованіе рабовладѣльческой африканской зоны опять-таки съ наиболѣе дикихъ племенъ.
Самыя первобытныя негритянскія племена обитаютъ въ области Гвинейскаго залива, отъ устья Нигера до Конго. Сравнительно цивилизующее вліяніе африканскаго ислама къ нимъ еще не проникло; европейскія суда явились скорѣе причиною ихъ деморализаціи и упадка, распространивъ между этими племенами пьянство, сифилисъ и торговлю невольниками. Африканцы, болѣе или менѣе обращенные въ магометанство, смотрятъ на Военноплѣнныхъ, какъ на предметъ торговли или удовольствія, но для племенъ, среди которыхъ господствуетъ фетишизмъ, плѣнные въ большинствѣ случаевъ представляютъ не болѣе какъ дичь, пищевой запасъ. На сѣверномъ берегу Бенуэ постоянные набѣги, имѣющіе цѣлью охоту за невольниками, почти совершенно опустошили эту область. Набѣги производятся по преимуществу племенемъ митчисовъ (Mitchis), которые ведутъ войну самымъ первобытнымъ способомъ. Никакія человѣческія чувства имъ неизвѣстны въ отношеніи постороннихъ и своихъ плѣнниковъ они обыкновенно съѣдаютъ, предварительно подвергнувъ ихъ всевозможнымъ истязаніямъ. Человѣческое мясо представляетъ у нихъ самое изысканное блюдо, и они различаютъ въ немъ наиболѣе лакомые куски. Таковыми считаются руки и ноги, которыя и достаются всегда вождямъ. Между тѣмъ, эти племена обитаютъ недалеко отъ берега и въ Буни, напримѣръ, имѣютъ даже частыя сношенія съ европейцами. Однако, соприкосновеніе съ европейцами не имѣло на нихъ цивилизующаго вліянія и только интересъ могъ обуздать до нѣкоторой степени ихъ свирѣпость и теперь уже не всѣ плѣнники поѣдаются митчисами. Въ этой области, впрочемъ, не всѣ племена каннибалы и многіе изъ плѣнныхъ продаются или вымѣниваются на другихъ. Опасаясь держать плѣнныхъ, захваченныхъ гдѣ-нибудь по сосѣдству, ихъ стараются обмѣнять на рабовъ изъ болѣе отдаленной области. Въ результатѣ получается постоянный торгъ человѣческимъ товаромъ. По едва проходимымъ тропинкамъ дѣвственныхъ лѣсовъ тянутся цѣлые караваны рабовъ, едва передвигающихъ ноги, такъ какъ ими пользуются въ то же время и какъ вьючнымъ скотомъ, нагружая на нихъ тяжелыя ноши. Кормятъ несчастныхъ очень плохо и поэтому во время такого путешествія, которое длится иногда недѣли и иногда мѣсяцы, много рабовъ погибаетъ отъ истощенія и болѣзней, но вожаки каравана отдѣлываются самымъ легкимъ способомъ отъ тѣхъ, которые падаютъ отъ истощенія силъ, — ихъ просто-на-просто убиваютъ.
Вдали отъ берега каннибализмъ представляетъ еще болѣе частое явленіе, нежели въ округахъ, болѣе или менѣе посѣщаемыхъ европейскими и американскими судами. Рабство, впрочемъ, существуетъ, вездѣ, хотя чѣмъ больше распространенъ каннибализмъ среди племенъ, тѣмъ меньше у нихъ рабовъ, что совершенно понятно, такъ какъ нельзя же обратить въ рабовъ людей, которые съѣдены. У фановъ въ Габонѣ, извѣстныхъ своимъ пристрастіемъ къ человѣческому мясу, очень мало рабовъ. У апинжисовъ есть рабы, но они смотрятъ на нихъ, повидимому, лишь какъ на убойный скотъ, какъ на живой пищевой запасъ. Такъ, напримѣръ, король апинжисовъ подарилъ Дю-Шалью раба, чтобы онъ съѣлъ его. Когда Дю-Шалью отказался, то король замѣтилъ ему: «На что же вамъ служатъ ваши рабы, если вы ихъ не ѣдите?»
Изъ рабовъ извлекаютъ еще слѣдующую пользу: они служатъ для похоронныхъ жертвоприношеній и сопровождаютъ своего господина или вождя въ будущую жизнь, такъ какъ, по понятіямъ дикарей, умершій глава долженъ имѣть и тамъ въ своемъ распоряженіи столько же рабовъ, сколько онъ имѣлъ ихъ во время земной жизни. Въ Сіерра-Леоне на могилахъ лицъ, пользующихся какимъ бы то ни было значеніемъ, убивали всегда цѣлую толпу рабовъ. Въ Габонѣ похороны вождя также не обходились безъ принесенія въ жертву рабовъ. Иногда число убитыхъ рабовъ достигало 60-ти, что было не мало для такихъ небольшихъ племенъ. Въ Конго заботились о томъ, чтобы хоронить убитыхъ рабовъ вблизи могилы вождя, чтобы они имѣли возможность «получать отъ него приказанія». Иногда молодыя дѣвушки, изъ чувства монархической преданности, оспаривали другъ у друга честь быть заживо погребенными рядомъ съ трупомъ своего господина и наперерывъ бросались въ могилу. Такіе же обычаи, но въ болѣе широкихъ размѣрахъ, встрѣчаются и во многихъ маленькихъ монархіяхъ тропической Африки, гдѣ еще не исчезъ фетишизмъ.
Короли Ашанти и Дагомеи, отличавшіеся особенною кровожадностью и проливавшіе человѣческую кровь точно воду, въ особенности кровь рабовъ, въ сущности только совершали въ болѣе широкихъ размѣрахъ то, что вообще дѣлали всѣ африканскія племена чернокожихъ, еще не перешедшія въ магометанство. Разумѣется, такое отношеніе къ плѣннымъ указываетъ, что въ ихъ трудѣ не ощущалось особенной необходимости и что промышленный, земледѣльческій и домашній трудъ совершался не исключительно одними только рабами. Дѣйствительно, вездѣ, какъ въ Габонѣ, такъ и въ «Hinterland» — какъ принято теперь называть эту область — въ Конго и почти всюду въ негритянскомъ мірѣ, положеніе женщинъ, хотя и не рабынь, такъ тяжело и дурно, что ничѣмъ не отличается отъ рабства. Мужчины въ Габонѣ презираютъ трудъ и возлагаютъ его въ одинаковой степени какъ на своихъ женъ, такъ и на своихъ рабовъ. Вездѣ женщины воздѣлываютъ землю вмѣстѣ съ рабами, работая такъ же, какъ они. Притомъ вѣдь и женщину, и раба можно купить; женщины, кромѣ того, полезнѣе рабовъ, такъ какъ они создаютъ полезныя связи между семьями и племенами. Отецъ жены всегда бываетъ вѣрнымъ другомъ; поэтому мужчина тѣмъ лучше поставленъ въ племени, тѣмъ большимъ вліяніемъ пользуется, чѣмъ больше у него женъ. Жены доставляютъ кредитъ своимъ мужьямъ, служатъ для ихъ удовольствія, льстятъ ихъ гордости и позволяютъ имъ наслаждаться праздностью. Въ то время, какъ мужья располагаются вокругъ костра, чтобы поспать или побесѣдовать, женщины приводятъ въ порядокъ лагерь или хижину, стряпаютъ, отправляются за дровами вмѣстѣ съ дѣтьми и обыкновенно выбиваются изъ силъ. Если бываетъ нужно добыть краснаго дерева для продажи, то мужчины и женщины вмѣстѣ отправляются за нимъ въ лѣсъ, но первые ограничиваются лишь тѣмъ, что рубятъ деревья и распиливаютъ ихъ на полѣнья, на женщинъ же возлагается наиболѣе тяжелая работа — перетаскиваніе стволовъ иногда на большія разстоянія и по ужаснѣйшимъ тропинкамъ. Въ результатѣ несчастныя созданія, исполняющія обязанности вьючнаго скота, привыкаютъ къ такому обращенію и находятъ его вполнѣ естественнымъ. Онѣ обыкновенно бываютъ очень удивлены, если при раздачѣ груза въ какомъ-нибудь караванѣ, имъ даютъ, изъ чувства гуманности, менѣе тяжелую ношу, и мужья ихъ также раздѣляютъ ихъ удивленіе.
Мужчина никогда не вмѣшивается въ земледѣльческія работы женщинъ, но жены обязаны заботиться о пропитаніи своихъ мужей. Земля въ этой области еще не составляетъ собственности; кромѣ того, въ лѣсахъ области Габона очень мало водится животныхъ и главное богатство составляютъ женщины и рабы. Женщинъ покупаютъ у ихъ отцовъ по условленной цѣнѣ, а мужчины, по вышеизложеннымъ причинамъ, стараются пріобрѣсти женъ какъ можно больше. Это стадо женщинъ управляется до нѣкоторой степени старшею женой; такою обыкновенно считается первая жена. Къ второстепеннымъ женамъ примѣшиваются рабыни, такъ какъ разница между такъ называемой свободной женщиной и женщиной-рабой очень мала. Положеніе дѣтей рабыни также мало отличается отъ положенія дѣтей жены; они также свободны и только пользуются меньшимъ уваженіемъ и, когда выростутъ, меньшимъ вліяніемъ, чѣмъ другіе. Главнѣйшій долгъ габонской женщины — это пассивное послушаніе и безграничная покорность. Супружеская измѣна карается штрафомъ и мужья часто пользуются своими женами, чтобы устраивать ловушки разнымъ ловеласамъ и извлекать изъ этого свои личныя выгоды. Съ женами же они обращаются чрезвычайно жестоко. Въ каждой хижинѣ имѣется плеть, сплетенная изъ кожи, употребляемая мужемъ для наказанія своихъ женъ, и часто мужъ бьетъ жену, приговаривая: «А негодяйка! Ты думаешь, что я пріобрѣлъ тебя даромъ?» Тѣло несчастныхъ женъ, большею частью, бываетъ все исполосовано рубцами отъ такихъ побоевъ. Съ женами обращаются часто гораздо хуже, чѣмъ съ рабынями, и при такихъ условіяхъ, разумѣется, супружеская вѣрность представляетъ очень рѣдкую добродѣтель у женщинъ. Очень часто жена бросаетъ домъ своего мужа, спасаясь отъ дурного обращенія или же ради любовной интриги, и укрывается въ какой-нибудь чужой деревнѣ, гдѣ она всегда находитъ убѣжище, такъ какъ обычай гостепріимства смягчаетъ до нѣкоторой степени грубость нравовъ въ негритянскихъ деревняхъ, и каждая деревня считаетъ долгомъ чести не выдавать человѣка, будь то мужчина или женщина, ищущаго убѣжища и виновнаго въ супружеский измѣнѣ. Но это часто служитъ поводомъ къ столкновеніямъ между деревнями, къ переговорамъ и войнамъ.
Такимъ правомъ убѣжища пользуются и рабы и даже въ еще болѣе широкихъ размѣрахъ. Если какой-нибудь рабъ, вслѣдствіе дурного обращенія или по другой причинѣ, бросаетъ своего господина и спасается въ сосѣднюю деревню, то стоитъ ему только прямо отправиться къ вождю этой деревни и, положивъ его руку на свою голову, сказать: «Я выбираю тебя своимъ господиномъ», чтобы тотъ считалъ обязаннымъ оказать бѣглецу покровительство, такъ какъ тутъ дѣло идетъ о его собственной чести. Это обращеніе къ покровительству третьяго лица называется «bongo» и, составляя часть обычнаго права, не можетъ служить поводомъ ни къ столкновеніямъ ни къ ссорамъ. Существованіе такого обычая, какъ «bongo», въ связи съ окружающимъ варварствомъ, невольно поражаетъ наблюдателя. Однако, эти старинные великодушные обычаи сохраняются лишь у тѣхъ племенъ, которыя еще не деморализованы европейскою негроторговлей. Такъ, на Золотомъ Берегу уже всякая попытка къ побѣгу карается жестоко; въ первый и второй разъ отрѣзываются уши, въ третій — голова. Въ странѣ Иссини рабъ, пробовавшій бѣжать, наказывался смертью.
У западно-африканскихъ племенъ, хотя и находящихся еще въ очень дикомъ состояніи, рабство имѣетъ все-таки разнообразное происхожденіе. Прежде всего источникомъ рабства является война, грабительски набѣги. Близъ дельты Нигера чернокожіе группируются маленькими отдѣльными племенами и во главѣ каждаго такого племени, состоящаго, приблизительно, изъ сотни человѣкъ, стоить король. Между собою эти монархическія племена находятся въ постоянной войнѣ и всѣ сосѣдскія отношенія выражаются у нихъ только воровствомъ и убійствомъ; нападаютъ другъ на друга съ цѣлями грабежа и похищенія рабовъ. Другимъ источникомъ рабства служитъ такъ называемое «право отца семейства». Никто не оспариваетъ права отца продавать своихъ дѣтей, если ему вздумается. Во времена процвѣтанія негроторговли на Гвинейскомъ берегу между родителями и дѣтьми существовало даже нѣчто въ родѣ соревнованія и дѣти старались перехитрить отца, чтобы избѣжать продажи въ рабство, дѣти бѣжали отъ отца и сами устраивали для него засады и если онъ попадался, то они съ нескрываемою радостью вели его продавать въ ближайшую европейскую контору.
Судебныя наказанія, налагаемыя на виновныхъ, также поддерживали рабство. Рабъ представлялъ ходячую размѣнную монету и поэтому взысканія за разнаго рода преступленія и проступки оцѣнивались обыкновенно количествомъ рабовъ. Но если виновный не имѣетъ рабовъ и никакихъ припасовъ, то его самого забираютъ и продаютъ. Несостоятельные должники также непосредственно продаются своими кредиторами. Воры и нарушители супружеской вѣрности также продаются сосѣднимъ племенамъ. Но такое сравнительно снисходительное наказаніе за нарушеніе супружеской вѣрности налагается лишь на тѣхъ, кто нарушилъ ее съ какою-нибудь женщиной невысокаго происхожденія или рабой. Нарушеніе же супружеской вѣрности съ женщиною, занимающею высокое положеніе, считается уголовнымъ преступленіемъ, за которое полагается смертная казнь, только родъ казни бываетъ различенъ: преступниковъ или сжигаютъ на кострѣ, или обезглавливаютъ, или топятъ. Булусы предпочитаютъ распятіе: виновный пригвождается къ дереву съ поднятыми вверхъ и сложенными на крестъ руками. Другая категорія осужденныхъ, и притомъ наиболѣе многочисленная, которая поставляетъ рабовъ — это несчастные, обвиняемые въ колдовствѣ. Очень часто это обвиненіе не имѣетъ другой цѣли, кромѣ пріобрѣтенія рабовъ для продажи.
Всѣ эти причины рабства существовали до европейской торговли невольниками и пережили ее. Обыкновенно побѣжденный продавался въ рабство, но конечно онъ былъ бы неизбѣжно умерщвленъ при другихъ условіяхъ, т. е. еслибъ не существовало способа извлечь изъ него выгоду. Домашніе рабы, родившіеся и выросшіе среди племени, находятся въ сравнительно лучшихъ условіяхъ. Ихъ владѣльцы рѣдко дурно обращаются съ ними и большею частью оказываютъ имъ покровительство, не продаютъ ихъ чужеземцамъ и даже дозволяютъ имъ иногда имѣть собственность. Наоборотъ, военноплѣнные продаются всегда какъ можно скорѣе и какъ можно дальше. Когда процвѣтала на берегу торговля невольниками, то ихъ тотчасъ же отсылали въ европейскія конторы, именно португальскія, которые долгое время отправляли цѣлые транспорты рабовъ въ Бразилію.
Въ восточной Африкѣ маленькія племена, находящіяся еще въ дикомъ состояніи, представляютъ большое сходство съ племенами западной Африки. Рабство, набѣги и охота за людьми составляютъ и здѣсь такое же обычное явленіе, какъ и въ западной Африкѣ. Восточно-африканскіе негры точно также берутъ въ плѣнъ преимущественно женщинъ и дѣтей; мужчины, знающіе, что они будутъ принесены въ жертву, защищаются обыкновенно до самой смерти, и если случается, что ихъ забираютъ въ плѣнъ живыми, то ихъ непокорный нравъ лишаетъ ихъ всякой цѣнности, какъ рабовъ. Нѣкоторыя племена и въ восточной Африкѣ, напримѣръ Нимъ-Нимъ, такіе же каннибалы, какъ и племена на нижнемъ теченіи Конго и также съѣдаютъ часть своихъ плѣнныхъ. Сходство, слѣдовательно, большое, но только у восточно-африканскихъ племенъ монархическая власть прочнѣе установлена, чѣмъ у западныхъ. Маленькое племя Вуакилима, напримѣръ, составляетъ полную собственность своего главы. Съ главою племени разрѣшается разговаривать лишь на почтительномъ разстояніи. Мальчиковъ воспитываютъ вмѣстѣ и дрессируютъ для королевскихъ услугъ. Всѣ военноплѣнные также составляютъ собственность монарха; онъ продаетъ женщинъ и оставляетъ дѣтей, чтобы сдѣлать изъ нихъ потомъ рабовъ. Онъ воленъ убивать или продавать своихъ подданныхъ, какъ ему вздумается. У Вуадое, когда умираетъ король, то въ могилу съ нимъ вмѣстѣ зарываютъ живыми двухъ рабовъ разнаго пола. Одному изъ нихъ, мужчинѣ, вкладывается въ руки топоръ, чтобы онъ могъ рубить дрова для своего монарха на томъ свѣтѣ; женщину же сажаютъ въ могилѣ на маленькую скамеечку и она должна поддерживать на своихъ колѣняхъ голову августѣйшаго покойника.
Такимъ образомъ на всемъ обширномъ африканскомъ континентѣ, среди всѣхъ негритянскихъ племенъ, находящихся на одинаковой ступени цивилизаціи, мы встрѣчаемъ рабство со всѣми его ужасами, по крайней мѣрѣ, во всѣхъ тѣхъ случаяхъ, когда дѣло касается такихъ рабовъ, которые не рождены въ семьѣ и не принадлежатъ къ домашнимъ рабамъ. Жестокость чернокожихъ зависитъ не отъ того, что они принадлежатъ къ негритянской расѣ, а отъ того, что они не вышли еще изъ состоянія первобытной дикости.
Результаты нашего изслѣдованія о происхожденіи рабства въ Африкѣ вполнѣ согласуются съ тѣми данными, которыя мы получили при изслѣдованіи рабства у меланезійскихъ негровъ.
Въ южной Африкѣ, у готтентотовъ общественно-необходимая работа доведена до минимума, образъ жизни пастушескій и земледѣліе еще не развито. Рабовъ нѣтъ, да въ нихъ нѣтъ и надобности. Но, съ другой стороны, и женщины у нихъ такъ не завалены работой, какъ у австралійцевъ, такъ какъ стада доставляютъ достаточно пищи, притомъ на подмогу является охота; сохраненіе же стадъ не можетъ быть поручено женщинамъ, такъ какъ надо безпрестанно охранять стада отъ нападенія сосѣдей и хищныхъ звѣрей. Но такъ какъ первобытный общинный режимъ еще не совершенно упраздненъ, то важная общественно-необходимая работа — уходъ за стадомъ, налагается одинаково на всѣхъ мужчинъ небольшого племени и поэтому женщина не находится у готтентотовъ въ такомъ рабскомъ подчиненіи, какъ у австралійцевъ, а такъ какъ рабы не нужны, то всѣхъ военноплѣнныхъ безжалостно убиваютъ.
Кафры хотя и принадлежатъ къ болѣе высшей расѣ, нежели готтентоты, но столь же жестоки, какъ и эти послѣдніе, хотя цивилизація ихъ уже не столь первобытная. У нихъ уже существуютъ настоящія маленькія монархіи, богатая знать; кромѣ того, они занимаются земледѣліемъ и вслѣдствіе этого общественно необходимый трудъ становится у нихъ болѣе сложнымъ и распредѣленіе этого труда гораздо болѣе несправедливымъ. Но рабовъ въ настоящемъ смыслѣ этого слова у нихъ все еще нѣтъ, поэтому они истребляютъ военноплѣнныхъ мужского пола и оставляютъ только женщинъ, чтобы сдѣлать изъ нихъ наложницъ и работницъ. Какъ и у готтентотовъ уходъ за скотомъ у кафровъ считается благороднымъ занятіемъ и поручается мужчинамъ, но земледѣліе и весь тяжелый трудъ, сопряженный съ нимъ, налагается на женщинъ, замѣняющихъ рабовъ.
Но рабы есть все-таки и у кафровъ, это — несчастный, униженный, презираемый и терпящій всяческія притѣсненія пролетаріатъ, уподобляющійся псамъ, съ которымъ обращаются гораздо хуже, чѣмъ съ собаками.
У дикихъ негровъ тропической области, у Гвинейскаго залива, въ странѣ большихъ озеръ и на Мозамбикскомъ каналѣ рабство носитъ очень жестокій характеръ. Военноплѣнныхъ все еще убиваютъ въ большомъ числѣ, иногда съѣдаютъ, но часть все-таки оставляется для продажи, такъ какъ на этого рода человѣческій товаръ всегда существуетъ спросъ. Женщины, однако, не избавляются отъ работы; на нихъ возлагаются всѣ домашнія и земледѣльческія работы, также какъ и на рабовъ, отъ которыхъ онѣ отличаются весьма мало; свободные же мужчины стараются работать насколько возможно меньше и если не бываютъ заняты охотой, набѣгами на сосѣдей съ цѣлью грабежа и обращенія въ рабство, то слоняются цѣлые дни безъ дѣла, курятъ, пьютъ и болтаютъ. Со своими женами и рабами они обращаются чрезвычайно сурово, но менѣе дикія племена уже дѣлаютъ различія между рябомъ, только что обращеннымъ въ рабство, или домашнимъ рабомъ, такимъ, который родился въ семьѣ, отъ цѣнныхъ родителей. Впрочемъ, такой рабъ зачастую бываетъ ребенкомъ своего господина.
Таковы первыя фазы эволюціи рабства въ Африкѣ. Въ слѣдующихъ главахъ мы прослѣдимъ эту эволюцію дальше и изучимъ рабство въ маленькихъ монархическихъ государствахъ тропической Африки, имѣющихъ уже болѣе единую соціальную организацію, причемъ нѣкоторыя изъ нихъ ужо приняли мусульманскую религію.
Глава IV.
[править]Намъ предстоитъ теперь разсмотрѣть рабство у такихъ народовъ, которые съ точки зрѣнія политической іерархіи повысились въ степени, какъ отдѣльныя государства. Въ области Гвинейскаго залива и Большихъ озеръ уже образовалось нѣкоторое количество маленькихъ монархій и вездѣ въ этихъ монархіяхъ рабство существуетъ какъ учрежденіе. Нѣкоторые изъ этихъ монархическихъ государствъ исповѣдуютъ фетишизмъ, другіе же приняли исламъ, приспособивъ его къ своему умственному развитію. Но цивилизація фетишистскихъ государствъ замѣтно ниже тѣхъ, которыя перешли въ магометантство. Разница эта зависитъ отъ многихъ причинъ. Прежде всего тутъ имѣетъ вліяніе то обстоятельство, что государства, перешедшія въ мусульманство, большею частью, находятся по близости южной границы Сахары и поэтому въ нихъ существуетъ большая или меньшая примѣсь крови берберовъ; затѣмъ религія Магомета, несмотря на свои несовершенства, стоитъ въ нравственномъ отношеніи все-таки гораздо выше грубаго фетишизма племенъ Габона или Мозамбика. Рабство, организованное, Магометомъ, не имѣло столь суроваго характера и поэтому мы начнемъ свой обзоръ не съ магометанскихъ государствъ, а съ тѣхъ, гдѣ рабство существуетъ еще въ своей первобытной африканской формѣ, свободной отъ всякихъ постороннихъ вліяній.
Дагомей, съ котораго мы начнемъ свое изслѣдованіе, такъ какъ дагомейская раса мало отличается отъ расъ Габона и Конго, — страна плодородная и довольно хорошо обработанная вблизи городовъ. Близъ Канна, въ благопріятное время года, всѣ окрестности покрыты полями. Дагомейцы воздѣлываютъ различныя растенія: три сорта хлѣбныхъ злаковъ, рисъ, просо, горохъ, бобы, пататы, ямсъ, дыни и различныя овощи, а также плодовыя деревья. Хлѣбное зерно размалывается между двумя камнями, какъ у всѣхъ африканскихъ дикарей. Изъ приготовленной подобнымъ образомъ муки дѣлаютъ кашицу или лепешки, называемыя «konki», которыя ѣдятъ съ приправою пальмоваго масла.
Къ несчастью, въ Дагомеи не существуетъ ни одного животнаго, годнаго къ работѣ, такъ какъ лошади тамъ не живутъ, а быки слабосильны; поэтому всѣ полевыя работы должны производиться людьми и, разумѣется, выпадаютъ на долю слабыхъ и беззащитныхъ, на долю рабовъ и женщинъ. Вслѣдствіе склонности дагомейцевъ къ земледѣлію, они нуждаются въ большомъ количествѣ рабовъ и даже у самаго бѣднаго изъ дагомейцевъ непремѣнно есть хоть одинъ рабъ. Но этихъ домашнихъ рабовъ надо ставить совершенно отдѣльно отъ плѣнныхъ, которыхъ дагомейская армія уводила цѣлыми тысячами во время своихъ нападеній на пограничныя племена. Домашніе рабы въ Дагомеѣ не продаются и продажа ихъ даже запрещена королемъ, предоставляющимъ себѣ монополію торговли невольниками. Обыкновенно домашніе рабы занимаются спеціально земледѣльческими работами и пользуются даже сравнительною независимостью, живя въ полѣ, хотя независимость эта и не мѣшаетъ имъ по временамъ получать удары кнута. Такъ какъ ихъ дѣти также становятся рабами, то классъ рабовъ, конечно, все увеличивается.
Участь домашнихъ рабовъ въ Дагомеи совсѣмъ иная, нежели участь военноплѣнныхъ, которыхъ король приносилъ въ жертву или продавалъ цѣлыми стадами или же раздаривалъ цѣлыми сотнями своимъ придворнымъ и офицерамъ. Нѣтъ сомнѣнія, что существованіе многочисленнаго населенія рабовъ облегчаетъ трудъ женщинъ, но все-таки не отмѣняетъ его совершенно. Женщины ходятъ на полевыя работы вмѣстѣ съ рабами и согласно обычаю, распространенному на всемъ черномъ континентѣ, на женщинъ спеціально возлагается обязанность размалывать зерно и носить воду для хозяйства. Всѣ эти работы онѣ выполняютъ обыкновенно, неся за спиной плохо привязаннаго ребенка, который болтается во всѣ стороны.
Любопытное зрѣлище представляютъ дагомеянки, когда онѣ гурьбой возвращаются отъ источника, неся на головѣ кувшины, наполненныя водой, а за спиной ребенка; онѣ болтаютъ взапуски, не вынимая даже трубки изо рта. Дагомеянки, вѣроятно, не чувствовали бы себя слишкомъ несчастными, еслибъ не свирѣпость мужей, которые обращаются съ ними хуже, чѣмъ съ рабами, и зачастую исполосовываютъ имъ спины палочными ударами.
Однако ни женщины, ни домашніе рабы не приносятся въ жертву во время знаменитыхъ дагомейскихъ человѣческихъ гекатомбъ, столь пріятныхъ сердцу монарха и его фетишистскихъ подданныхъ. Обыкновенно для такихъ боень служили военноплѣнные рабы, оставленные въ живыхъ; тогда какъ другіе обезглавливаются тотчасъ же послѣ побѣды, причемъ головы ихъ уносятся, какъ трофеи. Эти кровавыя жертвы, повергающія въ ужасъ европейца, въ сущности представляютъ въ Дагомеѣ пережитокъ, такъ какъ противорѣчатъ состоянію цивилизаціи дагомейскаго народа; они указываютъ, что не смотря на расширеніе границъ, введеніе абсолютной монархической власти и учрежденіе священнаго класса жрецовъ, Дагомей не сдѣлалъ въ нравственномъ отношеніи никакихъ успѣховъ и не далеко ушелъ отъ маленькихъ габонскихъ племенъ, находящихся еще въ состояніи первобытной дикости и истребляющихъ своихъ военноплѣнныхъ.
Въ Дагомеѣ кровожадность народа и короля дѣйствительно переходила всѣ границы и являлась главною причиною постоянныхъ войнъ, которыя вели дагомейскіе короли со своими сосѣдями. У ашантіевъ было то же самое; въ Бантамѣ избіенія рабовъ совершались очень часто и кровь ихъ собиралась въ большой бронзовый бассейнъ, такъ какъ она служила для приготовленія фетишей, которымъ приписывалось непреодолимое могущество. Избіеніе рабовъ въ Дагомеѣ продолжалось до самаго завоеванія этой страны французами. Дагомейскій король Грере по вступленіи на престолъ въ теченіе полутора мѣсяца ежедневно отправлялъ посланныхъ къ своему умершему отцу, для чего убивалъ множество рабовъ. Въ два дня было обезглавлено болѣе пятисотъ рабовъ, поднесенныхъ для этой цѣли въ даръ знатными мулатами Ундаха. Въ одну ночь было заколото пятнадцать плѣнныхъ, тоже отправленныхъ на тотъ свѣтъ, чтобы они тамъ служили покойному королю.
Въ Ашанти нравы и предразсудки очень похожи на дагомейскіе; смерть королей давала поводъ къ такимъ же гекатомбамъ и число жертвъ достигало нѣсколькихъ тысячъ. Частныя лица подражали въ длинномъ случаѣ монархамъ, но въ гораздо болѣе скромныхъ размѣрахъ, и если умиралъ богатый человѣкъ, то непремѣнно два-три раба приносились въ жертву у порога его дома.
Кромѣ похоронныхъ жертвоприношеній въ обоихъ королевствахъ существовали еще благодарственныя жертвопринощенія. Дагомейскій король послѣ побѣды надъ Фидасами принесъ въ жертву нѣсколько тысячъ рабовъ въ знакъ благодарности богамъ. Матеріалъ для такихъ грандіозныхъ жертвоприношеній добывался посредствомъ дикихъ набѣговъ на болѣе слабыхъ сосѣдей. Во времена процвѣтанія европейской негроторговли, пощаженные плѣнники покупалась безъ труда и гуртомъ европейскими негроторговцами, причемъ средняя цѣна была 400 франковъ за каждаго раба. Европейская негроторговля имѣла двойное вліяніе на рабство: дурное — въ томъ отношеніи, что она побуждала къ набѣгамъ, и благодѣтельное — въ томъ, что свирѣпость нѣсколько умѣрялась жаждой наживы. Въ самомъ дѣлѣ умерщвлялись большею частью лишь такіе плѣнные, которыхъ не удавалось выгодно сбыть. Къ этой жестокости примѣшивалась даже нѣкотораго рода наивность. Такъ, въ Дагомеѣ король Грезо-Аподжи, желая, чтобы его умершій отецъ имѣлъ на томъ свѣтѣ собственную лошадь, велѣлъ обезглавить его коня и раба, который долженъ былъ его вести, и похоронить ихъ вмѣстѣ въ одной могилѣ. Приносимые подобнымъ образомъ въ жертву рабы совершенно входили въ ту роль, которую имъ навязывали и даже брали порученія на тотъ свѣтъ, встрѣчая смерть съ полнѣйшимъ равнодушіемъ. У ашантіевъ происходило тоже самое и тысячи работъ умерщвлялись ца могилахъ королей и вообще отъ времени до времени рабы приносились въ жертву исключительно съ цѣлью «полить ихъ кровью королевскія могилы».
Такое монархическое и религіозное безуміе, конечно, повело къ тому, что во всѣхъ классахъ населенія рабская приниженность разнилась въ высокой степени. Народъ и женщины, встрѣчаясь съ знатными лицами, падали нимъ на землю. Одицъ губернаторъ дагомейской провинціи, у котораго прзидентъ французской факторіи имѣлъ неосторожность спросить о здоровья короля, отвѣтилъ лишь послѣ того, какъ, по правиламъ этикета, вымазалъ себѣ землей голову, руки и ноги. «О! — сказалъ онъ потомъ, — эти иностранцы, бѣлые, право, удивительные люди; они съ вами говорятъ о королѣ, словно о самой обыкновенной вещи!» Въ амомъ дѣлѣ, по понятіямъ фетишистскихъ монархій тропической Африки, властелинъ не можетъ быть просто человѣкомъ; онъ представляетъ нѣчто высшее, и съ давнихъ поръ народъ уже привыкъ къ тому, что король поступаетъ съ нимъ какъ ему вздумается, попираетъ его ногами, Когда захочетъ, и опустошаетъ сосѣднія страны по произволу. Кромѣ того, жрецы составляютъ для короля какъ бы священную почетную стражу и до нѣкоторой степени дѣлаютъ его въ глазамъ бѣдныхъ чернокожимъ властелиномъ надъ таинственною страной, находящейся за предѣлами видимаго міра; надъ тѣми мрачными областями, которыя воображеніе бѣднаго негра населяетъ всевозможными страшными призраками. Отсюда и происходитъ рабская покорность и приниженность народа, имѣющая равно какъ политическій, такъ и религіозный характеръ, и вошедшая, такъ сказать, въ плоть и кровь этого народа.
Племена восточной Африки съ соціологической точки зрѣнія нисколько не отличаются отъ племенъ западной Африки. И тѣ, и другіе, въ силу соціальныхъ привычекъ, проникнуты невольническими воззрѣніями. Европейскіе торговцы невольниками еще болѣе расширили На западѣ Африки предѣлы рабства, а На востокѣ этому содѣйствовали ихъ соперники — арабы. На западѣ Африки Дагомей и Ашанти являются типичными представителями маленькихъ негритянскихъ королевствъ. Но и въ восточной Африкѣ существуютъ такія же государства, до сихъ поръ избѣгавшія магометанскаго прозелитизма. Изъ нихъ наиболѣе сохранившіеся въ состояніи первобытной дикости — Момбутту, хотя племя, населяющее его, такъ же какъ и остальныя племена въ этой области, принадлежитъ къ высшей расѣ чернокожихъ, къ нубійской или эѳіопской расѣ. Нравы Момбутту еще болѣе первобытны, нежели дагомейскіе; но рядомъ съ самымъ дикимъ каннибализмомъ у нихъ существуетъ довольно развитая, хотя и одностороннимъ образомъ промышленная цивилизація. Ткацкое искусство, положимъ, имъ пока еще совершенно неизвѣстно, они не носятъ другой одежды кромѣ сдѣланной изъ древесной коры, Не имѣютъ скота и весьма посредственно воздѣлываютъ землю, но въ то же время Они чрезвычайно искусные кузнецы, архитекторы и обнаруживаютъ артистическія наклонности, въ особенности у нихъ развитъ вкусъ къ музыкѣ. Монархи Момбутту — это Нероны въ миніатюрѣ, пользующіеся абсолютною властью.
Кромѣ музыки, занятіе которой воспрещается женщинамъ, кузнечнаго мастерства, тоже составляющаго спеціальность мужчинъ, а также войны и охоты, мужчины Момбутту ровно ничего не дѣлаютъ. Они съ утра лежатъ, растянувшись на своихъ искусно сдѣланныхъ скамьяхъ, подъ тѣнью пальмъ и лѣниво покуриваютъ, наслаждаясь прохладой. Въ жаркіе часы дня они скрываются въ большихъ прохладныхъ хижинахъ, прекрасно построенныхъ и приспособленныхъ для собраній, гдѣ они проводятъ время въ оживленной бесѣдѣ, сопровождаемой энергичными жестикуляціями. Въ это же время женщины воздѣлываютъ землю, собираютъ жатву, плоды и высушиваютъ ихъ, приготовляютъ глиняную посуду и древесный войлокъ — однимъ словомъ, вся тяжесть промышленнаго труда лежитъ на женщинѣ и, слѣдовательно, мужчины не могутъ чувствовать потребности имѣть рабовъ. Но у нихъ есть другія потребности. Несовершенство земледѣлія и отсутствіе скота ставятъ пропитаніе Момбутту въ значительной степени въ зависимость отъ охоты, весьма ненадежнаго и невѣрнаго источника. Момбутту, впрочемъ, придумали средство обезпечить себя пропитаніемъ и къ охотѣ за звѣрями прибавили еще охоту за людьми. — Это самые отъявленные каннибалы въ Африкѣ. Окруженные негритянскими племенами, принадлежащими къ сравнительно болѣе низкой расѣ, Момбутту относятся къ нимъ совершенно такъ, какъ къ дичи и нападаютъ на нихъ единственно только съ цѣлью раздобыть мяса. Куски этой человѣческой дичи тутъ же раздѣляются между охотниками, разрѣзываются длинными ломтями и коптятся на мѣстѣ, а затѣмъ уносятся съ собою въ качествѣ запаса. Оставшіеся въ живыхъ плѣнники уводятся и сохраняются для будущихъ пировъ. Дѣти, мясо которыхъ считается особенно нѣжнымъ, предназначаются для королевскаго стола. Взрослые идутъ въ пищу для народа. Швейнфуртъ видѣлъ, какъ одна женщина Момбутту занималась опаливаніемъ нижней части человѣческаго тѣла совершенно такъ, какъ это у насъ дѣлается со свиными тушами. Момбутту, слѣдовательно, рабовъ не имѣютъ и плѣнные служатъ для нихъ лишь запасною дичью.
Эти ужасные нравы, какъ мы уже говорили, совмѣщаются у Момбутту съ довольно развитою цивилизаціей и даже съ нѣкоторымъ благородствомъ характера въ другихъ отношеніяхъ. Это указываетъ до нѣкоторой степени, что рабство возникло и развивалось вмѣстѣ съ земледѣліемъ и отчасти содѣйствовало обузданію каннибальскихъ вкусовъ и кровожадности. Мы видимъ, что въ маленькихъ королевствахъ Уньорю и Карагуэ, изобилующихъ скотомъ, каннибализма не существуетъ, однако, рабство очень развито и особенно рабство женщинъ. Чтобы достать женщинъ, устраиваютъ кровавые набѣги и уводятъ женщинъ толпами, убивая ударами дубинки по головѣ тѣхъ, которыя слишкомъ стары, чтобы слѣдовать за отрядомъ. Плѣнницы служатъ и наложницами и работницами одновременно; онѣ представляютъ нѣчто вродѣ размѣнной монеты и даже налогъ въ королевскую казну выплачивается ими.
Въ королевствѣ Уганда, болѣе крупномъ и могущественномъ, чѣмъ другія, послѣ каждой военной экспедиціи король дарилъ своимъ любимцамъ сотни плѣнныхъ женщинъ, которыхъ пригоняли къ нему цѣлыми стадами. Плѣнницы становились или наложницами, или работницами, однако все же признавалось нужнымъ держать ихъ на привязи нѣкоторое время, чтобы онѣ не вздумали убѣжать.
Въ этомъ любопытномъ королевствѣ Уганда, которое капитанъ Спикъ назвалъ каррикатурой абсолютной власти, существуютъ еще, кромѣ войны, и другіе источники рабства. Монархъ считается собственникомъ своихъ подданныхъ и ихъ имущества и можетъ имъ распоряжаться, какъ вздумается; поэтому король Мтезы далъ Спику право забирать все, въ чемъ будетъ нуждаться онъ самъ или его люди, а королева мать вручила ему знакъ отличія — вѣнокъ изъ виноградныхъ листьевъ, дающій ему право забирать всѣхъ дѣтей, которыя ему понравятся, и дѣлать изъ нихъ своихъ рабовъ.
Но вездѣ въ этихъ областяхъ все таки настоящая раба это — женщина. Очень понятно, что туземцы стараются обладать какъ можно большимъ числомъ такихъ существъ, изъ которыхъ они могутъ извлечь самую разнообразную пользу, и большею частью участь женщины не-рабы весьма мало отличается отъ участи женщины-рабыни, похищенной или купленной.
Восточная Африка, слѣдовательно, въ этомъ отношеніи не болѣе цивилизована, чѣмъ западная, и даже, пожалуй, стоитъ ниже этой послѣдней, потому что нѣкоторыя изъ ея маленькихъ монархій, не смотря на относительную цивилизацію, все таки сохраняютъ ужасные нравы антропофаговъ. Въ маленькихъ африканскихъ монархіяхъ мы видимъ, какъ самые ужасные обычаи уживаются рядомъ съ промышленною цивилизаціей, сравнительно уже достигшей нѣкотораго развитія. Военноплѣнныхъ съѣдаютъ безъ колебанія лишь тамъ, гдѣ не существуетъ еще настоятельной потребности въ рабахъ, и въ такихъ мѣстахъ война представляетъ скорѣе простую охоту на человѣческую дичь. Но вездѣ, даже тамъ, гдѣ уже введено рабство, большая часть тяжелой общественно необходимой работы все-таки ложится на женщину.
Покончивъ съ областями, населенными дикими чернокожими племенами, мы должны разсмотрѣть теперь такія государства тропической Африки, гдѣ примѣсь болѣе развитой расы создала болѣе высокую цивилизацію и послужила толчкомъ къ развитію промышленности. Въ маленькихъ мусульманскихъ королевствахъ тропической Африки соціальный, промышленный и нравственный уровень замѣтно выше, чѣмъ въ первобытныхъ государствахъ, о которыхъ мы только что говорили. Политическая организація мусульманскихъ королевствъ болѣе сложна, соціальная жизнь менѣе элементарна и промышленность сравнительно очень развита, что, конечно, оказываетъ вліяніе на организацію рабства. Въ Европѣ вообще не имѣютъ достаточно вѣрнаго понятія о степени развитія промышленной и торговой дѣятельности въ этой области Африки. Кромѣ фулаховъ, еще предпочитающихъ пастушескій образъ жизни, всѣ другія маленькія государства занимаются промышленными производствами. Мавры въ Сенегалѣ еще во времена Мунго Парка были опытными кузнецами, горшечниками и сыромятниками. Въ Бабагри въ особенности развито ткацкое и красильное производство; тамъ выдѣлывается тонкій холстъ на станкахъ, представляющихъ родѣ пялецъ съ челнокомъ, только полотнища этого холста очень узки, не болѣе четырехъ дюймовъ въ ширину. Такихъ пялецъ въ нѣкоторыхъ домахъ бываетъ по восьми и даже десяти. Ткацкимъ ремесломъ занимаются Преимущественно юноши, а красильнымъ — женщины. Окраска тканей производится въ большихъ глиняныхъ горшкахъ, въ которыхъ находится растворъ индиго. Подобнаго рода производство распространено во всѣхъ маленькихъ мусульманскихъ государствахъ, вплоть до самаго Тимбукту и Кано. Въ Сакату женщины прядутъ хлопчатую бумагу и часто прерываютъ работу, чтобы полюбоваться въ маленькое зеркальце на свои прекрасные зубы и глаза. Такъ какъ пряжа представляетъ сравнительно легкое занятіе, то она и предоставляется замужнемъ женщинамъ и состарѣвшимся рабамъ, къ которымъ питаютъ привязанность. Но главное производство въ Сакату — это выдѣлка козьихъ кожъ и окрашиваніе ихъ въ красный или желтый цвѣта.
Чѣмъ далѣе мы подвигаемся къ востоку, тѣмъ болѣе совершенствуются эти производства. Искусство ковать желѣзо также распространено и въ разныхъ областяхъ достигаетъ болѣе или менѣе различной степени развитія. Въ Каарта строютъ даже доменныя печи въ миніатюрѣ для плавленія руды. Такіе же остроумные приборы Швейнфуртъ встрѣчалъ и въ восточной Африкѣ, гдѣ они даже еще болѣе усовершенствованы и, пожалуй, представляютъ наслѣдіе древней эѳіопской цивилизаціи.
Всѣ эти маленькіе промышленные центры тропической Африки трудятся для экспорта; крупныя же торговыя сдѣлки совершаются въ двухъ главныхъ большихъ городахъ, Кано и Тимбукту. Промышленность и торговля въ Кано способствуютъ зажиточности населенія, что дѣйствуетъ смягчающимъ образомъ на нравы. Промышленность въ Кано имѣетъ семейный характеръ и большихъ фабрикъ совсѣмъ не существуетъ; каждый домъ представляетъ маленькую мастерскую, а въ деревняхъ, кромѣ того, занимаются еще и полевыми работами. По словамъ Барта, эта область, повидимому, самая счастливая на земномъ шарѣ, такъ какъ она чрезвычайно плодородна, хлѣбъ рождается прекрасно и пастбищъ много. Но, съ другой стороны, эти богатства подвергаютъ страну постояннымъ нашествіямъ сосѣднихъ народовъ, такъ что населеніе должно быть всегда готово къ оборонѣ.
Торговля Кано очень обширна; она распространяется на западъ до самаго моря, на востокъ до Багорми, на сѣверѣ до Раша, Мурзука и Триполи. Въ Кано существуетъ рабство, но условія его не столь ужасны, какъ въ другихъ мѣстахъ, и это можно приписать какъ относительному богатству населенія, такъ и легкости промышленныхъ работъ, всегда приносящихъ доходъ и выполняемыхъ въ семьѣ. Канорисы не злоупотребляютъ охотой за невольниками, такъ какъ она имъ не доставляетъ особенныхъ выгодъ и они предпочитаютъ домашнихъ рабовъ, воспитанныхъ и выросшихъ въ семьѣ, а съ такими рабами даже очень дикія племена обращаются сравнительно мягче, чѣмъ съ другими. Торговля невольниками совершается и въ Кано, но невольники отправляются больше транзитомъ, да и то эта торговля не очень велика, такъ какъ черезъ Кано переправляется въ годъ не болѣе 5.000 рабовъ.
Общее довольство и мелкая домашняя промышленность оказываютъ въ Кано благодѣтельное вліяніе на нравы. Женщины не терпятъ слишкомъ дурного обращенія и не заваливаются черезчуръ работой, какъ въ другихъ мѣстахъ, такъ какъ трудъ ихъ можно утилизировать въ различныхъ домашнихъ промышленныхъ производствахъ, не требующихъ слишкомъ большой затраты мускульной силы, но требующихъ все-таки извѣстной тщательности, навыка и нѣкоторой доли понятливости, такъ что въ большинствѣ случаевъ ихъ нельзя бываетъ поручать простымъ рабамъ", женщина такимъ образомъ является очень полезною помощницей работника мужчины и онъ поневолѣ долженъ щадить ея силы. Рабы въ Кано большею частью употребляются для полевыхъ работъ и ухода за скотомъ, и такъ какъ во время этихъ работъ рабы находятся вдали отъ своего господина, то естественно, что они пользуются относительною независимостью. Къ тому же и магометанская религія оказываетъ даже нѣкоторое покровительство рабамъ — мусульманамъ, хотя главная причина тутъ заключается въ значительной примѣси берберской крови. Туареги или берберы Сахары обращаются очень хорошо со своими рабами, а въ Кано именно и преобладаетъ эта раса, какъ и во всѣхъ главныхъ городскихъ центрахъ этой промышленной области.
Примѣсь бѣлой крови далеко не имѣла такого благодѣтельнаго вліянія на африканскихъ чернокожихъ. Извѣстно впрочемъ, что скрещиваніе расъ часто ведетъ къ тому, что къ метисамъ переходятъ скорѣе недостатки, нежели качества расы. Африканскій негръ, въ сущности, добродушенъ; это скорѣе импульсивный ребенокъ, хотя и способный даже на звѣрскіе поступки, но не столько вслѣдствіе природной жестокости сколько подъ вліяніемъ минуты. Однако фулахи, раса, образовавшаяся вслѣдствіе скрещиванія эѳіоповъ съ берберами, обладаютъ природною наклонностью къ жестокости и дѣлаютъ зло просто ради зла, съ наслажденіемъ.
Въ промышленныхъ мусульманскихъ центрахъ Судана, гдѣ сосредоточилась сравнительно болѣе высокая цивилизація, туземцы отлично сознаютъ, въ чемъ грѣшатъ наши европейскія учрежденія и на критическія замѣчанія путешественниковъ по поводу рабства и полигаміи отвѣчаютъ иногда очень мѣтко. Такъ, напримѣръ, въ Бурну одинъ знатный туземецъ приписалъ моногаміи наклонность къ пьянству, столь распространенную среди европейскихъ христіанъ. По его мнѣнію, несчастнымъ супругамъ, прикованнымъ на-вѣки другъ къ другу, ничего болѣе не остается, какъ топить горе въ винѣ, если бракъ ихъ бываетъ неудаченъ. А въ Сегу другой африканецъ-резонеръ пресерьезнымъ образомъ увѣрялъ, что въ Европѣ рабство далеко не уничтожено. «Я знаю, что у васъ не продаютъ людей, — сказалъ онъ, — но ваши солдаты, которыхъ начальникъ можетъ наказывать безъ суда, похожи на плѣнныхъ. Ваши земледѣльцы, хотя ихъ и не продаютъ другіе» люди, все-таки вынуждены продаваться сами, чтобы жить". Всѣ туземцы Сенегамбіи дѣйствительно придаютъ значеніе только дѣйствительной, а не кажущейся индивидуальной свободѣ.
Разсматривая эволюцію рабства на черномъ континентѣ, мы видимъ, что на самомъ низу лѣстницы находятся Момбутту, соединяющіе самую первобытную жестокость съ нѣкоторою долей промышленной и художественной цивилизаціи; художественные инстинкты у нихъ довольно развиты и они обнаруживаютъ большое пристрастіе къ музыкѣ и танцамъ. Но къ несчастью у Момбутту нѣтъ скота и поэтому несмотря на то, что они принадлежатъ къ болѣе высокой эѳіопской расѣ и на относительное развитіе художественныхъ вкусовъ, Момбутту все-таки сохранили каннибальскіе обычаи во всемъ ихъ первобытномъ ужасѣ. Рабства въ собственномъ смыслѣ этого слова у нихъ нѣтъ и они охотятся за людьми лишь для того, чтобы добыть человѣческаго мяса. Сравнительно съ Момбутту въ Угандѣ уже обнаруживается замѣтный прогрессъ: скотъ тамъ находится въ изобиліи и рабство уже существуетъ, но еще плохо организовано. Собственно говоря, весь народъ находится въ рабствѣ у короля. Изъ военныхъ экспедицій приводятъ преимущественно только плѣнныхъ женщинъ, поэтому надо предполагать, что мужчины большею частью умерщвляются. Изъ этого стада плѣнницъ король выбираетъ тѣхъ, которыя ему понравятся, остальныхъ же раздаетъ своимъ придворнымъ. Чтобы очистить мѣсто въ своемъ гаремѣ, онъ ежедневно отправляетъ на бойню тѣхъ, которыя ему надоѣли и отъ которыхъ онъ желаетъ избавиться.
Послѣ Уганды идутъ Дагомей и Ашанти, гдѣ рабство уже окончательно организовано и населеніе занимается скотоводствомъ и земледѣліемъ. Тамъ есть уже цѣлый классъ домашнихъ рабовъ, съ которыми обращаются сравнительно мягко, но первобытные кровожадные инстинкты племени все-таки еще не исчезли. Такъ какъ классъ домашнихъ рабовъ существуетъ давно и не особенно нуждается въ пополненіи, то отъ военно-плѣнныхъ, которыхъ теперь трудно продать, избавляются посредствомъ торжественныхъ жертвоприношеній, освященныхъ и поддерживаемыхъ религіей.
Переходя къ маленькимъ королевствамъ метисовъ и мусульманъ, мы находимъ уже болѣе развитую цивилизацію особенно съ промышленной точки зрѣнія; промышленность эта измѣнила и остальной строй жизни. Каннибализмъ исчезъ; исчезли также и жертвоприношенія рабовъ. Многочисленные рабы занимаются полевыми работами и пасутъ стада, свободные же люди не пренебрегаютъ ручнымъ трудомъ и каждая хижина представляетъ своего рода маленькую мастерскую, въ которой мужчины и женщины занимаются ремеслами, достигшими сравнительно большого развитія.
Безъ сомнѣнія, тутъ замѣчается большой прогрессъ, особенно въ сравненіи съ Момбутту и дагомейцами, но не слѣдуетъ все-таки думать, что въ этихъ маленькихъ промышленныхъ королевствахъ жизнь легка для слабыхъ и беззащитныхъ, т. е. для женщинъ и рабовъ.
Глава V.
[править]Во всей тропической Африкѣ, даже тамъ, гдѣ промышленность уже достигла извѣстнаго развитія, женщина все-таки не болѣе, какъ домашняя раба; она — наложница и въ то же время рабочій скотъ. Вотъ что говоритъ, напримѣръ, одинъ изъ древнѣйшихъ путешественниковъ, Мунго-Паркъ: «Мавры, въ Сенегамбіи, придаютъ очень мало значенія умственнымъ качествамъ женщины и отсутствіе этихъ качествъ не считается вовсе недостаткомъ въ глазахъ мужчины… Женщины воспитываются лишь для чувственныхъ удовольствій, которыя онѣ должны доставлять своему повелителю, и главный долгъ ихъ — рабская покорность. Мавры имѣютъ странное понятіе о физической красотѣ женщинъ. Дородность и красота у нихъ — синонимы. Только та женщина можетъ считаться красивой, которая не въ состояніи ходить безъ того, чтобы ее не поддерживали рабы съ обѣихъ сторонъ. Настоящая красавица вѣсомъ должна равняться вѣсу верблюда».
Это свидѣтельство Мунго-Парка подтверждается и всѣми позднѣйшими изслѣдователями. Молодыя дѣвушки, чтобы соотвѣтствовать понятіямъ о красотѣ, откармливаются всѣми способами. Только мальчики учатся читать и писать по-арабски; дѣвочки же не получаютъ никакого образованія, и какъ только онѣ вышли изъ дѣтства, обязаны почитать всѣхъ мужчинъ, и даже мать не имѣетъ права ѣсть вмѣстѣ со своимъ сыномъ. Въ виду тѣхъ требованій тѣлесной красоты, которыя предъявляются женщинѣ, выборъ жены или наложницы-рабыни не представляетъ затрудненій — выбирается та, которая толще. Такимъ образомъ все опредѣленіе женской красоты сводится къ простому ариѳметическому разсчету.
Жены покупаются такъ же, какъ и рабыни, и число женъ находится въ зависимости отъ богатства мужа-покупателя. Но участь такъ называемыхъ свободныхъ женщинъ весьма мало отличается отъ участи рабынь. Жена даже богатаго человѣка не избавляется отъ тяжелаго труда. Размалываніе зерна, составляющаго одну изъ самыхъ тяжелыхъ работъ, вездѣ возлагается на женщинъ. Но въ Кано, гдѣ зажиточность населенія довольно велика и цивилизація болѣе развита, чѣмъ въ другихъ городскихъ поселеніяхъ этой области, домашняя жизнь женщинъ не такъ тяжела, какъ въ другихъ мѣстахъ, хозяйки дома кокетливо одѣты и хотя сами приготовляютъ обѣдъ своимъ мужьямъ, но зерно размалывается рабами, и свободныя женщины только наблюдаютъ за ихъ работой. Въ промышленныхъ городахъ свободныя женщины преимущественно занимаются пряжей, тканьемъ и окраской матерій, что избавляетъ ихъ до нѣкоторой степени отъ другихъ тяжелыхъ работъ, напримѣръ, полевыхъ или ношенія тяжелыхъ грузовъ. Вездѣ, впрочемъ, хлѣбопашество предоставляется женщинамъ, все равно, свободнымъ или рабамъ. Въ Сулима, за исключеніемъ посѣва и жатвы, мужчины не работаютъ въ полѣ; они доятъ коровъ и вообще занимаются молочнымъ хозяйствомъ. Женщины же ухаживаютъ за полемъ, строятъ дома и стѣны, исполняютъ должность цирюльниковъ и хирурговъ, шьютъ и моютъ; онѣ же служатъ какъ носильщики и вообще какъ вьючный скотъ. Въ Кіама транспортъ товаровъ производится при посредствѣ быковъ, муловъ, ословъ и женщинъ. За весьма скромную плату, говоритъ Клаппертонъ, женщины отправлялись въ Ниффе и возвращались оттуда обремененныя тяжелыми ношами. Въ смѣшанныхъ караванахъ въ Муссѣ самыя тяжелыя ноши доставались старухамъ и молодые люди съ полнѣйшимъ равнодушіемъ отказывались помогать имъ. Въ Тессауа Бартъ наткнулся на караванъ женщинъ, до того нагруженныхъ, что онѣ едва передвигали ноги.
Въ нѣкоторыхъ округахъ, однако, мужчина и женщина работаютъ вмѣстѣ. Не всякій настолько богать, чтобы имѣть рабовъ или нѣсколько женъ, и въ Суданѣ, за исключеніемъ мѣстностей, прилегающихъ къ Сахарѣ, для полевыхъ работъ никогда не пользуются домашними животными и въ небогатыхъ семьяхъ эти работы выполняются совмѣстно мужемъ и женой: мужъ идетъ впереди съ мотыкой и взрываетъ землю, а жена слѣдуетъ за никъ и бросаетъ зерна въ продѣланныя имъ на равномъ разстояніи другъ отъ друга ямы въ землѣ. До введенія плуга такой способъ засѣванія поля; вѣроятно, повсюду былъ въ употребленіи и теперь еще онъ употребляется въ Китаѣ. Въ нѣкоторыхъ мѣстностяхъ еще и другая причина вынуждаетъ мужчинъ работать въ полѣ, это — отсутствіе безопасности. Мужчина отправляется въ поле, вооруженный лукомъ и стрѣлами, такъ какъ всегда можетъ представиться необходимость отбить какое-нибудь нападеніе.
Такіе факты все-таки указываютъ, что не слѣдуетъ составлять слишкомъ выгоднаго мнѣнія о промышленной Африкѣ. Положимъ, эта область уже вышла изъ состоянія совершенно первобытной дикости и ужасы антропофагіи въ ней неизвѣстны, но въ нравахъ все еще осталось много варварства. Не всѣ женщины одинаково терпятъ притѣсненія, такъ какъ есть богатыя и есть бѣдныя, классъ свободныхъ женщинъ и классъ рабынь. Богатыя женщины живутъ по необходимости въ праздности. Спеціальныя воззрѣнія на красоту поневолѣ принуждаютъ ихъ къ бездѣйствію. Но женщины средняго класса уже должны работать, хотя и не слишкомъ много, и избѣгаютъ тяжелаго труда; бѣдныя же представляютъ ничто иное, какъ вьючный скотъ, и съ ними обращаюся безъ всякой пощады, эксплуатируя ихъ силы насколько возможно. Посмотримъ же, какова участь настоящихъ рабовъ, составляющихъ настоящихъ товарищей женщинъ по несчастью.
Въ Нигритіи населеніе рабовъ очень многочисленно и у мандинговъ рабы составляютъ три четверти населенія. Въ Сакату на улицахъ происходитъ постоянное передвиженіе рабовъ. Въ Адамуа частныя лица часто держали у себя по тысячѣ рабовъ, Эта провинція выплачивала ежегодно дань мелкому мусульманскому владѣльцу и эту дань составляли лошади, скотъ и пять тысячъ туземныхъ рабовъ. Въ Кано и теперь еще насчитывается по тридцати рабовъ на каждаго свободнаго человѣка. Во всѣхъ этихъ маленькихъ мусульманскихъ монархіяхъ, уже вышедшихъ изъ состоянія дикости, наибольшая часть соціальнаго труда возлагается, конечно, на рабовъ, но положеніе ихъ все-таки приняло болѣе законный характеръ и рабство приняло болѣе мягкій характеръ, особенно въ нѣкоторыхъ случаяхъ. Названіе «рабъ» примѣняется одинаково ко всѣмъ классамъ не свободнаго населенія, не знающимъ другого судьи, кромѣ своего господина, который также самъ несетъ на себѣ отвѣтственность за всѣ поступки своего раба и имѣетъ право распоряжаться съ нимъ какъ, съ вещью, однако, далеко не всѣ рабы находятся въ одинаковыхъ условіяхъ. Съ домашними рабами обыкновенно обращаются хорошо. Въ Сакату владѣльцы женятъ своихъ рабовъ по достиженіи ими 20-ти-лѣтняго возраста и отправляютъ ихъ въ свои деревни, гдѣ рабы строятъ себѣ хижины и владѣлецъ заботится о ихъ пропитаніи до наступленія жатвы. Богатые феллахи идутъ еще дальше; они обучаютъ чтенію и письму своихъ рабовъ даже женщинъ. Существуетъ цѣлая іерархія рабства, на самой нижней ступени которой находятся военноплѣнные и дѣти рабовъ, рожденные внѣ брака. Эти несчастные стоятъ какъ бы внѣ человѣчества; они служатъ одновременно и размѣнною монетой, и вьючнымъ скотомъ и ихъ водятъ изъ страны въ страну привязанными за шею и нагруженными до чрезмѣрности. Ихъ покупаютъ часто только для одного перехода и по прибытіи на мѣсто перепродаютъ, такъ что они постоянно мѣняютъ владѣльцевъ и всю свою жалкую жизнь проводятъ въ странствованіяхъ съ мѣста на мѣсто. Для рабовъ этой категоріи состраданія нѣтъ", ихъ плохо кормятъ, лишаютъ одежды, обращаются съ ними дурно, заковываютъ въ кандалы и приковываютъ къ древесному чурбану за малѣйшій проступокъ, а въ случаѣ заболѣванія ихъ прямо бросаютъ на дорогѣ. Однимъ словомъ, рабъ этой категоріи ставится на одну доску съ животнымъ, которымъ никто не интересуется.
Совсѣмъ не такова участь домашнихъ рабовъ. Эти послѣднія составляютъ часть семьи, переходятъ изъ поколѣнія въ поколѣніе и часто даже имѣютъ большое вліяніе на своихъ господъ. Пожилые люди, старше ихъ возрастомъ, называютъ ихъ не иначе, какъ: «мое дитя, мой сынъ, моя дочь»; одного съ ними возраста — «мой братъ, мой другъ, моя сестра», а дѣти обращаются къ нимъ со словами: «мой дядя, моя тетка, мой отецъ, моя мать». Только эти рабы должны всегда первые кланяться при встрѣчѣ со свободными людьми и не имѣютъ права садиться въ ихъ присутствіи. Рабы третьей категоріи сдѣлали еще одинъ шагъ дальше къ освобожденію. Это уже не болѣе, какъ колонисты, которые обязаны выполнять нѣкоторыя полевыя работы для своего господина. Въ Буссѣ нѣкоторые рабы стали настоящими арендаторами; они могутъ жить, гдѣ имъ угодно, но подъ условіемъ являться къ своему господину по первому призыву. Они дѣлятся со своимъ господиномъ продуктами своего труда и сами прокармливаются. Выполнивъ это обязательство, они вполнѣ располагаютъ собой и могутъ заниматься торговлей и ремеслами для собственной выгоды. Иногда рабы бываютъ даже богаче своихъ господъ и пользуются большимъ уваженіемъ, вмѣстѣ со своею законною семьей. Но вся эта свобода, хотя и рѣдко нарушаемая владѣльцами, все-таки не составляетъ законнаго права раба и господинъ его можетъ, если захочетъ, отнять у него имущество, дѣтей, жену и т. д. Въ промышленномъ Суданѣ свободные люди, чтобы избѣжать мщенія или нужды, часто превращаются въ такихъ колонистовъ и становятся родоначальниками цѣлаго поколѣнія рабовъ. Иногда сами родители, обремененные многочисленнымъ семействомъ, отдаютъ кого-нибудь изъ своихъ дѣтей богатымъ людямъ, но подъ условіемъ, чтобы дѣти ихъ принадлежали къ одной изъ вышеназванныхъ трехъ категорій рабовъ. Послѣдняя категорія составляетъ собственно аристократію рабства и чернокожіе Судана сравниваютъ ее и причисляютъ къ ней нашихъ солдатъ и чиновниковъ, которые въ ихъ глазахъ не есть свободные люди. Изъ числа этихъ административныхъ рабовъ выбираются королевскіе чиновники, образующіе цѣлыя корпораціи, глава которыхъ назначается королемъ по своему желанію. Въ Сегу цѣлые полки въ 1.200—2.000 человѣкъ исключительно состоятъ изъ рабовъ, не исключая и начальниковъ. Бамбарасы назначаютъ рабовъ на первыя государственныя должности, такъ какъ, по ихъ мнѣнію, свободный человѣкъ не можетъ унизиться до того, чтобы занимать какую-либо иную должность, кромѣ судьи. Такіе высокопоставленные рабы, въ свою очередь, сами имѣютъ рабовъ низшей категоріи, которые выполняютъ для нихъ полевыя работы и могутъ безнаказанно подвергаться дурному обращенію. Въ Діала Солейлье извинился передъ королемъ за то, что ударилъ въ его присутствіи одного изъ этихъ рабовъ, но король ему на это отвѣтилъ: «О, вы можете сами бить и заставлять другихъ бить ихъ сколько вамъ угодно!» Это паріи, съ которыми все дозволено, и часто можно видѣть въ полѣ даже пожилыхъ женщинъ, закованныхъ въ кандалы, все тѣло которыхъ испещрено слѣдами ударовъ.
Женщины рабыни этой категоріи часто составляютъ для своихъ господъ источникъ выгоды. Коранъ хотя и запрещаетъ господину вынуждать своихъ рабынь къ проституціи, но не воспрещаетъ ему извлекать выгоду, если онѣ добровольно предаются этому ремеслу. Этимъ зачастую пользуются даже самые благочестивые мусульмане. Въ Сегу даже наиболѣе знатные господа, не стѣсняясь, кладутъ себѣ въ карманъ прибыль отъ такого рода торговли и даже знатныя дамы не гнушаются играть роль поставщицъ гаремовъ. Во мы знаемъ, что знатные люди древней Греціи въ своихъ взглядахъ на проституцію мало отличались отъ обитателей Сегу. Однако, въ другихъ отношеніяхъ маленькимъ мусульманскимъ монархіямъ тропической Африки надо отдать предпочтеніе передъ греко-латинскимъ міромъ. Конечно, господинъ пользуется неограниченными правами надъ всѣми своими рабами, къ какой бы категоріи они ни принадлежали, но рабыня, забеременѣвшая отъ своего господина, становится свободной съ рожденіемъ ребенка, и если остается при своемъ господинѣ, то занимаетъ уже мѣсто среди законныхъ женъ. Притомъ же, къ домашнимъ рабамъ владѣльцы никогда не относятся съ презрѣніемъ и даже самые знатные люди иногда ѣдятъ изъ одного блюда съ рабомъ, такъ что въ этомъ отношеніи рабъ имѣетъ даже преимущество надъ свободными женщинами, потому что этимъ послѣднимъ никогда не разрѣшается раздѣлять трапезы мужчины. Такое же практическое равенство наблюдается «въ промышленныхъ занятіяхъ, при чемъ и рабы, и господа работаютъ вмѣстѣ надъ выдѣлкою какихъ-нибудь издѣлій. Даже у мандинговъ, наименѣе цивилизованныхъ изъ всѣхъ народовъ этой области, домашніе рабы ограждены до нѣкоторой степени отъ произвола своего господина, который не можетъ ни убить своего раба, ни даже продать его, не устроивъ предварительно публичнаго судебнаго разбирательства по дѣлу о поведеніи раба. Въ футахѣ существуетъ еще болѣе курьезный обычай: если какой-нибудь недовольный рабъ желаетъ перемѣнять господина, то для этого ему нужно бываетъ отрѣзать кусочекъ уха старшему сыну того человѣка, которому онъ желаетъ принадлежать. Послѣ такого поступка онъ уже по праву принадлежитъ отцу раненаго ребенка и его прежній господинъ не можетъ этому противиться. Новый хозяинъ, выбранный такимъ оригинальнымъ способомъ, обыкновенно принадлежитъ къ числу наиболѣе уважаемыхъ и могущественныхъ вождей и поэтому чернокожіе вожди футаха довольно таки гордятся тѣмъ, если у нихъ не хватаетъ части или даже цѣлаго уха.
Покровительственные обычаи, впрочемъ, касаются только избранныхъ рабовъ, тѣхъ, которые родились въ странѣ, т. е. домашнихъ рабовъ; всѣ другіе находятся внѣ законовъ обычнаго права и вполнѣ зависятъ отъ произвола своихъ господъ. Во всякомъ случаѣ, такія сравнительно мягкія правила примѣняются лишь къ меньшинству рабскаго населенія и лишь въ промышленныхъ городахъ и въ особенности такихъ, которые уже вышли изъ состоянія варварства. Вьючные рабы не пользуются покровительствомъ этихъ законовъ; съ плѣнниками обращаются очень жестоко. Кромѣ того, есть такія тяжелыя работы, которыя выполняются только рабами и, напримѣръ, слуги путешественника Барта отказались толочь гречиху; это была трудная работа и, слѣдовательно, ее надлежало выполнять только рабамъ. Тотъ же самый путешественникъ видѣлъ на склонахъ Судана, по близости Сахары, трехъ рабовъ, запряженныхъ въ плугъ; ихъ владѣлецъ погонялъ ихъ совершенно такъ, какъ погоняютъ вьючный скотъ. Подобнаго рода факты ясно указываютъ, какая участь ожидаетъ рабовъ у жестокаго господина.
Рабское населеніе Африки пополняется различными способами. Чернокожій можетъ сдѣлаться рабомъ, если онъ обвиненъ въ преступныхъ дѣйствіяхъ, а именно въ злонамѣренномъ колдовствѣ, или если онъ былъ проданъ въ дѣтствѣ своими родителями. Негръ въ случаѣ нужды можетъ продать своего отца, мать, жену, дѣтей, чаще всего продаетъ своихъ дѣтей отецъ, иногда дядя съ материнской стороны, въ тѣхъ странахъ, гдѣ матріархатъ оставилъ слѣды. Часто продаютъ дѣтей потому лишь, что находятся у нихъ признаки тяготѣющаго надъ ними проклятія, напримѣръ, если у ребенка вырѣзываются верхніе рѣзцы раньше нижнихъ. Но всего больше ряды рабовъ пополняются звѣрскими набѣгами, которые не прекращаются во всей невольничьей Африкѣ. Набѣги эти имѣютъ очень давнее происхожденіе, такъ какъ еще въ самой глубокой древности уводили изъ восточной Африки рабовъ для счастливой Аравіи. Но вообще рабы представляютъ товаръ, который продается для частныхъ нуждъ и служитъ для экспортной торговли. До тѣхъ поръ, пока европейскія колоши нуждались въ рабахъ, мелкія негритянскія государства и племена добывали ихъ. для этой цѣли въ западной Африкѣ. Мусульманскіе короли устраиваютъ безпрестанно невольничьи набѣги на негровъ-идолопоклонниковъ, которые въ ихъ глазахъ не принадлежатъ къ человѣчеству уже потому, что они не только не исповѣдуютъ ислама, но даже не исповѣдуютъ религіи Моисея или Христа.
Мы уже говорили о тѣхъ ужасахъ, которыми сопровождается обращеніе въ рабство негровъ, превращающихся такимъ образомъ въ товаръ. Но недостаточно овладѣть такимъ товаромъ, надо еще доставить его на такіе пункты, гдѣ изъ него можно извлечь выгоду. Для этого требуется организація невольничьихъ каравановъ, со всѣми ихъ ужасами. Несчастные плѣнные связываются по двое за шею и вынуждены пѣшкомъ слѣдовать за всадниками, часто совсѣмъ нагіе и нагруженные тяжелою ношей. Маленькія дѣти или привязываются за сливою плѣнныхъ, или же прикрѣпляются къ сѣдлу бамбуковыми веревками, которые такъ крѣпко стягиваются, что порою врѣзываются въ тѣло ребенка. Грей и Дошаръ видѣли въ одномъ изъ такихъ каравановъ женщину, которая только что родила. Чтобы избавиться отъ ея ребенка, его бросили въ огонь. Положеніе вещей мало измѣнилось съ тѣхъ поръ. Въ восточной Африкѣ совершаются такіе же ужасы и Буртонъ. напримѣръ, видѣлъ, какъ одинъ погонщикъ, которому надоѣло ждать одну изъ своихъ рабынь, двигавшуюся съ трудомъ по причинѣ ранъ на ногахъ, преспокойно отрубилъ ей голову, на томъ основаніи, чтобы другой не могъ воспользоваться этою рабыней, когда онъ ее броситъ. Однако нѣкоторые негоціанты обращаются со своимъ товаромъ съ большею заботливостью и стараются не слишкомъ изнурять своихъ рабовъ, но дѣлается это лишь ради торговыхъ интересовъ; съ такими же рабами, которые служатъ лишь для перенесенія тяжестей и не составляютъ мѣновой цѣнности, торговцы обращаются очень сурово и жестоко и безъ церемоніи бросаютъ ихъ на произволъ судьбы, въ случаѣ болѣзни или недостатка продовольстія.
Послѣдствія рабства въ нравственномъ отношеніи также вредно отражаются на господахъ, какъ и на рабахъ. У этихъ послѣднихъ исчезло всякое нравственное чувство, вслѣдствіе того, что ихъ постоянно попираютъ ногами. Пойманные на мѣстѣ преступленія, они всегда равнодушно отвѣчаютъ: „Развѣ же мы не рабы?“
Въ семьяхъ рабовъ отецъ никогда не вѣритъ въ законность е зоихъ дѣтей и единственное нравственное чувство, сохраняющееся у раба, это — уваженіе къ господину, который его кормитъ. Рабъ скорѣе можетъ оскорбить свою мать, отца и т. д., нежели поступить неуважительно по отношенію къ господину.
Владѣльцы рабовъ также подверглись соотвѣтствующему нравственному вырожденію. Въ восточной Африкѣ, по словамъ Буртона, понятіе о совѣсти совершенно неизвѣстно и преступленіе не вызываетъ никакихъ угрызеній совѣсти или сожалѣній.
На соціальной дѣятельности рабство отразилось также самымъ неблагопріятнымъ образомъ. Негры работать не хотятъ и мечтаютъ о покупкѣ рабовъ, которые выполняли бы за нихъ полевыя работы. Впрочемъ, стоитъ намъ перемѣнить названія и употребляемые въ Африкѣ способы замѣнить другими, и мы безъ труда увидимъ, что въ обществахъ, съ виду [болѣе цивилизованныхъ, существуютъ аналогичныя явленія и дѣйствуютъ такіе же разсчеты, основывающіеся на соображеніяхъ не болѣе нравственнаго характера чѣмъ тѣ, которыми руководствуются торговцы невольниками въ Африкѣ.
Сдѣлавъ вкратцѣ обзоръ эволюціи рабства въ Африкѣ, мы видимъ, что въ первые періоды своего развитія африканское рабство имѣетъ много сходства съ рабствомъ австралійскихъ негровъ, но эволюція африканскаго рабства выразилась полнѣе. Въ началѣ рабства нѣтъ; женщина выполняетъ всю общественно необходимую работу, впрочемъ, еще очень несложную. Поэтому военноплѣнныхъ убиваютъ и иногда убиваютъ для того, чтобы съѣсть. Щадить ихъ начинаютъ лишь тогда, когда примѣшивается интересъ и изъ нихъ можно уже извлекать извѣстныя выгоды, продавая или заставляя работать. По мѣрѣ усложненія условій жизни, зарожденія промышленности, первобытное рабство начинаетъ болѣе развиваться. Въ Африкѣ повидимому настоящее рабство учреждено болѣе высокими расами и, разумѣется, распространенію рабства всего болѣе содѣйствовало развитіе промышленности.
У негровъ, находящихся еще въ дикомъ состояніи, число рабовъ сравнительно ограничено, но въ промышленныхъ городахъ Судана оно очень велико; тамъ считается три или четыре раба на одного свободнаго человѣка. Вмѣстѣ съ развитіемъ рабства облегчается и участь домашнихъ рабовъ, причемъ нѣкоторые изъ нихъ даже пріобрѣтаютъ относительную независимость. Но такъ какъ необходимо все-таки пополнять ряды населенія рабовъ, то для этого прибѣгаютъ къ нападеніямъ на племена, менѣе цивилизованныя, и плѣнные, предназначенные для продажи, зачастую подвергаются очень дурному обращенію, пока не попадутъ въ руки купцовъ, достаточно предусмотрительныхъ и желающихъ сохранить свой человѣческій товаръ въ хорошемъ состояніи. Что же касается нравственнаго вліянія, то, какъ мы уже говорили, оно въ высшей степени пагубно какъ для той, такъ и для другой стороны^ что подтверждаетъ вся картина эволюціи рабства, развертывающейся передъ нашими глазами и отличающейся большою простотой на всемъ африканскомъ континентѣ, или вѣрнѣе: у всѣхъ негритянскихъ расъ.
Глава VI.
[править]Какъ въ Меланезіи и Африкѣ, такъ и въ южной Америкѣ рабство встрѣчается не у всѣхъ племенъ; его нѣтъ у тѣхъ, которые еще не вышли изъ состоянія первобытной дикости и соціальный строй которыхъ еще очень несложенъ, а также у племенъ, сохранившихъ еще республиканскую организацію, или по крайней мѣрѣ, нѣкоторые обычаи, обусловливающіе большее или меньшее равенство членовъ.
Свое изслѣдованіе южно-американскихъ племенъ мы начнемъ, какъ всегда, съ наиболѣе дикихъ туземцевъ, населяющихъ Огненную землю — фуэджійцевъ. Эти послѣдніе не имѣютъ ни промышленности, ни развитія, ни соціальной организаціи и представляютъ анархическія орды. Однако и у нихъ уже есть собственныя территоріи для охоты и рыболовства, отдѣляемыя другъ отъ друга нейтральными полосами. Между ордами происходятъ стычки, но въ плѣнъ они не берутъ, поэтому у нихъ и нѣтъ рабовъ. Самыя трудныя работы составляютъ удѣлъ женщинъ, которыя у фуэджійцевъ еще болѣе несчастны и еще болѣе угнетены, чѣмъ гдѣ бы то ни было въ другомъ мѣстѣ. Женщина, или, вѣрнѣе, „самка“ фуэджійца, должна идти въ воду во всякое время года, несмотря на суровость климата, для того, чтобы собирать съѣдобныя раковины или же выливать воду изъ пирогъ. Это она строитъ маленькую коническую палатку, покрытую шкурами; она же гребетъ и всѣ эти работы выполняетъ даже тогда, когда кормитъ ребенка, котораго таскаетъ за спиной всюду.
Но на большей части южно-американскаго континента участь женщины такова же, какъ и на Огненной землѣ. По обширнымъ равнинамъ южной Америки бродятъ кочующія племени, носящія равныя названія, но одинаково дикія. Нѣкогда охота составляла единственный жизненный рессурсъ этихъ кочевниковъ, война же была ихъ любимымъ занятіемъ. Прирученіе лошади дало имъ возможность перемѣщаться съ одного мѣста на другое съ до тѣхъ поръ неизвѣстною быстротой и они могли больше не страшиться голода. Въ прежнія времена патагонцы путешествовали пѣшкомъ, маленькими семьями, которыя оставались въ извѣстной мѣстности до тѣхъ поръ, пока не истребляли всю дичь. Мужчины охотились и сряжались. Женщины же, на которыхъ лежали еще и всѣ другія заботы, переносили во время этихъ странствованій шкуры и колья палатокъ и разбивали палатки на остановкахъ. Имъ же приходилось заботиться объ огнѣ, сдирать шкуры съ убитыхъ животныхъ, выдѣлывать ихъ и сшивать вмѣстѣ, чтобы приготовлять изъ нихъ разрисованные плащи; мужчины носили только лукъ и стрѣлы съ кремневыми наконечниками и пращи. Но теперь они ѣздятъ верхомъ, сажая съ собою маленькихъ дѣтей. При такихъ условіяхъ жизни рабство могло доставить облегченіе только женщинамъ, поэтому мужчины и не заботились вводить его. Сосѣднія съ патагонцами племена ведутъ такой же образъ жизни; они образуютъ такія же орды или самые первобытные кланы, управляемые совѣтомъ изъ глазъ семействъ въ мирное время, но во время войны выбираютъ предводителя. У всѣхъ этихъ племенъ существуетъ полигамія и женщина представляетъ вьючный скотъ; она переноситъ всѣ тяжести и иногда ей приходится даже нести собакъ, принадлежащихъ племени.
Во всѣхъ этихъ кочевыхъ ордахъ женщинѣ приходится выносить самое грубое обращеніе; грубость эта часто бываетъ преднамѣренной. Мужчина бываетъ нарочно грубъ со своими женами, особенно первое время. Онъ бьетъ ихъ часто безъ всякаго повода, единственно лишь для того, чтобы воспитать ихъ и внушить имъ чувства покорности. Никогда женщинъ не избавляютъ отъ работы, даже въ послѣдніе мѣсяцы беременности.
Номады американскихъ пампасовъ часто производятъ набѣги на испано-американскія поселенія съ цѣлью похитить скотъ и женщинъ. Иногда для этого имъ приходится проходить разстоянія въ 500—600 миль и случается, что жены сопровождаютъ своихъ мужей во время этихъ походовъ и даже берутъ съ собою своихъ дѣтей. На женщинъ и дѣтей при этомъ возлагается спеціальная обязанность: онѣ должны собирать и уводить скотъ, въ то время, какъ мужчины сражаются.
Это племя грабителей индѣйцевъ чрезвычайно крѣпкаго тѣлосложенія. Во всякое время года индѣйцы спятъ голые на землѣ, насмѣхаясь надъ „глупыми христіанами“, которые „безсмысленно работаютъ“ только для того, чтобы раздобыть золото и затѣмъ напялить на себя неудобныя одежды. У этихъ индѣйцевъ нѣтъ рабовъ своей расы, но иногда они обращаютъ въ раба плѣнныхъ христіанъ и въ особенности женщинъ. Во время своихъ нападеній они щадятъ обыкновенно только молодыхъ дѣвушекъ и дѣтей. Иногда, впрочемъ, они забираютъ нѣсколько плѣнниковъ мужского пола, которые становятся предметомъ торговли и обмѣниваются затѣмъ либо на лошадь, либо на быка. Плѣнницы тояіе иногда продаются и переходятъ изъ рукъ въ руки. Самыя счастливыя изъ нихъ тѣ, которыхъ завоеватели берутъ въ жены, такъ какъ онѣ даже становятся привилегированными женами. У одного кацика былъ, напримѣръ, цѣлый такой гаремъ изъ 32 плѣнницъ. Плѣнныя дѣти воспитываются для кочевой жизни и пріучаются пасти стада. Часто они такъ привыкаютъ къ такой жизни, что забываютъ свой родной языкъ и совершенно смѣшиваются съ племенемъ, среди котораго находятся. Всякая попытка къ побѣгу со стороны плѣнника или раба считается непростительнымъ преступленіемъ. Пойманный бѣглецъ окружается всадниками, которые его убиваютъ, но медленно, прокалывая своими длинными пиками. Съ женщинами поступаютъ съ еще болѣе утонченною жестокостью; ихъ связываютъ по рукамъ и ногамъ, бичуютъ долго и сильно кожаными плетьми и затѣмъ отдаютъ ихъ на произволъ человѣкъ двадцати мужчинъ. Также поступаютъ въ нѣкоторыхъ мѣстахъ и съ женами, виновными въ супружеской измѣнѣ.
Эти факты, во всякомъ случаѣ, указываютъ, что номады американскихъ пампасовъ еще не ввели у себя настоящаго рабства, въ которомъ притомъ они мало нуждаются.
Въ сѣверной области пампасовъ туземцы замѣтно болѣе цивилизованы; абипоны, чикитосы, моксосы не только охотники, но и земледѣльцы. Они умѣютъ воздѣлывать маисъ и даже приготовляютъ изъ него шипучій напитокъ „шиша“. Тобасы, кромѣ того, пастухи и ихъ женщины очень искусно прядутъ шерсть и хлопокъ, окрашиваютъ нитки въ красный и желтый цвѣтъ и дѣлаютъ веревки; онѣ также умѣютъ ухаживать за скотомъ и воздѣлывать землю; впрочемъ, въ послѣдней работѣ имъ помогаютъ мужчины.
Общественныя чувства у индѣйцевъ довольно развиты; они природные музыканты и любятъ устраивать вакхическія и лирическія собранія, на которыя созывается не только своя деревня, но и всѣ сосѣднія деревни. Особенно у моксосовъ сильно развиты эти вкусы и они большую часть своей жизни проводятъ въ пляскѣ, пѣньи, въ весельи и пьянствѣ. Но у этихъ веселыхъ моксосовъ теперь уже начинаетъ возникать рабство, такъ какъ они поняли, что могутъ извлечь болѣе пользы изъ побѣжденнаго врага, оставляя его въ живыхъ. Еще въ прошломъ столѣтіи моксосы продавали своихъ военноплѣнныхъ тѣмъ племенамъ, у которыхъ существовало рабство. У чикитосовъ рабство уже было организовано, но имѣло, такъ сказать, семейный характерѣ; чикитосы нападали на сосѣдей и похищали у нихъ мужчинъ, которыхъ они обращали въ рабовъ, но при этомъ они давали имъ женъ.
Такіе болѣе мягкіе нравы составляютъ контрастъ съ нравами гваранисовъ, которые наблюдали въ XVII вѣкѣ Жанъ де-Лери и францисканскій монахъ Теве, доставившіе много любопытныхъ свѣдѣній объ этихъ племенахъ. У гваранисовъ рабство существовало еще только въ зачаточной формѣ; они, правда, оставляли въ живыхъ нѣкоторыхъ плѣнныхъ, но лишь для того, чтобъ потомъ ихъ съѣсть на досугѣ, совершенно такъ, какъ это дѣлали витійцы въ Меланезіи. Но съ плѣнными побѣдители обращались хорошо; они давали имъ въ жены порою даже собственныхъ дочерей. Съ плѣнницами такъ не поступали, но если онѣ умѣли воздѣлывать землю и собирать ракушки и если мужчины плѣнные оказывались хорошими охотниками или рыболовами, то тѣхъ и другихъ оставляли въ живыхъ на болѣе или менѣе долгое время и даже откармливали ихъ, такъ какъ въ концѣ концовъ ихъ. все-таки съѣдали. Въ день совершенія казни устраивалось большое празднество, на которое приглашались всѣ сосѣднія деревни, чтобы принять участіе въ общемъ весельѣ, и плѣнные, осужденные на съѣденіе, даже старались казаться веселѣе другихъ. Послѣ нѣсколькихъ часовъ всеобщаго ликованія, намѣченную жертву схватывали и связывали, оставляя руки свободными. Мужчина въ такихъ случаяхъ всегда старался выказать необыкновенное мужество, насмѣхался надъ врагами и всячески оскорблялъ ихъ. Лери разсказываетъ, что мужчина, приговоренный къ смерти, всегда въ такихъ случаяхъ, обращаясь къ одному врагу, говорилъ: „Я покушалъ мяса твоего отца“; другому: „Я убилъ твоихъ братьевъ и выкоптилъ ихъ мясо; я убилъ и съѣлъ столько вашихъ женъ и дѣтей, что даже и сосчитать не могу! Можете быть увѣрены, что мое племя отмститъ за мою смерть и съѣстъ множество вашихъ людей, сколько только въ состояніи будетъ захватить“.
Послѣ такой рѣчи плѣннику, удерживаемому неподвижно съ двухъ сторонъ сторожами при помощи веревокъ, обмотанныхъ вокругъ его туловища, приносятъ камни и обломки глиняной посуды со словами: „Отмсти за себя, прежде чѣмъ умрешь!“ Разумѣется, плѣнникъ не заставляетъ себя просить и всегда спѣшилъ воспользоваться этимъ приглашеніемъ и начиналъ швырять каменьями въ присутствующихъ, что есть силы, такъ что случалось, что онъ даже ранилъ многихъ довольно тяжело. Послѣ еще нѣсколькихъ такихъ выходокъ, похвальбы и угрозъ, дерзкаго плѣнника убивали, а его временная жена дѣлала видъ, что оплакиваетъ его. Затѣмъ, тѣло его поступало въ распоряженіе старухъ, которыя немедленно обмывали его и сдирали съ него кожу, мужчины же быстро раздѣляли его на части посредствомъ острыхъ камней, послѣ чего куски человѣческаго мяса укладывались на рѣшетку, сдѣланную изъ прутьевъ, на которой оно подвергалось копченью. Старухи, по словамъ Лери, особенно лакомыя до человѣческаго мяса, толпились возлѣ и собирали жиръ, капающій съ большихъ и высокихъ деревянныхъ рѣшетокъ, и облизывая пальцы, приглашали мужчинъ послѣдовать ихъ примѣру, говоря, что „онъ очень вкусенъ“. Если временная жена съѣденнаго плѣнника оказывалась послѣ него беременной, то ея ребенка также съѣдали, или тотчасъ же послѣ его рожденія, или же нѣсколько времени спустя. Кровью же убитаго плѣнника смазывали дѣтей племени, чтобъ привить имъ наслѣдственную ненависть къ врагу, воодушевляющую ихъ родителей. Изъ трубчатыхъ костей плѣнника приготовляли музыкальные инструменты, а изъ его зубовъ — ожерелья; черепъ же вывѣшивался, какъ трофей, у входа въ вигвамы.
Все это, конечно, ужасно, но самая эта свирѣпость указываетъ, что гваранисы скорѣе были каннибалами изъ чувства мести, нежели изъ обжорства; такъ думаетъ и Лери. Съ теченіемъ времени изъ этихъ кровавыхъ обычаевъ развилось настоящее рабство и даже Лери разсказываетъ о плѣнникахъ, которые были съѣдены спустя лишь двадцать лѣтъ послѣ своего плѣна, да и вообще тѣ плѣнные, изъ которыхъ можно было извлечь какую-нибудь пользу, очень долго ожидали своей казни.
У этихъ племенъ, столь свирѣпыхъ съ плѣнниками, на которыхъ они смотрѣли, какъ на убойный скотъ, участь женщинъ была очень тяжела. На нихъ однихъ возлагались всѣ тяжелыя работы и поэтому мужчины старались раздобыть женщинъ какъ можно больше; конечно, наиболѣе храбрые воины всегда брали для себя въ такихъ случаяхъ львиную долю, т. е. присвоивали себѣ лучшихъ изъ плѣнницъ.
Дикарямъ приходилось постоянно расчищать отъ лѣса новые участки земли для своихъ посѣвовъ, такъ какъ они не могли два раза подрядъ засѣвать одинъ и тотъ же участокъ. Расчистку всегда производили мужчины, но дальнѣйшее ихъ уже не касалось; женщины должны были сѣять, собирать жатву, приготовлять „шишу“ и т. п.; вообще женщины исполняли большинство работъ, возлагаемыхъ обыкновенно на рабовъ тамъ, гдѣ они существуютъ. Мужчины же занимались только своимъ оружіемъ, охотой, рыбною ловлей и войной. По странному нравственному противорѣчію, составляющему, впрочемъ, довольно обычное явленіе у первобытныхъ народовъ, эти каннибалы были жестоки только съ плѣнными и женщинами. Между собою они были очень общительны и привѣтливы и все имъ служило предлогомъ для устройства веселыхъ собраній, и они безпрестанно посѣщали другъ друга и сообща напивались „шишой“. Такая же общительность наблюдается у большинства племенъ южной Америки, именно у чикитосовъ и моксосовъ. Всѣ они врожденные музыканты, обожаютъ танцы, пѣніе, игры и свой опьяняющій напитокъ — шишу. Поэтому-то они и устраиваютъ такъ часто, какъ только возможно, вакхическія собранія, на которыя приглашаются всѣ окрестныя деревни. Всѣ они не только охотники, но и земледѣльцы; всѣ многоженцы и ведутъ осѣдлый образъ жизни; моксосы же кромѣ того живутъ большими семьями, т. е. образуютъ многочисленные кланы. У чикитосовъ даже существуютъ общежитія для юношей. Чикитосы и моксосы уже болѣе не съѣдаютъ своихъ плѣнныхъ, но безъ сомнѣнія, торгуютъ ими, такъ какъ они производятъ набѣги на своихъ сосѣдей, чтобы раздобыть рабовъ, которыхъ либо продаютъ тотчасъ же, либо оставляютъ у себя и даютъ имъ женъ. Эти туземцы уже начинаютъ цивилизоваться и носятъ не одни только звѣриныя шкуры, какъ номады пампасовъ, но женщины у нихъ умѣютъ уже прясть, ткать шерсть и хлопокъ и окрашивать нитки. Ремесла же мужчинъ гораздо болѣе просты и состоятъ обыкновенно лишь въ изготовленіи оружія. По мѣрѣ того, какъ мы подвигаемся далѣе къ сѣверу, по направленію къ Перу и древней Мексикѣ и другихъ, менѣе значительныхъ государствъ, но достигшихъ одинаковой съ ними степени развитія, мы встрѣчаемъ болѣе развитую цивилизацію, но въ то же время и болѣе развитыя невольничьи наклонности и учрежденія, неизвѣстныя какъ краснокожимъ сѣверной Америки, такъ и номадамъ-индѣйцамъ южныхъ пампасовъ.
Дикія племена, обитавшія вокругъ древней Мексики, поступали такъ же, какъ и моксосы и чикитосы, производя набѣги для добыванія рабовъ. Нѣкоторые изъ нихъ похищали дѣтей у другихъ племенъ для продажи и даже, въ случаѣ недостатка этихъ послѣднихъ, продавали своихъ собственныхъ; другія племена уже ввели у себя рабовъ и, напримѣръ, древніе маіи въ Табаско организовали у себя настоящее рабство. Въ Кубѣ военноплѣнные всегда обращались въ рабовъ; въ Пуэбло индѣйцы, сравнительно цивилизованные, сражались всегда очень яростно, мучили своихъ плѣнниковъ и какъ можно скорѣе продавали женщинъ и дѣтей. У пипиловъ въ Сальвадорѣ рабство было установлено почти законнымъ путемъ. Мужчина, соблазнившій чужую жену, становился рабомъ оскорбленнаго мужа. Рабство, повидимому, составляетъ соціальный порокъ, присущій варварскимъ цивилизаціямъ, но все-таки уже вышедшимъ изъ состоянія первобытной дикости. Очевидно» причины этого слѣдуетъ искать въ успѣхахъ промышленности, такъ какъ въ этомъ состояніи охота, рыбная ловля и каннибализмъ уже не составляютъ единственнаго жизненнаго рессурса и существуетъ много другихъ занятій, которыя признаются полезными и необходимыми, напримѣръ, воздѣлываніе нѣкоторыхъ растеній и приготовленіе одежды, опьяняющихъ напитковъ и т. п., которыя мужчины охотно предоставляютъ женщинамъ и рабамъ. Кромѣ того, эти племена имѣютъ нѣкоторое понятіе о торговыхъ обмѣнахъ, совсѣмъ неизвѣстныхъ первобытнымъ дикарямъ, и такъ какъ рабъ представляетъ у нихъ мѣновую цѣнность, то они охотно щадятъ жизнь плѣнныхъ, чтобы извлечь изъ нихъ какую-нибудь выгоду. Такова была эволюція рабства въ южной и центральной Америкѣ, находящихся еще въ состояніи дикости. Что рабство появляется лишь въ связи съ нѣкоторою цивилизаціей, это доказывается всѣми первобытными обществами. Напримѣръ, американскіе эскимосы не знали рабства. Маленькія орды номадовъ, которыя встрѣчались Россу и Парри въ американской арктической области, даже и понятій не имѣли ни о какой соціальной Іерархіи. Гренландскіе эскимосы дѣлились на кланы, имѣвшіе общинную организацію, члены которыхъ были равноправны, и различіе между «твоимъ» и «моимъ» было очень слабо выражено. Камчатскіе эскимосы представляли до нѣкоторой степени такую же организацію, но ихъ общины были многочисленнѣе и промышленнѣе и у нихъ уже существовало рабство, такъ что кланы воевали другъ съ другомъ, чтобы раздобыть плѣнныхъ. Изъ женщинъ, взятыхъ въ плѣнъ, дѣлали наложницъ, мужчинъ же обращали въ рабовъ и заставляли на себя работать.
Въ Америкѣ, на сѣверо-западномъ Гиперборейскомъ берегу племена, составляющія помѣсь краснокожихъ съ эскимосами, ввели у себя рабство въ полномъ размѣрѣ. Такъ, тлинкиты достаютъ рабовъ посредствомъ войны или торговли. Они покупаютъ рабовъ у орегонскихъ краснокожихъ и обращаются съ ними съ чрезвычайною жестокостью, такъ что не позволяютъ имъ обзаводиться какою-либо собственностью и даже женой. Они заставляютъ рабовъ работать, ловить рыбу и даже сражаться за своихъ господъ; когда же рабы состарѣются, ихъ убиваютъ, чтобы отъ нихъ отдѣлаться. Иногда они ихъ приносятъ въ жертву и каждый владѣлецъ рабовъ заранѣе намѣчаетъ двухъ, которые должны быть убиты на его могилѣ, когда онъ умретъ. Рабство имѣетъ наслѣдственный характеръ и дѣти рабовъ, въ свою очередь, рабы. Классъ рабовъ у тлинкитовъ очень многочисленный и составляетъ почти треть всего населенія.
Далѣе къ югу у нутка-колумбійцевъ, представляющихъ еще большую помѣсь, нежели тлинкиты, которыхъ обыкновенно причисляютъ къ краснокожимъ, рабство существовало уже со всѣми его самыми ужасными послѣдствіями и главный нутка-колумбійскій вождь, очень лакомый до человѣческаго мяса, при каждомъ новолуніи устраивалъ пиръ, на который созывались другіе низшіе вожди, и съѣдалъ одного изъ своихъ рабовъ. Эти нутка-колумбійцы имѣли цѣлыя стада рабовъ, которые набирались посредствомъ постоянныхъ набѣговъ и похищеній дѣтей у сосѣднихъ племенъ. Подобная толпа рабовъ составляла предметъ обширной торговли и служила для производства всѣхъ тяжелыхъ работъ. Рабы были нѣчто въ родѣ размѣнной монеты и ими уплачивали вознагражденіе, если бывало нужно заплатить за какой-нибудь проступокъ или преступленіе. Женщины-рабы эксплуатировались для проституціи, приносившей доходы, а дѣти ихъ, въ свою очередь, становились рабами. Но эти невольничьи нравы совсѣмъ не встрѣчаются у краснокожихъ, чистыхъ отъ всякой примѣси, которымъ рабство почти совсѣмъ неизвѣстно или же встрѣчается въ видѣ исключенія. Только къ сѣверу и къ югу обширной территоріи, занимаемой индѣйцами, можно найти племена, у которыхъ существуетъ рабство, и, по всей вѣроятности, оно было занесено сюда пограничными племенами. Коніагасы, такое же гиперборейское племя, какъ и тлинкиты, мучили и убивали своихъ военноплѣнныхъ по обычаю своей расы, но за-то они обращали въ рабство женщинъ и дѣтей. Положеніе этихъ послѣднихъ было такое тяжкое, что когда русскіе пришли въ эту страну, то рабы цѣлою толпою отправились къ нимъ просить ихъ покровительства. Но отъ этой перемѣны они выиграли немного. Пришельцы такъ сильно заставляли ихъ работать, что они вскорѣ всѣ перемерли и замѣнены были затѣмъ юридическими рабами, т. е. туземцами, приговоренными за какой-нибудь проступокъ.
Но не одни только коніагасы изъ краснокожихъ ввели у себя рабство. Шинуки, обитающіе на берегу, обращаютъ въ рабство, если онъ не заплатитъ выкупа, каждаго индѣйца, случайно встрѣченнаго ими вдали отъ своего племени, хотя бы съ этимъ племенемъ они и не находились во враждѣ. Другіе краснокожіе, а именно въ Утахѣ, также имѣли рабовъ, похищали женщинъ и дѣтей своихъ сосѣдей для продажи и вообще обращались со своими рабами очень жестоко. Такъ какъ торговля невольниками казалась мъ очень прибыльной, то они даже доходили до того, что продавали своихъ собственныхъ женъ и дѣтей. У апаховъ были также рабы, но въ этомъ отношеніи они только подражали дикимъ племенамъ Новой Мексики. Побѣгъ изъ индѣйской деревни, представлявшей скорѣе нѣчто вродѣ лагеря, не былъ особенно затруднителенъ, тѣмъ болѣе, что мужчины обыкновенно отсутствовали, но апахи, въ видахъ предупрежденія такихъ побѣговъ, терроризировали своихъ рабовъ и безжалостно мучили пойманныхъ бѣглецовъ, порою сжигали ихъ на медленномъ огнѣ.
Можно сказать вообще, что рабство, почти неизвѣстное въ своей обыкновенной формѣ внутри континента, было распространено въ большей или меньшей степени среди большинства племенъ западнаго побережья сѣверной Америки, начиная отъ Калифорніи до Берингова пролива. Нѣкоторыя племена, болѣе слабыя, чѣмъ ихъ сосѣди, служили для этихъ послѣднихъ настоящимъ разсадникомъ рабства. Въ Калифорніи болѣе сильныя племена пользовались каждымъ предлогомъ, чтобы произвести нападенія на своихъ слабыхъ сосѣдей. Побѣда была обезпечена заранѣе и иногда женщины и дѣти сопровождали мужчинъ въ такихъ набѣгахъ, не сопряженныхъ съ большими трудностями; плѣнниковъ же, которыхъ почему-либо не считали нужнымъ подвергать пыткамъ и убивать, обращали въ рабство.
Такіе нравы однако не встрѣчаются у краснокожихъ внутри континента, тамъ, гдѣ они лучше ограждены отъ всякаго соприкосновенія съ посторонними элементами и лучше сохранили привычки, свойственныя ихъ расѣ. Эти племена обращались съ плѣнными или же очень мягко, или же съ величайшею свирѣпостью, во въ рабовъ ихъ не обращали. Впрочемъ, и соціальное устройство у этихъ краснокожихъ не благопріятствовало рабству. У нихъ кланы состояли изъ равноправныхъ членовъ, избранные вожди были только руководителями и военоначальниками во время войны, такъ какъ ихъ роль скорѣе заключалась въ томъ, чтобы вести людей, нежели командовать ими, всего чаще такія вооруженныя шайки краснокожихъ состояли изъ добровольцевъ, которые вели войну ради собственнаго удовольствія и могли покинуть своего предводителя, когда имъ вздумается.
Съ другой стороны, образъ жизни такихъ краснокожихъ былъ очень простъ; земледѣліе имъ было почти неизвѣстно и они существовали охотой, рыбною ловлей, да собираніемъ плодовъ. Мужчины были избавлены отъ всякаго тяжелаго труда внѣ охоты и войны. Они сами дѣлали свое оружіе и это составляло для нихъ даже своего рода нравственный долгъ. Но, помимо этого, они ничего не дѣлали и проводили время въ благородной праздности, что, впрочемъ, считалось необходимымъ для декорума. Всѣ эти работы, каковы бы они ни были, возлагались на прирожденныхъ рабовъ всякаго первобытнаго общества, на женщинъ.
Находясь въ своихъ деревняхъ, индѣйцы обыкновенно ровно ничѣмъ не занимаются и женщины исполняютъ за нихъ всѣ работы, но на войнѣ и на охотѣ имъ самимъ приходится разводить огонь, готовить кушанье, исправлять одежду, укладывать мѣха и т. д. Всѣ эти занятія для нихъ невыносимы и они обыкновенно берутъ съ собою помощниковъ, «наемниковъ», которые набираются изъ молодыхъ людей, принадлежащихъ къ богатымъ семьямъ и вербующихся въ качествѣ слугъ года на два, чтобы потомъ уже навсегда быть избавленными отъ всякаго рабскаго труда. Такіе краснокожіе слуги очень напоминаютъ средневѣковыхъ пажей. Омахи, не имѣвшіе рабовъ, имѣли, однако, такихъ слугъ, вѣроятно, навербованныхъ подобнымъ же образомъ. Рабы же у этихъ краснокожихъ, о которыхъ иногда упоминаютъ путешественники прошлаго вѣка, по всей вѣроятности, были просто плѣнники, казнь которыхъ была отложена.
Извѣстно, что краснокожіе обращались со своими плѣнниками двоякимъ и совершенно различнымъ образомъ; они либо подвергали ихъ пыткамъ и смерти, либо присоединяли ихъ къ племени. Впрочемъ, смерть была болѣе частымъ удѣломъ плѣнныхъ и побѣдители, возвращаясь съ тріумфомъ въ свои деревни, шли вереницей, неся на концѣ своихъ длинныхъ копій скальпы своихъ враговъ и ведя за собою плѣнныхъ, которые уже заранѣе пѣли свою прощальную пѣснь передъ смертью. Идя на войну, мужчины давали обыкновенно торжественное обязательство, доставить своему клану столько-то плѣнныхъ и столько-то скальповъ, и вернувшись, они прежде всего распредѣляли своихъ плѣнныхъ и свои трофеи. Одинъ скальпъ равнялся одному человѣку. Плѣнниковъ сначала раздавали тѣмъ изъ женщинъ, которыя въ предшествовавшихъ экспедиціяхъ потеряли своихъ мужей или сыновей. Если плѣнниковъ было много, то лишнихъ дарили союзникамъ. Семья или кланъ, получившіе раба, могли поступить съ нимъ по произволу, либо сжечь его, либо подвергнуть пыткѣ — или даровать ему жизнь; въ послѣднемъ случаѣ онъ долженъ былъ искупить помилованіе посредствомъ подарка, сдѣланнаго деревнѣ. Если же погибъ кто-нибудь изъ выдающихся людей клана, то два-три раба всегда присуждались къ сожженію.
Совѣтъ деревни, которому поручалась раздача плѣнныхъ, отдавая ихъ тому или другому изъ лицъ клана, всегда говорилъ: «Вотъ чѣмъ можно вознаградить потерю такого-то и вычистить сердце его отца, матери, жены и дѣтей. Ты можешь располагать плѣннымъ по своему желанію, захочешь ли ты приготовить супъ изъ его мяса или же поступишь съ нимъ какъ-нибудь иначе». Распредѣленіе живыхъ плѣнниковъ или скальповъ производилось на площади, куда раньше созывалась вся деревня. Сначала удовлетворяли женщинъ, которыя потеряли кого-нибудь на войнѣ, своихъ мужей или дѣтей; затѣмъ наступалъ чередъ тѣхъ, съ которыми было заключено обязательство. Погибшаго вождя могъ замѣнить только вождь или два-три раба. Нѣкоторые изъ плѣнниковъ оставлялись совѣтомъ, который предлагалъ принять ихъ въ племя, чтобы замѣнить ими умершаго.
Большею частью, однако, военноплѣнные присуждались къ смертной казни, причемъ для нихъ изобрѣтались самыя изысканныя мученія къ великой радости присутствующихъ. Въ такихъ случаяхъ жены побѣдителей вели себя какъ фуріи, а приговоренный стремился до самаго конца осыпать оскорбленіями своихъ мучителей обоего пола. Иногда гуроны и ирокезы поступали со своими плѣнными, какъ бразильскія гваранисы; они оставляли ихъ въ живыхъ на нѣкоторое время, но только чернили имъ лица и затѣмъ ихъ убивали въ концѣ концовъ съ самою утонченною жестокостью. Если же плѣнникъ усыновлялся племенемъ, то всякая ненависть къ нему исчезала какъ бы по волшебству. Его развязывали и уводили въ предназначенную ему хижину, обмывали его теплою водой, перевязывали ему раны, кормили его и вообще обращались съ нимъ, какъ съ роднымъ, котораго вадо вылѣчить. Спустя нѣсколько дней устраивался торжественный пиръ, на которомъ усыновленный получалъ имя того, кого онъ долженъ былъ замѣнить, а вмѣстѣ съ этимъ и всѣ его права и обязательства. Весьма часто усыновленные плѣнные такъ серьезно входили въ свою роль, что даже не колеблясь сражались противъ своихъ же единоплеменниковъ. Кланъ относился къ усыновленному, какъ къ своему единокровному члену, и къ нему переходили всѣ родственныя связи, бывшія у покойника, мѣсто котораго онъ занялъ, такъ какъ въ глазахъ краснокожихъ усыновленіе было синонимомъ прямого родства.
Таковы были нравы прежде; теперь они замѣтно измѣнились и смягчились подъ вліяніемъ соприкосновенія съ бѣлыми, краснокожіе мало-по-малу стали производить обмѣнъ плѣнныхъ и уже все рѣже и рѣже подвергали ихъ пыткамъ. Иногда они усыновляли тѣхъ изъ плѣнныхъ, которые оставались у нихъ и отдавали ихъ въ мужья вдовамъ убитыхъ воиновъ, что налагало на нихъ обязательство заботиться о вдовѣ и ея дѣтяхъ. Омахи даже еще дальше ушли въ этомъ направленіи и просто-на-просто отпускали своихъ плѣнныхъ", тѣ же, которые оставались въ племени, хотя и не усыновлялись имъ, но съ ними обращались уже какъ со своими.
Изъ всего этого собранія фактовъ можно вывести заключеніе, что краснокожіе еще не ввели у себя настоящаго рабства, но такъ какъ они считали всякій трудъ унизительнымъ для мужчины, то естественно должны были возложить всѣ работы на женщинъ, что и наблюдается въ дѣйствительности. Бракъ у краснокожихъ равносиленъ рабству женщины. Выйдя замужъ, женщина становится самою покорною слугой мужчины. Ея доля — слѣдовать за мужемъ всюду, куда онъ ее поведетъ и повиноваться ему безпрекословно. Всякая попытка къ сопротивленію жестоко наказывалась, а возмущеніе и непокорность вели за собою смерть. Женщины, по словамъ одной стариной книги («Historia Canadensis»), замѣняли мужчинамъ рабовъ, рабочихъ и даже лошадей. Одно индѣйское преданіе гласитъ: «Великій Духъ создалъ мужчину, чтобы онъ покровительствовалъ женщинѣ и охотился, все же остальное должна дѣлать женщина; она должна исполнять всѣ домашнія работы, строить вигвамы, рубить дрова, изготовлять шкуры, обработывать и засѣвать землю». Имѣть много женъ составляло завидное преимущество, но это могли позволять себѣ только богатые. Воспитаніе, вліяніе примѣра и тиранія господствующихъ воззрѣній привели къ тому, что женщины краснокожихъ раздѣляли этотъ взглядъ на раздѣленіе труда между обоими полами. По мнѣнію самихъ же женщинъ, трудъ обязателенъ только для женщинъ и унизителенъ для мужчинъ. Одна индѣйская женщина, увидѣвъ однажды, что бѣлые рубятъ дрова и носятъ ихъ на плечахъ къ тому мѣсту, гдѣ они развели костеръ, такъ была скандализована такимъ поведеніемъ, что схватила свой топоръ и, принявшись за работу, нарубила дровъ для иностранцевъ. Она не могла вытерпѣть, но ея словамъ, чтобы мужчины унижались, исполняя работу женщинъ. Краснокожія женщины, слѣдовательно, дошли до такой степени нравственнаго и физическаго униженія, что находили вполнѣ естественнымъ такой порядокъ вещей, и, принимая во вниманіе участь женщины во всѣхъ первобытныхъ обществахъ, невольно возникаетъ сомнѣніе, дѣйствительно ли существовала когда-нибудь эра женскаго господства, которая допускается нѣкоторыми соціологами въ отдаленномъ прошломъ человѣчества. Но такъ какъ мы коснулись этого вопроса, то не мѣшаетъ остановиться на немъ нѣсколько дольше.
По слѣдамъ швейцарскаго ученаго Бахгофена, болѣе миѳолога, нежели соціолога, возникла цѣлая школа, признававшая, что въ самомъ отдаленномъ прошломъ существовалъ золотой вѣкъ женщины, гинекократическая эра! Доказательства въ пользу этого смѣлаго утвержденія весьма слабы. Прежде всего указываютъ на легенду объ амазонкахъ, распространенную въ древнемъ грекоримскомъ мірѣ. Юстиніанъ повторялъ ее, а Діодоръ резюмировалъ ее въ слѣдующихъ словахъ: «Илинусъ и Сколопитусъ, два молодыхъ принца изъ скиѳовъ, изгнанные изъ страны вслѣдствіе заговора знатныхъ, увели съ собою большое число скиѳской молодежи и поселились въ Кападокіи, близъ рѣки Термодона, овладѣвъ равниной Ѳемидсира. Такъ какъ они въ продолженіи нѣсколькихъ лѣтъ только грабили сосѣдей и опустошали страну, то народы составили противъ нихъ заговоръ, устроили засаду и погубили ихъ. Оставшіяся въ живыхъ ихъ жены, кромѣ горя, причиненнаго имъ изгнаніемъ, еще должны были испытать горе вдовства; онѣ взялись за оружіе и сначала только защищали свою страну, а затѣмъ изгнали изъ нея враговъ и перенесли войну дальше. Онѣ потеряли охоту выходить замужъ за своихъ сосѣдей, говоря, что положеніе замужней женщины скорѣе рабство, нежели замужество. Онѣ подали примѣръ добродѣтели и мужества, вполнѣ достойный того, чтобы сдѣлаться извѣстнымъ и возбуждать удивленіе во всѣ времена; онѣ увеличили свою республику безъ содѣйствія мужчинъ и даже сохраняли ее, презирая мужчинъ, а для того, чтобы нѣкоторыя изъ нихъ не были счастливѣе другихъ, онѣ убили мужей, которые еще оставались въ странѣ, и отмстили за ихъ смерть истребленіемъ сосѣдей. Тогда, достигнувъ мира при помощи острія своихъ мечей, онѣ соединились съ наиболѣе близкими изъ своихъ сосѣдей изъ опасенія, чтобы раса ихъ не исчезла. Онѣ убивали всѣхъ мальчиковъ, которые у нихъ рождались, и воспитывали своихъ дѣвочекъ по своему, не позволяя имъ жить въ праздности и не занимая ихъ работами съ шерстью, а заставляя ихъ упражняться въ употребленіи оружія, ѣздить верхомъ и ходить на охоту. Амазонки сжигали имъ въ дѣтствѣ правую грудь, чтобы она не мѣшала имъ привязывать лукъ и метать стрѣлы. Вотъ почему ихъ называли амазонками». Многіе писатели древности воспроизвели безъ всякихъ комментарій суть этой легенды. Нѣкоторые даже повѣствовали о побѣдахъ амазонокъ именно въ Эѳіопіи. Доказательства, однако, отсутствовали; никто не видалъ этихъ амазонокъ, существованіе которыхъ всегда относится къ доисторической древности, хотя въ честь ихъ даже были выбиты медали. Вѣроятно одинъ фактъ, нѣсколько разъ наблюдавшійся, вызвалъ появленіе этой легенды объ амазонкахъ. У многихъ народовъ, особенно у номадовъ, женщины иногда сопровождаютъ мужчинъ на поле битвы и даже принимаютъ нѣкоторое участіе въ сраженіи. Отсюда уже не трудно было возникнуть предположенію, что существуетъ женское войско и женскія государства. Греки, вѣроятно, нашли бы своихъ миѳическихъ амазонокъ въ Дагомеи, еслибъ они знали этихъ храбрыхъ воительницъ, составлявшихъ силу маленькихъ дагомейскихъ армій и отзывавшихся съ презрѣніемъ о тѣхъ изъ своей среды, которыя выказывали слабость, говоря имъ: «Ты точно мужчина!» Что женщины, воспитанныя соотвѣтствующимъ образомъ, могутъ сражаться не хуже мужчинъ, это доказывается многими примѣрами изъ исторіи и этнографіи. Но тѣмъ не менѣе, наблюденіе еще ни разу не подтвердило факта существованія государствъ, исключительно населенныхъ только женщинами.
Въ современную эпоху легенда объ амазонкахъ снова возстановилась. Ее нашли и вывезли отъ американскихъ ивдѣцевъ, а которыхъ мы только-что говорили, и гдѣ она распространена по берегамъ рѣки Амазонки, получившей отъ нея свое имя. Вотъ въ какомъ видѣ передаетъ ее миссіонеръ, отецъ д’Акунья, со словъ индѣйскаго вождя Тупинамбы: «Тридцать шесть миль за нашимъ послѣднимъ поселеніемъ, въ сѣверной сторонѣ есть рѣчка, которая называется „Канарисъ“, по имени племени, обитающаго на ея берегахъ. За Канарисами, вверхъ по рѣчкѣ, находятся апантасы, затѣмъ таньяны и гвакарасы. Съ этими послѣдними амазонка имѣютъ сношенія, такъ какъ иначе ихъ раса бы вскорѣ исчезла. Они обитаютъ на высокихъ горахъ, среди которыхъ возвышается та, которая называется „Якаміаба“, гдѣ разгуливаетъ вѣтеръ и буря и дѣлаетъ ее совершенно безплодной. Женщины-воительницы безъ помощи мужчинъ устраивались на этихъ крутыхъ утесахъ и въ особенности на Якаміабѣ. Онѣ сами назначаютъ время, когда гвакарасы должны ихъ посѣтить, и дожидаютъ ихъ, вооруженныя луками и стрѣлами, опасаясь быть застигнутыми врасплохъ. Но лишь только онѣ удостовѣряются въ намѣреніяхъ гвакарасовъ, то толпою сбѣгаются къ нимъ въ лодки. Тамъ каждая изъ. амазонокъ беретъ гамакъ и уноситъ въ свою хижину, гдѣ и развѣшиваетъ и затѣмъ отдается владѣльцу гамака. Послѣ нѣсколькихъ дней сожительства, эти временные гости удаляются восвояси, но каждый годъ въ это же самое время визитъ возобновляется. Дѣвочки, рождающіяся послѣ этого, выкармливаются матерями, которыя обучаютъ ихъ владѣть оружіемъ и работать. Что онѣ дѣлаютъ съ мальчиками — неизвѣстно. По нѣкоторымъ свидѣтельствамъ онѣ отдаютъ ихъ отцамъ, но, по мнѣнію другихъ, онѣ ихъ. убиваютъ въ самый моментъ ихъ рожденія».
Среди американскихъ индѣйцевъ очень много распространено легендъ азіатскаго происхожденія; вѣроятно, и эта легенда такого же происхожденія, чѣмъ и объясняется ея совпаденіе съ греческой легендой объ амазонкахъ. Надо замѣтить, что этихъ американскихъ амазонокъ также никто не видѣлъ, какъ и греческихъ, и что онѣ также обитаютъ въ какой-то отдаленной и почти недоступной странѣ. Нельзя поэтому относиться серьезно къ такимъ разсказамъ.
Въ прошломъ столѣтіи разсказы отца миссіонера Лафито, касающіеся краснокожихъ, послужили новымъ толчкомъ къ возрожденію гинекократической теоріи. Въ нѣкоторыхъ племенахъ краснокожихъ женщины пользовались громаднымъ вліяніемъ, имѣли своихъ ораторовъ въ совѣтахъ племени, но ораторы эти были мужчины. Однако, отсюда до политической власти, матріархата еще далеко… Въ самомъ дѣлѣ, другія наблюденія указываютъ намъ, что тамъ, гдѣ даже было царство женщинъ, оно было не болѣе, какъ царствомъ хозяекъ, распредѣляющихъ и сохраняющихъ общіе запасы.
Теорія политическаго матріархата, казалось, была уже окончательно погребена, но новѣйшія работы, касающіяся происхожденія и эволюціи семьи, воскресили ее. Нѣтъ никакого сомнѣнія, что патріархатъ, въ томъ видѣ, въ какомъ онъ существуетъ въ нашихъ цивилизованныхъ обществахъ, составляетъ лишь послѣдній результатъ очень длинной эволюціи. Когда общества стали человѣческими и анархическая животная орда «антропопитековъ» подверглась нѣкоторому благоустройству, то возникли семейные кланы, гдѣ существовало организованное сожительство, но затѣмъ, когда люди стали заботиться о потомствѣ, то возникли материнскія семьи, что было вполнѣ естественно, такъ какъ въ этихъ смѣшанныхъ ассоціаціяхъ опредѣленіе отцовства было очень затруднительно. Въ концѣ же концовъ и, вѣроятно, сравнительно въ недавнюю эпоху, была учреждена отцовская семья.
Женщина, впрочемъ, не пользовалась политическою властью даже въ періодъ матріархата; самое большее, если ея подчиненіе было нѣсколько меньше. За весьма рѣдкими исключеніями, подчиненіе женщины мужчинѣ наблюдается вездѣ и оно тѣмъ больше, чѣмъ первобытнѣе цивилизація. Въ варварскихъ обществахъ уважаютъ только силу, и непростительная ошибка женщины заключается именно въ томъ, что она слабѣе мужчины.
Глава VII.
Рабство въ Мексикѣ и Перу.
[править]ТѢ цивилизаціи, достигшія сравнительно высокой степени развитія, которыя найдены были испанцами въ центральной Америкѣ, къ сѣверу и югу отъ Панамскаго перешейка, составляютъ для этнографической соціологіи довольно темную и интересную проблему. Откуда онѣ взялись? Врядъ-ли Америка служила центромъ. въ которомъ зародились человѣческія расы. Вѣрнѣе даже, до-историческій человѣкъ былъ пришельцемъ въ Новомъ Свѣтѣ, куда онъ явился въ чрезвычайно отдаленную эпоху, когда конфигурація материковъ и распредѣленіе океанскихъ водъ было совсѣмъ иное и сообщеніе между Америкой, съ одной стороны и, Азіей, Европой и, быть можетъ даже, Африкой, съ другой, было гораздо легче, чѣмъ теперь.
Впрочемъ и въ историческія времена сообщеніе между этими частями свѣта не представляло уже такихъ непреодолимыхъ препятствій. Со стороны Азіи Беринговъ проливъ и теперь легко проходимъ для эскимосскихъ лодокъ. Въ Европѣ большія суда скандинавовъ, выходя изъ Исландіи, безъ труда достигали Гренландіи и, спустившись къ югу, плавали вдоль береговъ сѣверной Америки. Мы знаемъ, что въ VIII вѣкѣ у нихъ были поселенія въ Гренландіи. Но вѣдь то, что могли дѣлать скандинавы въ теченіе арктическаго лѣта, могло быть сдѣлано, конечно, и другими мореплавателями, раньше ихъ. Наконецъ, если въ легендѣ объ Атлантидѣ заключается хоть какая-нибудь доля истины — что впрочемъ, весьма вѣроятно, такъ какъ большинство знаменитыхъ древнихъ легендъ въ основѣ заключаютъ истину — то, слѣдовательно, и Африка въ древнѣйшія эпохи содѣйствовала заселенію центральной Америки.
Большею частью туземцы въ Америкѣ приближаются къ монгольскому типу и особенно въ южной Америкѣ желтый типъ довольно замѣтно выраженъ. Но индѣйцы краснокожіе, повидимому, происходятъ отъ помѣси съ иммигрантами бѣлой расы, и нѣкоторыя племена, напримѣръ, манданы, не представляютъ даже и слѣдовъ монгольскаго происхожденія. Кромѣ того, и древнѣйшіе мексиканскіе барельефы, особенно въ Юкатанѣ, изображаютъ человѣческій типъ съ длиннымъ горбатымъ носомъ, болѣе чѣмъ семитическаго происхожденія. Такимъ образомъ, древнія цивилизаціи центральной Америки могли быть результатомъ иммиграціи, явившейся съ востока и запада и скрестившейся съ первоначальными поселенцами монгольскаго или монголоиднаго типа. Въ Мексикѣ и ближайшихъ къ ней мѣстностяхъ представителями послѣдней цивилизаціи, уничтоженной мексиканцами, были ацтеки, находившіеся въ очень близкомъ родствѣ съ расой краснокожихъ и даже, судя по ихъ преданіямъ, сами происхождившіе съ сѣверо-востока. Но на плоскогорьяхъ Анагуака ацтеки сами вторглись въ цивилизацію, уже существовавшую давно и основанную нѣсколькими послѣдовательными потоками иммиграцій, а именно: чичимеками и тольтеками. Но опредѣлить часть, которая приходится на долю каждой изъ этихъ народностей въ дѣлѣ основанія древнихъ цивилизацій центральной Америки, теперь почти невозможно, да это и не входитъ въ нашу задачу. Мы разсмотримъ пока рабство въ томъ видѣ, въ какомъ оно встрѣчается у ацтековъ и у ихъ сосѣдей одинаковой расы, т. е. у нахуасовъ, гдѣ рабство могло принять такую же смѣшанную форму, какъ и сама раса.
У всѣхъ племенъ нахуасовъ мы находимъ обычая, аналогичные тѣмъ, которые встрѣчаются у мексиканскихъ ацтековъ. Вездѣ къ военноплѣннымъ относятся съ величайшею свирѣпостью, также какъ и у краснокожихъ, и вездѣ есть рабы. У этихъ націй, обитавшихъ на перешейкѣ, былъ также всюду распространенъ обычай свистать и даже были въ употребленіи копья, снабженныя свистками. Кромѣ того, мексиканцы, также какъ и индѣйцы, праздновали всѣ выдающіяся событія посредствомъ мимическихъ танцевъ — «areitos» или «arretos». Тласкальтеки сдирали кожу съ живыхъ плѣнныхъ и покрывались ею, чтобы чествовать бога войны, что дѣлали также и мексиканцы. Москитосы обращали въ рабство своихъ военноплѣнныхъ, но предварительно они отрѣзывали имъ носы, вѣроятно, для того, чтобы отмѣтить ихъ самымъ вѣрнымъ способомъ.. У всѣхъ націй перешейка, гдѣ рабство было обычнымъ явленіемъ, каждое знатное лицо непремѣнно имѣло большое число плѣнныхъ, обращенныхъ въ рабовъ; этимъ рабамъ либо выбивали одинъ изъ переднихъ зубовъ, либо татуировали у нихъ на рукахъ или лицѣ знакъ ихъ владѣльца.
Но вотъ другое сходство: въ Юкатанѣ, гдѣ рабовъ было очень много, на похоронахъ королей умерщвляли сотни рабовъ обоего пола, и этотъ обычай встрѣчается также въ Мексикѣ, такъ какъ нравы майевъ въ Юкатанѣ, Гватемалѣ и Никарагуа имѣютъ много аналогичныхъ чертъ съ нравами нахуасовъ. Юкатанскія преданія однако указываютъ на такую отдаленную эпоху, когда рабство еще не существовало въ этой области, но съ тѣхъ поръ оно укрѣпилось и распространилось по всей землѣ майевъ. Въ Юкатанѣ, въ Гватемалѣ учрежденъ былъ торгъ невольниками и существовало даже, особое законодательство, относящееся къ рабамъ. Вступая въ близкія отношенія съ какою-нибудь женщиной-рабыней, свободный человѣкъ платилъ за нее ея владѣльцу или же вмѣсто нея давалъ ему другую рабыню. Но бракъ съ рабыней унижалъ свободнаго человѣка. Дѣти рабыни не могли наслѣдовать послѣ своего господина, хотя бы онъ и былъ ихъ отцомъ. Но за то тотъ, кто похищалъ свободнаго человѣка, чтобы обратить его въ рабство, присуждался къ смерти подъ палочными ударами, а жена его и дѣти продавались.
Жертвоприношенія рабовъ были очень распространены у всѣхъ племенъ майевъ. Квачцы обыкновенно начинали свои религіозныя празднества такого рода жертвоприношеніями. Кромѣ того, и въ другихъ случаяхъ приносились въ жертву рабы, когда надо было вымолить какую-нибудь милость у боговъ, выпросить дождь, обильный урожай, рожденіе сына и т. п. Въ такихъ случаяхъ приносились въ жертву преимущественно плѣнные, затѣмъ другіе рабы, а за недостаткомъ ихъ и свои собственныя дѣти, такъ какъ боговъ во что бы то ни стало надо было отблагодарить за милость какою-нибудь кровавою жертвой. Въ Юкатанѣ особенную славу пріобрѣли потопленія въ колодцѣ Шишена. Этотъ колодецъ, широкій и глубокій, представлялъ нѣчто въ родѣ бездны, въ которую вела спиральная лѣстница, доходящая до уровня воды; тамъ топили молодыхъ дѣвушекъ, если ожидался плохой урожай или какое-нибудь другое бѣдствіе. Въ Юкатанѣ избіенія плѣнныхъ составляютъ такое обычное явленіе, что тамъ для каждаго сосѣдняго и враждебнаго племени отводилось даже особое спеціальное дерево, на которомъ вѣшали головы жертвъ, принадлежащихъ къ этому племени.
Такъ какъ мѣстность эта была довольно густо заселена, то войны были очень часты. Нахуасы и майи безъ труда добывали плѣнныхъ для своихъ жертвоприношеній и рабовъ для охраны, то же самое было и въ Мексикѣ. Въ этомъ обширномъ государствѣ, довольно населенномъ и сравнительно цивилизованномъ, человѣческія жертоприношенія производились въ очень широкихъ размѣрахъ, но всегда къ нимъ примѣшивался каннибализмъ, такъ что, пожалуй, даже можно предположить, что желаніе поѣсть человѣческаго мяса не совсѣмъ было чуждо тому рвенію, которое проявляли мексиканцы, производя свои обильныя жертвоприношенія. Впрочемъ, такіе нравы существовали у всѣхъ племенъ, населяющихъ эту область; всѣ одинаково были падки до человѣческаго мяса, вѣроятно, потому, что у нихъ не было крупнаго убойнаго скота и, слѣдовательно, ощущался недостатокъ въ мясѣ. Нѣкоторые факты даже дозволяютъ думать, что религія въ данномъ случаѣ служила лишь для прикрытія и оправданія каннибализма. Такъ, напримѣръ, побѣдители нахуасы безъ всякой церемоніи пожирали на полѣ битвы трупы побѣжденныхъ, а иногда также раненыхъ и плѣнныхъ. Фернандъ Кортецъ и его товарищъ по оружію Діацъ приводятъ не мало такихъ примѣровъ. По ихъ словамъ, ихъ союзники туземцы часто устраивали жестокія надругательства надъ мексиканцами, показывая имъ издали куски мяса ихъ соотечественниковъ, которыми они собирались лакомиться. Эти туземцы постоянно жестоко терзали плѣнныхъ, какъ бы европейцы ни старались помѣшать этому, и всегда похищали съ поля битвы трупы убитыхъ, чтобы ими полакомиться. Притомъ же они не ограничивались только пожираніемъ убитыхъ враговъ, а по пути забирали въ плѣнъ кого попало и обращались съ плѣнниками, какъ съ настоящею дичью. Въ одной изъ своихъ экспедицій Сандоваль нашелъ у побѣжденныхъ туземцевъ большія количества маиса и жареныхъ дѣтей, — добыча, которую они не успѣли захватить съ собой. Мексиканцы поступали не лучше. Въ чужой землѣ кацики, не стѣсняясь, овладѣвали нѣсколькими индѣйцами въ деревняхъ, которыя имъ попадались на пути, и безъ церемоніи съѣдали ихъ, изжаривъ предварительно въ печахъ, совершенно такъ, какъ это дѣлали полинезійцы. Даже въ самой Мексикѣ королевскіе повара, приготовлявшіе равныя многочисленныя и изысканныя блюда для своего монарха, зачастую употребляли для этого мясо очень маленькихъ дѣтей.
Вездѣ, даже въ республиканскомъ городѣ Тласкала, испанцы видѣли клѣтки, сдѣланныя изъ толстаго дуба, въ которыя заключали для откармливанія плѣнныхъ, предназначенныхъ для съѣгденія. Иногда даже въ этихъ клѣткахъ сидѣли дѣти, а между тѣмъ именно жители Тласкалы больше всего жаловались на мексиканцевъ за то, что тѣ нарочно воевали съ ними, для того только, чтобы добыть людей для своихъ жертвоприношеній и для съѣденія. Повидимому, тласкалы возмущались противъ этого ужаснаго обычая лишь потому, что мексиканцы примѣняли его къ нимъ.
Но сами испанцы, хотя и не дошли до каннибализма, но все-таки пріобрѣли нѣкоторыя странныя привычки. Напримѣръ, за неимѣніемъ масла для перевязки ранъ, они пользовались «жиромъ индѣйца». Очевидно, общеніе съ варварами и дикарями вредно вліяетъ даже на цивилизованныхъ людей, и чтобы проникнуться этою истиной, намъ вовсе не надо заходить далеко въ дебри исторіи. Вездѣ и всегда цивилизованный человѣкъ, выхваченный изъ своей среды и вынужденный жить среди людей, принадлежащихъ къ низшему типу, этика которыхъ совсѣмъ иная, въ концѣ концовъ измѣняется; его нравственное чувство мало-по-малу притупляется, и незамѣтно для себя самого, даже не думая объ этомъ, онъ отстаетъ отъ тѣхъ принциповъ, которыми привыкъ руководствоваться съ дѣтства. Постепенно онъ теряетъ способность различать законное отъ незаконнаго и уровень его нравственности сильно понижается.
Но каннибализмъ ацтековъ въ древней Мексикѣ представляетъ еще ту любопытную черту, что онъ существовалъ одновременно съ сравнительно довольно высокою цивилизаціей, къ которой онъ, вѣроятно, былъ привитъ. Антропофагическія привычки мексиканцевъ дѣйствительно приближаются къ самой первобытной дикости, къ новозеландцамъ и Мамбуту. Произведя нашествіе въ Мексику и сосѣднія страны, нахуасы, еще не вышедшіе изъ состоянія первобытной грубости, внесли съ собою какъ бы новый запасъ свирѣпости въ страну. Тутъ, пожалуй, еще болѣе виноваты ацтеки, которые за два вѣка до испанскаго завоеванія пересадили въ Мексику старинный обычай своей расы, вскрывать грудь побѣжденнаго врага и, вырвавъ изъ нея трепещущее сердце, вцѣпляться въ него зубами. Этотъ обычай существовалъ у краснокожихъ и до сихъ перъ еще не исчезъ у племенъ, обитающихъ вблизи арктической области; но нѣкогда онъ былъ распространенъ по всей Америкѣ и еще въ XVII вѣкѣ былъ въ ходу у индѣйцевъ въ Чили. Ацтекамъ, слѣдовательно, не трудно было возобновить его у мексиканскихъ нахуасовъ, но они присоединили къ нему необузданный каннибализмъ. Плѣнныхъ по прежнему приносили торжественно въ жертву на религіозныхъ церемоніяхъ, но жрецы возвращали владѣльцамъ тѣла плѣнныхъ, и эти тѣла служили для приготовленія самыхъ лакомыхъ блюдъ на веселыхъ пирахъ.
Съ жертвой поступали такимъ образомъ: пять жрецовъ удерживали ее на коническомъ камнѣ, а шестой, главный жрецъ, вскрывалъ ей грудь агатовымъ ножомъ, вырывалъ сердце и подносилъ его въ даръ избранному идолу. Чѣмъ сильнѣе кричала жертва, чѣмъ дольше дымилось сердце, тѣмъ жертва считалась пріятнѣе божеству.
Во время осады Мексики Кортецомъ испанцы изъ своего лагеря или съ палубы своихъ бригантинъ въ порту могли видѣть издали, какъ мучили такимъ образомъ ихъ товарищей, попавшихъ въ руки осажденныхъ. Плѣнныхъ украшали перьями, вкладывали имъ въ руки вѣера и въ такомъ нарядѣ они должны были волей-неволей плясать передъ статуей бога войны «Гуицилолочли». Кромѣ того, согласно одному мексиканскому обычаю, весьма напоминающему обычай маорійцевъ Новой Зеландіи, лица жертвъ препарировались и даже настолько хорошо, что ихъ можно было узнать и въ видѣ дара ихъ клали у подножія идоловъ.
Подобныя жертвоприношенія составляютъ столько же актъ мести, сколько и актъ благочестія. Но эти избіенія въ честь бога войны и во время войны не были единственными и даже не были наиболѣе многочисленными. Мексиканцы были чрезвычайно благочестивы и всѣ явленія природы приписывали дѣятельности боговъ. Притомъ же они прибѣгали ко вмѣшательству и покровительству боговъ въ массѣ разныхъ другихъ случаевъ. Праздники и религіозныя церемоніи въ Мексикѣ были поэтому очень многочислены и почти всегда сопровождались человѣческими жертвоприношеніями. Такимъ образомъ, во всѣхъ храмахъ приносилось множество священныхъ жертвъ и истреблялось множество людей, такъ какъ въ одномъ только городѣ Мексико было 73 храма и въ каждомъ совершались жертвоприношенія. Вычисляютъ, что ежегодно въ мексиканскомъ королевствѣ приносилось въ жертву не менѣе 30.000 человѣкъ. Разумѣется, надо было вести постоянныя войны, чтобы добывать нужное количество плѣнныхъ, не ихъ все-таки не хватало и остальное поставляли невольничьи рынки, пополнявшіеся осужденными преступниками или рабами, которые признаны были порочными и неисправимыми. Кромѣ того, приносились также въ жертву дѣти, но хроникеры не указываютъ откуда ихъ доставали, хотя, по всей вѣроятности, они также добывались во время войны.
Къ числу чисто религіозныхъ жертвоприношеній принадлежали тѣ, которыя совершались купцами. Каждый богатый купецъ считалъ долгомъ чести дать хоть одинъ разъ въ своей жизни большой пиръ, на которомъ главныя блюда были приготовлены изъ человѣческаго мяса. Пиршество это обставлялось очень торжественно. Сначала покупали отборныхъ рабовъ, такъ называемыхъ «вымытыхъ», такъ какъ ихъ дѣйствительно очень усердно мыли, чтобы сдѣлать ихъ мясо нѣжнѣе. Покупка производилась на невольничьемъ рынкѣ, гдѣ владѣльцы рабовъ, предназначенныхъ для продажи, убирали ихъ цвѣтами и заставляли плясать передъ покупателями. На рынкѣ находились рабы обоего пола и пѣсенники, которые пѣли во время танцевъ. За такихъ рабовъ, которые умѣли пѣть и танцовать со вкусомъ, платили гораздо дороже, затѣмъ купецъ уводилъ къ себѣ купленныхъ рабовъ и посылалъ приглашенія, гости являлись въ полночь и имъ тотчасъ раздавались подарки и цвѣты, послѣ чего амфтріонъ произносилъ длинную рѣчь, въ которой разсказывалъ объ опасностяхъ, сопряженныхъ съ его профессіей и въ заключеніе заявлялъ, что онъ долженъ отблагодарить бога войны Гуицилолочли. Тогда начинались празднества, продолжавшіяся нѣсколько дней. Рабовъ, предназначенныхъ для съѣденія, наряженныхъ и украшенныхъ, выставляли на эстрадѣ и только на четвертый день вели въ храмъ бога войны Гуицилолочли, гдѣ ихъ опьяняли особымъ напиткомъ — «pulque». Въ полночь имъ вырывали волосы съ темени, сопровождая эту операцію танцами и пѣніемъ. На зарѣ — вторичный визитъ въ храмъ, за которымъ слѣдовало кажущееся нападеніе, причемъ осужденныхъ рабовъ брали въ плѣнъ, и ихъ владѣлецъ долженъ былъ выплачивать ихъ стоимость фиктивнымъ побѣдителямъ; вѣроятно, это дѣлалось для того, чтобы уподобить эти жертвы настоящимъ военноплѣннымъ, обыкновенно служившимъ для жертвоприношеній. Наконецъ, послѣ разныхъ другихъ церемоній, рабовъ убивали, сопровождая это обычными обрядами. Тѣла ихъ, сброшенныя внизъ, уносились, затѣмъ жарились и весело съѣдались съ приправою масла. На эти тѣла смотрѣли какъ на остатки священной жертвы, такъ какъ во время жертвоприношенія всегда собирали нѣсколько крови жертвъ и натирали ею губы идола. На первый взглядъ можетъ показаться, что эти странные и кровожадные обычаи могли зародиться только въ мозгу безумца, но въ сущности они явились лишь результатомъ тѣсной связи, существовавшей между чревоугодіемъ и религіей дикарей. Такія свирѣпыя привычки были присущи ацтекамъ или, вѣрнѣе, нахуасамъ, побѣдоносное нашествіе которыхъ произвело нравственный упадокъ цивилизаціи страны, основанной, главнымъ образомъ, древними «игаллеками», не приносившими человѣческихъ жертвъ и явившимися откуда-то издалека. Нашествіе ацтековъ имѣло еще и другія ретроградныя послѣдствія. Во время ихъ господства народъ приведенъ былъ въ крѣпостное состояніе, между тѣмъ какъ прежде, въ эпоху первыхъ королей, онъ принималъ участіе въ правительствѣ и даже занималъ придворныя должности и т. п. Въ царствованіе же Монтезумы низшіе классы были отданы во власть знатныхъ, которые могли поступать съ ними, какъ хотѣли, терзать и притѣснять ихъ и даже продавать какъ рабовъ.
Каждая провинція выплачивала королю дань золотомъ, перьями, драгоцѣнными камнями, матеріями и людьми, мужчинами и женщинами, которые предназначались либо для жертвоприношеній, либо для рабства. Но главною поставщицею рабовъ все-таки была война, такъ какъ взявшій въ плѣнъ могъ или принести своего плѣнника богамъ, или дѣлалъ его своимъ рабомъ, если хотѣлъ, или же продавалъ его. Юридическіе рабы составляли вторую категорію рабовъ. Цѣлый рядъ преступленій влекъ за собою рабство; такъ, рабомъ дѣлался тотъ, кто совершилъ важное воровство, покражу зерна, кто продалъ свободнаго человѣка, кто причинилъ смерть чужой рабынѣ, сдѣлавъ ее беременной; тотъ, кто не донесъ о заговорѣ, кто не уплатилъ налоговъ, и т. д., и т. д. Затѣмъ, очень бѣдные родители часто продавали своихъ дѣтей, либо для жертвоприношеній, либо для рабства. Дѣти приносились въ жертву богу дождя, такъ какъ считалось, что этотъ богъ любитъ нѣжное дѣтское мясо.
Къ этимъ категоріямъ рабовъ мы должны прибавить еще добровольныхъ рабовъ, т. е. такихъ, которые продавали сами себя. Въ каждомъ городѣ былъ свой рынокъ рабовъ, но главная торговля происходила въ Акапулько, въ двухъ миляхъ отъ Мексико, гдѣ устроена была настоящая невольничья ярмарка. Продавцы украшали свой товаръ какъ можно лучше, и наряженные рабы должны были пѣть и плясать, чтобъ привлечь покупателя.
Однако, несмотря на свирѣпые нравы мексиканцевъ, они обращались все-таки довольно мягко со своими домашними рабами, которыхъ нельзя было ни продавать безъ ихъ согласія, ни наказывать безъ предварительнаго предупрежденія. Если послѣ такихъ предупрежденій рабъ все-таки не исправлялся, то господинъ его надѣвалъ ему на шею деревянный ошейникъ и тогда уже могъ распоряжаться съ нимъ какъ вздумается. Рабъ, однако, могъ укрыться въ королевскій дворецъ, и послѣ этого онъ становился свободнымъ. За исключеніемъ его господина или его сыновей, никто не имѣлъ права остановить раба или помѣшать ему укрыться въ королевскомъ дворцѣ. Такимъ образомъ, законъ оказывалъ нѣкоторое покровительство рабу, защищая его отъ жестокости господина. Убійство раба считалось уголовнымъ преступленіемъ, а продажа его обставлялась извѣстными формальностями и должна была происходить въ присутствіи четырехъ уважаемыхъ свидѣтелей. Только такой рабъ, который былъ признанъ неисправимымъ и уже нѣсколько разъ продавался, могъ быть проданъ для жертвоприношеній. Рабъ же, пользующійся хорошею репутаціей, имѣлъ право обладать собственностью, даже имѣть рабовъ; онъ самъ распоряжался своею семьей и дѣти его были свободны, такъ какъ въ Мексикѣ никто не рождался рабомъ.
Послѣ смерти своего владѣльца рабы переходили къ его наслѣдникамъ вмѣстѣ съ другимъ имуществомъ, и случалось часто, что владѣльцы передъ своею смертью отпускали своихъ рабовъ на волю.
Въ Мексикѣ существовало еще среднее положеніе между рабствомъ и независимостью, это — крѣпостное состояніе. Нѣкоторые города и провинціи доставляли двору служебный персоналъ, садовниковъ, рабочихъ и др. Къ этому классу принадлежали и тѣ носильщики, которыхъ кацики отдавали въ распоряженіе испанскихъ завоевателей. Во время своего труднаго отступленія отъ Мексико, Кортецъ пользовался такими носильщиками, которые несли раненыхъ и больныхъ.
Въ Мексикѣ работали даже такіе люди, которые не находились въ крѣпостномъ состояніи. Всѣ, за исключеніемъ знатныхъ и солдатъ, занимались земледѣльческими работами, и мексиканскія женщины не истощали своихъ силъ въ работѣ. Онѣ вездѣ участвовали въ полевыхъ работахъ, но на нихъ возлагался болѣе легкій трудъ. Разумѣется, это относится только къ женщинамъ свободнымъ и принадлежащимъ къ болѣе зажиточному классу. Другимъ приходилось все-таки выполнять трудныя работы, напримѣръ, размалывать зерно въ мельницѣ первобытнаго устройства. Это работа настолько тяжела, что двѣ испанки, взятыя въ плѣнъ во время похода Кортеца, погибли отъ истощенія силъ, потому что ихъ заставляли дѣлать эту работу.
Въ древней Мексикѣ, какъ и во всѣхъ невольничьихъ странахъ, существовали, какъ мы видимъ, двѣ категоріи рабовъ: военноплѣнные и домашніе рабы, но разница между ними нигдѣ не была такъ рѣзко выражена, какъ въ Мексикѣ, гдѣ съ домашнимъ рабомъ обращались мягко, а военноплѣнный считался только жертвеннымъ мясомъ и не имѣлъ ровно никакихъ правъ.
Древній Перу.
[править]Мексиканская цивилизація, какъ мы уже видѣли, хотя и носить свой особенный характеръ, тѣмъ не менѣе многими сторонами соприкасается съ дикостью краснокожихъ, по крайней мѣрѣ постольку, поскольку это касается ацтековъ. Но соціальныя условія Перу были совсѣмъ особенныя; ничего подобнаго не встрѣчается ни въ современномъ человѣчествѣ, ни даже въ исторіи. Мнѣ уже не разъ приходилось говорить раньше о соціальной организаціи инковъ. Это былъ любопытный примѣръ централистскаго строя, или, какъ теперь выражаются, «государственнаго соціализма». Наверху, господствуя надъ цѣлымъ обществомъ, стоялъ императоръ, полу-богъ, сынъ солнца, вокругъ котораго ютилась огромная семья инковъ, его собственная; члены ея занимали всѣ высшія мѣста администраціи. Внизу, подъ этой аристократіей, находилась нація, народъ, работающій подъ руководствомъ довѣренныхъ лицъ, надзирателей, совершенно такъ, какъ въ какой-нибудь мастерской. Это трудолюбивое населеніе, раздѣлявшееся на десятичныя группы, не знало ни свободы, ни нужды. Своимъ трудомъ это населеніе кормило всѣхъ и всѣ главные акты его жизни подчинялись правиламъ, продиктованнымъ свыше, даже браки устраивались и праздновались административнымъ образомъ разъ въ годъ — однимъ словомъ, перуанское населеніе управлялось совершенно такимъ же образомъ, какимъ управляется стадо домашнихъ животныхъ хорошимъ хозяиномъ, хотя и эксплуатирующимъ его и обращающимся съ нимъ деспотично, но все-таки съ добротой. Откуда же взялись эти цивилизаторы, съумѣвшіе навязать милліонамъ людей такой почти монастырскій режимъ, не встрѣчающійся болѣе нигдѣ на страницахъ исторіи человѣчества? Согласно перуанскимъ преданіямъ, иниціаторами этого режима были иностранцы, бѣлые и бородатые люди, явившіеся съ береговъ озера Титикака. Дѣйствительно, въ этой области встрѣчается очень много развалинъ, чрезвычайно древнихъ, предшествующихъ даже той эпохѣ, на которую указываютъ мѣстныя преданія, какъ на эпоху появленія инковъ.
Что касается происхожденія перуанской цивилизаціи, то тутъ поле открыто для всякаго рода предположеній. Много уже было высказано гипотезъ, но ни одна изъ нихъ не основывается на сколько-нибудь досговѣрныхъ данныхъ. Условія соціальнаго и духовнаго состоянія туземнаго населенія Америки, по стольку, по скольку они могли быть изучены, не дозволяютъ приписать перуанской цивилизаціи американское происхожденіе. Съ другой же стороны намъ ничего неизвѣстно о доисторическихъ переселеніяхъ, а между тѣмъ доисторическій періодъ въ Америкѣ существовалъ сравнительно очень недавно. Перуанскія возвышенности, конечно, могли быть мѣстомъ переселеній въ одну изъ доисторическихъ эпохъ; но откуда же явились переселенцы? Изъ гипотетической Атлантиды, Египта, Китая? Между древнимъ Египтомъ и Перу можно найти нѣкоторыя общія аналогіи, но очень недостаточныя, не считая уже того, что египтяне никогда не были великими мореплавателями. Атлантида, быть можетъ, и представляетъ дѣйствительное преданіе, но возможно также, что это только плодъ фантазіи. Нѣкоторыя вѣроятія говорятъ въ пользу первобытнаго Китая и не безъ основанія указываютъ на большое сходство характера китайцевъ и древнихъ перуанцевъ. И тутъ, и тамъ встрѣчается покорное повиновеніе власти, кротость, строгость соблюденія формъ, терпѣливость, привязанность къ древнимъ обычаямъ и т. д. Но я лишь упоминаю объ этихъ предположеніяхъ, не дѣлая изъ нихъ никакихъ выводовъ, такъ какъ лишь дальнѣйшія изслѣдованія и открытія въ этомъ направленіи могутъ содѣйствовать разрѣшенію проблемы.
Сравнительно съ тѣми ужасами, которые сопровождали мексиканскую религію, перуанскій культъ носилъ гораздо болѣе идиллическій характеръ, но нѣкоторыми сторонами онъ все-таки напоминалъ религію ацтековъ. Правда, инки запретили человѣческія жертвоприношенія религіознаго характера и даже не дозволяли совершать ихъ тогда, когда нужно было вымолить у небесныхъ боговъ выздоровленіе монарха, такъ что во всѣхъ случаяхъ приходилось ограничиваться лишь принесеніемъ въ жертву животныхъ, но ритуалъ этихъ жертвоприношеній былъ совершенно такой же, какой былъ установленъ въ Мексикѣ для человѣческихъ жертвоприношеній. Животное, лама, приносившееся въ жертву, удерживалось нѣсколькими людьми, совершенно такъ же, какъ человѣческая жертва въ Мексикѣ, причемъ голову жертвы старательно повертывали къ востоку, затѣмъ вскрывалась грудь животнаго съ лѣвой стороны и вырывалось трепещущее сердце. Сходство тутъ слишкомъ велико, чтобы быть случайнымъ, и въ этомъ можно видѣть нѣкоторыя указанія на общность происхожденія, хотя древнія королевства Мексики и Перу ничего не знали другъ о другѣ. Прибавимъ, что съ животнаго, приносимаго въ жертву, также сдирали шкуру, какъ и съ человѣческой жертвы въ Мексикѣ, и сердце и кровь жертвы совершенно также приносились въ Перу въ даръ солнцу, какъ приносились человѣческія сердца въ даръ мексиканскимъ богамъ.
Однако, инки все-таки не совсѣмъ избавились отъ первобытнаго варварства и у нихъ сохранился обычай похоронныхъ жертвоприношеній. Со смертью какого-нибудь инки всегда приносились въ жертву его любимые слуги, его жены и любимыя наложницы. Тутъ, какъ и въ другихъ мѣстахъ, руководствовались желаніемъ доставить усопшему монарху возможность имѣть соотвѣтствующую свиту на томъ свѣтѣ. Во время такихъ избіеній, между слугами и женами покойника возникало настоящее соревнованіе въ проявленіяхъ преданности, и всѣ добивались счастья быть заживо погребенными вмѣстѣ съ монархомъ, сыномъ солнца, такъ что приходилось выбирать среди желающихъ. Но, помимо этихъ остатковъ первобытной дикости, перуанское правительство отличалось мягкостью и отеческимъ отношеніемъ къ подданнымъ. Мексиканцы угнетали своихъ вассаловъ налогами и рекрутскими наборами, кромѣ того, они приносили въ жертву массу вассаловъ своимъ ужаснымъ богамъ, тогда какъ инки допускали чужеземцевъ въ число своихъ подданныхъ и присуждали имъ одинаковыя права и обязанности. Правда, главное право, дарованное подданнымъ, заключалось въ правѣ труда, и даже дѣти и калѣки должны были трудиться въ Перу, а лѣнивцы и тунеядцы приговаривались иногда къ смертной казни.
Перуанская организація труда дѣлала рабство ненужнымъ. Весь соціально-необходимый трудъ распредѣленъ былъ между плебейскимъ населеніемъ, которое раздѣлялось на группы въ 50, 100, 500 и 1.000 человѣкъ, работавшихъ подъ руководствомъ надсмотрщика, либо въ полѣ, либо въ мастерскихъ. Каждый перуанецъ былъ навсегда прикрѣпленъ къ землѣ, на которой родился, и долженъ былъ заниматься отцовскою профессіей, совершенно такъ, какъ это практиковалось въ Египтѣ. Тщательная статистика дозволяла центральному правительству соразмѣрять трудъ съ числомъ рабочихъ рукъ и съ способностями своихъ подданныхъ. Каждый округъ имѣлъ свою промышленную спеціальность; въ одномъ — жители занимались исключительно горною промышленностью, добычею руды, въ другомъ — обработывали металлы. Ремесленникъ получалъ отъ государства всѣ необходимыя орудія и матеріалы и работа производилась смѣнами рабочихъ въ опредѣленные сроки. Во все время своей работы, рабочіе жили на счетъ государства. Такъ же точно исполнялись и всѣ крупныя общественныя работы. Избытокъ производства сохранялся въ общественныхъ магазинахъ и раздавался народу въ случаѣ нужды, но, кромѣ того, каждая семья получала въ свое владѣніе клочекъ земли и новымъ брачнымъ парамъ ежегодно раздавались свободные участки.
Въ опредѣленное время, ежегодно происходила генеральная стрижка ламъ. Шерсть, временно сложенная въ общественные магазины, распредѣлялась затѣмъ между семьями, точнѣе — между женщинами, главныя занятія которыхъ были — пряжа и тканье; такъ же поступали и съ хлопчатою бумагой въ долинахъ, гдѣ климатъ былъ теплѣе. Правительственные чиновники раздавали шерсть, дѣлали заказы и затѣмъ отбирали готовыя ткани. Самыя необходимыя ремесла не подвергались спеціализаціи и каждый одновременно былъ портнымъ, ткачемъ, земледѣльцемъ и т. д.
Въ столичномъ округѣ существовали, кромѣ того, особенныя обязательныя работы, которыя должны были выполнять по очереди всѣ жители; нужно было носить воду, дрова и т. п. Для многочисленной семьи инковъ и эти работы были не только обязательными, но и личными, такъ что никто не могъ отъ нихъ откупиться.
Земледѣліе, конечно, пользовалось наибольшимъ почетомъ, но орудія были очень первобытны, такъ что обработка земли отчасти напоминала ту, которая существуетъ у полинезійцевъ. Женщины помогали во время этихъ работъ и всегда при этомъ пѣли. Замѣчателенъ былъ также способъ удобренія земли; внутри страны пользовались для этого человѣческимъ удобреніемъ, а у береговъ — гуано, которое добывали съ тѣхъ же самыхъ острововъ, гдѣ и теперь еще добывается оно. Правительство, сознавая огромную пользу, приносимую этимъ удобреніемъ, взяло эти драгоцѣнные острова подъ свое покровительство и никто не смѣлъ, подъ страхомъ смертной казни, вступать на нихъ безъ особенной нужды или убивать птицъ, доставлявшихъ этотъ полезный продуктъ. Такая заботливость о земледѣліи напоминаетъ Китай, также какъ и способъ удобренія земли, методическому примѣненію котораго Китай обязавъ процвѣтаніемъ своего земледѣлія и густотою своего населенія. Также чрезвычайно напоминаетъ Китай еще слѣдующій перуанскій обычай: ежегодно, во время праздника, устраиваемаго близъ Куско, столицы, самъ Инка, полу-богъ, сынъ солнца, вооруженный золотымъ инструментомъ, вскапывалъ землю въ присутствіи всей своей семьи и подданныхъ.
Всего важнѣе, однако, было распредѣленіе въ Перу, соціально* необходимой работы. Перуанекое общество раздѣлялось на руководящій классъ избранныхъ, господствующій надъ массою, и на пролетаріевъ, выполнявшихъ всю необходимую и тяжелую работу. При такой системѣ распредѣленія труда рабство было совсѣмъ не нужно, но за то все населеніе было порабощено въ большей или меньшей степени. Такъ какъ порабощеніе это касалось, главнымъ образомъ, мужской части населенія, то положеніе женщины, прирожденной рабы всѣхъ первобытныхъ или варварскихъ обществъ, было сравнительно болѣе сносное, но не такъ было всегда. Въ отдаленныхъ отъ столицы провинціяхъ все еще господствовали старинные нравы и земледѣльческія работы всецѣло возлагались на женщинъ; мужчины же оставались дома, чтобы прясть и чесать шерсть. Но это были только простые мѣстные пережитки; во всей же остальной странѣ замужнія женщины оставались дома и занимались пряжей и т. д. Работа эта была для нихъ обязательной и онѣ никогда не разставались со своими прялками, даже тогда, когда отправлялись изъ одной деревни въ другую. Женщины, принадлежащія къ нѣсколько болѣе высшему кругу, заставляли другихъ нести за собою свои прялки. Трудъ признавался долгомъ; всѣ женщины сознавали это и старались съ рвеніемъ выполнять свой долгъ. Даже во время посѣщеній другъ друга женщины всегда занимались работой; всѣ знали, что не слѣдуетъ терять времени и каждый по мѣрѣ силъ и возможности долженъ былъ исполнять соціальную работу. Такъ, напримѣръ, на стариковъ, болѣе или менѣе неспособныхъ уже ни къ какой работѣ, налагались разныя легкія обязанности; они должны были прогонять птицъ съ только-что засѣянныхъ полей и т. д. Но перуанская администрація, столь же предусмотрительная, какъ и деспотическая, остерегалась слишкомъ заваливать и изнурять работой своихъ рабочихъ, и дни отдыха были распредѣлены очень разумно, давая возможность рабочему населенію предаваться развлеченіямъ и отдыху. Въ каждомъ лунномъ мѣсяцѣ три дня отводились для общественныхъ празднествъ, но въ эти дни сельскіе жители обязаны были являться въ городъ за инструкціями на всю слѣдующую недѣлю. Цѣлый штатъ чиновниковъ, отвѣтственныхъ передъ центральнымъ правительствомъ, обязавъ былъ наблюдать и руководить населеніемъ рабочихъ, причемъ эти чиновники образовывали настоящую административную іерархію и каждый изъ нихъ былъ главою какой-нибудь десятичной группы, состоявшей изъ 10, 50, 100, 1.000 и десятка тысячъ человѣкъ. Всѣ нити этой административной сѣти въ концѣ концовъ сходились вмѣстѣ, въ рукѣ верховнаго владыки, Инки.
При такой организаціи не могло быть, конечно, ни налоговъ, ни свободной промышленности, ни торговли; экономическій законъ предложенія и спроса, признающійся вездѣ неизбѣжнымъ, не существовалъ въ Перу, представлявшемъ ничто иное, какъ обширную мастерскую, управляемую предусмотрительными руководителями. Въ Перу существовали всѣ преимущества и всѣ неудобства, неизбѣжныя при такомъ строго коммунистическомъ режимѣ. Никто не пользовался свободой, но никто также не могъ опасаться того, что будетъ покинутъ на произволъ судьбы. Старики, вдовы и инвалиды — всѣ получали помощь. Пауперизмъ не существовалъ, не существовало и богатыхъ, за исключеніемъ семьи Инки. Личные участки земли обрабатывались даже въ отсутствіи своихъ владѣльцевъ, когда тѣ бывали заняты исполненіемъ какой-нибудь общественной работы; объ этомъ заботилась администрація, а огромные склады припасовъ въ общественныхъ магазинахъ устраняли всякую возможность голодовокъ.
Эта любопытная соціальная организація являлась точка въ точку реализаціей нѣкоторыхъ утопій, считающихся у насъ неосуществимыми. Нигдѣ подобный соціологическій экспериментъ не былъ примѣненъ въ такихъ широкихъ размѣрахъ, какъ въ Перу, такъ какъ государство это имѣло, по крайней мѣрѣ, 800 миль въ длину. Въ прошломъ столѣтіи іезуиты попробовали было воспроизвести перуанскую организацію въ своихъ американскихъ миссіяхъ, въ особенности въ Парагваѣ. Они учредили родъ маленькихъ католическихъ Перу, но переняли одни только недостатки перуанской организаціи, увеличивъ религіозное рабство и обязанности. Въ такихъ миссіяхъ не могло быть и рѣчи объ индивидуальной свободѣ. Молодыхъ индѣйцевъ женили, лишь только они достигали соотвѣтствующаго возраста, совершенно такъ, какъ это дѣлали въ Перу. Съ восьми часовъ утра населеніе миссій распредѣлялось по мастерскимъ или работало въ полѣ подъ строгимъ надзоромъ надсмотрщиковъ, «коррежидоровъ». Женщинамъ каждую субботу раздавалось извѣстное количество хлопка, которое онѣ должны были вернуть въ концѣ недѣли уже въ видѣ готовой пряжи. Къ этому порабощенію присоединялось еще и религіозное рабство. Въ святую пятницу индѣйцы должны были бичевать себя въ церкви, и дѣти обоего пола, съ терновыми вѣнками на головѣ, въ теченіе нѣсколькихъ часовъ должны были сохранять положенія распятаго Спасителя. Одинъ миссіонеръ, проѣзжавшій черезъ Парагвай, разсказываетъ по этому поводу, что это зрѣлище «вызвало у него слезы любви и благоговѣнія».
Разумѣется, при такомъ режимѣ индѣйцы, управляемые іезуитскими миссіями, очень мало развивались въ умственномъ отношеніи. По словамъ Бугенвилля, они вели совершенно механическое существованіе, не вѣдая удовольствій ни горя и умирали безъ сожалѣнія, чему легко можно повѣрить.
Изучая туземную Америку съ точки зрѣнія рабства, мы снова можемъ убѣдиться, что рабство не составляетъ необходимаго учрежденія; оно не существуетъ въ очень первобытныхъ обществахъ, гдѣ промышленность еще не пробовала насиловать природу и гдѣ средства къ существованію составляютъ, главнымъ образомъ, охота, рыбная ловля и сборъ плодовъ. Однако и въ этихъ первобытныхъ обществахъ все-таки бываетъ нужно исполненіе соціально-необходимой работы и эту работу возлагаютъ на женщинъ, прирожденныхъ рабовъ, непростительная вина которыхъ заключается именно въ томъ, что онѣ — существа наиболѣе слабыя.
При своемъ началѣ рабство имѣетъ временный и грубый характеръ. Плѣнныхъ женщинъ обращаютъ въ рабство и наложницъ; мужчинъ же заставляютъ работать прежде чѣмъ съѣсть ихъ, подвергнуть пыткѣ или продать. Рабство у американскихъ дикарей не выходитъ за предѣлы этой первой стадіи своей эволюціи. Дальнѣйшаго развитія рабство достигаетъ у націй, населяющихъ центральную Америку и уже вышедшихъ изъ состоянія первобытной дикости. Изъ этихъ націй, безспорно, Мексика и Перу наиболѣе интересны, но не въ равной степени. У мексиканскихъ ацтековъ мы видимъ, съ одной стороны, ужасно дикіе нравы, съ другой же — относительную цивилизацію. Тутъ существовало нѣчто въ родѣ компромисса между древнимъ соціальнымъ устройствомъ томисковъ и свирѣпостью ацтекскихъ завоевателей, неспособныхъ отказаться отъ каннибализма и потому придавшихъ ему религіозный характеръ. Рабство у ацтековъ имѣло, такимъ образомъ, двойное происхожденіе, и по тому оно отличалось, съ одной стороны, возмутительною жестокостью по отношенію къ плѣннымъ, и съ другой — мягкостью въ отношеніи къ домашнимъ рабамъ. Притомъ у ацтековъ рабство не имѣю наслѣдственнаго характера, что, повидимому, указываетъ на его недавнее происхожденіе, ко вообще относительно Америки можно сказать, что рабство у туземцевъ нигдѣ не достигало конечныхъ степеней своей эволюціи.
Въ Древнемъ Перу мы встрѣчаемъ уже совершенно иныя условія. Тамъ разрѣшена проблема соціальнаго труда безъ помощи рабства въ собственномъ смыслѣ этого слова, и мы видимъ осуществленіе утопіи, которую въ Европѣ считаютъ обыкновенно химеричной. Въ самомъ дѣлѣ, перуанское общество представляло большое коммунистическое государство, настолько централизованное, насколько это было возможно. Въ этой любопытной монархіи масса населенія, надъ которымъ господствовалъ Инка, сынъ солнца, и его очень многочисленная семья, существовалъ режимъ, напоминающій одновременно и казарму, и мастерскую. Руководство принадлежало исключительно верховной власти и всякая индивидуальная иниціатива была устранена; правительство думало и дѣйствовало за всѣхъ, но управляло оно разумно и даже съ добротой.
Этотъ государственный коммунизмъ не лишенъ былъ преимуществъ. Въ Перу, какъ мы уже указывали, никто не былъ свободенъ, но никто не былъ покинутъ. Однако, эти преимущества возмѣщались весьма серьезными недостатками. Перуанскій режимъ упрекаютъ въ томъ, что онъ организовалъ застой и противился всякому прогрессу. Эти упреки не лишены основанія. Во всякомъ случая, такая организація не благопріятствуетъ перемѣнамъ, и чтобы сдѣлать возможною дальнѣйшую эволюцію такого общества, необходимо, чтобы извнѣ были нанесены удары и разбили бы форму, въ которую вылилось и застыло общество.
Безъ сомнѣнія, такой полуневольничій коммунизмъ, какой существовалъ въ Перу, представляетъ соціальную форму низшаго разряда. Но тотъ же самый упрекъ можно сдѣлать и индивидуализму, доведенному до крайности. Правда, перуанскій соціализмъ сковываетъ индивида, но, по крайней мѣрѣ, онъ удовлетворяетъ его главныя и наиболѣе настоятельныя потребности. Наоборотъ, крайній индивидуализмъ, реализированный, впрочемъ, въ Америкѣ только у туземцевъ на Огненной Землѣ, стоящихъ на самой низкой ступени развитія, совершенно отрицаетъ основныя свойства человѣческой природы, такъ какъ человѣкъ прежде всего общественное существо. Такой индивидуализмъ оставляетъ поле открытымъ для самой безпощадной конкурренціи, для самаго жестокаго эгоизма и совершенно замѣняетъ взаимопомощь взаимною борьбой. Формула его: «Каждый противъ всѣхъ и всѣ противъ каждаго». Безъ сомнѣнія, такой стѣснительный коммунистическій режимъ, какой существовалъ въ Перу, не можетъ содѣйствовать прогрессу, но общество при немъ все-таки можетъ существовать, между тѣмъ какъ оно совершенно не можетъ существовать, когда царитъ разнузданный, безграничный индивидуализмъ и «большіе могутъ пожирать малыхъ». Задача заключается въ томъ, чтобы найти соціальную форму болѣе смѣшаннаго характера. Нельзя оспаривать у общества права и, пожалуй, даже обязанности, требовать отъ каждаго своего члена, чтобы онъ до нѣкоторой степени жертвовалъ своею индивидуальною свободой. Но жертва эта не должна переходить границъ, безусловно необходимыхъ для поддержанія и сохраненія въ должномъ порядкѣ соціальнаго организма. За этими предѣлами стѣсненія становятся уже тягостными и начинаютъ давить на членовъ общества, почему всякое общество, подъ страхомъ застоя и гибели, должно позаботиться объ обезпеченіи полной индивидуальной свободы своихъ членовъ, ограничиваясь лишь такими стѣсненіями, которыя безусловно необходимы для существованія общественнаго строя.
Глава VIII.
[править]Несмотря на нѣкоторыя помѣси, полинезійская раса, населяющая острова, обнаруживаетъ большую однородность нравовъ, хотя вліяніе разобщенія сказывается тутъ сильнѣе, чѣмъ гдѣ-либо, и различные полинезійскіе архипелаги достигаютъ далеко не одинаковой степени цивилизаціи. Такъ, напримѣръ, въ Новой Зеландіи господствовали гораздо болѣе первобытные нравы, поэтому мы и начнемъ съ нея свое изслѣдованіе эволюціи полинезійскаго рабства.
Новая Зеландія была населена отдѣльными монархическими племенами, независимыми и часто враждовавшими другъ съ другомъ. Первые изслѣдователи различали въ Новой Зеландіи только два класса: прирожденныхъ аристократовъ, знать — «rangatiras», составляющую касту, къ которой принадлежали всѣ вожди — и народъ, состоящій изъ рабовъ. На самомъ дѣлѣ было не такъ. Положимъ, народъ въ Новой Зеландіи находился въ сильномъ порабощеніи, но все-таки тамъ были еще и настоящіе рабы, находящіеся совершенно во власти своихъ владѣльцевъ. Рабы эти, по крайней мѣрѣ, въ принципѣ, были военноплѣнными. Новозеландцы относились съ необыкновенною свирѣпостью къ побѣжденнымъ врагамъ и часто тутъ же на полѣ битвы пожирали ихъ и притомъ съ такою яростью, что разрѣзали на куски раненыхъ, даже не потрудившись раньше ихъ убыть. Однако, не всѣ плѣнные подвергались такой участи. Новозеландцы также производили невольничьи набѣги, и первымъ европейскимъ колонистамъ въ Новой Зеландіи пришлось однажды наблюдать, какъ побѣдители вели около двухъ тысячъ плѣнныхъ всякаго возраста и пола. Эти многочисленные плѣнные были затѣмъ распредѣлены между начальниками племени, но только между ними, и обращены въ рабство. Таково было происхожденіе настоящихъ рабовъ въ Новой Зеландіи. Классъ этихъ рабовъ пополнялся избыткомъ плѣнныхъ, тѣми изъ нихъ, которые уцѣлѣли и не были пожраны на мѣстѣ на полѣ битвы, изъ жадности и обжорства, или же изъ чувства мести. Новозеландскихъ рабовъ можно было покупать и продавать. За нихъ платили топорами, корзинами плодовъ и т. п. Рабы употреблялись, главнымъ образомъ, какъ вьючная скотина, такъ какъ ни одинъ вождь или знатный человѣкъ не согласился бы унизиться до того, чтобы нести хотя бы самую легкую ношу. Эти низкія обязанности предоставлены были рабамъ. Во время военныхъ экспедицій рабы сопровождали своихъ владѣльцевъ, несли за ними провизію или отправлялись за нею въ деревню, когда истощались всѣ запасы. По дорогѣ женщины-рабы также должны были заботиться о продовольствіи воиновъ, выкапывая корни съѣдобнаго папоротника. Въ этомъ отношеніи обязанность рабынь напоминаетъ тѣ обязанности, которыя исполняютъ австралійскія женщины.
Новозеландскіе рабы стояли внѣ обычнаго права, существующаго въ странѣ, и дѣти ихъ всегда оставались рабами, хотя бы и были дѣтьми вождя. Обычай дозволялъ вождямъ брать въ жены рабынь, такъ какъ вожди имѣли право дѣлать многое такое, чего не смѣли дѣлать простые смертные, для которыхъ такой неравный бракъ всегда имѣлъ очень дурныя послѣдствія, и каждый получалъ право грабить человѣка, унизившаго себя подобнымъ брачнымъ союзомъ.
Въ домѣ владѣльца рабы выполняли всѣ домашнія работы, преимущественно же кулинарныя. Затѣмъ они исполняли также земледѣльческія работы, такъ какъ вожди не могли принудить своихъ плебейскихъ подданныхъ воздѣлывать землю, потому что тѣ были обязаны только нести военную службу. Рабъ же былъ совершенно во власти своего господина, который пользовался надъ нимъ правомъ жизни и смерти, но между тѣмъ, по странному противорѣчію, отношенія между рабомъ и господиномъ не подчинялись никакому этикету. Въ Новой Зеландіи женщины-рабы занимались проституціей, отдаваясь иностранцамъ, и дѣлали это зачастую по приказанію и ради выгоды своихъ владѣльцевъ. Безправные рабы пользовались со стороны вождей еще меньшимъ вниманіемъ, нежели собаки, и не возбуждали къ себѣ никакого состраданія. Ихъ наказывали обыкновенно съ величайшею жестокостью и рабъ, уличенный въ воровствѣ, наказывался смертью, вслѣдъ за чѣмъ его съѣдали во время веселаго пира. Впрочемъ, въ Новой Зеландіи не надо было прибѣгать къ какому-нибудь предлогу, чтобы убить и съѣсть раба. Обыкновенно рабы доставлялись войной, а каждаго военноплѣннаго можно было убить и съѣсть тутъ же на полѣ битвы; если же находили нужнымъ пощадить его, то такой участи могли подвергнуть его позднѣе, когда вздумается, Этотъ обычай существовалъ даже въ первое время англійской колонизаціи Новой Зеландіи. Если какой-нибудь вождь принималъ друга, котораго хотѣлъ особенно почтить, то онъ убивалъ для него молодую рабыню и притомъ не первую попавшуюся, а наиболѣе любимую. Прежде чѣмъ убить ее, ее наряжали для торжества и совершали надъ нею церемонію посвященія, послѣ чего уже нельзя было пощадить ее, такъ какъ это считалось святотатствомъ.
Такіе дикіе обычаи, напоминающіе обычаи древнихъ мексиканцевъ, но еще болѣе жестокіе, кажутся почти невѣроятными и потому я привожу здѣсь слѣдующій фактъ: «Одинъ морякъ показалъ Уельду (бывшему сановнику новозеландской колоніи), въ Веллингтонѣ, представляющемъ великолѣпный городъ въ настоящее время, то мѣсто, гдѣ была убита одна изъ подобныхъ жертвъ при слѣдующихъ обстоятельствахъ. Это была красивая молодая дѣвушка, которую хорошо знали всѣ моряки, находившіеся въ этомъ порту. Нѣкоторое время она была любовницей капитана одного купеческаго корабля и однажды этотъ капитанъ, съѣхавъ на берегъ съ частью экипажа, увидалъ ее въ праздничномъ нарядѣ, окруженную пирующими гостями. Оказалось, что владѣлецъ ея принималъ въ этотъ день гостей и она должна была служить угощеніемъ. Каменныя печи были уже растоплены для того, чтобы изжарить нѣжные куски ея мяса, которыми хозяинъ намѣревался угостить своихъ гостей. Европейцы вмѣшались и предложили, какъ выкупъ, всѣ деньги и вещи, какія у нихъ были, но имъ отвѣчали, что это невозможно, такъ какъ она уже „посвящена“ для пира. Даже боченокъ съ порохомъ, предметъ столь соблазнительный для туземцевъ, не могъ побѣдить ихъ упорства и они отказывались, говоря: „Вѣдь вамъ же сказали, что она посвящена“, и ее ударили по затылку большимъ тяжелымъ ножомъ, который отдѣлилъ верхнюю часть черепа»…
Въ жертву приносились, большею частью, рабы женскаго пола и новозеландцамъ даже въ голову не приходило, что подобные поступки могутъ вызвать порицаніе, такъ что даже лучшіе изъ нихъ совершали ихъ съ полнымъ равнодушіемъ. Въ началѣ европейской колонизаціи одна изъ молодыхъ женщинъ, обреченная подобнымъ образомъ на смерть своимъ господиномъ, спокойно отправилась прощаться со знакомыми европейскими семьями. Иногда обреченныя жертвы искали спасенія въ бѣгствѣ и прятались въ лѣсу, но это бывало рѣдко. Всѣ эти ужасы совершались спокойно и самымъ невиннымъ образомъ, не мѣшая новозеландцамъ проявлять гуманныя чувства въ другихъ случаяхъ. Старики, напримѣръ, пользовались у нихъ большимъ вниманіемъ; имъ всегда уступали почетныя мѣста на пирахъ, совѣтахъ и различныхъ, церемоніяхъ и нѣкоторые вожди содержали людей, принадлежащихъ къ простому народу, только потому, что они достигли преклоннаго возраста. Но вообще вожди и знатные люди презирали народъ, чернь. Они говорили, напримѣръ, первымъ колонистамъ, что европейское образованіе годится только для дѣтей вождя и совершенно безполезно для тѣхъ людей, которые никогда не могутъ имѣть собственности и слугъ и никогда не выйдутъ изъ своего низкаго положенія.
Рабство однако было плохо организовано въ Новой Зеландіи и не имѣло большого значенія. Рабами были только пощаженные на войнѣ плѣнные, исполнявшіе затѣмъ роль слугъ въ жилищѣ сильныхъ и знатныхъ. Въ дѣйствительности новозеландцы еще не чувствовали потребности въ образованіи многочисленнаго класса рабовъ, и ou и иногда ограничивались тѣмъ, что налагали номинальное рабство на побѣжденныя племена, приводя ихъ какъ бы въ крѣпостное состояніе и заставляя выплачивать себѣ оброкъ пищевыми продуктами. Это зависѣло отъ того, конечно, что жизнь новозеландцевъ была очень не сложна, и промышленность ограничивалась лишь изготовленіемъ пирогъ, оружія и утвари изъ дерева, базальта, нефрита и сѣтей для рыбной ловли и охоты. Мужчины исполняли сами большую часть этихъ работъ и были даже очень искусными ремесленниками. Земледѣліе находилось еще въ зачаточномъ состояніи. Вся страна была необработана, за исключеніемъ, маленькихъ участковъ полей, засаженныхъ большею частью сладкими пататами. Что же касается земледѣльческихъ орудій, то они отличались своею первобытностью. Промышленный и земледѣльческій трудъ раздѣленъ былъ между обоими полами. Мужчины должны были готовить оружіе, инструменты, лодки, но плетеніемъ корзинъ, веревокъ и т. д. мужчины и женщины занимались совмѣстно. Однако, задачи женщинъ были труднѣе. На нихъ налагалась обязанность собирать ракушки, игравшія такую важную роль въ пропитаніи народа, и женщины и молодыя дѣвушки ежедневно шли въ море, чтобы набрать ракушекъ у скалъ. Кромѣ того, всѣ земледѣльческія и огородническія работы были исключительно предоставлены женщинамъ и рабамъ. Миссіонеръ Марсденъ былъ однажды очень удивленъ, увидѣвъ, что жена Шонги, одного изъ главныхъ вождей, который пріобрѣлъ большую извѣстность со времени своего путешествія въ Англію, обработываетъ землю совмѣстно со своими слугами и подаетъ имъ въ этомъ примѣръ, несмотря на свою слѣпоту. Маленькая дочка этой принцессы сидѣла тутъ же, возлѣ полосы, которую обрабатывала ея мать.
Новозеландскія женщины держались мужчинами въ безусловномъ подчиненіи; отцы выдавали ихъ замужъ, не спрашивая ихъ никогда. Въ случаѣ вдовства жены вождей не смѣли вторично выходить замужъ, и если онѣ это дѣлали, то ихъ лишали всего ихъ имущества. Мужья же, наоборотъ, имѣли право брать наложницъ, когда вздумается; на эту роль преимущественно предназначались плѣнницы. Всѣ такіе факты, наблюдавшіеся много разъ, отчасти путешественниками, но преимущественно миссіонерами и колонистами, во многомъ напоминаютъ нравы негровъ папуасской расы, населяющихъ Меланезійскіе архипелаги. Въ Новой Зеландіи рабство явилось, главнымъ образомъ, результатомъ каннибальскихъ вкусовъ и потребностей. Военноплѣнныхъ щадили, чтобы потомъ, на досугѣ, съѣсть ихъ. Затѣмъ, въ ожиданіи этой участи, ихъ стали утилизировать для различныхъ полезныхъ работъ. Плѣнницы же, возведенныя въ рангъ наложницъ, надолго избавлялись отъ съѣденія. Наконецъ, наступало такое время, когда на раба стали смотрѣть, какъ на мѣновую цѣнность, предметъ торговли, который можно продать и купить. Къ этимъ дикимъ нравамъ примѣшалась религія, которая всегда принаравливается къ господствующимъ взглядамъ. Въ Новой Зеландіи она не только освятила обычай каннибализма на полѣ битвы, но даже оправдывала простое убійство раба ради кулинарныхъ цѣлей.
Новозеландскіе полинезійцы, очень интересные во многихъ отношеніяхъ, были, однако, наиболѣе дикими представителями своей расы, такъ какъ на другихъ архипелагахъ нравы уже болѣе или менѣе смягчились. Каннибализмъ еще существовалъ на Маркизскихъ островахъ и на островахъ Мореплавателей, но уже вездѣ въ другихъ мѣстахъ онъ имѣлъ лишь символическій религіозный характеръ. Впрочемъ, даже на Маркизскихъ островахъ и на архипелагѣ Мореплавателей уже исчезъ домашній кулинарный каннибализмъ, столь распространенный въ Новой Зеландіи ко времени англійской колонизаціи, когда жители Маркизскихъ острововъ уже начали стыдиться своихъ каннибальскихъ привычекъ и пристрастіе къ человѣческому мясу можно было встрѣтить у нихъ лишь у стариковъ, послѣднихъ представителей исчезающаго типа. Ненависть, мщеніе, опьяненіе борьбой были единственными побужденіями, заставлявшими иногда обезумѣвшихъ туземцевъ съѣдать куски мяса побѣжденнаго врага. Кромѣ того, рабство, повидимому, не существовало на Маркизскихъ островахъ. Какъ и въ Новой Зеландіи, маркизское общество распадалось на два класса: на классъ аристократіи, очень гордой и высокомѣрной, такъ-называемыхъ, «акаикосовъ» (akaïkis) и на чернь — « кики носовъ» (kikinoe). Эти послѣдніе находились въ полномъ порабощеніи и должны были падать ницъ при видѣ вождя, и пироги аристократовъ, встрѣчаясь съ пирогами кикиносовъ, не уклоняясь отъ своего пути, преспокойно топили ихъ, такъ какъ кикиносы не могли повернуть въ сторону, ибо должны были прежде всего бросать свои весла и повергаться ницъ, не смѣя сдѣлать ни одного движенія, чтобы избѣжать готовящейся имъ участи.
Но уничтоживъ каннибализмъ маркизцы все-таки не уничтожили человѣческихъ жертвоприношеній. Такія жертвоприношенія были обязательны въ случаѣ смерти вождя и, за неимѣніемъ рабовъ, приносили въ жертву кикиносовъ. Надо было принести въ жертву не менѣе двухъ человѣкъ, души которыхъ должны были доставить на тотъ свѣтъ, одна — поясъ покойника, другая же — голову кабана, составлявшую самое лакомое блюдо на похоронномъ торжествѣ. Эта голова, или, вѣрнѣе, ея двойникъ, предназначалась для подарка стражу нукагивскаго рая, помѣщавшагося, по понятіямъ туземцевъ, на чудномъ островѣ, посреди облаковъ. Церберъ, стоящій у вратъ этого рая, не примкнулъ бы закрыть ихъ передъ носомъ новоприбывшаго, если бы онъ не умилостивилъ его раньше поднесеніемъ головы священнаго кабана. Кикиносы, приносимые въ жертву на похоронахъ, не всегда принадлежали къ племени умершаго. Очень часто отряды воиновъ, снаряженныхъ для этой цѣли, отправлялись съ цѣлью похитить людей изъ какого-нибудь сосѣдняго племени; они выслѣживали и подстерегали свою жертву, какъ искусные охотники, устраивая ловушки. Когда жертва попадалась въ нее, ее немедленно отводили въ «vahitapou» — мѣсто жертвоприношенія.
Такіе же точно нравы господствовали и на островахъ Мореплавателей, гдѣ существовалъ еще военный каннибализмъ, но пролетаріи обладали уже нѣкоторымъ чувствомъ гордости и служили изъ любви, а не за условленную плату. Во всѣхъ другихъ архипелагахъ каннибализмъ предковъ уже почти исчезъ, однако сохранились еще человѣческія жертвоприношенія и обыкновенно жертвами были люди изъ народа, на которыхъ указывали жрецы. Полинезійскіе боги оставались антропофагами гораздо дольше, чѣмъ ихъ служители, и чтобы добиться ихъ помощи или обезоружить ихъ гнѣвъ, необходимо было принести имъ въ даръ человѣческое тѣло. Весьма часто вожди и жрецы вступали между собою въ соглашеніе и прибѣгали къ этому способу, чтобы отдѣлаться отъ людей, которые имъ были почему-либо непріятны. На всѣхъ архипелагахъ плебеи питали къ своимъ вождямъ чувство суевѣрнаго поклоненія и покорно выполняли всѣ ихъ приказанія и желанія. Когда раздавались зловѣщіе звуки священнаго барабана, возвѣщавшіе, что боги требуютъ жертвы, эти послѣднія безпрекословно покорялись своей судьбѣ. Боги заявляли подобныя требованія при разныхъ обстоятельствахъ, то по случаю похоронъ вождя, причемъ если умиралъ знаменитый вождь, не было недостатка въ добровольныхъ жертвахъ, то по случаю объявленія войны, передъ битвой и т. п., по случаю какого-нибудь празднества, полученія дани отъ вассальныхъ острововъ, отмѣны табу и т. д. Плебеи были такъ хорошо выдрессированы въ послушаніи, что, получая объявленіе о томъ, что ихъ ожидаетъ насильственная смерть, они не позволяли себѣ ни малѣйшаго ропота и даже не пробовали избѣжать своей участи и отправлялись въ назначенное мѣсто, гдѣ спокойно ожидали, когда наступитъ часъ ихъ смерти, проводя иной разъ въ такомъ ожиданіи нѣсколько часовъ и даже дней. Жрецъ изрекъ приговоръ; онъ совѣщался съ богами и мысль объ ослушаніи никому не приходила въ голову. Разумѣется, такая абсолютная покорность низшихъ классовъ устраняла необходимость рабства, и, во время войнъ, которыя бывали очень часто, побѣжденныхъ щадили очень рѣдко. Всѣ плѣнные, безъ различія пола и возраста, убивались и головы ихъ подносились въ даръ богамъ. Иногда такимъ образомъ совершенно уничтожались цѣлые классы. Рабочія руки не были нужны, и люди не стѣснялись въ удовлетвореніи своего чувства мести.
Мать природа, какъ выражались въ прошломъ вѣкѣ, была не только благосклонна, но даже особенно предупредительна къ полинезійцамъ. Только въ Новой Зеландіи природа обнаруживала скупость, такъ какъ тамъ водилась только одна порода млекопитающихъ и въ особенности растительное царство было бѣдно растеніями, годными къ употребленію въ пищу. Поэтому-то новозеландцы были гораздо свирѣпѣе другихъ островитянъ. Богатство растительнаго царства, обиліе съѣдобныхъ растеній и плодовъ, которые даже не требовали никакой культуры и давали урожай въ изобиліи, оказывало благотворное вліяніе на характеръ полинезійцевъ, которые во многихъ случаяхъ поступали согласно съ евангельской моралью, не дѣлая большого различія между своимъ ближнимъ и собой и охотно дѣлясь съ нимъ съѣстными припасами, когда онъ нуждался. Но, конечно, такіе факты можно было наблюдать, главнымъ образомъ, лишь между людьми, принадлежащими къ одному и тому же классу, и знатные люди, не стѣсняясь, конфисковали въ свою пользу избранные запасы, а именно: мясо кабана, ѣсть которое было запрещено черни.
Полинезійцы, такимъ образомъ, не имѣли нужды добывать «въ потѣ лица» свой хлѣбъ, и таитяне отвѣчали слѣдующими словами на банальныя увѣщанія предполагаемыхъ европейскихъ цивилизаторовъ, убѣждавшихъ ихъ трудиться: «зачѣмъ намъ работать? Развѣ у васъ нѣтъ плодовъ хлѣбнаго дерева, кокосовъ и банановъ столько, сколько намъ нужно? Если вы работаете для того, чтобы имѣть красивую одежду и прекрасные корабли, то это ваше дѣло. Но мы, мы и такъ довольны тѣмъ, что имѣемъ». Такіе взгляды были распространены на всѣхъ этихъ благословенныхъ островахъ, на островахъ Таити, такъ и на Маркизскихъ, но преимущественно они существовали у людей, принадлежащихъ къ высшимъ классамъ. Какъ бы ни было первобытно устроено общество, все-таки оно не можетъ существовать безъ извѣстной доли коллективныхъ усилій, необходимыхъ для удовлетворенія самыхъ неизбѣжныхъ потребностей этого общества, а иногда также и искусственныхъ потребностей, порожденныхъ соціальною же жизнью. Но эти потребности не могутъ быть удовлетворены безъ труда, и лишь только произошла дифференціація въ соціальномъ организмѣ, лишь только образовалась хоть какая-нибудь іерархія, — распредѣленіе необходимаго для поддержанія общества труда дѣлается тотчасъ же очень неравномѣрнымъ. Обыкновенно, всегда такъ бываетъ, что трудъ главною своею тяжестью обрушивается на слабыхъ и на низшихъ, на женщинъ и на чернь. То же самое произошло и въ томъ земномъ раѣ, который называется полинезійскимъ архипеіагомъ. Вождямъ не нужно было работать, въ принципѣ все имъ принадлежало. Полинезійская поговорка гласить: «вождь не можетъ быть воромъ»; другими словами — ему все принадлежитъ и онъ имѣетъ право забирать себѣ все, что захочетъ. Если въ Таити вождь обращался къ кому-нибудь съ вопросомъ: «Кому принадлежитъ эта свинья, это дерево и т. д.», то владѣлецъ этихъ предметовъ отвѣчалъ: «тебѣ и мнѣ». Въ Таити знатные люди — «arii!» — присваивали себѣ безъ всякаго стѣсненія большую часть урожая, принадлежавшаго низшимъ классамъ. Одинъ изъ такихъ знатныхъ господъ, убившій человѣка изъ народа, страшно разсердился, когда ему сказали, что въ Англіи его бы за это повѣсили. Привилегированнымъ классамъ на островахъ не о чемъ было, слѣдовательно, безпокоиться и незачѣмъ было утомлять себя работой, чтобы добыть средства къ жизни. Но низшіе классы находились въ другихъ условіяхъ, имъ надо было трудиться, и это вызвало образованіе промышленныхъ кастъ и наслѣдственныхъ профессій.
Въ Полинезіи женщины не подвергались такому дурному обращенію, какъ въ Австраліи. Оба пола танцовали и развлекались вмѣстѣ и мужчины не отказывались даже иногда помогать женщинамъ въ уходѣ за дѣтьми. Но подчиненіе женщины было все-таки велико и трудъ ихъ очень тяжелъ. Онѣ не имѣли права подходить къ своимъ мужьямъ и отцамъ во время обѣда и у нихъ была отдѣльная посуда для ѣды, которою мужчины не могли пользоваться, и даже кушанья для нихъ не могли приготовлять на одномъ и томъ же огнѣ. При такомъ взглядѣ на женщину ничего нѣтъ удивительнаго, что имъ часто приходилось переносить немилосердные побои и жестокое обращеніе отъ мужчины.
Понятія о красотѣ у таитянъ были совершенно такія же, какъ и у негровъ центральной Африки. Чтобы считаться красавицей, надо было быть очень толстой, и таитянки подвергались спеціальному режиму, чтобы растолстѣть; онѣ воздерживались отъ всякаго движенія и имъ дозволено было только ходить на рѣку для умыванія, причемъ ихъ усиленно кормили веществами, содержащими много крахмала. Прежде чѣмъ дозволить женщинамъ явиться въ публикѣ, мужчины подвергали ихъ осмотру. Если результатъ оказывался удовлетворительнымъ, такія женщины возбуждали всеобщее восхищеніе и молодые люди добивались ихъ благосклонности. Разумѣется, такому режиму подвергались только женщины высшихъ классовъ, такъ какъ женщины низшихъ классовъ должны были исполнять разныя тяжелыя работы, быть носильщицами, собирать плоды хлѣбнаго дерева и приготовлять ихъ въ пищу, ловить рыбу, собирать ракушки, разбивать скорлупу орѣховъ и т. п. Съ большими усиліями онѣ разбивали плодъ пандануса, чтобы извлечь изъ него ядро, и если онѣ съѣдали хоть одно ядрышко, то ихъ за это нещадно били. Но самымъ главнымъ женскимъ ремесломъ было плетеніе цыновокъ и приготовленіе тканей изъ древесной коры нѣкоторыхъ деревьевъ. Это была продолжительная и трудная работа и, разъ начатая, она не могла быть прервана. Фабрикація этой ткани напоминала фабрикацію бумаги. Каждая семья имѣла отдѣльную хижину, служащую мастерской для приготовленія этихъ тканей и, кромѣ того, въ каждомъ округѣ были отдѣльныя большія зданія, гдѣ фабрикація производилась въ широкихъ размѣрахъ по случаю какого-нибудь праздника или визита какого-нибудь вождя. Тутъ приготовлялись куски тканей длиною иногда въ 600 или 700 футовъ. Женщины, занятыя этимъ дѣломъ, не могли уходить изъ мастерской, и мужчины иногда удостаивали приносить имъ провизію и даже стряпать для нихъ. Такъ какъ веселость составляла главную черту этой расы, то работницы пѣли и смѣялись во время работы, а когда былъ готовъ кусокъ матерій, то тутъ же вокругъ мастерской затѣвалась пляска. Послѣ изготовленія ткани приступали къ ея окраскѣ, преимущественно въ красный или желтый цвѣтъ, для чего пользовались различными растительными соками, а чтобы сдѣлать на ткани узоръ, нажимали на нее, когда она была совсѣмъ еще мягкая, листьями, травой и т. п. предметами, пропитанными краской.
Жены вождей всегда предсѣдательствовали на этихъ работахъ и даже зачастую имѣли притязаніе считаться особенно искусными въ выдѣлкѣ драгоцѣнныхъ тканей. Мужчины никогда не вмѣшивались въ женскія работы и занимались исключительно только фабрикаціей оружія, сѣтей, удочекъ изъ перламутровыхъ раковинъ, постройкою пирогъ, хижинъ и т. д.; кромѣ того, они должны были заниматься военными упражненіями. Однако, всѣ эти занятія далеко не наполняли всей жизни, и у обоего пола оставалось еще много свободнаго времени, которое они и проводили въ пляскѣ, пѣніи, купаніи, плетеніи вѣнковъ и музыкальныхъ упражненіяхъ. Вообще, трудно было бы найти гдѣ-нибудь болѣе веселое и несложное существованіе, чѣмъ жизнь полонезійцевъ, и если бы они сами не портили этой идиллической картины разными ужасами, то жизнь ихъ можно было бы назвать вполнѣ счастливой, хотя, разумѣется, это счастье было довольно ограниченное, но въ своемъ родѣ могло быть полное и вполнѣ подходило бы къ характеру полинезійцевъ, представляющихъ много сходства съ дѣтьми. Всѣ эти черты, приведенныя мною, не заключаютъ въ себѣ ничего новаго, но именно поэтому-то онѣ и представляютъ большой соціологическій интересъ, такъ какъ подтверждаютъ еще разъ, что рабство вездѣ имѣло одинаковое происхожденіе и прошло черезъ приблизительно одинаковыя фазы развитія.
Цивилизація полинезійской расы, конечно, находилась еще въ зародышевомъ состояніи, но и тутъ уже можно было наблюдать различныя формы рабства на различныхъ архипелагахъ. Самая низшая форма существовала въ Новой Зеландіи, гдѣ земледѣліе было простымъ огородничествомъ. Такъ какъ первобытная культура растеній не требовала особенно большого труда, то женщины могли выполнять эту работу и не было надобности въ рабахъ; поэтому новозеландцы предпочитали убивать побѣжденнаго врага, съѣдая тутъ же на полѣ битвы его трепещущее мясо, нежели обращать его въ рабство. Такіе нравы, напоминающіе дикихъ звѣрей, встрѣчаются, повидимому, въ началѣ всѣхъ человѣческихъ обществъ, когда борьба за существованіе достигаетъ между первобытными классами особенной свирѣпости, но силою вещей, современенъ, нравы эти измѣняются и смягчаются. Послѣ счастливой битвы въ рукахъ побѣдителей оказывается плѣнныхъ больше, чѣмъ сколько они могутъ съѣсть на мѣстѣ. Вмѣсто того, чтобы убивать ихъ безъ всякой пользы, они уводятъ ихъ въ деревни, исключительно какъ запасный пищевой матеріалъ. Но пока наступитъ время употребить ихъ въ пищу, плѣнныхъ заставляютъ работать, возлагая на нихъ часть того тяжелаго труда, который, до появленія этихъ помощниковъ, выполнялся преимущественно женщинами. Такова зародышевая фаза рабства, она-то и существовала въ Новой Зеландіи. Впослѣдствіи рабъ превратился въ мѣновую цѣнность, потому что его можно было продать, и затѣмъ въ домашній скотъ, потому что онъ исполнялъ всѣ работы и, кромѣ того, представлялъ драгоцѣнный пищевой рессурсъ, такъ какъ раба можно было съѣсть во всякое время.
Другіе полинезійскіе архипелаги прошли уже эту первую фазу рабства, но и тамъ еще не образовался настоящій классъ рабовъ, какой мы находимъ въ болѣе цивилизованныхъ обществахъ, или же этотъ классъ въ Полинезіи существовалъ очень недолго. На Маркизскихъ, Сандвичевыхъ островахъ и островахъ Таити этотъ классъ замѣняли плебеи. Названіе этого класса мѣняется въ разныхъ мѣстахъ, но соціальное положеніе его вездѣ остается одинаковымъ. Благодаря существованію этого класса, рабство оказывается ненужнымъ, такъ какъ всѣ принадлежащіе къ этому классу и все ихъ имущество находятся въ распоряженіи высшихъ, владѣющихъ не только землей, но безпредѣльно властвующихъ и надъ народомъ, обитающимъ на этой землѣ. Итакъ, въ Полинезіи, какъ и въ другихъ мѣстахъ, рабство прошло черезъ слѣдующія фазы: въ первой — рабъ не что иное, какъ военноплѣнный, избѣжавшій съѣденія; во второй — мало развитой въ Полинезіи, уже происходитъ образованіе класса рабовъ; наконецъ, въ третьей — рабъ уже превращается въ крѣпостного. Такова, впрочемъ, лишь въ общихъ чертахъ эволюція рабства, но черты эти болѣе развиты и лучше организованы въ обществахъ, которыя намъ остается еще изучить въ слѣдующихъ главахъ.
Глава IX.
[править]Настоящіе представители монгольской расы населяютъ большую часть азіатскаго континента, отъ Японіи и до Каспійскаго моря и отъ Тибета до арктическаго океана. Степень ихъ цивилизаціи весьма различна, начиная отъ самоѣдовъ, еще не вышедшихъ изъ каменнаго вѣка, до обитателей Китая и Японіи, достигшихъ сравнительно очень высокой цивилизаціи. Въ общемъ всѣ эти народы могутъ быть раздѣлены на кочевыхъ и осѣдлыхъ. Японцы, корейцы и китайцы составляютъ главную массу цивилизованныхъ и осѣдлыхъ монголовъ. Вся остальная часть монголовъ или монгольскихъ татаръ ведетъ пастушескій и кочевой образъ жизни, за исключеніемъ Хивы, Бухары и Тибета.
Они странствуютъ по обширныхъ равнинамъ къ сѣверу отъ Тибета и вокругъ Китая. Число ихъ не велико, всего какихъ-нибудь нѣсколько милліоновъ, сравнительно съ тѣмъ огромнымъ пространствомъ, на которомъ разсѣяны ихъ классы и племена. Земледѣліе у этихъ кочевыхъ народовъ представляетъ лишь второстепенное занятіе, вслѣдствіе чего неизбѣжный соціально-необходимый трудъ сравнительно легокъ. Всякій же ручной трудъ, кромѣ того, который требуется войной и охотой, ненавистенъ мужчинамъ монгольскаго племени, и волей неволей вся тяжесть работы падаетъ на женщинъ и такіе порядки существуютъ во всей этой обширной области.
У киргизовъ женщины значительно превосходятъ мужчинъ, по крайней мѣрѣ въ томъ, что касается разныхъ полезныхъ искусствъ. Онѣ исполняютъ также разныя домашнія работы, ухаживаютъ за скотомъ, шьютъ и ткутъ, а также вышиваютъ шелками и золотомъ и т. п. У туркменъ кибитки всегда дѣлаются женщинами, за исключеніемъ деревянныхъ столбовъ, которые ихъ поддерживаютъ. По мнѣнію туркменъ, мужчина не долженъ трудиться, такъ какъ это унижаетъ его достоинство, и туркменъ дома не работаетъ, а если не отправляется на охоту или въ походъ, то занимается только чисткою своей лошади. Выполнивъ это, онъ съ спокойною совѣстью проводитъ время въ болтовнѣ съ сосѣдями, причемъ разговоръ большею частью касается лошадей, ихъ воспитанія, качествъ и т. п.
Въ западной Монголіи нравы такіе же. Забота о стадахъ всецѣло предоставлена женщинамъ и дѣтямъ. Мужчины страшно лѣнивы; они избѣгаютъ насколько возможно всякой ходьбы пѣпр комъ и всегда имѣютъ на готовѣ осѣдланную лошадь. Они разъѣзжаютъ въ гости, отъ кибитки къ кибиткѣ, и проводятъ время въ пріятныхъ разговорахъ. Такое же раздѣленіе труда существуетъ и у калмыковъ. Всѣ домашнія и другія работы лежатъ на женщинѣ, а мужчины проводятъ жизнь въ питьѣ чая или водки, игрѣ въ кости и т. п.
Но монгольскія и татарскія женщины — трудолюбивыя работницы и рѣдко подвергаются дурному обращенію; только остяки въ данномъ случаѣ составляютъ исключеніе и въ ихъ жилищахъ очень часто, среди ночи, раздаются крики истязуемыхъ женщинъ. У настоящихъ же монголовъ женщины не бываютъ особенно порабощены и не терпятъ особенныхъ притѣсненій. Онѣ пользуются большою независимостью и, благодаря своей дѣятельной жизни и отсутствію подавляющихъ условій, пріобрѣтаютъ болѣе увѣренную и энергическую осанку. Сильныя и трудолюбивыя, онѣ выполняютъ всякую работу безъ малѣйшаго ропота, ея татарамъ не нужны рабы. Дѣйствительно, у татаръ нѣтъ настоя* щаго организованнаго рабства, но зато существуютъ повинности, которыя лежатъ на простомъ народѣ, обязанномъ служить высшимъ классамъ. Обширныя татарскія степи раздѣлены на участки, принадлежащіе отдѣльнымъ этническимъ группамъ; границы этихъ участковъ строго опредѣлены и обитатели ихъ раздѣляются на господъ и слугъ. Руководящіе классы, къ которымъ причисляются князья, знать и духовенство, господствуютъ надъ народомъ, находящимся у нихъ въ полной зависимости и обязаннымъ платить имъ подати. Кромѣ того, низшій классъ обязанъ пасти стада, принадлежащія высшимъ классамъ. Высшіе классы пользуются огромными правами по отношенію къ низшимъ, даже правомъ жизни и смерти, но только верховный трибуналъ обязанъ бываетъ разсмотрѣть приговоръ надъ рабомъ, и если господинъ поступилъ несправедливо со своимъ рабомъ, то онъ, въ свою очередь, подвергается наказанію.
Въ обыденной жизни монгольскіе нравы представляютъ любопытную смѣсь добродушія и деспотизма. Слуги имѣютъ собственныя стада, и господа и рабы живутъ вмѣстѣ, занятія ихъ одинаковы, но господинъ, сидящій въ кибиткѣ рядомъ со своимъ слугой и мирно покуривающій вмѣстѣ съ нимъ, какъ съ равнымъ, можетъ во всякое время наказать его и заставить его терпѣть всевозможныя несправедливости и все это совершенно безнаказаннымъ образомъ. Для человѣка, принадлежащаго къ низшему классу, существуетъ только одинъ способъ избѣжать произвола, это — вступить въ религіозный орденъ, сдѣлаться ламой. Священное помазаніе обезоруживаетъ гражданскую власть, и лама, освобожденный отъ всякихъ податей, можетъ уйти за предѣлы родной страны и странствовать по всему монгольскому міру. Онъ даже самъ можетъ сдѣлаться господиномъ и властвовать надъ низшими, если только попадетъ въ ряды высшаго духовенства.
Если права аристократіи надъ жизнью и имуществомъ низшихъ классовъ уже довольно значительны, то права князей еще неограниченнѣе, о чемъ свидѣтельствуютъ похоронныя жертвоприношенія, принимавшія иногда размѣры настоящихъ человѣческихъ гекатомбъ. Марко Поло съ удивленіемъ говоритъ объ этихъ жертвоприношеніяхъ по случаю смерти кого-нибудь изъ князей. «Когда тѣло великаго „Хана“ переносится на гору „Альчай“, — разсказываетъ Марко Поло, — то сопровождающіе его стрѣляютъ въ каждаго, кто попадется имъ на встрѣчу, приговаривая: „Ступай служить нашему господину на томъ свѣтѣ“. Но ярость ихъ распространяется не только на людей, а также и на лошадей, которыхъ они убиваютъ при встрѣчѣ, тоже полагая, что эти убитыя лошади отправятся служить на томъ свѣтѣ умершему князю. На похоронахъ великаго Хана Монту солдаты, сопровождавшіе его тѣло, убили такимъ образомъ около 20.000 человѣкъ». Теперь уже не совершаются подобныя избіенія, но тѣмъ не менѣе обычай этотъ не совсѣмъ исчезъ. По словамъ отца Гюка, вмѣстѣ съ царственнымъ покойникомъ хоронятъ деньги, драгоцѣнные камни и царскія одежды. Кромѣ того, отравляютъ ртутью извѣстное число дѣтей обоего пола и трупы ихъ располагаютъ вокругъ покойника, помѣстивъ въ рукахъ каждаго изъ нихъ какіе-нибудь предметы: трубку, вѣеръ, кисетъ, съ которыми покойникъ не разставался при жизни. Позволительно думать, что эти похоронныя жертвы поставляются рабочимъ классомъ и преимущественно домашними слугами покойника, составляющими какъ бы его собственность. Впрочемъ, даже простые вожди какого-нибудь племени могутъ располагать какъ собственностью, такъ и личностью своихъ подданныхъ. Однако, крѣпостные слуги — одинаковой расы со своими господами и классъ этихъ слугъ восполняется самъ собою, а не военноплѣнными, какъ это наблюдается въ другихъ случаяхъ. Вообще татарскіе и монгольскіе народы щадятъ своихъ плѣнныхъ лишь въ томъ случаѣ, если намѣрены извлечь изъ нихъ какую-нибудь выгоду, продать ихъ или получить выкупъ. Чаще всего они убиваютъ ихъ тутъ же на мѣстѣ, какъ это дѣлалъ Чингисханъ, вѣроятно, руководствовавшійся въ этомъ случаѣ только обычаями и привычками своей расы. Монгольскій завоеватель истреблялъ обыкновенно все населеніе завоеванныхъ имъ городовъ и дѣлалъ исключеніе только для рабочихъ, занимающихся художественными ремеслами, которыхъ онъ дарилъ своимъ рабочимъ и ихъ женамъ. Современные монголы до сихъ поръ такъ поступаютъ и убиваютъ своихъ плѣнныхъ безъ различія пола и возраста. Только мысль о собственной выгодѣ можетъ удержать руку побѣдителя. Вотъ почему киргизы щадили своихъ плѣнныхъ; они могли продавать ихъ въ Хиву и Бухару. Туркмены въ особенности занимались этимъ прибыльнымъ дѣломъ и безпрестанно устраивали набѣги, преимущественно на персіянъ, ненависть къ которымъ имѣла отчасти религіозную подкладку. Туркмены сунниты, а персы — презрѣнные шіиты. Что же касается того, можно ли продавать магометанина, то, по словамъ туркменъ, тутъ нѣтъ ничего предосудительнаго, такъ какъ даже священная книга Коранъ и та продается и даже одинъ изъ патріарховъ, Іосифъ, былъ проданъ. Успокоивъ свою совѣсть такими доводами, туркмены устраивали настоящую охоту за людьми, на морѣ и на сушѣ. Ихъ вооруженныя суда на Каспійскомъ морѣ обыскивали берега и ловили людей; но территоріальные набѣги были болѣе часты и болѣе прибыльны. Такъ какъ у туркменъ господствовала въ нѣкоторомъ родѣ анархія, то такіе набѣги устраивались обыкновенно отдѣльными лицами, въ свою пользу, а не ради выгоды какого-нибудь князька, какъ это дѣлается въ центральной Африкѣ. Несчастные обитатели пограничныхъ персидскихъ деревень жили въ постоянномъ страхѣ, опасаясь за свою собственность и за самихъ себя. Другія туркменскія шайки занимались преимущественно грабежомъ каравановъ, и персы, на которыхъ было произведено нападеніе, рѣдко защищались и даже сами связывали себя по приказанію туркменъ, чтобы избѣжать смерти. Плѣнниковъ или привязывали къ хвосту лошади, или гнали ихъ точно стадо передъ собой. Для большей безопасности ихъ заковывали такъ, что каждый шагъ причинялъ имъ страданіе. Никто не обращалъ вниманія на ихъ слабость, на ихъ раны и ихъ заставляли идти цѣлыми днями. Кто не могъ слѣдовать, того убивали. На ночь ихъ приковывали посредствомъ желѣзнаго ошейника и цѣпи къ короткому столбу. Стариковъ часто тутъ же на мѣстѣ приносили въ жертву и эти избіенія совершались съ религіозною цѣлью. Такъ какъ несчастные были въ глазахъ туркменъ еретиками, то они и составляли очистительную жертву, приносимую Аллаху.
Вернувшись въ свой лагерь, грабители раздѣляли между собою все награбленное добро, движимую собственность, животныхъ и рабовъ и тщательно заботились о правильномъ дѣлежѣ. Плѣнные персіане служили для туркменъ изряднымъ источникомъ дохода и они рѣдко оставляли ихъ у себя, за исключеніемъ развѣ женщинъ, которыхъ они брали въ жены или дѣлали изъ нихъ наложницъ. Плѣнныхъ мужчинъ отдавали ихъ родственникамъ за уплату въ среднемъ около 50 червонцевъ. Во многихъ случаяхъ родственники плѣнныхъ торопились ихъ выкупать и сами отправлялись за ними къ туркменамъ. Много плѣнныхъ отправлялось форсированнымъ маршемъ въ Хиву и Бухару, на невольничьи рынки. Въ этихъ городахъ рабство было уже вполнѣ организовано и рабы должны были исполнять всѣ самыя тяжелыя работы. До завоеванія Россіей туркменскихъ степей, добычею туркменъ бывали порою русскіе матросы и русскіе рыбаки, попадавшіе въ руки пиратовъ Каспійскаго моря. Эти несчастные иногда въ теченіе нѣсколькихъ долгихъ лѣтъ собирали нужную для выкупа сумму, терпя лишенія и продавая потихоньку часть выдаваемой ими на руки провизіи и порою даже прибѣгая къ мелкому воровству для этой же цѣли.
Хива и Бухара, впрочемъ, только на половину татарскія государства и въ нихъ преобладаютъ арабскіе нравы. Страсть къ невольничьимъ набѣгамъ отчасти объясняется у туркменъ мусульманскою религіей, поощряющей рабство невѣрныхъ и смотрящей на нихъ, какъ на законную добычу правовѣрныхъ. Въ общемъ татары и монголы отличаются грабительскими наклонностями и страстью къ наживѣ, но въ своихъ обществахъ, по большей части, они замѣнили рабство крѣпостнымъ состояніемъ. Быть можетъ, такой результатъ слѣдуетъ приписать вліянію ламайскаго буддизма, очень распространеннаго между этими народами.
Въ Тибетѣ мы находимъ два большихъ класса, одинъ занимается исключительно свѣтскими, мірскими дѣлами, другой — исключительно небесными; но гуманитарный духъ этого послѣдняго класса нравственно властвуетъ надъ первымъ. «Я не хочу ни преслѣдовать, ни притѣснять, — говорилъ Дебраджа, свѣтскій великій лама. — Согласно принципамъ нашей религіи, мы должны скорѣе лишать себя пищи и сна, нежели вредить кому бы то ни было». Такова теорія, во практика, конечно, можетъ быть другая. Очень трудно, разумѣется, воплощенному богу не быть деспотомъ, и вотъ какимъ образомъ вышеуказанное лицо формулировало свое всемогущество: «у насъ есть только одинъ непреложный законъ, заключающійся въ томъ, что ни одинъ изъ моихъ подданныхъ, на котораго я возложилъ какую-либо обязанность, не можетъ, пока живъ, отказаться отъ ея исполненія и не смѣетъ показаться мнѣ на глаза, не выполнивъ всѣхъ моихъ приказаній, если только я самъ не разрѣшу ему явиться». Это, безъ сомнѣнія, самая чистая доктрина абсолютной монархіи, какъ ее и должно понимать въ странѣ, гдѣ въ лицѣ одного и того же человѣка соединяются свѣтская и духовная власть и гдѣ это лицо является не только царемъ, но и воплощеніемъ верховнаго существа высшаго духа, управляющаго вселенной. При такой системѣ правящіе классы могутъ обходиться безъ рабовъ, такъ какъ по отношенію къ нимъ все населеніе находится въ положеніи рабовъ. Правительство является главнымъ собственникомъ и всѣ остальные владѣютъ отдѣльною собственностью только потому, что оно допускаетъ это, и оно по своему произволу налагаетъ тяжелыя работы и прибѣгаетъ къ реквизиціямъ.
Въ домашней жизни тибетцы и бутанцы сохранили еще старинныя привычки татаръ и главную часть тяжелыхъ работъ возлагаютъ на женщинъ. Климатъ Тибета довольно суровъ и въ горахъ разводятъ лишь небольшое число полезныхъ растеній, почти исключительно пшеницу, ячмень и горохъ; за исключеніемъ работъ во время жатвы, въ которыхъ удостоиваютъ принимать участіе и мужчины, всѣ остальныя сельскохозяйственныя работы исполняются однѣми женщинами. Домашнія работы, конечно, также выпадаютъ на долю женщинъ; въ особенности же трудна обязанность носить воду, такъ какъ всѣ тибетскія деревни выстроены на склонахъ горъ, и за водой надо ходить въ глубокія долины. Женщины и дѣвушки носятъ воду въ длинныхъ и толстыхъ стволахъ бамбука, которые онѣ нагружаютъ себѣ за плечи; наиболѣе сильныя и мужественныя несутъ иногда сразу два такихъ ствола, но работа эта весьма тяжела.
Несмотря на свое гуманитарное направленіе и принципы, проповѣдующіе состраданіе, ламайскій буддизмъ не уничтожилъ эксплуатацію низшихъ классовъ привилегированнымъ меньшинствомъ и эксплуатацію женщинъ мужчинами. Общее крѣпостное состояніе замѣнило рабство и сдѣлало его ненужнымъ. Давленіе, тяготѣющее сверху, тѣмъ болѣе трудно свергнуть, что господа, эксплуатирующіе низшіе классы, приписываютъ себѣ сверхъестественныя права. Великій лама почти богъ, а высшее духовенство, окружающее его, стоитъ выше обыкновенной знати, и деспотизмъ тибетской теократіи давитъ гораздо болѣе тяжело, чѣмъ административный деспотизмъ Китайской имперіи, гдѣ ученые мандарины достигаютъ власти посредствомъ обыкновенныхъ свѣтскихъ экзаменовъ и конкурса.
Въ Китаѣ вообще рабство настолько не бросается въ глаза, оно настолько ограничено и носитъ такой семейный характеръ, что зачастую мало освѣдомленныя лица, даже побывавшія въ Китаѣ, утверждаютъ, что рабство тамъ неизвѣстно. На самомъ же дѣлѣ оно только мало развито и не даетъ повода къ слишкомъ вопіющимъ злоупотребленіямъ. Взглядъ, брошенный на оффиціальный списокъ плательщиковъ податей, достаточенъ, чтобы удостовѣриться въ существованіи порабощеннаго класса, такъ какъ всѣ люди, подлежащіе налогамъ, раздѣляются на двѣ категоріи: за «почтенныхъ» (honorables) и «презрѣнныхъ» (viles), въ разрядъ которыхъ зачисляются всѣ наемные слуги, куртизанки, актеры, актрисы и рабы.
Въ самомъ дѣлѣ, въ Китаѣ не найдется ни одной богатой семьи, которая не владѣла бы, по крайней мѣрѣ, двадцатью рабами. Это составляетъ своего рода роскошь, льститъ тщеславію, такъ какъ въ сущности въ этомъ нѣтъ необходимости, потому что въ Китаѣ нѣтъ недостатка въ свободныхъ ремесленникахъ. Одинъ изъ императорскихъ указовъ даже обязываетъ чиновниковъ имѣть рабовъ, вѣроятно, для усиленія ихъ престижа. Но въ древности рабство въ Китаѣ было гораздо болѣе развито. Въ XII вѣкѣ въ Китаѣ существовали общественные рабы; это было военноплѣнные и люди, приговоренные къ рабству за извѣстные преступленія и проступки.
Въ настоящее время усиленная обработка земли въ Китаѣ составляетъ дѣло рукъ свободныхъ сельскихъ хозяевъ, но такъ было не всегда. Мелкая собственность также воздѣлывалась прежде рабами и согласно одному древнему указу (420 до P. X.) каждая семья, владѣющая землей, должна была имѣть восемь рабовъ обоего пола; мужчины воздѣлывали землю, а женщины должны были исполнять домашнія работы. Неженатому собственнику земли достаточно было четырехъ рабовъ. Въ нѣкоторыхъ областяхъ, арендованныхъ государствомъ, и гдѣ не хватало быковъ для полевыхъ работъ, вьючный скотъ замѣняли рабами, которыхъ, вѣроятно, впрягали въ плугъ, куда еще теперь впрягаютъ женщинъ. Слѣдуетъ прибавить, впрочемъ, что плугъ китайскій очень легокъ и что работа совершается на затопленныхъ рисовыхъ поляхъ. Въ наше время уже только одни богатые китайцы имѣютъ рабовъ и считаютъ своимъ долгомъ, выдавая своихъ дочерей замужъ, давать имъ въ приданое нѣсколько семействъ рабовъ.
Китайское рабство наслѣдственное и только во второмъ поколѣній рабъ можетъ выкупить себя, если ему удавалось собрать для этого нужную сумму денегъ. Первобытное рабство имѣло очень суровый характеръ. Въ древнемъ Китаѣ владѣлецъ имѣлъ орано жизни и смерти надъ своимъ рабомъ и даже могъ заставить рабыню ради своей выгоды сдѣлаться проституткой. Къ этимъ правамъ слѣдуетъ прибавить еще право превращать своихъ рабовъ въ евнуховъ. Въ настоящее время это послѣднее право осталось только у императора и императорскихъ принцевъ, вѣроятно, потому, что только они одни обладаютъ многочисленными гаремами. Современные китайскіе законы даже присуждаютъ къ вѣчному изгнанной къ ста палочнымъ ударамъ всякое частное лицо, воспитавшее молодыхъ евнуховъ для своей личной службы.
Феодальное рабство встрѣчается въ настоящее время только въ Кореѣ. Тамъ существуетъ военная аристократія, въ рукахъ которой находится политическая власть; она владѣетъ наслѣдственными рабами, съ которыми должна бы обращаться по отечески, но которыхъ она можетъ быть сколько ей вздумается. Благороднымъ корейцамъ запрещено подъ страхомъ изгнанія убивать своихъ рабовъ. Если кто-либо ударилъ раба съ намѣреніемъ убить его, то вина считается болѣе тяжелой, такъ какъ это будетъ уже не простое убійство, а преднамѣренное. Рабъ, случайно убившій своего господина, приговаривается къ смерти черезъ удавленіе, и это же самое наказаніе присуждается въ томъ случаѣ, если рабъ ударилъ родителей своего господина. Въ китайскомъ законодательствѣ существуетъ много статей, налагающихъ разныя наказанія на рабовъ, и между прочимъ зато, если они, — справедливо или нѣтъ, — осмѣлятся обвинять въ чемъ-нибудь своего господина или его родственниковъ. Такая вопіющая несправедливость китайскихъ законовъ по отношенію къ рабамъ не мѣшаетъ однако китайскимъ оффиціальнымъ моралистамъ громко провозглашать врожденное равенство господина и раба. Напримѣръ, въ одномъ изъ эдиктовъ говорится: «Хотя люди рождаются въ различныхъ условіяхъ, одни рождаются благородными, другіе простолюдинами, но у всѣхъ природа одинаковая». Въ другомъ эдиктѣ сказано: «Что жъ? Развѣ этотъ рабъ не сынъ человѣка, а слѣдовательно, самъ человѣкъ… Бѣдность вынудила его родныхъ продать его тѣло». Въ дѣйствительности, несмотря на прекрасныя правила, продажа дѣтей ихъ родителями является одною изъ главныхъ причинъ рабства. Въ Небесной имперіи права отца семейства до сихъ поръ еще почти таковы, какъ были въ античномъ мірѣ, и законъ съ точки зрѣнія злоупотребленія отеческой властью ставитъ на одну доску сына, внука и раба. Въ Китаѣ, какъ и въ первобытномъ Римѣ, отецъ семейства имѣетъ право не принимать своего новорожденнаго ребенка, и въ такихъ случаяхъ ребенокъ можетъ быть убитъ или покинутъ, что обыкновенно равносильно смерти. Уже Марко Поло упоминаетъ объ этомъ обычаѣ, удержавшемся до нашего времени. «Король приказывалъ подбирать всѣхъ найденышей, число которыхъ иногда въ одинъ годъ достигало 20.000, и содержалъ ихъ на свой счетъ. Въ этой странѣ бѣдныя женщины сообща бросаютъ своихъ дѣтей, надѣясь, что кто-нибудь подберетъ ихъ и будетъ кормить. Король между тѣмъ раздаетъ этихъ найденышей богатымъ, чтобы они о нихъ заботились, и въ особенности такимъ, у которыхъ нѣтъ дѣтей, приказывая имъ усыновлять ихъ. Что касается тѣхъ, которые живутъ на его счетъ, то онъ ихъ впослѣдствіи женить и даетъ имъ средства къ жизни».
Если можно бросить новорожденнаго, то тѣмъ болѣе можно продать его, и потому продажа дѣтей представляетъ самое обычное явленіе въ Китаѣ, что подтверждаютъ миссіонеры заодно со всѣми путешественниками. Но, по всей вѣроятности, продавали не однихъ только новорожденныхъ, такъ какъ китайскіе законы, — формально разрѣшающіе продажу дѣтей, требуютъ въ то же время, чтобы эта продажа совершалась съ ихъ согласія. Заручившись этимъ согласіемъ, мужчина можетъ продать не только своихъ дѣтей, но и своихъ младшихъ братьевъ, сестеръ, племянниковъ и племянницъ, свою вторую жену, своего внука и двоюроднаго брата. Законъ ставитъ только одно ограниченіе: тотъ, кто купилъ ребенка, не имѣетъ права перепродавать его, но тутъ на помощь является экспортная торговля, и много молодыхъ дѣвушекъ покупаются подставными лицами и отправляются на Филиппинскіе острова къ креоламъ, которые обращаютъ ихъ въ служанокъ. Цѣны на этотъ живой товаръ подчиняются закону предложенія и спроса, такъ что во время войны и голода семьи, обремененныя большимъ количествомъ дѣтей, продаютъ ихъ часто просто за горсть риса. Впрочемъ, и бракъ въ Китаѣ представляетъ ничто иное, какъ покупку дѣвушки у ея родителей, и тѣ изъ нихъ, которыя имѣютъ красивыхъ дочерей, воспитанныхъ согласно китайской модѣ, извлекаютъ изъ этого большія выгоды. Молодая дѣдушка продается тому, кто больше дастъ, и ея мнѣнія даже не спрашиваютъ. Вообще, въ Китаѣ женщина ничто иное, какъ раба. Одинъ древній китайскій авторъ говоритъ: «Новобрачная должна быть въ домѣ тѣнью и эхомъ». Въ народныхъ классахъ женщины, конечно, завалены работой. Участь ихъ такъ тяжела, что самоубійство женщинъ представляетъ довольно обычное явленіе въ Китаѣ. «Мой старшій братъ, — сказалъ одинъ китаецъ мужу, который во время супружеской ссоры разбилъ чугунный горшокъ, — ты поступилъ очень глупо. Вмѣсто того, чтобы разбить горшокъ, ты бы лучше разбилъ голову своей женѣ; по крайней мѣрѣ, такимъ образомъ ты могъ бы быть увѣренъ, что въ твоемъ домѣ водворится миръ» — «Я уже думалъ объ этомъ, — отвѣчалъ мужъ, — но это была бы еще большая глупость, за двѣсти сатсковъ мнѣ починятъ мой чугунный горшокъ, но чтобы пріобрѣсти какую-нибудь женщину, я долженъ заплатить гораздо дороже».
Къ разнымъ законнымъ способамъ, посредствомъ которыхъ пополняется классъ рабовъ, надо еще прибавить разные незаконные способы, напр., похищеніе и продажа свободныхъ людей, захваченныхъ измѣнническимъ образомъ. Законы караютъ эти поступки, и обиліе всевозможныхъ наказаній, которыми переполнено китайское законодательство, указываетъ, что подобные поступки составляютъ весьма обычное явленіе. Мы имѣемъ мало свѣдѣній относительна того, въ какомъ положеніи находились рабы въ Китаѣ въ очень отдаленную эпоху, но обычай сжигать на могилѣ знатныхъ бумажныя модели, изображающія пажей и придворныхъ дамъ, заставляетъ предполагать, что въ Китаѣ въ древнія времена приносили въ жертву слугъ и рабовъ душамъ умершихъ знатныхъ людей, какъ это и до сихъ поръ еще практикуется у татарскихъ народовъ.
Ремесленныя и полевыя работы производятся въ Китаѣ свободными людьми, но, вѣроятно, въ прошломъ низшіе классы были гораздо болѣе порабощены, чѣмъ теперь, слѣды чего можно найти въ китайскомъ законодательствѣ. Вслѣдствіе того, что въ Китаѣ еще очень силенъ духъ общины и очень развита склонность къ ассоціаціямъ, тамъ существуетъ множество ремесленныхъ корпорацій и цеховъ всякаго рода. Всѣ ремесла и профессіи организуются одинаковымъ образомъ и общественное мнѣніе не дѣлаетъ никакой разницы между тѣмъ, кто живетъ своимъ трудомъ, такъ что рабочій уважается не менѣе врача или какого-нибудь художника и заработная плата его бываетъ не меньше. Такъ какъ большихъ фабрикъ почти не существуетъ въ Китаѣ и орудія производства еще очень просты, то каждый рабочій обладаетъ всѣмъ, что ему нужно. Вообще, положеніе ремесленника въ Китаѣ было бы не слишкомъ дурно, еслибъ различныя причины не ухудшали его: тиранія корпорацій, добивающихся монополіи, голодовки, смуты и ожесточенная конкурренція, являющаяся результатомъ избытка населенія. Поэтому стачки составляютъ частое явленіе въ Китаѣ, и участники стачекъ обнаруживаютъ всегда удивительную энергію и героическое упорство и предпочитаютъ смерть уступкамъ.
Земледѣліе въ Китаѣ пользуется не только уваженіемъ, но прославляется всѣми способами. Ежегодно самъ императоръ въ столицѣ и губернаторы въ провинціяхъ справляютъ праздникъ земледѣлія, берясь за плугъ. Такой обычай принесъ свои плоды и почва Китая обрабатывается съ величайшею любовью и искусствомъ. Законъ поддерживаетъ и поощряетъ земледѣліе; онъ караетъ всякаго, кто оставляетъ свое поле необработаннымъ и пріобщаетъ къ воровству намѣренную потерю земледѣльческихъ орудій и порчу земледѣльческихъ продуктовъ.
Всѣ промышленные и земледѣльческіе классы по праву свободны, но на самомъ дѣлѣ, какъ и въ Тибетѣ и въ Индокитаѣ, обязаны исполнять разныя общественныя работы. Во время переѣзда одного посланника изъ Пекина въ Кантонъ по каналамъ, палками сгоняли прибрежныхъ крестьянъ, чтобы они тащили барку, за которой ѣхалъ посланникъ.
Вся эта организація въ Китаѣ составляетъ полную противоположность индивидуализму, но вполнѣ отвѣчаетъ политической доктринѣ, поставленной въ основу соціальнаго зданія, согласно которой императоръ является въ одно и то же время отцомъ и матерью имперіи. Въ XI вѣкѣ императоръ, соблазненный теоріями одного соціалиста Вангъ-нганъ-че, попробовалъ было ввести государственный соціализмъ, разумѣется, монархическій, въ своей имперіи. Онъ объявилъ землю собственностью государства и ежегодно раздавалъ всѣмъ семействамъ нужное количество зерна для посѣва. Это возбудило однако много возраженій и много злоупотребленій и въ концѣ концовъ реформа провалилась, т. е. государство отказалось отъ этой системы, главнымъ образомъ, впрочемъ, вслѣдствіе ожесточеннаго сопротивленія класса ученыхъ" Впрочемъ, оппозиція ученыхъ была вызвана не столько аграрною реформой, сколько намѣреніемъ императора измѣнить традиціонную форму экзаменовъ и комментаріи къ книгамъ, которыя считаются священными.
Въ Японіи императору удалось ввести много коренныхъ реформъ, не вызвавъ слишкомъ сильнаго сопротивленія, но политическая организація Японіи, по сравненію съ Китаемъ, болѣе недавняго происхожденія и, кромѣ того, японскій народъ, съ точка зрѣнія расы, не столь однороденъ, какъ китайскій. Японія заимствовала у Китая его цивилизацію, сохранивъ до послѣднихъ лѣтъ феодальный режимъ, отмѣненный въ Китаѣ съ учрежденіемъ мандарината. Въ японской исторіи ничего не говорится о рабствѣ, такъ какъ оно было, по всей вѣроятности, весьма ограничено" существовало лишь въ домахъ знатныхъ господъ. Въ одномъ повѣствованіи, относящемся къ началу прошлаго столѣтія, разсказывается о слугахъ, которые бросаются въ яму при закладкѣ зданія, строящагося ихъ господиномъ, и на нихъ воздвигается фундаментъ. Другіе же распарываютъ себѣ животъ, когда умираетъ ихъ господинъ. По всей вѣроятности, это были домашніе рабы. Извѣстно также, что въ древней Японіи закапывали живыми рабовъ въ могилу вмѣстѣ съ ихъ умершимъ господиномъ. Въ началѣ нашей эры императоръ Икуме-ири-бика, услышавъ однажды стоны этихъ несчастныхъ, рѣшилъ отмѣнить этотъ ужасный обычай. Чиновникъ, подавшій ему счастливую мысль замѣнять живыхъ жертвъ фарфоровыми куколками, былъ вознагражденъ за свою находчивость довольно курьезнымъ способомъ: онъ получилъ мѣсто директора погребальныхъ процессій.
Всѣ эти факты указываютъ, что въ Японіи рабство существовало и развивалось такъ же, какъ и вездѣ. Очевидно, право родителей, существующее и по сіе время, отдавать въ наемъ своихъ дочерей для проституціи, за извѣстное годовое вознагражденіе въ 100 или 200 фр., проистекаетъ также изъ первоначальнаго права продавать ихъ. Дѣти были собственностью родителей, и если случалось, что какая-нибудь молодая дѣвушка дѣлалась проституткой безъ разрѣшенія своихъ родителей, такъ сказать, за свой собственный счетъ, то ее наказывали плетью, въ отместку за то, что она лишила своихъ родителей дохода. Однако, въ Японіи уже не существовало класса рабовъ въ собственномъ смыслѣ этого слова и населеніе давно уже раздѣлялось на пять кастъ: 1) принцы; 2) благородные, но не титулованные (самураи); 3) ремесленники; 4) купцы и 5) ремесленники, занимающіеся такими профессіями, которыя считаются нечистыми, куда причислялись, между прочимъ, и мясники. На еще болѣе низкой ступени находились такія презрѣнныя существа, какъ палачи, сводни, затѣмъ, нищіе, прокаженные, калѣки и, наконецъ, «Christaus» или потомки древнихъ христіанъ. Эти несчастные должны были ютиться въ особыхъ кварталахъ, родъ «гетто», я законъ ихъ игнорировалъ. На нихъ-то благородные японцы въ прежнія времена пробовали остріе своихъ сабель ради забавы.
Въ современную эпоху въ Японіи рабство замѣнено было крѣпостнымъ состояніемъ. На островахъ Ліу-Чу оно существовало во всей своей первобытной суровости. Тамъ земля составляла собственность короля и онъ раздавалъ ея продукты своимъ «самураямъ». Несчастные крѣпостные, обрабатывавшіе землю, доведены были до крайней нищеты и, несмотря на обильные урожаи, постоянно жили впроголодь.
Собственно въ Японіи нравы были нѣсколько болѣе гуманны. Несмотря на порабощенность японскаго крѣпостного крестьянина, оброкъ, который онъ долженъ былъ выплачивать, былъ установленъ опредѣленнымъ образомъ и не могъ измѣняться по произволу, а центральная власть строго карала всякія злоупотребленія и вымогательства знатныхъ. Въ настоящее время феодализмъ въ Японіи уже уничтоженъ, частью добровольно, частью же силой, и микадо соединяетъ въ своемъ лицѣ духовную и свѣтскую власть.
Японская промышленность до послѣдняго времени имѣла семейный характеръ; не было ни машинъ, ни большихъ фабрикъ, работа совершалась обыкновенно вокругъ домашняго очага и, конечно, женщины имѣли въ ней свою долю.
Мы видимъ, слѣдовательно, что у желтыхъ расъ, какъ и у черныхъ, наибольшая тяжесть соціально-необходимой работы, нужной для поддержанія болѣе или менѣе организованныхъ обществъ, ложилась на слабыхъ и безправныхъ, на женщинъ и рабовъ. У тѣхъ и у другихъ расъ рабство развивалось одинаково", повсюду его первоначальнымъ источникомъ была война и оно появлялось тотчасъ же, какъ только побѣдители нашли болѣе выгоднымъ для себя эксплуатировать побѣжденныхъ и продавать ихъ, вмѣсто того, чтобы убивать или съѣдать. Затѣмъ, мало-по-малу, по мѣрѣ того, какъ усложнялась соціальная организація, образовывался настоящій классъ рабовъ, пополняемый изъ разныхъ источниковъ. Всѣ эти крупные факты соціальной эволюціи пріобрѣтаютъ все болѣе и болѣе общій характеръ, по мѣрѣ того, какъ мы подвигаемся далѣе въ своемъ изслѣдованіи. У желтыхъ расъ мы могли прослѣдить эволюцію рабства гораздо далѣе, чѣмъ у негритянских.ъ расъ. Желтая раса вообще болѣе развита; она раньше цивилизовалась и образовала болѣе сложныя общества, нежели негритянскія, и въ этихъ обществахъ рабство измѣнило свою форму. Вообще, за исключеніемъ монголоидовъ, находящихся на очень низкой ступени развитія, и наименѣе цивилизованныхъ полинезійцевъ, напримѣръ, новозеландцевъ, можно сказать, что монгольскіе народы, лишь только они нѣсколько цивилизовались, тотчасъ же обнаруживаютъ склонность къ облегченію суровости первоначальнаго рабства, и оно превращается въ большей или меньшей степени въ крѣпостное состояніе. Мало-по-малу, законъ начинаетъ оказывать нѣкоторое покровительство рабамъ, ихъ положеніе становится менѣе ужаснымъ и не столь безправнымъ, какъ прежде.
Таково измѣненіе первоначальной формы рабства въ Центральной Америкѣ, въ Индо-Китаѣ, у монголовъ, у номадовъ татаръ, на Малайскомъ архипелагѣ, въ Китаѣ и во всѣхъ странахъ китайской цивилизаціи. Но въ этихъ послѣднихъ государствахъ, сравнительно очень цивилизованныхъ, эволюція рабства сдѣлала большой шагъ впередъ и народилась заработная плата, явившаяся естественнымъ послѣдствіемъ рабства и крѣпостного состоянія. Сначала господинъ, сохраняя всѣ свои права надъ рабомъ, нашелъ выгоднымъ для себя дать ему нѣкоторую свободу, т.-е. рабъ получилъ право работать и продавать себя подъ однимъ только условіемъ удѣлить часть барыша своему господину. Но многіе изъ такихъ рабовъ въ концѣ-концовъ сами выкупились на свободу или же были освобождены. Свободные, но лишенные средствъ къ жизни, они должны были поступать на службу къ тѣмъ, кто соглашался платить имъ за работу, однимъ словомъ, они сдѣлались ремесленниками. Изъ класса крѣпостныхъ вышли и другіе рабочіе, такъ какъ крѣпостной въ принципѣ былъ свободенъ и могъ располагать своимъ временемъ, подъ условіемъ лишь своевременной уплаты оброка. Мало-по-малу число этихъ ремесленниковъ, свободныхъ въ принципѣ, но вынужденныхъ ради того, чтобы жить, ежедневно отказываться отъ значительной доли своей свободы, очень возрасло, и въ странахъ болѣе цивилизованныхъ, какъ Китай и Японія, эти ремесленники составили цѣлый общественный классъ, образующій корпораціи, изъ котораго въ концѣ-концовъ выдѣлился новый классъ — классъ купцовъ, какъ только продукты производства пріобрѣли мѣновую цѣнность. Не смотря на то, что эта эволюція повела впослѣдствіи къ вопіющимъ злоупотребленіямъ, все-таки нельзя отрицать, что въ самомъ началѣ она носила несомнѣнно прогрессивный характеръ.
Глава X.
Бѣлыя расы.
[править]Расы первобытнаго Египта. — Происхожденіе египетской цивилизаціи. — Первобытные берберы. — Рабство у берберовъ. — Рабство у туареговъ. — Туарегская аристократія. — Положеніе свободныхъ женщинъ у туареговъ. — Независимые нравы. — Рабство у кабиловъ. — Рабство въ древнемъ Египтѣ. — Наслѣдственные нравы. — Постройка пирамидъ. — Абсолютная власть фараоновъ. — Трудъ женщинъ въ Египтѣ. — Рабство въ Эѳіопіи. — Древніе эѳіопы. — Работа женщинъ въ Абиссиніи. — Феодальный режимъ. — Слуги. — Причины рабства. — Торговля рабами. — Положеніе рабовъ. — Рабство въ Мадагаскарѣ. — Происхожденіе гавасовъ. — Причины рабства. — Смягченныя условія рабства. — Положеніе и трудъ женщинъ. — Земледѣльческій трудъ. — Эволюція рабства въ Египтѣ и сосѣднихъ странахъ. — Рабство, крѣпостничество и заработная плата.
Прежде чѣмъ говорить о первой великой цивилизаціи, появившейся на земномъ шарѣ, — объ египетской, мы должны сказать насколько словъ о расахъ, создавшихъ Египетъ. Обыкновенно принято думать, основываясь на нѣкоторыхъ лингвистическихъ аналогіяхъ, найденныхъ однако съ трудомъ, что египетская цивилизація имѣетъ азіатское и даже семитическое происхожденіе. Между тѣмъ, основаніе Египта далеко предшествуетъ основанію древнихъ семитическихъ государствъ, и семиты, гиксы-пастухи, завладѣли царствомъ фараоновъ довольно поздно, когда оно уже насчитывало нѣсколько тысячъ лѣтъ существованія. Основатели Египта не были семитической расы, они не были и эѳіопской расы, такъ какъ египетская цивилизація двигалась вверхъ по долинѣ Нила, а не спускалась по ней, и потому ихъ надо при числить къ великой берберской расѣ, прототипами которой служитъ кроманьонскій человѣкъ и гуанши Канарскихъ острововъ. Эта раса до начала всякой исторіи, даже до начала исторіи Египта, населяла сѣверную Африку, южную и западную Европу и острова Средиземнаго моря, раса первобытныхъ берберовъ, безъ сомнѣнія, бѣлая и долихоцефалическаго типа, являющаяся посредствующимъ звеномъ между семитами и арійцами, которая встрѣтилась въ долинѣ Нила сначала съ чернокожими эѳіопами съ курчавыми волосами, а затѣмъ уже, гораздо позднѣе, съ семитическими завоевателями. Вслѣдствіе ея смѣшенія съ тѣми и другими произошли копты и феллахи, но руководящіе классы Египта, лучше охранявшіе себя отъ неравныхъ браковъ, оставались всегда болѣе бѣлыми, чѣмъ другіе, и на египетскихъ саркофагахъ представители этихъ классовъ всегда изображены съ чертами лица и цвѣтомъ кожи кавказской расы, между тѣмъ какъ рабочіе и ремесленники тамъ же представлены съ выдающимися скулами, болѣе или менѣе сплющеннымъ носомъ и курчавыми волосами.
Берберы Канарскихъ острововъ, гуанши, извѣстны намъ съ соціологической точки зрѣнія только изъ разсказовъ древнихъ путешественниковъ, португальцевъ, испанцевъ, нормандцевъ, открывшихъ и завоевавшихъ ихъ. Мы узнаемъ изъ этихъ разсказовъ, что туземцы Канарскихъ острововъ находились еще въ вѣкѣ полированнаго камня, обитали въ пещерахъ, естественныхъ или искусственныхъ, и въ хижинахъ, какъ можно болѣе похожихъ на пещеры. Главныя средства къ существованію доставляли имъ стада козъ, но, кромѣ того, они воздѣлывали и хлѣбные злаки, и женщины ихъ размалывали зерно въ маленькихъ ручныхъ мельницахъ, до сихъ поръ еще находящихся въ употребленіи у кабиловъ. Когда они находили это нужнымъ, то наряжались въ платья и плащи изъ козловыхъ кожъ, тонкихъ, гибкихъ, хорошо выдѣланныхъ и выкрашенныхъ въ шафрано-фіолетовый и красный цвѣтъ; для шитья они употребляли нитки изъ кишекъ. У нихъ существовали касты жрецовъ, жрицъ и бальзамировщиковъ. Наиболѣе распространенная политическая форма у нихъ была монархическая. Они поклонялись своимъ князькамъ, точно божествамъ, и тѣ, между прочимъ, пользовались привилегіей, извѣстной подъ названіемъ «jus primae noctis». При воцареніи новаго князя всегда среди гуаншей находились охотники, которые добровольно жертвовали своею жизнью, бросаясь въ пропасти, чтобы умилостивить духовъ зла. Когда одинъ изъ этихъ маленькихъ властителей проходилъ по своимъ владѣніямъ, то впереди него шелъ офицеръ и несъ въ рукахъ жезлъ — эмблему его власти; завидѣвъ издали эту эмблему, народъ падалъ ницъ, лицомъ на землю. Князьки владѣли землей и отдавали ее въ пользованіе своимъ подданнымъ, смотря по ихъ положенію. При такой соціальной организаціи рабство не было необходимостью. Масса крѣпостныхъ послушно обрабатывала землю и такъ какъ главное богатства состояло въ стадахъ, то весьма вѣроятно, что какъ самъ господинъ, такъ и его прихлебатели захватывали въ свою пользу главную часть доходовъ, получаемыхъ отсюда.
Туареги Сахары, потомки древнихъ ливійцевъ и родичи гуаншей, мамъ извѣстны лучше этихъ послѣднихъ. Мы знаемъ, что у нихъ преобладаетъ аристократическій режимъ и что высшій классъ живетъ насчетъ работы крѣпостныхъ, арендаторовъ и рабовъ. Рабы туареговъ, преимущественно негры, предназначаются главнымъ образомъ для домашнихъ работъ, но съ ними обращаются довольно милостиво. Однако Бартъ, во время своего путешествія по южнымъ склонамъ Сахары, видѣлъ однажды, какъ трое чернокожихъ рабовъ, запряженныхъ въ плугъ, ихъ господинъ туарегъ погонялъ ударами кнута, точь-въ-точь какъ животныхъ. Впрочемъ, рабство все-таки имѣетъ лишь второстепенное значеніе у туареговъ. Племена туареговъ раздѣляются на двѣ категоріи: на благородныя племена и подвластныя или крѣпостныя. Только благородные туареги имѣютъ политическія права, другіе же должны трудиться для руководящихъ классовъ и нужно не менѣе четырехъ крѣпостныхъ, чтобы прокормить одного туарегскаго вельможу. Жизнь этихъ послѣднихъ проходитъ въ странствованіяхъ по пустынѣ, либо съ цѣлью провожать караваны, либо съ цѣлью грабить ихъ, а крѣпостные туареги въ это время обрабатываютъ землю въ оазисахъ, воспитываютъ овецъ, козъ и верблюдовъ и ухаживаютъ за стадами вельможъ, которымъ они ежегодно должны выплачивать извѣстную дань масломъ, молокомъ и животными. Туареги вельможи являются къ своимъ крѣпостнымъ, чтобы поправить свои дѣла. Крѣпостные часто бываютъ богаче своихъ господъ и эти послѣдніе не мѣшаютъ имъ обогащаться, довольствуясь только взиманіемъ оброка, такъ какъ предпочитаютъ, конечно, пользоваться золотыми яйцами, не убивая курицы, которая ихъ несетъ.
Нѣкоторыя племена марабутовъ не имѣютъ рабовъ, такъ какъ этого не допускаютъ ихъ религіозные принципы, но рабовъ у нихъ замѣняютъ вѣрные слуги, которые служатъ имъ изъ чести, а сами въ то же время имѣютъ рабовъ, на которыхъ и возлагаютъ всѣ работы. Между благородными и крѣпостными племенами существуютъ еще смѣшанныя племена, которыя платятъ только извѣстный налогъ, составляющій, вмѣстѣ съ налогомъ, уплачиваемымъ караванами, главный доходъ благородныхъ туареговъ. Благородство происхожденія признается только съ материнской стороны. Ребенокъ, родившійся отъ матери изъ благороднаго племени и отца раба, все-таки будетъ благороднымъ, такъ какъ, по словамъ туареговъ, «утроба матери кладетъ печать на ребенка».
Чернокожіе рабы очень часто отпускаются на волю по смерти своихъ владѣльцевъ, тогда они превращаются въ крѣпостныхъ, могутъ вступать въ бракъ съ бѣлыми и уже болѣе не продаются. Положеніе крѣпостнаго у туареговъ не имѣетъ ничего общаго съ положеніемъ раба, только повинности, которые приходится нести крѣпостному, подчасъ бываютъ очень тяжелы, вслѣдствіе чего имъ зачастую приходится довольствоваться лишь небольшою частью того, что добыто ихъ собственнымъ трудомъ. Притомъ же, хотя крѣпостные туареги и не рабы, но все же они представляютъ очень подвластный классъ и должны подчиняться цѣлому ряду правилъ. Такъ, всѣ крѣпостные, какъ мужчины, такъ и женщины, обязаны носить только кожаныя одежды, не имѣютъ права носить желѣзныя копья или шпаги, такъ какъ это оружіе предназначается только для людей свободныхъ. Крѣпостнымъ туарегамъ или такимъ, которые не происходятъ отъ чистѣйшей берберской крови, дозволяется вооружаться только кинжаломъ и деревянными «доисторическими» копьями.
Однако, несмотря на такіе видимые знаки порабощенія, между благородными и крѣпостными туарегами царитъ обыкновенно полная гармонія. Первые относятся благосклонно и даже порою выказываютъ дружбу своимъ крѣпостнымъ, вторые — преданны и порою доходятъ до самоотверженія, тѣмъ не менѣе благородные туареги номады презираютъ осѣдлое населеніе, такъ какъ, по ихъ мнѣнію, только свободная кочевая жизнь, которую они ведутъ, провожая или грабя караваны, достойна благороднаго происхожденія", осѣдлость же является признакомъ вырожденія.
Во всѣхъ странахъ, гдѣ обитаетъ населеніе берберской расы, положеніе женщинъ сравнительно не тяжело. Вообще женщины туареговъ, принадлежащія къ высшимъ классамъ, пользуются большою независимостью. Въ Тимбукту, напримѣръ, онѣ открыто посѣщаютъ мужчинъ, запросто разговариваютъ съ ними и даже покуриваютъ вмѣстѣ съ ними одну и ту же трубку, которая переходитъ изъ устъ въ уста на такихъ собраніяхъ. Что касается добродѣтели, то она не очень-то развита среди туарегскихъ женщинъ, по крайней мѣрѣ въ большихъ оазисахъ, и нравы туареговъ въ этомъ отношеніи очень отличаются отъ нравовъ арабовъ, хотя и тѣ, и другіе магометане. Эта относительная свобода, которою у нихъ пользуется слабый полъ, составляетъ, повидимому, расовую черту и вполнѣ согласуется съ тѣмъ, и что намъ извѣстно о нравахъ древнихъ гуаншей на Канарскихъ островахъ. Нѣкоторые обычаи, до сихъ поръ существующіе у кабиловъ, напр. уваженіе женщины въ военное время и «право возмущенія», признаваемое за женщиной кабильскими уставами, въ случаѣ, если она подвергается извѣстнымъ оскорбленіямъ, подтверждаютъ еще разъ, что въ древнія времена женщина у этихъ племенъ пользовалась свободой, пока арабское законодательство не измѣнило или не уничтожило совсѣмъ старинные обычаи берберовъ.
Что касается рабства, то кабилы въ этомъ отношеніи вполнѣ усвоили себѣ обычаи арабовъ. Нѣкоторыя черты однако напоминаютъ отдаленныя времена, когда заимодавецъ могъ обратить въ рабство своего несостоятельнаго должника. И теперь еще случается, что кредиторъ забираетъ сына своего несостоятельнаго должника, или же кабилъ, обиженный какимъ-нибудь человѣкомъ изъ другой общины, хватаетъ перваго попавшагося, принадлежащаго къ этой общинѣ, и удерживаетъ его у себя въ отместку за обиду. И тотъ, и другой случай основываются на принципѣ коллективной отвѣтственности, могущей, при извѣстныхъ условіяхъ, послужить мотивомъ для рабства.
У независимыхъ берберовъ, какъ мы видимъ, рабство носитъ случайный характеръ и встрѣчается рѣдко. Оно замѣняется крѣпостнымъ состояніемъ у туареговъ и гуаншей, и несмотря на магометанство, встрѣчается все-таки въ маленькихъ республиканскихъ общинахъ, но во всякомъ случаѣ у всѣхъ народовъ берберской расы духъ рабства развитъ, повидимому, слабо. Точно также и въ древнемъ Египтѣ, по преимуществу берберской странѣ, рабство было довольно слабо развито. Повидимому, |"абы были только у властителей и вельможъ. Древніе писатели сообщаютъ, что земля въ Египтѣ раздѣлена была на три части и доходы съ нея поступали въ пользу фараона, жрецовъ и воиновъ. Знатные собственники земли отдавали свои владѣнія въ аренду земледѣльцамъ, впрочемъ, за довольно умѣренное вознагражденіе, какъ это говорятъ историки.
Въ странѣ фараоновъ всѣ ремесла были наслѣдственными и переходили отъ отца къ сыну. Въ этихъ античныхъ монархіяхъ всего менѣе принимали во вниманіе индивидуальную свободу. Въ Египтѣ распространено было убѣжденіе, что земледѣліе, скотоводство и т. п. много выиграютъ отъ того, если будутъ находиться въ рукахъ людей, которые къ своему личному опыту и знанію могутъ присоединить еще опытъ и знанія, перешедшія къ нимъ по наслѣдству и переходящія изъ поколѣнія въ поколѣніе. Ремесленники также были связаны наслѣдственностью и не могли переступить за предѣлы отцовской профессіи. Всякое другое занятіе, также какъ и общественныя должности, были для нихъ недоступны; они не могли предаваться честолюбивымъ мечтамъ и ничто не отвлекало ихъ отъ ручного труда.
Нѣкоторые папирусы указываютъ, повидимому, что трудъ египетскаго ремесленника далеко не былъ свободенъ. Ремесленникъ обязанъ былъ ежедневно выполнять извѣстное количество работы и за этимъ наблюдали особые чиновники, которые имѣли право даже наказывать его въ случаѣ нерадѣнія. «Ткачъ, — говорится въ одномъ изъ этихъ въ высшей степени любопытныхъ папирусовъ — гораздо несчастнѣе женщины. Его колѣни постоянно находятся на высотѣ его сердца; онъ никогда не дышитъ свѣжимъ воздухомъ. Если онъ однажды не приготовитъ установленное количество ткани, то его связываютъ, какъ болотную траву, и т. д.». Въ этой надписи нельзя не видѣть доказательства существованія промышленнаго крѣпостничества или, во всякомъ случаѣ, тяжелаго обязательнаго труда. Между тѣмъ въ Египтѣ существовали все-таки рабы, но это были, вѣроятно, домашніе рабы, услуживавшіе руководящимъ классамъ. Мы видимъ на египетскихъ фрескахъ изображенія людей, несущихъ паланкинъ, въ которомъ возсѣдаетъ какое-нибудь знатное лицо. Притомъ, изъ древнихъ и библейскихъ сказаній видно, что рабовъ въ Египтѣ можно было продавать и дарить. Такъ, напр., знаменитая греческая куртизанка Родопа была выкуплена въ Египтѣ. По словамъ Библіи, фараонъ подарилъ Аврааму слугъ обоего пола, чтобъ утѣшить его и вознаградить за потерю жены, которую онъ у него отнялъ. Писатели древности разъясняютъ намъ также причины рабства въ царствѣ фараоновъ. До Псаметиха Египетъ былъ закрытъ для иностранцевъ, а эти послѣдніе, проникнувъ туда безъ предварительнаго на то разрѣшенія, подвергались смерти или обращались въ рабство. Въ Египтѣ, въ томъ видѣ, какъ его описываетъ Діодоръ, не существовало рабства за долги, но врядъ ли такъ было всегда; во всякомъ случаѣ юридическое рабство было и тамъ. Одинъ изъ фараоновъ придумалъ, вмѣсто того, чтобъ казнить приговоренныхъ къ смерти, утилизировать ихъ и, заковавъ въ цѣпи, заставить ихъ выполнять разныя общественныя работы: строить плотины, копать рвы и т. п. Съ другой стороны, законы въ Египтѣ ограждали все-таки рабовъ отъ жестокаго обращенія господъ и законъ даже не дѣлалъ различія между убійствомъ свободнаго человѣка и раба и въ обоихъ случаяхъ наказывалъ смертью.
Однако, общественныя работы выполнялись не одними только юридическими рабами. Послѣ завоевательныхъ войнъ цѣлыя толпы плѣнныхъ должны были трудиться въ Египтѣ надъ постройкою гигантскихъ памятниковъ, возбуждающихъ еще и теперь наше удивленіе. Побѣдоносный Сезострисъ заставлялъ плѣнныхъ работать надъ постройкою храмовъ и въ этомъ отношеніи онъ только слѣдовалъ примѣру своего отца, всегда употреблявшаго для этой цѣли военноплѣнныхъ. На стѣнахъ этихъ храмовъ была вырѣзана слѣдующая надпись: «Ни одинъ египтянинъ не утомлялъ себя этою работой». Подобная система такъ долго оставалась въ употребленіи, что фараоны въ концѣ концовъ превратили свои войны въ настоящіе набѣги съ цѣлью похищенія рабовъ, которыхъ они могли употреблять для построекъ грандіозныхъ зданій, льстившихъ ихъ самолюбію. Благодаря такому обыкновенію, вся долина Нила, отъ Четвертаго водопада вплоть до самаго моря, покрылась болѣе или менѣе внушительными постройками. Не занятые же этими работами плѣнники продавались въ рабство частнымъ лицамъ.
Если плѣнныхъ не хватало для выполненія такихъ работъ, то фараоны нисколько не смущались этимъ. Въ качествѣ абсолютныхъ властелиновъ, приходившихся сродни самимъ богамъ, они привыкли смотрѣть на своихъ подданныхъ почти какъ на рабовъ и нисколько не стѣснялись налагать за нихъ самыя тяжелыя повинности. Въ Библіи упоминается о жалобахъ евреевъ, которыхъ заставляли работать безъ устали. Но египетская чернь не менѣе евреевъ изнемогала подъ тяжестью этихъ повинностей. Геродотъ описываетъ дѣяніе нѣсколькихъ фараоновъ, прославившихся притѣсненіями несчастныхъ своихъ подданныхъ. Извѣстно, что Хеопсъ заставлялъ всѣхъ египтянъ трудиться надъ сооруженіемъ его колоссальной гробницы. Десять лѣтъ понадобилось только для сооруженія дороги, необходимой для подвоза камня, нужнаго для постройки пирамиды. Работа производилась партіями по 100.000 человѣкъ, смѣнявшихся каждые три мѣсяца, а постройка пирамиды продолжалась не меньше 20 лѣтъ. Другіе фараоны также изощрялись въ этомъ направленіи и, по словамъ Геродота, не менѣе 106 лѣтъ въ Египтѣ продолжались такія безсмысленныя работы, ложившіяся тяжелымъ бременемъ на все населеніе и заставлявшія египтянъ терпѣть всевозможныя бѣдствія.
Но вѣдь государство не могло существовать только постройкою храмовъ да пирамидъ. Наиболѣе важнымъ соціальнымъ трудомъ въ Египтѣ, какъ и въ Китаѣ, было земледѣліе и скотоводство. Мы знаемъ, что и то, и другое лежало на обязанности низшихъ классовъ, но намъ не вполнѣ извѣстно, какую долю участія тутъ принимали женщины. Преданія и разные письменные документы и акты указываютъ, что египтянки пользовались большою независимостью, носато, вѣроятно, относится только къ женщинамъ высшихъ классовъ. Въ Египтѣ, какъ и вездѣ, чернь не имѣетъ исторіи, но положеніе женщины народа въ древнемъ Египтѣ, вѣроятно, мало чѣмъ отличалось отъ положенія женщины у феллаховъ въ наше время. На гробницахъ встрѣчаются изображенія женщинъ, работающихъ въ полѣ, и мужчины вмѣстѣ съ ними, такъ что, по всей вѣроятности, женщина изъ народа была также порабощена и въ Египтѣ.
Египтяне не отличались большою нѣжностью, если судить по тому, какъ они обращались съ рабами, которые присуждены были работать въ рудникахъ. Хотя древніе вообще привыкли къ дурному обращенію съ рабами, но Діодоръ, тѣмъ не менѣе, почувствовалъ состраданіе къ несчастнымъ, закованнымъ въ цѣпи, которые работаютъ въ золотыхъ копяхъ Египта, на склонахъ Эѳіопіи. По его словамъ, ни женщины, ни дѣти, старики, больные и калѣки не встрѣчали ни малѣйшаго снисхожденія, одинаково подвергались жесточайшимъ побоямъ и должны были работать безъ отдыха, днемъ и ночью подъ землей, пока смерть не избавитъ ихъ. Всѣ они грязны и наги, чистота представляетъ для нихъ непозволительную роскошь, и погибаютъ, доставляя огромные доходы своимъ господамъ. Несчастные рабы пополнялись военноплѣнными, приговоренными къ разнымъ наказаніямъ и заключенными вслѣдствіе ложныхъ доносовъ и обвиненій. Такимъ образомъ, различные факты и доказательства, заключающіяся ръ историческихъ памятникахъ и документахъ, указываютъ внѣ сомнѣній, что рабскій трудъ существовалъ въ Египтѣ и притомъ даже въ довольно тяжелой формѣ.
Теперь мы должны перейти къ Эѳіопіи, гдѣ до сихъ поръ еще можно встрѣтить черты, сохранившіяся со времени египетскихъ завоеваній не заимствованныя эѳіопскими народами у своихъ больше цивилизованныхъ сосѣдей. Намъ мало извѣстно о древнихъ эѳіопахъ, такъ какъ греческіе авторы, мало знавшіе ихъ, приписывали имъ такія качества, которыми они, быть можетъ, и не обладали. По словамъ древнихъ авторовъ, они пользовались свободой и имѣли королей, которыхъ очень почитали, и Діодоръ, напримѣръ, старательно отличаетъ ихъ отъ низшей росы чернокожихъ, съ курчавыми волосами и звѣрскими и свирѣпыми нравами. Но относительно современныхъ эѳіоповъ мы освѣдомлены гораздо лучше. Организація рабства въ Абиссиніи вамъ также довольно хорошо извѣстна. Прежде всего надо помнить, что въ Абиссиніи до сихъ поръ еще существуетъ феодальный режимъ, и съ начала до конца соціальной лѣстницы между всѣми жителями Абиссиніи существуютъ отношенія сюзерена къ своимъ вассаламъ и обратно. Человѣкъ, стоящій внѣ этой цѣпи правъ и обязанностей, въ глазахъ абиссинца не болѣе какъ «бродяга»; по отношенію же къ своему властителю всѣ, безъ исключенія, не болѣе, какъ рабы.
Собственно рабство довольно распространено въ Абиссиніи и между простыми слугами и рабами различіе не велико. Слуги не имѣютъ права оставлять своихъ господъ подъ страхомъ ужасныхъ наказаній, какъ бы дурно съ ними ни обращались. Причины рабства въ Абиссиніи таковы же, какъ и въ другихъ мѣстахъ. Прежде всего война, результатомъ которой является масса военноплѣнныхъ, продаваемыхъ впослѣдствіи въ качествѣ рабовъ. Абиссинцы вообще отличаются крайне воинственнымъ нравомъ и готовы воевать безъ всякой уважительной причины и повода. У нихъ еще сохранился обычай, существовавшій въ древнемъ Египтѣ — изувѣчивать побѣжденныхъ спеціальнымъ образомъ. Человѣкъ, не совершившій ни разу подобнаго подвига, т. е. не изувѣчившій ни одного противника на своемъ вѣку, подвергается общественному презрѣнію и не имѣетъ права носить «прическу храбрыхъ». Но чтобы добыть необходимые трофеи, абиссинцу вовсе не нужно идти на войну. Абиссинецъ подстерегаетъ въ полѣ земледѣльца изъ другого племени и увѣчитъ его и даже не гнушается иной разъ калѣчить ребенка, если онъ попадется ему на пути. Понятно, что такое измѣнническое нападеніе вызываетъ, въ свою очередь, возмездіе, вслѣдствіе чего организуются набѣги, во время которыхъ уводятъ въ плѣнъ женщинъ и дѣтей и обращаютъ ихъ въ рабство. Древній обычай въ Абиссиніи воспрещаетъ христіанамъ имѣть рабовъ, но письменные законы, составленные позднѣе христіанами же, разрѣшаютъ, опираясь, притомъ на религіозныя основанія; рабы, если не будутъ куплены христіанами, могутъ попасть въ руки мусульманъ и подвергнуться опасности сгубить свою душу. И вотъ христіане покупаютъ ихъ ради спасенія ихъ души!
Кромѣ войны, причиною рабства въ Абиссиніи является также несостоятельность должника. Властитель можетъ продать дѣтей своихъ подданныхъ, если они не платятъ налоговъ; затѣмъ дѣти сироты могутъ быть проданы въ рабство своими опекунами родственниками. Родителямъ однако не разрѣшается прямо, продавать своихъ дѣтей. За это они наказываются смертью, если они христіане, и палками — если они мусульмане, такъ какъ въ послѣднемъ случаѣ они не нарушаютъ закона своей религіи. Но если родители нуждаются, то они могутъ дѣлать заемъ подъ залогъ своихъ дѣтей, и въ случаѣ ихъ несостоятельности, дѣти становятся на законномъ основаніи рабами кредитора. На. конецъ, должникъ также можетъ сдѣлаться рабомъ на время, если будетъ присужденъ служить своему кредитору до уплаты долга работой, которая въ такомъ случаѣ оцѣнивается на деньги.
Переходя къ гавасамъ на Мадагаскарѣ, мы видимъ, что и тамъ рабство вызывается такими же точно причинами. Рабы — либо военноплѣнные, либо осужденные на рабство со всею семьей за какія-нибудь преступленія уголовнаго и политическаго характера, либо несостоятельные должники, проданные своими кредиторами. Потомки рабовъ, принадлежащихъ къ одной изъ этихъ категорій, въ свою очередь, также рабы. Но рабство на Мадагаскарѣ обставлено довольно мягкими условіями и даже въ общемъ рабы счастливѣе бѣдняковъ, принадлежащихъ къ низшимъ, хотя и свободнымъ классамъ населенія. Съ рабами обыкновенно обращались хорошо и ласково; они считались какъ бы членами семьи и даже могли быть собственниками и получить нѣкоторое образованіе, но, со введеніемъ торговли невольниками и подъ вліяніемъ европейской алчности, положеніе рабовъ сильно измѣнилось къ худшему.
Малгаши свободныхъ классовъ въ сущности пользуются лишь очень относительною свободой; они всѣ, въ большей или меньшей степени, подчинены правительству и должны выполнять обязательныя работы. Положеніе простыхъ солдатъ гораздо хуже, чѣмъ положеніе рабовъ, но, кромѣ военной службы, правительство и феодальные властители могутъ требовать отъ своихъ подданныхъ промышленныхъ услугъ, и чѣмъ искуснѣе какой-нибудь человѣкъ въ работѣ, тѣмъ большей подвергается онъ эксплуатаціи подъ всякимъ предлогомъ.
У всѣхъ этихъ народовъ, ливійскихъ или берберскихъ, египтянъ и эѳіоповъ, въ прошломъ и настоящемъ, по мѣрѣ развитія цивилизаціи, рабство заключалось въ болѣе тѣсныя рамки. Только часть военноплѣнныхъ обращалась въ рабовъ я эти рабы, довольно немногочисленные, были по преимуществу домашними рабами у вельможъ. Рабовъ замѣняли крѣпостные, на которыхъ возлагался земледѣльческій трудъ, а промышленныя занятія были удѣломъ ремесленниковъ, на которыхъ налагались извѣстныя повинности, часто совершенно произвольно. При такихъ условіяхъ не было настоятельной нужды обращать въ рабство всѣхъ военноплѣнныхъ и поэтому съ ними стали обращаться очень жестоко; ихъ убивали или изувѣчивали, какъ вздумается, какъ это и до сихъ поръ еще совершается въ Абиссиніи.
Въ древнемъ Египтѣ одновременное существованіе рабства, крѣпостничества и заработной платы указываетъ на то, что между этими тремя учрежденіями существуетъ очень тѣсная связь. Первое, рабства породило два другихъ, являющихся тѣмъ же рабствомъ, но лишь въ смягченной формѣ. Мы легко можемъ представить себѣ всѣ фазы этой эволюціи. Война породила рабство и въ огромныхъ размѣрахъ благопріятствовала соціальному неравенству, вызвавъ учрежденіе кастъ и классовъ. Съ одной стороны, меньшинство, являющееся во всемъ сіяніи власти, роскоши и престижа, съ другой — большинство, толпа, осужденная терпѣть лишенія, бѣдствовать и покоряться. Обладаніе рабами, находящимися въ полной и безконтральной власти у своихъ господъ и вынужденными сносить безпрекословно всѣ ихъ прихоти, пріучило привилегированные классы тираннизировать слабыхъ; вслѣдствіе этого имъ уже не трудно было обратить въ крѣпостное состояніе народъ, чернь, и безъ того уже порабощенную нравственно и находящуюся въ полной матеріальной зависимости у сильныхъ и богатыхъ. Съ этого момента рабство, въ настоящемъ смыслѣ этого слова, перестало быть необходимымъ и рабы сдѣлались предметомъ роскоши. Но весь соціально-необходимый трудъ исполнялся крѣпостными обоеі о пола, такъ какъ только женщины высшихъ классовъ пользовались относительною независимостью и были избавлены отъ труда.
Что же касается ремесленниковъ, крѣпостныхъ или освобожденныхъ рабовъ, то въ сущности рабство ихъ только нѣсколько облегчилось. Не имѣя другихъ средствъ къ существованію/, кромѣ собственныхъ рукъ, эти бывшіе крѣпостные или рабы остались все-таки въ зависимости отъ привилегированныхъ классовъ, не перестававшихъ ограничивать ихъ относительную свободу наложеніемъ на нихъ всевозможныхъ тяжелыхъ повинностей. Несчастные египетскіе ремесленники, о которыхъ упоминается въ папирусѣ, это именно «полурабы», таскающіе еще за собою кусокъ цѣпи, сковывавшей ихъ прежде, и такихъ же точно полурабовъ мы встрѣчаемъ и теперь еще у гавасовъ на Мадагаскарѣ.
Глава XI.
[править]Писатели древности намъ сообщаютъ мало свѣдѣній о рабствѣ у арабовъ, которые, впрочемъ, имъ самимъ были недостаточно хорошо извѣстны. Страбонъ однако говорить, что у арабовъ было мало рабовъ и они сами услуживали себѣ или же имъ служили ихъ родственники, не исключая даже царей. Очевидно, у этихъ древнихъ арабовъ существовалъ еще режимъ клана, дѣлающій рабство ненужнымъ; тѣмъ не менѣе, изъ древнихъ сказаній все-таки видно, что арабы имѣли рабовъ, преимущественно негровъ, и что въ Аравію постоянно доставлялись съ африканскаго континента плѣнные для продажи. Такихъ чернокожихъ рабовъ употребляли обыкновенно для ухода за стадами, которыхъ они пасли по близости лагерей. Этимъ, напримѣръ, занимались двѣсти рабовъ короля Зонира; кромѣ того рабы носили палатки и провизію, а женщины — рабыни обязаны были пѣть для развлеченія своихъ господъ. Во время набѣговъ другъ на друга арабскія племена убивали только мужчинъ, но обыкновенно щадили тѣхъ, за которыхъ надѣялись получить выкупъ, чаще всего похищали женщинъ, которыхъ всадники второпяхъ сажали на лошадей и увозили, и при этомъ иногда случалось, что одно племя, отправившееся, чтобы произвести нападеніе и ограбить другое племя, возвратившись съ добычей въ свой лагерь, не находило ни своихъ стадъ, ни женщинъ, которыя были похищены. Плѣнницъ обращали обыкновенно въ рабынь и продавали ихъ куда-нибудь далеко или же дѣлали ихъ наложницами. У доисламическихъ арабовъ рабъ всегда находился въ большомъ презрѣніи и даже послѣ отпущенія на волю ему не позволяли добиваться руки дѣвушки благороднаго происхожденія. Исламизмъ частью измѣнилъ, частью же только кодифицировалъ эти первобытные нравы. Въ первыя времена магометанства военноплѣнныхъ убивали безъ всякой пощады. Позднѣе нравы замѣтно смягчились. Коранъ предписываетъ вести войну съ невѣрными, главнымъ образомъ, за тѣмъ, чтобы облагать ихъ данью. По законамъ ислама, народъ, которому объявляютъ войну, можетъ избрать одинъ изъ слѣдующихъ трехъ исходовъ: 1) принять магометанство и тогда все будетъ спасено; 2) покориться и заплатить дань; 3) сражаться, но тогда уже въ случаѣ пораженія мужское населеніе предается смерти, если только магометанскій вождь не вздумаетъ распорядиться какъ-нибудь иначе его судьбой; женщинъ же и дѣтей прямо обращаютъ въ рабство, законъ предписываетъ щадить женщинъ, дѣтей и стариковъ, подъ условіемъ, впрочемъ, чтобы они не участвовали въ сраженіи. Существуетъ также правило, при распредѣленіи добычи, не раздѣлять мать съ ребенкомъ. По духу ислама война составляетъ священный долгъ, и исламъ долженъ подготовлять ежегодно достаточное количество войска для борьбы съ невѣрными. «Священная война» — это долгъ всѣхъ правовѣрныхъ, когда они достигаютъ такого возраста, что уже могутъ носить оружіе. Но рабъ не можетъ идти на войну безъ разрѣшенія своего господина; онъ считается недостойнымъ. Магометъ дѣлаетъ радикальное различіе между правовѣрнымъ и невѣрнымъ, какъ будто дѣло идетъ о существахъ совершенно разной породы. Каждый правовѣрный, говорится въ Коранѣ, убившій такого же правовѣрнаго, но принадлежащаго къ враждебной націи, долженъ отпустить на волю правовѣрнаго раба. Если же убитый принадлежалъ къ союзной націи, то, кронѣ отпущенія на волю раба, надо еще уплатить цѣну крови. Если нельзя найти раба, котораго бы можно было выкупить, то убійца искупаетъ свой грѣхъ постомъ. Такое правило явно вызвано желаніемъ пополнить убыль, произшедшую въ населеніи правовѣрныхъ свободныхъ классовъ, такъ какъ только эти послѣднія и идутъ въ счетъ. Но рабъ во всякомъ случаѣ существо низшаго разряда и законъ возмездія, положенный въ основу мусульманскаго правосудія, дѣлаетъ различіе между свободнымъ и рабомъ и жизнь ихъ не имѣетъ одинаковой цѣны.
Кромѣ войны, поставщицею рабства является торговля невольниками, а также случайныя обстоятельства, напр., кораблекрушеніе. Всѣ выброшенное на берегъ моремъ, а также люди становятся собственностью эмира или губернатора, управляющаго округомъ; слѣдовательно, правовѣрные могутъ также становиться рабами, но большинство рабовъ все-таки негры. Арабскіе торговцы невольниками опустошаютъ тропическую Африку, чтобы доставить мусульманскому міру рабовъ, безъ которыхъ онъ не можетъ обходиться. Огромные караваны невольниковъ безпрестанно направляются къ магометанскимъ странамъ, гдѣ существуетъ постоянная потребность въ человѣческомъ товарѣ. Только въ одинъ Марокко прибываетъ ежегодно около трехъ тысячъ такихъ каравановъ. Въ Аравіи рабы обоего пола по преимуществу доставляются Абиссиніей. Большинство наложницъ, въ особенности въ Меккѣ, также вывезены изъ Абиссиніи. Жители Мекки даже предпочитаютъ брать въ жены абиссинокъ, находя, что онѣ менѣе расточительны и болѣе послушны, нежели арабскія женщины. Притомъ, общественное мнѣніе даже ставитъ въ обязанность бракъ съ наложницей, если эта послѣдняя сдѣлалась матерью. Между дѣтьми, рожденными отъ свободныхъ женщинъ и отъ рабынь абиссинокъ, не дѣлается никакого различія. Многіе обитатели Мекки занимаются перепродажей рабынь абиссинокъ, которыхъ они предварительно обучаютъ и развиваютъ въ нихъ разныя качества и таланты, имѣющіе цѣну въ глазахъ мусульманъ. Ремесло это очень прибыльное и мусульмане не гнушаются имъ, такъ какъ въ ихъ глазахъ всякій бракъ есть ничто иное, какъ покупка дѣвушки. Они покупаютъ женъ на чистыя деньги совершенно такъ-же, какъ и рабынь, и жены у нихъ спокойно живутъ бокъ-о-бокъ съ наложницами. Одинъ старинный писатель съ грустью сравниваетъ этотъ брачный и полигамическій міръ съ высокомѣрными претензіями европейскихъ женщинъ, на которыхъ женятся изъ за ихъ приданаго и которыя поэтому даютъ полную волю своему сварливому характеру, во-первыхъ, потому, что онѣ знаютъ, что связаны неразрывнымъ контрактомъ, а во-вторыхъ, потому, что вывели своими деньгами изъ нужды, окружили мужа достатками и т. д. Могущественнымъ оружіемъ въ рукахъ мусульманина является право прогнать жену. Обыкновенно даже мужъ при бракосочетаніи уплачиваетъ только половину цѣны родителямъ жены и остальную половину вноситъ лишь въ томъ случаѣ, если прогоняетъ ее. У кочевыхъ арабовъ деньги составляютъ рѣдкость и за дочерей уплачивается часто верблюдами, коровами и баранами, такъ что дѣвочки въ семьѣ представляютъ настоящій источникъ богатства.
Главное занятіе рабовъ — это уходъ за стадами. Но женщины, даже свободныя, не пребываютъ въ бездѣятельности и имъ приходится не мало работать. Часто бываетъ, даже въ Аравіи, что мужчины покупаютъ себѣ четырехъ установленныхъ закономъ женъ, чтобы затѣмъ ихъ эксплуатировать и жить, ничего не дѣлая.
Въ арабскомъ законодательствѣ существуетъ цѣлый рядъ предписаній, касающихся браковъ рабовъ; супружеская измѣна рабыни наказывается не такъ строго, какъ измѣна свободной женщины, такъ какъ рабыня считается ниже ея въ нравственномъ отношеніи, притомъ же она разсматривается какъ вещь и часто бываетъ одновременно собственностью двухъ владѣльцевъ. Свободный мусульманинъ не наказывается смертью за то, что убилъ раба, хотя бы мусульманина. Рабъ не обязанъ отправляться въ Мекку на поклоненіе, какъ всякій другой правовѣрный мусульманинъ, и вслѣдствіе своего рабскаго положенія избавляется часто отъ ужасныхъ наказаній. Такъ, напримѣръ, онъ не можетъ быть побитъ каменьями, такъ какъ въ принципѣ для раба полагается только половинное наказаніе, а вѣдь нельзя же побить каменьями на половину.
Арабскіе законовѣды ничуть не менѣе искусны, чѣмъ ихъ европейскіе коллеги, въ дѣлѣ толкованія текста законовъ и въ особенности щедры на всякаго рода коментаріи къ тексту, касающемуся освобожденія рабовъ. Въ этомъ отношеніи арабскіе законы допускаютъ много толкованій. Между прочимъ, рабъ освобождается закономъ, въ случаѣ жестокихъ истязаній со стороны своего господина, и законъ даже перечисляетъ эти истязанія, дающія представленіе объ изобрѣтательности арабскихъ рабовладѣльцевъ. Однако, покровительственное значеніе законовъ ослабляется тѣмъ, что достаточно простого отрицанія со стороны господина раба, чтобы обвиненіе въ жестокомъ обращеніи рушилось, если только этотъ господинъ вообще не имѣетъ репутаціи звѣря.
Отпущеніе на волю рабынь дало поводъ къ спеціальному законодательству. Прежде всего законъ допускаетъ освобожденіе вслѣдствіе материнства. Рабыня, имѣющая ребенка отъ своего господина, называется уже закономъ «Ouman el — onded» т.-е. «мать ребенка», и должна быть отпущена на волю по смерти господина; ребенокъ же для рождается свободнымъ. Но мусульманскіе законы допускаютъ еще другой случай отпущенія на волю, такъ называемое освобожденіе по условію. Этотъ случай примѣнимъ къ рабамъ обоего пола. Рабу дается свобода заранѣе въ принципѣ, за уплату вознагражденія, которое взимается потомъ. Такое освобожденіе въ принципѣ не отмѣняетъ совершенно рабства и освобожденный остается рабомъ до тѣхъ поръ, пока онъ не заплатитъ всего выкупа. Господинъ, обремененный долгами, теряетъ право освобождать своихъ рабовъ, очевидно, потому, что рабы, вмѣстѣ съ прочимъ его имуществомъ, должны гарантировать его долгъ.
Но въ мусульманскихъ обществахъ существуетъ не одно только рабство, а также и крѣпостничество въ довольно широкихъ размѣрахъ. Невѣрные въ побѣжденныхъ странахъ получали названіе «dhimmi», т.-е. находящіеся подъ покровительствомъ; они были прикрѣплены къ землѣ и обязаны были воздѣлывать ее, но зато они были ограждены отъ всякаго новаго нашествія мусульманъ. Но крѣпостное состояніе у мусульманъ въ началѣ не было тягостнымъ и мусульмане предпочитали его тяжелымъ условіямъ греческихъ поселеній, такъ что угнетенное населеніе греческихъ провинцій было всѣмъ сердцемъ на сторонѣ арабскихъ завоевателей, предпочитая ихъ справедливость несправедливости грековъ. Въ Египтѣ копты помогали завоевателямъ, слѣдуя правилу: нашъ врагъ, это нашъ господинъ. Однако снисходительность мусульманскихъ владѣльцевъ въ концѣ концовъ превратилась въ суровость. Въ Турціи, въ Египтѣ, сельское населеніе подвергается всевозможнымъ поборамъ и дурному обращенію. Шейхи и паши прежде всего вербовщики солдатъ и сборщики податей. Отъ нихъ требуется извѣстное количество солдатъ и извѣстная сумма налоговъ; и то, и другое они добываютъ безъ всякаго стѣсненія, выколачивая изъ населенія налоги, хватая людей и насильно превращая ихъ въ солдатъ. Такія похищенія и грабежи имѣютъ періодическій характеръ. Налоги уплачиваются натурой и самъ хлѣбопашецъ долженъ доставить такой налогъ въ общественные магазины. Главнымъ собственникомъ все-таки является государство, въ лицѣ властителя. Крестьяне получаютъ участки земли въ свое пользованіе, но оброкъ, который они должны выплачивать, устанавливается самымъ произвольнымъ образомъ. Грабительство фиска таково, что многіе землевладѣльцы предпочитаютъ отдавать свои владѣнія мечетямъ, оставляя только право за собою и своими потомками пользоваться землей. Отданныя мечетямъ земли считаются священными, что составляетъ большое преимущество, такъ какъ въ такомъ случаѣ онѣ избавляются отъ налоговъ. Въ Турціи треть территоріи такимъ образомъ освобождается отъ оброка, но казна отъ этого ничего не теряетъ, такъ какъ расплачиваться приходится христіанскому населенію, которое не имѣетъ возможности уклониться подъ такимъ благочестивымъ предлогомъ. Въ Египтѣ тиранія такой системы доведена до крайности, такъ что у феллаховъ едва остается столько, чтобы не умереть съ голоду. Но этого мало; въ долинѣ Нила сохранились еще въ полной силѣ повинности, существовавшія въ древнемъ Египтѣ. Въ отношеніи притѣсненій, безчеловѣчности и презрѣнія къ человѣческой жизни, методъ, употреблявшійся при прорытіи Суэзскаго канала, можно назвать вполнѣ типичнымъ, такъ какъ онъ во всемъ рабски подражаетъ тому, который былъ въ употребленіи въ Египтѣ, во времена фараоновъ, когда они строили свои пирамиды. Самую большую и самую нездоровую часть канала вырыли феллахи, сгоняемые сюда толпами. Мужчины, женщины и дѣти всѣ принимали участіе въ этомъ гигантскомъ трудѣ, работая подъ градомъ палочныхъ ударовъ, терпя всевозможныя лишенія и часто оставаясь даже безъ крова и пищи. Смертность среди этихъ несчастныхъ была громадна; около трети (30.000 изъ 100.000 рабочихъ) погибло, но это обстоятельство нисколько не встревожило общественнаго мнѣнія и въ европейской печати не раздаюсь ни одного звука протеста; громадные размѣры ожидаемыхъ дивидендовъ заранѣе извиняли и оправдывали эти ужасы. Еще лишній разъ, какъ это вообще слишкомъ часто бываетъ въ нашихъ такъ называемыхъ цивилизованныхъ обществахъ, когда дѣло идетъ объ эксплуатаціи такъ называемыхъ низшихъ расъ — жизнь и страданія цѣлаго населенія при носятся въ жертву звонкому золоту безъ малѣйшаго зазрѣнія совѣсти.
Вслѣдствіе своего географическаго положенія, арабы долгое время оставались внѣ всякаго болѣе или менѣе значительнаго общенія съ древними египетскими и мессопотамскими цивилизаціями, поэтому можно было изучать ихъ въ то время, когда ихъ историческая и соціологическая эволюція еще не очень подвинулась впередъ. Этого нельзя сказать относительно маленькаго еврейскаго народа, очевидно происходящаго изъ Азіи и близкаго родственника арабовъ номадовъ, бедуиновъ и странствующихъ племенъ, описываемыхъ поэмою Антаръ. Единственнымъ серьезнымъ источникомъ, изъ котораго мы можемъ черпать наши свѣдѣнія о народѣ Израиля, служить Библія, но она говоритъ намъ только объ этнической группѣ, уже испытавшей на себѣ разныя внѣшнія вліянія, идущія изъ Египта, Ассиріи и Персіи, такъ что трудно отдѣлить въ нравахъ еврейскаго народа первобытныя черты отъ такихъ, которыя возникли подъ давленіемъ обстоятельствъ. Но зато, наоборотъ, въ Священномъ Писаніи мы встрѣчаемъ массу свѣдѣній, касающихся происхожденія рабства и соціальнаго положенія еврейскаго раба.
Въ Іудеѣ, какъ и повсюду, главнымъ источникомъ рабства явилась война. Нравы древнихъ евреевъ въ этомъ отношеніи мало чѣмъ отличались отъ первобытныхъ арабовъ и даже были еще болѣе жестоки, такъ какъ жестокость по отношенію къ побѣжденному врагу была обязательной. Пощаженные плѣнные, обыкновенно женщины и дѣти, обращались въ рабство, но кромѣ такихъ рабовъ, чужеземцевъ, купленныхъ или взятыхъ въ плѣнъ, въ Израилѣ были и свои собственные рабы, судьба которыхъ, однако, была совсѣмъ иная. Еврей могъ сдѣлаться рабомъ по разнымъ причинамъ, и эти причины, мы встрѣчали и у другихъ народовъ. Бѣднякъ можетъ продать себя, но въ такомъ случаѣ Моисеевъ законъ предписываетъ обращаться съ нимъ не какъ съ рабомъ, а какъ съ наемникомъ, и отпускать его на волю вмѣстѣ съ семействомъ при наступленіи юбилейнаго года. Если еврей со вершилъ воровство и не могъ заплатить за него, то его самого можно было продать судебнымъ порядкомъ; точно также онъ могъ быть проданъ за долги, и дѣти несостоятельнаго должника отвѣчали за него и также могли быть проданы въ рабство. Отецъ имѣлъ право продать свою дочь и т. д. Но законъ дѣлалъ все-таки же большое различіе между туземнымъ рабомъ и рабомъ чужеземнымъ. Первый остается рабомъ лишь въ теченіе короткаго періода шести лѣтъ, такъ какъ юбилейный годъ возвращаетъ ему свободу, и не только ему, а также его женѣ и дѣтямъ, если онъ былъ женатъ до того, какъ сдѣлался рабомъ. Если же его господинъ далъ ему жену, то получаетъ свободу только онъ одинъ, а семья остается во владѣніи господина, такъ какъ, въ сущности, господинъ только ссужаетъ жену своему рабу, чтобы получить отъ него потомство.
Бывало, что при наступленіи юбилейнаго года рабъ отказывался отъ свободы и выражалъ желаніе оставаться рабомъ своего господина. Обыкновенно такія желанія заявлялись тѣми изъ рабовъ, которыхъ господинъ ссудилъ женами. Бѣдные рабы не могли рѣшиться разстаться со своими подругами и товарищами по несчастью и своими дѣтьми. Совершенно понятно поэтому, отчего еврейскіе рабовладѣльцы всегда давали женъ своимъ временнымъ рабамъ. Жены служили могущественною связью, заставлявшею раба добровольно отказываться отъ свободы, такъ что господинъ въ данномъ случаѣ дѣйствовалъ исключительно лишь въ своихъ интересахъ.
Много было говорено о великодушіи невольничьяго режима въ Іудеѣ, гдѣ дѣйствительно законы оказывали нѣкоторое покровительство рабамъ туземнаго происхожденія. Но, тѣмъ не менѣе, эти самые законы лишь въ слабой степени ограждали раба отъ произвола и дурного обращенія.
Въ Іудеѣ женщины, такъ-называемыя свободныя, положеніе которыхъ одинаково во всѣхъ дикихъ или варварскихъ обществахъ напоминаетъ положеніе раба, пользовались сравнительно хорошимъ обращеніемъ съ точки Зрѣнія труда. Онѣ занимались преимущественно домашними работами, крупный же соціально-необходимый трудъ возлагался обыкновенно на мужчинъ.
Жизнь іудеевъ, въ особенности до эпохи царей, отличалась необыкновенною простотой. Всѣ, даже вожди, вели пастушескій и крестьянскій образъ жизни. Лошади были рѣдкостью и составляли роскошь, доступную только аристократамъ; ихъ замѣнялъ оселъ, который и служилъ обыкновенно для верховой ѣзды, даже для парадной ѣзды. Однако, въ Израилѣ уже очень рано образовался классъ неимущихъ рабочихъ, получающихъ заработную плату. Моисеевы законы относятся очень сострадательно къ этимъ послѣднимъ, да и вообще положеніе какъ рабочаго, такъ и раба въ странѣ Израиля было лучше, чѣмъ въ магометанскихъ странахъ, но разница, конечно, выражается всего рѣзче въ отношеніи рабовъ евреевъ. Во всякомъ случаѣ, обычай отпущенія, на волю въ юбилейный годъ составляетъ очень важное облегченіе положенія раба, чего нѣтъ у арабовъ. Но зато, съ другой стороны, у евреевъ замѣчается чрезвычайное развитіе духа первобытнаго клана и крайняго партикуляризма, проявляющагося во всѣхъ ихъ отношеніяхъ къ чужеземцамъ.
Переходя къ городамъ, важнѣйшимъ торговымъ центрамъ семитическаго міра, къ ихъ колоніямъ и древнимъ ассирійскимъ монархіямъ, мы видимъ, что рабство существовало вездѣ. Страсть къ наживѣ всегда дѣйствовала притупляющимъ образомъ на нравственныя чувства, изъ древности, какъ и теперь, люди, движимые стремленіемъ къ обогащенію, совершали много несправедливостей и зла. Мореплаватели Тира и Сидона, конечно, оказали не мало услугъ цивилизаціи, распространяя открытія и изобрѣтенія и приводя въ соприкосновеніе другъ съ другомъ великія первобытныя цивилизаціи, часто помимо ихъ воли. Это полезное дѣло они совершали исключительно лишь въ видахъ наживы, доказывая такимъ образомъ, что торговля, несмотря за свои исключительно эгоистическія цѣли, можетъ одна оказать всѣ тѣ услуги цивилизаціи, которыя такъ охотно приписываются войнѣ ея проповѣдниками. Однако, стремясь къ наживѣ, эти древніе мореплаватели поддерживали и развивали рабство, занимаясь въ то же время морскими разбоями и подавая такимъ образомъ очень вредный примѣръ древнимъ грекамъ. Они высаживались гдѣ-нибудь на берегу и, если чувствовали себя болѣе сильными, то совершали набѣгъ на ближайшія деревни, грабили и сожигали и уводили въ плѣнъ преимущественно женщинъ и дѣтей, которыхъ они потомъ продавали на рынкахъ Востока. Въ своихъ городахъ, какъ въ Тирѣ, такъ и въ Сидонѣ, финикійцы держали многочисленныхъ рабовъ, съ которыми, обращались очень жестоко, отчего часто происходили возмущенія рабовъ. Будучи очень смѣлыми мореплавателями, финикійцы были довольно плохими воинами. Поглощенные промышленностью и торговлей, финикійцы сами не любили военнаго ремесла и держали наемное войско, хотя у нихъ у самихъ не было недостатка въ личномъ мужествѣ, на что указываетъ, между прочимъ, героическое сопротивленіе, оказанное Тиромъ всемогущему Александру. Въ Карѳагенѣ земледѣльческій трудъ и всѣ вообще общественныя работы возлагались на рабовъ. Въ Ливіи огромные участки земли воздѣлывались цѣлымъ населеніемъ рабовъ, закованныхъ въ цѣпи и иногда въ числѣ 20.000 человѣкъ. Несчастные рабы, работавшіе въ серебряныхъ рудникахъ, подвергались такой же безпощадной эксплуатаціи, какъ и египетскіе рабочіе. Карѳагенцы, вообще суровые и жестокіе со всѣми, обращались со своими рабами въ полномъ смыслѣ этого слова безъ всякой жалости и состраданія, и весьма вѣроятно, что у нихъ и мысли не являлось о какомъ-либо покровительствѣ, которое можетъ быть оказано рабу законами страны.
Презрѣніе къ человѣческой жизни, въ особенности къ жизни побѣжденнаго и раба, который также часто бываетъ или самъ побѣжденнымъ, или потомкомъ побѣжденнаго, присуще всѣмъ дикарямъ и варварамъ какой бы то ни было расы, но оно въ особенности было развито у многихъ семитическихъ народовъ древности и отличалось, повидимому, особенною жестокостью. Въ Ассиріи режимъ абсолютной монархіи довелъ это презрѣніе до максимума. Намъ очень мало извѣстно о домашнихъ нравахъ и вообще объ ассирійской соціологіи, но нѣкоторые историческіе факты дозволяютъ думать, что въ Месопотаміи положеніе раба было ужасно. Ассирійскіе монархи обращались съ побѣжденными съ бѣшеною яростью! На ниневійскихъ барельефахъ можно видѣть изображенія такихъ оргій побѣдителей, дававшихъ волю своей ярости. Расходившіеся побѣдители подвергали побѣжденныхъ страшнымъ истязаніямъ, заживо сдирали съ нихъ кожу и т. д. Въ концѣ же концовъ становились ногою на шею плѣнника, которому даровали жизнь. Караваны рабовъ въ древней Ассиріи очень напоминаютъ современные караваны въ Африкѣ. Цѣлыя населенія, не взирая на полъ и возрастъ, были обращены въ рабство; люди закованы въ ручные и ножные кандалы и привязаны другъ къ другу цѣпью или веревкой, пропущенной въ кольца, продѣтыя въ ноздри или губы. Королевскіе дворцы, повидимому, были переполнены рабами обоего пола; въ особенности много было евнуховъ, которые всегда сопровождали монарха. Въ домахъ вельможъ рабыни были танцовщицами, играли на флейтѣ, а самыя красивыя изъ нихъ предлагались гостю, котораго хотѣли почтить. Ассирійскія досчечки часто заключаютъ въ себѣ договоры, указывающіе, что торговля рабами была очень оживленна въ Ассиріи. Такимъ образомъ въ древнемъ семитическомъ мірѣ рабство представляло много аналогичныхъ чертъ съ рабствомъ у другихъ человѣческихъ расъ, и эволюція его была болѣе или менѣе одинакова, только прогрессъ въ гуманитарномъ отношеніи сильнѣе обнаружился въ Іудеи и рабство, по крайней мѣрѣ для евреевъ, приняло временный характеръ. Въ Финикіи и въ особенности въ Ассиріи, несмотря на значительный прогрессъ общей цивилизаціи, одержали верхъ все-таки свирѣпые цистинкты; въ Финикіи духъ торгашества заглушилъ всякое человѣческое чувство по отношенію къ рабу, а въ Ассиріи къ такому же результату привело учрежденіе великой варварской, теократической и абсолютной монархіи, послѣдствія которой были еще болѣе отвратительны. На это обстоятельство слѣдуетъ обратить вниманіе, такъ какъ оно указываетъ, что прогрессъ промышленной цивилизаціи и политической организаціи можетъ прекрасно уживаться съ настоящимъ регрессомъ въ нравственномъ отношеніи.
Глава XII.
[править]Великая теорія, касающаяся роли арійскихъ расъ въ заселеніи азіато-европейскаго континента, настолько извѣстна, что, вѣроятно, достаточно напомнить ее въ нѣсколькихъ словахъ. Эту теорію выдвинула на первый планъ лингвистика, а этнографія и антропологія подтвердили ее въ значительной степени. При теперешнемъ состоянія нашихъ познаній мы можемъ считать достовѣрнымъ, что въ доисторическую эпоху, время которой даже приблизительно не можетъ быть опредѣлено, потокъ эмигрантовъ бѣлой расы, идущій изъ центральной Азіи, распространился по всей Европѣ. Эти иммигранты были арійцы, лингвистическая семья народовъ, имѣющихъ общее происхожденіе. Кельты, латины, греки, германцы, славяне составляли полчища этихъ пришельцевъ. Арійцы же, оставшіеся въ Азіи, афганцы, индусы, армяне, къ которымъ надо причислить также мидянъ и иранцевъ или персовъ, также, вѣроятно, произошли изъ одной и той же семьи, несмотря на нѣкоторыя лингвистическія различія.
Въ ту эпоху, когда совершилось это великое передвиженіе народовъ, Европа была мало населена и въ ней обитали только первобытныя племена, плохо вооруженныя и дикія, въ особенности въ сѣверной ея части. На югѣ и западѣ первобытныхъ обитателей было больше. Сѣверные обитатели принадлежали къ финской расѣ и въ нѣкоторыхъ мѣстахъ къ монгольской; южные же и западные обитатели принадлежали къ великой берберской расѣ, о которой мы говорили выше.
Къ сожалѣнію, у насъ мало свѣдѣній о первобытномъ состояніи рабства у аборигеновъ Индіи, да и тѣ, которыя есть, весьма недостаточны и отрывочны. Врядъ ли, напримѣръ, аборы, образовывавшіе республиканскіе кланы, даже коммунистическаго характера, дѣйствительно имѣли рабовъ; во всякомъ случаѣ, эти рабы не были настоящими рабами, потому что самые молодые изъ нихъ жили совмѣстно съ свободными юношами въ длинныхъ общихъ жилищахъ (morang). Быть можетъ, они должны были исполнять роль слугъ, но объ этомъ ничего неизвѣстно. У бодосовъ (Bodos), дималовъ (Dhimals) и лепшей (Lepchos) существовало полное равенство и никакого различія классовъ не было. Были ли у нихъ рабы — неизвѣстно, но у другихъ аборигеновъ они навѣрное были, такъ какъ у нихъ существуетъ вѣрованіе, что душа (двойникъ) побѣжденнаго врага становится рабомъ побѣдителя на томъ свѣтѣ. Гаросы (Garos) были завзятыми рабовладѣльцами, потому что рабы составляли у нихъ 2/3 всего населенія. По всей вѣроятности, рабы гаросовъ составляли давно уже порабощенный классъ, такъ какъ ихъ даже употребляли для войны и съ ними хорошо обращались. Значеніе человѣка опредѣлялось у гаросовъ количествомъ рабовъ, которыхъ онъ имѣлъ, и вожди отправлялись обыкновенно на войну въ сопровожденіи охраны, состоящей изъ шестидесяти преданныхъ рабовъ. У гондовъ (Gonds) и кандовъ (Kandhs) рабство освящалось и поддерживалось религіей. Рабовъ покупали, въ особенности для при. несенія въ жертву богинѣ «Тари». У лакка коловъ (Lakka Kols) рабство встрѣчается уже въ болѣе смягченной формѣ, въ формѣ крѣпостнаго состоянія. У нихъ есть феодальные властители, землевладѣльцы, заставляющіе своихъ наслѣдственныхъ крѣпостныхъ обработывать землю и платить оброкъ. Всѣ эти разсѣянные факты даютъ возможность все-таки вывести заключеніе, что у аборигеновъ Индіи условія рабства, хотя и были очень разнообразны, но, тѣмъ не менѣе, мало отклонялись отъ знакомыхъ намъ типовъ. Свѣдѣнія относительно кафировъ Афганистана также весьма скудны, но кафиры представляютъ интересъ, главнымъ образомъ, потому, что между ихъ нравами и вѣрованіями и нравами и вѣрованіями ведійскихъ арійцевъ существуетъ много аналогій. Кафиры настоящіе рабовладѣльцы и ихъ богатство, главнымъ образомъ, заключается въ стадахъ и рабахъ. Богатый кафиръ долженъ былъ обладать 800 козъ, 300 быковъ и, по крайней мѣрѣ, 8-ю семействами рабовъ. Классъ рабовъ пополнялся войной на счетъ афганцевъ. Плѣнниковъ, жизнь которыхъ была пощажена, обращали въ рабство, но затѣмъ многихъ изъ нихъ приносили въ жертву богамъ.
Всѣ эти дикія племена или варвары, населявшіе Индію и Афганистанъ, не представляютъ особенно выдающагося интереса съ точки зрѣнія рабства и только подтверждаютъ то, что намъ уже извѣстно относительно общей эволюціи рабства. Существованіе его очень сомнительно въ такихъ группахъ, которыя не вышли еще изъ первобытнаго состоянія и гдѣ преобладаютъ республиканскіе кланы и общины. Но воинственныя монархическія племена имѣютъ рабовъ въ большомъ количествѣ; наконецъ, у такихъ народовъ, которые достигли феодальной организаціи, крѣпостное состояніе замѣнило рабство. У кафировъ же, представляющихъ соціологическое сходство съ ведійскими арійцами, классъ рабовъ пополнялся войной.
Поэзія Ведъ имѣетъ настолько мало соціологическій характеръ, что изъ нея можно заимствовать только отрывочныя свѣдѣнія объ условіяхъ рабства у арійцевъ. А priori слѣдуетъ допустить, что рабство существовало у арійцевъ. Ведійскіе арійцы жили, повидимому, подъ властью маленькихъ феодальныхъ королей, а такой режимъ, особенно въ самомъ началѣ, обыкновенно совмѣщаетъ и рабство, и крѣпостное состояніе. Въ нѣкоторыхъ стихахъ Веды упоминается о людяхъ, приносимыхъ въ даръ. Эти люди, которые дарились вмѣстѣ со скотомъ, конечно, не могли быть ничѣмъ инымъ какъ военноплѣнными, рабами, и это тѣмъ болѣе вѣроятно, что у ведійскихъ арійцевъ не было порабощенной касты. Браминскіе судры не существовали до завоеванія Индіи; они образовались изъ черни побѣжденныхъ, порабощенныхъ послѣ побѣды. Ручной трудъ на этомъ основаніи выполнялся у ведійскихъ арійцевъ или рабами, или крѣпостными, но, во всякомъ случаѣ существованіе у нихъ рабства и крѣпостного состоянія болѣе или менѣе доказано текстами Веды. Возможно, впрочемъ, что существовали и свободные ремесленники въ виду такого развитаго соціальнаго состоянія. Во всѣхъ рабовладѣльческихъ и крѣпостныхъ странахъ отпущенные на волю рабы и освобожденные крѣпостные естественнымъ образомъ превращаются въ платныхъ ремесленниковъ. У ведійскихъ арійцевъ не могло быть недостатка въ работѣ, такъ какъ промышленность была довольно развита. Одинъ изъ стиховъ Веды говоритъ о спеціализаціи ремеслъ. «Я рабочій, — говорится въ этомъ стихѣ, — мой отецъ-врачъ, моя мать — мельничиха. Наша дѣятельность различна, но всѣ мы желаемъ получить зерно, какъ коровы — ячмень». Повидимому этотъ текстъ довольно ясно указываетъ на существованіе платныхъ ремеслъ, а также на родъ работы, которая всегда налагалась на женщинъ во всѣхъ варварскихъ и земледѣльческихъ обществахъ; эта работа заключалась въ измельчаніи зерна, размалываніи его между двумя каменьями или при помощи ручной мельницы. Но это была не единственная обязанность, налагавшаяся на женщинъ; онѣ должны были также прясть шерсть и ленъ и исполнять домашнія работы.
Если рабство существовало уже у ведійскихъ арійцевъ, то тѣмъ съ большимъ основаніемъ оно должно было существовать въ браминской Индіи. Греки однако не замѣтили его тамъ, быть можетъ, потому, что оно носило домашній характеръ и также мало бросалось въ глаза, какъ въ Индо-Китаѣ и Китаѣ. Мегасѳенъ увѣряетъ даже, что ни одинъ индусъ не имѣетъ рабовъ, а Страбонъ говоритъ, что законы Индіи запрещаютъ рабство, и это же самое подтверждаетъ Діодоръ. Но эти писатели сами себѣ противорѣчатъ. Такъ, Страбонъ говоритъ о рабоJ пиствѣ, съ которымъ въ Индіи относятся не только къ королямъ, но и ко всѣмъ вельможамъ. Затѣмъ онъ прибавляетъ, что королю услуживаютъ женщины, купленныя у ихъ родителей. Въ другомъ мѣстѣ этотъ же самый писатель говоритъ о классѣ ремесленниковъ, мелкихъ купцовъ, всѣхъ тѣхъ, кто живетъ своимъ трудомъ. Члены этого класса, по его словамъ, уплачиваютъ налогъ (скорѣе: оброкъ), другіе же выполняютъ обязательную работу. Это классъ, очевидно, аналогичный классу браминскихъ судръ, классу порабощенному, которому, по словамъ Ману, верховный владыка вмѣнилъ въ единственную обязанность служить высшимъ классамъ. Существованіе этого класса устранило необходимость рабства и обусловило малочисленность класса рабовъ. Но законы Ману все-таки указываютъ на то, что рабы были въ Индіи, такъ какъ въ нихъ говорится объ уплатѣ займа рабами; затѣмъ о существованіи семи родовъ рабства: военноплѣнный, слуга, крѣпостной, рожденный отъ женщины рабыни въ домѣ господина, купленный или дареный рабъ, наслѣдственный рабъ, рабъ по приговору, вслѣдствіе того, что не уплатилъ штрафа. Въ этомъ перечисленіи указаны всѣ источники рабства, встрѣчаемые нами болѣе или менѣе у всѣхъ народовъ. Законы Ману лишь вскользь касаются класса рабовъ, такъ какъ классъ этотъ не имѣлъ ни численности, ни значенія, потому что весь соціально необходимый трудъ выполнялся очень многочисленною кастою судръ, этихъ прирожденныхъ рабовъ браминовъ, которые не могли быть даже отпущены на волю, такъ какъ рабство имъ было присуще. Законы Ману, предписывая судрамъ самое безусловное подчиненіе, ставили ихъ въ чрезвычайно униженное положеніе. Но хотя общій строй индусскаго общества въ настоящее время и не таковъ, какъ былъ во времена Ману, тѣмъ не менѣе, принципъ остался тотъ же, кастовый духъ все еще очень живъ, но только касты раздробились на подъ-касты и на многочисленныя корпораціи. Въ концѣ прошлаго вѣка аббатъ Дюбуа утверждалъ, что большинство механическихъ профессій и почти весь ручной трудъ лежалъ на обязанности судръ, которые, однако, раздѣлились на множество корпорацій, на томъ основаніи, что индусъ не могъ одновременно заниматься двумя профессіями. Но тотъ же самый наблюдатель говоритъ, что, несмотря на кастовый режимъ, со слугами индусами обращались хорошо и что высокомѣріе европейцевъ возбуждало въ этомъ отношеніи негодованіе индусскихъ слугъ. По словамъ аббата Дюбуа, судры, въ свою очередь, учредили іерархію и только такъ называемые паріи продолжали занимать прежнее униженное положеніе, напоминающее то, которое законы Ману предписываютъ всѣмъ судрамъ.
Паріи представляютъ настоящій классъ рабовъ въ Индіи. Вездѣ ону подчинены другимъ кастамъ и подвергаются жестокому обращенію. Имъ запрещено проходить черезъ улицу, гдѣ живутъ брамины; еслибъ они имѣли дерзость сдѣлать это, то брамины не стали бы ихъ бить сами, чтобы не осквернить себя, но имѣли бы право поручитъ другимъ убить ихъ. Парія, осмѣлившійся войти въ домъ брамина, могъ быть убитъ тутъ же на мѣстѣ и такіе случаи бывали въ индусскихъ княжествахъ. Однако, отвращеніе къ паріямъ уменьшается постепенно по направленію къ сѣверной части полуострова, гдѣ, въ нѣкоторыхъ мѣстахъ, имъ уже дозволяется приближаться, входить въ хлѣвъ, гдѣ находятся коровы, и даже ставить ногу, но только одну, на порогъ жилища господина.
Но паріямъ запрещено воздѣлывать землю за свой собственный счетъ, за исключеніемъ нѣсколькихъ округовъ. Смотря по округу, паріи либо состоятъ на заработной платы, либо они крѣпостные. Въ сѣверной Индіи они нанимаются къ другимъ племенамъ и выполняютъ за весьма скромное вознагражденіе самыя тяжелыя работы. Ихъ господа могутъ ихъ бить сколько вздумается. Но тѣ немногіе паріи, которымъ дозволяется воздѣлывать землю для себя, еще, болѣе несчастны по причинѣ своей безпечности и лѣни. На Малабарскомъ берегу паріи — крѣпостные, прикрѣпленные къ землѣ отъ отца къ сыну. Землевладѣлецъ можетъ продать ихъ вмѣстѣ съ землей и вообще можетъ ими распоряжаться, какъ вздумаетъ. Въ Малабарскомъ округѣ, менѣе подвергавшемся нашествіямъ, нежели сѣверная Индія, старинные обычаи сохранились лучше, чѣмъ гдѣ бы то ни было, и весьма возможно, что нынѣшнее положеніе паріевъ представляетъ изображеніе того, чѣмъ было положеніе судръ на всемъ полуостровѣ послѣ арійскаго завоеванія.
Но существуютъ также паріи, въ полномъ смыслѣ этого слова рабы; это тѣ, которые продали себя, своихъ женъ и дѣтей судрамъ-земледѣльцамъ. Такіе паріи всегда исполняютъ самыя тяжелыя работы и всегда съ ними обращаются очень сурово. Нѣкоторые являются чѣмъ-то въ родѣ общественныхъ рабовъ и въ деревняхъ на ихъ обязанности лежитъ уборка нечистотъ. Впрочемъ, инстинктъ рабства такъ укоренился въ душѣ паріевъ, что они смотрятъ на свою судьбу, какъ на нѣчто совершенно естественное; они никогда не жалуются, не ропщутъ, ихъ порабощеніе полное. Въ то же время и характеръ ихъ понизился до уровня ихъ положенія; они потеряли всякое нравственное чувство, никакой порокъ не кажется имъ достойнымъ осужденія, никакая мерзость ихъ не отталкиваетъ и они готовы оспаривать у собакъ, шакаловъ и воронъ полусгнившее мясо мертвыхъ животныхъ и даже высушиваютъ куски этого мяса и сохраняютъ его въ своихъ хижинахъ.
Въ Индіи вообще не имѣли понятія о землѣ, какъ о мѣновой цѣнности, которая могла переходить изъ рукъ въ руки, какъ движимое имущество. Въ Малабарѣ и вообще въ странѣ тамиловъ, гдѣ арійцы встрѣтили расу, совершенно непохожую на ихъ собственную, главнымъ землевладѣльцемъ былъ обыкновенно раджа; вассалы взимали налоги и платили ему подать животными, рабами, тканями и т. д. Но зато эти вассалы сильно притѣсняли земледѣльческое населеніе, вслѣдствіе чего много земельныхъ участковъ оставались безъ всякой культуры. Благодаря устойчивости этой политической организаціи, бывшей результатомъ завоеванія, можно, по примѣру малабарскихъ паріевъ, судить о томъ положеніи, въ которое были поставлены туземцы Индіи послѣ побѣдоноснаго нашествія арійскихъ народностей. Если бы греки могли проникнуть въ эту область Малабара, то ужъ, конечно, они не стали бы утверждать такъ смѣло, что Индія не знала рабства. На самомъ же дѣлѣ въ древней Индіи только брамины не могли быть обращены въ рабство, но ваисіи и даже кшатріи въ случаѣ нужды становились рабами. Кромѣ законовъ Ману, въ индусскомъ законодательствѣ находится много статей, опредѣляющихъ положеніе раба, и нѣкоторыя изъ этихъ статей имѣютъ даже покровительственный характеръ и устанавливаютъ также условія отпущенія раба на волю.
Кромѣ рабовъ, въ Индіи существуютъ полурабы, скорѣе, служители, нежели рабы, напримѣръ, тѣ, которые служатъ добровольно, полагаясь относительно вознагражденія на великодушіе своего господина, или же тотъ, кто служитъ господину, потому что женился на рабынѣ, принадлежавшей его дому, или тотъ, который получаетъ за свою службу лишь то. что доставляетъ одна корова или маленькое поле. Но эти неполные рабы могутъ по желанію перестать быть рабами; имъ нужно только отказаться отъ вознагражденія или отъ жены.
Рядомъ съ этими рабами существуетъ еще классъ состоящихъ на заработной платѣ. Индусскіе законодатели старались очень тщательно опредѣлить права и обязанности рабочаго, получающаго плату. Индусское законодательство, устанавливающее условія положенія рабовъ, крѣпостныхъ, слугъ и рабочихъ, получающихъ плату, указываетъ во всякомъ случаѣ, что индусское общество очень далеко ушло отъ первобытнаго варварства, и ремесленникъ, кто бы онъ ни былъ и какъ ни была низменна его каста или подъ-каста, все-таки разсматривается какъ человѣческое существо, которому законъ старается оказать покровительство. По всей вѣроятности смягченіе положенія раба вызвано было тѣмъ, что рядомъ съ рабствомъ и крѣпостнымъ состояніемъ существовалъ и платный трудъ. Религія или, вѣрнѣе, религіозная эволюція, также съ своей стороны, могла отчасти способствовать смягченію условій рабства. Браманизмъ, вѣроятно, не желая этого и стоя лишь на религіозной точкѣ зрѣнія, на точкѣ зрѣнія переселенія душъ «послѣ смерти», способствовалъ все-таки распространенію такого ученія, которое логическимъ образомъ приводитъ къ основному равенству людей, такъ какъ, согласно догмату, каждый можетъ взобраться или спуститься по лѣстницѣ созданій. Въ теоріи буддизмъ оказался еще радикальнѣе, такъ какъ, съ религіозной точки зрѣнія, онъ разрушилъ даже кастовыя цѣпи, не допуская, впрочемъ, вступленія въ монашескія ордена рабовъ и даже должниковъ и воиновъ. Но все же однажды насажденныя въ умѣ идеи религіознаго равенства не могли не отразиться все-таки такъ или иначе въ дѣйствительной жизни.
Въ древней Персіи, относительно которой мы имѣемъ еще меньше свѣдѣній, нежели объ Индіи, по всей вѣроятности, организація труда и рабства была почти такая же, какъ и въ Индіи, по крайней мѣрѣ, такъ, вѣроятно, было въ монархической Персіи; другая же намъ неизвѣстна. Необыкновенный почетъ, которымъ пользовалось земледѣліе въ древней Персіи, не допускаетъ предположенія, чтобы полевыя работы были удѣломъ рабовъ. Рабы были только помощниками, слугами и, вѣроятно, какъ и въ современной Персіи, они были немногочисленны; рабство было домашнимъ и ограничивалось домами вельможъ. Касты или первобытные классы маздеитовъ (парсовъ) не указываютъ на существованіе рабовъ; существовало только три свободныхъ класса, учрежденные самимъ Зороастромъ: жрецы, воины и земледѣльцы. Зороастръ самъ былъ первымъ жрецомъ, первымъ воиномъ, первымъ земледѣльцемъ. Позднѣе, во времена легендарнаго короля Джемшида, къ этимъ тремъ первичнымъ классамъ присоединили классъ ремесленниковъ и такой порядокъ послѣдовательности соотвѣтствуетъ въ достаточной степени порядку соціологической эволюціи.
Когда великая монархія, такъ называемая восточная, водворилась въ Персіи и Мидіи, то число рабовъ сдѣлалось очень значительнымъ и таковъ обыкновенно всегда бываетъ результатъ завоеванія варваровъ. У мидянъ королевскіе дворцы, дома вельможъ, были переполнены евнухами и рабами; были также земледѣльческіе рабы и ихъ положеніе было наслѣдственнымъ. Позднѣе у парѳянъ число рабовъ сдѣлалось громаднымъ и въ каждой семьѣ были собственные рабы. Въ арміи, сражавшейся съ Антоніемъ, на 50.000 всадниковъ насчитывалось не болѣе 400 свободныхъ людей; конечно, это были офицеры.
Побѣдоносная, монархическая и торжествующая Персія переполнилась рабами; были рабы-пастухи въ степяхъ и горахъ, рабы-земледѣльцы въ поляхъ, рабы въ области промышленности и торговли, царскіе рабы, рабы, принадлежавшіе жрецамъ, и т. д. Царь-царей имѣлъ въ своемъ распоряженіи цѣлыя полчища рабовъ. Въ Дамаскѣ Парменіонъ нашелъ въ свитѣ Дарія 329 музыкантовъ, 46 плетельщиковъ вѣнковъ, 277 поваровъ и 29 помощниковъ, 13 пирожниковъ, 17 человѣкъ, обязанныхъ приготовлять напитки, 70 фильтровальщиковъ вина и 40 парфюмеровъ. Жены Артабада и Ментора имѣли рабынь, которыя назывались «climacides», потому что служили своимъ госпожамъ подножками, когда тѣ взбирались на колесницы.
Дарій и Ксерксъ, для которыхъ всѣ одинаково были рабами, обращались съ побѣжденными, какъ со скотомъ, находящимся въ полномъ ихъ распоряженіи. Осажденные вавилоняне, чтобы имѣть возможность дольше сопротивляться Дарію, умертвили своихъ женъ, желая, чтобы запасовъ хватило на дольше. Побѣдивъ, персидскій монархъ посадилъ на колъ три тысячи человѣкъ для примѣра и затѣмъ просто-на-просто приказалъ сосѣднимъ націямъ доставить вавилонянамъ женщинъ для замѣны умершихъ. Число этихъ женщинъ, отправленныхъ въ Вавилонъ по приказу, простиралось до 50.000. Впрочемъ, персидскіе монархи имѣли привычку и со своими подданными обращаться какъ со скотомъ. Такъ, Ксерксъ, пройдя Геллеспонтъ, велѣлъ своей арміи дефилировать передъ собою и она шла, погоняемая кнутомъ. Точно также и въ Ѳермопилахъ начальники погоняли кнутомъ своихъ воиновъ, чтобы они шли на спартанцевъ.
Александръ, побѣдитель персовъ, соблазненный дурнымъ примѣромъ, съ поспѣшностью усвоилъ себѣ всѣ привычки царя царей. Онъ окружилъ себя замѣчательно красивыми наложницами, число которыхъ, по словамъ Діодора, равнялось числу дней въ году. Каждый вечеръ это стадо женщинъ собиралось вокругъ царской постели и побѣдитель выбиралъ одну изъ нихъ. Конечно, хроникеры и историки греческаго античнаго міра могли преувеличить, украсить или исказить дѣйствительность, но, тѣмъ не менѣе, сущность все-таки остается и вполнѣ согласуется съ тѣмъ, что намъ извѣстно объ организаціи или, вѣрнѣе, соціальной дезорганизаціи великихъ варварскихъ монархій древности. Въ этихъ безмѣрно деспотическихъ монархіяхъ рабство принимаетъ гиперболическіе размѣры съ точки зрѣнія нравственности. Но въ Персіи, быть можетъ, рабство существовало только при дворѣ и почти исключительно было въ употребленіи только у вельможъ. Такая гипотеза вполнѣ подтверждается нѣкоторыми свѣдѣніями, которыя можно заимствовать изъ поэмы Фирдуси. Въ самомъ дѣлѣ, «Книга царей» говоритъ только о придворныхъ рабахъ и обращеніи съ ними.
Въ этихъ обширныхъ имперіяхъ промышленная и матеріальная цивилизація достигла уже большого развитія, но эта цивилизація плохо ширилась съ суровыми условіями первобытнаго рабства и для великой соціальной работы, въ особенности для земледѣлія, крѣпостное состояніе представляетъ гораздо большія удобства. Въ этомъ отношеніи современная Персія можетъ просвѣтить насъ насчетъ древней Персіи. Со времени Дарія и Ксеркса Персію постигло много превратностей, цари ея перестали быть «великими царями», она была завоевана, магометанство замѣнило религію Зороастра, а между тѣмъ въ главныхъ чертахъ политическая и соціальная организація измѣнилась меньше, чѣмъ можно было ожидать. Теперешній шахъ пользуется такою же безграничною властью, какъ и Камбизъ, раболѣпство развито очень сильно, но рабовъ мало. Деревни составляютъ собственность вельможъ, которымъ уплачиваютъ оброкъ, частью натурой, частью деньгами, не въ ущербъ обязательному труду. Нѣкоторыя высокопоставленныя лица владѣютъ при такихъ условіяхъ сотнями деревень. Земледѣліе не составляетъ уже священнаго занятія, но оно все-таки довольно развито. Остроумная система ирригаціи, очень древняго происхожденія, доставляетъ полямъ воду съ горъ, и распредѣленіемъ воды завѣдуютъ особые чиновники, называемые «mirab» или «emir-ab» (князь воды). Каждое частное лицо платитъ и получаетъ такое количество воды, какое нужно для его участка, и мошенническія продѣлки съ водой караются очень строго. Способъ удобренія земли весьма напоминаетъ тотъ, который существовалъ въ древнемъ Перу и въ Китаѣ. Собственно рабовъ въ Персіи немного и они находятся преимущественно во дворцахъ высокопоставленныхъ лицъ. Вотъ почему до недавняго времени, когда Персія усвоила себѣ военныя привычки Европы, персы не забирали въ плѣнъ, потому что плѣнные имъ ни на что не были нужны, и она предпочитали обезглавливать на мѣстѣ своихъ плѣнныхъ, собирая коллекцію головъ и получая за каждую въ награду червонецъ. Въ странѣ, въ которой все населеніе находится на рабскомъ положеніи, настоящіе рабы не нужны. Персія осталась азіатскою монархіей по преимуществу и въ ней вся нація до сихъ поръ еще составляетъ собственность монарха. Верховный владыка приказываетъ, что ему вздумается, и каждый почитаетъ за честь быть его рабомъ и исполнять его прихоти. Приближенные шаха, сановники и богачи, разумѣется, подражаютъ шаху, насколько это въ ихъ средствахъ.
Рядомъ съ крѣпостными земледѣльцами и рабами въ Персіи есть свободный классъ ремесленниковъ, состоящихъ на заработной платѣ. Въ Персіи преобладаетъ такой же режимъ мелкой промышленности, какъ и въ Китаѣ, и ремесленники образуютъ такія же корпораціи, во главѣ которыхъ находится лицо, назначенное шахомъ. Но даже будучи свободными, персидскіе ремесленники все-таки находятся на службѣ шаха и повинны исполнять обязательныя работы, что вполнѣ естественно, такъ какъ монархъ въ принципѣ не только владѣетъ государствомъ, но и людьми и всѣмъ остальнымъ. Однако; такой деспотизмъ, возведенный на степень верховнаго и всеобщаго права, явился причиною нѣкотораго смягченія и практическаго ограниченія рабства. Въ самомъ дѣлѣ, въ главныхъ монархическихъ государствахъ древности, тамъ, гдѣ деспотизмъ распустился пышнымъ цвѣтомъ, замѣчается, къ удивленію, ограниченіе собственно рабства и возникновеніе его смягченной формы крѣпостного состоянія; въ то же время начинаетъ образовываться классъ ремесленниковъ, состоящихъ на заработной платѣ. Но не слѣдуетъ искать причины такой эволюціи въ гуманитарныхъ чувствахъ, которыхъ не было въ древнихъ обществахъ; перемѣна вызвана частью разсчетомъ, частью же силою вещей. Въ обществахъ дикарей ручной трудъ, несмотря на свою необходимость, играетъ все-таки лишь ограниченную роль; его можно цѣликомъ возложить на рабовъ, на которыхъ имѣешь всѣ права. Но въ обществахъ съ болѣе сложною организаціей, тамъ, гдѣ промышленность и искусство достигли значительнаго прогресса, нельзя обойтись безъ раздѣленія соціальнаго труда. Разумѣется, сильные и монархъ не стали бы стѣсняться эксплуатировать и попирать порабощенную массу, принадлежащую, по ихъ мнѣнію, къ низшей породѣ людей, но такихъ привилегированныхъ лицъ все-таки немного и они безсильны лично угнетать милліоны человѣческихъ существъ и волей-неволей область ихъ прихотей ограничивается. Конечно, они сохраняютъ рабство, какъ учрежденіе, но ограничиваютъ его стѣнами своихъ дворцовъ; главный же соціально-необходимый трудъ, безъ котораго не могли бы существовать ни привилегированные, ни угнетаемые, налагается на крѣпостныхъ, т. е. на такихъ рабовъ, цѣпь которыхъ стала длиннѣе.
Трудъ раба требуетъ постояннаго надзора и управленія, все равно, какъ работа домашнихъ животныхъ, и въ такой обширной имперіи, какъ древняя Персія, понадобилась бы цѣлая армія надсмотрщиковъ. Зачѣмъ же это? Разумѣется, пріятно имѣть въ своемъ распоряженіи и попирать ногами низшихъ беззащитныхъ, которыми можно распоряжаться по произволу, но это удовольствіе привилегированные могутъ и такъ доставить себѣ, сохранивъ только болѣе или менѣе ограниченное число домашнихъ рабовъ. Для обработки земли обширной имперіи нужны милліоны рабочихъ рукъ и выгоднѣе предоставлять этимъ рабочимъ нѣкоторую свободу, чѣмъ надзирать за ними постоянно и содержать ихъ. Главное, это — имѣть возможность отнять у нихъ наибольшую часть продуктовъ ихъ труда, и вотъ почему рабы превращаются въ крѣпостныхъ, прикрѣпленныхъ къ землѣ и обложенныхъ оброкомъ, что не мѣшаетъ, однако, налагать на нихъ также и обязательныя работы, если вздумается, и вообще подчинять ихъ своимъ капризамъ.
Кромѣ землепашества, существуетъ еще промышленный трудъ, въ которомъ рабы рѣдко бываютъ очень искусны, такъ какъ самыя условія ихъ положенія мѣшаютъ имъ совершенствоваться въ искусствѣ или ремеслѣ. Большинство же ремесленниковъ и художниковъ доставляется все болѣе и болѣе увеличивающимся классомъ освобожденныхъ крѣпостныхъ и отпущенныхъ на волю рабовъ. Эти свободные ремесленники хотя и должны часто покорятся прихоти высшихъ классовъ, тѣмъ, не менѣе, все же пользуются довольно большою независимостью, хотя за это они бываютъ предоставлены совершенно на произволъ судьбы, не имѣя другихъ рессурсовъ, кромѣ продуктовъ своего труда, и представляя въ сущности временныхъ рабовъ; имъ платятъ и ихъ содержать какъ разъ столько времени, сколько они бываютъ нужны, а затѣмъ они могутъ выпутываться сами какъ знаютъ. Рабы стоили бы, конечно, дороже и причиняли бы больше хлопотъ. Такого рода соображенія объясняютъ соціальные факты, кажущіеся противорѣчивыми на первый взглядъ: распространеніе крѣпостничества въ большихъ, деспотическихъ имперіяхъ и, наоборотъ, значительное распространеніе рабства въ маленькихъ республикахъ древней Греціи, гдѣ свободные граждане не соглашались вести зависимую жизнь сельскихъ крѣпостныхъ.
Глава XIII.
[править]Дойдя въ нашемъ изслѣдованіи эволюціи рабства до древней Греціи, мы не могли не почувствовать облегченія. Въ этой избранной странѣ человѣкъ гораздо чаще обнаруживалъ гуманныя стороны своего характера, такъ что, переходя отъ другихъ расъ къ греческой расѣ, мы, дѣйствительно, какъ бы дѣлаемъ огромный шагъ впередъ и внезапно поднимаемся по лѣстницѣ прогресса. Но, тѣмъ не менѣе, въ самомъ началѣ своей эволюціи, всѣ даже самыя высшія расы должны были находиться на уровнѣ самыхъ низшихъ, и это такъ же неизбѣжно, какъ то, что взрослый человѣкъ непремѣнно долженъ былъ пройти черезъ періодъ дѣтства. Кромѣ того, какого бы высокаго уровня ни достигла какая нибудь раса, все-таки ея нравственный прогрессъ идетъ неровными шагами; въ одномъ отношеніи онъ быстроподвигается впередъ, въ другомъ отстаетъ, и знаменитое изреченіе Паскаля «Fange et la bête» скорѣе всего можетъ быть примѣнимо къ высшимъ расамъ. Притомъ же у всѣхъ народовъ, какъ и у отдѣльныхъ индивидовъ, умственное развитіе можетъ опередить значительнымъ образомъ нравственное, однако блескомъ своей цивилизаціи народы всегда бываютъ обязаны только своему интеллектуальному развитію. Это относится и къ Греціи, по крайней мѣрѣ въ томъ, что касается рабства. Въ самомъ дѣлѣ мы находимъ во многихъ древнихъ греческихъ городахъ, достигшихъ высокой степени развитія, самыя варварскія условія рабства, и очень часто великіе философы древности оправдывали въ теоріи практическое примѣненіе рабства. Вся организація греческихъ городовъ основывалась на рабствѣ и даже въ Аѳинахъ, въ самыя демократическія эпохи, господствовали рабство и олигархія. Граждане всѣхъ классовъ представляли лишь незначительное меньшинство, которое собственно и управляло всею остальною массой населенія, лишенной всякихъ политическихъ правъ. Эта масса, находившаяся подъ опекой, состояла изъ рабочихъ и чужестранцевъ, которымъ разрѣшено было жительство въ Аѳинахъ, и эти два класса, порабощенные въ различной степени, выполняли всю соціально-необходимую работу. Однако, самая значительная часть этой соціальной задачи все-таки выпадала на долю рабовъ въ настоящемъ смыслѣ этого слова и численность рабскаго населенія въ Греціи достигала на первый взглядъ совершенно невѣроятной цифры. Въ Хіосѣ, напримѣръ, по вычисленію Ѳукидида, было 210.000 рабовъ. Въ Спартѣ насчитывали сначала всего лишь 4.000 равноправныхъ гражданъ, образовавшихъ собственно народъ, имѣющій политическія права. Если прибавить сюда еще женщинъ и дѣтей, то общее число свободнаго населенія, различнаго возраста и пола, должно было равняться, приблизительно, 30.000. Это населеніе управляло и эксплуатировало трудъ 220.000 илотовъ. Все населеніе Аттики состояло въ 309 г. до нашей эры изъ 21.000 гражданъ, 400.000 рабовъ и 10.000 «метековъ» (métèques), представлявшихъ переходную степень отъ рабовъ къ свободнымъ людямъ. Въ самомъ бѣдномъ домѣ непремѣнно были рабы, а богатые имѣли ихъ сотни. По Платону, въ порядочномъ домѣ должно было находиться не менѣе пятидесяти рабовъ. У Аристотеля было 13 рабовъ взрослыхъ и дѣтей, но весьма часто число это было больше. У Филоменида было 300 рабовъ, у Гиппоника — 600, у Никіаса — 1.000, но у Никіаса рабы работали въ рудникахъ и большею частью такое количество рабовъ всегда совпадало съ какими-нибудь промышленными предпріятіями.
Происхожденіе такого многочисленнаго рабскаго населенія въ Греціи зависѣло отъ различныхъ причинъ, но и тутъ, какъ и вездѣ, дѣйствовала главнымъ образомъ, повидимому, одна общая причина — война. Геродотъ, впрочемъ, говоритъ объ отдаленной эпохѣ, когда въ Греціи, повидимому, не было рабовъ и молодые люди обоего пола сами отправлялись за водой. По словамъ Аѳинея, рабство было неизвѣстно въ Греціи, и въ первобытныя времена молодые услуживали старымъ. Это относится, вѣроятно, къ доисторическимъ преданіямъ, къ существованію въ первобытной Элладѣ общинныхъ клановъ. Въ Греціи до временъ Гомера война была постоянною поставщицей рабовъ, въ особенности рабовъ женскаго пола. Герои Илліады — безъ сомнѣнія, очень свирѣпые воины; они убиваютъ безъ милосердія людей и поджигаютъ города. Если имъ и случается щадить жизнь побѣжденныхъ, то лишь для того, чтобы приносить ихъ въ жертву богамъ. Но дѣтямъ и женщинамъ часто оставляли жизнь и первыхъ воспитывали для рабства; женщины же, какъ менѣе опасныя, вслѣдствіе своей слабости, становились служанками, а также наложницами при случаѣ. Если у рабыни рождался сынъ отъ ея господина, то онъ становился свободнымъ; но мать его оставалась рабыней и передавалась по наслѣдству, какъ и прочее имущество.
Греки весьма долго не дѣлали большого различія между войною и разбойничествомъ. Ѳукидидъ, напримѣръ, говоритъ, что «въ древности морское разбойничество не заключало въ себѣ ничего унизительнаго и даже наоборотъ, можно было до нѣкоторой степени прославиться, занимаясь имъ». Похищать чужестранцевъ, въ особенности женщинъ и дѣтей, было самымъ обыкновеннымъ дѣломъ и эта привычка сохранялась въ Греціи въ теченіе перваго періода ея исторіи. Послѣ взятія Тира и избіенія всѣхъ его защитниковъ, Александръ приказалъ перевѣшать всѣхъ мужчинъ, но продалъ съ публичнаго торга женщинъ и дѣтей.
Однако войны и морское разбойничество не были единственными источниками, поставлявшими рабовъ. Въ Греціи очень долго допускалась продажа дѣтей родителями и, кромѣ того, каждый свободный человѣкъ, если онъ былъ бѣденъ, могъ самъ продать себя. До реформы Солона неоплатный должникъ также становился рабомъ, и много людей продавалось за долги кредиторами и превращались въ рабовъ. Съ своей стороны, и суды приговаривали къ рабству многихъ, такъ какъ въ уголовной области нѣкоторые проступки карались лишеніемъ свободы. Религія также способствовала пополненію рабскаго населенія, такъ какъ случалось, что многіе индивиды добровольно становились рабами съ цѣлью искупленія какой-нибудь вины. Примѣръ такого искупленія поданъ былъ Аполлономъ. Но самымъ страннымъ рабствомъ является рабство больныхъ, доведенныхъ до отчаянія и дѣлающихся рабами врача въ награду за то, что онъ ихъ вылѣчилъ.
Но всѣ эти рабы составляли лишь небольшой контингентъ рабскаго населенія; двумя самыми главными источниками рабства служили все-таки естественное приращеніе населенія, затѣмъ война и морское разбойничество. Плѣнники, проданные съ публичнаго торга, люди, уведенные пиратами, отводились на рынки въ города, гдѣ граждане имѣли полную возможность добывать себѣ рабовъ сколько угодно. Въ результатѣ получилась обширная торговля рабами, центрами которой служили нѣкоторые города. Въ Делосѣ, напримѣръ, ежедневно продавались миріады рабовъ. Въ Аѳинахъ тоже былъ устроенъ рынокъ рабовъ на. открытомъ воздухѣ. Купцы услужливо выставляли живой товаръ и покупатели осматривали его самымъ тщательнымъ образомъ, отыскивая какіе-нибудь недостатки. Раба осматривали и ощупывали со всѣхъ сторонъ, изслѣдовали его ноги, руки, зубы, заставляли его ходить, бѣгать и т. д. — однимъ словомъ, при покупкѣ раба соблюдались совершенно такія же предосторожности, какія соблюдаются у насъ при покупкѣ лошади.
Въ Аттикѣ рабы чужеземнаго, но все-таки греческаго происхожденія были немногочисленны, такъ какъ военноплѣнные обмѣнивались или за нихъ уплачивался выкупъ. На этотъ счетъ даже существовали договоры между отдѣльными городами. Рабами становились, главнымъ образомъ, обитатели странъ, считавшихся варварскими. Положимъ, пираты старались всегда взять въ плѣнъ свободныхъ людей, но это было лишь въ надеждѣ получить хорошій выкупъ. Похищеніе дѣтей не составляло однако рѣдкости, въ особенности въ городахъ. По какому-то противорѣчію въ Аѳинахъ, законъ преслѣдовалъ похитителей рабовъ, но покровительствовалъ продавцамъ рабовъ или продавцамъ «тѣла», какъ называли рабовъ, подлежащихъ продажѣ. Негоціанты добывали свой товаръ въ различныхъ странахъ, во Ѳракіи, въ греческихъ колоніяхъ, въ Египтѣ, гдѣ грекамъ продавали юридическихъ рабовъ и чернокожихъ.
Изъ поэмъ гомеровой эпохи мы можемъ заключить, что рабъ находился въ полной власти своего господина, также какъ и военноплѣнный. По приказанію своего отца Улисса, Телемакъ вѣшаетъ преспокойно рабынь, совершившихъ непростительное преступленіе, заключавшееся въ томъ, что онѣ отдались своимъ женихамъ безъ разрѣшенія владѣльца.
У Гомера рабы исполняютъ самыя разнообразныя обязанности; рабыни же преимущественно занимались домашними работами; онѣ ткали подъ наблюденіемъ своей госпожи, мололи зерно ручными мельницами или же отправлялись за водой къ общественнымъ фонтанамъ. Гость также всегда отдавался въ руки рабынь, которыя отводили его въ баню, натирали душистыми маслами и т. д.
Но въ Греціи гомеровой эпохи рабы были немногочисленны; тогда еще предпочитали убивать побѣжденнаго, а не обращать его въ рабство. Только вожди, князья, имѣли рабовъ, и часто эти рабы составляли часть военной добычи и только иногда они добывались посредствомъ покупки у финикійскихъ купцовъ. Господинъ имѣлъ всѣ права надъ своимъ рабомъ, но обыкновенно онъ обращался съ нимъ скорѣе мягко, нежели сурово, что объясняется тѣмъ, что большинство рабовъ были военноплѣнные, иногда даже высокаго происхожденія, за котораго можно было получить выкупъ. Не разъ бывало, что сыновья королей похищались и продавались какъ рабы финикійскими пиратами. Даже среди рабынь встрѣчались принцессы.
Съ прогрессомъ общей цивилизаціи соціальная организація очень усложнилась и между рабами и господами образовалась глубокая пропасть. Рабы сдѣлались многочисленнѣе и перестали быть исключительно только доказательствомъ и принадлежностью высшаго ранга и богатства. Намъ лучше всего извѣстны условія рабства въ Аѳинахъ, и, въ общемъ, благодаря господствующимъ нравамъ, условія эти были сравнительно не очень тяжелыя, что даже вызываетъ удивленіе Ксенофонта. Впрочемъ, греческіе рабы происходили, большею частью, изъ цивилизованныхъ расъ и даже часто были греческой расы. И эта общность происхожденія могла, конечно, заставить аѳинянъ кротко обращаться со своими рабами. Но гуманность аѳинянъ въ обращеніи съ рабами все-таки зависѣла, главнымъ образомъ, отъ господствующихъ нравовъ. Съ точки зрѣнія закона, рабъ все-таки представлялъ полную собственность своего господина, но такъ какъ эта собственность была живой, то къ ней относились съ нѣкоторымъ снисхожденіемъ. Законъ хотя и оказывалъ нѣкоторое покровительство рабу, по все-таки былъ очень суровъ, и доброе отношеніе къ рабу вовсе не было обязательствомъ. Александръ Македонскій, во время своего похода въ долину Евфрата, могъ забавляться тѣмъ, что зажигалъ раба, предварительно облитаго нефтью, и Страбонъ и Плутархъ разсказываютъ объ этой выходкѣ великаго завоевателя безъ всякой тѣни негодованія.
Положеніе греческаго раба передъ закономъ было далеко незавиднымъ; каждый свободный гражданинъ могъ его ударить, заплативъ лишь самый ничтожный штрафъ. Богатые сицилійскіе граждане, владѣвшіе цѣлыми толпами рабовъ, отмѣчали ихъ какъ скотъ, изнуряли работой и почти не кормили. Палка и плеть часто прогуливались по тѣлу раба и всякій рабъ, позволившій себѣ приласкать ребенка свободнаго гражданина, подвергался пятидесяти ударамъ. Въ уголовномъ процессѣ истецъ могъ подвергнуть своихъ рабовъ пыткѣ, чтобы получить отъ нихъ показаніе, которое имѣло законную силу. Съ своей стороны и обвинитель могъ тоже самое потребовать, но только онъ долженъ былъ предварительно подвергнуть оцѣнкѣ эти «предметы», т. е. рабовъ, и уплатить за нихъ владѣльцу на случай, если они умрутъ или будутъ искалѣчены во время пытки.
Дерзкіе и непослушные рабы отправлялись на работы въ рудники или на мельницы. Владѣльцы имѣли въ своемъ распоряженіи множество принудительныхъ мѣръ и могли подвергать своихъ рабовъ самымъ жестокимъ наказаніямъ. Сицилійскіе рабовладѣльцы, ослѣпленные страстью роскоши, разрѣшали своимъ рабамъ заниматься разбоями, но просвоивали себѣ выгоды, извлекаемыя ими изъ этого промысла. Это повело вначалѣ къ образованію цѣлыхъ шаекъ убійцъ и грабителей, но впослѣдствіи изъ нихъ же образовались цѣлыя арміи бунтовщиковъ.
Изъ рабынь извлекали выгоду, заставляя ихъ торговать собой. Греческая нравственность не находила ничего предосудительнаго въ проституціи, и даже самъ добродѣтельный Солонъ покупалъ дѣвушекъ и основывалъ публичные дома, впрочемъ, съ нравственными цѣлями — чтобы отвлечь юношей отъ эксцессовъ еще худшаго рода.
Впрочемъ, законъ все-таки смягчалъ нѣсколько положеніе раба, признавая за нимъ право требовать, чтобы его продали, если владѣлецъ жестоко обращался съ нимъ. Въ такихъ случаяхъ законъ назначалъ рабу даже оффиціальнаго защитника. Кромѣ того, владѣлецъ не имѣлъ права предавать смерти своего раба безъ суда. Если съ нимъ черезчуръ жестоко обращались, то рабъ могъ искать убѣжища въ храмахъ, алтаряхъ, священныхъ лѣсахъ и пріютахъ. Одно только прикосновеніе къ какому-нибудь священному предмету, напримѣръ, къ лавровому вѣнку Аполлона, могло уже служить рабу защитой отъ яростнаго гнѣва господина.
Кромѣ рабовъ, принадлежащихъ частнымъ лицамъ, были и другіе. Города имѣли общественныхъ рабовъ, при храмахъ находились также священные рабы. Изъ этихъ рабовъ одни исполняли должность слугъ внутри храмовъ, другіе же — скорѣе были крѣпостными, обязанными уплачивать извѣстный оброкъ и выполнять извѣстную работу. Такіе рабы обрабатывали землю, принадлежащую храмамъ, и платили аренду.
Въ древней Греціи зачастую цѣлый побѣжденный народъ посвящался богамъ и становился ихъ рабомъ, и въ особенности часто побѣдители приносили такой даръ любимому изъ греческихъ боговъ, Аполлону Дельфійскому. Позднѣе довольствовались уже лишь пожертвованіемъ десятиннаго сбора со своихъ владѣній, оставляя людей. Но иногда цѣлые города, подъ вліяніемъ какихъ-либо затрудненій, съ которыми имъ нужно было бороться, или, въ порывѣ благочестія, посвящали тому или другому божеству десятую часть своихъ гражданъ. Но такъ какъ боги не могли утилизировать такую массу рабовъ ни въ своихъ храмахъ, ни въ своихъ владѣніяхъ, то рабовъ отправляли въ другія мѣста въ качествѣ колонистовъ, подлежащихъ извѣстному оброку. Такимъ образомъ была основана колонія въ Азіи, обитатели которой обязаны были поставлять дельфійцамъ, посѣщавшимъ ихъ край, соль, масло, уксусъ, жилища и т. д.
Въ нѣкоторыхъ храмахъ, и въ особенности въ храмахъ Венеры, рабыни занимались проституціей и отдавали казнѣ этихъ храмовъ часть своихъ доходовъ. Эти религіозныя проститутки въ древней Греціи, въ сущности, представляютъ то же самое, что и баядерки въ индійскихъ пагодахъ. Такое прибыльное ремесло проимущественно процвѣтало въ большихъ городахъ подъ прикрытіемъ религіи. Въ особенности Коринѳъ и Эриксъ прославились этимъ. Одинъ только храмъ Венеры въ Коринѳѣ владѣлъ болѣе чѣмъ тысячью куртизанокъ, принесенныхъ въ даръ богинѣ въ порывѣ благочестія жертвователями обоего пола. Эти куртизанки привлекали въ городъ толпу мужчинъ, что было для города очень выгодно. Въ особенности владѣльцы кораблей разорялись на подобныя «благочестивыя удовольствія», вслѣдствіе чего даже возникла поговорка: «Не всякому дано побывать въ Коринѳѣ».
Обычай подносить въ даръ храму своего города болѣе или менѣе значительное количество куртизанокъ въ случаѣ успѣха какого-нибудь предпріятія или дѣла, былъ очень распространенъ. Такъ, Ксенофонтъ въ Эфесахъ, отправляясь на олимпійскія игры, обѣщалъ Венерѣ, что доставитъ ей цѣлую армію молодыхъ дѣвушекъ, если выйдетъ побѣдителемъ. Свой обѣтъ онъ исполнилъ вполнѣ добросовѣстно, и Пиндаръ воспѣлъ въ одной изъ одъ его достойный поступокъ. Въ Коринѳѣ священныя куртизанки пользовались величайшимъ почетомъ, и въ важныхъ случаяхъ имъ поручалось передавать желанія города богинѣ, которой онѣ такъ добросовѣстно служили.
Храмъ Эрикса въ Сициліи соперничалъ съ храмомъ Коринѳа въ этомъ отношеніи. Его основателемъ считался даже какой-то миѳическій сынъ Венеры, что указываетъ на его древнее происхожденіе. Эти нравы, хотя и запечатлѣнные большею религіозностью и торжественностью, весьма напоминаютъ все-таки современные нравы Японіи, такъ изумляющіе и скандализующіе наше общественное мнѣніе. Во всякомъ случаѣ, по тому контрасту, который они представляютъ, они указываютъ все-таки, до какой степени введеніе христіанства видоизмѣнило нашу нравственность, въ особенности относительно такъ называемой «плотской нравственности».
Во всѣхъ греческихъ городахъ были общественные рабы, которые должны были исполнять общественныя работы и служить судьямъ. Въ Аѳинахъ было множество такихъ рабовъ; такъ называемые скиѳскіе стрѣлки принадлежали къ числу ихъ. Въ мирное время они исполняли обязанности жандармовъ, полицейскихъ агентовъ, а также писцовъ, счетчиковъ, глашатаевъ, сторожей, тюремщиковъ и т. п. Они же были и палачами, и рабочими, изготовлявшими монеты. Многіе изъ этихъ рабовъ вели довольно независимое существованіе, имѣли свое хозяйство, имущество, которымъ они могли располагать, и въ общемъ ихъ соціальное положеніе равнялось положенію чужестранцевъ, получившихъ право жительства, «метековъ», такъ какъ, выполнивъ свои обязанности, они были почти свободны.
Ксенофонтъ, обнаруживавшій любовь къ нововведеніямъ, предлагалъ Аѳинамъ ввести промышленное рабство, купить рабовъ и спекулировать ихъ трудомъ, либо отдавая ихъ въ наемъ частнымъ лицамъ, либо употребляя ихъ на работы въ рудникахъ. Впрочемъ, въ этомъ случаѣ Ксенофонтъ совѣтовалъ городу дѣлать въ большихъ размѣрахъ лишь то, что дѣлали ежедневно, но въ малыхъ размѣрахъ, частныя лица. Въ Аѳинахъ, какъ мы увидимъ дальше, промышленное рабство существовало уже въ довольно большихъ размѣрахъ даже во времена Ксенофонта.
Въ Греціи отпущеніе на волю раба представляло довольно частое явленіе и обусловливалось различными причинами, также какъ и совершалось различными способами. Во-первыхъ, рабъ могъ самъ выкупиться на волю, конечно, съ согласія господина и, разумѣется, онъ долженъ былъ накопить для этого достаточную сумму, т. е. быть въ теченіе многихъ лѣтъ покорнымъ, трудолюбивымъ и бережливымъ; воля такимъ образомъ являлась вознагражденіемъ за хорошее поведеніе. Часто отпущеніе на волю совершалось посредствомъ фиктивной продажи раба какому-нибудь божеству, а именно Аполлону; иногда же воля была безвозмезднымъ даромъ, но чаще всего рабъ уплачивалъ за свою свободу чистыми деньгами. Но освобожденіе раба могло быть произведено и самимъ государствомъ. Такъ, въ Аѳинахъ былъ изданъ декретъ, обѣщавшій свободу каждому рабу, который разоблачилъ бы какой-нибудь коммерческій обманъ, но въ особенности военная служба давала рабу возможность получить свободу. Въ принципѣ рабъ избавлялся отъ военной службы, его считали какъ бы недостойнымъ этого, но по необходимости часто приходилось пополнять рабами ряды войска и поэтому рабовъ, поступавшихъ туда, отпускали на волю. Въ Спартѣ было такъ много такихъ освобожденныхъ рабовъ, что они образовали даже спеціальный классъ (Neodamèdes). Когда населеніе Спарты сильно уменьшилось подъ вліяніемъ войнъ и многія семьи должны были угаснуть, то разрѣшены были свободные браки илотовъ съ дочерьми или вдовами гражданъ, и илоты, вступившіе въ такой бракъ, объявлены были свободными. Извѣстно, что въ Лакедемонѣ первое мѣсто всегда удѣлялось интересамъ государства, и даже въ томъ, что касалось половой нравственности.
Въ Греціи освобожденный рабъ не могъ все-таки занимать мѣсто среди гражданъ. Переставъ быть рабомъ, онъ поступалъ подъ двойную опеку — государства и своего бывшаго господина; такой рабъ становится "метекомъ "и долженъ былъ платить налоги и подлежать всѣмъ повинностямъ, налагаемымъ на этотъ классъ населенія. Его соціальное положеніе все таки было еще очень низкое и получить званіе гражданина онъ могъ лишь тогда, когда это присуждалъ ему законъ, вотированный собраніемъ изъ 6.000 гражданъ. Въ качествѣ метека бывшій рабъ долженъ былъ имѣть патрона и такимъ патрономъ, конечно, являлся его бывшій господинъ. Освобожденный рабъ продолжалъ заниматься тѣмъ же самымъ искусствомъ, какимъ онъ занимался у своего господина, и увеличивалъ собою гчисло свободныхъ ремесленниковъ и такимъ образомъ многіе изъ отпущенныхъ на волю попадали въ классъ рабочихъ за задѣльную плату, пролетаріевъ, не имѣвшихъ другихъ рессурсовъ, кромѣ собственныхъ рукъ.
Такое подчиненное положеніе, нѣчто среднее между рабствомъ и свободой, создаваемое освобожденному рабу какъ закономъ, такъ и нравами, вполнѣ отвѣчало идеѣ о нравственномъ паденіи, которое непремѣнно было сопряжено съ положеніемъ раба. Такое мнѣніе, существовавшее въ Греціи, оправдывало и извиняло въ глазахъ грековъ суровость и несправедливость въ обращеніи съ рабами. Рѣшительно повсюду въ античномъ мірѣ рабство признавалось соціально необходимымъ. У гражданъ, у свободныхъ людей было не мало другого дѣла и они не могли предаваться механическимъ занятіямъ. У народовъ, стоящихъ на низкой ступени умственнаго развитія, слабыхъ угнетаютъ, не разсуждая и не придумывая для этого никакихъ оправданій. Но у расъ, болѣе развитыхъ умственно и у которыхъ уже образовалось до нѣкоторой степени нравственное чувство, общественная совѣсть нуждается въ успокоеній, что и достигается при помощи болѣе или менѣе лукавыхъ разсужденій, въ которыхъ никогда не бываетъ недостатка. Если нравственность не находится на высотѣ ума, то обыкновенно умъ становится ея послушнымъ слугой и самъ отыскиваетъ доводы для оправданія инстинктовъ и побужденій низкаго свойства. Это явленіе наблюдается какъ у народовъ, такъ и у отдѣльныхъ индивидовъ, и въ томъ, что касается рабства, великій Аристотель является лучшимъ подтвержденіемъ этого правила, такъ какъ онъ олицетворялъ собою защитника дурного дѣла.
Желанія Аристотеля заключались именно въ томъ, чтобы механическая работа, по крайней мѣрѣ въ большей своей части, предоставлена была населенію, исключенному изъ политической жизни, причемъ онъ дѣлалъ весьма небольшое различіе между ремесленникомъ и рабомъ. По мнѣнію древнихъ грековъ, всякій ручной трудъ унижаетъ достоинство ума и, только имѣя много свободнаго времени, граждане могутъ выполнять свои гражданскія обязанности. По Аристотелю, прирожденнымъ рабомъ даже выгодно оставаться рабами. Онъ говоритъ, что между господиномъ и рабомъ не можетъ существовать дружба совершенно такъ же, какъ и не можетъ существовать между человѣкомъ и лошадью или быкомъ! «Ничего не можетъ быть общаго между этими существами, — восклицаетъ онъ, — рабъ — это одушевленный инструментъ, а инструментъ — неодушевленный рабъ». Далѣе онъ говоритъ, что законы нужны только для равныхъ по своему рожденію и своимъ способностямъ людей, и отсюда можно заключить, что рабъ стоялъ ниже законовъ, тогда какъ человѣкъ, занимавшій болѣе высокое положеніе, находился надъ ними.
Платонъ однако не знаетъ, какого мнѣнія держаться относительно рабства. «Причины, приводимыя въ пользу рабства, — говоритъ онъ, — хороши въ одномъ отношеніи и дурны въ другомъ; онѣ указываютъ одновременно на пользу и опасность рабства». Въ своей идеальной республикѣ Платонъ отводитъ мѣсто каждому сообразно его личнымъ достоинствамъ, а никакъ не рожденію. Но республика Платона — это утопія и его вліяніе на нравы грековъ было ничтожно, такъ что въ отношеніи рабства Греція ни въ чемъ не уступаетъ другимъ государствамъ древности.
У всѣхъ народовъ и расъ рабство обыкновенно смягчалось и измѣняло форму по мѣрѣ прогресса цивилизаціи, и это превращеніе всегда совершалось въ одномъ и томъ же направленіи: личность раба все менѣе и менѣе подвергалась притѣсненіямъ, но зато все болѣе и болѣе эксплуатировался его трудъ и отъ него отнимались въ значительной степени плоды его трудовъ. Такимъ образомъ рабъ превращался постепенно въ крѣпостного. Въ особенности сельскій рабъ раньше другихъ воспользовался такимъ превращеніемъ, и между нимъ и домашнимъ рабомъ образовалась значительная разница. Домашній рабъ, находясь постоянно на глазахъ своего господина, долженъ былъ испытывать какъ неудобства, такъ и выгоды такого сосѣдства, и, смотря по расположенію духа своего господина, онъ то терпѣлъ дурное обращеніе, то съ нимъ обращались мягко и добродушно, но, во всякомъ случаѣ, онъ долго находился въ самой тѣсной зависимости отъ своего господина и гораздо позднѣе освободился отъ первобытнаго рабства, чѣмъ сельскій рабъ.
Въ Греціи, какъ и въ другихъ мѣстахъ, рабство предшествовало крѣпостному состоянію. Это послѣднее возникаетъ часто тогда, когда побѣдители обращаютъ въ рабство сразу цѣлый народъ. У Гомера мы не находимъ даже слѣдовъ этого состоянія и въ Греціи мы не встрѣчаемъ такихъ примѣровъ до ѳессалійскихъ и дорійскихъ завоеваній. Дорійскіе завоеватели Крита превратили древнихъ обитателей его въ крѣпостныхъ и раздѣлили ихъ на двѣ категоріи: на «кларатовъ» или «афаніотовъ», обрабатывавшихъ землю частныхъ владѣльцевъ, и «мноитовъ», прикрѣпленныхъ къ государственной землѣ. Обыкновенно ни тѣмъ, ни другимъ, не дозволялось носить оружіе и даже имъ были воспрещены военныя или гимнастическія упражненія, такъ какъ эти упражненія могли ихъ сдѣлать опасными. Эти рабы были побѣжденные, обращенные въ рабство, и побѣдители желали, чтобы они оставались въ этомъ положеніи. Не даромъ въ одной критской пѣсенкѣ поется: "Моимъ копьемъ я пашу землю, собираю жатву, снимаю виноградъ! "Спартанцы именно при помощи такого удобнаго способа собирали жатву и виноградъ. Но слѣдуетъ замѣтить, что такая организація крѣпостничества составляла въ древней Греціи исключеніе. Въ Аттикѣ, гдѣ, по крайней мѣрѣ во время первоначальнаго историческаго періода, не было завоеваній, не было и крѣпостного состоянія. Во всѣхъ обществахъ однако существуетъ такой трудъ, который считается низкимъ, но онъ, тѣмъ не менѣе, необходимъ и кто-нибудь да долженъ же выполнять его. Въ Аѳинахъ этотъ трудъ составлялъ удѣлъ многочисленныхъ рабовъ, большею частью иностраннаго происхожденія. Во время реформы Солона этотъ трудъ выпалъ въ значительной степени на долю свободныхъ пролетаріевъ (thètes), не имѣвшихъ земли и поэтому нанимавшихся за задѣльную плату. До реформы Солона многіе, изъ этихъ пролетаріевъ были несостоятельными должниками, которые вынуждены были уплачивать долгъ своимъ трудомъ. Послѣ реформы они образовали свободный классъ, но низшаго разряда. Доступъ къ общественнымъ должностямъ былъ имъ закрытъ, но они имѣли право голоса въ общественныхъ собраніяхъ, гдѣ обсуждались общественныя дѣла и выбирались судьи. Какъ и спартанскіе илоты, они зачислялись въ ряды пѣхоты и флота. Это и былъ пролетаріатъ первобытныхъ Аѳинъ,
Во всѣхъ обществахъ классы, болѣе или менѣе свободные въ политическомъ отношеніи и могущіе располагать своею личностью, но лишенные всякаго имущества или же не имѣющіе достаточныхъ средствъ къ существованію, поневолѣ становятся рабочими, получающими задѣльную плату, такъ какъ у нихъ нѣтъ никакихъ другихъ рессурсовъ, кромѣ ихъ собственныхъ рукъ. Въ Спартѣ свободные граждане игнорировали ручной трудъ; они готовили себя только къ войнѣ. За нихъ работали другіе. «Періеки» (périeques), представлявшіе въ Спартѣ побѣжденное и порабощенное дорійскими завоевателями ахейское населеніе, хотя и зачислялись въ ряды спартанскаго войска, но они были только слугами и на судахъ были гребцами. Въ концѣ концовъ они занялись ремеслами, сдѣлались каретниками, слесарями, башмачниками, портными, ювелирами, художниками, комерсантами и т. д. Въ Спартѣ, какъ и въ Египтѣ, всякая промышленная профессія была наслѣдственной, по крайней мѣрѣ такъ было относительно поваровъ и флейтистовъ. Всѣ эти «періеки» въ Спартѣ и образовали настоящій очагъ платнаго труда. Метеки въ Аттикѣ приближаются къ періекамъ, но, повидимому, они были по преимуществу торговцами и лавочниками. Эти чужестранцы, получившіе право жительства, но лишенные гражданскихъ правъ, составляли въ Аѳинахъ, въ лучшія времена республики, очень многочисленный классъ, приблизительно въ 45.000 человѣкъ. Однимъ словомъ, въ Аѳинахъ не было недостатка въ промышленномъ классѣ, извлекавшемъ средства къ жизни изъ какого-нибудь ремесла или мелкой торговли. Но въ Греціи всякій ручной трудъ считался болѣе или менѣе унизительнымъ, въ особенности за предѣлами Аѳинъ.
Однако это презрѣніе къ труду явилось сравнительно недавно, такъ какъ у Гомера о немъ нѣтъ и помина, быть можетъ, потому, что въ ту эпоху рабство еще не имѣло большого распространенія. Положимъ, греческій политеизмъ, не колеблясь, помѣстилъ среди боговъ кузнеца Вулкана, но надо сказать, что искусство ковать желѣзо во многихъ странахъ въ началѣ пользовалось большимъ почетомъ, да и теперь еще въ нѣкоторыхъ мѣстахъ центральной Африки кузнецы образуютъ аристократическую касту.
По мѣрѣ политической эволюціи, нравы измѣнялись. Геродотъ говоритъ уже о презрѣніи къ труду и склоненъ былъ бы приписывать это чувство египетскому вліянію, еслибъ оно не существовало также и во Ѳракіи, у скиѳовъ, персовъ, лидійцевъ и у всѣхъ варваровъ. Онъ замѣчаетъ также, что въ Спартѣ это презрѣніе болѣе развито и Геродота тамъ называютъ «поэтомъ илотовъ», на томъ основаніи, что онъ воспѣвалъ земледѣліе и восхвалялъ работниковъ.
Аристотель открыто одобряетъ то, что свободному рабочему отказывается въ званіи гражданина. По его мнѣнію, гражданиномъ могъ быть лишь тотъ, кто не имѣлъ нужды работать, чтобы жить. Платонъ въ своей «Республикѣ» считаетъ ручной трудъ не только унизительнымъ, но даже предосудительнымъ. Онъ говоритъ, что природа не создала ни башмачниковъ, ни кузнецовъ, и поэтому такія занятія унижаютъ человѣка, превращающагося въ презрѣннаго наемника, лишающагося политическихъ правъ. Что же касается торговцевъ, привыкшихъ лгать и обманывать, то ихъ будутъ терпѣть лишь какъ необходимое зло.
Однако Солонъ возсталъ противъ этого предразсудка, такъ укоренившагося въ Греціи, и издалъ законы противъ праздности и бродяжничества. Наиболѣе искусный рабочій во всякой профессіи получалъ даровой обѣдъ и ему отводилось почетное мѣсто на общественныхъ собраніяхъ. Солонъ говорилъ, что сынъ не обязанъ кормить своего отца, если отецъ не обучитъ его никакому ремеслу. Но и Солону не удалось измѣнить общественное мнѣніе, такъ что промышленныя профессіи попрежнему остались удѣломъ рабовъ или полурабовъ.
Большинство свободныхъ рабочихъ занималось своимъ ремесломъ у себя дома, когда это было возможно, и такіе рабочіе существовали на счетъ своего дневного заработка. Однако, бѣднѣйшіе изъ нихъ бывали вынуждены наниматься рядомъ съ рабами на рынкахъ и притомъ за такую же низкую цѣну, какъ и они. Такъ какъ полевыя работы совершались обыкновенно рабами, проживающими на этой землѣ, то рабы, отдававшіеся внаймы своими господами на рывкахъ, рядомъ со свободными рабочими, предлагавшими свой трудъ за такую же плату, предназначались преимущественно для промышленныхъ работъ. Рабы почти совсѣмъ вытѣснили свободнаго человѣка изъ области сельскаго труда и также составляли ему опасную конкурренцію въ области промышленнаго труда. Фабриканты и коммерсанты въ Аѳинахъ считали удобнѣе для себя и притомъ гораздо экономнѣе, пріобрѣтать въ свою собственность «живыя орудія» труда.
Самая обширная эксплуатація рабскаго труда совершалась въ копяхъ. При первобытныхъ способахъ разработки и доставки руды, работа эта была сопряжена съ большими опасностями; это былъ очень тяжелый трудъ и смертность среди такихъ рабочихъ была громадна. Однако, какъ это ни невѣроятно, но и въ наши времена еще существуетъ въ Европѣ въ нѣкоторыхъ мѣстахъ въ рудникахъ такая же варварская эксплуатація труда. Корреспондентъ римской газеты «Tribuna», описалъ недавно работу дѣтей въ сѣрныхъ копяхъ въ Сициліи и сообщилъ по этому поводу разныя возмутительныя подробности. Рабочіе эти — мальчики отъ 8 до 15—18 лѣтъ; они выносятъ на своихъ плечахъ руду, добытую въ глубинѣ рудника. Эти несчастные, которыхъ въ Сициліи называютъ «carusi», находятся на жалованьи у «piccioneri!», т. е. у тѣхъ, кто добываетъ руду. «Пиччіонери» наняли малютокъ у ихъ родителей за извѣстное вознагражденіе, отъ 100 до 150 фр. въ годъ, которые притомъ уплачиваются мукой и пшеницей. Чтобы освободиться, «carusi» долженъ былъ бы внести эту сумму, но заработать и скопить ее онъ не можетъ, такъ какъ получаетъ всего 50 сантимовъ въ сутки, да и то ему уплачиваютъ ихъ мукой дурного качества. Такимъ образомъ, бѣдняжка осужденъ быть рабомъ долгіе годы и одинаково выноситѣ дурное обращеніе какъ отъ своего отца, такъ и своего арендатора. Корреспондентъ рисуетъ самыми мрачными красками жизнь «carusi». Они работаютъ изъ подъ палки, какъ и другіе рабы, и рабочій день ихъ продолжается двѣнадцать часовъ. Они спятъ прямо на землѣ, въ пещерахъ, питаются лукомъ и хлѣбомъ. Корреспондентъ слышалъ, какъ стонали несчастныя малютки, изнемогая подъ тяжестью ноши. Едва удерживаясь на ногахъ, они тащили ее, боясь остановиться, чтобы передохнуть, такъ какъ пиччіонери всегда готовъ былъ возбудить ихъ рвеніе палочными ударами. «Ужасно было видѣть эти процессіи дѣтей, поднимавшихся съ тяжелою ношей за плечами, по узкимъ галлереямъ, съ высѣченными въ нихъ рѣдкими, мокрыми и скользкими ступенями. Глядя на нихъ, согнувшихся и дрожащихъ на своихъ слабыхъ ногахъ, мы испытали такое чувство жалости, что сами готовы были заплакать!» — восклицаетъ корреспондентъ. Прибавлять къ этому разсказу нечего, но мы можемъ судить изъ этого, каково должно было быть положеніе рабочихъ въ рудникахъ въ древней Греціи, Египтѣ и Карѳагенѣ. Этотъ возмутительный примѣръ изъ современной жизни заставляетъ оживать передъ нашими глазами картины той жестокости, съ которою богачи и спекуляторы древности обращались со своими рабами. Въ общемъ мы можемъ найти въ Аѳинахъ, хотя еще не достигшими полнаго развитія, всѣ элементы нашего современнаго индустріализма: страсть къ легкой наживѣ, къ спекуляціямъ и капиталистовъ, помышляющихъ только о прибыли и съ этою цѣлью эксплуатирующихъ рабскій трудъ. Въ Аѳинахъ существовали даже промышленныя и торговыя общества и компаніи на акціяхъ. Результатомъ этого естественно должно было быть образованіе денежной аристократіи, презирающей механическій трудъ, содѣйствовавшій ея обогащенію; на этотъ трудъ смотрѣли, какъ на нѣчто унижающее и сердце, и умъ одновременно. Аристотель явился настоящимъ выразителемъ этого ходячаго мнѣнія къ Аѳинахъ.
Наемные рабочіе, хотя они и были свободными, не могли бороться съ конкурренціей рабскаго труда, и чтобы не умереть съ голоду, соглашались работать на тѣхъ же условіяхъ и даже были счастливы, если имъ удавалось найти мѣстечко рядомъ съ рабами, въ какой-нибудь мастерской. Конечно, нравственный уровень ихъ только понижался отъ этого. Другіе же жили какъ паразиты или занимались какими-нибудь постыдными ремеслами. Эти различныя причины содѣйствовали образованію презрѣнной и невѣжественной черни. Аристофанъ въ своей реалистической комедіи очень яркими чертами описываетъ бѣдствія аѳинскаго наемника. Извѣстно уже, къ какимъ результатамъ привели такія соціальныя условія. Греція обезлюдѣла; сосредоточеніе богатства въ рукахъ незначительнаго числа лицъ вызвало недостатокъ въ людяхъ — «олигатропію», какъ выражается Аристотель, и любовь къ своей общинѣ, нѣкогда столь горячая, замѣнилась свирѣпымъ эгоизмомъ. Аристофанъ говоритъ о фабрикантахъ оружія, щитовъ и т. п., которые желали войны только для того, чтобы сбыть свой товаръ. Такой нравственный упадокъ всегда влечетъ за собою трусость и низость, и потому, когда Греціи понадобилось защищать себя отъ Рима, — у нея уже не хватило на это ни силъ, ни желанія. Богатый классъ даже предпочиталъ чужестранную власть демагогіи, а бѣдный классъ ничего не терялъ отъ перемѣны.
Намъ остается сказать нѣсколько словъ о положеніи женщинъ въ Греціи. Насколько можно заключить изъ легендъ, поэмъ, преданій и исторіи, положеніе свободныхъ женщинъ не было тяжелымъ. Мы узнаемъ отъ Ксенофонта, что о воспитаніи сердца и ума женщины не особенно заботились, но, тѣмъ не менѣе, съ нею хорошо обращались. Идеаломъ была хорошая хозяйка, и всякая замужняя женщина стремилась къ этому идеалу. Ксенофонтъ сравниваетъ такую хозяйку съ пчелой. Но хотя женщина и не терпѣла никакихъ притѣсненій и мужчина сравнительно хорошо обращался съ нею, тѣмъ не менѣе, она всегда оставалась его слугой и ему даже въ голову не приходило сдѣлать изъ нея свою подругу въ полномъ смыслѣ этого слова.
Въ Греціи можно прослѣдить полную эволюцію рабства и это очень поучительное зрѣлище, урокъ, данный соціологіей. Самая первобытная фаза, когда существовали равноправные кланы, ускользаетъ отъ нашего непосредственнаго наблюденія, но существованіе ея подтверждается многими преданіями и переживаніями. Въ Греціи гомеровой эпохи уже есть рабство, по оно мало развито и составляетъ лишь принадлежность знатности и богатства. Но тогда величіе знатныхъ далеко еще не было такимъ внушительнымъ и многіе изъ нихъ не считали для себя унизительнымъ работать. Рабское населеніе состояло преимущественно изъ женщинъ, плѣнницъ и въ эту эпоху съ рабами обращались хорошо, и хотя господинъ имѣлъ всѣ права надъ своимъ рабомъ, но онъ не злоупотреблялъ ими. Это зависѣло отъ различныхъ причинъ, прежде всего отъ того, что рабъ не подвергался промышленной эксплуатаціи, и отъ того, что въ большинствѣ случаевъ, онъ былъ военноплѣннымъ, и такъ какъ войны имѣли преимущественно внутренній характеръ, то рабы были, большею частью, греческой расы и порою даже высокаго происхожденія. Съ развитіемъ военнаго и промышленнаго прогресса картина мѣняется. Благодаря отдаленнымъ войнамъ и морскому разбойничеству, въ Греціи появляется масса рабовъ иностраннаго происхожденія и эти рабы становятся предметомъ торговли. Чтобы извлечь пользу изъ рабовъ, на нихъ взваливаютъ весь ручной трудъ, и они скоро превращаются въ простыя орудія, дѣлаясь предметомъ промышленной и торговой спекуляціи. Чѣмъ болѣе развивается индустріализмъ, тѣмъ онъ становится суровѣе. Рабъ совершенно перестаетъ быть человѣкомъ, онъ — «вещь», которая интересуетъ своего владѣльца лишь по стольку, по скольку онъ можетъ извлечь изъ нея выгоду для себя.
Рядомъ съ такими безусловными рабами въ Греціи образуется классъ «полу-рабовъ» (илоты, періеки); они представляютъ цѣлый народъ, порабощенный завоеваніемъ. Такіе полу-рабы существуютъ въ Спартѣ, Ѳессаліи, Критѣ, но въ остальной Греціи крѣпостное состояніе замѣнено было задѣльнымъ трудомъ, представляющимъ ничто иное, какъ смягченную, замаскированную форму рабства. Всѣ обездоленные, хотя бы они и не были рабами, оказываются de facto порабощенными. Зажиточные и богатые граждане одинаково презираютъ всю эту ремесленную толпу, и философы не дѣлаютъ большого различія между наемнымъ рабочимъ и рабомъ. Да и въ самомъ дѣлѣ, какъ тѣ, такъ и другіе, придавленные и разбитые механическимъ трудомъ, униженные и презираемые, въ нравственномъ и интеллектуальномъ отношеніи стояли очень низко. Паденіе это способствовало у нихъ развитію разныхъ пороковъ, что только усиливало всеобщее презрѣніе къ нимъ, такъ какъ эти пороки считали присущими ихъ природѣ, между тѣмъ какъ они были лишь естественнымъ результатомъ созданнаго имъ положенія въ обществѣ. Но эти презрѣнные рабы составляли все-таки главную массу населенія и ихъ нравственное паденіе должно было необходимымъ образомъ отразиться на свободномъ меньшинствѣ. Свободные бѣдняки, работающіе за задѣльную плату, жили почти такъ же, какъ рабы, и также презирались богатыми классами. Но дѣти богачей, выростая среди рабовъ, которые о нихъ заботились и служили имъ, по примѣру своихъ родителей, также презирали рабовъ и также дурно обращались съ ними, но отъ нихъ они пріобрѣтали разные пороки, присущіе рабству; такимъ образомъ, нравственное вырожденіе шло съ двухъ сторонъ. Однако, свободные ремесленники, хотя и занимали мѣсто на ряду съ рабами и заимствовали отъ нихъ ихъ недостатки, все-таки не могли не чувствовать по временамъ глубокаго возмущенія противъ своихъ притѣснителей, и такъ какъ они все-таки имѣли извѣстныя политическія права, то и пользовались ими часто противъ привилегированныхъ классовъ. То, что греки называли съ презрѣніемъ и страхомъ демагогіей, сдѣлалось силой, которая внушала такой ужасъ богатымъ, что они даже предпочли ей чужеземную власть. Съ этого времени нравственное разложеніе государства составляетъ уже свершившійся фактъ, и завоевателю стоитъ только явиться, чтобы взять то, что само дается въ руки. Однако, этотъ урокъ, данный исторіей, и въ особенности соціологіей, никому до сихъ поръ еще не послужилъ на пользу.
Глава XIV.
[править]Общность происхожденія латинской и греческой расы заставляетъ уже заранѣе предполагать, что введеніе рабства обусловливалось одинаковыми причинами, какъ въ той, такъ и въ другой расѣ. Это подтверждается и разслѣдованіемъ. Впрочемъ, мы имѣли уже случай убѣдиться, что причины рабства болѣе или менѣе одинаковы у всѣхъ расъ, хотя разсматриваемыя отдѣльно, онѣ оказываются болію дѣятельными въ однихъ случаяхъ и менѣе въ другихъ. Вездѣ самою важною причиною рабства является война, но одни народы воюютъ съ большимъ успѣхомъ, другіе съ меньшимъ, и поэтому одни покупаютъ рабовъ, другіе же имѣютъ ихъ въ избыткѣ, обращая въ рабовъ всѣхъ своихъ военноплѣнныхъ. Римъ же былъ въ высшей степени воинственнымъ государствомъ и притомъ еще побѣдоноснымъ. Это было хищное государство, величественный и безнравственный примѣръ котораго могъ совратить всѣ націи, наслѣдовавшія ему, и привить имъ ненасытную страсть къ завоеваніямъ и грабежамъ. Очень естественно, что въ Римѣ, болѣе чѣмъ гдѣ-либо въ другомъ мѣстѣ, война служила главнымъ источникомъ рабства.
Съ самаго своего возникновенія Римъ въ самомъ дѣлѣ былъ для своихъ сосѣдей настоящею волчицей, служившей ему эмблемой; ручной трудъ, за исключеніемъ только одного, находился въ полномъ презрѣніи у римлянъ. Ромулъ, какъ гласитъ преданіе, допускалъ для свободныхъ людей только двѣ профессіи: войну и земледѣліе; всѣ же остальныя занятія и ремесла считались унизительными и годными лишь для рабовъ. Главный упрекъ, который, по Титу Ливію, Брутъ дѣлалъ тарквинянамъ заключался въ томъ, что они превратили воиновъ въ каменщиковъ и ремесленниковъ. Мененій, считавшійся самымъ мудрымъ изъ сенаторовъ, говорилъ своимъ коллегамъ: «Намъ нужны солдаты, а не ремесленники и наемники; за насъ будутъ работать побѣжденные». Такимъ образомъ, военноплѣнный оказывался полною собственностью побѣдителя, захотѣвшаго даровать ему жизнь. Поэтому-то въ глазахъ римлянина попасться въ плѣнъ было большимъ униженіемъ для человѣка. Иногда даже сенатъ отказывался выкупать римскихъ гражданъ, попавшихъ въ плѣнъ къ непріятелю, а выкупленныхъ родственниками отправляли куда-нибудь за предѣлы Италіи. Даже если непріятель добровольно возвращалъ плѣнныхъ, то эти послѣдніе занимали уже въ рядахъ арміи болѣе низкое положеніе, чѣмъ прежде, и могли реабилитировать себя лишь на войнѣ.
Такія воззрѣнія первобытныхъ римлянъ, считавшихъ плѣнъ позоромъ и предпочитавшихъ смерть, должны были естественнымъ образомъ породить суровое отношеніе къ плѣннымъ и жестокость по отношенію къ побѣжденнымъ. Убивать плѣнныхъ послѣ сраженія составляло даже своего рода развлеченіе, и иногда римскіе солдаты забавлялись тѣмъ, что заставляли плѣнныхъ перерѣзывать другъ другу горло. Послѣ пораженія самнитовъ 4.000 плѣнныхъ были приведены на Марсово Поле и заперты въ Villa publica, гдѣ ихъ зарѣзали римскіе солдаты, нарочно посланные туда для этого. Но когда мало-по-малу владѣнія римлянъ расширились вслѣдствіе побѣдъ, — понадобились рабочія руки для обработки обширныхъ земель, и тогда прекратились массовыя избіенія плѣнныхъ; ихъ начали обращать въ рабство, и военноплѣнные сдѣлались очень важною частью военной добычи. Послѣ разоренія Карѳагена и Коринѳа рабское населеніе Рима возрасло въ огромной степени. Съ той поры военныя экспедиціи приняли характеръ набѣговъ съ цѣлью захвата людей. Павелъ Эмилій вывелъ изъ Эпира 150.000 плѣнныхъ, которые сдѣлались рабами. Марій взялъ въ плѣнъ 90.000 тевтоновъ и 60.000 кимвровъ. Плутархъ приписываетъ Цезарю огромную въ его глазахъ заслугу и славу обращенія въ рабство милліона людей.
Кромѣ войны, поставщикомъ рабовъ было морское разбойничество, не заключавшее въ себѣ ничего предосудительнаго во мнѣніи древнихъ, лишь бы только оно не причиняло ущерба согражданамъ. Цѣлыя флотиліи пиратовъ сновали по Средиземному морю и въ широкихъ размѣрахъ занимались торговлей бѣлыми рабами, такъ какъ на рынкахъ на происхожденіе этого живого товара не обращали большого вниманія. Вообще, никто и нигдѣ не былъ гарантированъ отъ нападенія и, попавъ въ руки пиратовъ, тотчасъ же отвозился ими въ торговые центры. Торговля рабами была вполнѣ законна и очень прибыльна. Даже строгій Катонъ, безъ всякаго стѣсненія, занимался этимъ промысломъ: онъ покупалъ молодыхъ рабовъ, воспитывалъ ихъ и затѣмъ продавалъ ихъ съ большимъ барышомъ. Кромѣ того, эта торговля живымъ товаромъ доставляла выгоды и казнѣ, такъ какъ товаръ этотъ былъ обложенъ ввозной и вывозной пошлиной, а также торговымъ налогомъ.
Война доставляла рабовъ, но только рабовъ иностраннаго происхожденія. Но въ Римѣ граждане могли сдѣлаться рабами вслѣдствіе разныхъ причинъ и, главнымъ образомъ, за долги. Впрочемъ, это было лишь временное рабство, пока не покрывался долгъ. Другимъ источникомъ рабства являлась продажа дѣтей родителями и женъ мужьями, что дозволялось закономъ, такъ какъ подъ понятіемъ «семья» подразумѣвались жена, дѣти и рабы, и законъ не дѣлалъ между ними особенныхъ различій. Но ко всѣмъ этимъ причинамъ надо прибавить самую главную, это — естественный приростъ рабскаго населенія. Рабство, каково бы ни было его первоначальное происхожденіе, всегда клало неизгладимое пятно на человѣка и на все его потомство. Такимъ образомъ, рабское населеніе могло увеличиваться, благодаря своей собственной плодовитости, но въ Римѣ, какъ и въ Греціи, господинъ могъ, по желанію, увеличивать или уменьшать приростъ своихъ рабовъ, поступая съ ними въ этомъ отношеніи совершенно такъ, какъ съ домашними животными. Вообще въ римскомъ обществѣ положеніе раба было въ высшей степени низкимъ и рабъ приравнивался къ домашнему скоту. Въ доисторическія эпохи судьба римскаго раба, вѣроятно, была очень похожа на судьбу раба въ современной центральной Африкѣ. Символическія переживанія указываютъ, что въ отдаленной древности происходили въ Римѣ человѣческія жертвоприношенія. Въ теченіе очень долгаго времени въ Тибръ ежегодно, въ маѣ мѣсяцѣ, бросали, въ присутствіи жрецовъ, весталокъ, преторовъ и др., деревяныя изображенія людей. Человѣческія жертвоприношенія постепенно замѣнились приношеніями животныхъ и плодовъ.
Законы и нравы римлянъ ясно указываютъ, что когда дѣло шло о рабѣ, то гуманныя чувства и справедливость совершенно исчезали. Рабъ считался вещью, которою господинъ могъ распоряжаться какъ ему угодно. Во всѣхъ рабовладѣльческихъ странахъ женщины-рабы становились наложницами своего господина; такъ было въ Греціи гомеровой эпохи, такъ было и въ первобытномъ Римѣ, такъ какъ Коммодъ, напримѣръ, держалъ у себя 300 наложницъ, выбранныхъ молодыхъ рабынь. Браки между рабами были простымъ сожительствомъ и лишь во времена императоровъ стали воздерживаться отъ разлученія мужа съ женою. Все, что пріобрѣталъ рабъ, составляло собственность господина, и вообще рабъ не существовалъ для закона и поэтому не имѣлъ ровно никакихъ правъ.
£Въ первобытномъ Римѣ больного раба отвозили и покидали въ храмѣ Эскулапа, на одномъ островѣ на Тибрѣ. Такимъ образомъ господинъ, отдавая раба подъ покровительство божества, слагалъ съ себя всякія попеченія о немъ, и больше о немъ не заботился. Катонъ проповѣдывалъ необходимость избавляться отъ состарѣвшагося или больного раба, какъ отъ всякой вещи, пришедшей въ негодность и не могущей болѣе приносить пользу своему владѣльцу. Даже Плутархъ, вообще не отличающійся большою чувствительностью, все-таки находитъ предосудительной такую точку зрѣнія, проповѣдуемую Катономъ Но такая жестокость не составляла исключенія, и въ дѣйствительности до императора Адріана власть господина надъ рабомъ была абсолютной.
Публичные дома въ Римѣ пополняли свой персоналъ, покупая просто-на-просто рабынь на рынкѣ и затѣмъ уже торгуя ихъ тѣломъ. Эти несчастныя выставлялись на рынкѣ на большихъ вращающихся столахъ, называемыхъ «cotasta», почти совершенно обнаженными, чтобы покупатели могли оцѣнить достоинство пріобрѣтаемаго товара.
Римскіе законы воспрещали рабамъ военную службу, такъ какъ эта служба считалась самою важною обязанностью каждаго римскаго гражданина; притомъ, вѣдь было бы небезопасно обучать военному ремеслу слишкомъ многочисленное рабское населеніе. Но римскую армію всегда сопровождали рабы въ качествѣ слугъ и ремесленниковъ и даже простые солдаты часто имѣли своихъ рабовъ, которые носили за ними ихъ имущество и разбивали ихъ палатки.
Рабское населеніе Рима раздѣлялось, впрочемъ, на двѣ большія категоріи: частныхъ и общественныхъ рабовъ. Эти послѣдніе составляли собственность или городовъ, или государства, и исполняли разныя общественныя и городскія работы. Но положеніе ихъ все-таки представляло нѣкоторыя преимущества; имъ отводился небольшой кусокъ общественной земли для устройства жилища, и они получали плату и содержаніе. Частные рабы, т. е. принадлежащіе частнымъ лицамъ раздѣлялись: на слугъ или домашнихъ рабовъ, промышленныхъ и сельскихъ рабовъ. Земледѣліе требовало массы рабочихъ рукъ и цѣлыя толпы рабовъ воздѣлывали обширныя владѣнія римлянъ. Положеніе этихъ рабовъ было очень тяжело и они больше другихъ терпѣли лишенія и подвергались дурному обращенію.
Большіе дома въ Римѣ были переполнены рабами всякаго рода, исполнявшими самыя разнообразныя обязанности. У входа находился рабъ, замѣняющій сторожевого пса, также посаженный на цѣпь. Затѣмъ цѣлая толпа рабовъ составляла домашній штатъ каждаго римскаго патриція. Тутъ были и ученые рабы, исполняющіе должность библіотекарей, переписчиковъ, поэтовъ, переводчиковъ, философовъ, риторовъ, наставниковъ дѣтей и т. п. Конечно, рабы, съ такими спеціальными знаніями, встрѣчались не такъ часто среди военноплѣнныхъ, пополнявшихъ ряды рабскаго населенія, и поэтому многіе капиталисты заранѣе воспитывали для себя такихъ рабовъ; они покупали двѣнадцатилѣтнихъ дѣтей и отдавали ихъ въ ученіе. Насколько это было возможно, все, что было нужно господину, одежда, утварь и т. п., — все это дѣлалось его рабами, среди которыхъ были всевозможные ремесленники и даже художники.
Съ теченіемъ времени, однако, законы смягчились по отношенію къ рабу. Право жизни и смерти было отнято у господина лишь въ царствованіе императора Аіріана; до этого же времени рабъ могъ быть безнаказанно умерщвленъ своимъ господиномъ, подвергаться истязаніямъ, пыткѣ и т. п. Законъ былъ особенно строгъ къ рабу при Августѣ, напримѣръ, постановлено было, что, въ случаѣ убійства господина, всѣ рабы, живущіе подъ его кровлей, безъ различія пола и возраста, подлежатъ смерти. Тацитъ говоритъ, что на основаніи этого постановленія были однажды умерщвлены сразу 400 рабовъ. Рабъ, которому господинъ вздумалъ бы дать пощечину, обязанъ былъ подставить ему другую щеку и при этомъ даже надуть ее. Рабъ разсматривался какъ неприкосновенная собственность, и плагіатъ, т. е. укрывательство, похищеніе раба или покупка безъ вѣдома его господина, — считался преступленіемъ, которое иногда наказывалось даже смертью.
Участь раба нѣсколько смягчилась во времена императоровъ. Уже при Неронѣ назначенъ былъ судья для пріема жалобъ рабовъ, терпѣвшихъ жестокое обращеніе. Законъ Петронія отнялъ у господина право отдавать своего раба на съѣденіе хищнымъ звѣрямъ. Каракалла воспретилъ продажу дѣтей. Діоклетіанъ воспретилъ свободному человѣку продаваться въ рабство и кредитору — продавать своего несостоятельнаго должника. Это постепенное смягченіе жестокихъ законовъ зависѣло въ особенности отъ того, что войны стали рѣже, сношенія между различными народами, входящими въ составъ римской имперіи, увеличились; а отчасти отъ развитія нравственной философіи, давшей начало стоицизму и нѣкоторымъ гуманитарнымъ воззрѣніямъ, которыя впослѣдствіи были введены во всеобщее употребленіе христіанствомъ.
Однако ужасное положеніе, въ которомъ находился рабъ, какъ во времена республиканскаго Рима, такъ и во времена имперіи, не могло не отразиться пагубнымъ образомъ на его нравственной физіономіи. Дѣйствительно, огромное большинство рабскаго населенія стояло очень низко въ нравственномъ отношеніи и служило разсадникомъ всевозможныхъ пороковъ. Но что любопытнѣе всего и какъ бы служитъ доказательствомъ тѣсной связи, существующей между развитіемъ нравственнаго чувства и общими условіями существованія, это то, что какъ бы ни были невыносимы условія рабства, тѣмъ не менѣе, у рабовъ никогда не возникала мысль о возможности уничтожить это учрежденіе совсѣмъ. Въ возстаніяхъ рабовъ въ Римѣ не было недостатка и нѣкоторыя изъ этихъ возмущеній отличались даже особенно грознымъ характеромъ, но цѣль бунтовщиковъ заключалась все-таки не единственно только въ томъ, чтобы завоевать свободу, а въ томъ, чтобы самимъ сдѣлаться господами и, въ свою очередь, угнетать другихъ. Ни Аееніонъ, руководитель сицилійскаго возстанія, явившагося результатомъ безграничной жестокости и алчности сицілійскихъ рабовладѣльцевъ, ни Евноюсъ, глава перваго возстанія рабовъ, и не помышляли объ уничтоженіи рабства. Они прежде всего стремились захватить власть въ свои руки и въ теченіе своего кратковременнаго владычества были такими же тиранами, какъ и тѣ, которыхъ они свергли. Объясненіемъ этого обстоятельства можетъ служить то, что, по понятіямъ древнихъ, рабство составляло основу всѣхъ обществъ; всегда были рабы и всегда будутъ! Никому даже и въ голову не приходило о возможности уничтоженія рабства; зло это переносили съ изумительною покорностью судьбѣ, и если рабы пробовали иногда сорвать съ себя цѣпи, то лишь для того, чтобы наложить ихъ на другихъ. Они сами устали страдать, но въ душѣ у нихъ было нисколько не больше гуманности, чѣмъ у ихъ господъ, да, впрочемъ, большинство рабовъ обыкновенно и не помышляли о возмущеніи и старались сдѣлать свое существованіе болѣе или менѣе сноснымъ при помощи хитрости, лукавства, обмана, низости и т. п. Во время своей борьбы съ Суллой, Марій, нуждаясь въ солдатахъ, попробовалъ было возмутить рабовъ, обѣщая имъ свободу, и только трое пожелали получить ее. Рабство непремѣнно должно въ концѣ концовъ погубить нравственное чувство человѣка, не обладающаго исключительно твердою волей и характеромъ и, какъ это наблюдается у домашнихъ животныхъ, такъ и у раба въ концѣ концовъ исчезаетъ стремленіе къ свободѣ. Замѣчательно также, что чувство самоотверженія и преданности достигало иногда у рабовъ очень высокаго развитія и притомъ оно обнаруживалось у нихъ не только по отношенію къ добрымъ человѣколюбивымъ господамъ, но и къ такимъ, которые отличались жестокостью и въ глазахъ которыхъ рабъ былъ не лучше скота. Всѣ эти странные и необыкновенные доказательства преданности и самоотверженія въ сущности составляютъ однако ничто иное, какъ результатъ чувства, порожденнаго рабствомъ — «религіи власти», культа и глубокаго благоговѣнія, которымъ былъ проникнутъ рабъ, подавленный могуществомъ своего господина. Такое преклоненіе передъ тѣми, кто олицетворяетъ самую деспотическую власть, не составляетъ рѣдкости, и какъ исторія, такъ и соціологія изобилуютъ примѣрами подобнаго рода, и именно это чувство составляетъ одно изъ великихъ препятствій, съ которымъ приходится имѣть дѣло освободителямъ всѣхъ временъ и народовъ. Люди мало-по-малу пріучаются почитать тѣхъ, кто ихъ притѣсняетъ, совершенно такъ, какъ собаки, лижущія руку своего хозяина, стегающаго ихъ кнутомъ и привязывающаго ихъ на цѣпь. Человѣкъ вообще чрезвычайно легко поддается воспитанію и, быть можетъ, его легче выдрессировать для рабства, нежели для свободы.
Въ Римѣ торговля рабами совершалась какъ и, въ Греціи, въ очень широкихъ размѣрахъ и рынки всегда были переполнены рабами. Однако въ Римѣ этотъ родъ торговли имѣлъ гораздо большее значеніе, такъ какъ, благодаря постояннымъ побѣдамъ, Римъ наполнялся цѣлыми толпами рабовъ. Огромное количество ихъ имѣло своимъ спеціальнымъ, послѣдствіемъ образованіе многочисленнаго класса «вольноотпущенниковъ», оказавшаго самое роковое вліяніе на судьбы римскаго народа. Во всѣхъ рабовладѣльческихъ обществахъ существовали отпущенные на волю рабы, но нигдѣ они не были такъ многочисленны, какъ въ Римѣ и нигдѣ они не съиграли такой важной и пагубной роли.
Занимая передъ лицомъ закона и общественнаго мнѣнія все-таки очень низкое положеніе, отпущенники, тѣмъ не менѣе, часто пользовались громаднымъ вліяніемъ и властью. Императоры весьма часто поручали управленіе своими дѣлами своимъ любимцамъ, отпущенникамъ, и съ теченіемъ времени, объединяя все болѣе и болѣе государственныя дѣла со своими собственными, императоры стали назначать отпущенниковъ на важныя административныя должности. Эти отпущенники въ нравственномъ отношеніи стояли нисколько не выше рабовъ, такъ какъ рабство уже успѣло наложить на нихъ свое клеймо. Тѣ отпущенники, имена которыхъ сдѣлались достояніемъ исторіи, въ особенности любимцы императоровъ, были образцами низости, порочности, трусости и свирѣпости. Такихъ, конечно, было не мало и постепенно свободные классы наполнялись такого рода презрѣнными индивидами. Римляне, повидимому, и сами поняли опасность такого внѣдренія въ общество элементовъ, испорченныхъ долговременнымъ рабствомъ, и ограничили закономъ число освобождаемыхъ рабовъ, но пресѣчь зло было нельзя, и нѣтъ сомнѣнія, что отпущенники съиграли роль сильно дѣйствующаго фермента, ускорившаго нравственное разложеніе римскаго общества. Римъ злоупотреблялъ рабствомъ и былъ наказанъ тѣмъ, чѣмъ грѣшилъ. Великія соціальныя несправедливости часто влекутъ за собою такое возмездіе.
Еще болѣе важнымъ послѣдствіемъ рабства въ Римѣ явилось постепенное уничтоженіе мелкой собственности и образованіе громадныхъ состояній. Съ давнихъ поръ война служила римлянамъ средствомъ къ обогащенію. Начинали войну съ тѣмъ, чтобы завоевать и ограбить. Военная добыча распредѣлялась сообразно рангу и состоянію, и по возвращеніи съ войны, богатые становились еще богаче, а бѣдные дѣлались еще бѣднѣе, такъ какъ во время ихъ отсутствія земля у нихъ оставалась необработанной. Такимъ образомъ, они бывали вынуждены закладывать эту землю богатымъ и выплачивать имъ громадные проценты. Разъ сдѣланный долгъ все возрасталъ, выпутаться изъ него не было никакой возможности, попавшій въ тиски землевладѣлецъ спускался все ниже и ниже и, въ концѣ концовъ, сдѣлавшись несостоятельнымъ должникомъ, попадалъ въ рабство. Но даже, сохранивъ свою свободу, такой разорившійся мелкій собственникъ вынужденъ былъ превратиться въ поденщика или колониста и мало-по-малу возникла новая форма рабства и народился многочисленный пролетаріатъ какъ въ деревняхъ, такъ и въ городахъ.
Разсматривая классы въ Римѣ, находившіеся въ большемъ или меньшемъ порабощеніи, нельзя, конечно, пройти молчаніемъ обширный классъ кліентовъ. Кліентъ — это полу-слуга, прикрѣпленный не къ землѣ, подобно колонисту или сельскому крѣпостному, но къ лицу и къ семьѣ. Классъ кліентовъ также подвергся эволюціи, какъ и рабство. Прежде онъ основывался на принципѣ, что болѣе сильный долженъ покровительствовать болѣе слабому, который взамѣнъ выказывалъ большую преданность своему покровителю, но не долженъ былъ унижаться передъ нимъ. Мало-по-малу однако это измѣнилось и роль и характеръ кліента сильно понизились во времена имперіи. Кліенты стали чѣмъ-то вродѣ слугъ; имъ нужно было унижаться передъ своими покровителями, льстить и угождать имъ, пресмыкаться передъ ними ради собственной выгоды и покорно выносить всѣ оскорбительныя выходки богачей и т. п. Понятно, что классъ кліентовъ, стоявшій такъ низко въ нравственномъ отношеніи, не могъ не способствовать, въ свою очередь, деморализаціи общества и служилъ несомнѣннымъ признакомъ паденія характеровъ и нравовъ и все возрастающей тираніи денегъ.
Въ Римѣ, какъ и въ Греціи, раса все-таки достигла слишкомъ большого прогресса, чтобы оставлять женщину въ положеніи рабы, на которую налагаютъ всѣ самыя трудныя работы. Въ высшихъ классахъ въ Римѣ заботились даже о воспитаніи женщинъ, объ ихъ умственномъ развитіи, о литературномъ образованіи и т. д. Извѣстно однако, что женщины съиграли далеко не послѣднюю роль въ дѣлѣ нравственнаго разложенія Рима. Строгая добродѣтельная матрона первыхъ временъ республики превратилась во времена имперіи въ женщину легкаго поведенія, распущенную и циничную до послѣдней степени. Въ данномъ случаѣ, впрочемъ, женщины были увлечены только всеобщимъ порокомъ, которому онѣ не могли противостоять и, не будучи въ состояніи поднять нравственный уровень народа, онѣ повиновались данному толчку, и, быстро спустившись по наклонной плоскости, въ свою очередь, содѣйствовали скорѣйшему разложенію общества.
Величіе древняго Рима воспѣвали и воспѣваютъ на всѣ лады и на всѣхъ языкахъ. Пробуя оспаривать его, непремѣнно наталкиваешься на предразсудокъ, который принялъ характеръ исторической истины. Каждому изъ насъ съ дѣтства уже внушается понятіе о величіи Рима и насъ научаютъ восхищаться великими дѣяніями Рима, съумѣвшаго подчинить себѣ почти всѣ народы бѣлой расы, существовавшія въ его время. Самъ по себѣ фактъ этотъ не подлежитъ оспариванію, по онъ только доказываетъ опытнымъ путемъ, что, соединяя настойчивость съ хитростью и наглостью, народъ можетъ подчинить себѣ много другихъ народовъ. Но была ли полезна такая побѣда въ соціальномъ отношеніи, имѣло ли торжество Рима какое-нибудь нравственное значеніе? Мы знаемъ, что оно тяжелымъ бременемъ давило на міръ и что роковыя послѣдствія этого ощущительны даже теперь.
Безъ сомнѣнія, до сихъ поръ еще исторія продолжаетъ оправдывать убійства и грабежи, лишь бы это производилось въ широкихъ размѣрахъ. Но новое нравственное ученіе начинаетъ зарождаться въ цивилизованномъ мірѣ и мы уже можемъ предвидѣть наступленіе такой эпохи, когда великіе убійцы исторіи перестанутъ считаться великими людьми. Съ этой же новой точки зрѣнія весь древній Римъ представляетъ ничто иное, какъ торжествующее преступленіе.
Глава XV.
[править]Народы Эллады и Рима основали такія цивилизованныя общества, которыя оставили неизгладимый слѣдъ въ исторіи человѣчества, но теперь уже составляетъ неоспоримый фактъ то, что предками ихъ были племена варваровъ арійской расы, явившіяся изъ Азіи. Однако, эти иммигранты нашли Европу обитаемой, такъ какъ задолго до нихъ, въ самыя отдаленныя доисторическія времена, на европейскомъ континентѣ жили племена, достигшія даже извѣстнаго уровня цивилизаціи въ нѣкоторыхъ мѣстахъ, на что указываетъ большинство нашихъ мегалитическихъ памятниковъ. За исключеніемъ Греціи и Рима, Европа была населена племенами болѣе или менѣе варварскими и дикими и раздѣлявшимися на четыре великія расы: на югѣ — берберская раса, въ средней полосѣ — кельтская раса, въ Скандинавіи, и на сѣверѣ Германіи — германская раса и, наконецъ, на востокѣ — славянская раса, смѣшанная съ финской и татарской.
Древніе берберы, населявшіе Европу, намъ мало извѣстны въ соціологическомъ отношеніи, но, вѣроятно, иберійцы, находившіеся еще въ очень дикомъ состояніи, когда греки и римляне узнали о нихъ, имѣли рабовъ, которыхъ они и заставляли работать совмѣстно со своими женами. Въ Иберіи, по словамъ Страбона, такъ же, какъ и у всѣхъ европейскихъ варваровъ, будь то скиѳы, кельты или др., храбрость составляла качество, присущее обоимъ поламъ; полевыми же работами занимались только женщины, которымъ случалось даже порою разрѣшаться отъ бремени въ полѣ и обмывать своего новорожденнаго младенца въ ближайшемъ ручейкѣ. Но у иберійцевъ существовалъ обычай кувады, мужъ ложился въ постель и родильница ухаживала за нимъ. Такія же черты встрѣчались и у лигурійцевъ. Женщины работали въ полѣ до момента своего разрѣшенія; тогда онѣ прекращали работу на очень короткое время, достаточное, однако, чтобы родить ребенка, и затѣмъ снова принимались за прерванную работу. Однако, у лигурійцевъ, по словамъ историка Діодора, механическія работы исполнялись рабочими обоего пола, получавшими заработную плату и даже поденно, что указываетъ, во всякомъ случаѣ, на болѣе значительную степень прогресса въ области соціальной эволюціи.
Долины Кавказа и равнины, ограничивающія этотъ величественный горный хребетъ, были населены народами весьма различной расы и говорившими на разныхъ нарѣчіяхъ. Древніе называли Кавказъ «горою нарѣчій» и путешественники, предпринимавшіе поѣздки по этой области, должны были запасаться, по крайней мѣрѣ, полудюжиною переводчиковъ; переименовывать всѣ эти народы нѣтъ надобности и я укажу только на тѣхъ, которые представляютъ для насъ нѣкоторый интересъ въ соціологической точки зрѣнія.
О кавказскихъ иберійцахъ упоминаетъ Страбонъ, но были ли они единоплеменниками испанскихъ иберійцевъ, намъ неизвѣстно. Страбонъ говоритъ о различныхъ горныхъ иберійцахъ, очень воинственныхъ и такихъ, которые населяли равнины, болѣе цивилизованныхъ, миролюбивыхъ и занимавшихся земледѣліемъ. У этихъ послѣднихъ существовали четыре класса: знать, выбиравшая изъ своей среды королей, воины, земледѣльцы и, наконецъ, чернь, состоявшая цѣликомъ изъ королевскихъ рабовъ, осужденныхъ на ручной трудъ.
Гораздо болѣе свѣдѣній имѣемъ мы о маленькомъ осетинскомъ народѣ, открытомъ всего лишь нѣсколько лѣтъ тому назадъ соціологами и очень интересномъ съ точки зрѣнія переживанія, такъ какъ этотъ народъ сохранилъ, повидимому, очень древніе нравы и учрежденія, которые, быть можетъ существовали еще у мидянъ и первобытныхъ персовъ. Нынѣшніе осетины въ самомъ дѣлѣ являются потомками индійскихъ колонистовъ и представляютъ осколокъ весьма отдаленнаго соціологическаго прошлаго, которое могло быть общимъ у мидянъ, древнихъ персовъ и даже первобытныхъ славянъ. Благодаря этому, осетины сдѣлались въ послѣднее время предметомъ соціологическихъ разслѣдованій, результаты которыхъ оказались драгоцѣнными, такъ какъ, благодаря имъ, передъ нами оживаютъ древній соціальный бытъ и древнее право арійцевъ.
Еще сравнительно недавно отецъ у осетиновъ имѣлъ полное право отречься отъ своего новорожденнаго ребенка, который въ такомъ случаѣ бросался на произволъ судьбы или же продавался, какъ это было въ очень древнемъ Римѣ. Организація осетинской семьи имѣла феодальный характеръ, небольшое число привилегированныхъ семей составляло знать, затѣмъ шли вассалы, крѣпостные и рабы. Послѣдніе, большею частью, были первоначально военноплѣнными. Только знатныя семьи имѣли право имѣть рабовъ, которыми они распоряжались по произволу и могли наказывать, не обращаясь къ суду. За убійство раба не полагалось платить цѣну крови, какъ за убійство свободнаго человѣка. У осетинъ рабы не принимались въ разсчетъ и господинъ ихъ могъ сдѣлать съ ними, что хочетъ, — продавать, дарить или даже убивать. Крѣпостные, однако, находились въ другомъ положеніи и не стояли внѣ закона, какъ рабы. Это были свободные люди, добровольно поселившіеся на землѣ какого-нибудь знатнаго лица, взявъ за себя извѣстный оброкъ и исполненіе личной службы. Эта послѣдняя главнымъ образомъ состояла въ томъ, что крѣпостной обязанъ былъ верхомъ сопровождать владѣльца въ путешествіи и на войнѣ служить ему стражей. Во время жатвы и сѣнокоса каждый крѣпостной дворъ снаряжалъ работника, снабжая его всѣми нужными орудіями, и этотъ работникъ отправлялся къ владѣльцу и обязанъ былъ цѣлый день работать для него, за что владѣлецъ, въ свою очередь, обязанъ былъ кормить его. Крѣпостной могъ перемѣнить хозяина, но, уходя отъ него, долженъ былъ оставить ему свой домъ и все свое имущество. Съ другой стороны осетинскій владѣлецъ имѣлъ право прогнать изъ своихъ владѣній крѣпостного, не исполняющаго своихъ обязанностей, но въ противномъ случаѣ онъ всегда обязанъ былъ оказывать покровительство своему крѣпостному. Между крѣпостнымъ и владѣльцемъ находился еще классъ вассаловъ (kavdassards), обитавшихъ обыкновенно въ жилищѣ самого владѣльца и исполнявшихъ обязанности слугъ. Однако, эти вассалы имѣли право дѣлаться землевладѣльцами посредствомъ покупки земли и даже сами могли имѣть рабовъ. Эти домашніе вассалы, впрочемъ получали независимость лишь тогда, когда семья владѣльца, къ которой они принадлежали, вымирала; въ такомъ случаѣ прежніе вассалы становились наслѣдниками исчезнувшей семьи. Можно предположить слѣдовательно, что эти вассалы (kavdassards) были потомками какого-нибудь клана, порабощеннаго другимъ, какъ это часто происходило во время процесса исторической эволюціи первобытныхъ племенъ. Возможно также, что эти исчезнувшіе первобытные кланы были рабовладѣльческими, какъ, напримѣръ, кланы или общины черкесовъ. Нѣкоторыя изъ этихъ черкесскихъ общинъ состояли изъ нѣсколькихъ сотенъ семействъ знатныхъ или свободныхъ, владѣвшихъ каждая нѣсколькими семьями крѣпостныхъ. Мужчины въ этихъ крѣпостныхъ семьяхъ должны были всегда носить вооруженіе и находиться въ полномъ распоряженіи господъ, такъ что наиболѣе многочисленные изъ этихъ клановъ имѣли такимъ образомъ возможность выставить войско въ нѣсколько тысячъ человѣкъ. Черкесскіе кланы часто организовали военные набѣги въ отдаленныя мѣстности съ цѣлью захватить скотъ и въ особенности женщинъ и дѣтей, которыхъ они обращали въ рабство. Обыкновенно такія экспедиціи совершались ночью и при искусномъ веденіи дѣла черкесы уводили иногда всѣхъ женщинъ и дѣтей какой-нибудь деревни. Подобные ночные грабительскіе набѣги часто бывали сопряжены съ большими опасностями, такъ какъ похитителямъ приходилось переправляться черезъ горы, покрытыя снѣгомъ, и малоизвѣстные лѣса, иногда зимой, подвергаясь при этомъ преслѣдованію со стороны ограбленныхъ жителей деревни. Поэтому-то авантюристы, отличившіеся въ этихъ разбойничьихъ походахъ, покрывали себя славой и народные пѣвцы прославляли ихъ подвиги. Впрочемъ, эти набѣги часто предпринимались ради славы, а не ради выгоды, и побѣдители, вернувшись, обыкновенно устраивали такой пиръ, что тратили на это даже больше того, что имъ удавалось награбить. Но эти разбойничьи нравы не мѣшали черкесамъ отличаться привѣтливостью, быть милосердными и, въ особенности, гостепріимными. Нравы эти весьма мало измѣнились съ того времени, какъ ихъ описывалъ Страбонъ, и во всякомъ случаѣ можно считать исторически доказаннымъ, что невольничьи набѣги практиковались на Кавказѣ по крайней мѣрѣ въ теченіе двухъ тысячъ лѣтъ. Вѣроятно, и положеніе кавказскихъ рабовъ было въ древности одинаково съ тѣмъ, которое существовало тамъ въ наши дни. Это было скорѣе крѣпостное состояніе, а не рабство, но черкесскіе крѣпостные были вооружены и должны были сражаться рядомъ со своими господами. Однако, господинъ имѣлъ огромныя права надъ своими крѣпостными и, между прочимъ, могъ ихъ соединять брачными узами, не справляясь съ ихъ вкусами и желаніями, точно это былъ рабочій скотъ. Крѣпостныя дѣвушки служили предметомъ торговли и ихъ часто продавали купцамъ, которые поставляли ихъ въ константинопольскіе гаремы. Но крѣпостнымъ дозволялось имѣть собственность и нѣкоторые изъ нихъ, занимаясь торговлей, занятіе которой считалось недостойнымъ знатнаго человѣка — въ концѣ концовъ стали богаче своихъ господъ. И у черкесовъ крѣпостные имѣли право искать свободы и бросать своего господина, но въ такомъ случаѣ все ихъ добро поступало во владѣніе брошеннаго господина. Но въ черкесской семьѣ крѣпостной занималъ все-таки болѣе высокое положеніе, нежели обыкновенный рабъ, и иногда даже на его похоронахъ совершались жертвоприношенія скота.
Несмотря на свои грабительскія привычки, черкесы все-таки не были лишены извѣстной доли нравственнаго благородства. На это указываетъ также и то воспитаніе, которое они давали женщинамъ. Дѣвочки и мальчики одновременно посѣщали школы при мечетяхъ и обучались читать и писать по турецки. Дома главнымъ занятіемъ дѣвушки было приготовленіе одежды для своей семьи. Въ постройкѣ жилища вся семья принимала участіе. Свободные ремесленники поэтому попадались рѣдко, да и то это были только такіе, которые занимались изготовленіемъ серебряныхъ издѣлій, или оружейные мастера, бочары и каретники.
Безъ сомнѣнія, всѣ эти варварскіе нравы и первобытныя учрежденія имѣютъ очень давнее происхожденіе. Мы можемъ исторически подтвердить, что невольничьи набѣги, со всѣми своими послѣдствіями, существуютъ нѣсколько тысячъ лѣтъ и, сохранившись до нашего времени, переносятъ насъ въ эпоху варварства, представляя большое сходство съ тѣми нравами и обычаями, которые существовали у славянъ, германцевъ и кельтовъ.
Древній греко-латинскій міръ мало зналъ славянъ, хотя скиѳы, иллирійцы, сарматы и ѳракіяне, съ которыми греки и римляне нѣсколько разъ вступали въ соприкосновеніе, находятся въ родствѣ со славянами, но это этническое родство въ древности и не подозрѣвалось. Въ греколатинскихъ произведеніяхъ встрѣчаются поэтому лишь отрывочныя свѣдѣнія о славянахъ, достаточныя, однако, чтобы подтвердить существованіе у нихъ рабства. Большинство славянскихъ народовъ, извѣстныхъ въ древности, вели пастушескій образъ жизни. Необходимыя для ихъ существованія работы были очень несложны и возлагались ими на женщинъ и рабовъ. По словамъ Геродота, древніе скиѳы ослѣпляли своихъ рабовъ, вѣроятно, чтобы они не могли бѣжать, что было не трудно сдѣлать при кочевой жизни, и затѣмъ заставляли ихъ доить скотъ. Но даже занимаясь земледѣліемъ, скиѳы сѣяли хлѣбъ не для собственнаго употребленія, а для продажи. Они совершали похоронныя жертвоприношенія послѣ смерти своихъ вождей и умерщвляли главныхъ слугъ покойнаго владыки и нѣкоторое число его рабовъ, а также его наложницъ. Скиѳы, однако, не держали много рабовъ, предпочитая убивать и скальпировать побѣжденныхъ, вмѣсто того, чтобы обращать ихъ въ рабство. Иллирійцы пользовались своими рабами для мѣновой торговли и обмѣнивали ихъ на вино и масло. Другія племена также продавали рабовъ, но не покупали ихъ, и доставали только посредствомъ набѣговъ и войны. Въ общемъ, у всѣхъ этихъ народовъ рабство существовало пока лишь въ первобытной стадіи.
Въ эпоху доисторическую славяне образовывали земледѣльческія общины; крестьяне владѣли землей или же получали ее въ пользованіе и тогда платили за нее оброкъ крупнымъ владѣльцамъ или монастырямъ. Среди этихъ крестьянъ существовалъ классъ рабочихъ земледѣльцевъ, свободно располагавшихъ своею личностью и работавшихъ за плату. По всей вѣроятности, эти рабочіе были сами освобожденными рабами или же потомками отпущенныхъ на волю. На самой нижней ступени соціальной лѣстницы находился классъ рабовъ, образовавшійся какъ и въ другихъ мѣстахъ изъ военноплѣнныхъ, несостоятельныхъ должниковъ, преступниковъ и нѣкогда свободныхъ людей, вынужденныхъ обстоятельствами продать свою свободу.
Въ Россіи монгольскіе завоеватели ввели основной принципъ восточнаго деспотизма, согласно которому земля составляетъ собственность хана. Кромѣ того, ихъ избіенія и безчеловѣчная безцеремонность, съ которою они обращались съ народомъ, переселяя тысячи семействъ изъ одной мѣстности въ другую, научили властителей, наслѣдовавшихъ имъ, подражать имъ въ этомъ. Монголы вдобавокъ пріучили славянъ Россіи къ рабской организаціи, къ такой соціальной іерархіи, въ которой каждый классъ осуждается на абсолютное подчиненіе тому классу, который находится надъ нимъ. Такой режимъ сохранился и послѣ изгнанія монголовъ. Три класса: рабы, свободные крестьяне и ремесленники обратились волею властителей въ крѣпостныхъ, и съ этого момента судьба ихъ опредѣлялась уже царскими указами. Такимъ указомъ въ 1675 году было разрѣшено боярамъ продавать или дарить своихъ крестьянъ безъ земли. Въ 1678 году былъ изданъ указъ, по которому каждый крестьянинъ, хотя бы онъ былъ раньше свободнымъ, долженъ подчиняться какому-нибудь господину. Крестьяне были прикрѣплены къ землѣ еще въ 1593 году и составили собственность бояръ, которые могли продавать ихъ и подвергать наказанію по произволу. Въ 1721 году Петръ Великій создалъ классъ промышленныхъ рабовъ, разрѣшивъ боярамъ продавать крестьянъ хозяевамъ фабрикъ, которыхъ онъ желалъ поощрить. Въ слѣдующемъ году Петръ Великій обратилъ въ крѣпостное состояніе свободныхъ крестьянъ Новгорода и Архангельска. Въ 1788 году Екатерина Великая ввела крѣпостничество у свободныхъ казаковъ и разрѣшила знатнымъ лицамъ бывшихъ польскихъ и литовскихъ провинцій торговать своими крестьянами и продавать ихъ безъ земли. Крѣпостные превратились, такимъ образомъ, въ настоящихъ рабовъ и даже образовались невольничьи рынки, гдѣ крестьянъ продавали городскимъ купцамъ и фабрикантамъ. Въ 1796 году императоръ Павелъ ввелъ крѣпостничество въ Крыму и, такимъ образомъ, вся имперія была обращена въ рабство. Помѣщики имѣли право отдавать въ солдаты своихъ крестьянъ или же отправлять ихъ въ Сибирь, въ рудники. Съ конца XVI столѣтія крѣпостные образовали села, которыя были обложены коллективною податью, причемъ крѣпостнымъ воспрещалось переходить на другое мѣсто и жениться безъ разрѣшенія своихъ господь. Только въ наше время, въ царствованіе императора Николая І-го, крѣпостные были въ дѣйствительности прикрѣплены къ плугу, къ землѣ и не могли быть проданы безъ нея. Но крѣпостной по прежнему оставался въ рабской зависимости и долженъ былъ подчиняться произволу своего господина, воля котораго замѣняла для него законъ. Крѣпостной не могъ выкупиться на волю безъ согласія своего господина, хотя бы имѣлъ возможность уплатить за себя большую сумму. Въ сущности, русскій крестьянинъ былъ болѣе рабомъ, нежели крѣпостнымъ, и положеніе его было гораздо ниже положенія европейскихъ крѣпостныхъ, болѣе свободныхъ. Конечно, съ точки зрѣнія интеллектуальной русскій мужикъ стоитъ на очень низкой ступени развитія, но въ нравственномъ отношеніи, именно вслѣдствіе развитія въ немъ альтруистическихъ чувствъ и самоотверженія, онъ зачастую стоялъ выше своего господина, капризнаго и эгоистическаго деспота. Во всѣхъ странахъ рабство имѣетъ особенно чудовищный характеръ тамъ, гдѣ господа и рабы принадлежатъ къ одной и той же и притомъ высшей расѣ, такъ какъ въ такихъ случаяхъ злоупотребленія властью бываютъ особенно ощутительны. Всѣ эти психическія драмы, порожденныя рабствомъ, были изображены намъ русскими писателями и въ свое время сильно волновали, изумляли и возмущали насъ и, безъ сомнѣнія, онѣ не мало содѣйствовали окончательной отмѣнѣ этого азіатскаго рабства. Припомнимъ, однако, что наканунѣ освобожденія крѣпостныхъ, въ 1860 году, число ихъ равнялось не менѣе 50 милліонамъ, причемъ 25 принадлежали казнѣ, а остальные были распредѣлены между 110 тысячами дворянскихъ семействъ, пользовавшихся самыми деспотическими правами надъ своими крѣпостными.
Во всѣхъ странахъ, гдѣ рабство и крѣпостное состояніе достигли большого развитія, всегда возникалъ классъ промышленныхъ рабовъ или коммерсантовъ, которые, оставаясь рабами, могли, повидимому, свободно заниматься своею профессіей, уплачивая за это лишь извѣстный оброкъ своимъ владѣльцамъ. Въ Россіи такіе крѣпостные наживали даже иногда большія состоянія и иной разъ откупались на волю, если только ихъ господинъ не находилъ для себя выгоднѣе держать ихъ на цѣпи и только увеличивать размѣры платимаго ими оброка, оставляя такимъ образомъ у себя «курицу, несущую золотыя яйца».
Большинство такихъ промышленныхъ рабовъ, группируясь вмѣстѣ, учреждали ассоціаціи — артели, которыя уплачивали государству очень большія торговыя пошлины. Такая артель славянскихъ ремесленниковъ носила еще болѣе общинный характеръ, нежели крестьянскій «міръ». Каждый членъ долженъ былъ вносить свой заработокъ въ кассу ассоціаціи, распредѣляющей потомъ доходы между всѣми ея членами. Правительство же вообще всегда взираетъ благосклонно на такія ассоціаціи и даже поощряетъ ихъ организацію, такъ какъ такимъ образомъ нетолько подати взимались легче, но было удобнѣе также надзирать за отдѣльными лицами.
Другія славянскія страны, за исключеніемъ Сербіи, не представляютъ ничего выдающагося въ этомъ отношеніи. Въ Сербіи крестьянскій «міръ» былъ болѣе свободенъ и носилъ болѣе либеральный характеръ, нежели въ Россіи, такъ что сербскимъ крестьянамъ, благодаря этому, жилось гораздо лучше, чѣмъ русскимъ крѣпостнымъ, потому что въ Сербіи крѣпостное состояніе не совмѣщалось съ рабствомъ, какъ въ Россіи. Кромѣ того, въ сельскихъ общинахъ въ Сербіи земля, составляющая общее владѣніе, не подвергалась, какъ въ Россіи, ежегодному передѣлу. Крестьянинъ въ Сербіи имѣетъ возможность заняться улучшеніемъ своего полевого хозяйства и предпринимать работы, требующія болѣе или менѣе продолжительной затраты времени. Маленькая сербская община, члены которой тѣсно связаны между собой и, повидимому, даже происходятъ изъ одной семьи, администрировалась лицомъ, избраннымъ всѣми прочими членами и вела, по словамъ многихъ путешественниковъ, весьма привольное существованіе. Члены общины имѣли бодрый видъ, были привѣтливы и всегда готовы оказать помощь другъ другу. Однимъ словомъ, сербскія общины ясно указываютъ, къ какимъ хорошимъ результатамъ можетъ привести ассоціація, если только она развивается свободно и не стѣсняется требовательнымъ и деспотическимъ владѣльцемъ. Ничего подобнаго, однако, не встрѣчается ни у кельтскихъ, ни у германскихъ народовъ, къ которымъ мы теперь перейдемъ.
Древніе историки изображаютъ германцевъ варварами, главное занятіе которыхъ составляло скотоводство и война. Германцы очень гордились тѣмъ, что всѣ опасались ихъ сосѣдства. По ихъ понятіямъ, вооруженный грабежъ былъ достойнымъ занятіемъ, и у нихъ, какъ и у краснокожихъ, воины, уже стяжавшіе военную славу, произвольно устраивали экспедиціи, въ которыхъ каждый могъ принимать участіе, кто только хотѣлъ. Изъ этихъ экспедицій воины возвращались съ добычей, приводили скотъ и, вѣроятно, рабовъ. Домашніе рабы были немногочисленны у германцевъ, но у нихъ все-таки существовали цѣлыя деревни рабовъ или, вѣрнѣе, колонистовъ, крѣпостныхъ, которые пользовались относительною независимостью въ своихъ хижинахъ и только уплачивали оброкъ хлѣбомъ, скотомъ и одеждой. Господинъ имѣлъ абсолютныя права надъ своими рабами, даже могъ убить ихъ безнаказанно, но такъ какъ онъ имѣлъ мало сношеній съ ними, то и не обращался съ ними худо. Въ Германіи, такъ же какъ и вездѣ, классъ рабовъ пополнялся не одними только военноплѣнными; сдѣлаться рабами могли и свободные люди, проигравшіе свою свободу, но такихъ рабовъ всегда старались продать какъ можно скорѣе, сознавая, что ихъ опасно оставлять и трудно за ними усмотрѣть. Изъ этого слѣдуетъ, что въ Германіи существовала торговля рабами, а также, что въ число рабовъ попадали, повидимому, и несостоятельные должники.
Питаемые рабствомъ и войной, древніе германцы проводили время въ благородной праздности. Охота и война были ихъ главными занятіями и только старики, женщины и слабые люди занимались домашними и полевыми работами. Американскіе краснокожіе и негры въ центральной Африкѣ ведутъ точь-въ-точь такой же образъ жизни.
Произведя нашествіе на Римъ, клонившійся тогда къ упадку, германцы усвоили себѣ часть римскаго законодательства по отношенію къ рабству, но примѣшали сюда и свою систему вознагражденій — «Wehrgeld» и это обстоятельство повліяло на положеніе раба въ варварскихъ монархіяхъ, образовавшихся послѣ завоеванія, а также и на положеніе его въ самой Германіи.
Изъ нашего бѣглаго обзора положенія рабства у древнихъ европейскихъ варваровъ мы можемъ все-таки заключить, что даже высшія расы въ началѣ ничѣмъ не отличались отъ тѣхъ расъ, которыя мы называемъ низшими. Кельты, наиболѣе цивилизованные изъ европейскихъ варваровъ, въ нравственномъ отношеніи, однако, оказываются нисколько не выше славянъ и германцевъ. Рабство у нихъ имѣетъ такое же происхожденіе и носитъ такой же грубый характеръ, какъ и у другихъ народовъ, при чемъ главнымъ источникомъ рабства у кельтовъ также была война. Военноплѣнные въ большинствѣ случаевъ приносились въ жертву богамъ; оставленные же въ живыхъ становились рабами и часто продавались. Рабы, скотъ и охотничьи собаки служили кельтамъ главнымъ предметомъ экспорта въ Англію.
Въ Галліи, какъ вездѣ, рабство имѣло еще другое происхожденіе, кромѣ войны. Свободные люди становились рабами въ случаѣ несостоятельности или по приговору за какое-нибудь преступленіе. Галльскій рабъ былъ не болѣе, какъ вещью, которою владѣлецъ могъ распоряжаться какъ хотѣлъ, могъ продать, изувѣчить и даже убить. Но рабовъ было немного въ Галліи и только знатные люди имѣли право владѣть рабами. Остальная часть галльскаго населенія была порабощена и пользовалась не большею свободой, чѣмъ настоящіе рабы.
Въ Ирландіи были и рабы, и колонисты; эти послѣдніе находились на положеніи полу рабовъ, такъ какъ они были должниками главы клана, отъ котораго получали скотъ на прокормъ. Ирландскій колонистъ, во-первыхъ, обязанъ былъ выказывать почтеніе главѣ клана, затѣмъ онъ обязанъ былъ работать на него и могъ быть даже превращенъ въ воина, чтобы сопровождать своего владѣльца на войну. Еще болѣе порабощенъ былъ «fuidhir», положеніе котораго напоминаетъ положеніе домашняго раба. «Fuidhir» былъ бѣглецомъ, иностранцемъ, нашедшимъ прибѣжище у главы клана и находящимся въ полномъ его распоряженіи. Колонисты же и вассалы относились къ такому порабощенному бѣглецу-чужеземцу съ недовѣріемъ и презрѣніемъ.
Многія черты указываютъ, что первобытное рабство носило въ Ирландіи такой же характеръ, какъ и вездѣ. Но какъ и въ Галліи, число рабовъ въ Ирландіи было не велико и притомъ это были по преимуществу домашніе рабы — единственные, сохранившіеся во всѣхъ тѣхъ мѣстахъ, гдѣ крѣпостное состояніе сдѣлалось всеобщимъ.
Мы видимъ такимъ образомъ, что у всѣхъ расъ, безъ различія цвѣта, рабство имѣетъ одинаковое происхожденіе. Въ началѣ цивилизацій не было, конечно, ни высшихъ, ни низшихъ расъ. Исходная точка эволюціи, граничащая съ животнымъ состояніемъ, для всѣхъ расъ одна и та же, но однѣ развиваются быстрѣе, другія медленнѣе, смотря по обстоятельствамъ и свойствамъ своего характера, дѣлающаго ихъ болѣе или менѣе склонными стряхнуть съ себя нравственное и интеллектуальное оцѣпененіе первобытныхъ временъ. Но это первобытное различіе весьма незначительно. Доисторическій или первобытный человѣкъ, принадлежитъ ли онъ къ бѣлой, черной или желтой расѣ, всегда развивается одинаково медленно, точно поневолѣ. Совершенно же дикія расы подвигаются къ прогрессу черепашьими шагами, затѣмъ — и это также указываетъ на первоначальное единство человѣческаго рода — соціологическая эволюція самыхъ различныхъ расъ всегда бываетъ одинакова въ главныхъ, своихъ чертахъ. Идетъ ли дѣло о семьѣ, собственности, бракѣ, политической организаціи, объ учрежденіи рабства и т. п., мы видимъ, что народы всѣхъ странъ и расъ начинаютъ всегда одинаково, создаютъ одни и тѣ же учрежденія, которыя постепенно подвергаются однимъ и тѣмъ же превращеніямъ, но только процессъ этотъ совершается въ однихъ случаяхъ медленнѣе, въ другихъ быстрѣе. Европейскіе варвары повиновались этому общему закону. Въ тотъ моментъ, когда исторія знакомитъ насъ съ ними, они уже вышли изъ періода дикости, но дикость эта все-таки даетъ о себѣ знать нѣкоторыми пережитками. Всѣ эти народы придали болѣе мягкія формы грубому первобытному рабству, превративъ его въ крѣпостное состояніе. Но они все-таки не отмѣнили совершенно рабства, а только ограничили его, оставивъ лишь домашнее рабство, имѣвшее почти характеръ пережитка. Въ этомъ отношеніи они даже опередило греко-римскій міръ и, вѣроятно, предоставленные самимъ себѣ, они бы создали какія-нибудь оригинальныя цивилизаціи. Но, по однимъ, завоеваніе ихъ римлянами, а по другимъ — косвенное вліяніе греколатинской цивилизаціи, толкнули эти народы именно на тотъ путь, который ими не былъ избранъ, а средніе вѣка въ значительной степени были реакціей противъ навязанной «верховнымъ народомъ» этимъ потомкамъ европейскихъ варваровъ цивилизаціи.
Глава XVI.
[править]Изъ тѣхъ варварскихъ европейскихъ расъ, о которыхъ я Говорилъ въ прошлой главѣ, одна раса, кельтская, послѣ завоеванія, вошла значительною своею частью въ составъ римской имперіи и усвоила ея цивилизацію; другая — славянская раса, соприкасалась съ этою имперіей лишь на южной границѣ своихъ обширныхъ владѣній, а третья, германская, завладѣла самою большою частью западной Европы и раздѣлила ее на нѣсколько варварскихъ монархій, изъ которыхъ впослѣдствіи развилась феодальная организація, — средніе вѣка. Но прежде чѣмъ нахлынуть массой на погибающую римскую имперію, германцы мирнымъ образомъ присвоили себѣ ея частицы. Даже въ то время, когда римская имперія казалась цвѣтущей, ее уже разъѣдалъ смертельный недугъ; у нея не хватало рукъ для земледѣлія и войны. Чтобы помочь этому на границахъ имперіи учреждены были поселенія или колоніи варваровъ, «литовъ», которымъ римская имперія давала землю, но съ обязательствомъ нести военную службу. Земли «литовъ» были избавлены отъ налоговъ и переходили по наслѣдству по мужской линіи. Если не было мужскихъ наслѣдниковъ, то земля поступала во владѣніе колоніи.
Кромѣ того, послѣ каждой войны, цѣлые отряды военноплѣнныхъ отправлялись во внутрь страны и тамъ распредѣлялись по сельскимъ помѣстьямъ. Такимъ образомъ великое нашествіе нашло уже почву давно подготовленной и предводители германскихъ отрядовъ только за* мѣнили собою прежнюю администрацію имперіи. Они мало измѣнили положеніе вещей и, разумѣется, сохранили и рабство, и крѣпостное состояніе, такъ какъ и то и другое существовало также и въ Германіи. Завоеватели овладѣли только казенными землями и предводители раздѣлили ихъ между наиболѣе знатными людьми изъ своихъ сотоварищей по оружію и эти земли впослѣдствіи превратились въ удѣлы.
Но, выкроивъ нѣсколько монархій въ большомъ тѣлѣ римской имперіи, германскіе вожди сохранили свои прежніе воинственные нравы и почти ежегодно совершали набѣги на кого-нибудь изъ своихъ сосѣдей. Послѣ каждой изъ такихъ экспедицій побѣдители возвращались съ цѣлою толпою плѣнныхъ, которыхъ они продавали на рынкахъ по древнему способу. Во Франціи такимъ образомъ вплоть до XII вѣка существовали невольничьи рынки. Притомъ же не малое число свободныхъ людей добровольно отказывалось отъ независимости, такъ какъ она представляла для нихъ больше неудобствъ, нежели выгодъ, и потому они продавали себя въ рабство, также какъ и своихъ дѣтей, ради того только, чтобы ихъ кормили. Такимъ образомъ, послѣ завоеванія, какъ и до него, существовали домашніе рабы, вольноотпущенники, колонисты и крѣпостные, прикрѣпленные къ плугу, но съ теченіемъ времени всѣ эти различныя формы рабства сравнялись. Большинство сельскихъ рабовъ превратилось въ крѣпостныхъ и всѣ формы зависимаго состоянія сдѣлались вѣчными. Ремесленники были также порабощены. Въ Галліи, послѣ римскаго завоеванія, ремесленники образовали корпораціи по образцу тѣхъ, которыя существовали въ остальной имперіи, но эти корпораціи были снесены потокомъ завоеванія, германцы обратили ихъ въ крѣпостныхъ и включили въ составъ своихъ крестьянъ, обложивъ ихъ такими же податями и оброкомъ; законы въ различныхъ германолатинскихъ королевствахъ не дѣлали никакого различія между отдѣльными категоріями рабства и явились только компромиссомъ между древнегерманскими обычаями и римскими законами.
Соціальная классификація во всѣхъ варварскихъ государствахъ была очень несложна. Нація раздѣлялась на два класса: свободныхъ и рабовъ; у визиготовъ эти ^послѣдніе подраздѣлялись еще на сельскихъ и на домашнихъ рабовъ. Вольноотпущевники составляли промежуточный классъ; они уже не были рабами, но обязаны были нести извѣстныя повинности и сопровождать своихъ патроновъ на войну. За исключеніемъ болѣе широкаго примѣненія законовъ о вірѣ (Wehrgeld), распространяемаго и на классъ вольноотпущенниковъ, юридическая цѣнность которыхъ занимала среднее положеніе между цѣнностью свободнаго человѣка и крѣпостного, — общая организація галлогерманскихъ монархій мало чѣмъ отличалась отъ организаціи римской имперіи, и варвары сохранили даже фискальную администрацію Рима.
Во главѣ германоримскаго общества находился король, абсолютный монархъ, окруженный знатными и ленными владѣльцами и затѣмъ порабощенной толпой, на которую возложены были всѣ земледѣльческія работы; сюда надо еще прибавить многочисленный классъ духовенства, вступившій въ соглашеніе съ господствующимъ классомъ и пользовавшійся даже еще большими привилегіями. Средневѣковая организація только еще болѣе укрѣпила такое положеніе вещей, такъ какъ сдѣлала наслѣдственными пожизненные удѣлы и превратила высокопоставленныхъ сановниковъ церкви въ крупныхъ владѣльцевъ, а также дала имъ право взимать десятину. По закону можно было оставаться свободнымъ человѣкомъ, не будучи ни землевладѣльцемъ, ни аббатомъ, но фактически это было трудно выполнить, такъ какъ человѣкъ, не имѣвшій ни покровителя, ни господина, лишенъ былъ возможности существовать, поэтому-то мелкіе землевладѣльцы почти бывали вынуждены отказываться отъ свободы и обращаться либо въ колонистовъ, либо въ крѣпостныхъ, чтобы только пользоваться покровительствомъ владѣльца или монастыря. Такимъ образомъ классъ свободныхъ людей въ средневѣковомъ обществѣ былъ весьма немногочисленный. Крѣпостные раздѣлялись на двѣ категоріи: крѣпостныхъ, прикрѣпленныхъ къ землѣ, и такихъ, которые должны были выплачивать извѣстную ренту. Прежнее крѣпостное состояніе, первыхъ вѣковъ германскаго завоеванія, съ теченіемъ времени видоизмѣнило свой характеръ, но крѣпостные, тѣмъ не менѣе, не могли ни распоряжаться своимъ добромъ, ни вступать въ браки безъ разрѣшенія своего господина. Между ними и ихъ владѣльцами не было ничего общаго и даже въ 1614 году, когда уже въ значительной степени, миновалъ средневѣковой періодъ варварства, во времена генеральныхъ штатовъ дворяне съ негодованіемъ протестовали противъ заявленія одного депутата, сравнившаго короля съ отцомъ троихъ дѣтей: духовенства, дворянства и третьяго сословія. «Мы отвергаемъ всякое братство, — воскликнули они, — и вовсе не желаемъ, чтобы дѣти нашихъ чеботарей называли насъ своими братьями. Между ними и нами столько же разницы, сколько между господиномъ и его лакеемъ!»
Безъ сомнѣнія, въ интересахъ самого владѣльца было покровительствовать своимъ крѣпостнымъ и оказывать имъ справедливость. Но до XII вѣка ничто ихъ къ этому не обязывало. Въ 1439 году, въ генеральныхъ штатахъ Ормана такъ изображалось положеніе народа: «Богу одному извѣстно, — восклицалъ Ювеналъ Лезюрсенъ, — какъ много выстрадалъ бѣдный народъ отъ тѣхъ, кто обязанъ былъ о немъ заботиться… Ихъ сажали въ тюрьмы, заковывали въ кандалы, бросали въ ямы, наполненныя нечистотами и всякою гадостью, и оставляли ихъ умирать съ голоду… Однихъ поджаривали, другимъ выбивали зубы до тѣхъ поръ, пока они не платили… Отцовъ и мужей убивали на глазахъ дочерей и женъ, которыхъ тутъ же насиловали. И всѣ эти преступленія совершались не врагомъ, а тѣми, кто называетъ себя слугами короля… И если народъ не платилъ, то сжигались деревни и церкви, со всѣми людьми, находящимися въ нихъ, такъ что въ живыхъ не оставалось ни рабочей лошади, никакого скота, и изъ ста человѣкъ — ни одного!»
Положеніе крѣпостного было, дѣйствительно, ужасно; права владѣльца одновременно распространялись и на него самого, и на его имущество. Безъ разрѣшенія своего владѣльца крѣпостной не имѣлъ права вступать въ бракъ, и если онъ это сдѣлалъ, то долженъ былъ уплатить штрафъ и бракъ расторгался. Это право напоминало то, которое существовало въ древнемъ Римѣ, гдѣ господинъ имѣлъ право регулировать по произволу приростъ своихъ работъ. Такое же древнее право — «право господина» (le Droit du Seigneur) держалось почти до XVII столѣтія. Въ одномъ документѣ, относящемся къ 1538 году, говорится: «Если кто-нибудь изъ принадлежащихъ ему мужчинъ женится, то прежде, чѣмъ сойтись со своею женой, долженъ привести ее къ своему господину, чтобы онъ воспользовался ею… Если у нихъ родится ребенокъ мужескаго пола, то онъ будетъ свободнымъ, потому что онъ можетъ быть зачатъ отъ господина въ первую ночь». Въ одномъ приговорѣ 1302 года присуждаются къ наказанію двое супруговъ, воспротивившихся этому праву господина.
Крѣпостные фактически находились въ полной зависимости отъ своего господина. Хотя на крѣпостного, прикрѣпленнаго къ землѣ, возлагались закономъ только извѣстныя опредѣленныя повинности, но, на самомъ дѣлѣ, онъ долженъ былъ покоряться произволу и насилію. Въ 1260 году одинъ юристконсультъ писалъ: «Въ силу нашихъ обых чаевъ между нами и мужикомъ нѣтъ другого судьи, кромѣ Бога». Въ 1610 году другой писатель выразился слѣдующимъ образомъ: «Владѣльцы взяли такую силу надъ своими подданными, что заставляютъ ихъ исполнять массу всевозможныхъ работъ изъ одной только боязни быть избитыми палками или другимъ оружіемъ».
Въ генеральныхъ штатахъ 1560 года раздавались жалобы на то, что крестьянамъ приходилось самимъ впрягаться въ плугъ, чтобы замѣнить скотъ, который у него былъ отнятъ. Такая степень нищеты существовала, однако, только въ абсолютно варварскихъ странахъ.
Согласно произвольному дѣленію исторіи, средніе вѣка оканчиваются какъ разъ взятіемъ Константинополя въ 1453 году. А между тѣмъ, возмутительныя злоупотребленія феодализма существовали во Франціи вплоть до революціи, въ Россіи — почти до нашей эпохи, а въ Англіи Эдмондъ Спенсеръ писалъ въ 1596 году: «Землевладѣлецъ — настоящій тиранъ, арендаторъ — настоящій рабъ, а крестьянинъ — еще болѣе несчастенъ, чѣмъ рабъ, потому что господинъ кормитъ своего аба, а тутъ рабъ кормитъ своего господина».
Дѣйствительно, феодальнаго крѣпостного слѣдуетъ называть рабомъ, такъ какъ положеніе его мало чѣмъ отличалось отъ положенія сельскаго раба въ древнія времена. Правосудія для него не существовало; это роскошь, которая была доступна только свободнымъ людямъ. Описаніе бѣдствій сельскаго населенія Франціи, сдѣланное Артуромъ Юнгомъ чуть ли не наканунѣ французской революціи, пріобрѣло большую извѣстность и достовѣрность его подтверждается оффиціальными документами. Въ самомъ дѣлѣ, французскій крестьянинъ доведенъ былъ всяческими притѣсненіями, поборами и вымогательствами до крайней степени нищеты, и бѣдствія его были неисчислимы, но такое ужасное положеніе вещей не представляло ничего новаго и въ средніе вѣка было самымъ обыкновеннымъ явленіемъ. Чтобы какъ-нибудь избѣжать этого и были основаны различныя средневѣковыя общины и ассоціаціи.
Я уже нѣсколько разъ указывалъ, что общія бѣдствія обыкновенно пробуждаютъ въ человѣкѣ старинные инстинкты солидарности, и слабые и угнетаемые пробуютъ тогда объединиться. Такъ было и во времена феодальныхъ бѣдствій. Сначала образовались сельскія общины, вѣроятно, по примѣру религіозныхъ общинъ, затѣмъ городскія.
Сельскія общины были устроены крѣпостными, живущими вмѣстѣ, иногда даже подъ одною кровлей, и управлялись выборнымъ изъ своей среды, который и былъ ихъ представителемъ передъ владѣльцемъ, помѣщикомъ. Обыкновенно владѣльцы даже поощряли образованіе подобныхъ ассоціацій, такъ какъ, такимъ образомъ, полученіе оброка и исполненіе повинностей было болѣе обезпеченнымъ. Хозяйство въ такой общинѣ было общимъ и члены изъ своей среды выбирали администратора. Дѣтей воспитывали вмѣстѣ, старики же подавали совѣты, и каждый въ общинѣ долженъ былъ нести извѣстный трудъ, сообразно своему возрасту и полу. Внутренняя организація такихъ ассоціацій отчасти напоминаетъ русскій деревенскій «міръ» и сербскія общины. Въ Ньеврѣ одна изъ такихъ общинъ, «la Communauté des Sault», просуществовала до нашихъ дней. Быть можетъ, такія общины послужили, если не образцами, то примѣромъ для буржуа и городскихъ ремесленниковъ.
Средневѣковые ремесленники вышли, также какъ и ремесленники древности, изъ рядовъ свободныхъ людей, не имѣвшихъ средствъ къ жизни, и вольноотпущенниковъ. Имъ нужно было работать, чтобы жить и надо было поневолѣ соглашаться на всѣ условія, которыя имъ ставилъ владѣлецъ земли, т. е. помѣщикъ. Ремесленникъ, совершенно также какъ и крѣпостной, подвергался всевозможнымъ стѣсненіямъ и долженъ былъ нести тяжелыя повинности. Но еще задолго до возникновенія общинъ, образованіе которыхъ сопровождалось даже иной разъ кровопролитною борьбой, существовали въ разныхъ мѣстахъ ассоціаціи ремесленниковъ по образцу сельскихъ общинъ. Это были «безмолвныя ассоціаціи», образовавшіяся безъ всякихъ формальностей и договоровъ, членами которыхъ были часто родные и свободные люди, живущіе подъ одною кровлей. Домъ, очагъ и столъ были общими. Избранный глава такой общины былъ ея представителемъ передъ закономъ и заключалъ отъ своего имени договоры. Хозяйствомъ также завѣдывала одна изъ избранныхъ женщинъ. Можно было по желанію выйти изъ этой ассоціаціи и тогда уходившій получалъ извѣстную сумму, одинаковую для всѣхъ; вступать же въ такую ассоціацію можно было лишь съ согласія ея членовъ. Такого рода ассоціаціи занимались какимъ-нибудь промысломъ или торговлей. Одновременно съ такими ассоціаціями стали возрождаться и прежнія рабочія корпораціи, древнія коллегіи, уничтоженныя было германскимъ нашествіемъ. Они начали появляться въ разныхъ мѣстахъ какъ разъ въ такое время, когда весь христіанскій міръ, охваченный безуміемъ, съ ужасомъ ожидалъ конца міра. Этотъ страхъ побуждалъ строить какъ можно больше церквей и вызвалъ образованіе корпорацій каменщиковъ, масоновъ (francs-maèons), которые даромъ предлагали свои услуги епископамъ и настоятелямъ монастырей. Цѣлыя деревни присоединялись къ этимъ строителямъ и отправлялись по городамъ строить соборы. Однако, настоящая организація ремеслъ состоялась только въ XII и XIII вѣкахъ. Тогда образовались добровольныя ассоціаціи всѣхъ городскихъ ремесленниковъ, занимающихся одною и той же профессіей. Эти ассоціаціи или цѣли представляли общество, оказывавшее покровительство своимъ членамъ и защищавшее ихъ отъ конкурренціи и злоупотребленій владѣльцевъ. Каждый такой цехъ имѣлъ свой уставъ и пользовался экономіей труда. Въ составъ его входили подмастерья, рабочіе и мастера. Число подмастерьевъ было ограничено, также какъ и продолжительность ученія. Чтобы получить званіе мастера, надо было сдѣлать какое-нибудь образцовое произведеніе, но впослѣдствіи это было замѣнено внесеніемъ довольно крупной суммы. Во избѣжаніе конкурренціи, число мастеровъ въ цехахъ было также ограничено и иногда кандидатамъ долго приходилось ждать, пока откроется вакансія. Конечно, всѣ выгоды приходились на долю мастеровъ, державшихъ въ зависимости подмастерьевъ и рабочихъ; но званіе мастера также получалось не безъ труда и довольно крупныхъ затратъ. Владѣльцы, съ своей стороны, также подвергли цехи очень строгой регламентаціи и навязали имъ весьма неудобныя для нихъ права, сильно стѣснявшія ихъ дѣятельность. Количество и вѣсъ матеріала, нужнаго для издѣлій, форма, и даже самый способъ фабрикаціи — все это было заранѣе строго опредѣлено.
Кузнецъ, напримѣръ, не имѣлъ права ни сдѣлать, ни продать ключа, такъ какъ это было дѣломъ слесаря. Портному запрещалось чинить платье, а лоскутнику — сшить новое платье. Позднѣе королевская власть еще усилила эту стѣснительную регламентацію, сохранившуюся до самой революціи, и въ особенности Кольберъ превратилъ ее во всеобщую тираннію. Одинъ изъ его ордонансовъ 1669 года какъ будто написанъ въ Китаѣ и опредѣляетъ для каждой матеріи длину и ширину куска, число нитокъ, качество матеріала и способъ фабрикаціи. Кольберъ подалъ примѣръ и въ 1755 году уже вышло запрещеніе продажи цвѣтнаго полотна, такъ какъ это могло повредить фабрикаціи шелковыхъ и шерстяныхъ издѣлій, и даже изданы были ордонансы, предписывающіе приказчикамъ срывать съ женщинъ платья изъ такого полотна, если онѣ появлялись въ этихъ платьяхъ въ публикѣ. Торговля же этимъ товаромъ наказывалась каторжными работами.
При такомъ режимѣ только одинъ родъ промышленности могъ существовать — мелкій, кустарный промыселъ, имѣвшій свои неудобства, но съ соціальной точки зрѣнія представлявшій большій выгоды. Крупная промышленность, принесшая столько добра и въ то же время столько зла, начала развиваться только къ концу XVIII вѣка, тогда, когда всѣ прежнія оковы были разрушены и для спекуляціи открылось широкое поле.
Самою распространенною формою рабства въ средніе вѣка было крѣпостное состояніе, рядомъ съ которымъ, однако, существовало и настоящее рабство, какъ въ древнія времена. Религія допускала это, подъ условіемъ лишь, чтобы рабы не были христіане и поэтому въ XIV и XV вѣкахъ у венеціанцевъ были домашіе рабы. Въ 1289 году миланское правительство воспретило продажу крѣпостныхъ отдѣльно отъ земли, изъ чего слѣдуетъ, что эта продажа дозволялась раньше. У папъ были рабы мусульмане, доставляемые имъ родосскими и мальтійскими рыцарями. Въ дѣйствительности рабство держалось въ Италіи до конца XVII вѣка.
Конечно, рабство и крѣпостное состояніе нельзя согласовать съ великими гуманитарными принципами первобытнаго христіанства, но средневѣковая религія уже не была религіей первыхъ христіанъ и церковь тѣмъ охотнѣе поддерживала феодальныя злоупотребленія, что она сама извлекала изъ этого выгоды. Епископы и аббаты были очень важными лицами и безъ всякаго зазрѣнія совѣсти пользовались своими правами. Власть духовенства была даже больше власти принцевъ и дворянъ, такъ какъ она была одновременно и свѣтской, и духовной. Никто не завѣщалъ своего имущества и не дарилъ ничего феодальнымъ владѣльцамъ, но каждый добрый христіанинъ считалъ своимъ долгомъ оставить что-нибудь церкви. Паническій страхъ, овладѣвшій людьми въ 1000 году, былъ чрезвычайно выгоденъ духовенству. Люди съ какою-то лихорадочною поспѣшностью спѣшили избавиться отъ презрѣнныхъ земныхъ богатствъ, полагая, что за это они получатъ небесныя блага, гораздо болѣе драгоцѣнныя. Но послѣ 25-го марта 1000 года, проведеннаго въ церквахъ, на колѣняхъ, въ ожиданіи того, когда прозвучитъ трубный гласъ, страхъ разсѣялся. Однако, то, что было отдано церкви, и осталось въ ея рукахъ, такъ что во владѣніи различныхъ аббатствъ оказались тысячи семействъ крѣпостныхъ. Эти крѣпостные обязаны были выплачивать повинности деньгами и натурой, не считая различныхъ произвольныхъ налоговъ и барщины. Послѣ каждаго сезона священники взимали десятинный сборъ со всѣхъ продуктовъ и взимали его сначала съ сырыхъ продуктовъ, затѣмъ уже съ издѣлій, такъ, напримѣръ, при уборкѣ хлѣба они взимали десятинный сборъ сначала со сжатыхъ хлѣбныхъ злаковъ, затѣмъ съ зерна, полученнаго послѣ молотьбы, затѣмъ съ муки и, наконецъ, съ испеченныхъ хлѣбовъ. Никакая земля не была избавлена отъ этого сбора въ пользу духовенства, но зато земля, принадлежащая духовенству была избавлена отъ другихъ повинностей.
Духовенство обращалось со своими крѣпостными ничуть не лучше свѣтскихъ владѣльцевъ и облагало ихъ совершенно такими же повинностями и въ нѣкоторомъ отношеніи крѣпостные духовенства пользовались даже еще меньшею свободой. Въ концѣ концовъ духовенство превратило своихъ крѣпостныхъ въ ремесленниковъ и устроило фабрики и мастерскія, гдѣ работали мужчины и женщины. Спеціальныя мастерскія женщинъ носили даже названіе «гинекеевъ» и нравственность въ такихъ учрежденіяхъ стояла столь низко, что слова «женщина изъ гинекея» были синонимомъ куртизанки.
Имѣя въ рукахъ столько разнообразныхъ средствъ къ достиженію богатства, духовенство, конечно, должно было сильно и быстро разбогатѣть. Во Франціи къ концу XVIII вѣка доходы духовенства равнялись 400 милліонамъ, не считая десятиннаго сбора и сбора пожертвованій. Церковь поэтому поддерживала крѣпостное состояніе насколько только возможно, и, благодаря Вольтеру, всѣмъ уже извѣстно теперь, что наканунѣ революціи каноники въ Сенъ-Клодѣ владѣли 12.000 крѣпостныхъ, съ которыми обращались совершенно такъ, какъ въ средніе вѣка. Между прочими правами приходъ пользовался правомъ наслѣдовать послѣ своихъ крѣпостныхъ, но обязанъ былъ доставлять этимъ послѣднимъ лѣкарства и врачей. Вольтеръ увѣряетъ, однако, что онъ самъ слышалъ, какъ агентъ одного прихода отвѣтилъ хирургу Морецу слѣдующими словами на его требованіе вознагражденія за лѣченіе двухъ крѣпостныхъ. «Вмѣсто того, чтобы платить вамъ за это, приходъ долженъ былъ бы васъ наказать, такъ какъ въ прошломъ году вы вылѣчили двухъ крѣпостныхъ, послѣ смерти которыхъ мои хозяева наслѣдовали бы 1.000 экю».
Надо прибавить, впрочемъ, что приходъ Сенъ-Клодъ упорно отстаивалъ средневѣковые порядки, между тѣмъ какъ многіе монастыри послѣдовали за теченіемъ, вызвавшимъ въ XII вѣкѣ отпущеніе на волю крѣпостныхъ, по крайней мѣрѣ, которые не были личными крѣпостными и могли отречься отъ своего господина и искать убѣжища въ свободныхъ городахъ. Но, разумѣется, какъ духовенство, такъ и свѣтскіе владѣльцы, если отпускали на волю своихъ крѣпостныхъ, то причтомъ всегда старались соблюсти свои личныя выгоды; о какихъ-либо гуманитарныхъ соображеніяхъ тутъ не могло быть и рѣчи. Одинъ изъ средневѣковыхъ законовѣдовъ, Бомануаръ, говоритъ, что отпущеніе на волю крѣпостныхъ было даже выгодно владѣльцамъ, и въ сущности, оковы крѣпостничества не вполнѣ спадали и бывшій крѣпостной долженъ былъ нести множество повинностей; при томъ же, хотя онъ и пользовался свободою передвиженія и могъ располагать своимъ добромъ при жизни, но, тѣмъ не менѣе, послѣ него наслѣдовалъ владѣлецъ. Чтобы избѣжать этого, такіе крѣпостные организовали земледѣльческія общины, имущество которыхъ было нераздѣльно.
Въ теоріи можно было бы думать, что феодальный режимъ уничтожитъ бродяжничество и нищенство. Но ничего подобнаго не было и бродяги, нищіе, бѣглые крѣпостные, воры и вообще павшіе люди всякаго рода кишѣли повсюду, составляя настоящую соціальную язву, отъ которой страдало общество. Съ людьми этого сорта во всей Европѣ обращались очень строго. Въ Англіи королевскіе указы приказывали ловить ихъ и вѣшать. Во Франціи также бродягъ и публичныхъ женщинъ подвергали ссылкѣ въ каторжныя работы на далекіе острова.
Средневѣковой крѣпостной былъ ничуть не менѣе несчастенъ, чѣмъ древній рабъ, и поэтому крѣпостные, также какъ и рабы въ древности, не разъ устраивали возстанія и въ сущности такія возстанія рабовъ во всѣ времена носили традиціонный характеръ, такъ какъ цѣпь ихъ не прерывалась никогда. Если не было крупныхъ возмущеній, то болѣе мелкія вспыхивали постоянно, то въ одномъ, то въ другомъ мѣстѣ Европы. Въ XIV вѣкѣ крестьяне въ «Haut Valais» придумали особенный способъ избавляться отъ своихъ притѣснителей бароновъ. Способъ этотъ назывался «mazza» и состоялъ въ слѣдующемъ: если какой-нибудь баронъ становился черезчуръ стѣснительнымъ, то крестьяне дѣлали изъ дерева статую, которая должна была служить его изображеніемъ, и называлась «mazza». Эту статую носили изъ дома въ домъ и каждый, подававшій свой голосъ за осужденіе барона, долженъ былъ вбить въ нее гвоздь. Затѣмъ, когда вся «mazza» была покрыта гвоздями, ее ставили у дверей осужденнаго такимъ образомъ барона. Обыкновенно этотъ послѣдній спасался въ такихъ случаяхъ бѣгствомъ и замокъ его разрушался. Но эти таинственные приговоры, исполнители которыхъ оставались неизвѣстными, всегда дѣйствовали на воображеніе притѣснителей. «Mazza», конечно, представляла грубый заговоръ, организованный лишь на одинъ день, но онъ послужилъ зародышемъ другихъ тайныхъ ассоціацій или обществъ, лучше организованныхъ и дѣйствительно наложившихъ нѣкоторую узду на произволъ властителей.
Длинный историческій періодъ, который охватываетъ эволюцію рабства, начиная отъ среднихъ вѣковъ вплоть до нашего времени, былъ чрезвычайно богатъ всякаго рода катастрофами и насиліями. Весь этотъ періодъ представлялъ непрерывный рядъ войнъ, большихъ и маленькихъ насилій, которымъ въ особенности подвергались порабощенные классы, вдругъ проникавшіеся духомъ непокорности. Но всѣ эти ужасы не вызвали никакихъ перемѣнъ въ крѣпостномъ состояніи и не имѣли на него никакого вліянія. Тѣмъ не менѣе, крѣпостное состояніе, подмываемое медленно и постепенно, въ концѣ концовъ исчезло и превратилось въ наемный трудъ, по эта реформа явилась результатомъ медленной и мирной эволюціи и, главнымъ образомъ, учрежденія общинъ. Въ началѣ свободные ремесленники и освобожденные крѣпостные образовали ремесленныя корпораціи. Затѣмъ, воспользовавшись благопріятными обстоятельствами и сдѣлавшись болѣе многочисленными, эти корпораціи образовали городскія группы, съ которыми уже владѣльцамъ приходилось поневолѣ считаться и за которыми они должны были признать права на независимое существованіе. Все болѣе и болѣе разростаясь, эти промышленныя и торговыя группы, въ свою очередь, составили силу, привлекли въ свою среду тысячи крѣпостныхъ и вольноотпущенныхъ и захватили въ руки всю продуктивную промышленность и, разбогатѣвъ, въ свою очередь, составили средній классъ между классами крѣпостныхъ и кастою вельможъ. Съ этого времени владѣльцы сочли выгоднѣе для себя дать свободу своимъ крѣпостнымъ, но, разумѣется, на условіяхъ уплаты извѣстнаго вознагражденія и выполненія извѣстныхъ повинностей. Такимъ образомъ, крѣпостные превратились въ крестьянъ, въ принципѣ свободныхъ, но продолжавшихъ переносить всякія притѣсненія и произволъ владѣтельныхъ классовъ и подвергавшихся вымогательствамъ со стороны казны и всякимъ грубымъ насиліямъ со стороны войскъ. Но, тѣмъ не менѣе, быть свободнымъ, хотя бы только въ принципѣ, составляло уже огромное преимущество, хотя бы только нравственное; оно, во всякомъ случаѣ, дѣйствовало какъ своего рода психическій ферментъ, побуждая страдающаго отъ несправедливостей крестьянина и ремесленника сдѣлать еще шагъ впередъ къ окончательному разрыву своихъ цѣпей. Феодальному режиму былъ нанесенъ смертельный ударъ французской революціей, и послѣ нея во Франціи уже не было ни рабства, ни крѣпостного состоянія, и мало-по-малу Европа повиновалась великому импульсу, данному ей. Сначала въ Германіи, а затѣмъ въ Россіи была введена реформа мирнымъ путемъ, посредствомъ законодательныхъ мѣропріятій, исходящихъ свыше. Правящіе классы поняли необходимость этого, но они поняли въ то же время, что, въ сущности, порядокъ вещей мало измѣняется отъ этого и что наемный трудъ можетъ вполнѣ замѣнить крѣпостной, совершенно такъ же, какъ крѣпостное состояніе замѣнило рабство, и что на самомъ дѣлѣ такой трудъ представляетъ то же крѣпостное состояніе, но лишь въ смягченномъ видѣ, такъ какъ сохраняетъ въ силѣ всю главную суть древнихъ привилегій.
Глава XVII.
[править]Въ предшествующихъ главахъ мы разсмотрѣли, какимъ образомъ каждая раса и каждый народъ организовали соціальный трудъ. Мы видѣли, что такъ или иначе, съ большею или меньшею грубостью, абсолютно необходимое для существованія сколько-нибудь сложныхъ обществъ количество труда, всегда составляло удѣлъ только одной извѣстной части населенія, находившейся въ порабощеніи. Этотъ трудъ надо было выполнить во что бы то ни стало, такъ какъ всякая соціальная жизнь непремѣнно создаетъ искусственныя условія, и всякая аггломерація человѣческихъ существъ или же вообще организованныхъ индивидовъ непремѣнно требуетъ устройства спеціальныхъ убѣжищъ, спеціальныхъ способовъ для пропитанія всей соціальной группы, для воспитанія молодого поколѣнія, борьбы съ соперничествующими обществами и въ общемъ, слѣдовательно, нуждается въ значительной суммѣ соціальнаго труда.
A priori ничего нѣтъ невозможнаго въ томъ, чтобы эта полезная работа была распредѣлена равномѣрнымъ образомъ между всѣми членами ассоціаціи, и дѣйствительно такъ бываетъ до тѣхъ поръ, пока соціальная жизнь и нужды остаются очень несложными. Но даже и въ такихъ случаяхъ, если только аггломерація многочисленна, ея члены считаютъ болѣе выгоднымъ спеціализировать трудъ и образовать классы, которые и должны выполнять только извѣстныя функціи. Мы видѣли уже, что нѣкоторыя породы муравьевъ разрѣшаютъ эту соціальную проблему посредствомъ раздѣленія и спеціализаціи функцій. Мы видѣли также, что нѣкоторыя изъ этихъ муравьиныхъ обществъ существуютъ исключительно только благодаря рабству, поддерживаемому воинственными набѣгами, какъ это наблюдалось и во многихъ человѣческихъ обществахъ. Но, кромѣ того, эти муравьиныя общины служатъ намъ драгоцѣннымъ указаніемъ того, какъ дѣйствуетъ долговременное существованіе общиннаго режима, уничтожающаго въ концѣ концовъ индивидуальный эгоизмъ и замѣняющаго его широкимъ альтруизмомъ, до такой степени, что самки, исключительно занятыя воспроизводительною функціей и не принимающія никакого участія въ соціальной жизни, лишаются, повидимому, совершенно материнскаго инстинкта, столь могущественнаго у другихъ породъ, между тѣмъ какъ безплодныя работницы, дочери этихъ самыхъ матерей, нисколько не заботящихся о своемъ потомствѣ, посвящаютъ себя исключительно воспитанію молодого поколѣнія и всегда бываютъ готовы жертвовать собою для этого поколѣнія, потому что широкое развитіе могущественнаго соціальнаго инстинкта подавило у нихъ всѣ остальныя чувства. Этотъ альтруистическій инстинктъ встрѣчается у всѣхъ породъ рабочихъ муравьевъ; однако, рабовладѣльческіе инстинкты, встрѣчающіеся только у нѣкоторыхъ породъ, развились у нихъ, вѣроятно, не такъ давно. Въ общинахъ же другихъ муравьевъ нѣтъ рабовъ; работницы рождаются въ самой же общинѣ, никакая воинственная каста не властвуетъ надъ ними, и онѣ вполнѣ добровольно и свободно работаютъ для общины и защищаютъ ее, если понадобится.
Рабство, однако, не составляетъ необходимости для поддержанія существованія болѣе или менѣе первобытныхъ обществъ, и въ самомъ дѣлѣ мы не находимъ его ни у фуэджійцевъ, ни у готтентотовъ, ни у большинства эскимосовъ, краснокожихъ, австралійцевъ и др., они жили и живутъ до сихъ поръ, не имѣя рабовъ. Чтобы идея рабства явилась у людей, необходимы были извѣстныя условія, изъ которыхъ самымъ главнымъ было сознаніе возможности извлечь выгоды изъ раба. Если этой возможности не было, то побѣжденнаго врага предпочитали лучше убивать, нежели обращать въ рабство. Часто, убивъ побѣжденныхъ, ихъ съѣдали, и мы видѣли, что у дикихъ расъ побѣды всегда завершаются подобными каннибальскими пиршествами; если же эти расы сохраняли своихъ плѣнныхъ, то большею частью лишь для того, чтобы обращать ихъ въ убойный скотъ, въ резервный пищевой матеріалъ. Но въ ожиданіи того времени, когда этихъ плѣнныхъ придется употребить въ пищу, стали пробовать извлечь изъ нихъ другую пользу и такимъ образомъ на плѣнныхъ стали возлагать разныя тяжелыя работы, а плѣнницы часто бывали наложницами. Мало-по малу какъ тѣ, такъ и другія превратились въ мѣновую цѣнность, возникла торговля военноплѣнными, но эта безкровная утилизація плѣнныхъ приняла болѣе широкіе размѣры лишь съ развитіемъ скотоводства и земледѣлія, когда возникла необходимость возложить на плѣнника или плѣнницу нѣкоторыя необходимыя, но тяжелыя и непріятныя работы. Однако, то обстоятельство, что мужчины всегда имѣли подъ рукой прирожденныхъ рабовъ, своихъ женъ, на которыхъ они могли взвалить весь утомительный трудъ и надъ которыми имѣли самыя неограниченныя права, въ значительной мѣрѣ препятствовало введенію рабства у первобытныхъ народовъ. Но даже, со введеніемъ рабства, женщинамъ пришлось въ началѣ раздѣлять этотъ трудъ съ рабами и работать рядомъ съ ними. Надо замѣтить, что сначала уводили во время набѣговъ преимущественно женщинъ и дѣтей, для того, чтобы обратить ихъ въ рабство, такъ какъ ими легче было управлять, легче было поработить ихъ и усмотрѣть за ними, нежели за плѣнными мужского пола. Весьма вѣроятно даже, что первые рабы мужского пола выросли и воспитались въ домѣ побѣдителя, взявшаго ихъ въ плѣнъ въ дѣтскомъ возрастѣ вмѣстѣ съ ихъ матерью. Для того, чтобы превратить въ раба взрослыхъ людей, нужно было располагать болѣе серьезными принудительными средствами, чѣмъ тѣ, которыя примѣнялись по отношенію къ женщинамъ и дѣтямъ.
Въ этихъ обществахъ, уже вступившихъ на путь цивилизаціи, обладавшихъ домашнимъ скотомъ и занимавшихся въ большей или меньшей степени земледѣліемъ, скоро образовались двѣ категоріи рабовъ: тѣ, которые всегда оставались подъ рукой — домашніе рабы, и тѣ, которыхъ употребляли либо для полевыхъ работъ, либо для ухода за скотомъ. Первые, домашніе рабы, были болѣе подчинены капризамъ своихъ владѣльцевъ, но обыкновенно съ ними обращались лучше и они принимали участіе въ общей жизни семьи своего владѣльца, какъ бы составляя ея членовъ. Другіе рабы, сельскіе, проводившіе большую часть жизни вдали отъ своихъ владѣльцевъ, зачастую уподоблялись ими рабочему скоту. Что касается домашнихъ животныхъ, то слѣдуетъ замѣтить, что люди очень поздно начали утилизировать какъ механическую силу, вьючный скотъ, способный замѣнить отчасти женщинъ и рабовъ. Очень, очень долго домашнія животныя служили только для пропитанія, и если въ Египтѣ въ прежнія времена, а въ Китаѣ и у туареговъ въ настоящее время, можно видѣть женщинъ, запряженныхъ вмѣстѣ съ рабами въ плугъ, то въ первобытные періоды цивилизаціи такое зрѣлище, по всей вѣроятности, представляло самое обыкновенное явленіе.
То, что рабское населеніе въ самомъ началѣ явилось результатомъ войнъ и набѣговъ, подтверждается наблюденіемъ надъ всѣми человѣческими расами, но когда рабство болѣе прочно организовалось, то явились и другіе источники, пополнявшіе его ряды и также одинаково встрѣчающіеся у всѣхъ народовъ. На первомъ мѣстѣ, конечно, надо поставить естественный приростъ рабскаго населенія, такъ какъ рабство, за небольшими исключеніями, было наслѣдственнымъ во всѣхъ странахъ, причемъ владѣльцы руководили этимъ приростомъ ради своихъ личныхъ интересовъ. Затѣмъ источникомъ рабства служила продажа дѣтей родителями, женъ мужьями, а также судебные приговоры, неуплаченные долги и, наконецъ, добровольное отреченіе отъ свободы; послѣднее бывало вызвано обыкновенно крайнею нищетой.
Права владѣльцевъ надъ рабами всегда были чрезмѣрными и рабы совершенно приравнивались къ вещи. Но мало-по-малу, по мѣрѣ развитія цивилизаціи, нравы эти смягчались. Въ началѣ владѣлецъ пользовался всѣми правами, безъ исключенія, и въ нѣкоторыхъ странахъ, напримѣръ, въ Египтѣ, Индіи и первобытномъ Римѣ законы оказывали покровительство скоту раньше, чѣмъ рабу, и по всей вѣроятности первые покровительственные законы, относящіеся къ рабамъ, образовались подъ вліяніемъ городского и домашняго рабства. Нельзя же было вѣчно обращаться какъ съ животными съ тѣми людьми, съ которыми приходилось имѣть постоянныя сношенія и которые въ силу тѣснаго соприкосновенія съ жизнью семьи, принимали участіе во всѣхъ ея горестяхъ и радостяхъ. Женщины, въ особенности молодыя, зачастую служившія наложницами своему господину, вызывали къ себѣ болѣе мягкое отношеніе и въ концѣ концовъ пробилось, наконецъ, сознаніе, что рабы, — несчастныя созданія, занимавшія такое низкое соціальное положеніе, принадлежатъ все-таки къ человѣческому роду, и сначала обычай, а затѣмъ уже и законъ далъ имъ нѣкоторый минимумъ правъ. Тогда былъ составленъ спеціальный кодексъ, регулирующій положеніе раба, и хотя это законодательство и оказывало нѣкоторое покровительство рабу, но, тѣмъ не менѣе, оно отличалось крайнею несправедливостью и пристрастіемъ. Во всѣхъ случаяхъ рабъ подлежалъ болѣе строгому наказанію, нежели свободный человѣкъ, совершившій такой же проступокъ; рабу недозволялось имѣть собственность, жениться и т. д. Рабъ представлялъ все-таки вещь, которую всегда можно было отдать, продать, подвергать истязаніямъ и т. п., и только не дозволено было увѣчить и убивать. Законъ устанавливалъ также формальности, обязательныя въ случаѣ отпущенія раба на волю, и регулировалъ положеніе рабынь, имѣющихъ ребенка отъ своего господина, и положеніе этихъ дѣтей.
Для полнаго развитія этой эволюціи рабства понадобились тысячи годовъ и въ это время возникла другая, болѣе смягченная форма рабства — крѣпостное состояніе, утвердившееся рядомъ съ рабствомъ въ собственномъ смыслѣ этого слова. Но крѣпостное состояніе возникло исключительно только на почвѣ сельской эксплуатаціи и не имѣло никакого отношенія къ домашнему рабству. Оно обязано было своимъ происхожденіемъ завоеванію цѣлой страны, массовому порабощенію цѣлаго населенія сравнительно немногочисленными завоевателями. При такихъ условіяхъ, въ самомъ дѣлѣ, только минимальную часть покореннаго населенія можно было утилизировать въ качествѣ домашнихъ рабовъ или съ цѣлью продажи. Съ другой стороны, какую же выгоду могла принести побѣдителямъ опустошенная страна? Безъ сомнѣнія, было практичнѣе и полезнѣе оставить земледѣльцевъ на ихъ поляхъ, пастуховъ у ихъ стадъ, и вмѣсто того, чтобы посягать на личность побѣжденныхъ, обложить ихъ данью, разъ навсегда установленною, прикрѣпить къ землѣ и сдѣлать изъ нихъ крѣпостныхъ или колонистовъ, которые бы правильно уплачивали дань продуктами земли — если они земледѣльцы, скотомъ — если они занимаются скотоводствомъ, ремесленными издѣліями, трудомъ — если они ремесленники, и деньгами — если они купцы. Личная свобода, предоставленная крѣпостнымъ, была, однако, весьма относительная, такъ какъ имъ также не разрѣшалось ни имѣть собственность, ни передавать по наслѣдству, ни вступать въ бракъ безъ согласія владѣльца и т. д.; но крѣпостныхъ нельзя было продавать безъ земли и судьба ихъ была тѣсно связана съ судьбою этой послѣдней. Въ нѣкоторыхъ случаяхъ, относящихся, напримѣръ, къ извѣстной категоріи средневѣковыхъ крѣпостныхъ, этимъ послѣднимъ предоставлялось право разрывать договоръ и уходить отъ своего господина, но они должны были оставить ему все свое имущество.
Какъ рабство, такъ и крѣпостное состояніе имѣло весьма разнообразные источники. Главнымъ источникомъ была, конечно, война, но многіе крѣпостные были вольноотпущенниками и еще чаще — несчастными, лишенными всякихъ средствъ къ существованію и искавшими спасенія въ крѣпостномъ состояніи, которое имъ все-таки обезпечивало кусокъ хлѣба и нѣкоторое покровительство, такъ какъ въ такомъ обществѣ, гдѣ господствуютъ насилія и царитъ несправедливость, свобода представляетъ роскошь, совершенно недоступную слабымъ. Разъ учрежденное крѣпостное состояніе начало развиваться весьма быстро, между тѣмъ рабство мало-по-малу сократилось и стало по преимуществу домашнимъ, такъ что въ концѣ концовъ только богачи да вельможи и принцы владѣли рабами. Мы видѣли также, что крѣпостное состояніе, эта смягченная форма рабства, удержалось почти до нашихъ дней въ нѣкоторыхъ, даже самыхъ цивилизованныхъ государствахъ. Франція уничтожила его послѣдніе слѣды не болѣе столѣтія тому назадъ, Германія же сохранила его до половины нынѣшняго вѣка; наконецъ, Россія, гдѣ крѣпостное состояніе было особенно тяжелымъ и весьма походило на древнее рабство, уничтожила его всего лишь нѣсколько лѣтъ тому назадъ. Слѣдуетъ ли изъ этого заключить, что послѣ отмѣны крѣпостного состоянія пролетаріи, наконецъ, стали пользоваться полною свободой и ихъ соціальное положеніе не сохранило никакихъ слѣдовъ рабства? Ничуть! Крѣпостное состояніе было только смягченною формою рабства, и его, въ свою очередь, смѣнила другая форма, еще болѣе смягченная, но зачастую очень тягостная — наемный трудъ, происхожденіе котораго мы прослѣдимъ здѣсь въ общихъ чертахъ.
До тѣхъ поръ, пока единственными соціально-необходимыми работами были полевыя работы, заботы о стадѣ и домашнемъ хозяйствѣ, рабство и крѣпостное состояніе вполнѣ удовлетворяли потребностямъ соціальной жизни; наемный же трудъ появился лишь съ развитіемъ промышленнаго труда и поэтому онъ совсѣмъ почти не существовалъ въ очень мало Развитыхъ цивилизаціяхъ. Въ теченіе первыхъ фазъ соціальной эволюціи свободный человѣкъ обыкновенно самъ изготовлялъ для себя всѣ нужные ему лично предметы и орудія труда, но то, что нужно изготовить для другой промышленной работы, онъ возлагалъ обыкновенно на женщинъ и рабовъ. Поэтому вездѣ у дикихъ народовъ и въ доисторическій періодъ мы видимъ, что гончарное искусство всегда составляетъ занятіе женщинъ, также какъ и пряжа и тканье, когда одежда изъ тканей замѣнила одежду изъ звѣриныхъ шкуръ; послѣдняя, впрочемъ, также изготовлялась женщинами, какъ, напримѣръ, «tapa» у полинезійцевъ. Но всѣ эти различныя производства были строго ограничены нуждами маленькой соціальной группы и никто не помышлялъ о томъ, чтобы работать на продажу и еще менѣе — для экспорта. Но положеніе вещей измѣнилось, когда установились болѣе или менѣе мирныя отношенія между различными народами или племенами, и эти народы достигли уже большей степени цивилизаціи. Тогда народилось въ нѣкоторомъ родѣ комерческое движеніе, начался промышленный обмѣнъ, выгодный для всѣхъ, такъ какъ одно племя было болѣе искусно въ изготовленіи посуды, какихъ-нибудь художественныхъ произведеній, другое изготовляло лучшія ткани, оружіе и т. п., и поэтому какъ та, такъ и другая сторона извлекали пользу, обмѣнивая свои произведенія на чужія. Мало-по-малу возникло сознаніе личнаго интереса въ лучшемъ и большемъ изготовленіи того или другого продукта обмѣна, и тогда стали устраивать цѣлыя мастерскія рабовъ, которые превратились, такимъ образомъ, въ живыя орудія производства и покупались хозяевами исключительно въ цѣляхъ спекуляціи.
Аѳины могутъ представить намъ примѣръ высшаго развитія и процвѣтанія такого рода рабскаго промышленнаго труда. Въ то же время къ свободнымъ рабочимъ рукамъ были присоединены «невольничьи» рабочія руки и окончательно учрежденъ промышленный наемный трудъ. Платный рабочій «по праву» оставался свободнымъ человѣкомъ, но безъ всякихъ средствъ къ жизни и въ сущности былъ только вольноотпущенникомъ или пролетаріемъ, вынужденнымъ, подъ страхомъ голодной смерти, отказываться, ради скромнаго вознагражденія, отъ той непрочной свободы, на которую онъ имѣетъ право по закону. Фабриканты, предприниматели и спекуляторы, имѣвшіе нужду въ рабочихъ рукахъ для своихъ мастерскихъ, нанимали этихъ свободныхъ рабочихъ совершенно такъ же, какъ рабовъ, и часто заставляли ихъ работать рядомъ, не дѣлая между ними никакого различія и одинаково презирая какъ тѣхъ, такъ и другихъ. Случалось даже, что судьба свободныхъ рабочихъ была тяжелѣе судьбы рабовъ, такъ такъ въ интересахъ хозяина было платить имъ какъ можно меньше и заставлять ихъ работать какъ можно больше; будутъ ли они живы, или умрутъ — до этого ему не было никакого дѣла, между тѣмъ какъ смерть раба составляла для него прямой убытокъ, если этотъ рабъ не успѣлъ отработать то, что за него было заплачено. Замѣна одного платнаго рабочаго другимъ не представляла ни малѣйшихъ затрудненій, и смерть такого рабочаго не была убыточна хозяину, который смотрѣлъ на своихъ рабочихъ, лишь какъ на живыя орудія труда, съ которыми у него не было никакихъ другихъ отношеній, кромѣ чисто экономическихъ. Такія меркантильныя возирѣнія повели къ образованію въ странахъ, достигшихъ промышленнаго развитія, многочисленнаго бѣдствующаго пролетаріата, нравственный уровень котораго часто падалъ очень низко вслѣдствіе условій жизни, выпавшей на его долю. Порабощенная масса этого пролетаріата непремѣнно должна была возненавидѣть правящіе или, вѣрнѣе, имущіе классы, съ которыми ее не связывали никакія узы, носящія хоть сколько-нибудь человѣческій характеръ. Всегда бѣдствующій и несчастный, этотъ пролетаріатъ, конечно, не могъ чувствовать особенной преданности къ своей родинѣ, которая оказывалась для него мачихой. Обыкновенно этотъ пролетаріатъ ютился въ крупныхъ центрахъ, гдѣ легче было найти заработокъ и куда поэтому стекались и вольноотпущенные, и мелкіе сельскіе землевладѣльцы, лишившіеся своего имущества. Такія опасныя соціальныя условія существовали въ Римѣ временъ имперіи и продержались всѣ средніе вѣка. Въ отношеніи организаціи труда мы замѣчаемъ большое сходство между средневѣковымъ крѣпостнымъ и римскимъ колонистомъ; ремесленникъ, принадлежащій къ цеху, представляетъ много сходства съ рабочимъ временемъ упадка Рима, зачисленнымъ въ латинскія корпораціи, «коллегіи». Средневѣковой ремесленникъ никогда не могъ сдѣлаться должностнымъ лицомъ, также какъ имъ не могъ сдѣлаться и ремесленникъ, состоявшій въ коллегіяхъ императорскаго Рима. Но, тѣмъ не менѣе, личность этого ремесленника оставалась свободной, и, мало-по-малу, эти ремесленники, вмѣстѣ со своими прежними товарищами, посвятившими себя торговлѣ, образовали очень значительный классъ, не владѣвшій землей, но обладавшій капиталами въ большей или меньшей степени и движимымъ имуществомъ. Въ концѣ концовъ этотъ классъ образовалъ то самое третье сословіе, явившееся довольно почтенною силой, съ которою пришлось, считаться какъ дворянству, такъ и духовенству.
Въ концѣ концовъ крѣпостное состояніе, эта смягченная форма древняго рабства, продержавшись во Франціи въ извѣстныхъ округахъ до самой революціи и уничтоженное еще позднѣе въ средней и восточной Европѣ, было замѣнено третьею формою рабскаго труда, — платнымъ трудомъ, который въ болѣе широкихъ размѣрахъ выполняетъ въ настоящее время всѣ работы, нѣкогда возлагавшіяся на рабовъ. Въ сущности, съ самаго начала цивилизаціи до нашего времени, весь ручной трудъ, необходимый для поддержанія обществъ, всегда выполнялся многочисленнымъ и порабощеннымъ классомъ, но порабощеніе этого класса носило различный характеръ въ различныя времена. Рабство постепенно смягчилось и превратилось въ наемный трудъ, перейдя черезъ крѣпостное состояніе. Однако, рабство не только продолжало существовать, но существуетъ еще и въ наше время, и во многихъ случаяхъ это замаскированное рабство оказывается даже болѣе тяжелымъ, чѣмъ въ эпоху существованія настоящаго рабства. Говоря по правдѣ, тѣ ужасныя злоупотребленія, которыя такъ возмущаютъ насъ теоретически, существовали и существуютъ во всѣ времена, и въ сущности теперь измѣнились только по наружности и подчасъ даже сохранили въ полной неприкосновенности грубость древнихъ вѣковъ.
Внѣ Европы многіе современные народы, даже изъ тѣхъ, которые особенно гордятся своею утонченною цивилизаціей, еще очень недавно не гнушались поддерживать рабство, носившее подчасъ даже очень безжалостный характеръ. Не останавливаясь слишкомъ долго на этомъ, я укажу только на контрафакцію древняго Перу, устроенную іезуитами въ Парагваѣ въ прошломъ вѣкѣ. Но это была еще довольно гуманная форма рабскаго труда, тогда какъ торговля неграми въ томъ видѣ, въ какомъ она производилась еще недавно, конечно, далеко превосходила своими ужасами даже самое первобытное рабство. Пока въ Америкѣ и главнымъ образомъ въ Бразиліи существовалъ спросъ на черныхъ рабовъ, до тѣхъ поръ на Габонскомъ берегу существовали невольнничьи факторіи, устраиваемыя бѣлыми негроторговцами, гдѣ рабы закованы были въ желѣзные ошейники по шести человѣкъ вмѣстѣ. Купцы изъ внутреннихъ мѣстностей Африки доставляли этотъ товаръ своимъ европейскимъ собратамъ по ремеслу. Ромъ, бумажныя ткани, бусы, зеркала, порохъ и ружья и т. п. замѣняли въ этомъ торгѣ деньги. Но всѣ эти гнусности, которыя совершались какъ негроторговцами, такъ и рабовладѣльцами, достаточно хорошо извѣстны всему міру, и разоблачительные разсказы прежнихъ путешественниковъ и «Хижина дяди Тома» до сихъ поръ еще не потеряли интереса въ глазахъ читателей. Въ ноябрѣ 1891 года одному германскому врачу поручено было осмотрѣть 500 или 600 рабочихъ, будто бы свободныхъ, которые предназначены были для отправленія въ Конго, такъ какъ правительство Конго нуждалось въ рабочихъ рукахъ для постройки желѣзной дороги. Эти такъ называемые свободные рабочіе были доставлены чиновниками короля Беганцина и, вѣроятно, представляли ту часть плѣнныхъ, которую этотъ монархъ не счелъ почему-либо нужнымъ принести въ жертву. Одна гамбургская торговая фирма служила посредникомъ въ этомъ дѣлѣ между продавцами и покупателями. Несчастные завербованные рабочіе были заключены, какъ попало, въ очень тѣсное помѣщеніе; они имѣли страшно изнуренный видъ и у многихъ были раны на головѣ, шеѣ и груди. Всѣ мужчины и женщины были закованы въ цѣпи по 60 человѣкъ. Мужчины носили желѣзные ошейники, черезъ которые проходила цѣпь; женщины же были связаны посредствомъ крѣпкихъ деревянныхъ колодокъ и т. п. Такого рода торговля происходитъ еще теперь въ Меланезіи и Папуазіи.
Но не одна только негритянская раса доставляла живой товаръ нашимъ современнымъ торговцамъ невольниками. Желтая раса также въ значительной степени поддерживаетъ такую торговлю; на англійскомъ языкѣ она носитъ названіе: «labour trafic», на французскомъ — «immigration réglementée». Именно эта замаскированная торговля живымъ товаромъ и послужила причиной того, что китайцы появились въ разныхъ мѣстахъ; они были завезены всюду, гдѣ только обнаруживалась потребность въ рабочихъ рукахъ. Достигнувъ назначенія, такіе завербованные рабочіе должны были три года работать за самую ничтожную плату и при совершенно исключительномъ режимѣ въ той или другой тропической странѣ. Въ Америкѣ теперь безъ всякаго зазрѣнія совѣсти преслѣдуютъ этихъ желтыхъ рабочихъ, завезенныхъ отчасти даже противъ своей воли. Эта замаскированная торговля, однако, имѣла своимъ непріятнымъ послѣдствіемъ то, что цѣнность труда очень понизилась, совершенно такъ же, какъ это было въ древнія греколатинскія времена, когда конкурренція рабскаго труда понизила такъ называемый свободный заработокъ. Но система вербовки вовсе не нова. Въ прошломъ вѣкѣ она практиковалась флибустьерами, затѣмъ весьма уважаемыми и даже порою очень благочестивыми коммерсантами. Въ особенности она была въ ходу въ Германіи, гдѣ несчастными эмигрантами, привыкшими съ дѣтства все переносить, грузили цѣлые корабли, и часто случалось, что во время перехода черезъ Атлантическій океанъ двѣ трети этихъ подневольныхъ пассажировъ погибали отъ всякихъ лишеній. По прибытіи на мѣсто, оставшихся въ живыхъ задерживали до тѣхъ поръ, пока они не уплачивали стоимость своего проѣзда. Если же у нихъ не было требуемой суммы, то ихъ продавали во временное рабство на три, четыре, шесть и даже восемь лѣтъ.
Американскія газеты печатали порою даже очень наивныя объявленія. Въ іюнѣ 1742 года «Pensylrania Gazette» напечатала, напримѣръ, слѣдующее: «Продается хорошая служанка на три съ половиною года. Отличная прядильщица». Въ августѣ 1766 года «Messager de Pensylмапіе» объявляетъ: «Продается молодая, здоровая и сильная служанка нѣмка; никакихъ недостатковъ у нея нѣтъ, но она не совсѣмъ годится для тѣхъ обязанностей, которыя на нее возложены. Должна прослужить еще пять лѣтъ». 18-го января 1774 г. можно было прочесть въ той же газетѣ, подъ рубрикою: «нѣмцы»: «Мы предлагаемъ пятьдесятъ нѣмцевъ, которые только-что пріѣхали. Они помѣщаются у вдовы Крейдеръ, въ гостинницѣ „Золотой Лебедь“. Среди нихъ есть и школьные учителя, и мальчики, и дѣвочки различнаго возраста. Всѣ должны служить, чтобы уплатить за свой проѣздъ». Въ 1754 г. одна мерилэндская газета помѣстила слѣдующее объявленіе: «Розина-Доротея-Кость, урожденная Кауфманнъ, увѣдомляетъ своего зятя Шпора, что ее продали съ аукціона, также какъ и другихъ нѣмцевъ». Одинъ изъ важныхъ политическихъ дѣятелей Нью-Іорскаго штата, Вилльямъ Джонсонъ, купилъ такимъ образомъ свою жену, Екатерину Вейзенбергъ за пять фунтовъ стерлинговъ. Мужъ, жена, сыновья и дочери часто продавались отдѣльно, какъ въ самыя худшія времена рабства. Многіе иммигранты сами рѣшались продавать своихъ дѣтей, чтобы уплатить за проѣздъ. Но слѣдуетъ замѣтить, что большинство этихъ несчастныхъ были законтрактованы такимъ же подневольнымъ образомъ, какъ и дагомейскіе негры. Въ самомъ дѣлѣ, крупные промышленники платили въ Европѣ вербовщикамъ, которые уводили и завлекали на корабль и удерживали силой бродягъ, рабочихъ и одинокихъ лицъ, которыхъ они потомъ продавали по очень низкой цѣнѣ, иногда по два флорина за человѣка. Негоціантамъ покупателямъ иногда приходилось обманываться въ разсчетѣ. (Правда, рабочіе земледѣльцы сбывались обыкновенно легко, но офицеры, ученые, школьные учителя и т. п. часто оставались на рукахъ. Между тѣмъ, въ 1773 году одинъ пасторъ писалъ въ своемъ письмѣ, что онъ копитъ деньги, чтобы купить нѣмецкаго студента, изъ котораго онъ желаетъ сдѣлать преподавателя. На эту покупку ему надо двадцать фунтовъ стерлинговъ, почти столько же, сколько нужно было уплатить за раба въ древнемъ Римѣ. Въ 1797 году съ этими нѣмцами обращались совершенно какъ съ рабами, ихъ плохо кормили, били, заковывали въ цѣпи и т. д. Изъ этихъ фактовъ слѣдуетъ заключить, что рабство само по себѣ, даже въ самой его грубой формѣ, не заключаетъ въ себѣ ничего такого, что бы претило сознанію и притомъ даже современнаго человѣка. Однако, рабство отмѣнено теперь закономъ во всѣхъ государствахъ, цивилизованныхъ по европейски, но можно ли считать, что такъ оно и есть въ дѣйствительности? Чѣмъ замѣнено въ настоящее время прежнее рабство?
Прудонъ написалъ гдѣ-то, что наемный трудъ явился результатомъ крупной промышленности. Безъ сомнѣнія, появленіе наемнаго труда относится къ тому времени, когда свободный по праву человѣкъ, но не имѣющій никакихъ средствъ, долженъ былъ продавать свой трудъ, чтобы не умереть съ голоду. Такимъ образомъ онъ становился или временнымъ рабомъ, или крѣпостнымъ. Происхожденіе наемнаго труда, слѣдовательно, относится къ довольно отдаленному времени, но, распространяясь все больше, этотъ родъ труда принялъ новый и особенно суровый характеръ, приблизившись къ древнему рабству и создавъ ремесленнику положеніе, во многихъ отношеніяхъ худшее, сравнительно съ положеніемъ рабовъ въ Римѣ и Аѳинахъ. Очевидно, Прудонъ говоритъ именно о наемныхъ рабочихъ большихъ фабрикъ. Это относится, приблизительно, къ 1815 году, къ тому времени, когда употребленіе машинъ стало все болѣе и болѣе разростаться и наступило царство пара и каменнаго угля. Тогда-то и. началась промышленная революція, которая до сихъ поръ все разростается. Прежнія скромныя семейныя мастерскія мало-по-малу исчезли и мелкая промышленность вездѣ начала уступать мѣсто крупной. Рабочія семьи разсѣялись или были уничтожены и толпы пролетаріевъ, часто ведущихъ кочевой образъ жизни, нахлынули на фабрики, чтобы вести тамъ самое плачевное существованіе. Тогда-то и началась эра крупныхъ стачекъ, періодическихъ забастовокъ, промышленнаго перепроизводства и переутомленія рабочихъ со всѣми ихъ вредными послѣдствіями. Съ этого момента всякія дѣйствительно человѣческія отношенія между рабочими и хозяиномъ прекратились, такъ какъ конкурренція побуждала къ хищничеству и безчеловѣчнымъ поступкамъ съ рабочими, грозя иначе разореніемъ. Часто приводятъ небольшіе стихи одного поэта древности, Антипароса, прославляющаго изобрѣтеніе водяныхъ мельницъ; по его мнѣнію, это нововведеніе должно было облегчить трудъ рабынь. Но Антипаросъ слишкомъ рано возрадовался: судьба рабынь нисколько не сдѣлалась легче отъ изобрѣтенія механическихъ мельницъ. Для рабынь нашлось тогда другое дѣло и такимъ образомъ ихъ господинъ извлекъ только еще большія выгоды. Возможно также, что рабовладѣльцы начали послѣ того еще болѣе притѣснять работой своихъ рабовъ, такъ какъ они принялись спекулировать ихъ трудомъ. Въ Соединенныхъ Штатахъ, напримѣръ, стали чрезмѣрно изнурять негровъ работой лишь послѣ того, какъ принялись фабриковать хлопчатобумажныя издѣлія для вывоза. Въ то же время и въ Европѣ, съ того момента, какъ началась эра крупной промышленности, производительность перестала руководствоваться однѣми только нуждами общества и, достигши безмѣрнаго развитія, наводнила міръ всевозможными фабричными издѣліями. Необходимо было во что бы-то ни стало добиться огромныхъ барышей, но эти барыши поступали только въ карманы фабрикантовъ и торговцевъ, но не рабочихъ, которымъ стремились уменьшать заработную плату, вслѣдствіе конкурренціи, потому что издѣлія могли имѣть большой сбытъ лишь въ томъ случаѣ, если они были пущены по низкой цѣнѣ. Достигнуть этого удавалось, употребляя все въ большихъ и большихъ размѣрахъ трудъ женщинъ и дѣтей. Въ самомъ дѣлѣ, съ введеніемъ машинъ, исполнявшихъ Равтоматически большую часть работы и притомъ лучше и быстрѣе, чѣмъ люди, исчезла потребность въ искусныхъ и сильныхъ рабочихъ и живой рабочій сталъ лишь слугою механическаго рабочаго. Эту обязанность могли исполнять и женщины, и дѣти. Впрочемъ, промышленность уже раньше спекулировала трудомъ дѣтей и въ Норвичѣ, въ XVII вѣкѣ, шестилѣтній ребенокъ считался уже способнымъ къ труду. Но зло это еще возрасло съ введеніемъ и распространеніемъ паровыхъ машинъ. Въ Лондонѣ были даже организованы рынки, гдѣ дѣти, начиная съ девятилѣтняго возраста, продавали свой трудъ за уплату ихъ родителямъ по два шиллинга въ недѣлю и эти маленькіе современные рабы подвергались самой беззастѣнчивой эксплуатаціи со стороны своихъ хозяевъ. Одинъ семилѣтній ребенокъ, напримѣръ, говорилъ: «Я работаю ежедневно до девяти часовъ вечера (съ шести утра)» — слѣдовательно, 15 часовъ въ сутки. Другой ребенокъ на обойной фабрикѣ, отвѣтилъ на заданные ему вопросы слѣдующее: «Мнѣ тринадцать лѣтъ. Мы работали до девяти часовъ вечера прошлую зиму, а предшествующей зимой до десяти. Мои ноги въ эту зиму почти всегда бывали такъ изранены, что я ежедневно вечеромъ плакалъ отъ боли». Такъ какъ для многихъ фабрикъ очень важно, чтобы машины не останавливались, то организованы были ночная и денная смѣны маленькихъ рабочихъ. Но случалось, что при перекличкѣ въ ночной смѣнѣ не хватало маленькихъ рабочихъ и тогда недостающихъ безъ всякой церемоніи замѣняли ихъ товарищами изъ дневной смѣны, не обращая ни малѣйшаго вниманія на то, что эти послѣдніе уже проработали цѣлый день. Такимъ образомъ рабочій день иногда продолжался безъ перерыва два дня и ночь, или наоборотъ, и на такую продолжительность труда, конечно, надо смотрѣть, какъ на убійство.
Подобныя злоупотребленія совершали не въ одной только Англіи. Виллерме подтверждаетъ, что во Франціи семилѣтнія и даже шестилѣтнія дѣти оставались на прядильныхъ фабрикахъ по 17-ти часовъ въ день, работая 15 съ половиною часовъ. Въ Англіи стекольщики спокойно заявляли, что дѣти, работавшія у нихъ, не могутъ обѣдать въ опредѣленное время, такъ какъ отъ этого могутъ остынуть печи. Въ рудникахъ дѣти отправлялись въ шахты въ три или четыре часа утра и оставались тамъ двѣнадцать часовъ подъ-рядъ, послѣ чего ихъ какъ бы въ шутку посылали въ вечернюю школу. Но нѣкоторыя изъ этихъ дѣтей были до того истомлены, что даже не могли добраться до своей постели и прямо ложились на землю. Въ теченіе дня имъ нужно было возить тачки, нагруженныя иногда 700 килограммами угля, отъ того мѣста, гдѣ онъ добывался, до того мѣста, гдѣ добытый уголь поднимали наверхъ, а разстояніе это иногда равнялось 1.400 ярдамъ. Одинъ рабочій, котораго разспрашивали, отвѣчалъ, что отецъ помѣстилъ его въ рудники, когда ему было пять лѣтъ. Въ нѣкоторыхъ рудникахъ дѣти не имѣли ни минуты покоя и даже ѣли, работая. Они были блѣдны, изнурены и даже, несмотря на вечернія школы, они въ шестнадцать и семнадцать лѣтъ не умѣли еще ни читать, ни писать. Но когда вмѣшался законъ, чтобы урегулировать дѣтскій трудъ, то сами отцы стали просить о томъ, чтобъ допускали на фабрики дѣтей, не достигшихъ еще законнаго возраста. Продажа отцами дѣтей, слѣдовательно, не составляетъ какого-нибудь спеціальнаго злоупотребленія, свойственнаго лишь варварскимъ эпохамъ.
Но эксплуатація женщинъ имѣла еще болѣе безжалостный характеръ, нежели эксплуатація дѣтей. Очень часто женщины оставались на работѣ съ шести утра до полночи. На одной обойной фабрикѣ тринадцатилѣтнія дѣвочки работали съ шести утра до десяти вечера. Въ теченіе очень долгаго времени женщины работали въ рудникахъ и таскали тяжелыя нагруженныя бадьи, привязанныя къ цѣпи. Теперь женщины работаютъ только снаружи у входа въ рудники, а въ рудникахъ ихъ замѣнили мальчики. Но трудъ женщинъ не сталъ отъ этого легче; онѣ работаютъ 12 часовъ и переносятъ въ день до десяти тоннъ угля и часто онѣ работаютъ на открытомъ воздухѣ подъ проливнымъ дождемъ. Конечно, эти работницы получаютъ заработную плату гораздо меньшую, чѣмъ мужчины, да и этотъ заработокъ очень часто пропивается ихъ мужьями и братьями. Работницы носятъ мужской костюмъ и зачастую, по словамъ рабочихъ, обнаруживаютъ дурную нравственность. Всего лишь нѣсколько лѣтъ тому назадъ, на одной суконной фабрикѣ въ Моравіи брали только работницъ (141 и. и 4 м.), причемъ женщины работали отъ 14 до 18 часовъ. Даже во время беременности онѣ не оставляли своей работы до самаго дня родовъ и отдыхали послѣ того не болѣе четырехъ дней. Если онѣ не являлись въ мастерскую на шестой день самое позднее, то ихъ безъ всякой жалости выгоняли. Я привожу эти факты лишь какъ образчики и касаюсь только фабричнаго труда женщинъ. Впрочемъ, и съ мужчинами поступали на. фабрикахъ не лучше, чѣмъ съ женщинами, но только мужчины, разумѣется, выносливѣе женщинъ. На этихъ самыхъ суконныхъ фабрикахъ въ Моравіи рабочіе зарабатываютъ не болѣе трехъ-четырехъ флориновъ въ недѣлю, работая по 14—18 часовъ въ день. Большинство этихъ рабочихъ почти совсѣмъ превратились въ рабовъ и почти никогда не покидаютъ фабрики; они даже спятъ, лежа на мѣшкахъ съ шерстью или прямо на землѣ.
Во Франціи такія злоупотребленія теперь уже невозможны, по крайней мѣрѣ, въ широкихъ размѣрахъ, законы, регулирующіе женскій и дѣтскій трудъ, имѣли въ виду ограничить зло, но ихъ слишкомъ часто обходятъ. Результаты фабричнаго труда, даже имѣющаго болѣе смягченную форму, все же очень прискорбны, и часто ведутъ къ полному физическому и нравственному вырожденію цѣлаго населенія. Подъ вліяніемъ этихъ условій ростъ людей задерживается и смертность усиливается. Во Франціи и Германіи пришлось постоянно понижать требуемый минимумъ роста для военной службы, частью именно вслѣдствіе вліянія фабричнаго труда на ростъ человѣка. Кромѣ того, и число разныхъ искривленій и уродствъ все возрастаетъ. Во Франціи ростъ рабочаго населенія все уменьшается, и въ то же время тѣлосложеніе становится хуже и чаще встрѣчаются пороки развитія. Въ началѣ этого вѣка средняя продолжительность жизни для ткачей на хлопчатобумажныхъ фабрикахъ была 21 годъ и нѣсколько мѣсяцевъ. Смертность среди дѣтей также была громадна. Кромѣ того, работа на фабрикахъ вынуждаетъ рабочихъ вести жизнь настоящихъ дикарей, исполненную всякихъ лишеній, и нездоровую, — жизнь, которая толкаетъ мужчинъ къ пьянству, женщинъ увлекаетъ на путь проституціи, а дѣтей неминуемо приводитъ къ гибели. И это зло все возрастаетъ, по мѣрѣ роста крупной промышленности, по мѣрѣ того, какъ сельское населеніе переселяется въ фабричные города, промышленные центры и деревни пустѣютъ. Въ древности владѣлецъ отдавалъ своего раба въ наемъ для фабричныхъ работъ и самъ пряталъ себѣ въ карманъ вырученныя за это деньги. Но положеніе вещей немного измѣнилось съ тѣхъ поръ, и, вслѣдствіе конкурренціи, заработная плата низведена, большею частью, до того минимума, который необходимъ рабочему, чтобы не умереть съ голода; весь же доходъ и барыши идутъ въ карманы хозяевъ и коммерсантовъ, которые быстро деморализируются, охваченные страстью наживы, и становятся безчеловѣчно жестокими по отношенію къ своимъ живымъ орудіямъ труда. Одинъ англійскій экономистъ дошелъ даже до того, что началъ мечтать объ идеальномъ рабочемъ домѣ «workhouse» — домъ ужасовъ, гдѣ рабочій день продолжался бы 14 часовъ. Тотъ же самый авторъ, очевидно, обладавшій рабовладѣльческими инстинктами, выражаетъ желаніе, чтобы рабочіе никогда не считали бы себя независимыми отъ своихъ начальниковъ. Другой экономистъ написалъ, не смущаясь, что «общество не обязано оказывать никакой помощи своимъ членамъ». Въ Англіи одинъ фабричный инспекторъ заявляетъ въ своемъ донесеніи, что въ глазахъ фабриканта составляетъ сущіе пустяки, если у какого-нибудь рабочаго будутъ раздавлены пальцы машиной во время работы.
Нельзя, конечно, представить себѣ, чтобы такое положеніе вещей могло длиться безъ конца. Благоустроенное общество не можетъ же осудить цѣлый классъ на то, чтобы онъ составлялъ только собраніе живыхъ орудій труда, предназначенныхъ лишь на то, чтобы работать до изнуренія, и лишенныхъ возможности пользоваться какими бы то ни было благами, которыя доставляетъ цивилизація празднымъ, но хорошо обезпеченнымъ людямъ. Впрочемъ, уже можно предвидѣть наступленіе того дня, когда эти орудія не захотятъ уже болѣе покоряться такой несчастной судьбѣ. Въ 1866 году американскіе рабочіе опубликовали слѣдующій протестъ: «Мы, рабочіе Дюнкирка, заявляемъ, что продолжительность рабочаго времени, установленная господствующимъ режимомъ, слишкомъ велика и не даетъ рабочему времени ни для отдыха, ни для ученія, повергая его въ состояніе такого порабощенія, которое нисколько не лучше рабства». Но съ 1868 года вопросъ этотъ значительно ушелъ впередъ. Безъ сомнѣнія, введеніе восьмичасового рабочаго дня, сдѣланное уже Англіей въ нѣкоторыхъ мѣстахъ, было бы большимъ благодѣяніемъ, но и это не можетъ считаться окончательнымъ рѣшеніемъ вопроса. Надо двигаться далѣе по пути освобожденія труда и, въ концѣ концовъ, цѣль будетъ достигнута.