Появившiйся въ Морскомъ Сборникѣ за 1857 годъ рядъ статей объ Амурскомъ краѣ, заставилъ и меня взяться за перо. Назначенный въ Амурскую экспедицiю, въ 1851 году, я былъ командированъ въ распоряженiе Начальника оной Капитана 1 ранга Невельскаго. Заставши его въ Охотскѣ, я вмѣстѣ съ нимъ на транспортѣ «Байкалъ» прибылъ въ портъ Аянъ, и nocлѣ 3-хъ дневной стоянки въ этомъ nopтѣ, въ сопровожденiи барка Рос. Ам. Компанiи, «Шелеховъ», отправились мы къ Петровскому зимовью. Какъ извѣстно, по случаю мгновенно открывшейся течи, баркъ затонулъ у этихъ береговъ. Счастливое состоянiе погоды дозволило спасти людей и часть груза, но все остальное или погибло, или было подмочено, и въ главныхъ предметахъ продовольствiя и другихъ запасахъ ощущался недостатокъ. Это былъ едва ли не самый чувствительный ударъ для начинающейся Амурской экспедицiи, послужившiй поводомъ къ многимъ нелѣпымъ толкамъ, въ особенности когда на эту экспедицiю и безъ того смотрѣли косо, потому что она задѣвала много личныхъ интересовъ и можно сказать, что не многiе желали ея осуществленiя. Прибывши въ Петровское, основанное въ 1850 году Капитаномъ Невельскимъ и Орловымъ, мы застали тамъ 3 домика и почти развалившiйся транспортъ «Охотскъ» на берегу залива Счастiя. Несмотря на то, что мы были въ 10 000 верстахъ отъ всякаго роднаго и образованнаго мipa, весело было русскому сердцу видѣть рождающуюся на этихъ голыхъ пустыряхъ русскую жизнь со всѣми ея типическими оттѣнками.
До 5 Августа вся команда, состоявшая изъ 50-го человѣкъ, помогала разгружать погибшiй баркъ, вмѣстѣ съ командою подошедшаго тогда корвета «Оливуца»; а 5 отрядъ изъ 25 человѣкъ, ввѣренный мнѣ, на большой байдарѣ, сдѣланной изъ сыромятной кожи[1], въ сопровожденiи вельбота, на которомъ находился Начальникъ экспедицiи, Капитанъ Невельской, вышелъ изъ Петровскаго Зимовья и направился къ устью Амура для основанiя селенiй, на мѣстѣ носившемъ у Гиляковъ названie Чорбахъ, что близь м. Куегда. 9 Августа совершилось занятiе этого мѣста, нынѣ извѣстнаго подъ названiемъ Николаевска и тѣмъ окончательное занятiе устья Амура, первоначально занятаго въ 1850 году Капитаномъ Невельскимь. Капитанъ Невельской въ тотъ же день отправился на вельботѣ обратно въ Петровское, а я остался съ 25 человѣками команды, замѣченной еще въ Охотскѣ въ неоднократныхъ попыткахъ къ noбѣгу. Развлеченiемъ для меня служилъ непроходимый лѣсъ, Гиляки были сосѣдями, а общество составляли прикащикъ Р. А. Компанiи мѣщанинъ Березинъ и горный штейгеръ, привыкшiй на Нерчинскихъ заводахъ возиться съ арестантами; мнѣ было тогда 20 лѣтъ отъ роду. Пусть недумаютъ, что я обвинялъ кого нибудь въ томъ, что мнѣ пришлось жить такимъ образомъ; я зналъ, что офицеровъ небыло, а дѣла много; охотниковъ на такую жизнь не находилось — и это понятно: удовольствiя Петербурга и даже удобства обыкновенной осѣдлой жизни, или хотя бы каютъ-компанiи, слишкомъ привлекательны въ сравненiи съ тѣми лишенiями, которыми мы подвергались въ этомъ краю, тѣмъ болѣе, что какъ часто случается, можно пріобрѣсти извѣстность и выгоды, неподвергая себя такимъ лишенiямъ. Прежде всего я принялся за рубку лѣса и сѣнокосъ, такъ какъ для продовольствiя команды обѣщали прислать скотъ. Положенiе поста было незавидное. Провiанта и сухарей у насъ было всего на мѣсяцъ; при Петровскомъ же зимовьѣ небыло ни одной лишней шлюпки, а для зимы всего только 4 нарты[2] собакъ и то истощенныхъ и измученныхъ. Надобно было подумать о томъ, чтобы не умереть съ голоду. Къ счастiю, воротишiйся въ скоромъ времени изъ экспедицiи, Мичманъ Чихачевъ на корветской шестеркѣ, привезъ провiанта еще на мѣсяцъ и послѣдовавшiя затѣмъ посѣщенiя вельботовъ, байдарки и транспортовъ изъ 10 оленей обезпечили постъ до зимняго пути. Тогда, благодаря торговому духу Гиляковъ, отправлено было въ разное время до 100 нартъ, съ платою за провозъ безъ малаго по 1 руб. сер. съ пуда, и тѣмъ постъ вполнѣ былъ обезпеченъ продовольствiемъ, безъ стѣсненiя равномерно нужныхъ и спѣшныхъ работъ по сооруженiю Петровскаго зимовья, гдѣ надобно было также устроить жилища; построеннаго помѣщенiя, несмотря на незначительность команды, было все таки недостаточно, а лѣсъ приходилось возить за 7 верстъ.
Къ Октябрю, 2 юрты, на скоро срубленная баня и загород для скота, обнесенныя частоколомъ, могли наконецъ служить намъ помѣщенiемъ и защитою oтъ Гиляковъ, которыхъ мы еще тогда не знали и потому опасались, благодаря прежнимъ разсказамъ и описанiямъ.
Проливные дожди, стоявшiе уже нѣсколько дней сряду и потомъ наступившiе вечернiе и утреннiе морозы, дѣлали житье въ палаткахъ довольно непрiятнымъ. Впрочемъ и новыя юрты не представляли большаго комфорта. Крытыя и обложенныя дерномъ, онъ скоро сдѣлались убѣжищемъ такого огромнаго количества крысъ, что не было никакой возможности спрятать или заготовить что нибудь для своего небольшаго хозяйства. Крысы водились цѣлыми стадами и дерзость ихъ доходила до того, что у многихъ матросъ были укушены ими ноги или носы. Въ добавокъ къ этому удовольствiю, крыши юртъ, вслѣдствіе продолжительныхъ дождей, пропускали сквозь себя воду ручьями, такъ что спасенiя не было нигдѣ. Такъ я прожилъ до половины Октября, когда меня смѣнилъ Мичманъ Чихачевъ (нынѣ К. 2 р.), на время, чтобы можно мнѣ было съѣздить въ Столицу, какъ мы тогда называли Петровское Зимовье. Сѣвъ верхомъ на оленя я на третiй день прибылъ въ зимовье и двѣ недѣли отдыха, въ небольшомъ семейномъ кругу Г. И. Невельскаго, возобновили мои силы. Въ Ноябрѣ мѣсяцѣ, на нартахъ, запряженныхъ 12 собаками, я снова отправился къ своему посту, и какъ теперь помню то прiятное впечатлѣнiе, когда, перезябшiй, я увидѣлъ дымокъ и огоньки въ томъ мѣстѣ, которое еще недавно представлялось дикою и негостипрiимною пустынею. Во время моего отсутствiя, Николаевскiй постъ нѣсколько измѣнился, и приблизился на десяти-тысячную долю къ европейскому быту. Три штуки рогатаго скота и двѣ лошади, едва незавязшiя въ болотѣ, привезли на своихъ спинахъ 2 женщинъ, — женъ нижнихъ чиновъ изъ числа команды поста. Надобно было видѣть радость, съ которою ихъ встрѣтили.
Время прошло безъ особыхъ приключенiй до Января мѣсяца, когда я получилъ приказанiе снова явиться въ Петровское. До половины Февраля быль я тамъ почти гостемъ, а 20 числа мнѣ было приказано, отправясь на одной нартѣ, изслѣдовать оказавшееся на Сахалинѣ, по свѣдѣнiямъ отъ Гиляковъ, довольно значительное протяженiе каменно-угольнаго пространства, и пересѣкши островъ, выйти на берегъ Охотскаго моря, гдѣ, какъ говорили, находится прекрасная гавань. Для этого мнѣ было дано: нарта собакъ, дней на 35 cyxapeй, чаю да сахару, маленькой ручной компасъ, а главное — крестъ Капитана Невельскаго и ободренiе, что если есть сухарь, чтобы утолить голодъ и кружка воды, напиться, то съ Божiею помощiю дѣло дѣлать еще возможно. Вотъ все что дѣйствительно могъ только дать мне Капитанъ Невельской. Проводникомъ моимъ былъ Гилякъ Позвейнъ нѣсколько выучившiйся по русски и бывшiй у меня и переводчикомъ, и каюромъ[3] и проводникомъ.
Съ такими средствами и наставленiями я выѣхалъ 20 Февраля изъ Петровскаго зимовья и направляясь по лиману Амура къ м. Лазарева, пересѣкъ самое узкое мѣсто Татарскаго пролива (7 верстъ) и вышелъ въ селенiе Погоби, гдѣ надобно было дождаться нанятой нарты съ кормомъ для собакъ, въ которомъ, по слухамъ, далѣе ощущался сильный недостатокъ.
Небольшая, хотя впрочемъ и довольно непрiятная исторiя, задержала меня нѣсколько въ Погоби; прибывши въ селенiе, я расположился на ночлегъ въ одной гилякской юртѣ. Юрта эта состояла изъ ямы, арширина 1¼ глубиною, вырытой въ землѣ, и покрытой наискось тонкими бревнами, на noдo6ie кровли, и все это обвалено землею; по срединѣ, гдѣ бревна сходятся, оставлено отверстiе для прохода дыма; въ юртѣ устроенъ очагъ, т. е. срубъ, набитый землею; полъ конечно земляной; по бокамъ — нары изъ тонкихъ бревешекъ; дверь, въ которую нужно вползать, и небольшая изъ палокъ лѣстница, служатъ входомъ въ этотъ подвалъ. Послѣ чаю, которымъ разумѣется я угостилъ хозяина и всѣх бывшихъ въ юртѣ Гиляковъ, я показалъ имъ бывшую при мне флотскую саблю и началъ выгибать клинокъ о срубъ очага. Вдругъ всѣ вскочили съ своихъ местъ, поднялся около меня шумъ и гамъ. Что такое? спрашиваю я. Оказывается, что я сдѣлалъ непростительный грѣхъ, оцарапавши желѣзомъ очагъ и что непремѣнно нужно отдать хозяину собаку, для искупленiя такого ужаснаго преступленiя. На это я отвечалъ Гилякамъ, что напрасно они не предупредили меня, что я не имѣлъ намѣрения нарушать ихъ обычаи, но завсѣмъ тѣмъ собаки не отдамъ. Увѣрившись въ моей рѣшимости не отдавать собаку они успокоились и я думалъ, что тѣмъ дѣло и кончилось. Вставши на другой день въ 7 часовъ я хотѣлъ отправиться далѣе въ путь, — вдругъ мой Позвейнъ говоритъ, что одна собака пропала. Я догадался въ чемъ дѣло и сказалъ Позвейну, чтобы собака была отыскана и что безъ того я не ѣду. Дѣло однакожъ впередъ неподвинулось. Я вышелъ самъ на дворъ и увидѣвъ около нарты двухъ Гиляковъ крикнулъ на нихъ, чтобы они отправились сей часъ же на розыскъ. Гиляки ни съ мѣста. Тогда взведя курокъ у пистолета я объявилъ, что ежели они мнѣ неприведутъ собаку сей часъ же, то первому кто попадется я раскрою голову. Гиляки быстро разбѣжались на лыжахъ и чрезъ 10 минутъ собака была у меня въ нартѣ. Долго еще послѣ этого я немогъ уговорить Позвейна ѣхать со мною, такъ онъ быль испуганъ местiю Гиляковъ. Наконецъ, чтобы окончить дѣло я вынужденъ былъ согласиться на промѣнъ худшей собаки изъ моей нарты, на лучшую гиляцкую и около полудня выѣхалъ изъ Погоби. На возвратномъ пути я съ изодранными ногами остановился въ этомъ селенiи, но меня не впустили въ юрту и я долженъ былъ ночевать на дворѣ въ довольно холодное время.
До селенiя Тыкъ я нашелъ море замершимъ, но далее, за-исключенiемъ прибрежьевъ и береговыхъ впадинъ, покрытыхъ торосами, все было чисто отъ льда. Отъ этого селенiя, берегъ, бывшiй по большой части низменнымъ, пошелъ пригорками и увалами, состоящими изъ глинистыхъ слоевъ, и на кошкѣ, тянувшейся напротивъ, началъ попадаться, въ разбросанныхъ кускахъ, каменный уголь, который по мѣрѣ удаленiя моего къ S, встрѣчался все въ большемъ и большемъ количествѣ и преимущественно противъ глинистыхъ слоевъ. Наибольшее обнаженiе его я нашелъ между устьемъ рѣки Віахту и зал. Уанды. Около этого послѣдняго, мѣсторожденiй больше замѣтно не было, вѣроятно по причинѣ снѣга, мѣстами лежавшаго по берегамъ залива; но за то въ горѣ сѣвернаго мыса Уанды я въ первый разъ встрѣтилъ небольшой проблескъ каменнаго угля. Отъ южнаго мыса зал. Уанды берегъ идетъ гранитными и плитняковыми утесами, возвышающимися, отъ поверхности моря, глазомѣрно отъ 50 до 200 футъ; но каменнаго угля небыло замѣтно почти до самыхъ лѣтниковъ Мгачь. Отсюда берегъ идетъ каменными утесами, перемѣжаясь глинистыми слоями, въ которыхъ, какъ мнѣ показалось, каменный уголь находится въ огромномъ количествѣ, и нерѣдко встрѣчались цѣлые черные утесы каменноугольнаго сланца на вершинахъ или въ срединѣ горъ, которыя здѣсь возвышаются до 600 футъ надъ поверхностiю моря. Отъ Нiомая въ горахъ каменный уголь прекращается и я ни видалъ даже и слѣдовъ его до самаго селенiя Аркни. По словамъ туземцевъ, отъ селенья Тыкъ до самаго селенiя Дуи, особенно возлѣ послѣдняго, огромное количество угля находится въ мѣсторожденiяхъ.
Осмотрѣвши въ вышепомянутыхъ мѣстахъ розсыпи угля и его присутствiе въ горахъ, я полагалъ, что настоящее мѣсторожденiя его находится въ горахъ между Мгачь и Нiомай и углубляется во внутренность горъ около 1500 футъ, что я заключилъ изъ толщины слоя, видѣннаго мною во время моего перевала отъ Мгачь на р. Тымы, когда я встрѣтилъ довольно значительный утесъ каменноугольныхъ сланцевъ, (чего далѣе не замѣчалъ), отстоявшiй по моему приблизительному счисленiю отъ наружной поверхности горъ, не болѣе какъ на ½ версты.
Но природа такъ щедро разсыпавъ уголь въ помянутыхъ мѣстахъ, кажется хотѣла уравновѣсить легкость добыванiя его съ трудностiю доставки. На всемъ пространстве отъ Погоби до Дуи, на разстоянiи 90 миль, нѣтъ не только что закрытаго залива, но даже порядочной якорной стоянки; всѣ заливы очень мелководны почти до самыхъ мысовъ, открыты западнымъ вѣтрамъ и испещрены каменными рифами. Заливъ Уанды, который, по-словамъ туземцевъ, подавалъ еще надежду, по осмотрѣ оказался рѣшительно негоднымъ. Островъ, объ которомъ упоминали туземцы, есть не что иное какъ надводная каменная скала, возвышающая около 40 футъ надъ поверхностiю моря и стоящая совершенно въ сторонѣ.
Одно мѣсто близь мѣсторожденiя каменнаго угля, которое еще заслуживало подробнаго осмотра[4] въ видахъ закрытаго убѣжища, есть устье рѣчки или лучше сказать протока Вiахту, которое можно сказать есть единственное на всемъ протяженiи до селенiя Дуи. Эта протока лежитъ въ 51° 37' N широты, соединяетъ озеро Вiахту съ моремъ и имѣетъ направленiе на разстоянiи 1 мили, отъ SO къ NW, считая отъ озера. По разсказамъ туземцевъ, протока имѣетъ на всемъ протяженiи глубину ровную, около 10 футъ въ малую воду; глубина эта при истокѣ изъ озера вдругъ прерывается и самое озеро мелко, только одни узкiе и незначительные каналы изрѣзываютъ его въ различныхъ направленiяхъ; при устьѣ протоки теченiе весьма быстро; глубину на озерѣ въ малую воду, судя по разсказамъ туземцевъ, можно полагать около 3 футъ. По сѣверному и южному берегу озера тянутся небольшiя горы, покрытыя еловымъ лѣсомъ, котораго здѣсь можно найти отъ 5 до 6 вершковъ; — съ восточной же стороны озера впадаетъ въ него небольшая рѣчка, носящая названiе также Вiахту. На ней, въ 4 верстахъ вверхъ отъ устья, стоятъ гилякскiе зимники; она мелка и глубина ея не превышаетъ 3 футъ. По словамъ туземцевъ, вверхъ по этой рѣчкѣ около 10 верстъ, есть хорошая строевая ель.
Лиственница же, сколько я могъ замѣтить, на всемъ объѣханномъ мною пространствѣ по острову, вездѣ мелка или уродливаго роста; есть и береза. Эти породы лѣса встрѣчаются преимущественно, и въ особенности послѣдняя. Прилив, въ устьѣ протоки, по собраннымъ свѣдѣнiямъ, бываетъ отъ 8 до 10 футъ. Окончивши осмотръ каменноугольнаго пространства, по приказанiю т. Невельскаго мнѣ оставалось еще пробраться во внутрь этой сѣверной части о-ва Сахалина, и проѣхавъ внизъ по рѣкѣ Тымы, выйти на берега Охотскаго моря; собаки утомились, у меня провизiи мало, но отстать отъ удачно начатаго не хотѣлось.
Несмотря ни на какiя предложенiя съ моей стороны, я немогъ нанять ни одной Гилякской нарты, почему для приведенiя къ концу даннаго мнѣ порученiя, я нашелся вынужденнымъ оставить всю кладь и часть провизіи на Танги, самъ, же съ Гилякомъ Позвейномъ, на облегченной такимъ образомъ нартѣ, взявъ съ собою только крайне необходимое, пошелъ на перевалъ отъ лѣтниковъ[5] Мгачь. Дорога вилась по берегу рѣчки Мгачь, поросшему толстымъ еловымъ лѣсомъ (я встрѣчалъ деревья въ 1½ обхвата). Въ началѣ, горы идутъ по правому берегу, потомъ постепенно отворачивають и съ лѣваго начинаетъ показываться большой отпрыскъ отъ прибрежныхъ горъ; наконецъ около 5 миль отъ лѣтниковъ Мгачь, съ праваго берега опять показывается хребетъ и чрезъ 3 мили оба хребта сходятся и образуютъ одинъ общiй хребетъ, тянущiйся отъ N къ S; близь же этого мѣста находится высокая гора, носящая по туземному названie Чамгуленъ, возвышающаяся по приближенному расчету разстоянiя, около 3.000 футъ, надъ поверхностiю моря. Хребетъ этотъ по мѣрѣ удаленiя къ О становится все ниже и ниже, кончаясь увалами и наконецъ у рѣчки Пудмгимъ совершенно прекращается, пуская отъ себя отрыски на О. Онъ у туземцевъ носитъ названiе по мѣсту, отъ котораго переваливаютъ на Тымы, и какъ извѣстныхъ переваловъ 3, то части хребта и носятъ названie деревень, отъ которыхъ начинаются означенныя перевалы; такъ сказанный хребетъ называется Мгачевскимъ, Аркни и Дуевскимъ хребтомъ и выпускаеть изъ себя большое число рѣкъ, какъ то: Танги, Нiомой, Мгачъ, Пудмгимъ и др. и наконецъ Тымы. Проѣхавши около 16 миль отъ перевала чрезъ хребетъ я достигъ селенiя Удумково, отстоящее отъ устья Пудмгимъ около 4 миль и принадлежащее къ числу селенiй извѣстныхъ у туземцевъ подъ общимъ названiемъ Андамы. Отъ устья речки Пудмгимъ я началъ производить глазомѣрную опись рѣки Тымы. Рѣка эта была обслѣдована мною до самаго устья, и примѣнясь къ дорогѣ, которая шла частiю по рѣкѣ, частiю берегомъ.
Тымы беретъ свое начало изъ Мгачевскаго хребта, миляхъ въ 30 отъ дер. Андамы и въ 10 отъ Киндомы, имѣетъ главное направленiе на NNO; течетъ весьма извилисто между обрывистыми, а частiю мѣжду гористыми берегами, покрытыми строевою елью, мелкою лиственицею, а преимущественно довольно толстомѣрнымъ березникомъ; имѣетъ глубину, по разсказамъ, отъ 5 до 10 футъ, ширину отъ 40 до 200 саженъ, изобилуетъ различнаго рода рыбою и миляхъ въ десяти отъ послѣдняго на рѣкѣ селенiя Урвидво, показываются осетры, которыхъ при самомъ устьѣ водится, по разсказамъ, огромное количество. Несмотря на это, жители, промысломъ ихъ не занимаются, частiю отъ неумѣнья, a частiю отъ суевѣрнаго предразсудка, что рыба эта приноситъ за собою смерть цѣлому семейству. Лѣсa изобилуютъ пушными звѣрями и амурскiе Гиляки достаютъ въ подобныхъ мѣстахъ, за ничтожную цѣну, то огромное количество соболей, которыхъ они потомъ, съ большою выгодою, сбывають намъ и Манжурамъ.
Рѣка эта, протекши 85 миль, впадаетъ въ Охотское море, въ заливъ, извѣстный у туземцевъ подъ названiемъ Ный; онъ простирается на SOtS и NWtN на 6 миль, и на О около 4 миль; закрытъ совершенно отъ всѣхъ вѣтровъ и замерзаетъ гладко въ Декабре мѣсяцѣ; вскрывается же въ Апрѣлѣ[6]. Глубина его, по словамъ туземцевъ, около 5, а каналъ отъ устья Тымы въ море, 10 футъ на барѣ. Берега этого залива идутъ небольшими увалами, покрытыми мелкою, по большей части сухою лиственью. Берегъ идетъ параллельно главному направленiю залива и потомъ круто эаворачиваетъ на О. Островъ закрывающiй заливъ, есть кошка рѣзко отличающаяся отъ матераго берега. Въ заливъ Ный, кромѣ Тымы впадаютъ еще небольшiя рѣчки Ыдъ, Чемндги и Венги. Островъ извѣстенъ у туземцевъ подъ названiемъ Кетово; тутъ находится небольшое количество выноснаго каменнаго угля, образчики котораго я представилъ капитану Невельскому. Заливъ этотъ принадлежитъ къ архипелагу, извѣстному у туземцевъ подъ названiемъ Троэркъ; капитанъ Невельской, найдя и осмотрѣвъ этотъ архипелахъ во время своего командованiя транспортомъ Байкалъ, въ 1849 году, назвалъ его Шхерами Благополучiя.
Дурныя погоды не позволили мнѣ опредѣлить широту этого залива, а недостатокъ въ провизiи помешалъ изслѣдовать его тщательнѣе, и я долженъ былъ ускорить мой обратный путь; тѣмъ болѣе, что по невозможности слѣдовать на своихъ собакахъ, я долженъ былъ отправить свою нарту съ Гилякомъ Позвейномъ изъ селенiя Ыткырво и Таиги, а самому пришлось слѣдовать одному, съ нанятымъ, за хорошую плату, Гилякомъ.
Относительно общаго характера растительности всего проѣханнаго мною пространства, можно сдѣлать слѣдующее замѣчанiе: по мѣрѣ удаленiя отъ западнаго берега къ восточному, растительность замѣтно слабѣетъ и у береговъ Охотскаго моря представляетъ уже видъ дикiй и пустынный. Что же касается до числа народонаселенiя Гилякскаго племени, обитающаго на Сахалинѣ, то собранныя мною свѣдѣнiя, показываютъ число всѣхъ юртъ 218 и полагая среднимъ числомъ въ каждой 5 мужчинъ, 6 женщинъ и 4 детей, выходитъ, что всѣхъ Гиляковъ на о-вѣ Сахалинѣ 1090 мужчинъ, 1308 женщинъ и 872 дѣтей, а всего 3270 душъ.
Kpoмѣ Гиляковъ въ срединѣ острова, въ горахъ, обитаетъ народъ, извѣстный у туземцевъ подъ названiемъ Тазоновъ или Орнгоръ. Они принадлежатъ къ Тунгузскому племени и ихъ собственный языкъ, по разсказамъ, весьма мало разнится отъ Тунгузскаго. Ведутъ жизнь кочевую; все богатство ихъ состоитъ въ оленяхъ, доставляющихъ имъ жилище, пищу и одѣжду; у самаго богатаго изъ нихъ число оленей не превышаетъ 30. Занимаются промысломъ дикихъ оленей и пушныхъ звѣрей; послѣднихъ за незначительную цѣну сбываютъ прiѣзжающимъ для торга амурскимъ Гилякамъ; оленье же мясо идетъ для собственнаго употребленiя и въ сбытъ туземнымъ жителямъ. Взамѣнъ предметовъ своего промысла они получаютъ табакъ, китайку, одѣжду, всѣ необходимыя для домашней потребности вещи и рыбу. Въ ту половину лѣтняго времени, когда оленій промыселъ бываетъ менѣе изобиленъ, они выходятъ на прибрежья для рыбной ловли. Bсѣ Орнгоры при безпрерывномъ столкновенiи съ Гиляками говорятъ по гиляцки и весьма кротки и боязливы. Ниже слѣдующее обстоятельство служитъ доказательствомъ послѣдняго и вмѣстѣ съ тѣмъ, къ величайшему моему сожалѣнiю, послужило препятствiемъ къ собранiю болѣе подробныхъ свѣдѣній объ этомъ, еще столь неизвѣстномъ и интересномъ народѣ.
Между Тазонами разнесся слухъ, что Pyccкie хотятъ подчинить ихъ себѣ, потому, что они живутъ какъ pyccкie Тунгузы. Слухъ этотъ произвелъ сильное влiянiе на бѣдныхъ дикарей и гдѣ только я ни проѣзжалъ, они вездѣ скрывались отъ меня, прося Гиляковъ не сказывать мѣста ихъ убѣжища. Въ селенiи Погоби я нечаянно встрѣтился съ двумя Орнгорами, но и тѣ, увидѣвъ меня, въ скоромъ времени удалились.
Обитатели объѣханной мною части острова Сахалина, какъ я сказалъ выше, природные Гиляки, но по мѣрѣ удаленiя отъ западнаго берега къ восточному, языкъ ихъ нѣсколько отличается какъ въ выговорѣ, такъ и въ нѣкоторыхъ словахъ, отъ языка амурскихъ Гиляковъ и въ первомъ отношенiи нѣсколько подходитъ къ Тунгузскому, что вѣроятно происходитъ отъ частаго столкновенiя съ Орнгорами. Образъ жизни такой же, какъ и у амурскихъ Гиляковъ; жилище такое же, какъ и вышеописанная землянка.
Не смотря на огромное количество пушныхъ товаровъ, водящихся въ изобилiи во всѣхъ частяхъ острова, туземцы не пользуются возможностiю сбывать ихъ намъ или Манжурамъ за хорошую плату, а предпочитаютъ быть поближе къ своему дому и сбывать товаръ свой за ничтожную цѣну, пріѣзжающимъ для торга амурскимъ Гилякамъ. Привязанность ихъ къ подобной жизни такъ велика, что можно найти весьма мало туземцевъ, которые бы знали Куге, находящихся отъ нихъ въ незначительномъ разстоянiи. Объ сношенiи съ Японцами нечего и говорить; рѣдко, очень рѣдко можно встрѣтить сахалинскаго Гиляка, который бы бывалъ у японцевъ; амурскiе Гиляки — единственные купцы на островѣ Сахалинѣ. Купленные у насъ или Манжуровъ за сходную цѣну товары, какъ-то: табакъ, китайка, водка, просо, халаты и т. п. амурскiе Гиляки везутъ на Сахалинъ, гдѣ сбываютъ за тройную и даже за четверную цѣну Гилякамъ и Куге, и взамѣнъ получаютъ пушные товары и орлиные хвосты; а послѣднiе, съ прибавкою манжурскихъ халатовъ, матерiй, бусъ, шелка, везутъ въ Идунку или Аниву къ Японцамъ, отъ которыхъ берутъ чугунные котлы, выдръ и лисицъ. Эта промышленность амурскихъ Гиляковъ здѣсь такъ развита, что оставивъ иногда на Амурѣ свое семейство, они ѣдутъ на годъ или полтора одни, на большую рѣкy Ты, отстоящую, къ югу, отъ Тымы на разстоянiи 10 дневнаго переѣзда (вѣроятно это та самая рѣкa, которая капитаномъ Крузенштерномъ названа Невою и лежитъ въ широтѣ N 49° 15'). Она, по словамъ туземцевъ, гораздо болѣе Тымы, но устье не населено, а сосѣднiя лѣса изобилуютъ пушными звѣрями; туда приходятъ японскiя лодки, которыя вымѣниваютъ, отъ временно поселившихся Гиляковъ, рыбу, водящуюся въ этой рѣкѣ въ большомъ количествѣ.
Недостатокъ не только въ кормѣ для собакъ, но и въ собственномъ пропитанiи, заставилъ туземцевъ на Тымы броситься къ морскимъ прибрежьямъ, гдѣ ловятся мелкая рыба и тюлени, почему во время проѣзда моего по Тымы я очень мало встрѣтилъ жителей и только при обратномъ слѣдованiи они начали собираться, въ ожиданiи вскрытiя рѣки, что, по ихъ расчетамъ, должно было послѣдовать около половины Апрѣля.
Жители одной половины Сахалина незнаютъ надъ собою никакого правительства; даже торговыя посѣщенiя Манжуровъ, такъ, рѣдки, что ихъ скорѣе надобно отнести къ случайности. Гиляки помнятъ только одного Манжура проѣзжавшего лѣтъ 25 тому назадъ по Сахалину для торга. Нельзя сказать того же самаго про другую половину Сахалина, гдѣ обитаетъ племя, носящее у Гиляковъ названiе Куге, а у японцевъ Аины. Хотя они и получаютъ, за отбываемую ими у Японцевъ работу, состоящую главнѣйше въ ловлѣ рыбы и рубкѣ лѣса, извѣстную плату, состоящую въ рисѣ, грубыхъ матерiахъ и проч., но въ бытность мою въ Анивѣ въ 1853 году, я замѣтилъ, что трудъ этотъ не есть произвольно-наемный.
При отправленiи моемъ изъ Петровскаго зимовья я узналъ, что близь южной части Сахалина разбилось судно. Собранныя отъ туземцевъ объ этомъ свѣдѣнiя показываютъ: 1) что судно было китоловное; это подтверждается выкинутыми на берегъ и видѣнными мною нѣкоторыми обломками бочекъ, а также бочками съ жиромъ, о которыхъ упоминаютъ туземцы; 2) что изъ экипажа спаслось только 6 человѣкъ, перешедшихъ на противоположный небольшой островъ (но на какой неизвѣстно, только не на Мацмай или Сахалинъ, а вѣроятно на какой нибудь изъ близь лежащихъ Курильскихъ острововъ).
Туземцы, въ бытность мою въ Ныѣ, разсказывали также, что въ 1849 или 1850 году, далеко въ морѣ, противъ этого залива, разбилось еще судно; объ участи экипажа ничего не извѣстно, но вѣроятно онъ погибъ, потому что въ противномъ случаѣ берега Сахалина были ближайшiе для спасенiя.
Разузнавая постоянно, нѣтъ ли гдѣ нибудь на островѣ поселившихся Русскихъ, я узналъ въ сел. Танги, следующее: лѣтъ 35 или 40 назадъ, у восточнаго берега острова и именно близь сел. Нгаби, разбилось судно; спасшiйся экипажъ жилъ долгое время въ сказанномъ селенiи, выстроилъ себѣ домъ, а чрезъ нѣсколько времени и судно. На этомъ суднѣ неизвѣстные люди прошли Лаперузовымъ проливомъ и близь сел. Мгачь снова потерпѣли крушенiе, при чемъ спасся только одинъ человѣкъ, называвшiйся Кемцемъ. Въ скоромъ времени послѣ этого произшествiя прибыли съ Амура двое Русскихъ, Василiй и Никита. Они присоединились къ Кемцу и въ селенiи Мгачь выстроили себѣ домъ, вели жизнь какъ обыкновенные промышленные Гиляки, занимались промысломъ пушныхъ звѣрей и ѣздили для торга къ Манжурамъ и Японцамъ; одинъ изъ Гиляковъ показывалъ мнѣ даже зеркало, подаренное Кемцемъ его отцу и которое, не смотря на всѣ мои предложенiя, онъ не хотѣлъ ни за что продать, говоря что хранитъ его какъ драгоцѣннѣйшiй памятникъ друга отца своего. Василiй и Никита очень боялись Русскаго Царя, что служитъ яснымъ доказательствомъ принадлежности ихъ къ числу бѣглыхъ. Всѣ трое кончили свою жизнь на островѣ Сахалинѣ.
При обратномъ моемъ слѣдованiи въ Вiахту, одна изъ женщинъ, довольно уже старая, привезенная еще въ молодыхъ годахъ съ Амгуни, разсказывала мнѣ о Русскихъ, приходившихъ на Амгунь и странствовавшихъ по Амуру, по видимому безъ всякой цѣли; они подарили ей нѣсколько листковъ, изъ которыхъ одинъ я купилъ у ней за небольшое количество табаку; то былъ изъ акафиста Iиcycy. У этой же женщины я видѣлъ пакетъ сдѣланный изъ листовъ славянскаго мѣсяцеслова, подаренныхъ ей тѣми же Русскими; пакета этого она нехотѣла продать ни за какую цѣну. Листокъ изъ акафиста былъ отъ меня въ тоже время представленъ Г. И. Невельскому. Возвратясь въ Танги и бывши почти не въ состоянiи ходить отъ образовавшихся на ногѣ нарывовъ, весь ободранный, голодный, я разцѣловалъ Позвейна, у котораго хранилось нѣсколько сухарей, чая и сахара, что послѣ 3-хъ дневнаго поста на одной рыбѣ, показалось мнѣ царскимъ обѣдомъ. Но труды еще тѣмъ не кончились, надобно было возвратиться назадъ, а собаки рѣшительно не шли, вслѣдствiе худаго корма, въ которомъ на всемъ берегу ощущался сильный недостатокъ; къ тому же припайки льда отъ береговъ оторвало и надобно было пробираться по острымъ утесамъ. Наконецъ дней черезъ 5 я добрался до сел. Тыкъ; это было въ самую Пасху. Сухарей у меня уже небыло, разговѣться нечѣмъ, нога болитъ страшно. Я притаился въ уголкѣ юрты, выбившись рѣшительно изъ силъ, какъ вдругъ подѣзжаетъ амурскiй Гилякъ. Кусокъ свѣжей осетрины, купленный у него, не помню за какiя то оставшiяся у меня вещи, послужилъ мнѣ и пасхою и куличемъ. На другой день, я кое-какъ сговорился съ однимъ Гилякомъ и 3 Апрѣля прибылъ благополучно въ Николаевскiй постъ, земляныя юрты котораго, показались мнѣ тогда дворцами. Баня, свѣжiй хлѣбъ и русскiй обѣдъ, освѣжили меня, а бѣлье, которое я не смѣнялъ 40 дней, ибо я не взялъ съ собою переменъ изъ опасенiя лишней тяжести, я не скинулъ, а оно развалилось.
Такъ кончилась первая моя попытка къ обслѣдованiю края,— трудно было конечно, но немогу сказать чтобы она не оставила во мнѣ пріятныхъ впечатлѣнiй. Въ заключенie этой статьи считаю долгомъ сообщить свѣдѣнія послужившiя поводомъ къ моей командировкѣ:
Въ концѣ 1851 и началѣ 1852 года капитанъ Невельской и подпоручикъ корпуса флотскихъ штурмановъ Орловъ, получили свѣдѣнiя чрезъ Гиляковъ, что на западной части острова Сахалина, около мыса Погоби, находятся по берегу куски угля, который горитъ и изъ котораго Гиляки дѣлаютъ пуговицы. Вскорѣ Гилякъ Заковонъ принесъ такую пуговицу и маленькой кусочекъ угля. Вслѣдствіе этого капитанъ Невельской началъ, собирать всевозможныя свѣдѣнiя у туземцевъ о мѣстѣ, гдѣ именно находится каменный уголь и въ какомъ разстоянiи отъ м. Погоби. Полученныя такимъ образомъ свѣдѣнiя показали: 1) что каменный уголь находится въ окрестностяхъ зал. Чанды: 2) что въ срединѣ острова протекаетъ значительная рѣка Тымы, впадающая въ одинъ изъ заливовъ Охотскаго моря. Послѣдовавшая затѣмъ командировка, сдѣланная при средствахъ далеко ниже посредственныхъ, объяснила дѣло болѣе положительно и уже послужила и можетъ служить конечно только прямымъ указанiемъ другимъ ислѣдователямъ.
Примечания[править]
- ↑ Обыкновенныя алеутскiя байдары дѣлаются изъ лафтака или сивучей кожи и небольшихъ размѣровъ; а наша была 14 весельная и за неимѣнiемъ лафтака — иэъ сыромятной кожи.
- ↑ Нартою называютъ небольшiя санки длиною футъ 12, шириною до 2-хъ, запряженныя, смотря по значительности переѣзда, 5, 10 и 12, а иногда и болѣе, собаками. Когда же говорится про нарту собакъ, какъ въ настоящемъ случаѣ, то это означаетъ число собакъ отъ 10 до 12.
- ↑ Подъ словомъ каюръ разумѣется кучеръ управляющiй собаками посредствомъ голоса и двухъ или одной палокъ съ желѣзнымъ острiемъ на концѣ в извѣстныхъ подъ названiемъ оштолъ.
- ↑ Въ 1853 году оно было осмотрѣно Корпуса Флотскихъ Штурмановъ Подпоручикомъ Воронинымъ и потомъ шкуною «Восток» подъ командою Капитанъ-Лейтенанта Римскаго-Корсакова в оказалось никуда негоднымъ какъ по неудобству входа, узкости, такъ в быстротѣ теченiя.
- ↑ Гиляки имѣютъ два рода жилищъ: зимники и лѣтники; первыя строятся прямо на землѣ; для вторыхъ ставятся столбы, аршина два вышиною, на которыхъ нарубаются ряда три бревенъ, дѣлаются стропилы и крыша изъ корья; выборъ мѣстa для постройки обоихъ родовъ жилищъ зависитъ отъ промысла рыбы т. е. гдѣ она преимущественно водится лѣтомъ и зимою.
- ↑ Но какъ осенью, такъ и весною, по вскрытiи въ Маѣ мѣсяцѣ, заносятся иногда во всѣ подобныя заливы льды съ моря, такъ что они по этой причинѣ становятся не совсѣмъ удобными.