ЭМИЛЬ XIX ВѢКА
[править]М. ЦЕБРИКОВОЙ.
[править]
Болѣе столѣтія прошло съ тѣхъ поръ какъ Руссо писалъ своего «Эмиля.» Въ этомъ сочиненіи одинъ изъ величайшихъ геніевъ XVIII вѣка хотѣлъ закрѣпить въ человѣчествѣ идеи этого вѣка — воспитаніемъ. Въ педагогическихъ теоріяхъ Руссо отразился не только XVIІІ вѣкъ съ его идеями свободы, разума, съ его протестомъ противъ мрака, насилія и суевѣрія, но и личность самаго автора. Идеалистъ и мизантропъ вслѣдствіе своего идеализма, Руссо, запершись въ своемъ углу отъ всего міра, проповѣдывалъ что ребенка слѣдуетъ воспитывать внѣ всякаго вліянія общества, слѣдуя исключительно указаніямъ его природы. Природа это альфа и омега теоріи воспитанія Руссо. Но природа Руссо не грубая животная сила, создающая однихъ дикарей, а разумная оживотворенная духомъ сила, которая должна была создать идеалъ человѣка. «Все хорошо что выходитъ изъ рукъ Творца всѣхъ вещей, говоритъ Руссо; все растлѣвается въ рукахъ человѣка.» Теорія воспитанія построенная на такомъ безпощадномъ отрицаніи силъ человѣчества не могла не привести къ ложнымъ выводамъ. Но ложность ихъ оказалась впослѣдствіи, для восемнадцатаго вѣка сказались только благотворные результаты ея. Оно было протестомъ противъ темныхъ предразсудковъ и нелѣпой обрядности отживающаго средневѣковаго быта, который калечилъ живыя силы нарождавшихся поколѣній. Благодаря этому протесту дѣтство спасалось отъ затхлаго воздуха католицизма и растлѣвающаго вліяніе аристократическихъ будуаровъ и гостиныхъ на лоно природы, и вырождавшееся поколѣніи смѣнялось другимъ здоровымъ и сильнымъ. Ложный выводъ былъ сдѣлалъ поклонниками Руссо, которые раболѣпно принимали каждое слово его какъ священный завѣтъ. Воспитаніе на лонѣ природы сдѣлалось воспитаніемъ одной природы, какъ ее понимали по дуалистическимъ воззрѣніямъ того времени т. е. одной животной стороны человѣка, эту сторону развивали такъ усердно, что она подавляла собой умственную. Этотъ ложный выводъ теоріи Руссо сказался всего болѣе въ нашемъ обществѣ, и наши доморощенные педагоги по системѣ Руссо плодили хорошо откормленныхъ, здоровыхъ и сильныхъ животныхъ человѣческой породы, въ родѣ юноши въ романѣ г. Авдѣева, «Между двухъ огней», воспитаннаго волтеріанцемъ отцемъ.
Книга Альфонса Эскироса «Эмилъ XIX столѣтія» есть дальнѣйшее развитіе педагогическихъ теорій Руссо и вмѣстѣ съ тѣмъ опроверженіе того, что въ нихъ есть ложнаго. Наука измѣнила мистически сентиментальный взглядъ ка природу человѣка; въ обществѣ сложился другой идеалъ человѣка, не чувствительнаго любящаго добродѣтельнаго человѣка природы Руссо, но энергическаго борца, честнаго работника для блага человѣчества, гражданина общества. Показать какъ воспитываютъ такого человѣка — задача книги Эскироса. Общество вообще относится недовѣрчиво ко всѣмъ педагогическимъ теоріямъ, впрочемъ всего болѣе отъ равнодушія къ вопросу воспитанія, а всего менѣе отъ весьма основательнаго недовѣрія къ теоріямъ. И если педагогическія теоріи внушаютъ большее недовѣріе чѣмъ другія научныя теоріи, то это естественное слѣдствіе той низкой степени на которой стоитъ педагогика. Она еще только дѣлаетъ первыя попытки изъ эмпирическаго сборника разныхъ на удачу подмѣченныхъ правилъ, сложиться въ опредѣленную и строго логичную систему. Педагоги одинъ за другимъ усердно плачутся о неудовлетворительномъ состояніи педагогіи и о пренебреженіи къ ней великихъ ученыхъ, забывая что данныя, на которыхъ можно построить науку о воспитаніи человѣка, далеко еще не выяснены. Наука о воспитаніи человѣка можетъ создаться только тогда, когда наука о человѣкѣ скажетъ свое послѣднее слово. Физіологія далеко еще не разрѣшила самые важные вопросы, безъ этого разрѣшенія психологія можетъ только теряться въ безплодныхъ умозрѣніяхъ. Педагогика должна быть выводомъ обѣихъ.
Эскиросъ тоже раздѣляетъ основательное недовѣріе съ теоріямъ, но не питаетъ и обожанія Руссо къ природѣ. На основаніи теоріи Дарвина, онъ утверждаетъ что вѣковая цивилизація должна была оставить свой слѣдъ на организмѣ ребенка: ребенокъ цивилизованной расы родится съ задатками цивилизаціи, которыхъ не можетъ имѣть ребенокъ дикарей океанійскихъ острововъ. Но эти задатки могутъ развиться въ немъ или заглохнуть смотря по обстоятельствамъ, и наконецъ эти задатки такъ слабы, что дѣти цивилизованныхъ расъ въ первые годы своей жизни, по замѣчанію Спенсера, стоятъ очень близко къ дикарямъ. Всѣ ихъ потребности, желанія, чувства не идутъ далѣе крохотной точки — личнаго я. Задача воспитанія должна состоять въ томъ, чтобы вывести ребенка изъ этой крохотной точки въ необъятный кругъ міровой жизни. Задача трудная. Эта крохотная точка имѣетъ свои права, свои силы. Эти силы надо развивать такъ чтобы не задавить ихъ, но сдѣлать способными нести великую работу жизни, эти права надо уважать чтобы воспитать человѣка но не раба. Вотъ теорія воспитанія Эскироса, и противъ правды ея невозможно спорить. Но признавая истину ея, можно на практикѣ достичь совершенно противуположныхъ результатовъ. Уваженіе правъ личности ребенка можно довести до раболѣпства передъ его малѣйшей прихотью и вмѣсто самостоятельнаго, независимаго человѣка сдѣлать изъ него маленькаго разнузданнаго деспота. Стараясь избѣгнуть этой крайности можно впасть въ другую и развивая въ немъ самообладаніе, сдержанность, подавить его личность. Здравый смыслъ долженъ указать разумную середину, но эта золотая середина не должна быть тѣмъ, что обыкновенно подразумѣвается подъ этими словами т. е. пошлой посредственностью, но гармоническимъ развитіемъ всѣхъ силъ человѣка. Воспитаніе не можетъ никакъ попасть на эту золотую середину, а постоянно кидается изъ крайности въ крайность и каждая изъ нихъ опирается на одну и туже теорію. Приложеніе теоріи — вотъ мечъ обоюдоострый, которымъ убиваютъ жизнь. Сообразоваться съ природой ребенка, ведя воспитаніе его къ указанной цѣли — вотъ девизъ Эскироса.
Это правило всего чаще теряется изъ вида при воспитаній, и изъ двухъ указанныхъ крайностей всего болѣе въ ходу та, которая насилуетъ природу человѣка. Ребенка считаютъ вообще листомъ бѣлой бумаги, на которой воспитатель можетъ вписать рѣшительно все, что онъ ни захочетъ, воскомъ который онъ можетъ отлить въ какую угодно форму. У воспитателей нѣтъ недостатка въ авторитетахъ для подтвержденія своихъ деспотическихъ привычекъ, и этими авторитетами для нихъ бываютъ даже геніи наиболѣе служившіе освобожденію ума человѣческаго: Аристотель учившій что многое, въ сущности все зависитъ отъ того съ чему мы были пріучены въ дѣтствѣ; Кантъ сказавшій: Der Mensch kann nur Mensch werden durch E^iehung, er ist nichts, als. was die Erziehung ans оhm macht; Локке приводившій мысль, что изъ 10 человѣкъ 9 обязаны своимъ характеромъ, всѣми своими качествами воспитанію; Гёте говорившій въ своихъ ксеніяхъ
Man könn’t erzogene Kinder gebäxen,
Wenn die Eltern selbst erzogen wären.
Неоспоримыя истины о важности воспитанія, высказанныя такими авторитетами, послужили доказательствомъ для родителей и педагоговъ ихъ права гнуть и насиловать природу ребенка по произволу. Люди всегда толкуютъ ученія сообразно со своими наклонностями. Прежде деспотизмъ находитъ опору въ мистическомъ ученіи о подчиненіи плоти духу, въ наше время въ ученіи о всемогущемъ вліяніе среды. Если среда всемогуща, то мы всемогущи потому что мы представляемъ среду для ребенка, говорятъ деспоты воспитатели. Локкъ училъ, что въ умѣ не можетъ быть ничего чтобы не было вложено въ него путемъ сознанія — слѣдовательно умъ ребенка долженъ воспринимать все, что мы вкладываемъ въ него путемъ его сознанія. Но со времени Локка наука сдѣлала огромный шагъ впередъ; теорія Дарвина о происхожденіи видовъ доказала, что если нѣтъ прирожденныхъ идей, отвергаемыхъ Локкомъ, за то есть прирожденныя силы, склонности, которыя передаются путемъ наслѣдственности, часто черезъ нѣсколько поколѣній. Эти силы замѣчаются и самими родителями и воспитателями, но исключительно въ тѣхъ случаяхъ когда ихъ всемогущество оказывалось не состоятельнымъ и при этомъ они обыкновенно, ограждая собственную репутацію воспитателей, приписываютъ всѣ хорошія качества ребенка своему вліянію, дурныя исключительно ему. Это онъ самъ, съ нимъ ничего не подѣлаешь, вотъ слова въ которыхъ они высказываютъ и собственную несостоятельность и несостоятельность педагогіи вызвать въ ребенкѣ тѣ силы, которыхъ въ немъ нѣтъ, или привить ему то, что не сродно его природѣ. Есть границы вліянію среды. Пріучая ухо ребенка къ гармоническимъ звукамъ, глаза его въ хорошимъ картинамъ, вы разовьете въ немъ и вѣрность слуха и зрѣнія, но вы не сдѣлаете его ни музыкантомъ, если у него нѣтъ такъ называемой музыкальной организаціи, ни живописцемъ, если въ немъ нѣтъ способности воспроизводить очертанія видимыхъ предметовъ. Быть можетъ, тщательнымъ естественнымъ подборомъ и неизмѣннымъ устраненіемъ другихъ вліяній, которыя могли бы перевѣсить вліяніе музыкальной и живописной среды и удалось бы черезъ нѣсколько поколѣній выработать замѣчательнаго музыканта или живописца, изъ расы не имѣвшей ни малѣйшихъ способностей ни бъ тому ни другому искуству, такъ какъ вырабатываютъ шелковистую шерсть мериносовъ, или извѣстную форму голубинаго клюва; но это уже будетъ результатомъ не воспитанія — одной личности, а послѣдовательнаго воспитанія цѣлыхъ поколѣній. Только въ этомъ смыслѣ можно сказать, что нѣтъ ничего невозможнаго для воспитанія. Но въ томъ смыслѣ какъ обыкновенно понимается воспитаніе — оно можетъ только поднять поколѣніе на слѣдующую ступень, отъ той на которой стоитъ старое.
Воспитаніе должно находиться въ прямой зависимости отъ того идеала, до пониманія котораго поднялось общество. Жизнь всегда ниже идеала выработаннаго цивилизаціей; и если бы воспитаніе сообразовалось только съ ея требованіями — то человѣчество было бы обречено на застой. Въ каждомъ честномъ человѣкѣ живо стремленіе съ лучшему, есть свой идеалъ жизни, которому не можетъ удовлетворять дѣйствительность. Честные люди каждаго поколѣнія живутъ въ надеждѣ что то, чему не удалось сбыться для нихъ сбудется для ихъ дѣтей. Къ этому лучшему они ведутъ дѣтей своихъ. Изъ этого вовсе не слѣдуетъ чтобы это лучшее было бы несбыточной утопіей и чтобы недовольство настоящимъ этихъ людей было бы болѣзненной хандрой идеалиста, который требовалъ отъ жизни невозможныхъ совершенствъ. Идеалы этихъ людей вполнѣ реальны, требованія ихъ законны, какъ нельзя болѣе, они подсказаны имъ самой природой человѣка, и только воспитывая дѣтей сообразно требованіямъ этого реальнаго идеала можно сдѣлать ихъ честными людьми и полезными гражданами. Родителямъ нечего опасаться что это воспитаніе можетъ сдѣлать дѣтей ихъ непригодными для жизни. Опередить свой вѣкъ на столько, чтобы быть для него лишнимъ человѣкомъ и быть свѣточемъ будущихъ вѣковъ — удѣлъ исключительныхъ личностей, масса идетъ всегда въ уровень съ вѣкомъ и родители подготовляя своихъ дѣтей для высшей ступени, чѣмъ та на которой стоитъ общество, нимало не рискуютъ сдѣлать ихъ непригодными для практической жизни. Вліяніе среды: окружающей родителей, отъ котораго невозможно уберечь ребенка, наконецъ примѣръ самихъ родителей — все разсчитано на то чтобы не дать ребенку оторваться отъ почвы настоящаго, и тѣмъ болѣе ему необходимо дать идеалъ высшаго развитія, для того чтобы почва не засосала его въ свое болото. Если позже среда по извѣстному выраженію заѣстъ его, то все таки въ немъ будетъ что заѣдать; что болѣе или менѣе крѣпко привито къ нему первыми уроками, что будетъ болѣе или менѣе долго бороться противъ растлѣвающаго вліянія среды. Эта борьба, какъ она ни незначительна, не пропадетъ даромъ, такъ какъ ничто не пропадаетъ въ жизни даромъ, она будетъ замѣчена окружающими его людьми. Человѣкъ не сразу уступилъ средѣ, уступилъ ей съ болью въ сердцѣ, чувствомъ стыда и униженія. Это униженіе, это чувство стыда при уступкѣ будутъ подрывать нравственное значеніе среды, эта окончившаяся паденіемъ борьба послужитъ урокомъ другимъ, которые поведутъ ее тѣмъ успѣшнѣе чѣмъ болѣе будетъ подрываться нравственное значеніе среды. Эскиросъ указываетъ на этотъ реальный идеалъ — «Эмиль» Руссо воспитывался быть добродѣтельнымъ человѣкомъ, «Эмиль» Эскироса — свободнымъ человѣкомъ.
Эскиросъ внушаетъ воспитателямъ полнѣйшее уваженіе къ личности ребенка. Вести ребенка по указанному имъ пути, не значитъ вести его за руку и указывать ему каждый шагъ. Роль воспитателей ограничивается тѣмъ, чтобы указать ему дорогу и сгладить съ пути его препятствія, которыя ему не по силамъ. Но идти онъ долженъ самъ. Дѣло воспитателя вызывать въ немъ самостоятельное развитіе силъ. Эту самостоятельность слѣдуетъ охранять даже въ играхъ. Ребенокъ развивается играми, на основаній этого правша нѣмецкіе педагоги изобрѣли разныя развивающія игры, которыя вмѣсто развиванья притупляютъ ребенка, потому что нѣмецкая педантическая дисциплина стала сковывать силы ребенка нелѣпой регламентаціей, не понявъ что есть здраваго въ идеяхъ Фребеля. Вліяніе этихъ идей сказывается во многихъ мѣстахъ Эмиля. Зналъ ли о нихъ Эскиросъ или нѣтъ, на то нѣтъ указаній въ его книгѣ, но то мѣсто, гдѣ матъ Эмиля пишетъ мужу о томъ, что она отдала сына въ ученье маленькому идіоту пастуху, который умѣлъ превосходно отличать каждую овцу своего стада отзывается идеями Фребеля. Фребелевская система воспитанія, не смотря на мистическій идеализмъ творца ея, построена на системѣ Локка — что нѣтъ ничего въ сознаніи, чтобы ни было передано ему чувствами. Если это опредѣленіе Локка не совсѣмъ вѣрно въ отношеніе дальнѣйшаго развитія мышленія; потому что на основаніи впечатлѣній воспринятыхъ чувствами, умъ человѣчка вырабатываетъ отвлеченныя идеи, которыя не были вызваны внѣшними предметами, дѣйствующими на чувства, но возникли изъ впечатлѣній, уже прежде полученныхъ путемъ чувствъ; за то кто опредѣленіе вполнѣ вѣрно для перваго возраста дѣтства, когда сознаніе развивается въ человѣкѣ подъ вліяніемъ внѣшнихъ впечатлѣній, воспринимаемыхъ чувствами. Чѣмъ вѣрнѣе передаютъ чувства впечатлѣнія мозгу, тѣмъ вѣрнѣе и полнѣе сознаніе. Отсюда очевидна важность правильнаго развитія чувствъ. Воспитаніе въ первые годы дѣтства должно быть воспитаніемъ чувствъ. Мать Эмиля помимо нравственнаго урока братской любви къ послѣднему человѣческому созданію, давала сыну практическій урокъ развитія зрѣнія.
Тотъ же естественный методъ долженъ лечь въ основаніе всего воспитанія. Оно начнется знакомствомъ ребенка съ видимымъ міромъ, сначала изъ узкаго круга домашней жизни, затѣмъ — сада, поля, окружающей его природы, чтобы перейти съ познанію всего міра природы и человѣческой мысли. Онъ указываетъ, какъ родители и воспитатели должны пользоваться каждымъ случаемъ, каждымъ средствомъ для достиженія этой цѣли и вѣрный своему отвращенію къ регламентаціи, не возводитъ эти случаи и средства въ методъ, которому должно рабски слѣдовать, и по которому слѣдуетъ гнуть способности ребенка. Здравый смыслъ матери долженъ рѣшать какія средства пригодны для способностей ея ребенка, какимъ случаемъ пользоваться чтобы имѣть благотворное вліяніе на сего. Отъ познанія видимыхъ предметовъ, ребенокъ долженъ перейти къ пониманію законовъ управляющихъ ими и причинъ ихъ развитія, а затѣмъ уже къ общимъ законамъ явленій на сколько онѣ опредѣлены наукой. На этотъ же путь развитія умственныхъ способностей указываетъ и Спенсеръ въ своей теоріи воспитанія, называя его совершенно справедливо естественнымъ методомъ. Читатели увидятъ это изъ приложенія, въ которомъ въ статьяхъ «Теорія воспитанія» Спенсера, помѣщенныхъ въ 5 и 6 книжкахъ «Дѣтскаго Сада» за 1869 г. изложена система этого естественнаго метода воспитанія.
Эскиросъ какъ и Спенсеръ сравниваетъ развитіе человѣка съ развитіемъ всего человѣчества. Воспитаніе должно провести ребенка черезъ всѣ ступени, которыми шло человѣчество съ его младенчества до настоящаго развитія. Человѣкъ въ свое развитіи проходитъ всѣ эпохи, по которымъ развивалось оно. Сначала эпоха, когда еще разумъ его не былъ еще пробужденъ и могучая сила фантазіи окружала его таинственнымъ миромъ — это годы перваго дѣтства. Эскиросъ тутъ впадаетъ въ заблужденіе, которое избѣжалъ Спенсеръ, онъ хочетъ развить еще сильнѣе эту, и безъ того преобладающую способность дѣтства, волшебными сказками. Онъ какъ и Лабуле находитъ, что волшебныя сказки имѣютъ очеловѣчивающее вліяніе на дѣтей, заставляя ихъ проливать слезы надъ страданіями Красной Шапочки, или жены Синей бороды. Но это же человѣчное чувство состраданія къ ближнимъ можетъ быть внушено несравненно дѣйствительнѣе примѣрами жизни, и привычка проливать слезы надъ книжными несчастіями не мѣшаетъ нимало относиться совершенно безучастно къ страданіямъ ближняго, когда онѣ являются не въ такой эффектной и поэтической формѣ какъ та, къ которой книжныя страданія пріучатъ ребенка. При преобладаніи фантазіи въ дѣтствѣ, волшебныя сказки имѣютъ положительно вредное вліяніе, населяя умы дѣтей страшными призраками. Но изъ этого не слѣдуетъ чтобы должно было подавлять воображеніе дѣтей, это было бы насиліемъ ихъ природы. Воображеніе — способность доказывать важность которой въ жизни совершенно излишне. Ни одна гипотеза, открывавшая новый путь наукѣ, не создалась бы, если бы эта способность было задавлена въ человѣчествѣ. Воображеніе сильный помощникъ ума при его развитіи. Дѣти, обладающія способностью представить себѣ то, что имъ объясняютъ, несравненно быстрѣе усвоиваютъ себѣ познанія чѣмъ тѣ, которые лишены этой способности. Ребенокъ лишенный воображенія былъ бы какою то аномаліей, маленькимъ черствымъ педантомъ. Но дѣло воображенія быть помощникомъ ума, оно подчиненная сила и потому при воспитаніи ей надо отводить ея мѣсто. Если она выйдетъ изъ границъ — жизнь ребенка испорчена. Онъ растетъ въ призрачномъ мірѣ, онъ сживается съ нимъ до того, что ему становится нестерпимо все что вызываетъ его изъ этого міра, и онъ кончаетъ позже отвращеніемъ и полнѣйшей неспособностью къ дѣйствительной жизни. Не даромъ французы зовутъ воображеніе la folle du logis, и горе тому дому, гдѣ хозяйничаетъ эта folle. Стройное развитіе всѣхъ способностей — вотъ задача воспитанія, и задача не легкая,
Въ періодъ юношества развивается умъ и характеръ. Вѣрный цѣли воспитать свободнаго человѣка — Эскиросъ даетъ имъ развиваться самостоятельно и въ этомъ онъ слѣдуетъ правилу Спенсера, который говоритъ что роль воспитателя должна ограничиваться только тѣмъ, что онъ доставитъ необходимую пищу для умственныхъ и нравственныхъ силъ ребенка. Умъ ребенка переработаетъ эту пищу сообразно законамъ своей природы, точно также какъ желудокъ его переработываетъ данную ему пищу. Пища должна быть сообразна съ требованіями природы ребенка, и этимъ приготовленіемъ необходимой пищи родители и воспитатели держатъ участь ребенка въ своихъ рукахъ. Такъ же какъ желудокъ не приметъ слишкомъ тяжелую пищу, переварить которую у него не достанетъ силъ, точно также и умъ еще не крѣпкій не усвоитъ себѣ пищу, которую въ силахъ усвоить болѣе развитой.
Точно также какъ отъ недостаточной пищи ослабѣваетъ дѣятельность желудка и хирѣетъ весь организмъ, точно также и отъ неудовлетворительной умственной пищи слабѣетъ дѣятельность мозга. Но тутъ и останавливается вліяніе родителей. Далѣе они безсильны. Также какъ они не могутъ заставить желудокъ ребенка выработывать напр. углекислоту изъ веществъ, которыя должны доставлять его организму азотъ, также точно они не могутъ сдѣлать чтобы тѣ условія, которыя развиваютъ чувство развили бы умъ, которыя развиваютъ умъ развили бы воображеніе, которыя развиваютъ впечатлительность и раздражительность ребенка, развили бы сдержанность, обдуманность и хладнокровіе. А между тѣмъ большинство родителей и воспитателей имѣютъ въ виду именно это невозможное развитіе, когда они говорятъ о всемогуществѣ воспитанія.
Эскиросъ врагъ общественнаго воспитанія, что вполнѣ объясняется состояніемъ воспитательныхъ заведеній во Франціи во время императорскаго правительства. Всѣ школы были подчинены вліянію католическаго духовенства, которое имѣло въ виду не умственное развитіе воспитанниковъ, а упроченіе своей власти надъ умами. Для этой цѣли все приносилось въ жертву. Да процвѣтаетъ клерикализмъ и да гибнетъ міръ — было всегда девизомъ католическаго духовенства. И если міръ не погибъ не смотря на то, что столько вѣковъ католичество заправляло его судьбами, то потому что разумъ великая всепобѣждающая сила и рано или поздно восторжествуетъ надъ мракомъ. Отъ мертвящаго вліянія католицизма ускользали немногія сильныя личности, которыя впослѣдствіи дѣлались его непримиримыми врагами — системы же воспитанія должна быть разсчитана не на исключенія, а на массы. Воспитатели имѣютъ въ виду обыкновенныхъ дѣтей, которыя неизбѣжно бываютъ жертвами ложной и вредной системы. Эта система съ первыхъ же годовъ душитъ умъ словами: слушай, вѣрь, а не разсуждай. Пріучая его подчиняться безъ разсужденій она такимъ образомъ подготовляетъ безотвѣтныхъ рабовъ вмѣсто свободныхъ гражданъ. Послѣ этого понятно почему Людовикъ Наполеонъ, бывшій свободнымъ мыслителемъ въ то время когда былъ изгнанникомъ авантюристомъ добивавшимся трона, добившись его поспѣшилъ заключить тѣсный союзъ съ католицизмомъ и отдалъ въ его руки воспитаніе народа. Люди развитые самостоятельно, люди, честно понимавшіе обязанности гражданъ, никогда не пошли бы въ оффиціальныя кандидатуры, никогда не согласились бы безмолвно выносить продажность во всѣхъ сферахъ общественной жизни, которая поставила Францію на край гибели. Ему нужны были холопы, которые упрочивали бы его власть, и которымъ онъ за то позволялъ грабить, раззорять и продавать Францію. Дисциплина клерикализма — лучшее средство воспитать такихъ холоповъ. Умы воспитанные по командѣ: вѣрь безъ разсужденій, какъ нельзя легче принимаютъ и другую: повинуйся безъ разсужденій. Съ этой стороны нельзя не раздѣлять вполнѣ отвращенія Эскироса съ "нелѣпому, возмутительному и безбожному коммунизму, " французскихъ государственныхъ воспитательныхъ заведеній. Семья, въ которой уцѣлѣли преданія человѣческаго достоинства, свободы, должна спасать свободу Франціи, должна готовить французскому обществу гражданъ. Но принимать то, что Эскиросъ говоритъ противъ императорскихъ школъ и заведеній Франціи, за безусловное доказательство вреда общественнаго воспитанія — большая ошибка. Семья поставленная въ такія условія, чтобы дать ребенку разумное воспитаніе и способная дать его, какъ семья Эмиля — рѣдкое исключеніе. Много ли найдется женщинъ, какъ мать Эмиля, которыя были бы способны заняться серьезно собственнымъ перевоспитаніемъ, тѣмъ болѣе при такихъ несчастныхъ обстоятельствахъ, для того чтобы быть въ состояніи воспитывать своего ребенка. Много ли найдется отцовъ, которые бы какъ докторъ Эразмъ соединяли въ себѣ познанія доктора, физіолога, педагога и философа съ неподкупной честностью и героизмомъ гражданина? Вообще семья поглощена исключительно своими личными интересами и можетъ воспитывать дѣтей только для семьи. Общество можетъ воспитать дѣтей для общества. Оно можетъ отдать воспитаніе въ руки педагоговъ, изъ которыхъ каждый можетъ имѣть одно или два качества изъ тѣхъ, какія были такимъ счастливымъ исключеніемъ соединены въ лицѣ доктора Эразма. Оно можетъ имѣть возможность, собравъ извѣстное число дѣтей подъ надзоромъ избранныхъ педагоговъ, дать имъ такое воспитаніе, которое они ни когда не получили бы воспитываясь порознь каждый въ своей семьѣ, потому что у многихъ ли семей найдутся средства устроить комфортабельную дѣтскую и такой прекрасный садъ для дѣтей, какъ та дѣтская и садъ въ которыхъ росъ Эмиль. Наконецъ въ другихъ мѣстностяхъ климатъ загонитъ дѣтей въ тѣсныя и душныя комнаты, гдѣ на нихъ будутъ поневолѣ смотрѣть какъ на шумливую назойливую помѣху, и это еще участь дѣтей родителей съ кое какими средствами, что же сказать о другихъ дѣтяхъ. Даже казармы «безбожнаго комунизма», съ ихъ голыми стѣнами и однообразной дисциплиной — завидная участь для такихъ дѣтей. Въ этихъ казармахъ есть по крайней мѣрѣ просторъ, есть товарищи, есть часы, когда дисциплина позволяетъ бѣгать и шумѣть на отведенномъ для того мѣстѣ. Но изъ того что школы императорской Франціи были устроены по системѣ "безбожнаго комунизма, " съ его «безпощадной стрижкой подъ гребенку» каждой свѣтлой мысли, каждой здоровой силы, вовсе не слѣдуетъ чтобы общественныя воспитательныя заведенія должны быть непремѣнно устроены по той же системѣ. Самъ же Эскиросъ находитъ что средства семьи далеко не достаточны на то, чтобы удовлетворить всѣмъ требованіямъ воспитанія, и предлагаетъ устроить какъ онъ называетъ "храмы науки, « въ родѣ хрустальнаго дворца, гдѣ бы были собраны всѣ произведенія ремеслъ, промышленности и искуства, музеи всѣхъ царствъ природы, выставки панорамъ въ родѣ знаменитой панорамы Мисиссипи, которые знакомили бы дѣтей съ міромъ промышленности, науки, искуствъ и поверхностью земли, животными которыя населяютъ ее, растеніями, покрывающими ея почву и сокровищами скрытыми въ нѣдрахъ ея. Общественныя воспитательныя заведенія порученныя избраннымъ педагогомъ, которые отнеслись бы съ любовью къ своему дѣлу, достигли бы съ большимъ успѣхомъ цѣли Эскироса давать обществу гражданъ. И устроить такія заведенія какъ оно ни трудно, все таки легче чѣмъ обезпечить каждой семьѣ средства дать дѣтямъ разумное воспитаніе; дождаться такихъ педагоговъ можно скорѣе чѣмъ дождаться чтобы каждый отецъ превратился въ опытнаго педагога; да еслибы это и было возможно то ему пришлось бы бросить другія занятія и общественныя обязанности и обществу пришлось бы содержать при каждомъ ребенкѣ по педагогу. Такъ могъ поступить только политическій изгнанникъ какъ докторъ Эразмъ, у котораго не было никакихъ общественныхъ занятій по выходѣ изъ тюрьмы. Но есть ли возможность возводить исключительное положеніе въ общее правило?
Эскиросъ имѣлъ при этомъ въ виду другую цѣль — охранитъ ребенка отъ всякихъ внѣшнихъ вліяній, которыя навязали бы ему извѣстный обязательный образъ мыслей и помѣшали его самостоятельному развитію. Эта цѣль вполнѣ понятна для честнаго гражданина Франціи. Онъ видѣлъ какъ имперіализмъ и клерикализмъ подготовляли гибель его страны и хотѣлъ спасти въ сынѣ честнаго сына Франціи. Эта цѣль достигается его семьей, хотя далеко не далеко не вполнѣ, что для совершеннаго огражденія ребенка отъ всякихъ вліяній, слѣдовало бы увезти воспитателя его на необитаемый островъ. Эмиль жилъ въ англійскомъ обществѣ, тоже глубоко пропитанномъ духомъ клерикализма, который и въ Англіи оказывается сильнымъ тормазомъ прогрессу, какъ то свидѣтельствуетъ самъ Спенсеръ, который противъ допущенія женщинъ въ парламентъ приводитъ не избитые доводы объ ихъ неспособности къ общественной дѣятельности и измѣнѣ ихъ естественному призванію, а справедливый доводъ — что допущеніе ихъ усилитъ партію клерикаловъ враждебную свободѣ и наукѣ. Не смотря на разность формы духъ клерикализма одинъ и тотъ же, онъ какъ въ Англіи такъ и во Франціи ищетъ прозелитовъ и всего болѣе старается захватить въ свои руки вліяніе на умы. Какъ ни сильно вліяніе хорошей семьи на ребенка, но когда онъ подрастая увидитъ, что она одна держится извѣстныхъ взглядовъ, а окружающее его общество другаго, въ его умъ невольно западаетъ сомнѣніе, неужели она одна права, а все общество ошибается? Дѣло другое, еслибы отдѣльный кружокъ, общества, который держался бы взглядовъ Эскироса, устроилъ бы воспитательное заведеніе съ цѣлью оградить дѣтей отъ того обязательнаго образа мыслей, который поставилъ Францію на край гибели. Ребенокъ съ первыхъ годовъ сознанія привыкъ бы видѣть что противъ этого обязательнаго образа мыслей стоятъ не единичныя личности, но цѣлая часть общества.
Воспитаніе Эмиля заканчивается въ нѣмецкомъ университетѣ. Юноша становится лицомъ къ лицу съ таинственными вопросами такъ страшными для незрѣлыхъ умовъ и съ практическими вопросами: что дѣлать, чѣмъ быть. На эти вопросы своего Эмиля деистъ и мизантропъ Руссо указалъ на обоготвореніе великаго творящаго духа природы и на мирную семейную жизнь, вдали отъ ненавистнаго ему общества, на лонѣ природы, наполненную филантропіей, любовью и восторгами. Эта жизнь должна обновить человѣчество — по мнѣнію женевскаго мечтателя. Въ этой аркадіи измученное больное человѣчество XVIII вѣка искало спасенія отъ всѣхъ золъ, и не нашло его, потому что этой аркадіи не существуетъ нигдѣ.
Въ XIX вѣкѣ Эскиросъ же могъ указать на сентиментальный мистицизмъ Руссо; этотъ мистицизмъ привелъ Францію къ товіанизму, мессіанизму, къ богу Ма-Па и наконецъ къ религіи позитивистовъ съ непогрѣшимымъ папой во главѣ, въ образѣ первосвященника О. Конта. Государственная религія Франціи — католицизмъ велъ въ застою и порабощенію и онъ указалъ сыну единственный выходъ возможный для него — скептицизмъ. На вопросы сына что дѣлать, чѣмъ быть — онъ отвѣчаетъ будь честнымъ гражданиномъ Франціи. И образъ дѣйствія, который онъ указываетъ ему вполнѣ понятенъ и практиченъ для француза. Онъ въ горячей діатрибѣ противъ чиновничества отсовѣтываетъ сыну „идти увеличивать собой несчетную армію чиновниковъ“. Чиновники для него — паразиты, которые добиваются синекуръ, торгаши совѣстью и честью, тупоумные рабы. Въ этой діатрибѣ высказался дальновидный политикъ предвидѣвшій гибель, въ которую ввергла Францію централизація съ ея арміей чиновниковъ. Настоящее положеніе Франціи вполнѣ оправдаетъ эту діатрибу противъ чиновниковъ и тѣ совѣты противъ государственной службы, которые докторъ Эразмъ давалъ своему сыну. Каждый честный человѣкъ, также ясно понимавшій положеніе дѣлъ какъ онъ, долженъ былъ сказать сыну: „Если ты не хочешь продавать честь и свободу, если не хочешь губить отечество, то не служи правительству, которое губитъ его, а ступай въ ряды оппозиціи“. И совѣтъ этотъ былъ вполнѣ практиченъ въ отношеніи императорской Франціи. Современныя событія доказали, что служить правительству, продажное интендантство котораго не заготовило средствъ для обороны страны, полуторастотысячныя арміи котораго сдавались съ оружіемъ въ рукахъ и императоромъ во главѣ — значило готовить позоръ и гибель своей страны.
Но разумѣется то, что справедливо въ отношеніи одной страны не можетъ быть принято безусловнымъ правиломъ, которое должно лечь основаніемъ воспитанія веденнаго при другихъ условіяхъ. Еслибы напримѣръ въ то время, когда Іосифъ II дѣлалъ свои реформы, какой нибудь австріецъ также горячо служившій прогрессивнымъ идеямъ какъ докторъ Эразмъ, вздумалъ отсовѣтывать сыну идти въ чиновники, то это было бы въ высшей степени неразумно, это было бы измѣной интересамъ своей страны и всего человѣчества. Удерживая молодежь отъ службы прогрессивному правительству, онъ ослаблялъ бы его и лишалъ бы ее возможности служить своему отечеству. Но Франція была поставлена въ исключительное положеніе. Непрочность смѣенявшихся правительствъ указывала на возможность служить Франціи помимо правительства и потому то, что говоритъ Эразмъ сыну въ главѣ II послѣдней книги, справедливо только по отношеніи къ Франціи. Въ другихъ странахъ, гдѣ государственная служба главное и почти единственное поприще открытое для образованныхъ членовъ общества, было бы въ высшей степени непрактично возстановлять противъ нея молодыя силы, представляя неизбѣжныя во всѣхъ человѣческихъ учрежденіяхъ темныя стороны ея всесильными втянуть и поглотить все, что есть хорошаго въ стремленіяхъ молодости. Молодости слѣдуетъ указать на эти неизбѣжныя темныя стороны, но для того чтобы она внесла въ нихъ свѣтъ всего того, что въ ней есть хорошаго и честнаго, чтобы подъ вліяніемъ постояннаго притока ея свѣжихъ силъ, старыя злоупотребленія исчезали, старая неправда умирала и общество, по закону прогрессивнаго развитія, поднималось бы на высшую ступень.
Теперь, быть можетъ, инымъ придетъ въ голову вопросъ: къ чему же переводится книга, которая требуетъ въ предисловіи столькихъ оговорокъ. Но дѣло въ томъ что еслибы выбирать для перевода только тѣ книги, съ которыми переводчики безусловно во всемъ согласны — то пришлось бы не выбрать ни одной. Полнаго безусловнаго согласія во всемъ не можетъ существовать между людьми, какъ бы близко ни были ихъ взгляды и убѣжденія. Лишать публику книги, которая заключаетъ въ себѣ много истинно полезнаго, потому только что въ этой книгѣ попадаются мысли, съ которыми нельзя безусловно согласиться, было бы въ высшей степени нелѣпо. А что книга Эмигль XIX столѣтія заключаетъ въ себѣ много истинно полезнаго — неоспоримо. Система воспитанія, которую авторъ указываетъ родителямъ вполнѣ разумна и подтверждается доказательствами науки. Эскиросъ, наравнѣ съ Спенсеромъ и немногими учеными занимавшимися вопросомъ воспитанія, сказалъ обществу, что ребенокъ самостоятельная личность — и въ этомъ его великая заслуга. Если общество проникнется этой истиной — человѣчество сдѣлаетъ великій шагъ на пути развитія. Тогда съ первыхъ годовъ не будутъ гнуться и ломаться его живыя силы — силы, которымъ принадлежитъ будущее. Кромѣ этой великой истины онъ указываетъ на многія практическія мѣры, которыя должны имѣть благодѣтельное вліяніе на развитіе дѣтства и юношества, напр. устройство выставокъ, панорамъ — и того что онъ называетъ храмовъ науки. Все это можно устроить очень дешевыми средствами, и даже еслибы дорогими, то всѣ подобныя траты производительны и сторицею откупятся обществу. Наконецъ Эскиросъ своей книгой указалъ идеалъ къ которому должно стремиться воспитаніе. Идеалъ Руссо былъ — воспитать добродѣтельнаго человѣка, идеалъ Эскироса — честнаго гражданина на службу обществу. Онъ могъ понимать эту службу по своему, сообразно съ условіями своей страны, но изъ этого не слѣдуетъ чтобы идеаль воспитанія на который онъ указываетъ, былъ ложенъ.
КНИГА I.
[править]Мать
[править]I.
[править]Цѣлую долгую недѣлю я не былъ въ состояніи писать тебѣ, милая Елена. Не нахожу словъ выразить тебѣ все, что я выстрадалъ въ это время. Ужасъ тюремнаго заключенія не въ лишеніи свободы идти куда вздумается, а въ томъ уныніи, которое подавляетъ душу. Глазъ устаетъ видѣть все тѣ же своды, тѣ же столбы, тѣ же корридоры; голова кружится въ этой живой могилѣ, среди этихъ камней становишься камнемъ и самъ. Безъ голоса, почти безъ движенія, безъ мыслей я сидѣлъ истуканомъ въ своей тюрьмѣ. Мнѣ казалось, что у меня отняли мою собственную личность; что не я жилъ, а жила эта тюрьма, которая захватила меня какъ добычу и заключила меня въ кругъ безвыходнаго и механическаго существованія. Нужно много работать надъ собой, увѣряю тебя милая Елена, для того, чтобы снова стать самимъ собой. Я пережилъ дни этой работы, и теперь я снова тотъ же, чѣмъ былъ.
Не жди отъ меня описанія ***. Заключенный въ тюрьмѣ не знаетъ мѣстности гдѣ живетъ. Меня вывезли изъ *** при заходѣ солнца и ночь уже наступила, когда мы прибыли сюда. Я едва могъ разглядѣть на черномъ небѣ еще болѣе черные силуеты каменныхъ башенъ, шпилей и остроконечныхъ крышъ: тюрьма казалось выстроенной изъ мрака. Мы вышли изъ кареты и поднялись пѣшкомъ по узкому проходу, высѣченному ступенями въ скалѣ; онъ оканчивался у тюрьмы для государственныхъ преступниковъ. Я шелъ какъ во снѣ, но не смотря на то, меня поразила величественная красота зданія, вѣнчающаго вершину мрачнаго утеса, и море, волны котораго съ ревомъ разбивались другъ о друга. Этотъ утесъ сплошная масса гранита, которая поднимается надъ песчаной степью.
Берегъ пустынный и печальный тянулся къ океану, который я узналъ издали по дрожавшему блеску его зыби. Но не всегда такъ бываетъ. При высокомъ приливѣ океанъ заливаетъ песчаную пустыню, съ ревомъ поднимается выше и окружаетъ утесъ своими неизмѣримыми клокочущими волнами.
Моя келья, изъ которой видно море, освѣщена узкимъ окномъ, прорубленнымъ въ толщѣ стѣны. Это даже не окно, а какъ говорятъ инженеры, бойница — и эта жалкая щель для меня открываетъ безграничное. Это окно такъ высоко, что я долженъ встать, чтобы видѣть вѣчно бѣгущія волны, и даже приподняться на носки. Когда я сижу — я вижу одно небо. Все равно и у меня есть свой уголъ въ природѣ. Я по цѣлымъ часамъ наблюдаю цѣлый рядъ явленій, которыя до сихъ поръ не останавливали мое вниманіе: смѣняющіеся переливы свѣта и тѣни, громъ, градъ, туманъ — словомъ мрачную и величественную красоту метеоровъ. Пусть другіе любятъ смотрѣть на отраженіе неба въ поверхности воды, въ которую глядятся проносясь облака; для меня эта картина оборочена. Я вижу море въ небѣ.
Ты видишь, что я беру свою долю въ природѣ. Слѣдя по цѣлымъ часамъ за облаками, я вижу въ нихъ цѣпи горъ и въ безграничномъ эфирѣ синѣющіяся поля. Эти картины, висящія въ воздухѣ, я знаю, призраки вызванные моею мыслью, или моими воспоминаніями. Въ одиночествѣ одна отрада вызывать призраки знакомой мѣстности и любимыхъ людей. Я люблю видѣть эти прекрасные сны прошедшаго въ свѣтломъ пространствѣ, которое открывается надо мной. Я вижу тамъ тебя.
Неужли я дошелъ до галлюцинацій? Это было бы послѣднимъ наказаніемъ для ума, который болѣе двадцати лѣтъ былъ занятъ положительными науками. Я не жалуюсь. Счастливъ тотъ, который въ своемъ пораженіи можетъ найти опору въ сознаніи, что онъ защищалъ правое, честное дѣло. Я страдаю только отъ мысли, что я принесъ тебѣ страданіе.
Вчера, между десятымъ и одинадцатымъ часомъ, густой туманъ покрылъ весь берегъ. Здѣсь обычай въ такомъ случаѣ звонить въ колоколъ. Всѣ колокола окрестныхъ деревень подняли непрерывный звонъ. Я тотчасъ догадался о томъ, что означалъ этотъ звонъ. Морской берегъ, который тянется отъ подножія скалъ перерѣзанъ болотами, лужами стоячей воды, зыбучими песками; опасность грозитъ на каждомъ шагу незнакомому съ мѣстностью путнику. Звонъ колокола долженъ указать ему дорогу къ подошвѣ горы. Вечеромъ я распрашивалъ своего сторожа, семейство котораго живетъ въ деревнѣ, и онъ сказалъ мнѣ, что двое дѣтей, захваченныхъ приливомъ, были спасены смѣлыми прибрежными рыбаками, которые сами чуть не погибли спасая ихъ.
Ты видишь, что у меня нашлась сегодня хорошая вѣсть, чтобы записать для тебя.
Здѣсь дни идутъ другъ за другомъ и повторяютъ одинъ другой. Жизнь кажется однимъ безконечнымъ днемъ подавляющаго однообразія. Еслибъ еще я могъ знать, что дѣлается за стѣнами тюрьмы! Если бы я могъ имѣть вѣсти о тебѣ!
Мнѣ позволяютъ каждый день выходить на часъ или два для прогулки, на высокой площадкѣ тюрьмы. Я употребляю время прогулки на путешествіе… глазами. До сихъ поръ я жилъ въ мѣстности совершенно мнѣ незнакомой, я походилъ на мертвеца, не сознающаго, куда его бросили. Съ недѣлю уже я началъ знакомиться съ мѣстностью. Подъ вліяніемъ инстинкта, который вѣроятно, тюрьма прививаетъ всѣмъ заключеннымъ, я стараюсь запомнить видъ окрестностей. Мои глаза постоянно ищутъ новую, ускользнувшую отъ нихъ подробность; мнѣ кажется, я теперь въ состоянія нарисовать на память очертанія береговъ изъѣденныхъ моремъ, заливовъ, длинныхъ мысовъ, которые тянутся до горизонта, скалъ, которыя поднимаются облитыя солнечнымъ свѣтомъ или до половины скрыты туманомъ дали. Я также изучилъ въ совершенствѣ планъ тюрьмы, въ которую запертъ; красивыя архитектурныя линіи, укрѣпленія ея, и военныя и данныя природой, валы и ярусы стѣнъ опоясывающихъ скалу. Я не обдумываю планъ бѣгства. Другіе дѣлали попытки бѣжать — и всѣ были неудачны. Не говоря уже о солдатахъ и тюремныхъ сторожахъ, отъ бдительности которыхъ ничто не ускользнетъ, насъ стережетъ океанъ съ своими предательскими песками и еще тысячи препятствій. Я изучаю положеніе крѣпости только для развлеченія. Я бѣгу изъ своей тюрьмы только мыслью.
Знаешь ли что дѣлаетъ со мной тюрьма! Она учитъ меня быть свободнымъ человѣкомъ.
Человѣкъ безсиленъ поработить человѣка. Я это все болѣе и болѣе чувствую съ каждымъ днемъ. Есть горькая радость въ сознаніи, что мы сильнѣе угнетенія. Гранитныя стѣны, желѣзные засовы, часовые не остановятъ мысль, свѣтъ ея прорвется черезъ всѣ преграды. Воля заключеннаго борется съ волей того, кто заковалъ его въ этихъ стѣнахъ; побѣжденный онъ не сдается, и если на его сторонѣ справедливость, онъ сильнѣе своего побѣдителя. Чтобы ни дѣлали — мысль неуловима какъ воздухъ. Закуйте члены, но совѣсть вамъ не достать! Это сознаніе непобѣдимости моего я даетъ мнѣ великую увѣренность въ будущемъ. Да! я клянусь всѣми тюрьмами, клянусь тѣнью тѣхъ, которые погибли въ этихъ каменныхъ мѣшкахъ и желѣзныхъ клѣткахъ, право и свобода восторжествуютъ въ мірѣ!
Я наконецъ нашелъ средство переслать тебѣ это письмо. Ты получишь его черезъ ***, который рискуетъ всѣмъ, чтобы помочь намъ переписываться. Если сила и богатство имѣютъ толпы прислужниковъ, за то и несчастіе находитъ иногда друзей неизвѣстныхъ и преданныхъ.
II.
[править]Наконецъ я получила твое письмо нашей тайной почтой. Оно успокоила меня. Мнѣ такъ нужно было утѣшеніе. О! сколько я выстрадала болѣе мѣсяца.
Мое здоровье разстроилось. Докторъ, за которымъ я послала послѣ твоего ареста, очень много распрашивалъ меня; ему пришла безумная мысль. Онъ увѣряетъ… но нѣтъ, я увѣрена, что онъ ошибается.
Во чтобы ни стало, я хочу тебя видѣть. Еще нѣтъ и года что мы женаты и уже разлучены, это ужасно! Я не могу болѣе выносить разлуку. Я выѣзжаю сегодня изъ Парижа съ разрѣшеніемъ подписаннымъ министромъ юстиціи. Они должны впустить меня въ твою тюрьму. Люди не имѣютъ права разлучать произволомъ то, что соединила любовь.
Не бойся нашего свиданія. Я ѣду не для того, чтобы просить тебѣ помилованіе. Какъ мнѣ ни мучительна разлука съ тобой, я уважаю твои убѣжденія, хотя не вполнѣ понимаю ихъ. Я могу имѣть слабости жены, но не подлость любовницы. Честь твоя — часть моей любви. Гордый и неподкупный — ты все таки мой, несмотря на то, что стѣны тюрьмы скрываютъ тебя отъ моихъ глазъ, и сталъ бы мнѣ чужимъ, измѣнивъ принципамъ и убѣжденіямъ твоей жизни, даже если бы я могла по прежнему обнять тебя. Сдѣлавшись твоей женой, я связала себя съ лучшею частью тебя — твоей совѣстью. Оставайся ей вѣрнымъ, и я клянусь быть для тебя тѣмъ, чѣмъ ты для нея, вѣрной до смерти.
Мы скоро увидимся. Я люблю тебя всею печалью моей души.
III.
[править]Я ничего не сказала тебѣ, а мнѣ нужно было сказать тебѣ такъ много. Вотъ почему я пишу тебѣ.
Было два часа, когда я позвонила вчера у воротъ твоей тюрьмы. Поговоривъ нѣсколько минутъ съ директоромъ, сторожъ со связкой ключей провелъ меня въ комнату, гдѣ я должна была ожидать тебя. Его тяжелые шаги раздавались по каменнымъ плитамъ. Я дала себѣ слово быть твердой — и не смогла, несмотря на всѣ мои усилія. Пустынность стѣнъ, безмолвіе сводовъ, прерываемое щелканьемъ замковъ, которые отпирались и запирались въ дальнихъ корридорахъ, тяжело налегли на душу. Когда ты пришелъ, я не помнила себя. Радость тебя видѣть, печаль видѣть тебя въ тюрьмѣ, все разомъ нахлынуло и потрясло всю меня. Я могла только плакать и кинуться къ тебѣ на шею.
Ты тоже былъ очень блѣденъ. Ты былъ боленъ? Боже мой, я даже забыла тебя спросить о томъ. Я не въ силахъ была ни о чемъ думать, я не видѣла ничего, я не могла сказать ни слова. Я чувствовала, что ты со мной.
Знаешь ли, какія мысли мучили меня въ глубинѣ души. Мнѣ казалось — страшныя стѣны имѣли глаза и уши. Еслибъ я сдѣлала малѣйшее движеніе, взяла бы твою руку, — онѣ увидѣли бы, еслибъ я тебѣ сказала шопотомъ нѣсколько словъ — онѣ услыхали бы и передали…
Сторожъ пришелъ напомнить намъ, что время отмѣченное для нашего свиданія, прошло. Я вздрогнула. Я готова была присягнуть, что часы невѣрны и я только вошла. О! я готова была отдать и то немногое что имѣю, свою жизнь, все за лишній часъ съ тобой.
Нужно было разстаться. Убитая, безъ слезъ, безъ голоса, почти безъ сознанія я прошла по плацу вслѣдъ за сторожемъ, который несъ фонарь. Кажется, ночь тогда уже наступила, я уходила все далѣе отъ тебя и, несмотря на то, мнѣ казалось, что я на каждомъ шагу слышала, что твой голосъ звалъ меня. Разъ я даже обернулась и увидѣла передъ собой массивную огромную дверь, которою запирается выходъ въ деревню.
Мой проводникъ хорошо зналъ берегъ и повелъ меня вдоль него къ маленькой деревушкѣ ***, гдѣ я хотѣла переночевать въ хижинѣ рыбаковъ. Это дорога опасна. Измученная усталостію и тоской, я два раза едва не осталась на пескахъ.
Чтобы придать себѣ бодрости, я смотрѣла на твою тюрьму. Ночь была тихая, но страшно темная. Ни мѣсяца, ни звѣздъ. Мелкій и холодный дождь сѣялъ безпрерывно и усиливалъ темноту ночи; море, покрытое сѣроватыми испареніями, ревѣло невдалекѣ. Я разглядѣла наконецъ маленькій огонекъ, который мерцалъ звѣздочкой на горѣ; я не знала, горѣлъ ли онъ въ одномъ изъ домиковъ деревни, или въ твоей тюрьмѣ. Еслибъ этотъ свѣтъ погасъ, мнѣ кажется — я умерла бы отъ утомленія.
Къ счастію, проводникъ хорошо зналъ дорогу. Онъ поддерживалъ меня всю дорогу и, благодаря ему, мы наконецъ очутилась противъ ***, отъ котораго насъ отдѣляла рѣка. Надо было переѣзжать въ лодкѣ. Обезсиленная потрясеніями этого дня и усталостью, я сѣла на скамью, которую мнѣ указали гребцы. Этотъ отдыхъ и тишина, царствовавшая вокругъ меня, дали новое направленіе моимъ мыслямъ. Я думала о томъ, что говорила тебѣ на счетъ моего здоровья и предположеній доктора, и вдругъ почувствовала, какъ что то живое затрепетало подъ моимъ поясомъ… Боже мой! Неужели докторъ правъ и я буду матерью.
Помнишь ли, имѣть ребенка отъ тебя, было любимой мечтой нашихъ счастливыхъ дней. Теперь мнѣ страшно.
Но эта минута прошла. Вслѣдъ за нахлынувшимъ страхомъ меня охватилъ приливъ радости, гордости, счастья, лучъ надежды засвѣтилъ мнѣ. Теперь я не уходила одна, мнѣ казалось, что я снова нашла тебя послѣ нашей насильственной разлуки. Да это былъ, мой другъ, твой живой образъ, плоть твоея плоти, трепетаніе которой я съ восторгомъ чувствовала въ себѣ. Была минута, что мнѣ казалось, будто волны плескомъ своимъ звали меня женой и матерью. Теперь я была сильна, теперь мнѣ не страшна ни черная ночь, ни зыбучіе пески, ни тюрьма, ни запрещенія, ни часовые и тюремщики. Они не отнмутъ его у меня! Въ немъ живетъ отецъ его, по крайней мѣрѣ часть его отца; я вырощу его свободнымъ, я сберегу его отъ нихъ, въ своемъ убѣжищѣ, какъ раненая львица охраняетъ своего львенка въ логовищѣ.
Меня пугаетъ мысль: какъ воспитать его. Я часто слышала какъ ты говорилъ объ обязанностяхъ родителей. Ты такъ честно и свято понималъ ихъ, что сердце мое билось радостной надеждой за нашего будущаго ребенка. Теперь эта надежда осуществляется и мнѣ страшно. Кто исполнитъ эти обязанности, которыя ты умѣлъ понимать. „Если у меня будетъ ребенокъ, — говорилъ ты: — я буду самъ воспитывать его.“ И ты съ жаромъ возставалъ противъ нелѣпости методъ, по которымъ воспитываютъ наше юношество. Каждое твое слово врѣзалось въ моей памяти. Но чѣмъ болѣе я удивляюсь истинѣ твоихъ взглядовъ, твоихъ плановъ, тѣмъ болѣе я пугаюсь мысли объ отвѣтственности, которая падаетъ теперь на одну меня. Пропасть вырыта законами человѣчества между нами и въ то время, когда мнѣ всего болѣе нужны твои совѣты, твое знаніе, твоя опора. Что выйдетъ изъ ребенка, который лишенъ надзора отца. Что могу сдѣлать для него я, надломленная трость, которая гнется подъ обрушившимся на нее ударомъ.
Добрый негръ Купидонъ, котораго ты привезъ изъ Америки ждалъ меня на другомъ берегу рѣки съ своей женой. Увидѣвъ меня, они кинулись насильно цаловать мои руки, говоря, что эти руки прикасались съ рукамъ человѣка, которому обязаны свободой. Я продрогла до костей и на мнѣ не было сухой нитки. Къ счастію, они приготовили мнѣ постель и развели огонь изъ хвороста въ одной изъ рыбацкихъ хижинъ на берегу мора. Огонь, трещавшій въ печкѣ, а еще болѣе нѣжныя заботы этихъ добрыхъ людей понемногу согрѣли меня. Доброта дѣйствуетъ благотворно. Я легла спать, сознавая, что я стала лучше, не смотря на то, этотъ день былъ для меня тяжелымъ днемъ, въ который я готова была проклинать жизнь. Проснувшись сегодня по утру, я сѣла писать тебѣ въ тойже хижинѣ.
По нашему вчерашнему уговору, ты найдешь мое письмо зашитымъ въ твоемъ сюртукѣ, который я посылаю тебѣ и который я сама чинила. Бумага тонка, но прочна и я свернула ее какъ форму пуговицы и обтянула матеріей. Разберешь ли ты мой мелкій почеркъ?
Послѣ завтра я приду въ тюрьму. Мнѣ обѣщали впустить меня въ часъ. Можетъ быть на этотъ разъ я буду въ состояніи говорить съ тобой.
До свиданія. Обнимаю тебя всею силою моей любви.
IV.
[править]Шесть часовъ утра. Въ семь двадцать арестантовъ, и меня въ томъ числѣ, перевезутъ въ тюрьму ***. Приказъ объ этомъ перемѣщеніи полученъ ночью изъ Парижа. И никакихъ средствъ предупредить тебя. Никакой надежды увидѣться еще разъ. Когда ты получишь это письмо, я буду уже на дорогѣ къ острову, куда меня ссылаютъ.
Прощай. Гдѣ бы я ни былъ, я люблю тебя.
V.
[править]Я была сегодня въ твоей тюрьмѣ. Ты поймешь мой испугъ, когда я узнала, что тебя тамъ не было. Одинъ мигъ — въ головѣ мелькнула безумная мысль, что ты освобожденъ. Секретарь тюрьмы поспѣшилъ разувѣрить меня, сказавъ, что тебя отправили на островъ ***, это его собственныя слова. Я поѣду за тобой черезъ море. Гдѣ бы ты ни былъ, хоть на краю свѣта и я буду, меня не остановятъ ни жгучее солнце, ни пустыня, ни цѣпи горъ. Пиши мнѣ, и ни свидимся снова.
VI.
[править]Ты любишь меня, не слѣдуй за мной, вотъ что я требую отъ тебя, во имя всего, что тебѣ свято въ жизни.
Мѣсяцъ или два тому назадъ, не зная что ты беременна, я бы съ радостью приняль твою жертву. Ты одна можешь принести мнѣ утѣшеніе въ моей тюрьмѣ. Видя тебя хоть одинъ часъ въ день, я въ этотъ часъ забывалъ бы все, что выношу — въ твоемъ взглядѣ. Теперь все перемѣнилось и мы оба не имѣемъ права жертвовать всѣмъ нашей любви, То, что соединяетъ мужа съ женой, должно насъ разлучить. Мы должны принести наши радости въ жертву тому, кто еще не существуетъ въ полномъ смыслѣ этого слова, но въ отношеніи котораго природа уже наложила на насъ обязанности. Природа, призвавъ тебя къ счастью быть матерью, требуетъ отъ тебя повиновенія ея законамъ.
Я говорю тебѣ какъ докторъ, какъ мужъ и, быть можетъ, какъ отецъ. Тебѣ необходимо теперь спокойствіе, насколько это возможно для тебя, тебѣ нужно безопасное убѣжище. Исполни мой совѣтъ, уѣзжай изъ Франціи, покинь эту почву, которая колеблется подъ ногами. Я зналъ въ Англіи физика, какъ они называютъ докторовъ. Этотъ собратъ по наукѣ будетъ тебѣ полезенъ и дастъ тебѣ необходимыя свѣдѣнія какъ и гдѣ лучше устроиться по ту сторону пролива. Небольшое состояніе, скопленное трудомъ, дастъ намъ средства доставить тебѣ все необходимое. Трать его сперва на твое содержаніе, не лишая себя ничего, а тамъ на воспитаніе ребенка. О, какъ бы я желалъ поскорѣе узнать, что ты далеко отъ нашихъ гражданскихъ смутъ.
Ты никогда не была еще такъ дорога мнѣ, какъ въ эти минуты, когда я прошу тебя не слѣдовать за мной въ мое изгнаніе. Не тревожься такъ много обо мнѣ. Величайшее несчастіе арестанта въ сознанія его безполезности: я пережилъ эту нравственную пытку. Но теперь у меня есть новая обязанность и я надѣюсь исполнить ее, не смотря на всѣ препятствія.
Прощай. Я уважаю тебя такъ глубоко, что сомнѣніе въ твоей любви не придетъ мнѣ на умъ; знаю, что и ты не станешь никогда сомнѣваться въ моей.
P. P. Кладу въ этотъ конвертъ письмо къ доктору Уарингтону, въ Лондонъ.
VII.
[править]Исполняю твою волю. Завтра я ѣду въ Англію. Мнѣ кажется, что ко мнѣ вернулась моя прежняя бодрость. Твое письмо открыло мнѣ новую сторону жизни. Пусть жена принесетъ себя въ жертву матери. Это законъ природы; и я повинуюсь ему. Ребенокъ, котораго я жду, будетъ нашей связью; онъ сблизитъ разстояніе, которое насъ раздѣляетъ. Я хочу жить для него, для тебя. Я хочу чтобы онъ былъ нашей гордостью, нашимъ утѣшеніемъ въ тотъ день, когда мы снова свидимся. Будемъ надѣяться.
VIII.
[править]Я уже въ Англіи. Въ понедѣльникъ вечеромъ я проѣхала въ наемной каретѣ разстояніе между лондонскимъ мостомъ и Юстонъ скверомъ! Я въ столицѣ великобританскихъ острововъ — и не видала ее. Меня сначала везли по большимъ пустимъ площадямъ, обстроеннымъ домами, обсаженнымъ деревьями и садами; все спало, вездѣ темнота и тишина. Вдругъ справа и слѣва отъ дверецъ кареты открылись длинный до безконечности улицы съ рядами магазиновъ; вдоль улицъ тянулась двойная линія огней и терялась въ темнотѣ. Сзади черная тьма, впереди бездна и огня. Линіи огней отражались на сырыхъ тротуарахъ и въ грязныхъ лужахъ. Толпы народа сновали взадъ и впередъ съ дѣловымъ и озабоченнымъ видомъ. Шумъ толпы смѣнялся промежутками тишины. Все это было странно до нельзя, послѣ нашего парижскаго шума. Шелъ дождь — безъ дождя, т. е. туманъ осаждался тонкой до не возможности водяной пылью, ровно, медленно, казалось, что онъ будетъ падать цѣлыя тысячи лѣтъ. Этотъ чужой городъ, облитый водой и закутанный туманомъ и темнотой, показался мнѣ городомъ безъ начала и конца, городомъ могущества и ничтожества, величія и нищеты. Таковъ ли Лондонъ? Эта мысль занимала меня всю дорогу.
Я остановилась въ гостинницѣ, которую мнѣ указалъ М**. Все тамъ безукоризненно чисто, тихо, методично. Мнѣ подали ужинать въ отдѣльную комнату, очень не дурно меблированную, возлѣ моей спальни. У служанки прислуживавшей за столомъ, было очень интересное личико и я, припомнивъ, что знала англійскаго въ пансіонѣ, заговорила съ ней, она отвѣчала мнѣ короткими словами. Ея сдержанность и сконфуженный видъ дали мнѣ понять, что англійскія служанки очень не похожи на нашихъ и не гоняются за тѣмъ, чтобы съ ними говорили. Меня болѣе всего удивило, что въ гостинницѣ не спросили ни моего имени, ни званія. Что за необыкновенная страна! Здѣсь, кажется, и не подозрѣваютъ, что я пріѣхала съ цѣлью ниспровергнуть правительство.
По твоему совѣту, я отправилась на другое утро къ доктору Уарингтону и передала ему твое письмо. Онъ тотчасъ вспомнилъ твое имя и принялъ меня серьезно, но радушно.
— Вашъ мужъ правъ, сказалъ онъ довольно хорошимъ французскимъ языкомъ. — Вамъ будетъ хорошо въ Англіи; но я вамъ совѣтую жить въ деревнѣ. Большіе города не годятся ни для женщинъ въ вашемъ положеніи, ни для дѣтей. Наши крупные лондонскіе негоціанты начинаютъ наконецъ понимать выгоды деревенской жизни. Ихъ не останавливаетъ ни ежедневный проѣздъ взадъ и впередъ по желѣзной дорогѣ, ни многія лишенія, въ родѣ неимѣнія клуба, для того, чтобы дать семейству возможность пользоваться чистымъ воздухомъ, зеленью и солнцемъ. Они такимъ образомъ отвлекаютъ женъ отъ центра спектаклей, ночныхъ увеселеній, и всѣ остаются въ выигрышѣ: всего болѣе дѣти, здоровье которыхъ укрѣпляется свободной жизнью на свѣжемъ воздухѣ. Только кокетство и пустота остается въ накладѣ отъ этихъ порядковъ; но чтоже дѣлать? maternité oblige. Взгляните на дѣтей, воспитанныхъ въ большихъ городахъ; они блѣдны и чахлы, какъ растенія, выросшія въ тѣни. Но можетъ быть они выигрываютъ въ умственномъ и нравственномъ развитіи, что теряютъ въ физическомъ? Я не такъ думаю. Атмосфера шумной городской и увеселительной, и дѣловой жизни не годится для естественнаго развитія дѣтскаго ума. Подъ дѣйствіемъ ея искуственной теплоты дѣти дѣлаются слишкомъ рано людьми, правда всего чаще неудавшимися людьми.
Онъ закончилъ эти слова легкой улыбкой, которая разошлась горизонтальными чертами по его круглому саксонскому лицу, обрамленному парой короткихъ бакенбардъ, уже начинавшихъ сѣдѣть.
— Дайте мнѣ вамъ все устроить, продолжалъ онъ. У одного изъ моихъ пріятелей есть хорошенькая вилла, въ небольшой деревенькѣ Маразіонъ, какъ разъ противъ Пензенскаго замка. Онъ собирается уѣхать для здоровья въ Италію и отдаетъ свой домъ въ наемъ съ мебелью. Я бы совѣтовалъ вамъ посмотрѣть его. Эта поѣздка разсѣетъ васъ и я, еслибы имѣлъ честь быть вашимъ докторомъ, непремѣнно предписалъ бы вамъ перемѣну воздуха. Повѣрьте мнѣ, я это испыталъ на себѣ, очень немногія нравственныя страданія устоятъ противъ новизны и разнообразія впечатлѣній. Я родился въ Корнвалисѣ и скажу вамъ, что эта мѣстность пользуется самымъ умѣреннымъ климатомъ въ Великобританіи; мирты, геранія и алое растутъ тамъ круглый годъ подъ открытымъ небомъ. Я не знаю положительно цѣну, которую мой пріятель хочетъ взять за свой домъ, но я увѣренъ, что она будетъ умѣренная. Мистрисъ Уарингтонъ теперь въ Пензенсѣ съ дѣтьми и будетъ очень рада васъ видѣть. Каждый разъ, когда я могу вырваться изъ Лондона, я отправляюсь къ ней подышать роднымъ воздухомъ.
Я разсталась съ докторомъ въ лучшихъ отношеніяхъ и онъ говорилъ мнѣ о тебѣ съ большимъ уваженіемъ. Разъ всего онъ намекнулъ съ сочувствіемъ на мое настоящее вдовство, но безъ всякихъ пошлыхъ утѣшеній, которыя такъ оскорбляли мою гордость жены. Мы порѣшили что я завтра же отправлюсь въ Пензенсъ. Тамъ или въ другомъ мѣстѣ, не все ли равно для меня.
Я прибыла въ Пензенсъ ночью. Меня встрѣтила при выходѣ изъ дилижанса мистрисъ Уарингтонъ, которую мужъ ея увѣдомилъ о моемъ пріѣздѣ. Представь себѣ женщину лѣтъ тридцати пяти, ни красавицу, ни урода, но съ очень пріятнымъ лицомъ и удивительно похожую на одного изъ твоихъ пріятелей Жана Николя.
Слуга перенесъ мой багажъ, въ карету и мы отправились на дачу доктора. Домъ показался мнѣ необычайно красивымъ при свѣтѣ ночнаго неба. Онъ выстроенъ изъ гранита какъ большая часть виллъ и крестьянскихъ хижинъ. Огромныя глыбы сверкаютъ мѣстами блестками слюды и фельдшпата какъ искорками при свѣтѣ луны. Днемъ еще лучше. Тогда можно любоваться роскоши тропическихъ растеній, ихъ нѣжными и богатыми оттѣнками. Вдоль фасада идетъ крытая галлерея, по которой вьются колоссальныя фуксіи. Я еще никогда не видала такой роскоши цвѣтовъ. Главное мѣсто въ архитектурѣ дома занимаютъ оранжереи. Комната, которую мнѣ приготовили была бы маленькимъ раемъ, еслибы былъ рай для душъ одинокихъ и оскорбленныхъ. На разсвѣтѣ я слышала пѣніе жаворонка.
Мистрисъ Уарингтонъ прекрасная матъ: она дѣлитъ свою жизнь между дѣтьми и цвѣтами. У ней остается еще достаточно времени на чтеніе; и хотя она чужда малѣйшихъ претензій на званіе ученой женщины, она судитъ о многихъ вещахъ очень здраво; видно что она получила основательное образованіе. Дѣти ея очень милы. Двѣ старшія дочери, первая уже семнадцатилѣтняя дѣвушка, свѣжи какъ розы, употребляя избитое сравненіе. За ними идетъ цѣлая шеренга дѣвочекъ и мальчиковъ, неровныя головки которыхъ составляютъ прелестную лѣстницу. Я слышала что у англичанокъ много дѣтей, но боже мой, что это была за роскошь бѣлокурыхъ волосъ, открытыхъ плечь и яркаго румянца.
Вчера я ѣздила кататься съ мистрисъ Уарингтонъ по большой дорогѣ которая огибаетъ гору Сен-Мишель. Видъ великолѣпенъ. Но не скалы и не волны плескавшіе о песокъ дороги не привлекли мое вниманіе, а огромное зданіе, крѣпость или старинное аббатство, которое стоитъ на вершинѣ скалы. Мнѣ казалось что я его видѣла прежде. Я спросила мистрисъ Уарингтонъ что это такое и поблѣднѣла, когда она отвѣтила мнѣ послѣ минутнаго колебанія. „Это наша гора Сенъ-Мишель.“ Она замѣтила мое волненіе и предложила вернуться домой… Нѣтъ, поѣдемте туда, просила я. Мы обогнули заливъ и проѣхали Маразіонъ.
Пока мы ѣхали отливъ унесъ воду и гора, которая казалась мнѣ островомъ, превратилась въ полуостровъ. Мы прошли по высохшему дну моря тропинкой мокраго песка, по обѣимъ сторонамъ которой вѣковой природою поднимались глыбы камня, покрытыя морскими растеніями и мокрымъ мохомъ. Подходя ближе я еще болѣе была поражена сходствомъ этихъ скалъ, которыя носятъ одно и тоже имя. Тотъ же сѣрый гранитъ, тоже море, тоже зданіе. Сенъ-Мишель Моунтъ у англичанъ былъ прежде монастыремъ, потомъ крѣпостью; но къ счастію человѣчества онъ никогда не былъ государственной тюрьмой. До этой минуты я еще не рѣшила гдѣ я устроюсь, но видъ Моунтъ Сенъ-Мишель Корнвалисъ покончилъ мои колебанія. Эти скалы омытыя тѣмъ же океаномъ, эти мрачныя зданія вѣнчающія ихъ такъ знакомы мнѣ; они мнѣ родные. Но первая крѣпость на землѣ Англіи говоритъ о забвеніи мрачнаго прошлаго; вторая, на нашей землѣ, кажется посылаетъ небу крикъ ужаса и надежды.
Мы въ тотъ же день осмотрѣли домъ, который я хотѣла нанять. Маразіонъ, деревня гдѣ я буду жить, была, какъ говоритъ преданіе, выстроена евреями которые еще задолго до рождества христова, вели тамъ дѣятельную торговлю жестью. Но я не думаю чтобы теперь нашлось тамъ много потомковъ этихъ торговцевъ. Одно имя деревня напоминаетъ о прежнихъ поселенцахъ и это имя мнѣ нравится. Она означаетъ: „горькій Сіонъ.“ Здѣсь я буду вспоминать о Франціи. Группа новенькихъ домиковъ, нѣкоторые очень изящной англійской архитектуры, построены вдоль берега противъ горы Сенъ-Мишель. Заливъ около горы очень живописенъ, огромная масса воды, въ рамкѣ изъ песковъ и зубчатыхъ гранитныхъ скалъ.
Теперь я хочу описать тебѣ нашъ домъ. На прочность постройки невозможно пожаловаться, потому что онъ выстроенъ изъ гранита, единственнаго камня, который здѣсь водятся въ изобиліи. Рѣзцу трудно пронять его твердыя глыбы, и потому жители Маразіона только обтесываютъ его огромными глыбами и наружныя стѣны домовъ кажутся шероховатыми. Внутреннее расположеніе дома не похоже на наши дома. Здѣсь не только дома стоятъ особнякомъ другъ отъ друга, но и комнаты отдѣлены корридорами. Здѣсь только возможна вполнѣ неприкосновенность частной жизни. Вилла, которую я нанимаю стоитъ на небольшой песчаной возвышенности; я опасалась сначала что она открыта сильнымъ морскимъ вѣтрамъ, но меня увѣряли что вѣтры здѣсь теплые и здоровые. Меблировка комнатъ простая и нравится мнѣ. Я очень удивилась увидѣвъ въ верхнемъ этажѣ двѣ комнаты раздѣленныя корридоромъ, очень простыя, но на солнечной сторонѣ. Изъ оконъ ихъ открывался лучшій видъ на окрестности. Свѣтъ свободно проникаетъ въ комнату сквозь большія чистыя окна, не защищенныя занавѣсами. Снаружи нижнія стекла оконъ защищены желѣзной рѣшеткой. Сердце мое сжалось когда я увидѣла ее. Но это непріятное впечатлѣніе тотчасъ изгладилось, когда я узнала что эти комнаты были дѣтской. Желѣзная рѣшетка у оконъ должна предохранить дѣтей отъ опасности, которымъ они легко подвергаются по незнанію опасноcти и рѣзвости свойственной ихъ возрасту. Эта рѣшетка мѣра предосторожности, а не признакъ тюремнаго заключенія. Въ одной изъ комнатъ дѣти спятъ въ другой играютъ, когда холодъ или дурная погода не позволяютъ выпускать ихъ въ садъ. Мнѣ сказали что такія (nursery) дѣтскія устроены во всѣхъ порядочныхъ англійскихъ домахъ.
Я должна сознаться что это меня удивило. Въ нашихъ парижскихъ домахъ вы найдете необходимыя удобства и роскошь: столовую, салонъ, спальню, кабинетъ для занятій и будуаръ, однимъ словомъ все что нужно для привычекъ дѣловаго человѣка, или великосвѣтской женщины. Одно существо забыто — ребенокъ.
Принужденный жить жизнью взрослыхъ, проводить и дни и ночи въ одной комнатѣ съ нервной и болѣзненной матерью или съ отцомъ, постоянно занятымъ дѣлами, ребенокъ не можетъ не сдѣлаться для нихъ безпокойнымъ гостемъ, а для себя вѣчно недовольнымъ плѣнникомъ. Какъ ему удержаться отъ искушенія обломать иногда мебель, разорвать книги, разбить фарфоръ? Его живость и убытокъ, который она наноситъ родителямъ навлекаютъ на него постоянные упреки. Его бранятъ, его наказываютъ за то что онъ слишкомъ рѣзовъ, живъ, шумливъ, однимъ словомъ за то что онъ дитя. Часто въ тѣсныхъ квартирахъ для него нѣтъ мѣста и чтобы онъ не мѣшалъ его гонятъ на дворъ, и ты знаешь что такое дворы въ большихъ городахъ, это волчьи ямы безъ луча свѣта. Англичане лучше насъ поняли семейную жизнь. У нихъ новорожденный считается личностью; у него есть своя комната.
Я не сказала еще тебѣ ничего о садѣ: но онъ нравится мнѣ болѣе всего. Нѣтъ ни стѣнъ, ни заборовъ, одна живая изгородь, которая въ іюнѣ покрывается золотыми цвѣтами дрока. Представь себѣ два акра земли покрытые кустами розъ, смородины и другихъ растеній. Песчаная почва и близость моря не позволяютъ рости большимъ деревьямъ. Теперь уже въ травѣ разцвѣтаютъ фіалки, чтоже будетъ черезъ пять или шесть недѣль когда весна вызоветъ всѣ силы этой старой дюны.
Я наняла домъ и переѣду черезъ недѣлю. Мистрисъ Уарингтонъ любезна со мной по прежнему, но мнѣ тяжело среди этой роскоши; я помню что ты въ тюрьмѣ.
Дай мнѣ вѣсточку о себѣ. Перемѣна мѣста улучшила ли твое положеніе, или оно стало еще тяжелѣе? не скрывай ничего отъ меня.
IX.
[править]Твое письмо очень успокоило меня, милая Елена. Въ немъ видны мужество и умѣнье бороться съ собой. Благодарю тебя, ты все та-же дорогая подруга, какою я тебя зналъ. Мнѣ тюрьма, тебѣ изгнаніе и ты честна взяла свою долю жертвы.
Нашъ другъ докторъ Уарингтонъ, далъ тебѣ прекрасной совѣтъ: тишина деревни полезнѣе для тебя шума городовъ. Ты скорѣе среди природы укрѣпишь свои силы которыя, я боюсь, были сильно потрясены нравственными страданіями.
Помни что теперь твой долгъ быть здоровой. Да ты съ этой минуты должна отдавать отчетъ природѣ на тотъ залогъ, который она дала тебѣ. Не удивляйся если я заговорю съ тобой языкомъ физіолога. Не даромъ же я докторъ.
Все что имѣетъ въ себѣ хоть искру жизни подвержено страданію.и измѣненію; слѣдовательно существуютъ болѣзни зародыша. Но какіе причины этихъ болѣзней, въ чемъ состоятъ ихъ признаки. Многіе изъ нихъ ускользаютъ еще отъ науки; но мы имѣемъ положительныя данныя, что въ большинствѣ случаевъ сама женщина бываетъ виновата въ уродливомъ развитіи зародыша. Помнишь ли очаровательную г-жу Д., которая была одержима бѣсомъ баловъ и непропускала ни одного случая танцовать въ парижскихъ салонахъ; она прыгала даже въ ту минуту какъ родила горбатую дочку.
Но съ другой стороны невозможно прослѣдить таинственную связь между чувствами впечатлѣніями женщины и характеромъ таинственнаго существа, которое она скрываетъ въ своемъ организмѣ, которое въ такой тѣсной связи съ ея жизнью, ея органами, ея личностью. Гоббесъ приписывалъ свою чрезмѣрную застѣнчивость продолжительному страху, который вынесла его мать во время своей беременности. Тогда испанская армада плавала около береговъ и навела ужасъ на жителей.
Ты читала „Приключенія Найгеля“. Что за жалкій человѣкъ Іаковъ II. Онъ дрожитъ и блѣднѣетъ при видѣ обнаженной сабли. Трусость короля кажется намъ смѣшной, но она должна возбудить въ насъ другое чувство, если справедливо что она была послѣдствіемъ трагическихъ сценъ, которыя видѣла Марія Стюартъ во время своей беременности.
Вопросъ въ томъ до какой степени зародышъ скрытый, въ нервной системѣ женщины ощущаетъ потрясенія этой системы. При настоящемъ состояніи науки еще невозможно дать на него отвѣтъ. Но и одного этого предположенія достаточно для того чтобы мы оберегали ту, которая носитъ въ себѣ другую жизнь отъ всякихъ сильныхъ волненій, тяжелыхъ впечатлѣній, утомленія и лишеній.
Женщина — форма, въ которую отливается будущее человѣчество, это налагаетъ на нее обязанность беречи здоровье. Ей нужна спокойная, умѣренная жизнь. Но въ томъ свѣтѣ, который почему то принято называть большимъ свѣтомъ, женщины рѣдко имѣютъ мужество отказаться отъ удовольствій, баловъ, спектаклей ради заслуги принести здоровыхъ дѣтей. Какъ жаль что ни за какую цѣну нельзя передать наемницѣ беременность, какъ передается кормленіе грудью, а то богатыя женщины давно стали бы отдавать свои зародыши вынашивать женщинамъ народа.
Тѣ въ свою очередь не имѣютъ ни времени ни средствъ думать о своемъ будущемъ потомствѣ. Я часто видѣлъ какъ многія женщины въ послѣдній періодъ беременности зимой полоскали бѣлье въ ледяной водѣ Сены, таскали тележки или носили на спинѣ тяжести, которые не снесъ бы и носильщикъ на рынкѣ. Что за жалкое человѣчество даетъ намъ нашъ безчеловѣчный общественный бытъ. Все что ослабляетъ женщину ведетъ расу къ вырожденію и если общество хочетъ имѣть здоровыхъ дѣтей, которые будутъ въ послѣдствіи здоровыми людьми, оно должно прежде позаботиться о равномъ распредѣленіи труда и объ обезпеченіи женщины.
Ты угадала мое намѣреніе, я хочу работать вдали отъ васъ и на сколько позволятъ мои силы для счастія того, кого мы ожидаемъ. Быть можетъ этотъ ребенокъ никогда не будетъ меня знать; быть можетъ онъ упрекнетъ меня когда нибудь, что я пожертвовалъ обязанностями природы для защиты другихъ правъ… Эта мысль тяжела. Но онъ будетъ въ правѣ упрекнуть меня, если я вмѣсто заботъ и попеченій, которыя не могу дать ему, исполню долгъ отца тѣмъ единственнымъ образомъ, который дозволяютъ обстоятельства.
Я буду письмами помогать тебѣ воспитывать нашего ребенка. Во время моего путешествія вокругъ свѣта въ качествѣ корабельнаго доктора, я имѣлъ случай изучить природу человѣка; я видѣлъ его въ разныхъ климатахъ и на разныхъ степеняхъ общественности; и я буду въ состояніи изъ своихъ воспоминаній и размышленій составить систему воспитанія, основанную на законахъ природы и исторіи.
Будемъ работать вмѣстѣ. Я буду записывать для тебя мои идеи, ты мнѣ передавай свои. Твои письма будутъ говорить мнѣ о немъ и ты скажешь ему что я живу. Мнѣ нечего бояться будущаго. Первое воспитаніе ребенку дается матерью и съ твоимъ умомъ и сердцемъ ты вполнѣ способна исполнить эту задачу, позже мы увидимъ.
Опредѣлимъ прежде всего цѣль, къ которой мы должны направить наши усилія. Я не знаю никакой формы, въ которую отливать геніевъ; или по крайней мѣрѣ, эта форма не въ рукахъ воспитателей: она въ рукахъ природы. Если наше дитя мальчикъ мы должны стремиться не къ тому чтобы сдѣлать изъ него великаго человѣка, но свободнаго человѣка.
X.
[править]Я устроилась совершенно. Купидонъ и Жоржіа, наши черные слуги, остававшіеся во Франціи, чтобы укладывать вещи, пріѣхали сегодня поутру съ пароходомъ. Они устроились въ маленькой бесѣдкѣ, которая примыкаетъ къ дому со стороны сада. Добрый негръ уже сдѣлалъ множество плановъ. Онъ хочетъ вскопать садъ, сѣять, прививать, сажать и пр. и пр. Не моя вина будетъ, если нашъ садъ не принесетъ лучшіе плоды и овощи въ цѣлой деревнѣ, говоритъ Купидонъ. Онъ не забылъ, что обработывалъ землю когда быль рабомъ и нетерпѣливо хочетъ работать изъ благодарности, тогда какъ прежде работалъ изъ подъ кнута. „Я буду въ сто разъ лучше работать теперь, какъ у меня нѣтъ господина“, повторяетъ Купидонъ.
Съ сожалѣнію я должна сознаться, что жителямъ Маразіона трудно согласить имя бога любви съ толстыми губами, плоскимъ носомъ и черной кожей. Мнѣ кажется это имя было дано ему въ насмѣшку его прежними господами, но я не рѣшаюсь посовѣтовать ему перемѣнить имя; это значило бы сказать ему что онъ безобразенъ или что европейцы не способны отдать должную справедливость африканскому типу.
Я живу въ полнѣйшемъ уединеніи и вижусь единственно съ мистрисъ Уарингтонъ и ея семействомъ, гдѣ я иногда встрѣчаю дамъ Пензенса, или сосѣднихъ деревень. Меня всего болѣе поражаетъ въ англичанкахъ умѣнье воспитывать дѣтей и я учусь у нихъ обязанностямъ матери.
Жители Корнваллиса не принадлежатъ къ англо-саксонской расѣ; они нроисходятъ, какъ говорятъ, отъ племени кельтовъ. Я нахожу что они цвѣтомъ волосъ и чертами лица очень похожи на нашихъ бретонцевъ. Впрочемъ здѣсь есть нѣсколько англійскихъ семействъ, которыя давно поселились здѣсь и если не смѣшались кровью, за то переняли многіе обычаи и отчасти нравы побѣжденнаго народа.
Представь что въ Англіи не знаютъ обыкновенія пеленать новорожденныхъ. Англичанки въ насмѣшку увѣряютъ что мы нарочно сажаемъ нашихъ дѣтей въ узкіе мѣшки, чтобы ихъ удобнѣе повѣсить на гвоздь въ стѣнѣ и такимъ образомъ избавить себя отъ лишнихъ хлопотъ, которые они надѣлали бы намъ, еслибы ихъ члены оставались свободными. Дѣти нашихъ сосѣдей пользуются полною свободой движеній. Въ своей длинной фланелевой блузѣ ребенокъ полный господинъ своихъ движеній въ тѣхъ умѣренныхъ границахъ, которыя отмѣрила ему природа. Я признаюсь тебѣ что мнѣ это очень нравися; мнѣ всегда жаль било видѣть эти маленькія созданія сжатыми, укутанными, ушпиленными въ своихъ пеленкахъ, какъ муміи въ своихъ повязкахъ изъ папируса.
Англійскіе доктора точно также осуждаютъ систему помочей, тростниковыхъ ходуль и машинокъ на колесахъ, которые помогаютъ ребенку ходить. Это вѣрное средство изуродоватъ дѣтямъ грудь и скривить ноги, утверждаютъ они, потому что вся тяжесть тѣла надаетъ на пятки. Докторъ Уарингтонъ идетъ далѣе. „Нужно пріучить ребенка чтобы во всемъ, что онъ дѣлаетъ, было побужденіе его собственной воли. Поддерживая его искуственными способами, когда онъ не въ состояніи еще держаться на ногахъ вы даете ему ложное понятіе о его силахъ. Онъ будетъ воображать что онъ идетъ, когда идетъ машина; и это вредное самообольщеніе онъ перенесетъ въ послѣдствіи на другія роды дѣятельности“.
Здѣсь дѣти учатся двигаться сами, оставленные на свободѣ они катаются и ползаютъ по разостланному на полу коврѣ. Мало по малу развиваютъ въ себѣ силы на столько чтобы встать на ноги, потомъ рѣшаются сдѣлать нѣсколько шаговъ, держась за мебель, которая у нихъ подъ рукой. Если нетвердыя ноги измѣнятъ и ребенокъ покачнется, то руки матери всегда готовы подхватить его.
Эта метода воспитанія предоставлять все природѣ, т. е., не стѣснять ничѣмъ свободу движеній ребенка, еще болѣе распространена въ Америкѣ, чѣмъ въ Англіи. Мнѣ разсказывали но этому поводу какъ одинъ путешественникъ англичанинъ увидѣлъ въ Америкѣ мальчика лѣтъ двухъ или трехъ, который ползъ на четверенькахъ по сломанному мосту надъ быстрымъ ревѣвшимъ ручьемъ. Испуганный опасностью грозившей маленькому смѣльчаку, англичанинъ пошелъ къ матери, которая стирала бѣлье внизу у ручья. На всѣ увѣщанія англичанина она отвѣчала безъ малѣйшаго признака безпокойства, что ребенокъ привыкъ управляться самъ собой безъ присмотра и что еслибы она теперь кинулась къ нему на помощь со всѣми признаками тревоги и страха, то ребенокъ навѣрно потерялъ бы голову, и упалъ въ воду. Путешественникъ долженъ былъ удовольствоваться тѣмъ, что смотрѣлъ съ берега на мальчугана, который преблагополучно выпутался изъ своего опаснаго положенія.
Я ни за что въ мірѣ не хотѣла бы чтобы мой ребенокъ когда-нибудь подвергся этой опасности; но мнѣ кажется что эта женщина не была совершенно неправа. Она лучше насъ понимала истинныя обязанности матери. Не этому ли обращенію съ дѣтьми съ первыхъ годовъ ихъ жизни, слѣдуетъ предписать предпріимчивый и независимый духъ сѣверныхъ американцевъ?
Но что же дѣлать чтобы предохранить ребенка отъ паденій и ушибовъ? Англичанки предохраняютъ дѣтей постояннымъ заботливымъ надзоромъ — но ничѣмъ болѣе. Онѣ только издали слѣдятъ за нимъ и утверждаютъ что чѣмъ болѣе водить ребенка за руку — тѣмъ хуже. Чѣмъ менѣе ребенокъ чувствуетъ что его оберегаютъ, тѣмъ болѣе пріучается оберегать самъ себя. Необходимо съ первыхъ годовъ пріучать его находить защиту и опору въ собственныхъ силахъ, а не въ разныхъ стѣснительныхъ мѣрахъ, результатъ которыхъ болѣе или менѣе сомнителенъ. Англійскій ребенокъ, съ голой головой, голыми руками, голыми ногами, смотритъ маленькимъ геркулесомъ и если ему не пришлось задавить змѣй въ своей колыбели то единственно потому что ихъ болѣе не водится на островѣ, въ этомъ ручается его смѣлый взглядъ. Гдѣ найдете вы болѣе чистую кровь и болѣе здоровое и сильное молодое поколѣніе. Здѣсь уродливость необычайно рѣдкое явленіе. Представь я еще до сихъ поръ не встрѣтила ни одного горбатаго. Это поразительная красота расы всего сильнѣе говоритъ въ пользу системы свободы, на которой основано воспитаніе вашихъ сосѣдей.
Колыбель, другая необходимая принадлежность нашей домашней жизни, почти неизвѣстна по ту сторону пролива. У англичанъ для новорожденныхъ есть кроватки, но ихъ нельзя качать какъ наши, легкимъ движеніемъ руки. Всѣ англичане безъ исключенія осуждаютъ обыкновеніе укачивать дѣтей. „Это вѣрное средство пріучить ихъ не смыкать глазъ безъ разныхъ искуственныхъ средствъ“, говорятъ они. Мы ихъ учимъ укачиваньемъ требовать отъ другихъ того, что они должны ожидать отъ самихъ себя и отъ природы. Наконецъ спѣша угомонить дѣтей мы не думаемъ о вліяніи, которое произведетъ на ихъ характеръ эта неумѣстная и вредная услужливость. Какъ ни бѣдны и неясны ощущенія новорожденнаго въ немъ все таки хватитъ хитрости на то чтобы воспользоваться выгодами своей слабости и снисходительности окружающихъ ихъ людей. Сколько есть людей, которымъ только и нужно чтобы ихъ укачивали всю жизнь. Полубодрствующіе, полусонные они отдаются теченію жизни; они убаюкиваютъ себя снами и мечтами вмѣсто того чтобы опоясать свои чресла для дѣла и борьбы».
Эти слова очень смахиваютъ на проповѣдь: но такъ буквально выражалась одна серьезная матрона пріятельница мистрисъ Уарингтонъ, которую та не даромъ считаетъ авторитетомъ въ дѣлѣ breeding. Умѣть воспитывать дѣтей, главная наука женщинъ Англіи.
Неужели это предубѣжденіе съ моей стороны въ пользу англійскихъ порядковъ, но мнѣ показалось что новорожденные гораздо менѣе плачутъ въ Англіи чѣмъ у насъ. Но это весьма естественно. Плачь ребенка выраженіе его страданія. Свобода которой онъ пользуется, гигіеническія условія, въ которыхъ его ростятъ, хорошая питательная пища, все разсчитано на то, чтобы сохранить его здоровье. Англичане употребили много денегъ и трудовъ на улучшеніе разныхъ народъ животныхъ. Нигдѣ не найти такихъ красивыхъ и сильныхъ лошадей и собакъ какъ въ Англіи? Неужели они пренебрегли бы физическимъ воспитаніемъ человѣка.
Вообще англичанки сами кормятъ своихъ дѣтей. Королева сама подала имъ примѣръ. Оттого и англійское слово nurse не имѣетъ на англійскомъ языкѣ значенія слова кормилицы, оно означаетъ просто женщину, которая няньчаетъ ребенка. Вотъ отчего англійскія nurse дѣлятся на два совершенно отдѣльныя класса: (dry nurses) въ буквальномъ переводѣ сухія няньки и (wet nurses) или сырыя т. е. которыя кормятъ ребенка: но число послѣднихъ несравненно меньше, чѣмъ у насъ и ихъ берутъ только въ крайнемъ случаѣ когда мать не въ состояніи по болѣзни сама кормить ребенка. Но и тогда большая часть англичанокъ предпочитаетъ выкормить своего ребенка рожкомъ, чѣмъ довѣрить его наемницѣ. Насъ упрекаютъ, и совершенно справедливо, въ непростительной небрежности въ этомъ отношеніи. Сколько француженокъ и очень порядочныхъ поручаютъ то, что должно бы имъ быть дороже всего въ мірѣ — своего ребенка, грубымъ и грязнымъ крестьянкамъ, которыхъ онѣ не подпустили бы къ себѣ какъ горничныхъ.
Въ Англіи чистота первое основаніе дѣтской гигіены и во многихъ семействахъ, даже самыхъ бѣдныхъ купаютъ дѣтей каждое утро.
Здѣсь, какъ и вездѣ, доктора громко возстаютъ противъ корсетa и ихъ также мало слушаютъ. Китаянки уродуютъ свои ноги, мы уродуемъ нашъ станъ: такъ повелѣваетъ обычай, или лучше сказать мода. Но надо сознаться, что англичанки гораздо менѣе насъ, стараются скрывать беременность. Онѣ гордятся ею, беременная женщина, по удачному сравненію одной изъ нихъ, — это дерево со своимъ плодомъ.
Въ наши счастливые дни, когда я опираясь на твою руку, гуляла по Тюльери или Люксамбургу, мы съ тобой не разъ сожалѣли объ участи несчастныхъ маленькихъ мучениковъ моды, которыхъ водятъ гулять съ такими церемоніями. Передъ прогулкой няньки рядятъ ихъ съ головы до ногъ «чтобы они дѣлали честь своей семьѣ» Что же выходитъ изъ этого. Наряженный ребенокъ уже не ребенокъ: онъ гуляетъ не для собственнаго удовольствія, но для удовольствія другихъ. Если малютка захочетъ копать землю руками, если вѣтеръ растреплетъ его красиво расчесанные кудри, ему тотчасъ дѣлаютъ выговоры за непослушаніе, за испачканное платье. Цѣль этой прогулки не удовольствіе и здоровье ребенка, а выводка его на показъ. Ребенка водятъ гулять не для того чтобы онъ порадовался солнечному свѣту, свѣжему воздуху, разправилъ свои члены и укрѣпилъ здоровье движеніемъ, а для того чтобы онъ чисто прошелся какъ нарядная кукла на пружинахъ и унизилъ тщеславіе другихъ женщинъ. О еслибы г-жа N или г-жа X могла видѣть ее, она лопнула бы отъ зависти, думаетъ про себя счастливая мать маленькой дѣвочки въ шелковомъ платьѣ выложенномъ кружевами.
И въ Англіи наряжаютъ дѣтей съ непозволительной роскошью, но рѣдко и то по воскресеньямъ. Дѣти, которые воспитываются въ деревнѣ, какъ дѣти мистрисъ Уарингтонъ, никогда не просятся никуда въ продолженіи недѣли. Они пользуются полной свободой играть въ саду на солнцѣ; дѣвочки въ короткихъ простенькихъ платьяхъ, мальчики въ легкихъ шерстяныхъ блузахъ. Англичане тщательно избѣгаютъ всякаго вмѣшательства въ игры дѣтей. У насъ манія управлять всѣмъ такъ сильна, что мы хотимъ управлять и распоряжаться даже играми дѣтей.
Помнишь ли когда мы были съ тобой въ салонѣ г-жи С. и когда наслѣдникъ этой фамиліи, малютка лѣтъ пяти или четырехъ вошелъ въ комнату съ самымъ недовольнымъ видомъ и, подойдя къ матери, спросилъ: «мамаша, что мнѣ дѣлать чтобы мнѣ было весело?» Я и до сихъ поръ помню, какъ ты удивился и шутилъ надъ этимъ ребенкомъ, уже скучавшимъ своей маленькой жизнью. У бѣднаго малютки была гувернантка, которой платили очень дорого, и его немедля отправили къ ней, такъ какъ ея прямая обязанность была забавлять его, но по всему видно было, что она очень скучала этой обязанностью.
Въ нѣкоторыхъ англійскихъ семьяхъ, тоже держатъ гувернантокъ, но сколько я могла судить, онѣ управляютъ своимъ маленькимъ міромъ, такъ же какъ англійская королева своимъ народомъ. Я хочу сказать что вліяніе ихъ равняется нулю, по крайней мѣрѣ надъ забавами дѣтей. Англичане уважаютъ свободу дѣтскихъ игръ на основаніи слѣдующихъ вполнѣ разумныхъ соображеній. Взрослые, говорятъ они, вмѣшиваясь въ игры дѣтей, всегда навязываютъ имъ свои вкусы и желанія, вмѣсто того, чтобы соображаться съ возрастомъ и потребностями дѣтей. Такимъ образомъ ребенка лишаютъ голоса, въ такомъ вопросѣ, рѣшать который составляетъ его не отъемлемое право, тѣмъ болѣе, что права его и безъ того очень ограничены. Другой болѣе важный доводъ, который приводятъ англичане противъ вмѣшательства взрослыхъ — тотъ, что это вмѣшательство подавляетъ въ ребенкѣ всякую иниціативу. Вмѣсто его собственныхъ побужденій, ему навязывются чужія; плохое средство для развитія его самостоятельности. Живой здоровый ребенокъ всегда найдетъ средства забавлять себя и этимъ онъ пріучается не зависѣть отъ другихъ для своего развлеченія. Привычка съ тому, чтобы другіе занимали ихъ, создали старинныхъ, вѣчно скучавшихъ королей, которымъ нуженъ былъ цѣлый дворъ потѣшниковъ и шутовъ, чтобы забавлять ихъ.
Для тѣхъ кто привыкъ къ нашимъ французскимъ обычаямъ и въ первый разъ бываетъ въ Англіи, семейная жизнь англичанъ поражаетъ съ перваго взгляда сдержанностью и холодностью. Англійскія малютки, которыхъ несравненно менѣе ласкаютъ и захваливаютъ чѣмъ вашихъ, тоже несравненно менѣе привѣтливы и разговорчивы съ посторонними. Эта наружная холодность есть ли свойство народнаго характера, или только слѣдствіе разсчитанной системы воспитанія? Англичанка, которая дала мнѣ всѣ нужныя свѣдѣнія о воспитаніи дѣтей, говоритъ что англичане избѣгаютъ лишней угодливости и ласокъ въ отношеніи дѣтей для того, чтобы не пріучить ихъ къ лишнимъ и пустымъ требованіямъ. У насъ обращаются съ ребенкомъ какъ съ женщиной; и того и другую учатъ не столько любить, сколько заставлять другихъ любить себя. Это обращеніе дѣлаетъ изъ женщинъ эгоистокъ, изъ дѣтей — баловней. Любовь вызываетъ любовь; но ласки и лесть развиваютъ только эгоизмъ и тщеславіе. Ребенокъ за которымъ ухаживаютъ, начинаетъ воображать, что все въ мірѣ существуетъ для него, а онъ никому ничѣмъ не обязанъ.
Посылаю тебѣ на удачу свои замѣтки, потому, что онѣ пригодятся тебѣ для твоихъ занятій,
P. S. Какъ мы назовемъ нашего ребенка.
XI.
[править]Ты права, моя милая: образъ нашего воспитанія нелѣпъ и смѣшонъ. Но онъ вполнѣ согласуется съ нашими нравами и нашими политическими учрежденіями. Надо крѣпко сдавливать пеленками существо, которое впослѣдствіи будутъ связывать всевозможныя постановленія и приказы. У насъ еще нѣтъ недостатка помочей для всѣхъ возрастовъ. Вѣроятно безъ нихъ мы были бы не въ состояніи ходить; и насъ учатъ ходить по прямой дорогѣ, туда, куда насъ ведутъ. Мудрая предусмотрительность отняла у насъ съ перваго шага нашего всякую увѣренность въ себѣ и пріучила насъ зависѣть во всемъ отъ системы покровительства и опеки. Молодежь наша ростетъ, учится, развивается подъ постоянной неусыпной опекой и приготовляется жить подъ не менѣе неусыпной опекой полиціи. Превосходная система! Всѣ части ея заковываются одна въ другую, какъ звенья цѣпи. Заковываются это настоящее слово.
Послѣ того что ты мнѣ писала о воспитаніи, которое англичане даютъ дѣтямъ — мнѣ понятна Англія. Она обязана своими свободными учрежденіями искуству воспитывать свободныхъ людей. Мы французы надѣемся слишкомъ много на обстоятельства и слишкомъ мало на свои силы. Сказать ли тебѣ? Мы не французы, мы евреи, потому что мы постоянно ждемъ Мессію въ формѣ спасающаго правительства,
Я не отрицаю важность измѣненія формы государственной жизни, я не былъ бы тамъ, гдѣ я теперь, если бы былъ индиферентомъ въ политикѣ. Но чѣмъ болѣе я думаю объ этомъ предметѣ, тѣмъ болѣе прихожу къ убѣжденію, что царство свободы въ насъ самомъ и что надо его крѣпко основать въ умахъ отдѣльныхъ личностей, если мы хотимъ основать его въ цѣломъ народѣ.
Ты спрашиваешь меня какое дать имя нашему ребенку? Если это мальчикъ, назови его Эмилемъ въ память книги, которой ты такъ восхищалась, когда мы съ тобой читали ее по вечерамъ.
Съ нѣкотораго времени между нашими умниками вошло въ моду съ пренебреженіемъ относиться къ Ж. Ж. Руссо. Пожалѣемъ тѣхъ, которые бросаютъ камни на могилу великаго писателя. Въ то время когда другіе мыслители его вѣка, обращались къ мущинамъ, чтобы преобразовать общество, онъ обратился къ матерямъ и дѣтямъ Это било вдохновеніе генія. Но если мы исключимъ краснорѣчивыя страницы, горячихъ упрековъ возмущенной совѣсти честнаго гражданина, восторженныхъ похвалъ добродѣтели и диѳирамбы деиста при рядѣ красотъ природы, что останется намъ въ Эмилѣ? Вся система воспитанія автора сводится на это: слѣдовать указаніямъ природы и говорить разуму ребенка. Но природа, если мы будемъ рабски слѣдовать ей, сдѣлаетъ изъ ребенка дикаря. Дикарь былъ идеаломъ философа, правда идеальный дикарь, потому что отвергая ученіе откровенія, Жанъ-Жакъ вѣрилъ по своему въ совершенство человѣческой природы. Что касается разума, то можно написать много прекрасныхъ вещей въ честь его и я нисколько не удивляюсь, что въ XVIII вѣкѣ ему воздвигли алтари. Но изо всѣхъ человѣческихъ способностей, разумъ всего менѣе развитъ въ первомъ періодѣ дѣтства; какъ же можно разсчитывать на эту еще дремлющую силу, чтобы внушить ребенку идею добра?
Знаешь ли чѣмъ всего болѣе послужилъ Руссо дѣлу воспитанія? Подготовивъ французскую революцію.
У какъ слишкомъ мало цѣнятъ перемѣны, которыя произвела эта великая эпоха въ бытѣ семьи. Она незамѣтно для всѣхъ, но значительно смягчила родительскую власть. Историки вообще очень мало замѣчаютъ прогрессъ нравовъ и семейнаго быта. Люди 89 и 92 почти не сознавали измѣненія, которыя внесла общественная реформа въ семью. Никто не замѣчаетъ то, что дѣлается всѣми. Чтобы прослѣдить это измѣненія, надо обратиться къ мемуарамъ конца XVII и начала ХVIII столѣтія. Въ нихъ мы увидимъ до чего чопорны и сухи были скованныя аристократическими церемоніями, отношенія мужа и жены, матери и дѣтей. Я говорю только о нашихъ дворянскихъ семьяхъ; жизнь другихъ неизвѣстна намъ, но вѣроятно онѣ болѣе или менѣе слѣдовали примѣру аристократіи и двора. Семья управлялась заповѣдью: «Чти отца твоего и мать твою» и строго держались ея буквы. Моисей не прибавилъ что ихъ надо любить.
Жена называла своего мужа monsieur, онъ ее звалъ madame. Привычка звать другъ друга по имени, которая придаетъ столько прелести семейнымъ отношеніямъ была неизвѣстна, по крайней мѣрѣ въ присутствіи постороннихъ. Революція ввела въ семью обычай говорить ты. Она уничтожила различіе между старшимъ и младшими дѣтьми и подрѣзала въ корнѣ соціальное неравенство. Она подняла достоинство женщины и упрочила союзъ истиннаго брака. Домашній очагъ силою обстоятельствъ сдѣлался эхомъ форума. Отношенія мужа и жены сдѣлались болѣе свободны и человѣчны. Съ другой стороны до 89 года ребенокъ принадлежалъ болѣе церкви чѣмъ семьѣ. Домашняя жизнь походила своей холодной обрядностью на монастырскую, среди которой большею частью воспитывалась мать. Неужели до революціи родители не любили своихъ дѣтей? Я не говорю этого; но революція освободивъ человѣка освободила и его привязанности. Причиной всѣхъ великихъ переворотовъ земли былъ огонь; причиной всѣхъ великихъ переворотовъ человѣчества бываетъ любовь.
Такъ было и всегда. Начиная съ Индіи, гдѣ ребенокъ только отпрыскъ дерева кастъ, съ Рима, гдѣ отецъ имѣлъ право надъ жизнью и смертью ребенка, до современныхъ обществъ, гдѣ ребенокъ почти личность, семья во всѣхъ своихъ измѣненіяхъ слѣдовала за прогрессомъ свободы. Вслѣдъ за преобразованіемъ государства преобразовалась и идея родительской власти.
Единственныя революціи, которыя остались жить въ исторіи и принесли прочныя результаты были тѣ, которыя захватили въ свои руки воспитаніе. Реформація оттого такъ прочно утвердилась въ Англіи, Германіи, Швейцаріи, Голландіи что въ этихъ странахъ протестантизмъ. учреждалъ школы и завѣдуетъ ними до сихъ поръ. Французская революція не успѣла заняться школами. Она наскоро, среди общественныхъ бурь, набросала превосходный планъ народнаго образованія; но вихрь, событій не позволилъ ей привесть его въ исполненіе.
Энтузіазмъ великихъ идей свободы успѣлъ уже значительно охладѣть, когда приступили къ основанію настоящей системы народнаго воспитанія. Идеи диктаторства сильной личной власти, деспотизма носились въ воздухѣ. Власть сдѣлалась школьнымъ учителемъ, какъ была уже первосвященникомъ, главнымъ милостынераздавателемъ главнымъ законодателемъ, главнымъ военачальникомъ, словомъ главнымъ во всемъ. Отъ этого бога, вышедшаго изъ мертваго механизма потребовали чтобы онъ просвѣщалъ народъ, фабриковалъ ученыхъ и полу-ученыхъ. Первоначальное образованіе, образованіе среднихъ училищъ и образованіе на всѣхъ его ступеняхъ было заковано регламентаціей. Я не думаю осуждать государство за основаніе школъ, но я плохо вѣрю въ его способность воспитывать свободныхъ людей. Это не его дѣло. Въ обществѣ, какъ и въ организмѣ, каждый органъ: имѣетъ свою функцію, которую невозможно мѣнять по произволу.
Мы постоянно слышимъ, что невѣжество одно изъ главныхъ препятствій для развитія свободы, и я вѣрю этому. Но при этомъ обыкновенно прибавляютъ: "Пусть правительство декретируетъ намъ даровое и обязательное обученіе и все пойдетъ хорошо. Такъ ли? Тѣмъ, которые считаютъ механизмъ обученія приведенный въ движеніе рукою власти отличнымъ средствомъ для развитія и цивилизаціи народа, не мѣшало бы припомнить примѣръ Китая. Тамъ почти каждый подданный умѣетъ читать и писать. Школъ, экзаменовъ, лицеевъ не перечесть; книгопечатаніе, самое революціонное изо всѣхъ искуствъ было изобрѣтено китайцами за пятьсотъ лѣтъ до изобрѣтенія его въ Европѣ; и какія же мы видимъ послѣдствія? Обученіе, которое даетъ власть щедрой рукой, книги разрѣшенныя ею только заковали жизнь народа въ неподвижныя формы.
Тоже самое будетъ со всѣми народами, гдѣ власть возьметъ на себя всю заботу приготовлять гражданъ для государства. Я могу назвать тебѣ не одинъ народъ въ Европѣ, который не далеко ушелъ въ этомъ отношеніи отъ отечества мандариновъ. Вслѣдствіе вмѣшательства гражданской и духовной власти воспитаніе съ каждымъ днемъ все болѣе и болѣе прививаетъ народу притупляющее пассивное повиновеніе. Педагогъ въ такомъ случаѣ оборотная старика тирана, и я не удивляюсь ни мало что изгнанный съ трона Діонисій сдѣлался школьнымъ учителемъ.
Ошибочно думаютъ, что абсолютныя правительства ради собственныхъ выгодъ враги народнаго образованія. Чего имъ бояться распространенія въ массѣ извѣстныхъ познаній, которыя они могутъ опредѣлять и урѣзывать по произволу. Какъ будто не они держатъ въ рукахъ своихъ всѣ нити системы, какъ будто не они утверждаютъ методы преподаванія, выбирая нарочно тѣ, которыя всего болѣе могутъ утвердить въ умахъ принципъ власти. Добровольное порабощеніе — вотъ паденіе, котораго я всего болѣе опасаюсь для народа. Цѣпи сковывающія члены раба могутъ упасть при первомъ потрясеніи (мы видали примѣры въ исторіи); но ливрея крѣпко держится на спинахъ лакеевъ. Народъ погибъ, когда его выучили подчиняться произволу изъ выгодъ, изъ честолюбія или изъ убѣжденія.
Система воспитанія основанная на авторитетѣ власти держится исключительно подавленіемъ личности. Слова учителя законъ. Отъ воспитанниковъ не требуется ни самостоятельной работы мысли, ни самостоятельности поступковъ; они должны дѣлать то что имъ приказываютъ. Дѣтство это мягкая глина, изъ которой лѣпятъ безпрекословныхъ слугъ правительству. До другаго дѣда нѣтъ. Тѣмъ лучше, если при такой системѣ школа дѣлается разсадникомъ посредственностей. Народъ превращенный въ стадо барановъ удобнѣе гнать.
У насъ во главѣ образованія націи стоятъ нѣсколько либеральныхъ и просвѣщенныхъ людей. Университетъ нашъ имѣетъ ту неоцѣненную заслугу въ глазахъ мыслителей, что онъ обновился французской революціей, и не можетъ, чтобы онъ ни дѣлалъ, отречься отъ своего происхожденія. Университетъ нашъ единственный оплотъ отъ доктрины к захватовъ клерикаловъ. Великіе и свободные умы выходятъ ежегодно изъ факультетовъ университета и нашихъ коллегій. Правительство можетъ предписать законы преподаванія, но оно не можетъ уничтожить вліяніе философіи, идей 89 года и другихъ вліяній, которыя на зло всѣмъ регламентаціямъ дѣйствуютъ на впечатлительные умы молодежи. Система педагогіи, основанная на нашихъ нравахъ, обычаяхъ и предразсудкахъ только задерживаетъ напрасно то, что она не въ силахъ будетъ отвратить.
Домашнее воспитаніе у насъ ведется еще хуже чѣмъ общественное. Едва успѣетъ новорожденный войти въ жизнь какъ мы спѣшимъ уже согнуть его по требованію нашей рутины. Его начинаютъ учить и сообщаютъ познанія въ эмпирическомъ порядкѣ; кто потрудился распредѣлить этотъ порядокъ сообразно съ свойствами его природы? Болѣе полувѣка прошло съ тѣхъ поръ какъ мы приняли новые методы въ естественныхъ наукахъ, въ политической экономіи, въ исторіи, философіи, литературѣ, критикѣ, во всемъ исключая воспитанія дѣтей. Тогда какъ слѣдовало начать съ него.
Прежде всего я хочу, чтобы даже въ ребенкѣ уважали человѣческую личность.
Когда мнѣ приходилось слушать рѣчи моралистовъ и государственныхъ людей противъ коммунизма, этой нелѣпой, возмутительной, безбожной доктрины, я всегда съ удивленіемъ замѣчалъ, входя въ наши школы и лицеи, слѣды того же коммунизма. Однообразіе громадныхъ достроекъ, однообразіе методы, дисциплины, все разчитано на то чтобы загонять и тѣло и умъ въ казармы. Египтяне, какъ говоритъ преданіе, изобрѣли печи для высиживанія цыплятъ, мы изобрѣли такія же печи для воспитанниковъ. Способности, которыя всего болѣе развиваются отъ этой искуственной теплоты — память и подражательность — далеко не высшія способности ума. Въ этихъ школахъ повидимому задались цѣлью обезличить человѣка и сдѣлать его похожаго на всѣхъ какъ стертыя монеты. И еще находятся люди, которые утверждаютъ, что это неизбѣжное слѣдствіе нашихъ демократическихъ тенденцій. Какимъ нелѣпымъ силлогизмомъ приравниваютъ однообразіе познаній, талантовъ, умовъ къ равенству правъ всѣхъ гражданъ? Граждане Соединенныхъ Штатовъ, которые гораздо дальше насъ ушли на пути демократіи, въ тоже время довели до высшей степени энергическое развитіе личности — этотъ корень свободы.
Каждый молодой человѣкъ будетъ въ состояніи если захочетъ выучиться самъ тому, чему его плохо выучили или вовсе не выучили въ школѣ и коллегіи; мы всѣ это дѣлали по окончаніи курса. Но кто изъ нихъ будетъ въ состояніи порвать цѣпь привычекъ, въ которыя его заковали съ первыхъ лѣтъ жизни? Какимъ образомъ сдѣлается онъ способнымъ управлять собой, по выходѣ изъ школы, когда постоянно каждый поступокъ его былъ до этого времени подъ строжайшимъ контролемъ. Къ чему говорить о свободной волѣ, когда юношу пріучили видѣть совѣсть не въ собственномъ сознаніи, а въ рукахъ начальства. Вотъ чего я всего болѣе боюсь для нашей молодежи. Пускай разсказываютъ намъ о примѣрахъ знаменитыхъ людей, дѣтство которыхъ было подчинено той же системѣ надзора и принужденія, и которые несмотря на то сдѣлались тѣмъ чѣмъ были; Вольтеръ былъ воспитанъ іезуитами и наши титаны 89 года вышли изъ рукъ духовенства. Эти примѣры не доказываютъ ничего, и тѣ которыя приводятъ ихъ забываютъ постоянно, что говорятъ объ исключительныхъ личностяхъ. Я же имѣю въ виду не исключенія, но массы, и спрашиваю какое вліяніе должны имѣть эти системы на обыкновенные характеры и способности. Повѣрь мнѣ далеко не у каждаго хватитъ силы отстоять свои независимость и самостоятельность, когда онъ былъ годами пріученъ подчиняться чужой волѣ.
Ты часто встрѣчала въ свѣтѣ молодыхъ людей, которые считаются образованными по его понятіямъ; скажи мнѣ многіе ли изъ нихъ отличались независимостью и смѣлостью ума. Развѣ всѣ они не возставали съ иронической усмѣшкой, противъ нововведеній и перемѣнъ, которыя положили бы конецъ ихъ честолюбивымъ разсчетамъ и видамъ. Они равнодушно вѣрятъ всему, что освящено временамъ и подтвержденіемъ большинства, потому что имъ все равно, вѣрить или не вѣрить. Что имъ за дѣло до истины, или лжи, до справедливости или неправды, лишь бы имъ удалось достигнуть своихъ цѣлей. Вполнѣ довольные своей посредственностью, которую они прикрываютъ самоувѣреннымъ видомъ, они издѣваются надъ побѣжденными, надъ самоотверженіемъ, надъ совѣстью вѣрной себѣ. Легковѣсные, съ дешевенькимъ остроуміемъ, тщеславные и изворотливые, они какъ нельзя лучше умѣютъ примѣняться къ существующему порядку. Съ скуднымъ запасомъ поверхностныхъ возваній, они кажутся людьми всезнающими. Общество для нихъ обширное поприще, на которомъ они стараются наперерывъ добиться перваго приза, или по крайней мѣрѣ похвальнаго листа. На этой сценѣ личное достоинство играетъ одну изъ послѣднихъ ролей. Произволъ раздаетъ награды, интрига удостоивается ихъ. Нечего удивляться тому рвенію, съ какимъ ваша образованная молодежь переходитъ изъ школьной дисциплины подъ опеку правительства.
Если ты захочешь исполнить мое желаніе, мы не воспитаемъ нашего ребенка по жалкой рутинѣ называемой воспитаніемъ. Можетъ быть мы сдѣлаемъ лучше чѣмъ другіе, можетъ быть хуже. Но во всякомъ случаѣ мы поступимъ по совѣсти.
XII.
[править]Я много думала о твоемъ письмѣ, милый Эразмъ, и мнѣ пришла счастливая мысль; но прежде я разскажу тебѣ какъ она пришла.
Докторъ Уарингтонъ пробылъ два дня въ своей семьѣ и предписалъ мнѣ діэту особаго рода. Впрочемъ эта діэта очень обыкновенна для всѣхъ англичанокъ, когда они находятся въ такъ называемомъ интересномъ положеніи, онъ совѣтовалъ мнѣ дѣлать поболѣе движенія, гулять. «Воздерживайтесь, сказалъ онъ, отъ раздражающаго вреднаго чтенія, отъ романовъ съ неестественными и сильными страстями. Греки были мудрѣе насъ. Они окружали своихъ женщинъ во время беременности статуями и картинами великихъ художниковъ. Я, разумѣется, не стану утверждать, что гречанки вслѣдствіе этой мѣры рождали красивыхъ дѣтей. Но я не вижу причины почему произведенія искуства, производя въ хорошо организованныхъ натурахъ пріятное впечатлѣніе, не могутъ этимъ самымъ способствовать поддержанію здоровья. Многія изъ нашихъ леди предаются въ періодъ беременности, какой то мечтательной праздности. Умъ ихъ не занятый ничѣмъ дѣльнымъ, гоняется за призраками и фантазіями. Вы любите природу, гуляйте чтобы любоваться красивой мѣстностью; создайте себѣ постоянныя занятія и для рукъ и для ума».
Я нашла его совѣты очень дѣльными, и на другой же день отправилась гулять, распорядившись дома по хозяйству. Вмѣсто того, чтобы идти какъ всегда вдоль залива до горы Сенъ-Мишель, я пошла въ глубь долей. Мѣстность была богатая и хорошо обработана. Ты помнишь эти весеннія утра, когда кажется въ воздухѣ носится животворная оплодотворяющая сила. Съ кустарниковъ, съ полей молодой ржи, съ узкихъ дорожекъ обсаженныхъ живой изгородью, неслись теплыя и укрѣпляющія испаренія, отъ которыхъ горѣло мое лицо: казалось земля носила въ себѣ весну. Я думала о тебѣ, о томъ что я скоро буду матерью, если никакой несчастный случай не разрушитъ наши надежды. Я вспомнила слова твоего послѣдняго письма: «Я тебѣ ввѣряю его»! Развѣ я не могу быть воспитательницей моего ребенка подумала я. Въ Соединенныхъ Штатахъ воспитаніе дѣтей обоего пола въ рукахъ женщины и находятъ даже, что она гораздо лучше исполняетъ эту трудную обязанность чѣмъ мужчина. Я постараюсь слѣдовать примѣру американокъ, къ тому же мужъ мой хочетъ этого. На основаніи соображеніи, которыя я вполнѣ понимаю, онъ врагъ школъ и прочихъ воспитательныхъ заведеній; я должна быть въ состояніи занять его мѣсто, по крайней мѣрѣ на время при нашемъ будущемъ ученикѣ. Это будетъ мой долгъ и моя гордость, и я исполню его, клянусь въ томъ могучей творческой силой природы, которая своимъ примѣромъ зоветъ меня на дѣло, на развитіе всѣхъ моихъ силъ!
Ты не будешь смѣяться надъ моими планами. Я хорошо знаю все, чего не достаетъ мнѣ, чтобы исполнить эту трудную и многосложную обязанность. Я не могу жаловаться чтобы мое первоначальное воспитаніе было хуже другихъ, а между тѣмъ сколько пробѣловъ въ моихъ познаніяхъ; но кто же можетъ помѣшать мнѣ учиться. Я еще молода и въ состояніи учиться. Пока нашъ ребенокъ будетъ рости, я буду образовывать себя чтобы быть въ состояніи учить его. Я не буду считать себя матерью вполнѣ, если не передамъ ему свои идеи и убѣжденія.
Мы будемъ вмѣстѣ работать. Ты будешь давать совѣты, соображаясь съ ними я буду дѣйствовать. Я обѣщала тебѣ быть твердой; я хочу, я буду. Физическое упражненіе и ученье дадутъ мнѣ здоровье тѣла и ума, которые необходимы чтобы исполнить мою обязанность. Боже меня сохрани, отъ желанія казаться лучшей, нежели какова я на самомъ дѣлѣ. Я не святая и не отшельница; было время что свѣтъ съ его шумными удовольствіми былъ для меня полонъ прелести; и это время еще не очень далеко, мнѣ не болѣе двадцати трехъ лѣтъ. Я вовсе не по собственному влеченію отказалась отъ театровъ, концертовъ, общества умныхъ людей, въ которомъ я съ такой гордостью бывала вмѣстѣ съ тобой. Нужны были обстоятельства, бросившія мрачную тѣнь на мою жизнь, чтобы заставить меня отказаться отъ всего этого. Не думай, что я жалѣю о прошедшемъ; если бы я могла снова выбирать, я выбрала бы снова тебя. Наша разлука усилила мою любовь; но я тоскую… Есть нравственная гигіена для страданій. Душа успокоивается возвышаясь. Надежда воспитывать нашаго ребенка, для твоихъ принциповъ подниметъ меня нравственно и успокоитъ тревожныя мысли и тоску разлуки. Я отдаю свою жизнь этой дѣли.
Покамѣстъ я занималась хозяйствомъ, Купидонъ забралъ себѣ въ голову сдѣлаться фермеромъ. Онъ завелъ въ нашемъ птичьемъ дворѣ куръ, утокъ, козу и другихъ животныхъ. Весь этотъ маленькій міръ очень занимаетъ меня. У насъ есть старая голубятня, которую онъ снова населилъ голубями. Я воображала, что имѣю понятіе о животныхъ, потому что прочла нѣсколько сочиненій объ естественной исторіи. Какъ я ошибалась. Я замѣчаю каждый день, новые чудеса въ этомъ мірѣ, о которыхъ ученые не говорили ничего. Жоржіа вмѣстѣ со мной кормитъ нашихъ птицъ зерномъ; онѣ, кажется понимаютъ, что мы ихъ любимъ, потому что съ радостью летятъ и бѣгутъ на встрѣчу намъ.
Продолжаю, мой милый Эразмъ, записывать для тебя все что дѣлаю, вижу и слышу.
Нѣсколько недѣль сряду, я встрѣчаю у твоего пріятеля доктора одного друга дома, шотландца, высокаго, сухаго старика. Онъ выѣхалъ по причинамъ мнѣ неизвѣстнымъ, изъ своего отечества, и такъ какъ онъ не можетъ жить безъ моря, скалъ и песковъ, то онъ на время остановился въ Корнваллисѣ. Большая часть французовъ стали бы смѣяться надъ его чопорными манерами. Онъ кашляетъ методически встаетъ со стула какъ будто отъ толчка пружины, при входѣ дамы, и приноситъ въ салонъ свою физіономію, также жестко накрахмаленную какъ бантъ его галстуха. Меня ни мало не удивляетъ уваженіе, съ которымъ его встрѣчаютъ; онъ много путешествовалъ, говоритъ очень хорошо по французски, и какъ кажется очень ученый человѣкъ, его зовутъ серъ Джонъ Сентъ-Андрюзъ. Онъ много занимался вопросомъ воспитанія, осматривалъ школы въ Англія, Шотландіи я на континентѣ. Его разговоръ полонъ живаго интереса и такъ какъ воспитаніе, которое онъ основательно изучилъ, составляетъ предметъ твоихъ занятій, то я его слушаю за двоихъ.
Въ Великобританіи, говоритъ онъ, обращаютъ большое вниманіе на развитіе физическихъ силъ юношества. Тѣлесныя упражненія развиваютъ сильные здоровые члены, которые могли бы служить уму и волѣ. Отсюда, ведется цѣлая, система игръ, которая далеко не похожа на французскія.
У насъ въ школахъ существуетъ, для развитія физическихъ силъ воспитанниковъ гимнастика; но это искуство далеко не въ милости у воспитанниковъ англійскихъ школъ. Они предпочитаютъ правильнымъ размѣреннымъ пріемамъ, исполняемымъ подъ командой учителя, разныя игры, которыя даютъ здоровое упражненіе ихъ силамъ.
Дѣти и юноши сами выбираютъ и устраиваютъ съ полной свободой своя атлетическія развлеченія. Крикетъ, гольфъ, бѣгъ, борьба, множество другихъ игръ даютъ имъ возможность развить упругость мышцъ, силу членовъ и пріучиться выносить усталость.
Вы не найдете нигдѣ людей такъ приготовляемыхъ къ физическому труду и борьбѣ съ препятствіями какъ въ Англіи. Кто первый взбирается на вершины: высочайшихъ горъ какъ не англичанѣ. Въ Индіи, въ Австраліи, въ Новой-Зеландіи — вездѣ на земномъ шарѣ, гдѣ только есть опасности, которыя стоитъ побороть, вы найдете англичанъ, которые устоятъ и противъ климата, противъ бурь, противъ дикихъ племенъ. Всѣ трудности и опасности побѣждаются спокойной непреклонной волей, на службѣ у которой мускулы изъ стали.
Во всѣхъ учебныхъ заведеніяхъ дисциплина допускается лишь на столько, на сколько нужно для поддержанія необходимаго порядка. Одинъ начальникъ большого училища учредилъ вопреки обыкновенію надзоръ за учениками на мѣстѣ отведенномъ для игръ, но ему вскорѣ пришлось раскаяться въ этой мѣрѣ. Онъ сознался впослѣдствіи, что этотъ надзоръ въ скоромъ времени видимо понизилъ нравственность молодежи.
Ученики англійскихъ школъ и другихъ учебныхъ заведеній вполнѣ свободны во время рекреаціи. Они могутъ уходить изъ училища и гулять въ городѣ или поляхъ. Никто не приставленъ смотрѣть за ними, они идутъ куда хотятъ. Отъ нихъ требуютъ одного: вести себя какъ прилично джентльмену. Это слово трудно перенести, но у англичанъ оно означаетъ идеалъ хорошо воспитаннаго человѣка, итогъ качествъ, которыя пріобрѣтаются скорѣе воспитаніемъ чѣмъ происхожденіемъ. Эти преимущества теряются въ общественномъ мнѣніи низкимъ неблагороднымъ поступкомъ. Страхъ унизить себя и потерять уваженіе честныхъ людей имѣетъ несравненно болѣе сильное вліяніе на умы молодежи чѣмъ самый строгій надзоръ. Если вы хотите чтобы вашъ сынъ сдѣлался человѣкомъ, обращайтесь съ нимъ какъ съ человѣкомъ — вотъ правило англичанъ.
Ты бы удивился навѣрно, встрѣтивъ на пароходахъ, желѣзныхъ дорогахъ, въ дилижансахъ множество мальчиковъ, которые путешествуютъ одни во время каникулъ съ вѣдома и разрѣшенія родителей и воспитателей. Они какъ нельзя лучше умѣютъ справляться въ дорогѣ, избѣгать опасностей и прибывать на мѣсто своего назначенія. Это практическая школа, въ которой англійская молодежь учится пробивать себѣ дорогу въ жизни.
Англичане вообще оказываютъ большое довѣріе дѣтямъ. Употребляютъ ли они иногда во зло это довѣріе? Надо очень плохо знать человѣческую природу чтобы утверждать противное и ожидать отъ дѣтей мудрость несвойственную ихъ возрасту. Но англичане находятъ, что сдѣланные вслѣдствіе слабаго присмотра проступки легко исправляются, тогда какъ очень трудно поднять характеръ задавленный недовѣріемъ и опекой.
Эта система воспитанія развиваетъ нравственную силу юношества. Молодые люди, даже мальчишки, бываютъ способны вести дѣла, которыя требуютъ извѣстной зрѣлости ума. Мнѣ приводили въ примѣръ одного изъ первыхъ лондонскихъ негоціантовъ, который четырнадцати лѣтъ ходилъ по улицамъ Сити съ портфелемъ туго набитымъ банковыми билетами и заключалъ отъ имени отца сдѣлки съ многими торговыми домами. Этотъ духъ независимости, самоувѣренности (self reliance) развиваютъ съ первыхъ годовъ дѣтства не въ одной промышленной сферѣ, но и въ мірѣ искуства, литературы и другихъ профессій. Понятно что англичане не могутъ быть ни лучшей ни болѣе развитой расой чѣмъ наша; но привыкшіе съ дѣтства жить своимъ умомъ и отвѣчать за свои поступки, они всегда во всемъ самостоятельны и менѣе похожи на панурговыхъ овецъ чѣмъ мы.
Часы ученья не такъ многочисленны въ англійскихъ школахъ какъ въ нашихъ, и это не только не задерживаетъ учениковъ, но еще болѣе содѣйствуетъ ихъ успѣхамъ. Ребенокъ учится не изъ однихъ книгъ: онъ учится почти столько же отъ окружающей его природы, живописной мѣстности; онъ учится въ разговорахъ съ товарищами и въ урокахъ жизни своей семьи. Нѣтъ никакой необходимости забивать съ утра до вечера въ колодки преподаванія молодой умъ, для того чтобы сдѣлать замѣчательнаго человѣка. Наши сосѣди думаютъ такъ и утверждаютъ что умъ развивается и крѣпчаетъ и въ отдыхѣ т. е. въ перемѣнѣ упражненій.
Это правило подтверждается тѣмъ, что во всѣхъ школахъ, гдѣ въ послѣднее время убавили часы ученія, замѣнивъ ихъ полезными ручными работами, успѣхи удвоились, потому что неутомленное вниманіе и понятливость дѣтей сдѣлались болѣе воспріимчивыми. Преподаваніе пошло живѣе; время не пропадало даромъ. Успѣхи ученика измѣряются не продолжительностью уроковъ, но легкостью съ которою они усвоиваютъ понятія.
Англичане прежде всего имѣютъ въ виду воспитать здоровый умъ. "Плохой разсчетъ, — говорятъ они, — когда, чтобы сдѣлать маленькаго генія изъ ребенка, вы ослабите его нервную и мозговую дѣятельность непосильными упражненіями и изсушите ради безплодныхъ успѣховъ, источники его способностей и талантовъ. Сколько молодыхъ увѣнчанныхъ на экзаменахъ учениковъ продаютъ свой хлѣбъ еще на корнѣ.
Что бы ни говорили профессора, не тотъ или другой методъ преподаванія важенъ, важно самостоятельное развитіе ученика, важно то что онъ дѣлаетъ и учится самъ собой. Одинъ школьный учитель въ Шотландіи бралъ экстерновъ въ свою школу, его такъ какъ увеличеніе его доходовъ зависѣло главнымъ образомъ отъ полныхъ пансіонеровъ, то они были предметомъ его особенной заботливости и онъ проводилъ всѣ вечера, приготовляя съ ними уроки къ слѣдующему дню. Что же выходило изъ этого? Дѣти изъ сосѣднихъ фермъ и коттэджей, не имѣвшіе никакого репетитора, и приготовлявшіе свои уроки на свободѣ у себя дома, оказались гораздо развитѣе полныхъ пансіонеровъ, которыхъ такъ усердно дрессировалъ педагогъ; къ величайшему удивленію его, они знали уроки гораздо лучше его пансіонеровъ. Педагогъ былъ умный человѣкъ, сталъ добираться до причины своего неуспѣха и вскорѣ нашелъ ее. Дѣло объяснялось какъ нельзя проще. Пансіонеры; привыкшіе полагаться на помощь учителя, который, такъ сказать, снималъ съ нихъ весь трудъ ученья своими объясненіями, оставляя имъ одну механическую работу памяти; тогда какъ дѣти фермъ и коттеджей были принуждены сами добираться до многаго въ своихъ урокахъ, ихъ умъ работалъ и укрѣплялся въ этой работѣ. Отсутствіе учительской опеки въ вечерніе уроки были для нихъ большой выгодой, и нѣтъ ничего удивительнаго, если они были постоянно первыми въ классѣ. Учитель воспользовался урокомъ, который ему дала жизнь. Съ этого времени онъ оставилъ и пансіонеровъ приготовлять уроки безъ надзора, давъ имъ необходимыя пособія — грамматику и словари, и результатъ былъ самый плодотворный, пансіонеры вскорѣ сравнялись съ экстернами. И въ дѣлѣ воспитанія какъ въ дѣлахъ общественныхъ, наши сосѣди ожидаютъ гораздо большаго отъ личныхъ усилій чѣмъ отъ помощи другихъ. Ихъ девизъ воспитанія: «Помогай себѣ самъ, учитель поможетъ тебѣ».
Шотландцы еще болѣе англичанъ занимались въ послѣднее время воспитаніемъ дѣтей. Въ Эдинбургѣ существуютъ первоначальныя школы, въ которыхъ учитель не ограничивается обученіемъ дѣтей, но старается развить ихъ характеръ. Въ этихъ школахъ дѣтскіе недостатки, эгоизмъ, лживость, несправедливость, жестокость къ животнымъ исправляются не проповѣдями и нравоученіями, но призывомъ къ совѣсти и чувству справедливости и человѣческаго достоинства въ дѣтяхъ. Въ большей части дѣтскихъ проступковъ, дѣти судятъ другъ друга и произносятъ приговоръ надъ собственными проступками.
Я могла бы привести тебѣ много случаевъ, для подтвержденія моихъ словъ; но и одного достаточно для того чтобы дать тебѣ понятіе объ этой методѣ исправленія.
Два мальчика, два брата лѣтъ четырехъ и пяти, опоздали разъ въ школу цѣлою четвертью часа. Учитель сказалъ, что они должны сознаться въ причинѣ, которая заставила ихъ прогулять начало урока и что если эта причина окажется уважительной, то они могутъ занять свои мѣста на скамьѣ, не подвергаясь наказанію. Но кто долженъ былъ рѣшить уважительна ли причина или нѣтъ? Товарищи ихъ, такіе же, школьники, которые составляли судъ. Оба маленькіе обвиненные разсказали одинъ за другимъ, что они встрѣтили на дорогѣ большую гусеницу; они никогда такой не видали. Ты можешь судить объ ихъ удивленіи. Насѣкомое принимало тысячи необыкновенныхъ формъ, то приподнималось на хвостѣ, то растягивалось по землѣ, то извивалось въ крутые изгибы. Пока маленькіе любопытные любовались имъ, насѣкомое доползло до ближняго кустарника и скрылась. «Зачѣмъ же — спросилъ строгимъ голосомъ учитель — вы не раздавили гусеницу?» Дѣти выпучили на него глаза въ изумленіи. «Вы имѣли полную возможность убить ее, потому что она отвлекала ваше вниманіе и задерживала васъ отъ урока?» «Мы, конечно, могли это сдѣлать, отвѣчалъ старшій изъ братьевъ, но это было дурно и жестоко». При этихъ словахъ оба малютки были оправданы единодушнымъ приговоромъ дѣтей.
Ребенокъ судится своими равными — вотъ тебѣ зародышъ учрежденія суда присяжныхъ, которое справедливо считается главнымъ оплотомъ свободы Англіи и Шотландіи. Намъ можетъ показаться что англичане начинаютъ слишкомъ издалека, но они находятъ что нужно какъ можно, ранѣе развивать въ человѣкѣ сознаніе нравственной отвѣтственности. Англичане думаютъ что сохраненіе извѣстной формы управленія зависитъ отъ того на сколько всѣ члены общества приготовлены поддерживать ее, «что лучшей гарантіей правъ гражданъ бываютъ привычки пріобрѣтенныя съ первыхъ годовъ дѣтства». Я не стану совѣтовать ввести нашъ образъ воспитанія въ другія страны, говорилъ мнѣ шотландецъ, если онѣ въ тоже время не станутъ вводить и наши свободныя учрежденія. Намъ нужны независимые характеры, которые гармонировали бы съ духомъ нашихъ учрежденій и были способны поддерживать ихъ съ энергіей. Но тотъ же образъ воспитанія далъ бы въ другихъ странахъ подданныхъ, которыми невозможно было бы управлять.
Каждая медаль имѣетъ свою оборотную сторону; я начинаю убѣждаться въ этой истинѣ.
Мои собственныя наблюденія подтверждаютъ во многихъ отношеніяхъ то, что я слышала отъ сера Джона С. Андрюза; но присмотрѣвшись внимательнѣе къ англійской жизни, я должна сдѣлать нѣкоторыя оговорки. Я постоянно встрѣчаю у мистрисъ Уарингтонъ нѣсколько матерей съ большимъ семействомъ и замѣтила до какой степени къ дѣтямъ прививаются предразсудки общества, среда котораго они живутъ. Какъ ни мало успѣли прожить эти малютки, но они какъ нельзя лучше понимаютъ различіе между мущиной и джентльменомъ, женщиной и лэди. Они съ перваго взгляда умѣютъ отличать тѣхъ, которые рождены на то чтобы имъ служить отъ тѣхъ, кому они обязаны оказывать вниманіе и уваженіе. Они очень усердно стараются вести себя какъ взрослые; но только въ отношеніи соблюденія приличій свѣта. Я увѣрена что этотъ маленькій міръ показался бы тебѣ довольно чопорнымъ. Что за сдержанность съ посторонними, что за ребяческая торжественность.
Дѣло въ томъ, что англичане — этотъ свободный народъ, который вполнѣ достоинъ своей свободы — рабы общественнаго мнѣнія. Кажется Паскаль назвалъ общественное мнѣніе царицей міра? Я не знаю на сколько оно царитъ въ мірѣ, но знаю, что въ одной части его оно имѣетъ несравненно болѣе власти чѣмъ Викторія. Съ самаго ранняго возраста наши сосѣди пріучаются къ добровольному рабству передъ нѣкоторыми общественными условіями и палагаютъ на себя обязанность подчиняться безъ всякаго анализа тому, что уважаетъ большинство образованныхъ людей. Каждый англичанинъ сообразуетъ свое поведеніе и даже свои мнѣнія съ авторитетомъ большинства. Въ салонахъ говорятъ мало и разговоръ не выходитъ изъ рамокъ опредѣленныхъ обычаемъ. Есть цѣлый разрядъ идей, которыя, такъ сказать, окаменѣли въ нравахъ общества, и о которыхъ безмолвнымъ общимъ согласіемъ узаконено никогда не поднимать спора.
Я еще слишкомъ мало знаю англичанъ, чтобы хорошо понять причину этой рѣзкой противуположности; но они въ тоже время вполнѣ свободны въ своихъ поступкахъ и вполнѣ зависимы отъ общества въ своемъ образѣ мыслей. Молодежь пользуется не стѣсненнымъ ничѣмъ правомъ идти куда вздумается, она дѣлаетъ почти все что хочетъ; но она не позволитъ себѣ желать что либо противное семейнымъ преданіямъ и обычаямъ порядочнаго общества. Быть можетъ нуженъ былъ якорь, чтобы сдерживать эти натуры, которыя на всѣхъ парусахъ несутся къ свободѣ, и этотъ якорь нашли въ дисциплинѣ семейныхъ нравовъ, національныхъ обычаевъ и принциповъ религіи.
Я думаю, другъ мой, что мое время приходитъ. Хотя мое здоровье вообще очень хорошо, но я боюсь этого часа испытанія. Одно твое присутствіе можетъ облегчить для меня ожидаемыя страданія. Боже мой! зачѣмъ тебя нѣтъ со мной.
Прощай! Когда я тебѣ буду писать въ другой разъ, мой ненаглядный, я буду уже матерью. Я дрожу отъ радости при этой мысли и рвусь къ тебѣ всѣми силами моего существа.
XIII.
[править]Ночная бабочка, влетѣвшая я не могу понять какимъ образомъ въ мою тюрьму, вотъ уже болѣе четверти часа бьется о стекло окна, чтобы вылетѣть. Свѣтъ, просторъ, жизнь зовутъ ее. Узкое окно затворено и воздушное созданіе не понимаетъ, что прозрачная преграда отдѣляетъ ее отъ всего, что ей нужно для жизни Она прильнула къ стеклу, отлетѣла, снова кинулась къ нему и прильнула.
Преграды, которыя существуютъ въ мірѣ идей, похожи на это стекло. Человѣкъ не можетъ сразу отдать себѣ въ нихъ отчетъ. Бездѣлица, толщина стекла стала на ея пути: но этой бездѣлицы, зовите ее какъ хотите — предразсудкомъ, догматомъ, ложнымъ понятіемъ, софизмомъ, достаточно на то, чтобы остановить умъ на пути къ свободѣ. И нашъ бѣдный умъ напрасно упорно бьется о него и обрываетъ свои крылья.
Я открылъ окно. Лети бѣдное крылатое созданіе. Лети на свѣжій воздухъ, на вольный просторъ, на солнце. Довольно и одного заключеннаго въ этомъ казематѣ.
Я часто наблюдалъ морской берегъ въ промежутокъ двухъ приливовъ. На мокромъ гладкомъ пространствѣ видны тысячи слѣдовъ людскихъ шаговъ, колеи, которыя оставляютъ колеса удаляющихся телегъ и слѣды копытъ лошадей; разные причудливые узоры, выведенные пальцами дѣтей въ мягкомъ пескѣ, имена, начертанныя концомъ палки, тысячи слѣдовъ, тысячи мелочей. Океанъ возвращается и изглаживаетъ все.
Правосудіе народа и время имѣютъ свои приливы.
Пишите, созидайте, составляйте законы, чертите ваши планы на пескѣ — придетъ день, часъ, когда приливъ покроетъ все, унесетъ все. «Я вступаю въ мои владѣнія, говоритъ океанъ. Я вступаю въ свои права, скажетъ народъ»,
Вылъ человѣкъ, который потрясъ цѣлый міръ своими побѣдами. Онъ умеръ и, не смотря на то что онъ былъ свергнутъ съ трона, его похоронили съ великими почестями и выставили на парадномъ катафалкѣ. Муха сѣла къ нему на носъ и руки его, которыя въ былое время держали судьбы великой имперіи, были безсильны, чтобы согнать насѣкомое.
И для того, чтобы придти къ такому концу, попираютъ справедливость, свободу, права народовъ.
Курица хотѣла прикрыть своими крыльями цыплятъ, которые уже оперились. «Намъ не нужны болѣе твои попеченія, кричали цыплята: ты душишь насъ». «Пустяки, отвѣчала курица: вы ничего не понимаете. Очень можетъ быть что я вамъ не нужна болѣе, но вы мнѣ нужны. Во-первыхъ, мнѣ нравится имѣть власть надъ кѣмъ нибудь, это придаетъ столько почета, а во вторыхъ, и ѣмъ вашу долю зерна».
Вотъ образъ власти у народовъ, которые созрѣли на столько, что могутъ управлять собой сами.
Я провелъ страшную ночь.
Бываютъ минуты, что мои мысли принимаютъ образы и встаютъ передо мной, какъ страшные призраки. Неужели я схожу съ ума?
То былъ не сонъ, то было на яву: но это состояніе было страннѣе всякаго сна. И я видѣлъ… ее.
Елена лежала на постели; я прислушивался къ ея тяжкому дыханію; я щупалъ ея лихорадочной пульсъ. Боже мой! Мнѣ показалось, что я слышалъ крикъ!
Она страдаетъ и меня нѣтъ съ нею!
О, въ эти минуты тревоги и неизвѣстности чувствуешь вполнѣ весь ужасъ тюремнаго заключенія. Я хотѣлъ подать женѣ моей примѣръ мужества и въ первый разъ тюрьма побѣдила меня. Голова моя низко сгибается и сердце обливается кровью въ первый разъ отъ безчеловѣчнаго мщенія человѣческихъ законовъ.
XIV.
[править]Увѣдомляю васъ, милостивый государь, что вы отецъ славнаго мальчика, который родился въ три часа утра. Роды были трудны и мучительны. Наканунѣ, вечеромъ, я по нѣкоторымъ признакамъ боялся несчастнаго случая; но природа помогла намъ и сегодня здоровье матери такъ хорошо, какъ только можно желать, Что же касается ребенка, то онъ обѣщаетъ жить долго и принести вамъ и радость и честь.
Пользуюсь этимъ случаемъ, чтобы выразить вамъ все мое уваженіе и сочувствіе. Если вамъ нужны мои услуги, располагайте ими, не щадя меня ни въ какомъ случаѣ. Я буду вамъ благодаренъ, потому что это будетъ доказательствомъ, что вы помните стараго друга. Насъ англичанъ обвиняютъ въ холодности и сдержанности, но мы, быть можетъ, лучше нашей репутаціи. Во всякомъ случаѣ, мы умѣемъ уважать несчастіе.
Преданный вамъ и пр.
XV.
[править]Я должна разсказать тебѣ подробно о своихъ родахъ, или какъ называютъ англичане, о своемъ заключеніи (confinement).
Я пригласила по здѣшнему обыкновенію сидѣлку, мы какъ ее здѣсь называютъ, nurse. Эта женщина очень опытна и свѣдуща въ своемъ дѣлѣ и ты бы удивился, услышавъ, какъ она говоритъ о медицинѣ, хирургіи, уходѣ за дѣтьми и пр. и пр. Кажется въ Англіи есть цѣлое племя этихъ матронъ. Онѣ даютъ совѣты молодымъ матерямъ, исполняютъ предписанія доктора и обладаютъ, если имъ вѣрить, несмѣтнымъ числомъ разныхъ рецептовъ и всевозможные случаи. У нихъ неистощимый запасъ анекдотовъ и, если всѣ ихъ разсказы о числѣ дѣтей, которыхъ онѣ спасли отъ неминуемой смерти, справедливы, то я не удивляюсь болѣе, какъ въ Англіи нашлось столько жителей, чтобы заселить Австралію, новую Зеландію и всѣ колоніи.
Сидѣлка, которая ходитъ за мной, славная женщина; въ ней кажется развитъ инстинктъ матери для всего человѣчества. Она маленькаго роста, изящно сложена, въ съ очень пріятной наружностью; по всему видно, что она знавала лучшіе дни. Оша вдова какого то смотрителя работъ, который былъ засыпанъ землей въ корнвалійскихъ рудникахъ, когда обрушились своды галлерей. У ней было нѣсколько человѣкъ дѣтей, которые разъѣхались давно по сушѣ и морямъ; двое изъ ея сыновей моряки, которые иногда присылаютъ ей ящикъ чаю и нѣсколько золотыхъ. Ей предлагали быть сидѣлкой въ большомъ госпиталѣ; она отказалась, не смотря на выгодныя условія, говоря что лучше желаетъ встрѣчать тѣхъ, кто появляется на свѣтъ, чѣмъ провожать тѣхъ, кто покидаетъ его навсегда.
Докторъ Уарингтонъ, которому она дала знать по его приказанію при первыхъ признакахъ родовъ, пріѣхалъ немедля изъ Лондона еще до первыхъ болей. Въ англичанахъ мнѣ нравится ихъ деликатность, или гордость, назови какъ хочешь; но они никогда не хотятъ подать видъ, что дѣлаютъ одолженіе. Когда я благодарила его за то, что онъ оставилъ свою лондонскую практику для меня, онъ перебилъ меня: «Да я не для васъ пріѣхалъ, я хотѣлъ видѣть жену и дѣтей». По нашимъ французскимъ понятіямъ слова эти были далеко не любезно; я увѣрена что не одна парижанка обидѣлась бы на моемъ мѣстѣ;во я поняла смыслъ, который былъ какъ нельзя болѣе деликатенъ. Не смотря на то, что я была убѣждена въ противномъ, онъ хотѣлъ увѣрить меня, что пріѣхалъ случайно, и что я слѣдовательно ему не обязана ничѣмъ.
Онъ не удовольствовался тѣмъ, что помогъ мнѣ своей наукой какъ докторъ и своимъ искуствомъ, какъ акушеръ, но онъ, какъ другъ, далъ мнѣ совѣты какъ ходить за моимъ новорожденнымъ.
Я говорю матери-новичку, говорилъ онъ: — и потому она приметъ мои совѣты, которые опираются на долголѣтній опытъ. Многіе изъ моихъ собратовъ по наукѣ старались во всѣхъ странахъ обратить вниманіе общества на страшную смертность дѣтей въ первый годъ ихъ жизни. Можно приписать это печальное явленіе многимъ причинамъ, какъ-то: нищетѣ, разврату и безпечности родителей, недостаточной пищѣ; но я убѣжденъ, что главной причиной — невѣжество матерей. Несвоевременное употребленіе разныхъ средствъ, слишкомъ усердныя и безполезныя попеченія, столько же гибельны для новорожденныхъ, какъ и небрежный уходъ. Я не держусь того мнѣнія, что надо предоставлять все природѣ: мы бы поступали противъ ея законовъ, еслибы отреклись, отъ разума, который она намъ дала на то, чтобы исправлять ея недостатки и управлять ее дѣйствіями. Предразсудки, застарѣлые нелѣпые обычай, вотъ враги, противъ которыхъ мы должны вооружиться. Несмотря на указанные недостатки, мнѣ кажется, мы воспитываемъ нашихъ babies не хуже другихъ народовъ, потому что народонаселеніе наше увеличивается съ замѣчательной быстротой. Мы не знаемъ, что дѣлать съ излишкомъ жителей и выселяемъ ихъ тысячами колонизировать дальнія страны. Населеніе увеличивается не по числу рождающихся дѣтей, а на числу дѣтей остающихся въ живыхъ. Я приписываю живучесть нашихъ дѣтей, здоровой англосаксонской крови, привычкѣ къ домашней жизни нашихъ женщинъ и вліянію просвѣщенія и науки. Знаменитые доктора не считали унизительнымъ для себя распространять въ нашемъ народѣ здравыя понятія объ уходѣ за дѣтьми.
Послѣ этихъ словъ, докторъ Уарингтонъ принялся за дѣло и устроилъ мою спальню по своему. Онъ нашелъ, что мы дурно сдѣлали, поставивъ колыбель Эмиля противъ свѣта. «Я видѣлъ, — прибавилъ онъ, что дѣти дѣлались слѣпыми и косыми, оттого, что ихъ клали черезъ нѣсколько дней послѣ рожденія, такъ что сильный свѣтъ падалъ имъ прямо въ глаза». Я не буду повторять тебѣ другіе совѣты, которые были не менѣе полезны, и которые я исполнила буквально. Докторъ Уарингтонъ ухаживалъ за мной гораздо усерднѣе чѣмъ за другими женщинами, какъ за женой друга. Впрочемъ, мнѣ говорили, что англійскіе акушеры не считаютъ свое дѣло оконченнымъ, когда они примутъ ребенка, но всегда даютъ совѣты объ уходѣ за нимъ.
Чѣмъ болѣе я смотрю на Эмиля, тѣмъ болѣе нахожу сходства съ тобой.
Я должна разсказать тебѣ, мой милый Эразмъ, случай, о которомъ много говорили въ нашемъ мѣстечкѣ. Одинъ протестантскій пасторъ, которыя жилъ на югѣ Англіи, пріѣхалъ въ Корнваллисъ и захотѣлъ осмотрѣть одинъ старый замокъ. Ему особенно хотѣлось его видѣть, потому что этотъ замокъ въ давнишнія времена принадлежалъ его предкамъ. Представь себѣ его удивленіе, когда онъ увидѣлъ на старомъ портретѣ себя самаго въ черной одеждѣ и покрытаго латами среднихъ вѣковъ. Другой портретъ поразилъ его еще болѣе, такъ что онъ въ удивленіи отступилъ, назадъ — это былъ портретъ юноши, который, казалось, былъ снятъ съ его сына тринадцати-лѣтняго мальчика, котораго онъ привелъ съ собой.
Что ты думаешь объ этомъ повтореніи типовъ по наслѣдству. Мнѣ даже дѣлается страшно при мысли, что живой человѣкъ узналъ себя и своего сына въ двухъ членахъ семейства, умершихъ за нѣсколько вѣковъ…
Неужли мы выходцы прошедшихъ вѣковъ.
Я еще очень слаба и нѣсколько разъ принималась писать тебѣ это письмо. По обычаю англичанокъ я пролежала въ постелѣ двѣнадцать дней. Теперь я встаю и хожу немного по комнатамъ. Какъ ты, я путешествую глазами, мыслью; но мое заключеніе отрадно…
Неужли я обманываю себя, но мнѣ кажется что Эмиль знаетъ меня. Я не хочу вѣрить, что я для него же болѣе какъ «грудь полная молока», какъ то говоритъ одинъ ученый.
Слабый, почти неподвижный, новорожденный ребенокъ требуетъ многаго, а даетъ мало. Удовольствіе, которое онъ намъ доставляетъ, не зависитъ отъ его воли; это тоже удовольствіе, какое мы получаемъ отъ цвѣтка. И все таки изъ насъ двухъ я больше эгоистка, нежели онъ, потому что я счастлива тѣмъ, что люблю его. Если бъ еще онъ могъ подозрѣвать то добро, которое онъ дѣлаетъ! Съ нѣкоторыхъ поръ, признаюсь, мой характеръ вслѣдствіе одиночества сталъ нѣсколько раздражителенъ. Недавно я разсердилась на Жоржію, а она такая славная и внимательная женщина. Дѣло въ томъ, что она терпѣть не можетъ кормилицу; ей досадно, что та имѣетъ права на мою благодарность; мы должны же быть благодарны тѣмъ, кто намъ служитъ. Ревность эта, проистекающая изъ дурно понимаемой привязанности, разсердила меня и я не могла этого скрыть. Каково же было мое удивленіе и ужасъ когда я увидѣла, что Эмиль побагровѣлъ отъ злости, и услышала раздирающій крикъ, которымъ онъ разразился. Неужели страсти матери отражаются на страстяхъ ребенка? Право, съ этого дня, мнѣ хочется этому вѣрить.
Какъ бы то ни было, я дала себѣ слово воспользоваться этимъ урокомъ, и теперь каждый разъ какъ чувствую что теряю терпѣніе и готова выйти изъ себя, я смотрю на Эмиля и успокоиваюсь изъ уваженія къ моему ребенку. Если я сдѣлаюсь лучше, терпѣливѣе, сдержаннѣе, то этимъ буду обязана ему!
Докторъ Уарингтонъ получилъ твое письмо и сообщилъ мнѣ его содержаніе[1]. Ты унижаешь себя говоря, что упрекаешь себя за то, что отравилъ мою жизнь своимъ несчастіемъ и что потому ты не заслуживаешь счастья быть отцомъ. Я заранѣе согласилась на все, что случилось послѣ нашего брака и согласилась не по величію души, не по чувству долга, какъ ты думаешь? Нѣтъ — по любви. Съ той или другой стороны, раскаяніе было бы теперь подлостью. Я нисколько не жалуюсь на мое несчастье: я горжусь имъ. Что касается нашего сына, то мнѣ кажется намъ пора приняться за дѣло. Что такое воспитаніе? Гдѣ оно начинается? Гдѣ оканчивается? Жду твоего отвѣта.
P. S. Эмиль спитъ. Я сейчасъ поцѣловала его думая о тебѣ.
КНИГА II.
[править]I.
[править]Дитя.
[править]Ты спрашиваешь меня гдѣ начинается воспитаніе?
Оно начинается быть можетъ еще прежде появленія ребенка на свѣтъ, потому что у всѣхъ человѣческихъ расъ неизмѣнно замѣчаются способности, получаемыя путемъ наслѣдственности. Сынъ дикаря родится дикаремъ; сынъ варвара — варваромъ; сынъ цивилизованныхъ родителей родится съ задатками цивилизаціи. Очевидно что силы, изъ которыхъ развивается ребенокъ, еще до появленія его на свѣтъ опредѣляютъ въ извѣстной степени размѣръ и родъ его способностей. То, что мы называемъ врожденными идеями, духовными силами, природными дарованіями и пр. по всей вѣроятности, ничто иное, какъ результатъ его соціальнаго быта, т. е. плодъ умственныхъ усилій предшествовавшихъ поколѣній. Ты справедливо называешь насъ выходцами исторіи.
Я вѣрю, что если въ какой нибудь складкѣ нашего мозга оказываются безъ вѣдома нашего слѣды того, что другіе дѣлали или думали до насъ; что матерія съ ея силами передается отъ поколѣнія къ поколѣнію переработанною умомъ другихъ людей; что новорожденный является на свѣтъ уже съ измѣненными, прогрессомъ органами; что все это взятое вмѣстѣ увеличиваетъ число факторовъ развитія, но такъ какъ наша воля безсильна передъ этими общими причинами, то безполезно далѣе останавливаться на нихъ.
Но есть естественныя условія, которыя доступны наукѣ и могутъ быть измѣнены ею. Со временемъ физіологія будетъ въ состояніи опредѣлить вліяніе оказываемое на актъ дѣторожденія возрастомъ, состояніемъ здоровья, гигіеническими условіями жизни мужчины и женщины. Уже были сдѣланы попытки нѣкоторыми знаменитыми учеными въ этомъ направленіи. Такимъ образомъ физіологія должна сдѣлаться отраслью педагогики.
Если такъ трудно сказать гдѣ начинается воспитаніе ребенка, то еще труднѣе опредѣлить гдѣ оно оканчивается. Это дѣло цѣлой жизни.
Ты прибавляешь: «въ чемъ оно заключается?» Я могъ бы отвѣчать тебѣ, что смыслъ слова «воспитаніе» означаетъ дѣйствіе, состоящее въ томъ, чтобы извлечь наружу всѣ силы, таящіяся въ ребенкѣ въ неразвитомъ, безсознательномъ состоянія; но я боюсь, что такое опредѣленіе покажется тебѣ не яснымъ и потому спѣшу перейти къ фактамъ.
Большинство моралистовъ подводили воспитаніе подъ идею, которую они составляли себѣ о человѣкѣ. Этотъ методъ, какъ бы разумнымъ онъ ни казался съ перваго взгляда, вызываетъ: цѣлый рядъ возраженій. Совершенный человѣкъ существуетъ только въ воображеніи, но не въ дѣйствительности; по этому всякій мечтаетъ о немъ по своему. Нужно остерегаться отъ предвзятыхъ, идей, которыя неизбѣжно стремятся подчинить факты утопіямъ. Нѣтъ ничего легче какъ навязать мыслящему существу тысячи воображаемыхъ качествъ; но кто сведетъ на землю этотъ идеалъ всѣхъ добродѣтелей?
Такой приступъ къ разрѣшенію задачи былъ бы прекрасенъ, еслибы человѣкъ былъ абсолютной неизмѣняющейся цѣлостью. Въ дѣйствительности же человѣкъ есть существо измѣнчивое, переходящее черезъ рядъ послѣдовательныхъ измѣненій, изъ которыхъ каждое носитъ въ себѣ зародышъ слѣдующаго за нимъ измѣненія. Не стану тебѣ говорить о различныхъ явленіяхъ, предшествующихъ рожденію человѣка. Вся жизнь его съ начала до конца есть рядъ болѣе или менѣе быстрыхъ превращеній. Цвѣтъ волосъ (по большей части выростающихъ уже послѣ рожденія человѣка) нѣсколько разъ мѣняется. Цвѣтъ лица, черты, темпераментъ — все съ годами возобновляется. Взгляни на ребенка, начинающаго терять свои молочные зубы, онъ уже старикъ въ сравненіи съ четырехъ-пятилѣтнимъ, у котораго всѣ зубы цѣлы. Природа дала всѣмъ существамъ въ періодѣ ихъ роста временные органы, которые умираютъ сдѣлавъ свое дѣло и уступаютъ мѣсто другимъ, заготовленнымъ природою-же и развивающимся, чтобы занять мѣсто умершихъ. Точно также физическія и нравственныя свойства слѣдуютъ одно за другимъ въ опредѣленномъ порядкѣ: въ новорожденномъ пробуждается вкусъ прежде зрѣнія, зрѣніе прежде слуха. Память въ первые года предшествуетъ сужденію и чувство проявляется значительно раньше размышленія. Отъ рожденія до юности, и отъ юности до старости, жизнь есть постоянное развитіе силъ, смѣняющихъ одна другую.
Гдѣ-же остановиться въ этомъ вѣчномъ движеніи? Я думаю, что каждому дню довольно его заботъ, и что наука воспитанія должна стараться открыть средства развитія, наиболѣе соотвѣтствующія каждому возрасту; на этотъ разъ я займусь только дѣтствомъ.
Въ первыя недѣли жизни, даже можетъ быть въ первые два мѣсяца, воспитаніе ребенка состоитъ почти единственно въ устраненіи отъ него вредныхъ внѣшнихъ условій. Оно ограничивается выжидательной системой предоставляющей природѣ дѣаствовать и только помогающей ей тамъ, гдѣ она окажется безсильна.
Для новорожденнаго наступаетъ пора, называемая въ физіологія, порою независимой жизни; но какъ слаба его свобода! Прикованный къ груди матери инстинктомъ питанія, онъ постоянно зависитъ, какъ въ дѣлѣ пищи, такъ и во всѣхъ другихъ матеріальныхъ своихъ нуждахъ отъ другаго человѣка. Какъ неопредѣленна его личность! Онъ, повидимому, не сознаетъ окружающихъ его предметовъ. Несчастный слѣпорожденный, онъ ощупью ищетъ грудь матери. У него есть глаза, но онъ ими не видитъ, уши — но онъ не слышитъ, руки, но онъ не умѣетъ пользоваться ими. Тѣмъ не менѣе это слабое существо уже выполняетъ важную роль въ этомъ мірѣ: оно растетъ.
Роль матери ограничивается едва-ли не исключительно тѣмъ, чтобы не мѣшать этой таинственной работѣ природы. Я всегда восхищался примѣромъ, представляемымъ въ этомъ отношеніи самкой у птицъ. Какъ заботливо прячетъ она сокровище жизни, скрывающееся въ гнѣздѣ прикрытомъ вѣтвями! Женщина не такъ умна; она часто обращаетъ новорожденнаго въ игрушку. Что подумать о тѣхъ матеряхъ, которыя безпрестанно показываютъ постороннимъ своего ребенка, передаютъ его съ рукъ на руки, раздражаютъ и мучатъ его глупыми ласками? Я думаю, между нами будь сказано, что онѣ поступаютъ такъ болѣе изъ тщеславія нежели изъ любви къ ребенку. Намъ надо остерегаться и нѣкоторыхъ поэтическихъ иллюзій. Сентиментальная литература слишкомъ высоко вознесла ребенка. Ей нравится видѣть въ немъ ангела, оставившаго свои крылья въ раю. Я право не знаю откуда онъ происходитъ; но если онъ и видѣлъ чудеса другаго міра, то мнѣ кажется онъ мало ихъ помнитъ и долженъ пріобрѣсть всѣ свои познанія въ нашей средѣ.
Какъ же онъ пріобрѣтетъ ихъ?
Мы получаемъ всего болѣе познаній въ томъ періодѣ нашей жизни, въ которомъ насъ ничему методически не учатъ. Всѣмъ матерямъ извѣстно, что въ возрастѣ отъ 2-хъ до 6-ти мѣсяцевъ ребенокъ дѣлаетъ удивительные успѣхи, и нѣкоторые физіологи увѣряютъ будто, начиная отъ 6-ти мѣсяцевъ до 2—3-хъ лѣтъ, онъ пріобрѣтаетъ третью часть всѣхъ познаній, которыми довольствуется половина людей. Кто даетъ ему это первое воспитаніе? Конечно, тутъ есть и вліяніе матери, но сколько онъ пріобрѣтаетъ и помимо ея уроками жизни.
Я хотѣлъ бы обратить твое вниманіе преимущественно на этотъ первый источникъ всякаго человѣческаго знанія — вліяніе видимыхъ предметовъ на дѣтское развитіе.
Сначала обратимся къ фактамъ. Въ первыя, слѣдующія за рожденіемъ ребенка недѣли, онъ не можетъ активно относиться къ окружающему его; мозгъ его еще слишкомъ мягокъ, органы служащіе для его сношеній съ жизнью слишкомъ несовершенны. Все ему представляется какъ въ туманѣ, въ чемъ легко убѣдиться замѣтивъ его равнодушіе ко всему. Мало по малу ощущенія его пробуждаются. Помнишь ты статую Мемнона, начинавшую выходить изъ своего молчанія подъ лучами солнца: это исторія ребенка, Онъ оживляется согрѣваемый солнцемъ внѣшняго міра.
Учимся ли мы видѣть и слышатъ? На этомъ вопросѣ физіологамъ чрезвычайно трудно сойтись. Но во всякомъ случаѣ, ребенокъ, упражненіемъ научается лучше видѣть и лучше слышать: этого довольно для насъ. По законамъ природы наши органы совершенствуются упражненіемъ. Съ другой стороны сила впечатлѣній съ каждымъ днемъ увеличивается тѣмъ удовольствіемъ, которое испытываетъ ребенокъ употребляя свои чувства для знакомства съ внѣшнимъ міромъ. «Наслажденіе ощущать такъ сильно» сказалъ Боссюэтъ.
Большая часть дѣтей не нуждается въ томъ, чтобъ ихъ выучили осязать, различать вкусъ, смотрѣть, слушать; все это дѣлается само собою; ребенокъ находитъ въ самомъ себѣ силу необходимую для исполненія всѣхъ этихъ отправленій. Но нельзя ли помогать природѣ? Другими словами нельзя ли возбудить чувства примѣромъ, соревнованіемъ, приманкою? У животныхъ самка постоянно побуждаетъ своихъ дѣтенышей пользоваться органами слуха, зрѣнія, и можно положительно приписать урокамъ ея изумительныя способности нѣкоторыхъ семействъ животныхъ.
Какъ тебѣ извѣстно, у дикарей воспитываютъ только пять чувствъ. И какъ превосходятъ они насъ въ этомъ отношеніи. Привычка, упражненія, образъ жизни развиваетъ у кочующихъ народовъ цѣлый рядъ понятій изумительныхъ по своей тонкости и обширности! Почему человѣкъ, чѣмъ болѣе онъ цивилизуется, утрачиваетъ эти первые дары природы? Чтобъ отвѣчать на этотъ вопросъ, нужно разсмотрѣть измѣненія нѣкоторыхъ животныхъ при переходѣ ихъ изъ дикаго состоянія въ прирученное. Знаешь ли ты, что третье поколѣніе кроликовъ, вырощенныхъ въ боченкѣ, забываетъ рыть норы. Даже баранъ, котораго мы считаемъ образцомъ покорности и глупости, не былъ всегда такимъ, какимъ ми его знаемъ. Его первообразъ (степной баранъ) смѣлъ, отважно пускается въ горы и сопротивляется охотнику. Его обратили въ домашняго барана, только давъ ему пастуха и приставивъ къ нему для стражи собакъ.
И человѣкъ, поселившись въ городахъ, мало по малу сталъ терять нѣкоторыя изъ привычекъ дикой жизни. Ему стало незачѣмъ быть вѣчно на сторожѣ, когда другіе охраняли его безопасность; выслѣживать далеко дикаго звѣря и, прикладывая къ землѣ ухо, за двѣ или три мили узнавать шагъ врага — все это необходимо уроженцу Новаго Свѣта или Австраліи. У васъ на то есть городская стража и жандармы, которымъ мы платимъ за то, чтобы они защищали насъ отъ нападеній и засадъ враговъ? Вмѣстѣ съ опасностями дикой жизни неизбѣжно должны были исчезнуть и тонкость слуха и зрѣнія, развитыя чувствомъ самосохраненія.
Ты, быть можетъ, возразишь мнѣ на это что всѣ эти физическія преимущества очень незначительны въ сравненіи съ тѣми способностями, которыя человѣкъ, такъ сказать, создалъ въ себѣ развитіемъ цивилизаціи. Я согласенъ съ тобою. Да, мы больше выиграли нежели проиграли, но тѣмъ не менѣе это не удовлетворяетъ меня. Въ современномъ человѣкѣ должны соединяться всѣ дарованія, которыми надѣлены были существовавшія до него поколѣнія. Повѣрь мнѣ, у насъ никогда не можетъ быть лишнихъ способностей; мы никогда не будемъ жить достаточно полною жизнью во всемъ что существуетъ и для нашего сознанія столь же необходимы внѣшнія впечатлѣнія сколько и идеи.
Прекрасно спору нѣтъ что цивилизація внесла безопасность въ сношенія людей и постоянной борьбой съ природой, уничтожила бѣдствія, угрожавшія дикарю въ пустынѣ. Не я стану возставать противъ полиціи, охраняющей въ должной мѣрѣ личность и собственность. Я жалѣю только о томъ, что эта системой покровительства порождаетъ въ насъ недостатокъ энергіи и привычку полагаться на другихъ. Наиболѣе цивилизованные народы поняли это какъ нельзя лучше; вотъ отчего они сохранили нѣкоторыя физическія упражненія, какъ напримѣръ охоту, которыя если и имѣютъ право существовать въ цивилизованномъ обществѣ, то единственно какъ средство развивать и поддерживать силы нашей природы. Тоже самое можно сказать и о другихъ упражненіяхъ мускуловъ. Еслибы люди стали выдѣлывать на улицахъ то, что выдѣлываютъ наши молодые кулачные бойцы въ гимнастическихъ залахъ, то они были бы немедля арестованы полиціей. Для того, чтобы остановить вырожденіе человѣческаго рода, замѣченнаго физіологами необходимо, чтобы молодежь упражнялась въ разныхъ sports повидимому безполезныхъ, но, необходимыхъ для развитія физическихъ силъ.
Наука, съ своей стороны, старается усилить слабое дѣйствіе нашихъ органовъ различными вспомогательными орудіями. Я наравнѣ со всѣми восхищаюсь изобрѣтеніемъ телескопа; однако краснокожій не нуждается ни въ какомъ инструментѣ чтобы различить какую либо точку за горизонтѣ, онъ привыкъ простымъ глазомъ видѣть на далекое разстояніе. Помогая различными инструментами, нашимъ чувствамъ мы тѣмъ самымъ ослабляемъ ихъ природу и въ этомъ отношеніи доставляемъ дикарямъ торжество надъ собой. Ты поймешь разумѣется что я не думаю доказывать будто всѣ усовершенствованія я открытія науки и промышленности — безполезны; я только хотѣлъ бы что подъ предлогомъ общественной выгоды, не превращали ребенка въ изнѣженное, боязливое, близорукое существо, а такимъ существомъ онъ будетъ неизбѣжно, если привычка полагаться исключительно на эти открытія и усовершенствованія отниметъ у него случай хотя нѣсколько употреблять свои силы и упражнять свои органы.
Есть ли средство хотя отчасти возвратить свѣжесть и силу чувствъ, утраченныя нами съ цивилизаціей? Можетъ быть да. Я часто размышлялъ объ общественной миссіи тѣхъ человѣческихъ расъ, которыя считаются у насъ низшими, потому что онѣ остановились на ступенѣ дѣтства, и не разъ спрашивалъ себя: не предназначены ли онѣ пополнить пропасть, раздѣляющую цивилизованнаго человѣка отъ дикаря.
Во многихъ штатахъ южной Америки дѣти бѣлыхъ въ первые годы ихъ жизни поручены неграмъ. Негритянки отличныя кормилицы а негры умѣютъ развить въ дѣтяхъ тонкость зрѣнія и слуха. Воспитаніе молодыхъ американцевъ ведется несравненно болѣе разумнымъ образомъ чѣмъ воспитаніе нашихъ дѣтей. Въ нихъ первымъ дѣломъ развиваютъ чувства, а затѣмъ умъ. Кто знаетъ сколько таится въ человѣкѣ физическихъ способностей, существованія которыхъ мы не подозрѣваемъ, и которыя остаются въ скрытомъ зародышѣ во всю его жизнь единственно потому, что воспитаніе не развило ихъ упражненіемъ.
Въ нашихъ вымирающихъ и утонченно-цивилизованныхъ обществахъ нѣтъ недостатка въ-средствахъ для возбужденія ощущеній; но годятся ли наши салоны, наша роскошь для ребенка? Онъ родился съ задатками любопытства и подражательности, и ему навязываютъ вкусы, чуждые его возрасту и его природѣ. Чрезвычайно рѣдко случается, чтобы маленькіе господчики, выросшіе въ такой искуственной средѣ, пріобрѣтали впослѣдствіи любовь къ природѣ. Я желаю, чтобы Эмиль воспитывался въ деревнѣ. Тамъ все реально, тамъ предметы представляются мозгу въ ихъ настоящемъ, не измѣненномъ приличіями видѣ.
Всѣ физіологи сознаютъ важность воспитанія внѣшнихъ чувствъ и нѣкоторые изъ нихъ указали способы для изощренія въ первые годы: зрѣнія, слуха, осязанія и пр. Я питаю мало довѣрія съ этимъ методамъ. Все, что болѣе или менѣе напоминаетъ маленькому ребенку дисциплину и трудъ, отталкиваетъ его. Нужно дѣйствовать стимуломъ удовольствія, безъ всякаго признака ученія, на чувствительные нервы его. Мать должна выбирать, разнообразить и усложнять впечатлѣнія звуковъ, формъ, цвѣтовъ, запаховъ, вкусовъ, смотря по обстоятельствамъ. Внѣшній міръ долженъ проникать въ ребенка только путемъ внѣшнихъ чувствъ: достаточно открыть этотъ путь ребенку и притомъ возбудить его вниманіе.
Не смотря на различіе физическихъ и нравственныхъ качествъ, между ними есть прямая связь: отъ правильности воспріятія впечатлѣній зависитъ правильность сужденія. Ассимилируя одинъ образъ за другимъ, мозгъ приготовляетъ матеріалы для развитія ума. Во имя ума и надо сначала воспитывать чувства.
Ребенокъ получаетъ свои первыя понятія изъ внѣшняго міра. Но онъ не ограничивается однимъ воспріятіемъ этихъ внѣшнихъ впечатлѣній. Человѣкъ уже при самомъ своемъ рожденіи выражаетъ свою свободу, онъ протестуетъ криками противъ страданія. Онъ плачетъ и сердится на людей и предметы его окружающіе; онъ недоволенъ тѣмъ, что все не такъ дѣлается какъ бы ему хотѣлось. При всей своей беззащитности, онъ громко жалуется и возстаетъ по своему противъ судьбы.
Черезъ нѣсколько недѣль и мѣсяцевъ, его глаза и уши начинаютъ открываться для впечатлѣній внѣшняго міра. Онъ спокойно и довѣрчиво смотритъ ясными глазами на громадный міровой механизмъ, малѣйшее колесо котораго можетъ раздавить его. Онъ, рабъ природы? Нѣтъ, онъ скорѣе деспотъ ея. Въ своемъ таинственномъ лепетѣ онъ требуетъ отъ матери тепла и холода, дождя и ясной погоды, онъ охотно потребовалъ бы, чтобъ она сняла съ неба луну и звѣзды для его удовольствія. А тамъ такъ какъ мать, въ концѣ концовъ, для него есть живое изображеніе человѣчества, то съ ней то онъ и чувствуетъ себя сильнымъ. Въ глубинѣ этого мозга, неспособнаго еще думать, ужъ кроется инстинктъ воли свободнаго существа. Передъ этой нравственной силою, которую онъ смутно угадываетъ, безсильна неразумная сила природы.
Ребенокъ имѣетъ свое опредѣленное я; это вовсе не гладкая доска, какъ увѣряли нѣкоторые моралисты. Это я очень скоро даетъ себя знать особеннымъ способомъ дѣйствій и ощущеній, выражаемыхъ имъ свободно, а равно и принадлежащими ему инстинктами. Какъ внѣшнія чувства доставили его въ сношенія съ внѣшней жизнью, такъ его нравственныя ощущенія ставятъ его мало по малу въ сношеніе съ людьми. Его первыя нравственныя впечатлѣнія получаются имъ шинѣ. Ребенокъ любитъ, потому что его любятъ, точно также какъ онъ смѣется когда видитъ, что другіе смѣются и говорятъ, потому что слышитъ какъ другіе говорятъ. Подражаніемъ онъ пріобрѣтаетъ способъ выражать свое отвращеніе, симпатію, свои вкусы. Однимъ словомъ, характеръ его обрисовывается. Это будетъ предметомъ другой бесѣды для насъ.
Я не считаю того что написалъ полнымъ отвѣтомъ на твои вопросы. На это нужно время, а я тороплюсь отвѣчать на самое спѣшное. Наблюдай за Эмилемъ. До сихъ поръ, при воспитаніи ребенка, теряли изъ вида изученіе его самого.
Когда я думаю о тебѣ и объ Эмилѣ, то похожу на мотылька, который хочетъ летѣть къ солнцу, забывая о ниткѣ привязанной къ его лапкѣ. Онъ бьется, ему думается что онъ свободенъ, но только до той минуты, пока школьникъ не дернетъ его за нитку и не притянетъ къ землѣ.
Тюремщикъ зоветъ меня; насталъ часъ прогулки на валу. Люби меня.
II.
[править]Эмиль прекраснѣйшій ребенокъ въ свѣтѣ! Я знаю, что всѣ матери говорятъ тоже о своихъ дѣтяхъ. Это доказываетъ, что мы смотримъ болѣе сердцемъ нежели глазами. Мы учимся любить и быть матерями; я это замѣчаю каждый день, по возрастающей любви къ моему дорогому Эмилю. Не бойся, однако, чтобы я безразсудно отдалась моему чувству. Слѣдуя твоимъ совѣтамъ и совѣтамъ твоего друга, я имѣю въ виду прямую выгоду моего ребенка, а не удовлетвореніе моихъ склонностей и желаній. По этому поводу докторъ прочелъ мнѣ цѣлую нотацію. «Всѣ существа» сказалъ онъ мнѣ съ своей обычной, хорошо тебѣ знакомой искренностью, «получили отъ природы орудія для своей защиты; средства новорожденнаго состоятъ только въ его слабости и крикѣ; но онъ умѣетъ ими пользоваться! Какъ ни смутны его ощущенія, онъ обладаетъ инстинктомъ справедливости и начинаетъ очень скоро понимать виноваты ли мы передъ нимъ или нѣтъ. Повѣрьте мнѣ, что начиная съ грудныхъ дѣтей, слѣдуетъ наблюдать въ отношеніяхъ къ дѣтямъ самую строгую справедливость. Тамъ гдѣ царитъ прихоть или произволъ — все потеряно. Для достиженія какой-нибудь прихоти, которой постоянно удовлетворяли, ребенокъ начнетъ кричать, и, если желаніе его, по небрежности, или дурному расположенію духа взрослыхъ не будетъ исполнено, онъ прокричитъ цѣлые часы, прокричитъ до смерти. Уступятъ ему — еще хуже. Онъ замѣтилъ въ своихъ родителяхъ недостатокъ выдержки. Дѣтямъ надо сопротивляться только въ тѣхъ случаяхъ, гдѣ того требуетъ ихъ польза; но тутъ ужъ наша воля должна быть тверда и непоколебима какъ законъ». Какая истина! Но признаюсь, на практикѣ мнѣ случается иногда забывать его уроки, и это вредитъ намъ обоимъ — Эмилю и мнѣ. Я прочла первую главу твоей книги — читая твои письма, мнѣ кажется, что ты пишешь цѣлую книгу о воспитаніи — и подожду продолженія, чтобы высказать тебѣ свое мнѣніе о ней. Вѣрь мнѣ, Эмиль будетъ воспитанъ согласно твоимъ взглядамъ и желаніямъ. Только не забывай, что гораздо легче проводить идеи на бумагѣ, нежели въ жизни.
Деревья начинаютъ обнажаться; однако осень здѣсь обыкновенно бываетъ хороша, не смотря на перепадающіе дожди. Она напоминаетъ собою прощанье съ дорогимъ человѣкомъ — улыбку сквозь слезы. Бываютъ и дни, когда можно подумать что вернулось лѣто. Нашъ добрый негръ посадилъ противъ оконъ моей спальни алоэ, кактусы, магноліи. Онъ хотѣлъ порадовать меня видомъ роскошной растительности климата, о которомъ онъ сохранилъ такое живое воспоминаніе. Увѣряютъ, что нѣкоторыя тропическія растенія, при хорошемъ уходѣ, переносятъ у насъ зиму. Садовникъ г-жи Уарингтонъ говоритъ что въ другихъ странахъ онѣ пропадаютъ не отъ 0 недостатка тепла, а отъ морозовъ; такъ какъ въ Корнвалисѣ никогда не бываетъ ни слишкомъ холодно, ни слишкомъ жарко, то эти растенія могутъ жить здѣсь. Сколько женщинъ также прозябаютъ вдали отъ тѣхъ кто дорогъ имъ и не умираютъ!
III.
[править]Поручивъ мнѣ воспитаніе Эмиля, ты какъ будто послалъ меня для открытія какой-то неизвѣстной страны. Я убѣдилась, что существуетъ особенный дѣтскій міръ, потому что всѣ дѣти, которыхъ я знаю, чувствуютъ и выказываютъ свои ощущенія почти одинаковымъ образомъ. Но тѣмъ, кто самъ вышелъ изъ этого міра, чрезвычайно трудно снова возвратиться въ него. Когда мы вспоминаемъ дѣтство оно кажется намъ земнымъ раемъ, откуда мы были изгнаны ставши взрослыми людьми. Но и ребенокъ, знаетъ объ этомъ мірѣ не больше нашего. Если природа и повѣрила ему свою тайну, то онъ хорошо сохраняетъ ее. Какъ угадать, что происходитъ въ молодомъ существѣ, способномъ выражать свою радость или горе только неопредѣленными звуками. У самыхъ маленькихъ, еще не говорящихъ дѣтей, есть свой языкъ, — я все болѣе и болѣе въ томъ убѣждаюсь, но какъ трудно даже матери разобрать его! Иногда мнѣ кажется, что я понимаю желанія Эмиля; я представляю себѣ его радости и печали. Но довольно ли этого, чтобы вполнѣ узнать его? И съ нѣкоторыхъ поръ я нашла въ немъ большую перемѣну вотъ все что я могу сказать о немъ. Два первые мѣсяца онъ жилъ (если это можно назвать жизнью) исключительно въ самомъ себѣ. Теперь онъ довольно ясно различаетъ нѣкоторые внѣшніе предметы, и кромѣ того, улыбается мнѣ.
Сегодня новый годъ. О, какъ онъ печаленъ! Обыкновенно, въ этотъ день желаютъ счастья близкимъ сердцу. Я желаю только одного — твоей свободы.
P. S. Посылаю тебѣ въ подарокъ волосы Эмиля.
IV.
[править]Наконецъ я получила извѣстія о тебѣ отъ М. То, что онъ сказалъ мнѣ, немного успокоило меня.
Не думай, что я забыла твои наставленія въ отношеніи Эмиля. Я какъ можно болѣе, стараюсь ставить его въ прямыя сношенія съ окружающими его предметами. При этомъ я замѣтила, что слабость воспріимчивости ребенка къ внѣшнимъ впечатлѣніямъ происходитъ не столько отъ слабости органовъ его, сколько отъ недостатка вниманія. Есть много внѣшнихъ предметовъ, очертанія и звукъ которыхъ онъ могъ бы легко усвоить, еслибы далъ себѣ трудъ посмотрѣть и послушать; но такъ какъ эти предметы не интересуютъ его, то онъ не обращаетъ на нихъ вниманія. У него есть глаза и уши только для того, что ему нравится, но какъ узнать, что ему нравится и что нѣтъ? Признаюсь, я еще учусь этому. Иногда предметы, на которые я всего болѣе разсчитываю для пробужденія въ Эмилѣ пріятнаго ощущенія, не вызываютъ въ немъ никакого желанія взять ихъ въ руки. Краски, представляющіяся мнѣ самыми привлекательными, не производятъ на него никакого впечатлѣнія и проходятъ передъ его глазами какъ тѣни. Мнѣ кажется, что въ этомъ, какъ и во многомъ другомъ, мы матери стремимся навязывать наши вкусы нашимъ дѣтямъ. Жоржія, которая несравненно менѣе моего старается привлечь вниманіе Эмиля на окружающіе его предметы, успѣваетъ часто болѣе чѣмъ я. Она инстинктивно угадываетъ то, что можетъ занять Эмиля и возбудить его любопытство. Она какъ будто знаетъ его желанія. и это понятно. Она имѣла троихъ дѣтей, и всѣхъ троихъ отняло у нея невольничество. Она не знаетъ гдѣ они. Вотъ почему она еще сильнѣе привязалась къ Эмилю. Она не можетъ любить его болѣе моего, но у нея есть одно качество, которому я завидую: она умѣетъ быть съ дѣтьми ребенкомъ. Не на это ли намекалъ ты мнѣ, говоря о способностяхъ черныхъ женщинъ вынянчивать дѣтей.
Повѣришь ли ты, что Эмиль — настоящій огнепоклонникь? Онъ обожаетъ солнце. Надо видѣть съ какимъ удовольствіемъ онъ протягиваетъ свои рученки въ свѣту.
Зима у насъ была очень мягкая; снѣгъ выпадалъ всего два раза и скоро таялъ. На деревьяхъ еще нѣтъ листьевъ; деревня безъ зелени похожа на жилище безъ мебели; но струя жизни понемногу начинаетъ проноситься во всей природѣ. Такъ какъ полдень здѣсь бываетъ великолѣпный, то Эмиль своей тревогой выражаетъ постоянно желаніе быть вынесеннымъ въ ясный день въ садъ. Въ Корнвалисѣ солнце, особенно весною, не жгуче и не опасно; лучи его живительны для стариковъ и дѣтей. Жоржія разстилаетъ на лугу коверъ, и сажаетъ на него Эмиля; тогда онъ играетъ и катается на полной свободѣ. Эмиль привыкъ къ нашему присутствію, оно его защита; и я; чтобы научить его обходиться безъ нея, иногда совѣтую Жоржіи уйти, а сама прячусь, не теряя его ни на минуту изъ вида. Сначала ему бывало страшно оставаться одному и онъ выказывалъ нѣкоторое безпокойство; но онъ скоро оправлялся и смотрѣлъ молодцомъ. Онъ всматривался своими внимательными глазенками во все окружавшее его, онъ шевелилъ рученками чтобы прогнать мухъ, жужжавшихъ надъ его головою. Съ тѣхъ поръ я рѣшилась отъ времени до времени предоставлять его самому себѣ и наблюдать за нимъ такъ, чтобъ онъ этого не видѣлъ; чувствуя себя менѣе защищеннымъ, онъ научится обходиться иногда безъ чужой помощи. Чѣмъ болѣе я объ этомъ думаю, тѣмъ болѣе мои обязанности матери представляются мнѣ совершенно въ иномъ свѣтѣ, нежели другимъ женщинамъ. По мѣрѣ того какъ Эмиль будетъ расти, ради его пользы я откажусь отъ удовольствія выказывать безпрестанно мою заботливость, Мнѣ кажется, что развитію чувствъ и характера у нѣкоторыхъ дѣтей, всего болѣе вредитъ способъ ихъ воспитанія. Матери окружая дѣтей слишкомъ явными и усердными попеченіями отучаютъ ихъ полагаться на собственныя силы, на свою осмотрительность. Этому никогда невыучится богатый ребенокъ, который знаетъ что на нимъ смотрятъ десятки глазъ. Онъ какъ отупѣвшіе восточные государи, называющіе совѣтчиковъ своего двора своими глазами и ушами, привыкаетъ смотрѣть и слушать глазами нянекъ, обязанныхъ служить ему и предупреждать всѣ его нужды. Какъ безпомощно такое, такъ заботливо оберегаемое дитя; когда ему придется очутиться одному лицемъ къ лицу съ малѣйшей опасностью. Малѣйшая бездѣлица смущаетъ его, онъ пугается даже собственной тѣни.
Эмиль напомнилъ собою мнѣ вчера миѳологическую личность. Дѣти въ первые мѣсяцы жизни не даютъ себѣ отчета въ разстояніяхъ; зрѣніе еще обманываетъ ихъ. Я была въ саду, а Жоржіа стояла у окна нашего дома и держала на рукахъ Эмиля. Увидавъ меня, онъ очень обрадовался и замахалъ своими рученками точно крыльями. Окошко находилось въ первомъ этажѣ и ребенокъ замѣтно удивлялся, что не могъ схватить меня рученками; кончилось тѣмъ, что онъ разсердился и весь покраснѣлъ. Онъ хотѣлъ чтобы я его приласкала, а можетъ быть хотѣлъ и молока, потому что онъ давно ужъ не сосалъ. Мученія бѣдняжки походили на мученія Тантала.
Эмиль знаетъ тебя по портрету, который я ему показала. Иллюзія ли это или нѣтъ, но смотря на его уставленные большіе глаза, улыбку, и протянутыя къ портрету руки, мнѣ казалось, что онъ узнаетъ своего отца.
V.
[править]Я ждалъ случая, чтобы отправить тебѣ это письмо. Все, что ты говоришь объ Эмилѣ, такъ близко и дорого мнѣ. Проводя всю жизнь въ занятіяхъ и въ вѣчной борьбѣ, я и не подозрѣвалъ въ себѣ этой способности; но я рожденъ быть отцемъ-воспитателемъ. Я бы многое отдалъ за то чтобы взглянуть на моего сына, и на тебя. Не разъ я даже готовъ былъ просить тебя переселиться вмѣстѣ съ нимъ на этотъ островъ, не смотря на море и страшное разстояніе, раздѣляющее насъ. Я знаю, что ты не остановилась бы ни передъ какимъ препятствіемъ. Но меня остановила мысль что съ моей стороны было бы непростительнымъ эгоизмомъ заключить въ мрачную темницу дорогія мнѣ существа? По какому праву отниму я у ребенка беззаботность его возраста, его первыя радости? Нѣтъ. Пусть онъ ростетъ свободно и счастливо да рукахъ своей матери.
Ты хорошо дѣлаешь стараясь узнать вкусы Эмиля, родители, при образованіи характера ребенка, вообще руководствуются своими собственными взглядами. Но этого должно избѣгать болѣе всего. Обыкновенно ребенокъ — кукла въ рукахъ взрослыхъ, страдательное существо. Навязываемыя ему чувства и мысли пріучаютъ его быть тѣмъ, чѣмъ хотятъ его видѣть взрослые. Почему у насъ теперь такъ мало людей съ самобытнымъ характеромъ? Почему такъ рѣдко встрѣчаются теперь люди съ опредѣленнымъ призваніемъ, съ твердымъ и непоколебимымъ образомъ дѣйствій? Если мы дадимъ себѣ трудъ вникнуть въ причину этого печальнаго явленія она откроется въ нашемъ первоначальномъ воспитаніи.
Но прежде всего, что такое характеръ? Такъ принято называть результатъ сочетанія въ человѣкѣ силъ, корень которыхъ лежитъ въ природѣ, но которыя безпрестанно измѣняются и преобразовываются подъ вліяніемъ внутреннихъ и внѣшнихъ причинъ. Воля, до извѣстной степени, управляетъ нашими склонностями, желаніями и чувствами. Есть ли эта воля элементъ первобытный или пріобрѣтенный? По моему и то и другое. Въ ребенкѣ воля проявляется вмѣстѣ съ его рожденіемъ на свѣтъ; но съ лѣтами благодаря упражненію именно этой способности, она усиливается въ человѣкѣ и сосредоточивается на опредѣленной цѣли; что касается до внѣшнихъ причинъ, вліяющихъ на характеръ, то достаточно указать на воспитаніе и общество. Человѣкъ родившійся въ Китаѣ отъ одного изъ послѣдователей Конфуція, не былъ бы способенъ смотрѣть на вещи и поступать такъ, какъ смотрятъ и поступаютъ люди, родившіеся во Франціи отъ христіанскихъ родителей.
Въ первое время послѣ рожденія ребенка силы характера еще скрыты подъ ощущеніями. Я существуетъ уже и очень рѣзко опредѣленное, но оно проявляется только произвольными движеніями. Я называю такъ прыжки, восторги и даже крики маленькаго существа. Все, что вызываетъ въ немъ боль, раздраженіе, проявляется этими внѣшними знаками. Многія изъ этихъ движеній, кажутся намъ очень часто безпорядочными и безсмысленными только потому, что мы недостаточно размышляли о законѣ, управляющемъ ими. Въ этихъ движеніяхъ ребенокъ ищетъ помимо нашей помощи удовольствіе или облегченіе, въ нихъ высказывается самостоятельная жизнь. Двухъ или трехлѣтній мальчикъ, катающійся по полу и вырывающій у себя волосы, поступаетъ съ своей точки зрѣнія вполнѣ разумно. Гнѣвъ его находитъ исходъ себѣ въ крикахъ и раздраженный организмъ инстинктомъ ищетъ лекарства въ движеніи. Тоже самое относится къ плачу и ко всѣмъ другимъ проявленіямъ, посредствомъ которыхъ органы наши освобождаются отъ болѣзненнаго напряженія.
И въ зрѣломъ возрастѣ мы сохраняемъ нѣкоторыя изъ этихъ инстинктивныхъ движеній? Многіе ударяютъ себя по лбу рукой при какомъ нибудь дурномъ извѣстіи, другіе чешутъ носъ, третьи бросаются ничкомъ на постель въ припадкѣ сильнаго гнѣва. Самый разумный человѣкъ, при сильномъ волненіи, дѣлаетъ жесты сумасшедшаго. Пусть говорятъ, что онъ не умѣетъ сдерживать себя; но въ этихъ необдуманныхъ дѣйствіяхъ есть своего рода мудрость, даже и тогда, когда они крайне странны. Извѣстныя положенія тѣла отвѣчаютъ извѣстному состоянію духа. Нѣкоторыя нравственныя страданія побуждаютъ насъ искать покоя, другія — движенія. Какъ объяснить эти внезапныя побужденія, заставляющія насъ двигать тѣмъ или другимъ членомъ подъ вліяніемъ извѣстныхъ движеній мозга? «Это невольно» вотъ единственная причина, которую мы приводимъ въ этихъ случаяхъ, и причина эта стоитъ другой.
Первую свободу, которую мы должны предоставить ребенку, есть свобода движеній и инстинктовъ. Подобно другимъ, я не люблю смотрѣть на краснаго отъ гнѣва, дошедшаго до бѣшенства ребенка, но я считаю за лучшее сносить эти взрывы нежели подавить ихъ насиліемъ. Скрытая злоба — самая опасная; самый вредный, самый испорченный характеръ тотъ, который постоянно затаиваетъ все въ себѣ. Впослѣдствіи ребенокъ узнаетъ, что онъ долженъ сдерживать себя, что плачь, нетерпѣливыя движенія, взрывы неумѣренной радости неприличны для людей взрослыхъ: онъ научится, что разумнѣе — какъ локомотивы употреблять и дымъ какъ двигатель, вмѣсто того чтобы безплодно пускать его въ воздухи но для этого надо подождать чтобы его умъ и воля развились.
Но это не значитъ чтобы мы должны были сложить руки. Доктора изобрѣли для леченія сумасшествія систему нравственнаго разсѣянія; эту систему нужно примѣнить, къ воспитанію ребенка. Она ужъ съ давнихъ поръ извѣстна кормилицамъ. Изъ нихъ не найдется ни одной, которая не умѣла бы успокоить дитя, обративъ вниманіе его на предметъ, способный заинтересовать его. Этотъ методъ можно бы значительно расширить. Многіе даже изъ маленькихъ дѣтей любятъ музыку, другіе болѣе чувствительны къ пріятнымъ очертаніямъ, одни дѣти любятъ животныхъ, другіе привязываются къ извѣстнымъ личностямъ. Нужно изучить склонности дѣтей потому что онѣ могутъ служить средствомъ для образованія его характера.
Я не вѣрю, чтобы въ человѣкѣ существовали вредные инстинкты; только дурно направленные и уродливо развитые, они могутъ привести къ печальнымъ результатамъ. Но не должно заглушать ихъ, потому что если бы даже это и удалось, то это было бы куплено насиліемъ природы человѣка. Что же дѣлать? Противопоставить этимъ уродливо развитымъ инстинктамъ и склонностямъ другія — вотъ задача воспитанія.
Нѣтъ настолько порочнаго характера, для котораго въ свое время не было бы возможности нравственнаго возрожденія. Если бы съумѣли во время воспользоваться этой возможностью, отыскать средство противодѣйствовать вреднымъ наклонностямъ, то сохранили бы для общества полезныхъ членовъ которые погибаютъ въ тюрьмахъ и на каторгѣ. Приведу тебѣ только одинъ примѣръ, взятый изъ коихъ личныхъ воспоминаній. Одинъ воръ пробрался однажды въ оперу, не для того, чтобъ слушать пѣніе, но чтобы воспользоваться случаемъ обшарить карманы сосѣдей. Это было для него, какъ онъ самъ мнѣ сказалъ «работой его ремесла». Это же остался въ накладѣ? Онъ самъ. Онъ былъ дилетантомъ самъ того не подозрѣвая и при первомъ звукѣ смычка почувствовалъ себя какъ будто унесеннымъ въ невѣдомый ему міръ. «Когда запѣла Дюкре — сказалъ онъ мнѣ — я не помнилъ себя. О! эта арія изъ Роберта въ пятомъ дѣйствіи! Я какъ будто ее теперь еще слышу. Однимъ словомъ я позабылъ работать въ эту ночь». На слѣдующій вечеръ онъ вновь пошелъ въ театръ, принявъ твердое рѣшеніе не позволить себѣ увлекаться голосомъ сирены; но онъ ошибся, онъ забылъ о своемъ врожденномъ музыкальномъ инстинктѣ. Онъ вышелъ съ головой, полной слышанныхъ мотивовъ, и съ пустыми руками. На этотъ разъ онъ поклялся не ходить болѣе слушать пѣніе, потому что иначе, объявилъ онъ съ нѣкоторымъ цинизмомъ, «онъ потерялъ бы любовь къ своему ремеслу».
Порочныя склонности человѣка тѣже эгоистичныя стремленія его природы, которыя, развившись своимъ естественнымъ путемъ, и бывши искажены условіями его жизни, управляютъ его мыслями и поступками. Нравственное воспитаніе очевидно должно быть направлено; съ самыхъ малыхъ лѣтъ, противъ исключительнаго развитія этихъ эгоистичныхъ стремленій. На то есть два способа. Первый, какъ я уже говорилъ тебѣ, состоитъ въ устраненіи внѣшнихъ стимуловъ того или другаго инстинкта, который мы считаемъ вреднымъ. Діаволъ-соблазнитель можетъ скрываться тамъ, гдѣ его не подозрѣваютъ. Я поясню свою мысль, разсказавъ тебѣ истинный случай, бывшій въ Шотландіи. Одна женщина очень порядочная на видъ, сдѣлала нѣсколько покупокъ въ модномъ магазинѣ и для расплаты вынула изъ кармана банковый билетъ въ 5 ф. ст. Прикащикъ, разсмотрѣвъ билетъ, увидѣлъ что онъ фальшивый. Женщина удивилась и дала другой, оказавшійся также фальшивымъ. Это обстоятельство возбудило подозрѣніе, ее задержали. Открылось, что она служила въ одномъ богатомъ домѣ, гдѣ ее уважали за хорошее поведеніе и честность. Къ ея несчастью, шотландецъ, у котораго она находилась въ услуженіи, получилъ два фальшивыхъ билета, которые онъ забылъ уничтожить. Служанка каждый день убирала кабинетъ хозяина, и видѣла между старыми бумагами эти два билета. Сначала она не обратила на нихъ вниманія, но когда по прошествіи нѣсколькихъ дней, недѣль, мѣсяцевъ, одни и тѣ-же предметы постоянно являлись ея глазамъ, она невольно стала разсматривать ихъ. Эти два клочка бумаги, которые она принимала за настоящіе билеты, какъ будто смотрѣли на нее, искушали ее и шептали ей на ухо странные совѣты. Сначала она оттолкнула мысль взять эти билеты, но лишь только ей случалось быть одной въ этой комнатѣ, она не могла отвести глазъ отъ билетовъ, Наконецъ она рѣшилась взять ихъ, развернуть, но повертѣвъ ихъ во всѣ стороны, опять положила въ пачку старыхъ бумагъ; они жгли ей руки. Но мало по малу соблазнъ овладѣлъ ею и она не устояла.
Если такъ сильно вліяніе внѣшнихъ впечатлѣній на взрослыхъ, то какъ несравненно сильнѣе оно въ отношеніи дѣтей. Слава богу, не всѣ воры и видъ банковыхъ билетовъ соблазнителенъ не для всѣхъ, но есть много другихъ инстинктовъ, которые не слѣдуетъ разжигать видомъ предметовъ, ихъ возбуждающихъ.
Наши пороки, равно какъ наши добродѣтели, вполнѣ реальны и тѣ и другіе развиваются подъ вліяніемъ тѣхъ предметовъ, которыя непосредственно дѣйствуютъ на нихъ. Напримѣръ, жадность до извѣстной степени раздражается видомъ и запахомъ вкусныхъ кушаньевъ; ревность пробуждается звукомъ сладкихъ рѣчей и видомъ ласкъ расточаемыхъ другимъ. Прежде всего слѣдуетъ изучить ребенка, а потомъ изгнать духа-соблазнителя, т. е. матеріальныхъ агентовъ, которые, вліяя на его чувства, вызываютъ дурныя желанія. «Не вводите насъ во искушеніе» — сколько людей имѣютъ право сказать это своимъ воспитателямъ.
Не слѣдуетъ, никогда терять изъ виду этого закона природы: инстинкты укрѣпляются и развиваются посредствомъ упражненія и притупляются отъ бездѣйствія. Въ этомъ заключается вся тайна искорененія нѣкоторыхъ преобладающихъ наклонностей, мѣшающихъ свободному развитію другихъ. Отдѣльному человѣку, какъ и цѣлому обществу, предстоитъ борьба съ тиранами: Достаточно ли устранить дурное вліяніе «соблазнителей» и возстановить равновѣсіе между наклонностями? Разумѣется нѣтъ. Это будетъ система отрицательная. Но по мѣрѣ того какъ дитя растетъ, необходимо пробуждать его склонности и чувства къ дѣятельности. Это будетъ второй способъ. Но прежде, чѣмъ идти далѣе, мы разсмотримъ средства, которыми обыкновенно пользуются при образованіи характера ребенка: систему насильственаго повиновенія, страхъ наказанія, обѣщаніе награды, силу примѣра, отвлеченную мораль мистцизма и оцѣнимъ ихъ по достоинству.
Мы считаемъ себя обязанными, для пользы самихъ дѣтей, прибѣгать къ власти, какъ къ средству подчинить ихъ себѣ. «Иди сюда!» и дитя идетъ: «дѣлай то-то!» и и оно дѣлаетъ. «Не ходи туда!» и устраиваютъ такъ, чтобы оно дѣйствительно не могло туда пойти. Эти приказанія, за исполненіемъ которыхъ наблюдаетъ сама мать, смягчающая суровость ихъ тономъ ласки, которымъ они отдаются, весьма естественны когда она относятся къ существу, разсудокъ котораго еще не развитъ. Но при этомъ необходимо избѣгать принужденія на сколько возможно. Вынужденное повиновеніе, особенно если оно перейдетъ извѣстный границы, усыпляетъ въ ребенкѣ всякую нравственную отвѣтственность за свои поступки. Зачѣмъ ему спрашивать свою совѣсть, когда за него другіе взялись не только рѣшать, что хорошо или дурно, справедливо или несправедливо, но и желать за него. Боже сохрани, чтобы тоже было съ Эмилемъ! Дѣйствовать за него или навязывать ему свои приказанія, значило бы усыплять въ немъ волю. Для того, чтобы сдѣлаться человѣкомъ, онъ долженъ умѣть руководиться въ своихъ поступкахъ собственнымъ желаніемъ, долженъ умѣть быть добрымъ по собственному побужденію. Въ моихъ глазахъ чрезвычайно важно, чтобы его достоинства и недостатки происходили отъ него самого. Это лучшее средство усилить первыя и ослабить вторые по мѣрѣ его развитія. Вотъ почему мы не должны смотрѣть въ увеличительное стекло на значеніе нашей роли въ его воспитаніи. Человѣка не создаютъ, онъ дѣлается имъ самъ, и вся наша работа состоитъ въ умѣньи направить дитя къ разумному пользованью своими силами. Мы должны исправлять его ошибки не нравоученіями, но ставить его въ такое положеніе, чтобы тотъ или другой образъ дѣйствія былъ ему необходимъ. Еслибъ я могъ самъ воспитывать Эмиля, я не потребовалъ бы отъ него никогда повиновенія; съ той минуты когда я могъ бы обратиться къ его разуму, я бы посовѣтовалъ ему только сообразоваться съ очень простыми законами, управляющими какъ явленіями физической, такъ и нравственной природы. «Вѣрь и дѣлай то, что я тебѣ говорю; справедливость этого я тебѣ докажу впослѣдствіи», такъ обыкновенно говорить отецъ сыну. Я не слѣдую такому пути. Напротивъ, я постараюсь убѣдить Эмиля, что извѣстный поступокъ не потому хорошъ или дуренъ, что онъ мнѣ кажется такимъ, но потому, что онъ можетъ быть полезенъ или вреденъ для другихъ и для него. Ты, можетъ быть, скажешь что это требуетъ со стороны ребенка далеко не дюжиннаго ума? Скажемъ лучше, что это скорѣе требуетъ отъ тѣхъ, которые руководятъ воспитаніемъ, много такта и простоты отношеній. Отвлеченными взглядами и высокопарными рѣчами не подѣйствуешь на ограниченный здравый смыслъ дѣтей, которые вообще гораздо проницательнѣе, чѣмъ мы думаемъ. Нѣтъ, честностью нашихъ отношеній къ нимъ мы всего скорѣе достигнемъ желаемаго.
Добровольное послушаніе возвышаетъ характеръ ребенка; подчиненность его унижаетъ. Есть одно весьма употребительное выраженіе: "я его заставлю, усмирю! восклицаетъ повелительная мать или энергическій учитель, говоря о непослушномъ и упрямомъ ребенкѣ. И вслѣдствіе такой системы выходятъ ограниченныя и усмиренныя существа. И эти люди воображаютъ, что поступаютъ такъ для пользы юношества и общества; такъ и наѣздникъ можетъ сказать лошади, которую онъ выѣзжаетъ: «Это для твоей пользы.» Относительно лошади это справедливѣе, нежели относительно человѣка. Животное подъ мундштукомъ и шпорой теряетъ только свою дикую заносчивость, — тогда какъ человѣкъ утрачиваетъ свое личное достоинство,
Къ тому же страхъ, самъ по себѣ, несовершенная узда. Нѣтъ убійцы или вора, который бы совершая преступленіе, не надѣялся ускользнуть отъ правосудія, и нѣтъ ребенка, который, дѣлая что нибудь запрещенное, не воображалъ бы что онъ съумѣетъ ловко обмануть учителя или родителей. Удайся ему это одинъ разъ, и онъ уже будетъ считать себя очень сильнымъ въ искуствѣ притворства. Школьникъ, котораго тиранятъ и наказываютъ, уходитъ въ себя и въ глубинѣ своей маленькой гордости презираетъ нашу нравственную власть. Ничего нѣтъ легче какъ наложить на ребенка ярмо, но за то нѣтъ ничего труднѣе какъ внушить ему впослѣдствіи довѣріе. Если онъ только разъ заподозритъ, что имъ управляетъ прихоть или произволъ, онъ подчинится одной только силѣ. Подъ видомъ покорности, онъ затаитъ въ душѣ скрытый протестъ. Его воля, уступающая передъ страхомъ розогъ, будетъ только ожидать благопріятной минуты, чтобы прибѣгнуть къ хитрости и коварству. Лукавство есть протестъ слабаго противъ сильнаго. Безсильный для открытой борьбы, ребенокъ ищетъ случая обойти власть родителей. Я часто удивлялся въ подобныхъ случаяхъ хитрости и смѣлости его лжи. Не одинъ 7-ми лѣтній мальчикъ въ состояніи поспорить въ коварствѣ съ рабами Плавта, мольеровскими Скпенами и даже съ Фигаро Бомарше!
Другое несчастное послѣдствіе принужденія состоитъ въ томъ, что оно черствитъ молодую душу, отравляетъ молодую жизнь. Дитя безъ свободы — это весна безъ солнца. Эта сдержанность и скрытность привьется къ нему на всю жизнь. Я узнаю по первому взгляду людей, дѣтство которыхъ было печально, т. е. которые вовсе не знали его. Робкіе, угрюмые, нелюдимые, они отмѣчены чернымъ пятномъ, оставившимъ неизгладимый слѣдъ въ ихъ характерѣ.
Да избавитъ насъ Богъ отъ педантовъ и педагоговъ! Они развращаютъ юношество!
Я думаю, что слишкомъ уже преувеличиваютъ вліяніе отвлеченной и мистической морали на характеръ. Предоставлять санкцію человѣческихъ поступковъ чему то сверхъ-естественному, таинственному — важная ошибка. Если мистическое вѣрованіе, на которомъ построено все зданіе обязанностей, будетъ со временемъ потрясено, то и вся работа первоначальнаго воспитанія погибнетъ. Да и какимъ образомъ можно думать, чтобы въ вѣкъ сомнѣнія и свободнаго изслѣдованія тѣ вѣрованія, которыя мы выливаемъ и закрѣпляемъ въ мозгу ребенка, не будутъ поколеблены? Я бы желалъ, чтобы совѣсть Эмиля не зависѣла отъ того или другаго вѣрованія; только въ этомъ я буду видѣть полное ручательство, что онъ будетъ честнымъ человѣкомъ. Сколько разъ я встрѣчалъ наставниковъ, бросавшихъ въ лицо непослушному ребенку эту жестокую угрозу: «Богъ тебя накажетъ, ты будешь проклятъ!» При видѣ этого, кровь приливала у меня къ сердцу. Взывать къ верховному судьѣ, въ нашихъ жалкихъ приговорахъ, призывать мщеніе неба на помощь нашей злобѣ, представлять Бога злымъ, потому только, что мы сами раздражены!… Неужели это значитъ давать нравственное воспитаніе ребенку?
Я не одобряю ни въ какомъ случаѣ обращеніе къ чудесному, но я бы предпочелъ устрашеніе букой и калибаномъ представленію ребенку божества страшилищемъ.
Ты мнѣ скажешь, можетъ быть, что я выбралъ одинъ изъ худшихъ примѣровъ воспитанія? Пусть такъ, но придавать поступкамъ ребенка такіе побужденія, съ которыми не можетъ совладѣть его умъ, чрезвычайно вредно.
Большинство родителей не смотря на то что они скептики сами, требуютъ отъ дѣтей исполненія нѣкоторыхъ религіозныхъ обрядовъ, которыхъ сами не исполняютъ никогда или, исполняютъ только въ присутствіи дѣтей. Имъ кажется, что для ребенка ложь не имѣетъ большаго значенія. Важно то, чтобы ребенокъ началъ жить сообразуясь съ принятыми обычаями. Позже онъ увидитъ самъ! Такимъ образомъ, равнодушіе, легкомысліе, искажаютъ сужденія ребенка и его совѣсть. Для человѣческаго достоинства унизительна такая религія, которой люди вѣрятъ наполовину или совсѣмъ не вѣрятъ.
Я поведу Эмиля другимъ путемъ.
Большинство писавшихъ о воспитаніи, придаютъ большое значеніе принципамъ нравственности. Я согласенъ съ ними что въ нѣкоторыхъ случаяхъ, хорошій принципъ можетъ подвинуть человѣка на честное дѣло; но я не думаю, чтобы возможно было образовать характеръ словами. Не встрѣчаемъ ли мы на каждомъ шагу людей съ развитымъ умомъ и черствымъ сердцемъ? Развѣ они не выслушивали, подобно другимъ, пошлыхъ сентенцій о сладости дружбы? Какому развратнику, скупцу или злодѣю не повторяли тысячу разъ: «будь цѣломудренъ и ты будешь счастливъ; не продавай душу за тлѣнныя блага міра сего; не дѣлай другимъ того, чего не желаешь себѣ, и пр. и пр.
Евангеліе полно превосходными поученіями, но кто соблюдаетъ ихъ? Много ли найдется богачей, которые услышавъ слова: „Легче верблюду…“ роздали бы свое имущество бѣднымъ? Даже между проповѣдниками этого ученія много ли найдется такихъ, которые не промѣняли бы Бога на Маммона? — Согласятся ли первые, или считающіе себя первыми, стать послѣдними?» Снизойдетъ ли добровольно повелѣвающій другими до роли подчиненнаго. Напротивъ, мы видимъ какъ ученые церкви прибѣгаютъ къ сдѣлкамъ съ своей совѣстью и извращаютъ тексты. Сколько ухищренныхъ толкованій для избѣжанія примѣненія ученія Христа на дѣлѣ.
Христосъ на каждомъ шагу проповѣдуетъ миръ; перестали ли государства воевать другъ съ другомъ? Уничтожено ли рабство прекраснымъ его выраженіемъ: «вы всѣ братья?» Остановила ли сильныхъ міра угроза его: «обнажающіе мечь отъ меча погибнутъ?» Кто имѣетъ двѣ рубашки отдай одну неимущему. Въ вашемъ христіанскомъ обществѣ, заперли бы въ Шарантонъ того, кто вздумалъ бы исполнить эту заповѣдь, особенно еслибы онъ былъ богатъ и имѣлъ наслѣдниковъ.
Не только у христіанъ, но у индусовъ, китайцевъ и персовъ есть книги высокой мудрости. Нравственнѣе ли отъ того эти народы? Еслибы для исправленія людей достаточно было одного хорошаго трактата нравственности, то уже давнымъ давно человѣческій міръ былъ бы образцомъ нравственнаго совершенства, потому что, благодаря Бога, у насъ нѣтъ недостатка въ моралистахъ. И не смотря на все, мы только и слышимъ со всѣхъ сторонъ земли плачъ да скрежетъ зубовъ.
Связь между доктринами человѣка и его поступками бываетъ очень часто призрачна. Еслибы въ дѣйствительной жизни добро стояло на одной сторонѣ, а зло на другой, то мнѣнія раздѣляющія людей выяснились бы весьма скоро. Но до этого еще далеко, и люди, поступающіе согласно своимъ правиламъ, составляютъ исключенія. Случается и очень часто, что правила евангельской морали лучше соблюдаются тѣми, кто отрицаетъ божественность происхожденія Іисуса Христа, нежели тѣми, кто исповѣдуетъ ее. Я не хочу сказать этимъ; что всякій нравственный законъ безразличенъ? — Далеко нѣтъ; я утверждаю только, что однихъ хотя бы и самыхъ лучшихъ, правилъ недостаточно для человѣка. Законодатели какъ нельзя лучше поняли это и подкрѣпили свои письменныя опредѣленія добра и зла цѣлой системой наказаній и вознагражденій.
Для того чтобы ребенокъ извлекъ пользу изъ уроковъ нравственности, которые даютъ ему, нужно чтобы онъ былъ въ состояніи уяснить себѣ цѣль своихъ поступковъ въ ихъ послѣдствіями. Исполняетъ ли сама мать тѣ прекрасныя правила, которымъ поучаетъ? Отецъ, который только что прочиталъ своему сыну прекрасную рѣчь о милосердіи, попрекнетъ его, быть можетъ, за то что онъ подалъ серебрянную монету бѣдняку? — Насаждая, такимъ образомъ, одною рукою евангельскія истины въ умѣ ребенка, другою зараждаютъ въ немъ лицемѣріе.
Моралисты, въ дѣлѣ воспитанія дѣтей, возлагаютъ большія надежды на силу примѣра; на этотъ разъ я съ ними согласенъ; но найдите отца, который бы могъ сказать по совѣсти, что онъ служитъ всегда образцомъ для своего сына? Вообще мы обманываемъ своихъ дѣтей и стараемся казаться въ ихъ глазахъ лучшими нежели мы на самомъ дѣлѣ. Очень часто наши слова, сказанныя въ присутствіи дѣтей, совершенно противорѣчатъ нашему внутреннему чувству. Дѣло въ томъ, что мы хотимъ сформировать характеръ ребенка по тому образу, который мы составляемъ въ самихъ себѣ, и придать ему тѣ добродѣтели, которыя мы приписываемъ себѣ.
Думать, что дѣти поддаются нашему обману, значитъ не имѣть ни малѣйшаго понятія объ ихъ умѣ. Дѣти очень хорошо знаютъ, что имъ слѣдуетъ думать о своихъ родителяхъ. Они угадываютъ то, что стараются скрыть отъ нихъ, и я сомнѣваюсь, чтобы это притворство (хотя причины его, пожалуй, и похвальны) могло бы усилить ихъ уваженіе къ старшимъ.
Одинъ отецъ, только что наказавъ своего 5-ти лѣтняго сына за ложь, приказалъ слугѣ, доложившему о приходѣ непріятнаго гостя, сказать, что его нѣтъ дома. Какой прекрасный урокъ искренности!
Я знаю, что ты будешь давать только одни хорошіе примѣры Эмилю; но мы должны поставить себѣ задачей, чтобы онъ имѣлъ самостоятельный характеръ, а не навязанный ему другимъ, кто бы ни былъ этотъ другой. Я помню одного шестилѣтняго мальчика, котораго считали развитымъ не по лѣтамъ; я какъ то встрѣтилъ его, когда онъ возвращался съ похоронной процесіи. Онъ плакалъ, или дѣлалъ видъ, что плачетъ. Искренность этихъ слезъ показалась мнѣ подозрительной потому, что я зналъ что покойникъ приходился ему въ весьма дальнемъ родствѣ (да и понимаютъ ли дѣти, что такое смерть?); я спросилъ у него причину его горя. «Я ничего — отвѣчалъ простодушно мальчикъ — но мама сейчасъ вытирала глаза платкомъ.» — Конечно, эта подражательная чувствительность происходила отъ добраго сердца, но, тѣмъ не менѣе, она заставила меня улыбнуться. Когда Эмиль достигнетъ такого возраста, что будетъ въ состояніи сочувствовать несчастію другихъ, пусть онъ это дѣлаетъ потому, что это несчастье затронетъ заживо его чувства.
Нужно ли наставлять ребенка примѣрами, взятыми изъ животной жизни? Даже въ нашемъ, столь далекомъ отъ природы, обществѣ, процвѣтаетъ нравоученіе и мы охотно беремъ свои уроки изъ міра животныхъ. Чуть ребенокъ начинаетъ говорить понятно и упражнять свою память, какъ ужъ его заставляютъ отвѣчать наизусть басню Лафонтена — «Стрекоза и Муравей.» — Положимъ, что мы можемъ многому научиться у животныхъ; но для того, чтобы маленькій ученый дѣйствительно интересовался этими актерами великой драмы, онъ долженъ знать ихъ. А сколько дѣтей, выросшихъ въ нашихъ большихъ городахъ, едва ли имѣли случай видѣть животныхъ выведенныхъ баснописцемъ на сцену и совершенно незнакомы съ ихъ нравами. Соломонъ, когда онъ говоритъ лѣнивцу: «Ступай поучиться у муравья» несравненно умнѣе нашихъ воспитателей. Онъ посылаетъ учиться у живаго источника морали, вмѣсто того чтобы обращаться къ резервуарамъ ея.
Не пренебрегая другими вспомогательными средствами, нужно преимущественно искать въ физіологіи указанія на способы образованія характера ребенка.
Новорожденный — эгоистъ, потому что онъ слабъ. Нужно освѣтить узкіе инстинкты, данные природою человѣку для самосохраненія, чувствами связывающими его съ ближними. Эти чувства вполнѣ реальны и корень ихъ, въ одно и тоже время, и въ насъ самихъ и внѣ насъ. Каждое изъ этихъ душевныхъ движеній вызывается рядомъ извѣстныхъ фактовъ. Состраданіе, напримѣръ, является при видѣ чужихъ страданій; благодарность связана съ извѣстными оказанными услугами; любовь къ отечеству — слѣдствіе привычки къ окружающимъ насъ мѣстамъ и предметамъ; дружба зарождается и укрѣпляется взаимными услугами.
Всѣ великодушныя чувства существуютъ въ ребенкѣ, но только въ зародышномъ состояніи. И растительный міръ наполненъ семенами, изъ которыхъ многимъ никогда не суждено разцвѣсть, Чего недостаетъ имъ? луча солнца, хорошей почвы, капли воды. Такъ бываетъ и съ семенами нашихъ нравственныхъ способностей; для ихъ развитія тоже необходима благопріятная среда, толчокъ извнѣ.
Всѣмъ извѣстно, что характеръ ребенка развивается преимущественно вліяніемъ внѣшнихъ стимуловъ, нежели внутреннихъ. Въ первые годы только нашими заигрываніями вызывается въ немъ то радость, то гнѣвъ. Но только вызывается — далѣе этого вызова мы безсильны надъ его чувствами. Безъ сомнѣнія, забота, нѣжность матери, возбуждаютъ въ ребенкѣ любовь къ ней; но характеръ его складывается изъ силъ рѣзко отличающихся одна отъ другой, изъ которыхъ каждая требуетъ совершенно особаго стимула. Человѣкъ не простое существо, и въ нравственномъ отношеніи онъ еще сложнѣе, нежели въ физическомъ.
Подобно тому, какъ наши внѣшнія чувства вызываются: только извѣстными внѣшними условіями, осязаніе — формою и поверхностью тѣлъ, вкусъ — сочностью питательныхъ веществъ, такъ и наши душевныя движенія проявляются только при извѣстныхъ сочетаніяхъ фактовъ. Опасность, напримѣръ, порождаетъ страхъ, но она никогда не пробудитъ чувства справедливости. Ласки, окружающія ребенка, могутъ внушить ему привязанность, но не скромность. Условія, которыя вызываютъ чувство чести или мужества, окажутся безсильными внушить мягкость характера, какъ звукъ безсиленъ надъ глазными нервами или свѣтъ надъ ушными. Въ ребенкѣ множество струнъ, звучащихъ при каждомъ прикосновенія, но эти струны могутъ зазвучать въ отвѣтъ только на то прикосновеніе, которое съумѣетъ ихъ вызвать, каждый аффектъ можетъ быть вызванъ только причиной, сродной ему.
Если напримѣръ, мы хотимъ семи и осьмилѣтнему мальчику внушить состраданіе къ бѣднымъ и страждующимъ, не будемъ много употреблять словъ для этого. Мы безуспѣшно стали бы читать ему самыя высокія правила Евангелія. Сведите его лучше въ бѣдную хижину, гдѣ одинокій старикъ мечется въ горячкѣ на смертномъ одрѣ и простирая руку, умоляетъ подать ему стаканъ холодной воды. Тотъ мальчуганъ, который не побѣжитъ съ кружкой къ ближайшему источнику и не принесетъ напиться — погибшее дитя. Въ особенности я остерегся бы сказать ему во имя чего онъ долженъ напоить водою и какая будетъ за то награда, потому что этимъ примѣшалъ бы корысть къ его доброму сердечному движенію и испортилъ бы его.
Ты видишь къ чему я хочу придти. Такъ какъ въ ребенкѣ есть дремлющія силы, которыя могутъ быть пробуждены и вызваны внѣшними впечатлѣніями и такъ какъ эти впечатлѣнія, съ своей стороны, вызываются рядомъ фактовъ, то посредствомъ этихъ фактовъ и должно возбуждать въ ребенкѣ чувство человѣчности, состраданія, самоуваженія, безкорыстія и проч. Впрочемъ, средства — развивать чувствованія мала отличаются отъ тѣхъ, на которыя указываютъ физіологи для развитія чувствъ; метода одна и та-же, потому что и тѣ и другія подлежатъ одному закону. Есть большая разница между нашими ощущеніями и предметами, возбуждающими ихъ. То что дѣйствуетъ на зрѣніе, не всегда дѣйствуетъ на нравственность ребенка. Мать обязана избирать и разнообразить по своему усмотрѣнію, тѣ стимулы которые должны дѣйствовать на дѣтей. Удобные случаи всегда найдутся. Жизнь человѣческая — драма, въ которой ежеминутно являются страданія, возбуждающія жалость, препятствія вызывающія мужество и испытанія пріучающія къ терпѣнію. Нужно умѣнье для того, чтобъ пользоваться случайно представляющимися обстоятельствами. Книги мало помогутъ тебѣ, и ты должна руководствоваться своимъ собственнымъ разсудкомъ и вдохновеніемъ. Такъ какъ ребенка интересуетъ всего болѣе то, въ чемъ онъ играетъ роль, полезно иногда устраивать маленькія испытанія для развитія чувствъ ребенка. Но надо остерегаться, чтобъ онъ не замѣтилъ, что эти испытанія нарочно для него устроены, потому, что какъ только малютка замѣтитъ это, то все будетъ потеряно.
Придуманы различныя упражненія для развитія физическихъ силъ ребенка, а я совѣтую тебѣ завести гимнастику для нравственныхъ. Наши добрыя качества и недостатки укрѣпляются борьбой и привычкой. Дѣлая добро, привыкаешь быть добрымъ. Надо дѣйствовать и дѣйствовать.
Нужно еще узнать законъ, по которому развивается нравственность. Въ настоящее время будемъ довольствоваться очень простою формулой. Характеръ ребенка улучшается по мѣрѣ того, какъ эгоистическія стремленія приносятся въ жертву привязанностямъ, направляющимъ человѣка къ общей пользѣ, Трудно, впрочемъ, чтобъ молодое существо дало себѣ отчетъ въ причинахъ своихъ дѣйствій. идея о долгѣ слишкомъ отвлеченна и мистична для его слабаго разума. Дитя способно чувствовать только одобреніе другихъ и свое собственное; но такъ какъ наши добрыя дѣла доставляютъ намъ, по крайнѣй мѣрѣ, столько же удовольствія какъ и дурныя, дитя непремѣнно полюбитъ тѣ или другія, смотря потому какіе ми введемъ двигатели извнѣ. Точно такъ, какъ въ нѣкоторыя вещи вмѣшивается дьяволъ, другимъ помогаетъ добрый геній. Нѣкоторые предметы вводятъ насъ въ соблазнъ, другіе внушаютъ насъ чувство добраго и прекраснаго,
Будемъ помогать ребенку, но пощадимъ его волю. Если бы я былъ властенъ направить привязанности Эмиля, если бы могъ безусловно контролировать его поведеніе, изобрѣсти однимъ словомъ систему нравственнаго воспитанія, посредствомъ которой всѣ бы желанія направились бы неизбѣжно къ совершенству, я не пожелалъ бы примѣнить къ нему мое прекрасное открытіе. Я страстно желаю, чтобъ изъ него вышелъ со временемъ добрый человѣкъ, а не доброе животное. Боже спаси его отъ добродѣтели, пріобрѣтенной не собственными усиліями, отъ счастія устроеннаго не имъ самимъ. За это печальное преимущество избранниковъ, онъ заплатилъ бы слишкомъ дорого — потерею свободной воли. Въ обществѣ, въ которомъ нашему сыну суждено жить, каждый принужденъ безпрестанно бороться. Ему нужно, если онъ не захочетъ потерять свое собственное и чужое уваженіе, мужественно противустоять общественному мнѣнію, заразительности примѣра и предательскому вліянію вѣка. Чтобъ сдѣлаться честнымъ человѣкомъ, надо имѣть твердую волю. Пусть другіе огорчаются этой необходимостью, а я радуюсь ей. Безъ личности и совѣсти, гдѣ же было бы достоинство жизни?
VI.
[править]Мнѣ кажется, я доняла твою систему нравственнаго воспитанія; меня пугаетъ немного важность и трудность моей обязанности. Гораздо легче сказать ребенку, что онъ долженъ дѣлать, нежели найти на дѣлѣ двигателя: его добрыхъ дѣйствій. Однако я попробую, потому что вѣрю, что слова, совѣты и наставленія: недостаточно способствуютъ образованію характера. Я даже часто спрашиваю себя: не теряютъ ли цѣну самыя лучшія правила, если имя слишкомъ рано обременяешь память. Воспитанникъ легко привыкнетъ искать добродѣтель въ словахъ и принимать совѣты за школьную учительницу.
Впрочемъ мы еще не дошли до этого. Эмиль, конечно, не можетъ понять меня. если я начну дѣлать ему наставленія. У него однако есть религія: игрушки — его боги. Я потеряла бы время, если бы захотѣла измѣнить съ этихъ поръ условія его возраста и натуры. Мнѣ удалось бы только замѣнить его идолы другими.
Привязанности Эмиля, какъ тебѣ извѣстно, еще очень ограниченны. Какъ бы ни были малы дѣти, они уже удивительно хорошо умѣютъ различить истинныя чувства къ нимъ людей. Они любятъ тѣхъ, кто любятъ ихъ; любезничанье, заигрываніе, ласки не обманываютъ ихъ. Я часто встрѣчаю у г-жи Уарингтонъ молодую вдову, которая увѣряетъ, что обожаетъ дѣтей. Зачѣмъ природа не дала ихъ ей ни одного? Отъ этой мысли она готова упасть въ обморокъ. Я подозрѣваю, однако, что онa не способна чувствовать материнскую любовь, потому что Эмиль не можетъ терпѣть ее.
Дѣйствительно, какъ ты говоришь, мы должны находиться подъ вліяніемъ внѣшнихъ предметовъ. Отчего происходитъ, что мнѣ нравится прогулка по извѣстной тропинкѣ, каждый разъ, когда я получаю твои письма. Отчего, когда я особенно скучна, мнѣ хочется непремѣнно сидѣть подъ тѣнью извѣстнаго дерева? Какъ объяснить связь, существующую для меня между такимъ-то утесомъ и мгновеннымъ нравственнымъ упадкомъ духа? Кажется, только море даетъ отвѣтъ на всякое состояніе души.
Эмиль еще не говоритъ, но мы понимаемъ другъ друга. Дѣти прежде, нежели начнутъ произносить слова, выражаютъ радость, удивленіе, страхъ и боль криками и естественными восклицаніями, смыслъ которыхъ матери рѣдко не понимаютъ. Это не слова, но во всякомъ случаѣ языкъ. Слова развѣ яснѣе выразили бы впечатлѣнія моего сына? Сомнѣваюсь. Притомъ, другой родъ выраженія былъ ли бы такъ свойственъ ему? Когда онъ хочетъ разсказать про собаку, онъ старается подражать ея лаю. Если въ то время какъ Жоржія носитъ его гулять было вѣтрено, онъ разсказываетъ мнѣ объ этомъ, дуя особеннымъ образомъ. Встрѣтилъ ли онъ на дорогѣ стадо овецъ или коровъ, онъ передаетъ мнѣ это звуками, которые я понимаю. Несмотря на наслажденіе, доставляемое мнѣ этимъ я начинаю безпокоиться. Не слишкомъ ли многое я предоставляю его природѣ? Не буду ли я современемъ причиной какой нибудь его нравственной болѣзни? Г-жа Уарингтонъ, съ которой я совѣтовалась объ этомъ, и которая, въ качествѣ жены доктора, сама сдѣлалась отчасти докторомъ, старается успокоить меня, увѣряя что это часто случается съ дѣтьми воспитанными въ деревнѣ.
Не таково ли происхожденіе человѣческихъ языковъ? Тебѣ, можетъ быть, покажется смѣшною моя мысль; но развѣ шумъ лѣсовъ, голоса животныхъ и различные звуки природы не могли способствовать, первоначальному происхожденію слова человѣка въ его дикомъ состояніи.
Не знаю, любезный Эразмъ, скоро ли я доставлю тебѣ эти письма. Мѣсяцы идутъ за мѣсяцами, а я все еще жду случая. Конечно, все то что я пишу, не можетъ обезпокоить правительство. Эмиль не заговорщикъ, а я люблю всего больше писать тебѣ объ немъ. Тѣмъ не менѣе я думаю, что никому нѣтъ дѣла до нашихъ чувствъ и надеждъ, и мнѣ пріятнѣе сжечь мои письма, нежели позволить читать ихъ другимъ.
Эмиль сегодня очень разгнѣвался. Почему? Мы сами, считающіе себя людьми разумными, не знаемъ часто причини нашего неудовольствія. Облако затемнило небо, платье жнетъ, гдѣ нибудь муха жужжить подъ ухомъ — этого достаточно для того, чтобъ мы были не въ духѣ. Какъ бы то ни было, Жоржія, увидя что Эмиль злится, подставила ему зеркало. Это произвело удивительное дѣйствіе, Онъ успокоился, какъ будто бы устыдясь или испугавшись своего лица.
Я держу данное тебѣ обѣщаніе: читаю, учусь, работаю, чтобъ быть современемъ способной учить Эмиля. Ты не узналъ бы меня. Я сдѣлалась такой серьозной.
Ты знаешь, что я всегда любила ботанику. Случай даетъ мнѣ возможность заниматься нѣсколько мѣсяцевъ приморскою [флорою.
Растенія здѣшнихъ береговыхъ песковъ очень роскошны и разнообразны. Между ними и моремъ такъ много общаго. Близь рыбацкой деревни Ньюлина находится пещера, которая славится нѣжностью и красотою мховъ. Темнота и сырость даютъ ей какія то причудливо разорванныя формы, возбуждающія удивленіе знатоковъ. Видны будто слѣды страданій, муки. Неужели нѣкоторыя страданія придаютъ красоту?
VII.
[править]Несмотря на препятствія, твое письмо дошло до меня. Воспоминаніе о тебѣ — лучь свободы. Я мысленно слѣжу за тобой въ твоихъ прогулкахъ по морскому берегу. Въ твоихъ письмахъ я вижу Эмиля; мнѣ кажется, что я знаю его.
Быть почти два года отцомъ и не поцѣловать своего сына!
Прочь безполезныя сожалѣнія, будемъ снова говорить о предметѣ, который насъ занимаетъ болѣе. Одна изъ ошибокъ воспитанія состоитъ въ томъ, что вообще имѣютъ въ виду только однѣ умственныя способности. Зачѣмъ выпускать изъ виду связь между ощущеніями, привязанностями и мыслями? Впрочемъ, я желаю обратить теперь твое вниманіе на образованіе умственныхъ способностей.
Мыслитъ ли дитя? Конечно мыслитъ потому что живетъ. Ко мѣрѣ того какъ наука проникаетъ въ тайны растительной и животной жизни, она открываетъ въ нихъ начало чувствительности и можетъ быть разумъ. неужели дитя хуже надѣлено въ этомъ отношеніи, нежели самыя низшія созданія природы? Въ первыя недѣли послѣ его рожденія, его мозгъ походитъ, конечно для насъ, на тѣ пустыя и темныя пространства, о которыхъ говоритъ латинскій поэтъ.
Это царство гусеницъ. Мало по малу однако онъ начинаетъ различать предметы, сравнивать и выводить свои заключенія. Не найдется полутора-годоваго ребенка, въ которомъ видъ портрета не возбудилъ бы мысль о какой нибудь знакомой особѣ.
Послѣ воспитанія первыхъ мѣсяцевъ, умъ развивается по мѣрѣ развитія способности говорить.
Очень можетъ быть, какъ ты говоришь, первые люди заимствовали отъ звуковъ природы первые матерьялы для слова.
Это происхожденіе слова замѣтно въ звукоподражаніяхъ нѣкоторыхъ языковъ, въ особенности въ древнѣйшихъ. И однако, какая великая вещь даръ слова! Напрасно я увѣряю себя, что наши праотцы сначала повторяли и переиначивали безсловесные звуки, наполняющіе всю природу. Этимъ я еще не все объясняю. Минералъ говоритъ, потому, что когда я ударю по немъ, онъ издаетъ звукъ, объясняющій то онъ, золото ила мѣдь; животное говоритъ, потому что оно изъясняетъ звуками голоса свои нужды, привязанности и желанія. Вѣтеръ, море, громъ говорятъ; ихъ звуки объясняютъ мнѣ борьбу стихій; но между словомъ стихій, животныхъ и ребенкомъ какое разстояніе! Если онъ пролепечетъ нѣсколько словъ, если онъ скажетъ только «Я», обозначая этимъ личность человѣка и жизнь вселенной, какъ весь внѣшній міръ становится въ отношеніи къ нему, въ зависимость и ниже его.
Не будемъ однако преувеличенно смотрѣть на вліяніе языка какъ культурнаго элемента разума. Разговаривая съ ребенкомъ, что мы даемъ ему: звуки. Чтобы онъ воспользовался ими, надо, чтобъ онъ связывалъ съ нимъ мысль о предметахъ.
Помнишь ли m ту дѣвушку, которую разъ мать привела ко мнѣ, чтобы посовѣтываться о ея умственныхъ способностяхъ? Она походила на пустую пещеру отражавшую всѣ звуки, не понимая ни одного, а такъ какъ она была очень красива, я додумалъ что греки сдѣлали бы ее нимфой Эхо. Надѣленная изумительно тонкимъ слухомъ и непобѣдимымъ инстинктомъ подражанія, она повторяла безпрестанно мои вопросы, не давая на нихъ отвѣта. Напрасно я употребилъ всѣ извѣстныя средства нравственнаго леченія: онѣ же подѣйствовали на ея натуру.
Между этой бѣдной идіоткой, повторявшей безсмысленно чужія слова и мирными дѣтьми, повторяющими ихъ, худо или мало понимая ихъ, мнѣ кажется существуетъ только не большой оттѣнокъ.
Впрочемъ, развѣ наклонность говорить, ничего не сказавъ, не составляетъ болѣзнь человѣческаго ума?
Какъ много женщинъ, старающихся усыплять свою скуку пѣснями, не имѣющими опредѣленной идеи? Я зналъ заключеннаго — впрочемъ человѣка очень ограниченнаго ума — который, каждый разъ, когда его заключали за вину въ тюрьму, утѣшалъ себя въ уединеніи рѣчами не имѣвшими смысла.
У многихъ народовъ, въ древнихъ храмовыхъ обрядахъ, существовали особыя формулы заговариванья, состоящаго изъ звучныхъ фразъ совершенно лишенныхъ смысла. Не нужно заглядывать такъ далеко: въ нашихъ католическихъ церквахъ богомольцы читаютъ молитвы по латыни, смыслъ которыхъ понимаютъ очень немногіе.
Мнѣ кажется, что очень опасно поощрять это ложное направленіе слова. Если не остерегаться — слова сдѣлаются амулетами ума.
Дитя имѣетъ сходство съ попугаемъ, но это не должно огорчать насъ, потому что способность подражанія помогаетъ его сношеніямъ съ обществомъ. Тѣмъ не менѣе легче развязать ему языкъ, чѣмъ развить ему умъ; а слово не всегда ведетъ къ пониманію вещей. Разговоръ глухо-нѣмыхъ имѣетъ то преимущество надъ вашимъ, что для нихъ жестъ есть изображеніе идей и фактовъ. Всѣмъ извѣстно, что этого нельзя сказать про измѣненіе голоса. Конечно, очень хорошо разговаривать съ дѣтьми, этимъ развиваешь ихъ умъ, но съ непремѣннымъ условіемъ, чтобы слова были проводниками, обращающими ихъ вниманіе на названіе предмета. Такимъ образомъ въ то самое время, какъ произносятъ слово, необходимо показать названную вещь и хорошенько объяснить связь между тѣмъ и другимъ. Этимъ пріучаешь мысль ихъ не блуждать по пусту.
Не знаю, зачѣмъ мы такъ стараемся уничтожить въ дѣтяхъ удовольствіе, которое они испытываютъ, подражая крику нѣкоторыхъ животныхъ. Какъ былъ-бы счастливъ человѣкъ, если-бы: умѣлъ понимать все что видитъ! Я не хочу этимъ сказать, что стараясь подражать нѣкоторымъ звукамъ, понимаешь смыслъ языка животныхъ, но такая попытка доказываетъ уже нѣкоторую степень наблюдательности. Ребенокъ, старающійся подражать голосу собаки или пѣтуха, замѣтилъ что на свѣтѣ кромѣ него, существуютъ другія существа и что эти существа по своему выражаютъ свои чувства.
Какъ ни искуственъ языкъ человѣческій, но вѣроятно корни его взяты изъ природы. Всюду существуетъ дѣтскій лепетъ. Этотъ лепетъ очень мало разнится между различными народами и въ началѣ состоитъ изъ отдѣльныхъ звуковъ. Мягкая согласное и гласная повторяемы учениками, «папа, мама, тата, да, да, и т. д.» Вотъ съ весьма малыми оттѣнками слова, произносимыя у всѣхъ народовъ земли. Разговоръ перваго возраста долго лишенъ членовъ и мѣстоимѣній. Если на сценѣ глаголъ, то ребенокъ всего чаще употребляетъ его въ неокончательномъ наклоненій; измѣненія времени ускользаютъ отъ него; онъ не употребляетъ эпитетовъ и тѣмъ менѣе союзовъ. Разговоръ его похожъ на разговоръ первобытныхъ племенъ.
Одинъ путешественникъ разсказываетъ, что въ Африкѣ существуетъ дикое племя, весь языкъ котораго состоитъ изъ дюжины словъ; тѣмъ не менѣе эти негры находятъ средство очень хорошо понимать другъ друга, прибавляя къ звукамъ мимику. Сколько существуетъ дѣтей, которыя объясняются не столько словами, сколько движеніемъ глазъ, какимъ нибудь жестомъ и чѣмъ нибудь, выражающимъ ихъ мысль.
Другіе народы, очень мало развитые, гораздо сильнѣе насъ въ искуствѣ соединять между собою факты и извлекать изъ нихъ указанія. Арабы, живущіе въ Мессопотаміи, почти ничему не учатся: школа ихъ — пустыня. Но совершенно вѣрно, что при видѣ слѣдовъ на пескѣ бедуинъ тотчасъ же скажетъ — человѣческіе ли это слѣды или слѣды животнаго, къ какому племени принадлежитъ этотъ человѣкъ, другъ ли онъ или врагъ, давно или недавно онъ проходилъ тутъ и какая могла быть причина и цѣль его путешествія. Точно также по нѣкоторымъ знакамъ оставленнымъ на дорогѣ, онъ можетъ судитъ былъ-ли верблюдъ нагруженъ или нѣтъ, ѣлъ ли онъ недавно или страдалъ отъ голода, былъ-ли онъ бодръ или утомленъ, и былъ-ли его хозяинъ житель города или пустыни…. Если нѣсколько разсудить, то увидишь, что методъ употребляемый въ этихъ случаяхъ арабами, то есть методъ соединять между собою факты, именно методъ положительныхъ наукъ.
Конечно, никто не отвергаетъ значеніе языковъ, ни услугъ оказываемыхъ ими уму человѣка. Тѣмъ не менѣе надо сознаться, что если слова, какъ случается нерѣдко, даютъ возможность не изучать и не наблюдать вещи, они скорѣе вредны чѣмъ полезны для человѣка. Если ребенокъ въ состояніи назвать лошадь на пяти языкахъ, онъ будетъ все-таки знать одно животное, а если онъ никогда не видѣлъ лошадь, то ничего не будетъ знать.
Помнишь знаменитое восклицаніе Гамлета: Слова, слова, слова! Гамлетъ учился въ школахъ, и я подозрѣваю что этимъ онъ хотѣлъ окритиковать нашу систему воспитанія. Отъ благовоспитаннаго ребенка требуется, чтобы онъ выучивалъ наизусть и повторялъ мысли другихъ: а часто-ли спрашиваютъ у него его собственныя? Пріучаютъ ли его рано наблюдать, сравнивать одинъ фактъ съ другимъ и самому высказывать свое мнѣніе?
Мы видѣли, что для человѣчныхъ чувствъ нуженъ стимулъ дѣйствія, точно также нуженъ стимулъ чтобы возбуждать и развивать въ ребенкѣ начало мыслительной способности.
Учится-ли человѣкъ мыслить? Я думаю, что учится. Надо только хорошенько отличать мысли, которыя передаются ребенку нашимъ авторитетомъ и тѣ, которыя являются у него при видѣ вещей. Разговаривая съ нимъ, что мы дѣлаемъ? Мы болѣе или менѣе сообщаемъ ему наши размышленія, когда надо бы вызывать и выяснять его собственныя. Умы дѣтей находятся постоянно подъ вліяніемъ ума взрослыхъ, и потому безъ того набиты фразами, которымъ они, весьма часто, придаютъ очень неясное и неопредѣленное значеніе. Умножать эти фразы не значитъ развивать умъ, а наполнять его паразитами. Сколько случалось мнѣ прежде встрѣчать маленькихъ геніевъ, весь умъ которыхъ заключался въ языкѣ. При видѣ такихъ скороспѣлыхъ растеній, я невольно испытывала непріятное чувство, являющееся обыкновенно при видѣ чего нибудь неестественнаго! Въ душѣ я спрашивала себя, не лишаютъ-ли ихъ небольшой доли оригинальности данной имъ природой, подъ предлогомъ придать имъ искуствомъ разговора разумъ, котораго они еще не могутъ имѣть. Вмѣсто всѣхъ этихъ постороннихъ украшеній, всѣхъ этихъ разсужденіи, я предпочла бы въ Эмилѣ какую нибудь простую мысль, хотя бы одну, которая бы родилась у него въ собственной головѣ.
Свѣтъ наполненъ людьми, говорящими какъ книга; но слыша ихъ, мы припоминаемъ, что мы гдѣ-то читали все то, что они говорятъ. Не ошибка ли это ихъ воспитанія? Съ малолѣтства ихъ научили повторять чужія мнѣнія.
Мать для ребенка — общество и живое преданіе, она можетъ многое передать ему; но уча его, она должна остерегаться внушать ему любовь къ фразамъ, это значило бы не развивать его умъ, а закрыть для него источникъ истинныхъ дознаній. Развѣ люди не назвали долгомъ множество обрядовъ, освященныхъ обычаемъ, во отвергаемыхъ разумомъ? Но были-ли поочередно возложены на алтарь истины всѣ заблужденія? Сила не присвоивала ли всегда право? Тотъ долженъ всю жизнь оставаться обманутымъ, или рабомъ кто не умѣетъ остерегаться обманчивой стороны слова и видѣть ясно въ темнотѣ человѣческаго языка.
Мы должны познакомить ребенка, разумѣется сообразно съ его понятіями, съ внѣшнимъ міромъ. Это первое знакомство будетъ поверхностно и ограниченно. Каждый предметъ можетъ дѣйствовать на умъ человѣка и вызвать размышленіе. Несправедливо было бы думать, что мальчикъ лѣтъ двухъ или трехъ не мыслитъ. Его мысли, не сходны съ нашими, но тѣмъ болѣе причинъ уважать ихъ. Нѣтъ дѣтей, которыя не дошли бы сами до многихъ вещей, которымъ ихъ учатъ, если бы потрудились поставить ихъ на дорогу къ этимъ вещамъ. Пусть разсѣютъ, посредствомъ опыта и упражненія нѣкоторые обманы чувствъ, пусть заставятъ ребенка наблюдать, и тогда онъ, своими собственными выводами, добьется до связи, существующей между различными явленіями. Въ одно и тоже время, онъ познакомится съ явленіями природы и пріобрѣтетъ новую способность. Связывать между собою факты значитъ развивать способность сужденія.
Заключенные сдѣлали попытку побѣга, о которой ты прочитаешь въ журналахъ. Темнота ночи, вѣтеръ, гроза, проливной дождь, колотившій въ стѣны тюрьмы, все благопріятствовало намъ и однако мы были открыты въ ту минуту, какъ уже перешли самыя крѣпкія преграды и были близки къ свободѣ.
Какія будутъ послѣдствія этой попытки? Вѣроятно за заключенными будутъ присматривать гораздо строже. Наша тайная переписка, подверженная столькимъ препятствіямъ, можетъ пріостановиться на нѣкоторое время. Дойдетъ ли до тебя это письмо? Не сердись на меня, милая Елена. Я не могъ противиться голосу природы, звавшему меня къ тебѣ и къ нашему сыну.
VIII.
[править]Я писала три раза, прося тебя извѣстить о себѣ; мнѣ отвѣчали офиціально, что «ты здоровъ». Какая насмѣшка!
Это молчаніе, продолжающееся полтора года, выше силъ моихъ, оно убиваетъ меня, Мнѣ кажется однако, я нашла хитрый способъ пересдать тебѣ мои письма, каковъ будетъ успѣхъ — увидимъ. Все равно, я не перестану осаждать по своему стѣны твоей тюрьмы. Въ продолженіи всего этого времени, я находила утѣшеніе только въ Эмилѣ. О! чего бы я не отдала, чтобъ только ты могъ увидѣть теперь какъ онъ бродитъ по саду, съ голыми ноженками и руками и съ развѣвающимися по вѣтру волосами! Я уже говорила тебѣ, что декабрь здѣсь очень теплъ, а твой другъ докторъ полагаетъ, что полезно держать мальчиковъ на воздухѣ, для укрѣпленія ихъ членовъ, Эмиль — бѣдовое дитя. Онъ хватаетъ за каждый предметъ, неужели надо удерживать его? Если бы ты видѣлъ, какія опустошенія онъ производитъ въ цвѣтникахъ! Купидонъ сначала былъ не доволенъ, но наконецъ сталъ смѣяться отъ отчаянія. Твой сынъ работаетъ со своему; онъ копаетъ землю маленькой деревянной лопаткой, сажаетъ и строитъ. Не скажешь ли ты — «воздушные замки»? Нѣтъ, — гроты изъ камушковъ. Всего забавнѣе, что онъ называетъ это работой. Не въ характерѣ ли дѣтей преувеличивать цѣну всего, что они дѣлаютъ? Не все однако ложно въ этихъ разсчетахъ невиннаго дѣтства. Желудь, брошенный въ землю рукой малютки, не сдѣлается ли современемъ большимъ дубомъ?
Эмиль пріобрѣлъ друга; по этому случаю, я должна разсказать тебѣ приключеніе, напугавшее насъ всѣхъ. Купидонъ, по своимъ африканскимъ понятіямъ, мало довѣряющій полиціи образованныхъ государствъ когда дѣло идетъ о томъ, чтобъ охранять дома и людей, досталъ откуда-то великолѣпную, огромную собаку, очень злой породы. Мы назвали ее Медвѣдицей; это названіе очень соотвѣтствуетъ ея силѣ, ея черной шерсти и воинскимъ наклонностямъ. Она жила уже два мѣсяца у насъ на дворѣ, когда вдругъ произвела на свѣтъ пять щенковъ, похожихъ на нее; у нихъ тотъ же сердитый видъ. Такъ какъ часто случается у опасныхъ животныхъ, материнская любовь увеличила врожденную злость Медведицы. Опасаясь, чтобъ не отняли ея новорожденныхъ, она запрятала ихъ въ сарай, куда не позволяла входить никому. Я запретила пускать во дворъ Эмиля, потому что опасалась встрѣчи его съ этимъ церберомъ. Но какъ удержать его? Не смотря на то, что онъ нетвердо еще ходитъ, онъ пробирается всюду. Однажды, не найдя его ни дома, ни въ саду, я испугалась и послала Купидона искать его; а такъ какъ ворота во дворъ были отперты, мы догадались, что ребенокъ прошелъ черезъ нихъ во дворъ. Однако его не нашли тамъ. Негръ тотчасъ вообразилъ — вотъ поистинѣ мысль уроженца пустыни! — что его Эмиля съѣла собака.
Удивленіе Купидона было столь же велико, какъ и его страхъ, когда войдя въ сарай, онъ увидѣлъ, что Эмиль лежитъ на Медвѣдицѣ и дергаетъ ее за уши. Всего страннѣе, что собака позволяла ему дразнить себя и сохраняла полное спокойствіе. Удивленный Купидонъ тотчасъ же догадался, что собака полюбила Эмиля и удостоила допустить его въ свое семейство. Но она ни мало не была расположена оказать негру такое же снисхожденіе! Увидѣвъ, что она начала ворчать и скалить зубы, онъ заблагоразсудилъ скрыться, позвавъ напередъ Эмиля, который, не подозрѣвая, что подвергался опасности, весело вышелъ изъ сарая. Съ этаго дня началось знакомство Эмиля съ Медвѣдицей, которая, принявъ его можетъ быть за худо облизаннаго медвѣженка, стала облизывать своимъ широкимъ языкомъ голыя ножки и ручки своего любимца. Во всякомъ случаѣ, она очень хорошо расположена къ нему и я нисколько не боюсь за него.
У Эмиля есть впрочемъ и другіе товарищи: всѣ обитатели птичьяго двора знакомы съ нимъ и, любопытно видѣть, какое между ними согласіе. Увѣряю тебя, что этотъ маленькій міръ домашнихъ животныхъ чрезвычайно интересуетъ и меня.
Позади нашего сада существуетъ небольшой прудокъ. Намъ вздумалось напуститъ въ него утокъ. Купидонъ взялся исполнить нашъ планъ и купилъ, на сосѣдней фермѣ, трехъ утокъ. Ихъ нырянье, ихъ крики, ихъ прекрасныя зеленыя перья съ металическимъ отливомъ и дружеское согласіе между ними очень занимали насъ. Негръ однако замѣтилъ вскорѣ, что тріо дурно подобрано: тутъ были два селезня и только одна утка; а между этими птицами, кажется, существуетъ полигамія, какъ у турокъ: для нѣсколькихъ утокъ нуженъ одинъ султанъ. Какъ помочь дѣлу, которое казалось Кулидону противнымъ закономъ природы? Онъ купилъ другую пару утокъ, позаботясь на этотъ разъ выбрать самокъ. Первая ошибка была поправлена. Но мы не предвидѣли того, что должно было уничтожить наши разсчеты, а именно — пріемъ, сдѣланный новымъ пришельцамъ хозяевами птичьяго двора. Они повернулись къ нимъ спиной, а какъ скоро тѣ покушались присоединиться, ихъ отбивали клювомъ. Мы напрасно старались примирить ихъ: потеряли время и трудъ. Едва мы отворачивались отъ нихъ, какъ прежнія утки сходились вмѣстѣ и, не подпуская другихъ, гоготали, гоготали…. Не понимая хорошо ихъ языка, я не могла узнать, какимъ образомъ онѣ совѣщались; однако смыслъ ихъ разговора былъ довольно понятенъ; казалось, онѣ говорили: «Мы пришли сюда ранѣе ихъ, слѣдовательно имѣемъ право считать ихъ незаконно втершимися къ намъ. Лучше быть изжаренными на сковородѣ, или приготовленными въ соусѣ съ рѣпой, нежели принять ихъ въ наше общество. Мы — утки, а онѣ — дрянь».
Купидонъ замѣтилъ, что одинъ изъ двухъ селезней, бѣлый, хохлатый, болѣе нежели другой, препятствовалъ соединенію двухъ группъ, и потому рѣшился принести его въ жертву на алтарь союза. Это убіеніе, о которомъ я очень жалѣла, произвело желаемое дѣйствіе. Старыя и вновь пришедшія утки соединились въ одно семейство; но старая утка осталась однако главной султаншей. Каково честолюбіе? Неужели аристократизмъ имѣетъ корень въ природѣ, а равенство у людей — торжество чувства справедливости?
Сколько для меня новаго я могу разсказать тебѣ о нравахъ голубей. То, что происходитъ въ нашей голубятнѣ, не похоже на то, что пишется въ книгахъ объ образцовой супружеской вѣрности этихъ птицъ. Одинъ изъ нашихъ старыхъ голубей, находившійся въ сожительствѣ съ молодою голубкой, подвергся участи театральныхъ Геронтовъ. Подруга его бросила его въ одинъ прекрасный день для какого-то молодого фанфарона, который вѣроятно навѣлъ ей турусы на колесахъ. Съ чьей стороны была тутъ вина? Была ли она вѣтрена или и мало любила? Надо остерегаться смѣлыхъ приговоровъ, и потому я подожду, чтобы высказаться. Что бы тамъ ни было, но обманутый мужъ перенесъ это несчастіе съ истинно-героической твердостью. Когда онъ случайно встрѣчался съ невѣрной, онъ проходилъ мимо нея, дѣлая видъ, что не замѣчаетъ не высказывая ни малѣйшаго неудовольствія; но онъ вовсе не былъ такъ кротокъ относительно соблазнителя. Менелай и Парисъ съ удовольствіемъ надѣляли другъ друга ударами клювовъ, лишь только встрѣчались лицомъ къ лицу на полѣ битвы. Послѣ времени любви, для разведенной голубки наступило время кладки яицъ. Она сѣла на нихъ, но сидѣла весьма небрежно. Молодая чета слишкомъ занята была своими нѣжностями и не очень заботилась о семейныхъ обязанностяхъ. Это обстоятельство не ускользнуло отъ вниманія стараго голубя. Однажды мы увидѣли, что онъ изгналъ изъ гнѣзда молодую чету, начинавшую воспитывать своихъ птенцовъ и, я должна сознаться, принимавшуюся за это дѣло весьма не ловко. «Ну — казалось, говорилъ онъ родителямъ — вы ничего тутъ не понимаете, пустите ка меня». Молодая чета, послѣ слабаго сопротивленія, уступила свое мѣсто и старый голубь началъ съ гордостью ухаживать, какъ умѣлъ, за своими пріемными дѣтьми. Это благородное доведеніе открыло мнѣ глаза на очень вѣроятную причину его супружескихъ несчастій; онъ былъ менѣе мужемъ, нежели отцомъ.
Ты, конечно, донимаешь, что Эмиль совершенно чуждъ этихъ различныхъ сторонъ жизни птицъ, и мнѣ вовсе не хотѣлось бы, чтобъ онъ все донималъ; но меня восхищаетъ дружба, существующая между нимъ и большею частію обитателей птичьяго двора. Мы часто спрашивали себя, почему прирученіе животныхъ почти что остановилось съ началомъ соединенія людей въ общества? Конечно, недостатокъ тутъ не въ субъектахъ. Развѣ въ степи нѣтъ множества полезныхъ породъ, которыхъ было бы полезно пріобрѣсти?
Каждый разъ, какъ я вожу Эмиля къ г-жѣ Уарингтонъ и тамъ бываютъ въ гостяхъ дамы, онъ обыкновенно выбираетъ одну изъ самыхъ красивыхъ и знакомится съ ней. Неужели дѣти чувствуютъ влеченіе къ красотѣ?
Я тоже замѣтила, что онъ любитъ стариковъ: не происходитъ ли это отъ того, что дѣтямъ надо многому учиться, а старики могутъ многое разсказать.
Не воображай, однакоже, что Эмиль образецъ ребенка своихъ лѣтъ. Впрочемъ, я хочу, чтобъ ты самъ судилъ о немъ. Въ моемъ уединеніи я живу мирно, въ довольствѣ, совѣсть упрекаетъ меня за то. Я хочу посвятить себя тому, кто жертвуетъ собою. Черезъ мѣсяцъ идетъ корабль изъ Пензанса въ С… я взяла каюту. Жди насъ.
Нѣсколько времени я не рѣшался писать тебѣ. Я не имѣлъ духу сообщить тебѣ послѣдній ударъ, поразившій меня. Ты узнала бы однако эту новость изъ газетъ, а мнѣ пріятнѣе сообщить это тебѣ самому. Вслѣдствіе предписанія, неизвѣстно какъ, я буду переведенъ въ…
Мое положеніе, ты знаешь, не таково, какъ положеніе приговореннаго судомъ. Приговоренный подлежитъ закону. Я подлежу силѣ. Кто судилъ меня? Не знаю. Кто приговорилъ меня? Это тайна. Что хотятъ сдѣлать со мною? Когда и гдѣ будетъ конецъ моему страданію? Этотъ переводъ мой будетъ ли послѣднимъ испытаніемъ? На всѣ эти вопросы нѣтъ отвѣта.
Впрочемъ, не пугайся этимъ новымъ моимъ испытаніемъ. Я знакомъ съ морями. Я жилъ въ различныхъ климатахъ и не боюсь ни солнца, ни сырыхъ береговъ.
Надо отказаться вамъ, въ настоящее время, отъ надежды увидѣться. Безпредѣльное море, гибельный климатъ раздѣляютъ насъ. Посвяти себя нашему дитяти. Будемъ продолжать наше дѣло. Побѣдимъ препятствія твердостью намѣреній.
Какъ скоро найдешь возможность, пиши мнѣ, прошу тебя, объ Эмилѣ.
Я увожу съ собою двѣ вещи, которыхъ никакія силы сего міра не могутъ отнять отъ меня — мысль о тебѣ и твою любовь. При моихъ убѣжденіяхъ этаго достаточно, чтобъ укрѣпить меня противъ насилія людей.
X.
[править]Мнѣ удалось, наконецъ, несмотря на разстояніе, возобновить нашу переписку такъ давно прерванную. Я не говорю о тѣхъ не значущихъ письмахъ, которыми мы обмѣнивались въ продолженіи трехъ лѣтъ и въ которыхъ мы старались ничего не сказать. Съ тобой мнѣ надо поговорить откровенно и свободно.
Къ чему говорить о прошедшемъ? Какъ мнѣ передать тебѣ мое огорченіе при извѣстій о перемѣнѣ твоей тюрьмы? Болѣе, чѣмъ когда нибудь, я рѣшилась слѣдовать за тобой. Только твое желаніе, совѣты друга твоего доктора и польза нашего сына могли остановить меня. Я съ сожалѣніемъ уступаю и жду.
Тебя постоянно извѣщали о здоровьѣ Эмиля. Сегодня я хочу говорить тебѣ о его успѣхахъ. Сынъ нашъ (чистосердечно сознаюсь въ этомъ) вовсе не модный ребенокъ. Находятъ даже, что онъ нѣсколько дикъ, а между тѣмъ а люблю его такимъ, какъ онъ есть, потому что все въ немъ естественно. До сихъ поръ я нисколько не заботилась учить его свѣтскимъ обычаямъ. Всѣ старанія свои я употребляла на то, чтобъ онъ изучалъ самаго себя, чтобъ образовать его характеръ и развить его способности. До какой степени я успѣла въ этомъ? Ты можешь судить по разсказу о моихъ опытахъ.
Эмиль жаденъ; какой же ребенокъ не жаденъ? Но вотъ что гораздо важнѣе: я боялась нѣкоторое время, чтобъ онъ не сдѣлался лгуномъ. Жоржія вынула изъ печки горячую лепешку и доложила на столъ. Послѣ этого намъ пришлось идти въ садъ, но я съ удивленіемъ замѣтила, что Эмиль не пошелъ съ нами. Когда мы воротились въ кухню, лепешки уже не было; у меня явилось подозрѣніе, но я сдѣлала видъ, что не знала, кто совершилъ кражу. Я торжественно спросила, кто взялъ со стола лепешку. Жоржія и Купидонъ, какъ не виновные, не произнесли ни слова; но Эмиль поступилъ не такъ; онъ вскричалъ, покраснѣвъ: это Медвѣдица".
Этотъ отвѣтъ поразилъ меня. Медвѣдица, какъ я говорила уже тебѣ, наша дворовая собака. Зная дружбу ея съ ребенкомъ, я рѣшилась воспользоваться этимъ случаемъ, чтобы пробудить въ Эмилѣ чувство справедливости. «Если Медвѣдица виновата, продолжала я, то ее надо наказать.» И я подала знакъ Куяидову исполнить мой приговоръ. Негръ, вѣроятно понявшій мое намѣреніе и мой ужасъ, принялъ выраженіе сценическаго палача и подошелъ къ своей жертвѣ. Медвѣдица, у которой не было болѣе подъ защитой щенковъ, стала съ нѣкотораго времени кротка и ласкова; теперь, казалось, она понимала въ чемъ дѣло и съ мольбою смотрѣла на Эмиля. «Неужели ты позволишь несправедливо наказать меня?» казалось говорила она. Этотъ взглядъ смутилъ ребенка. Онъ зарыдалъ и, бросившись ко мнѣ въ объятія, проговорилъ: «нѣтъ, это не Медвѣдица, это я».
Съ сердца моего свалилась большая тяжесть; но я сочла нужнымъ быть твердой. «Медвѣдица, сказала я, была обвинена напрасно и потому только она одна можетъ простить тебя». Эмиль дѣйствительно понялъ, что ему надо загладить вину передъ ней; онъ вынулъ изъ кармана половину лепешки, которой еще не успѣлъ съѣсть и сказалъ: «На!» Собака поцеремонилась, но видя, что угощеніе предложено ей отъ души, съѣла лакомый кусочекъ съ видомъ снисхожденія и жадности, который заставалъ насъ расхохотаться.
Не приписывая большой важности послушанію, я принуждена однако иногда вмѣшиваться въ капризы Эмиля, которые могутъ вредить ему. Мнѣ казалось, что для этаго можно воспользоваться естественнымъ расположеніемъ, существующимъ всегда у дѣтей, У Эмиля еще весьма смутныя понятія о явленіяхъ внѣшняго міра. По его мнѣнію все, что сопротивляется ему, обладаетъ противудѣйствующей силой и волей. Напримѣръ, онъ любитъ копать лопаткой одно мѣсто въ саду, но меня забавляетъ, какъ онъ, съ торжествующимъ видомъ, мнетъ своими ноженками комья земли. Въ его глазахъ они побѣжденные враги. Если, когда онъ проходитъ около изгороди, его ударитъ вѣтка, онъ хватаетъ ее и трясетъ, приговаривая: «Гадкая вѣтка! зачѣмъ ты ушибла меня!» право, кажется, онъ готовъ высѣчь море, по примѣру Ксеркса, если бы море отняло у него корабликъ.
Эти злыя вещи, говоря языкомъ дѣтей, заставляютъ Эмиля быть кроткимъ съ большими, лучше его понимающими законы природы. Не зависимость ли отъ природы сдѣлала человѣка столь довѣрчивымъ къ оракуламъ, о которыхъ говорятъ преданія. Мы, вмѣстѣ съ Купидономъ, устраиваемъ такъ, что каждый разъ, когда Эмилъ не слушается моихъ совѣтовъ, онъ бываетъ наказанъ не мною, но неодушевленными предметами, окружающими его. Такимъ образомъ онъ привыкаетъ искать въ послушаніи покровительство своей слабости противъ грубаго насилія элементовъ.
Я слѣдую той же методѣ и въ другихъ вещахъ, и хотя не всегда успѣваю, но мнѣ кажется — я на вѣрномъ пути, Эмиль любитъ бѣгать; напрасно я предупреждала много разъ, что ему опасно выходить одному изъ дому. Видя, что онъ плохо слушается моего предостереженія, я поручила Купидону подговорить деревенскихъ мальчиковъ. Мальчики, дѣлая видъ, что принимаютъ его за бродягу, задержали его и привели домой. Эмиль понялъ данный ему урокъ, что лучше слушаться добровольно, нежели подчиняться силѣ.
Кромѣ того, мнѣ казалось, что ребенокъ вовсе не созданъ жить одинъ, и вѣчно съ большими. Ребенокъ смиренъ и сдержанъ поневолѣ въ обществѣ взрослыхъ, и оттого старѣется прежде времени. Общество равныхъ вызываетъ его веселость. Вотъ почему я сочла нужнымъ подыскать Эмилю товарищей, выбравъ между деревенскими дѣтьми такихъ, которые не могутъ испортить его дурнымъ примѣромъ. Такъ какъ здѣсь, въ теченіи дня, родители на работѣ, то они очень рады, что могутъ поручить своихъ дѣтей лицамъ, которые готовы присмотрѣть за ними. Съ этого времени домъ нашъ сдѣлался дѣтскимъ пріютомъ. Изъ короткихъ друзей Эмиля я назову тебѣ двухъ: одного Вильяма, мальчика почти его лѣтъ, годовъ пяти, шести и дѣвочку семи лѣтъ, которая обѣщаетъ сдѣлаться хорошенькой. Ее зовутъ Изабеллой, но для сокращенія и, можетъ быть, кстати ее зовутъ Белла.
Я всего болѣе стараюсь образовать между ними нѣчто въ родѣ соціальной связи. Когда я посылаю ихъ гулять вмѣстѣ, я раздаю каждому изъ троихъ дѣтей особенный сортъ съѣстнаго, такъ, чтобы одинъ несъ весь хлѣбъ, другой всю холодную говядину, а третій всѣ фрукты. Когда аппетитъ напоминаетъ нашимъ цыганамъ о времени обѣда, а они всѣ трое ѣдятъ какъ волчата — ребенокъ, у котораго находится весь хлѣбъ, предлагаетъ подѣлиться съ тѣми, у кого говядина и яблоки, но съ условіемъ, чтобъ и они, съ своей стороны, сдѣлали тоже самое. Это предложеніе принимается всегда съ радостью, потому что оно выгодно для каждаго. Они пріучаются такимъ образомъ инстинктивно къ системѣ обмѣна, на которой основано, кажется, истинный принципъ равенства.
Одинъ изъ самыхъ дурныхъ корней, какой я стараюсь истребить въ сердцѣ Эмиля — себялюбіе. Дѣти инстинктивно все относятъ къ себѣ и всего чаще это естественное побужденіе выказывается въ жадности. Я подмѣтила эту черту дѣтства, и хочу искоренить ее.
Самыя прекрасныя рѣчи тутъ не помогутъ и, какъ ты самъ справедливо разсудилъ, мои уроки должны даваться ни дѣлѣ. Что же я придумала? Между нашими садовыми деревьями я выбрала три и назначила ихъ въ нынѣшнемъ году моимъ ребятишкамъ. Такъ какъ жребій зависѣлъ отъ меня, я отдала Эмилю вишню, Вильяму сливу, а Беллѣ грушу, привитую Купидономъ. Такъ какъ теперь раннее лѣто, то ни на одномъ изъ деревьевъ еще нѣтъ плодовъ и по-правдѣ сказать, я сомнѣваюсь, чтобъ ихъ было много въ нынѣшнемъ году. Какъ бы то ни было, три маленькихъ садовника ухаживаютъ сами за своими деревьями и усердно обираютъ съ нихъ гусеницъ и другихъ вредныхъ насѣкомыхъ. Я не удивлюсь, если Эмиль, когда наступитъ сборъ, съѣстъ всѣ собранныя имъ ягоды, не подѣлившись съ товарищами. Если это такъ случится, день возмездія наступитъ для него. Когда сливы и груши начнутъ созрѣвать, Вильямъ и Белла вспомнятъ продѣлку Эмиля и отплатятъ ему, если только они не будутъ великодушнѣе его и не согласятся подѣлиться съ эгоистомъ. Въ обоихъ случаяхъ Эмиль будетъ наказанъ.
Дѣти очень легко пріобрѣтаютъ чувство собственника, но гораздо труднѣе добиться, чтобъ они уважали чужую собственность.
Въ Англіи засѣваютъ поля ревенемъ, эти поля отличаются издали густотою листьевъ и вышиною стеблей. Это прекрасное и сильное растеніе. Въ странѣ, гдѣ плоды рѣдки, изъ этого растенія дѣлаютъ консервы и сухія варенья, которыя считаются очень вкусными. Деревенскія дѣти, вкусъ которыхъ не испорченъ, не ждутъ, чтобъ это растеніе было сварено какъ лакомство, они ѣдятъ сырые незрѣлые стебли его и находятъ, что они имѣютъ очень пріятный кислосладкій вкусъ. Мои трое воспитанниковъ прогуливались всѣ вмѣстѣ въ окрестностяхъ Пензанда и увидѣли поле съ ревенемъ. Удобный случай, красивая растительность и злой духъ толкнулъ ихъ (какъ осла въ баснѣ). Они перелѣзли черезъ неплотную изгородь, загораживавшую растенія, и какъ скоро они очутились на полѣ, они принялись усердно объѣдать самые лучшіе стебли. Однако вскорѣ они почувствовали упрекъ совѣсти: «Хорошо ли мы это дѣлаемъ?» спросилъ Эмиль, покраснѣвъ. Другіе два его товарища признались, что худо.
«Дѣло сдѣлано — сказалъ Вильямъ, съ важнымъ видомъ фаталиста — мы ужъ не можемъ помочь». Можемъ, — отвѣтила Белла, которая, какъ старшая до возрасту, имѣла болѣе развитыя понятія о соціальныхъ отношеніяхъ, нежели двое меньшихъ дѣтей — можно заплатить за то, что съѣли. Это предложеніе образумило ихъ. Такимъ образомъ можно было поправить и возвратиться домой съ облегченнымъ сердцемъ.
Однако замѣшательство ихъ было велико, потому что ни у Вильяма, ни у Беллы не было гроша въ карманѣ. У Эмиля былъ пенни. Не колеблясь нисколько, онъ вытащилъ изъ кармана мѣдную монету. Такъ какъ тутъ не было хозяина поля, дѣти, съ свойственной ихъ возрасту наивностью, придумали положить пенни на широкій листъ ревеню.
Это было разсказано мнѣ слово въ слово самими виновными. Такъ какъ я никогда прямо не наказываю дѣтей, то они обращаются ко мнѣ, какъ къ духовнику. Боясь, что вознагражденіе было недостаточно, я переговорила съ владѣльцемъ поля и заплатила за потраву, которая впрочемъ была незначительна. Это стоило мнѣ не дорого. Впрочемъ, чего я не дала бы за лучъ справедливости, озарившій во время умъ маленькихъ мародеровъ! Моя радость была бы еще сильнѣе, еслибы мысль о вознагражденіи была внушена совѣстью Эмиля; но развѣ нельзя похвалить его за то, что онъ пожертвовалъ своимъ пенни?
Какъ увѣрить дѣтей въ томъ, что все растущее на землѣ принадлежитъ не всѣмъ?
Одна изъ лучшихъ нравственныхъ школъ для мальчиковъ возраста Эмиля — полевая школа.
Видъ тяжелыхъ работъ, крестьянъ, во всѣхъ отношеніяхъ больше научаетъ ихъ, нежели всевозможныя разсужденія,
Не научается ли онъ каждый день, глядя, на полевыя работы, что пшеница не можетъ вырости, если не посѣетъ человѣческая рука и что лучшая земля ничего не производитъ, если не была вспахана?
Животные, съ своей стороны, даютъ имъ превосходные уроки о правахъ собственности. Въ окрестностяхъ Канзанса, по берегамъ широкаго ручья, впадающаго, за нѣсколько миль далѣе, въ море есть густая роща. На одномъ изъ деревьевъ часто видна птица, довольно рѣдкая въ этой странѣ. Англичане называютъ ее kingfisher, а у насъ во Франціи называютъ зимородкомъ.
Эта прелестная птица, своими яркими перьями, привлекла вниманіе дѣтей; но я замѣтила имъ, что она не менѣе замѣчательна своею смѣтливостью, какъ и своей красотой. Несчастная съ трудомъ заработываетъ себѣ насущный хлѣбъ. По цѣлымъ часамъ сидя на сторожѣ, скрывшись въ вѣтвяхъ, чтобы не быть замѣченной, но въ то же время, чтобы все видѣть самой, она, какъ тебѣ извѣстно, внимательно и зоркимъ взоромъ слѣдитъ, не проплыветъ ли по водѣ рыба; замѣтивъ добычу, она бросается однимъ прыжкомъ и вытаскиваетъ ее своимъ клювомъ. Разорвавъ и проглотивъ ее, она снова принимается за свой тяжелый трудъ, зная очень хорошо, что случаи рѣдки и что аппетитъ у нея здоровый. Разъ дѣти были свидѣтелями странной борьбы между зимородкой и другой хищной птицей, желавшей отнять у нея ея добычу. Эмиль тотчасъ же понялъ, что другая хищная птица была воромъ, такъ какъ она хотѣла отнять у своей соперницы то, что та пріобрѣла трудомъ.
Мнѣ бы хотѣлось вселить въ нашего сына чувство уваженія къ людскимъ страданіямъ. Прочесть ему проповѣдь объ этомъ предметѣ, значитъ потерять время. Какъ часто ошибаются родители, представляя дѣтямъ природные тѣлесные недостатки наказаніемъ неба! Одна маленькая дѣвочка изъ моего пріюта, воспитанная въ грубыхъ предразсудкахъ, была твердо увѣрена, что у нашей сосѣдки, кривой и горбатой старухи, сидитъ въ горбу дьяволъ. Мнѣ бы хотѣлось внушить Эмилю совершенно противное. Не возбуждая чрезъ мѣру его состраданіе, я хотѣла бы объяснить ему, что эти люди, обиженные природой, одарены, въ замѣнъ того, такими качествами, которыхъ у насъ нѣтъ.
Подлѣ деревни Маразіонъ живетъ ребенокъ слѣпой отъ рожденія; родители его, честные землепашцы, содержатъ его своимъ трудомъ. Это былъ отличный случай для пробы составленнаго мною плана. Я предложила своимъ тремъ воспитанникамъ принять слѣпого въ ихъ общество. Они согласились. Для дѣтскихъ игръ никогда не бываетъ лишнимъ лишній товарищъ. А кромѣ того, надо ли прибавить, что они вовсе не были прочь показать свое превосходство надъ бѣднымъ ребенкомъ, который былъ и сильнѣе и старше ихъ, но который, какъ слѣпой, не можетъ ходить одинъ: къ нашему состраданію такъ часто примѣшивается сознаніе нашего превосходства. Въ этомъ отношеніи дѣти, сами того не зная, походятъ на насъ. Да и къ чему мнѣ разбирать ихъ побужденія?
Весной мальчики обыкновенно раззоряютъ гнѣзда птицъ, очень обыкновенныхъ въ Корнвалисѣ, называемыхъ на мѣстномъ нарѣчіи чау. Это родъ черной сороки, съ красными лапами и краснымъ клювомъ. Въ дикомъ состояніи чау очень зла и гнѣздится обыкновенно въ дикихъ мѣстахъ; чау, какъ рѣдкая птица — добыча, за которой гоняются всѣ охотники. Опасность научила ее устраивать свои гнѣзда на почти недосягаемыхъ скалахъ. Но и тамъ она не ускользаетъ отъ молодыхъ охотниковъ, подстрекаемыхъ или любопытствомъ, или корыстію, такъ какъ эта птица продается дорого. Она водится въ особенности въ нашихъ окрестностяхъ, на остроконечныхъ высотахъ, окаймляющихъ берега залива Моунтсъ-Бей. Она гнѣздится тамъ между обломками гранита. Это уединенное и дикое мѣсто находится недалеко отъ Мучаля, маленькой рыбацкой деревни, которая лѣпится на высокомъ берегу, какъ мышиное гнѣздо въ стѣнѣ.
Я вовсе не одобряю, по многимъ причинамъ, эту охоту на чау, но мнѣ казалось не практичнымъ слишкомъ рано сообщить мой образъ мыслей объ этомъ предметѣ, такъ какъ примѣръ другихъ деревенскихъ дѣтей былъ бы сильнѣе моихъ словъ. Трое птицелововъ отправились раннимъ утромъ и взяли съ собой слѣпого. Купидонъ, боясь, чтобъ они не подверглись какой нибудь опасности взлѣзая на скалы, пошелъ за ними въ нѣкоторомъ разстояніи, но такъ, что они его не видѣли, Эмиль, Вильямъ и Белла по очереди заботились о несчастномъ слѣпомъ и вели его. День прошелъ благополучно и путешествіе ихъ по гранитнымъ скаламъ усилило въ нихъ еще болѣе сознаніе ихъ превосходства надъ слѣпымъ, который часто останавливался передъ незначительными препятствіями. Всѣ онѣ были такъ заняты, что, окончивъ свой нероскошный обѣдъ, они совершенно забыли, что солнцѣ начинало садиться. Ночь застала ихъ, когда они были еще очень далеко отъ дому. Нужно было найти обратную дорогу, и дѣло было нелегкое. Купидону очень хотѣлось показаться и успокоить ихъ страхъ, но помня мои приказанія, онъ сталъ выжидать, какъ дѣти выпутаются изъ затрудненія.
Что же случилось ночью? Роли вдругъ совершенно перемѣнились: слѣпой оказался зрячимъ. Благодаря своей изумительной памяти мѣстности и изощренному осязанію, свойственному слѣпымъ, онъ тотчасъ же узнавалъ мѣсто, по которымъ шелъ утромъ. На этотъ разъ не его вели, а онъ велъ другихъ. Дѣти, подобно дикимъ, легко переходятъ отъ одного крайняго чувства къ другому, не менѣе крайнему. Видя, что слѣпой идетъ точно глаза у него за ладони, они чуть было не начали почитать его существомъ сверхестественнымъ. Не отъ подобныхъ ли причинъ нѣкоторые древніе народы покланялись человѣческому увѣчью?
Желаніе не отстать отъ того, кто видитъ по своему въ потьмахъ возбудило прежде всего любопытство Эмиля и другихъ его товарищей. У слѣпаго была способность, которую другіе могли бы, можетъ быть, также пріобрѣсти, какъ и онъ, упражненіемъ. Мнѣ кажется, что дѣти въ своихъ играхъ поняли инстинктомъ нѣкоторыя методы, способствующія развитію тонкости слуха и осязанія. Кто выдумалъ жмурки? Ни Гайю, ни кто другой изъ членовъ академіи наукъ. Игра, которую называютъ здѣсь Blind man’s buff (жмурки), тоже подражаніе слѣпотѣ и способамъ употребляемымъ слѣпыми чтобъ узнать, что происходитъ вокругъ нихъ. Эмиль и его молодые товарищи съ повязанными глазами начали, съ своея стороны, выдѣлывать различныя штуки, заслуживающія вниманіе. Что за диковинка видѣть глазами! Ихъ затронутое самолюбіе говорило, что вся трудность въ томъ, чтобъ видѣть посредствомъ осязанія. Сомнѣваюсь, чтобъ они достигли когда нибудь въ этомъ отношеніи ясновидящаго осязанія слѣпорожденнаго; но и то недурно, если они узнали, играя, какъ чувства замѣняютъ одно другое и помогаютъ другъ другу? Не говорилъ ли ты мнѣ часто: «только тотъ узнаетъ употребленіе слуха и зрѣнія кто былъ слѣпъ и глухъ?» Теперь я должна разсказать тебѣ продолженіе охоты за чау. Дѣти не нашли ни одного гнѣзда, потому что Эмиль и Вильямь еще очень слабосильны, чтобъ взлѣзать на крутыя возвышенности, на которыхъ живетъ Корнвалисская птица, Белла, со своей стороны, какъ дочь квакера, находитъ, что дурно отнимать дѣтей у матери — ты знаешь, что эта секта чрезвычайно благоволитъ къ животнымъ. Купидонъ, менѣе совѣстливый въ этомъ отношеніи и желающій безпрестанно угодить Эмилю, былъ искуснѣе и счастливѣе въ своихъ поискахъ. Взлѣзая съ легкостью, свойственною жителю лѣсовъ, онъ нашелъ гнѣздо на гранитныхъ пикахъ между хвороста и вынулъ изъ него двухъ маленькихъ чау, уже оперившихся, но неумѣющихъ еще летать. Велико было удивленіе дѣтей, потому что она не подозрѣвали присутствія близь себя негра, который всюду, не слышно, прокрадывался вслѣдъ за ними. Не менѣе велика была и радость, когда они увидѣли два пуховые шарика съ красными клювами. Даже сама Белла, кажется, забыла на время принципы милосердія своей секты.
Зная хорошо, что дѣти обыкновенно дѣлаютъ съ птицами, я одна нисколько не раздѣляла общей радости. Но что могла я сказать? Еслибъ я велѣла отпустить плѣнниковъ, меня послушались бы… но не хотя; слѣдовательно лучше было прибѣгнуть къ другому средству. Два маленькіе чау были помѣщены на птичьемъ дворѣ; мы превратили въ клѣтку мѣсто, куда прятались садовыя орудія. Сдѣлавъ это, я объяснила Эмилю, что птицы эти теперь лишены матери, и потому онъ обязанъ кормить ихъ. Я нарочно преувеличила уходъ необходимый слабымъ существамъ, чтобы замѣнить уходъ ихъ естественной хранительницы. Эмилю пришлось запираться съ ними въ клѣтку нѣсколько разъ въ продолженіи дня. Такимъ образомъ онъ увидалъ, что онъ плѣнникъ своихъ плѣнниковъ. Эта роль тотчасъ же опротивѣла ему, и онъ вывелъ изъ этого то заключеніе, что посягая на свободу кого нибудь, въ тоже время теряешь часть своей. Въ слѣдствіе этаго, черезъ нѣсколько времени, онъ пришелъ ко мнѣ самъ и попросилъ меня выпустить птицъ на волю.
Такъ какъ урокъ со слѣпымъ удался мнѣ, я рѣшилась производить далѣе свои опыты. У насъ въ окрестностяхъ есть маленькій пастушокъ, который слыветъ идіотомъ, и всѣ деревенскіе мальчишки смѣются надъ его простотой. Я боялась, что Эмиль будетъ также смѣяться: примѣръ такъ заразителенъ! Смѣяться надъ тѣмъ, что слѣдyетъ жалѣть и щадить — жестокость, свойственная дѣтству; къ счастію случай и размышленія явились ко мнѣ на помощь. Встрѣтивъ его разъ въ полѣ, я узнала, что этотъ маленькій пастушекъ знаетъ каждую свою овцу; тогда какъ для Эмиля и для меня все стадо состояло изъ одной овцы сто разъ повторенной. Я хотѣла воспользоваться этимъ преимуществомъ его надъ нами для своихъ педагогическихъ цѣлей. На слѣдующій разъ я предложила Эмшгю идти на дюны. Я заранѣе узнала, что маленькій пастушокъ долженъ былъ находиться тамъ. «Посмотри, — сказалъ Эмиль, увидавъ его — это сумасшедшій — такъ называютъ здѣсь дурачковъ». Не показывая виду, я обратила вниманіе сына на то, какъ пастушекъ, не крѣпкій умомъ, сразу различалъ каждую овцу, которыя казались намъ такъ похожими одна на другую. Это удивило Эмиля и дало намъ обоимъ поводъ завязать разговоръ съ идіотомъ. Отъ вниманія его не ускользало ни года, ни свойства, ни малѣйшія примѣты, въ его животныхъ. Такимъ образомъ Эмиль самъ могъ въ волю удивляться, какъ этотъ бѣдный полоумный зналъ болѣе насъ съ нимъ въ извѣстной отрасли. Пользуясь этимъ послѣднимъ обстоятельствомъ, я предложила идіоту взяться, на нѣсколько времени, учить моего сына также различать овецъ; онъ съ удовольствіемъ согласился на это, вѣроятно предвидя хорошую награду и въ тоже время прельщенный тѣмъ, что его считали годнымъ на что нибудь. Кажется, въ первый разъ въ жизни ему дѣлали эту честь.
Эмиль, съ своей стороны, повидимому не совсѣмъ былъ доволенъ моимъ намѣреніемъ, самолюбіе его вѣроятно было задѣто тѣмъ, что его будетъ учить тотъ, кого онъ вмѣстѣ съ товарищами своими считалъ дуракомъ. А между тѣмъ не было другаго средства достигнутъ цѣли. Какъ онъ самъ былъ радъ потомъ похвастаться своимъ знаніемъ передъ другими дѣтьми. Изъ этого ученія я извлекла для него двоякую пользу: умѣнье наблюдать самые слабые оттѣнки и различія между особями одного вида. Разъ пріобрѣтенное разпознаваніемъ овецъ пастуха, оно можетъ быть распространено на всѣ отрасли естественной исторіи. Второй урокъ Эмиля, по моему мнѣнію, гораздо болѣе серіозный, заключался въ томъ, что мы всегда можемъ научаться, даже отъ людей самыхъ ничтожныхъ.
Эмиль не былъ бы мальчикомъ, если бы не любилъ играть въ солдатики. Я не противлюсь въ этомъ его вкусамъ, принимая во вниманіе его возрастъ.
Въ какой я пришла однако ужасъ, когда увидѣла на дняхъ деревенскихъ дѣтей, раздѣлившихся на два стана и между ними Эмиля, державшаго знамя.
Сражались, правда, деревянными шпагами; но, если бы эти шпаги были стальныя и еслибы управлявшія ими маленькія руки сдѣлались сильными я, безъ сомнѣнія, увидѣла бы представленіе отвратительныхъ побоищъ, окровавливающихъ свѣтъ подъ именемъ сраженій: Белла и я разыграли роль сабинокъ, въ томъ смыслѣ, что бросились между сражающимися. Эмилъ безъ сомнѣнія увидѣлъ что это было для меня непріятно; онъ поблѣднѣлъ и бросился ко мнѣ на шею, прося прощенія.
Признаюсь, я крайне была огорчена. Ты вѣроятно объяснишь ему со временемъ, что бываютъ и справедливыя войны. Ты разскажешь ему, что похвально защищать свое отечество и умереть за идею; но въ своемъ возрастѣ Эмиль еще не пойметъ этого различія. Онъ видитъ въ войнѣ только то, чего ищутъ въ ней большая часть людей: средство отличиться и притѣснить себѣ подобныхъ. Держатъ ли они тряпку или кусокъ бумаги вмѣсто знамени, они какъ и солдаты повинуются тому же самому ужасному чувству. Движимые дикимъ инстинктомъ, они поднимаютъ на братьевъ руку, которой недостаетъ только силъ, чтобъ нанести смерть. Если между государствами ведется война, это значитъ, что она съ давнихъ поръ таится въ сердцахъ человѣка! И какимъ образомъ она не была бы въ немъ? Развѣ не стараются всѣми силами облагородить въ глазахъ дѣтей эту грубую кровожадность, сравнивающую насъ съ хищными звѣрями? Честь, побѣда, патріотизмъ…. какими именами не украшаютъ идола Молоха? Боже сохрани, чтобъ я увидѣла гнѣздящееся въ сердцѣ моего сына это лживое чудовище — насиліе!
Я взяла Эмиля за руку и такъ какъ въ это время на дорогѣ грызлись двѣ тощія собаки, за полуобъѣденную кость, я сказала: «посмотри, вотъ изображеніе поля битвы!» Я не ручаюсь въ томъ, что Эмилъ понялъ смыслъ моихъ словъ; но онъ понялъ, по крайней мѣрѣ, причину моего волненія, которое, увѣряю тебя, было очень сильно.
Считаю за нужное дать ему ясное понятіе о гибельныхъ предразсудкахъ, уничтожающихъ человѣчество. Я ни за что въ свѣтѣ не пожелала бы сдѣлать Эмиля трусомъ. Мнѣ кажется, что вообще родители, воспитывая дѣтей, слишкомъ употребляютъ во зло чувство страха. Не стараются ли ихъ всѣмъ запугивать небомъ, — на немъ грозныя тучи Божьяго мщенія. Землею — она была проклята за прегрѣшенія Адама. Жизнію: — она подлежитъ суду, знающему всѣ наши дѣйствія. Смертью — она сопровождается ужасами, продолжающимися цѣлую вѣчность. Это возбужденіе страха годится для рабовъ, но я сомнѣваюсь чтобъ оно создало свободныхъ людей, Пусть Эмиль дрожитъ только передъ своей собственной совѣстью, если онъ ужъ долженъ чего нибудь бояться! Съ своей стороны я стараюсь, напротивъ разогнать, этотъ неопредѣленный страхъ, слишкомъ наполняющій разумъ дѣтей. Я желаю, чтобъ онъ былъ мужественъ, но человѣченъ съ людьми.
Какъ и большая часть мальчиковъ его возраста, Эмль боится темноты ночи и неизвѣстности. Въ саду есть группа довольно крупныхъ орѣшниковъ, въ которую онъ не смѣетъ ходить одинъ послѣ захожденія солнца. Не боится ли онъ быть съѣденнымъ?
Я не очень удивилась бы этому. Сказка о Мальчикѣ съ пальчикъ не интересовала бы дѣтей такъ сильно, еслибы въ нихъ небыло частицы первобытнаго человѣка, жившаго посреди всѣхъ людоѣдовъ природы? Или не боится ли Эмиль встрѣчи съ волкомъ красной-шапочки. Онъ не умѣетъ самъ разсказать это. Въ дѣйствительности онъ боится того, что ходитъ въ потьмахъ.
Эти неопредѣленныя впечатлѣнія страха очень глубоко вкоренились и прямо сражаться съ ними — значило-бы усилить ихъ. Я только уговорю Эмиля брать съ собою Медвѣдицу, которая ничего небоится и всегда готова слѣдовать за нимъ. Съ нею вмѣстѣ ребенокъ войдетъ въ кусты и разсмотритъ то что его такъ смущало, въ этомъ уединенномъ мѣстѣ. Урокъ не былъ потерянъ для меня, потому что я поняла, насколько присутствіе домашняго животнаго въ первобытныя времена должно было укрѣпить нравственную силу человѣка.
Каждый день я все болѣе и болѣе убѣждаюсь въ трудности возложенной на меня обязанности. Эта система дѣйствій требуетъ знанія, котораго во многихъ случаяхъ недостаетъ у меня. Однако я продолжаю быть убѣжденной, что это единственное средство образовать характеръ Эмиля. Жизнь безъ тебя — пустыня, которую я стараюсь наполнить великимъ долгомъ; отъ всѣхъ моихъ разбитыхъ надеждъ у меня остался только нашъ ребенокъ. Я привязываюсь къ нему съ отчаяньемъ утопленника, хватающагося за соломенку. Я люблю его за его самаго и за тебя. Страшная мысль омрачаетъ свѣтъ моей драгоцѣнной привязанности: если, не смотря на всѣ наши усилія, этотъ ребенокъ измѣнитъ со временемъ нашей святынѣ, если онъ отвергнетъ идеи своего отца, если онъ пренебрежетъ твоими принципами и страданіями цѣлой твоей жизни…. О Боже! Я его…. Нѣтъ, я себя убью! Но это невозможно неправда-ли? Разгони хоть однимъ словомъ страхъ, смущающій меня до глубины сердца!
XI.
[править]Я вполнѣ цѣню, милая Елена, силу твоей любви ко мнѣ, но не могу раздѣлить твоихъ опасеній. Хотя я и отецъ Эмиля, но я не считаю себя въ правѣ требовать, чтобъ онъ былъ моимъ ученикомъ. Кто можетъ похвалиться, что онъ постигъ безусловную истину, даже если онъ добросовѣстно стремится къ ней и думаетъ, что страдаетъ за нее? Безъ сомнѣнія, мнѣ было бы очень больно, еслибы Эмиль не раздѣлилъ, современемъ, моихъ убѣжденій, но кто же былъ' бы виноватъ въ томъ? Скорѣе я, нежели онъ. Это значило бы, что я или не съумѣлъ передать ему своя идеи, или что онъ не нашелъ въ нихъ безусловной истины; но къ чему намъ думать о будущемъ — дѣло идетъ о настоящемъ.
Ты говоришь, что Эмиль любопытенъ; это хорошій знакъ. Но если онъ будетъ спрашивать тебя о вещахъ, которыхъ ты сама не знаешь, признайся ему откровенно въ твоемъ невѣжествѣ. Большинство родителей и школьныхъ учителей поступаютъ совершенно иначе, они находятъ отвѣтъ на каждый вопросъ. Не думаютъ ли они, что этимъ пріобрѣтутъ власть надъ умомъ своего воспитанника? Боже упаси! Ты не должна прибѣгать къ этому опасному средству для того, чтобы имѣть вліяніе на Эмиля. Я сказалъ, что это средство опасно и стою на своемъ. Пріучая дитя думать, что все въ мірѣ извѣстно и разъяснено, его пріучаютъ къ лѣности мышленія! Для чего ему трудиться самому искать и наблюдать, если ему внушатъ убѣжденіе, что есть наука, которая можетъ разрѣшить всѣ его сомнѣнія? Напротивъ того, признаваясь Эмилю, что ты не достаточно думала о какомъ нибудь предметѣ для того, чтобъ составить объ немъ понятіе, ты научишь его съ ранней поры, что точное знаніе есть плодъ личнаго труда и изслѣдованія. Какой отвѣтъ можетъ сравниться съ этимъ урокомъ?
Сверхъ того, родителя или воспитатели, присвоивая себѣ какую-то непогрѣшимость, рискуютъ не достичь своей цѣли. Если, впослѣдствіи, воспитанникъ подмѣтитъ, что превосходство его первыхъ учителей было ложно, его вѣра въ нихъ разомъ будетъ подорвана я довѣріе, которое старались внушать ему, безвозвратно изчезнетъ.
Скептицизмъ, котораго я боюсь для Эмиля — не разумное недовѣріе свойственное тѣмъ, которые научившись съ раннихъ поръ анализировать и сомнѣваться, но болѣзненный скептицизмъ тѣхъ, которые перестали вѣрить въ жизнь.
Догматическій тонъ нашей системы обученія, соотвѣтствуетъ, вполнѣ характеру нашихъ общественныхъ учрежденій. Когдацерковь и правительство взялись думать за народъ, то естественнымъ послѣдствіемъ такого порядка является цѣлый рядъ понятій, опредѣленныхъ властью и назначенныхъ для распространенія, усвоеніе которыхъ становится обязательнымъ для дѣтскаго ума. Этотъ рядъ понятій можетъ быть непроницаемъ для человѣческаго разума, онъ не допускаетъ анализа и потому не можетъ не имѣть отупляющаго вліянія на умъ ребенка. Эта насильственная метода управляетъ воспитаніемъ и во всѣхъ отношеніяхъ. Этотъ прекрасный порядокъ вещей ведетъ прямо къ порабощенію мысли. При такой мертвящей дисциплинѣ, трудъ воспитанника ограничивается едва ли не исключительно упражненіемъ памяти. Бѣдный мотылекъ, задушевный педантизмомъ и авторитетомъ вѣковъ, ему не расправить свои крылья.
И несмотря на все, этотъ нравственный гнетъ далеко не имѣетъ того успѣха, который слѣдовало бы ожидать. Вліяніе вѣка, иногда врожденный инстинктъ сопротивленія и противорѣчія въ ребенкѣ, или взгляды семьи, среди которой онъ росъ, разрушаютъ.очень часто всѣ разсчеты офиціальнаго обученія. Однако, надо признаться что только очень немногимъ удается отлиться въ ту однообразную форму, въ которую отливаютъ рождающіяся поколѣнія. Масса принимаетъ на вѣру слова учителя, который повторяетъ то, что слышалъ отъ своихъ учителей. При такихъ обстоятельствахъ, воспитаніе есть обоюдуострый мечь, который можетъ и поработить и освободить умъ. Что рѣшаетъ этотъ вопросъ? Случай. Но я ни за что на свѣтѣ не хочу, чтобы случай рѣшилъ чему будетъ служить Эмиль — истинѣ или заблужденію, рабству или свободѣ. Я не думаю отвергать вліяніе здоровой традиціи но здѣсь, какъ и во всемъ надо умѣть найти разумную середину, — это не легко, Ребенокъ, который не взялъ бы ничего изъ традицій общества билъ бы дикаремъ или идіотомъ, но человѣкъ, который принимаетъ ее слѣпо на вѣру и отказывается работать головою, подъ тѣмъ предлогомъ, что другіе думали за него прежде и лучше его, останется всегда человѣкомъ ограниченнаго ума, готоваго подчиняться всякому авторитету. Большая часть нашихъ заблужденій и предразсудковъ опираются на общепринятыя мнѣнія. Принять ихъ за непреложныя истины гораздо легче, нежели стараться проникнуть въ нихъ и освѣтить ихъ свѣтомъ разума. Задатки этихъ мнѣній закрадываются въ насъ въ первомъ возрастѣ и такъ твердо укореняются въ нашемъ умѣ, что впослѣдствіи нужно много силы мысли и энергія, чтобы искоренить ихъ. Безсомнѣнія Эмилю не возможно будетъ не заразиться нѣкоторыми ложными понятіями — это неизбѣжное зло; но дѣло въ томъ, чтобъ онъ заразился ими какъ можно менѣе и чтобы развить въ немъ способность мыслить самостоятельно, которая даетъ ему средство распознать заразу и излечиться отъ нея.
Я вполнѣ доволенъ образомъ воспитанія Эмиля. Воспитаніе — дѣло преданности и любви. Я зналъ великихъ людей, которымъ недостаетъ теплоты. Такимъ людямъ я не довѣрилъ бы воспитаніе юношества. Нужна любовь къ этому дѣлу, воодушевленіе и природныя способности. Лучшій профессоръ для ребенка — его мать.
Я одобряю также твою мысль продолжать твои научныя занятія, для подготовленія къ предстоящей обязанности. Но не теряй никогда изъ виду, что главное условіе успѣшнаго воспитанія не въ томъ чтобъ имѣть массу познаній, а въ томъ, чтобъ забыть все то, чему ты училась, и проходитъ снова весь курсъ съ твоимъ сыномъ.
Я помню одного честнаго человѣка, который по призванію взялся за воспитаніе юношества. Назначенный директоромъ школы, устроенной не имъ самимъ, онъ нашелъ, что наказанія въ ней слишкомъ строги. Ученики (которые всегда одни и тѣже) проводили рекреаціонные часы стоя на колѣняхъ, или привязанные къ столбу. Въ этомъ заведеніи, устроенномъ по принципамъ добраго стараго времени процвѣтали штрафные уроки, сажаніе на хлѣбъ и на воду, заключеніе въ карцеръ. Мой пріятель уничтожилъ эту систему наказаній, которыя впрочемъ запугивали только трусовъ и не исправляли никого. «Когда вы съ этихъ поръ сдѣлаете что нибудь дурное, сказалъ онъ воспитанникамъ — васъ будетъ наказывать совѣсть. Совѣсть — бичь тѣхъ, которыхъ не наказываютъ розгами».
Его девизомъ было ни колпаковъ академиковъ, ни дурацкихъ колпаковъ. До него воспитанники не смѣли ходить ни по длиннымъ коридорамъ, ни по двору иначе какъ по парно и въ сопровожденіи дядьки, котораго они ненавидѣли всѣми силами своего существа и съ которымъ безпрестанно играли разныя непріятныя шутки. Новый начальникъ собралъ вечеромъ дѣтей и объявилъ имъ важную новость: «съ завтрашняго дня никто не будетъ надсматривать надъ вами — сказалъ онъ — вы будете находиться подъ надзоромъ вашего собственнаго сознанія — чувства долга». И каждый воспитанникъ поставилъ своимъ долгомъ повиноваться дисциплинѣ?
Однажды проходя по саду, онъ увидѣлъ что одинъ изъ воспитанниковъ съ жадностью объѣдалъ крупныя кисти винограда, который росъ шпалерникомъ по старой стѣнѣ. Не подавъ вида, что онъ замѣтилъ это, онъ попросилъ воспитанника сходить за экономомъ, и когда тотъ поспѣшилъ явиться въ сопровожденіи маленькаго вора, который началъ ужъ догадываться въ чемъ дѣло:
— Милостивый государь сказалъ начальникъ, эконому, какимъ образомъ могло случиться, что вотъ этотъ мальчикъ, который только что пообѣдалъ, такъ голоденъ, что тайкомъ объѣдалъ виноградныя кисти? Потрудитесь сами свести его въ столовую и накормить".
Этотъ директоръ не походилъ на нашихъ школьныхъ педагоговъ. За то какъ и любили его воспитанники! Я не разъ сожалѣлъ объ участи воспитателей-мученниковъ, ненавидимыхъ молодежью, несмотря на все ихъ желаніе ей добра? Но кто виноватъ? Не въ природѣ дѣтей быть неблагодарными тѣмъ, кто учитъ ихъ. Для чего же вы, учителя, хотите чтобъ семена науки были горьки. Учиться должно быть счастьемъ для дѣтей, упражненіе каждой способности — наслажденіе и въ природѣ нѣтъ ничего, что бы не стремилось къ жизни и развитію. Только принужденіе превращаетъ это наслажденіе въ мученіе. Ребенокъ приходитъ въ школу готовый съ жадностью учиться, какъ пчела собрать медъ съ вырощенныхъ для нея цвѣтовъ, и встрѣчаетъ мрачнаго учителя, тиранство котораго опирается на авторитетъ книги. Хорошо поощреніе!
Когда вы входите въ классъ, вамъ прежде всего кидаются въ глаза столы покрытые чернильными пятнами, хромоногія скамейки, четыре голыхъ стѣны, потолокъ исполосованный балками и затянутый паутинами. Окна открыты: въ воздухѣ поютъ вольныя птицы и какъ будтобы поддразниваютъ школьниковъ. На дворѣ шумъ, свѣтъ, движеніе, яркія краски все влечетъ ребенка упражнять его чувства, все указываетъ на систему нагляднаго обученія. Въ классахъ напротивъ того все мрачно, мертво, ничто не привлекаетъ его пазъ, на стѣнахъ висятъ кой гдѣ безобразныя изображенія, географическія карты — сухіе и неясныя іероглифы земнаго шара, Пусть въ эту дѣтскую могилу впустятъ лучь жизни, вѣяніе внѣшняго міра!
У народа, который бы умѣлъ понимать значеніе воспитанія, не былобы ни одной школы гдѣ бы не нашлось: микроскопа для увеличенія предметовъ невидимыхъ для не вооруженнаго глаза, телескопа, для разсматриванія хотя самыхъ близкихъ къ земному шару планетъ, глобуса, акваріума, стереоскопа, наконецъ всего того, что можетъ дать понятія о природѣ и: о главныхъ чудесахъ міра.
Слово и печать очень плохіе проводники званія для дѣтскаго возраста. Ребенку нужно видѣть вещи. Прежде нежели онъ научится писать, должно обратить его вниманіе на множество вещей, которыя вовсе не доступны его уму. По моему мнѣнію, нѣкоторымъ наукамъ начинаютъ учить дѣтей слишкомъ рано, а другихъ — слишкомъ поздо. Что должно руководить насъ въ выборѣ и порядкѣ преподаванія предметовъ? Очевидно изученіе физіологическихъ законовъ управляющихъ органическимъ, нравственнымъ и умственнымъ развитіемъ человѣка.
«Еще не пришелъ часъ». Эти слова — великая истина въ отношеніи развитія нашихъ способностей въ извѣстные возрасты. Многія дѣти, которыя быстро схватываютъ наружныя черты вещей, совершенно неспособны понять взаимныя отношенія ихъ, еще менѣе способны они прослѣдить причины вещей я усвоить законы управляющіе ими. Юноша, который воспріимчивъ по очарованію поэзіи, равнодушенъ съ доводамъ логики и философіи потому что въ немъ не развилась еще способность для воспринятія этихъ наукъ. Разумъ — слово неопредѣленное, онъ совокупность отдѣльныхъ силъ" развивающихся постепенно одна за другой. У каждой способности есть своя пора развитія. Онѣ развивается подъ вліяніемъ среды, которая не можетъ быть постоянно одинакова для всѣхъ, и измѣняется съ разными случайностями жизни воспитанника, но всегда согласно законамъ его природы и его возрастомъ. Каждый возрастъ имѣетъ свои понятія и чувства.
Однѣ и тѣже вещи должны быть изучаемы много разъ и съ различныхъ точекъ зрѣнія. Напримѣръ, въ розѣ ребенокъ видитъ сначала только цвѣтокъ. Далѣе онъ научается распознавать форму, цвѣтъ и запахъ цвѣтка, особый типъ, настолько отличающійся отъ другихъ, что онъ тотчасъ узнаетъ розу среда другихъ цвѣтовъ.
Ему еще нѣтъ дѣла до того, какое мѣсто занимаетъ онъ въ классификаціи ботаниковъ, онъ ни мало интересуется физіологіей этого цвѣтка. Если ты не хочешъ насиловать его способность мышленія, то не торопись навязывать ему эти отвлеченныя понятія наравнѣ съ многими другими. Въ геологіи, напримѣръ, которую считаютъ основой всѣхъ наукъ, я бы прежде всего обратилъ вниманіе Эмиля на отпечатки органическихъ существъ, которые находятъ въ каменныхъ глыбахъ и даже въ камняхъ, попадающихся на дорогѣ. Любопытство, самолюбіе и случай помогутъ ему различать главныя черты древнихъ окаменѣлыхъ животныхъ. Все это доступно его возрасту. Позже, то-есть, года черезъ два, я попросилъ бы его сравнить собранные имъ образцы и размѣстять ихъ по разрядамъ, смотря по существующему между ними сходству. Только тогда и то постепенно я, по этимъ собраннымъ камнямъ, разсказалъ бы ему объ эпохахъ образованія земли и переворотахъ черезъ которые она прошла. «И камни говорятъ», сказалъ Шекспиръ. Наконецъ, когда ему минуло бы осьмнадцать или девятнадцать лѣтъ, когда Эмиль уже совершенно могъ бы понимать меня, геологія послужила бы введеніемъ въ философію исторіи.
Ты видишь изъ этихъ словъ, что для образованія Эмиля нельзя употреблять ни одного изъ существующихъ учебниковъ. Сокращенные учебники, руководства и всѣ классныя книги, по которымъ учатся дѣти, были сочинены съ другою цѣлью. Воображаютъ, что эти сокращенные учебники удобопонятны для молодыхъ умовъ по простотѣ слога. Но тутъ ошибка не въ формѣ, а въ самой сущности дѣла. Въ системѣ міра, дитя можетъ понять прежде всего то, что понимали первобытные люди, до развитія и раздѣленія наукъ. Забываютъ, что опредѣленія, класификаціи и формулы были составлены послѣ опытовъ; а граматика — послѣ языковъ; группы человѣческихъ знаній образовались вовсе не такъ какъ мы преподаемъ ихъ. Человѣческая мысль, переходя отъ одного факта къ другому, по этому ряду связанныхъ между собою фактовъ, дошла до понятія ихъ въ совокупности и изъ нея вывела законы. Изъ корня пошли побѣги и науки выдѣлились одна изъ другой.
Начать учить дитя иначе значитъ разрушить естественный по рядокъ человѣческаго ума. У насъ ребенку навязываютъ произвольные выводы, не положивъ основанія для его сужденія. Начинаютъ съ самой высшей точки, на которую работа вѣковъ поставила науку и потомъ спускаются до уровня невѣжества ребенка. То, что называется элементарными познаніями — на самомъ дѣлѣ выработанныя вѣками понятія о взаимнодѣйствіи вещей. Я не стану учить Эмиля такимъ образомъ. Я хочу, чтобъ онъ ознакомился съ природой прежде, нежели начнетъ учиться естественной исторіи. Я обращу его вниманіе на феномены теплоты, свѣта, электричества прежде нежели онъ начнетъ учиться законамъ физики. Онъ долженъ нѣсколько ознакомиться съ видомъ небесныхъ тѣлъ и знать ихъ мѣсто въ небесномъ сводѣ, прежде, нежели я начну учить его астрономіи. Я прежде разовью его наблюдательность, а потомъ буду передавать ему то, что знаю о законахъ природы. Учить ребенка — легко, но очень трудно довести его до того, чтобы онъ учился самостоятельно и охотно. Всѣ мои уроки будутъ направлены на то, чтобъ пробудить и укрѣпить въ немъ тѣ умственныя способности, которыя необходимы для усвоенія различныхъ познаній.
Ты видишь, что ты должна быть живой книгой для Эмиля. Не нужно ни учебниковъ, ни сокращенныхъ изложеній. Ты должна сама пріискивать простыя познанія, всего болѣе согласующіяся съ его возрастомъ, съ развитіемъ его умственныхъ способностей и съ характеромъ его.
Если бы мнѣ поручили построить большую школу для юношества какого нибудь великаго народа, я постарался бы чтобы и стѣны его говорили уму дѣтей.
До сихъ поръ теряли изъ виду вліяніе окружающихъ предметовъ на воображеніе и это вліяніе преимущественно замѣтно въ раннемъ возрастѣ человѣка. Древніе народы лучше насъ понимали задачу нагляднаго обученія. И въ этомъ отношеніи они согласовались съ законами человѣческой природы.
Какое значеніе имѣли у древнихъ народовъ храмы? Это были школы. Съ помощью архитектуры, ваянія и живописи, духовные лица всѣхъ народовъ начертали на камнѣ свои доктрины. И въ какой сильной степени запечатлѣвали въ умахъ массъ символы и идеи различныхъ вѣроисповѣданій.
Эти доктрины доказываютъ живучесть многихъ религій. Миѳы воплотившіеся въ грандіозныхъ изображеніяхъ пережили вездѣ, на нѣсколько столѣтій, создавшую ихъ идею. Народы давно перемѣнившіе религію, продолжаютъ обожать, по привычкѣ, форму прежнихъ вѣрованій.
Люди воздвигли храмы ложнымъ богамъ, войнѣ, страху, побѣдѣ и всѣмъ бичамъ человѣчества;. почему намъ не построить храма наукѣ? Могущественному и многочисленному народу ничего не стоило бы осуществить этотъ проэктъ. На это не потребовалось бы цѣнныхъ матеріаловъ; не нужно ни золота, ни мрамора, ни драгоцѣннаго дерева, не нужно ни кедровъ ливанскихъ, ни дорогихъ металловъ украшавшихъ храмъ Соломона. Для воспитанія юношества достаточно гипса и картона, вышедшихъ изъ подъ искусной руки и оживленныхъ идеей. Отливая гипсъ въ формы, можно очень дешево воспроизвести во многихъ экземплярахъ главные созданія искуства и природы. Декораціи нашихъ театровъ доказываютъ довольно ясно, что посредствомъ нѣсколькихъ взмаховъ кисти и разчитанной перспективы можно перенести зрителей въ Римъ, въ Аѳины, въ Мемфисъ. Нужно только вѣрно передать форму и цвѣтъ — и изображенія могутъ произвести тоже впечатлѣнія тѣ самые предметы, съ которыхъ они сняты. Что за дѣло до матеріала, изъ котораго сдѣлано изображеніе, если оно говоритъ чувствамъ и даетъ уму вѣрное понятіе о предметахъ, съ которыми хотятъ ознакомить его.
Храмъ, который я имѣю въ виду не будетъ давать массѣ недоступныхъ ей символовъ, но излагать одни удобопонятные факты, живую и всѣмъ доступную исторію міра. Всѣ элементы этой исторіи существуютъ, но разбросаны безъ пользы въ нашихъ музеяхъ, въ нашихъ библіотекахъ, въ вашихъ коллекціяхъ. Неужели ребенокъ можетъ идти туда искать ихъ? Кости, чучела животныхъ, обломки статуй — все это годится для ученикъ. Юношеству же нужно зрѣлища, въ которыхъ были бы собраны, въ привлекательныхъ фермахъ, живые типы природы и человѣчество.
Наши всемірныя выставки въ Парижѣ и въ Лондонѣ распространили въ народѣ несравненно болѣе познаніи о происхожденіи промышленности, о человѣческихъ расахъ и о развитіи различныхъ обществъ, нежели всѣ книги политической экономіи и географіи. Что же было бы если бы выставка предметовъ дополнялась бы простымъ общедоступнымъ объясненіемъ ихъ. Выставки не могутъ быть каждый годъ. Притомъ же онѣ распространяются только на извѣстный разрядъ фактовъ, и я упоминаю о нихъ только для того, чтобы показать какую пользу можетъ извлечь юношество изъ другихъ, спеціально устроенныхъ для его образованія выставокъ.
Нашими географическими: картами и нашими учебными книгами, мы превратили изученіе земнаго шара въ холодную и скучную науку. Какъ велика была бы разница, еслибы посредствомъ картинъ, иллюзія которыхъ была бы усилена искустной игрой свѣта, можно было перенести дѣтей, напр. за атлантическій океанъ! Что нужно для этого? Художника, отдавшаго свои талантъ этой идеѣ.
Американцу Джону Баннарду, пришла въ голову мысль срисовать Мисиссипи. Онъ безстрашно поплылъ одинъ въ маленькой открытой лодочкѣ по необъятной рѣкѣ. Ни препятствія, ни лишенія, ни какія трудности не могли остановить его. Онъ натеръ себѣ на рукахъ мозоли веслами, его кожа была такъ обожжена солнцемъ, что онъ сталъ походить на американскаго индѣйца. По цѣлымъ недѣлямъ и мѣсяцамъ онъ не слыхалъ звука человѣческаго голоса. Его единственнымъ товарищемъ былъ карабинъ, который мѣтко попадалъ въ цѣль, это испытали лѣсныя и рѣчныя птицы. Каждый вечеръ Джонъ Баннардъ выходилъ на берегъ, разводилъ огонь, варилъ добычу своей охоты, ложился спать, закутавшись въ одѣяло и покрывъ себя опрокинутой лодочкой, служившей ему защитой отъ дикихъ звѣрей и отъ ночной свѣжести, засыпалъ сномъ праведнаго. Онъ вставалъ съ восходомъ солнца и начиналъ разъѣзжать вдоль и поперегъ по рѣкѣ, отъискивая новый видъ. Его вниманіе привлекали то глубокіе заливы, то живописная группа птицъ, то островокъ увѣнчанный роскошною зеленью. Художникъ безпрестанно дѣлалъ эскизы, срисовывалъ все что видѣлъ, все что заслуживало быть переданнымъ кистью. Потомъ когда уже все было снято, онъ построилъ маленькій деревянный домикъ въ Кентуки и принялся рисовать на полотнѣ. Это полотно имѣло чуть ли не три мили длины. Баннардъ былъ достоинъ того, чтобъ создать образцовое произведеніе. Но несмотря на все ихъ совершенство, виды его Мисиссипи были все-таки сравнительно блѣднымъ описаніемъ его путешествія. Какъ бы тамъ ни было, дай Богъ, чтобъ Джонъ Баннардъ имѣлъ послѣдователей, столь же мужественныхъ и честныхъ какъ онъ. Мы ознакомились бы тогда гораздо лучше съ поверхностью, обитаемаго нами земнаго шара.
И какое препятствіе могло бы остановить постройку зданія, которое было бы въ одно и тоже время и исторіей земнаго шара и исторіей обществъ? Расходы? Но на перемѣну вооруженія войскъ, на изученія искусства войны, на постройку броненосныхъ фрегатовъ, на содержаніе какого нибудь правительства, которое среднимъ срокомъ не продержится долѣе восемнадцати лѣтъ, мы тратимъ во сто разъ болѣе нежели сколько стоило бы намъ устройство системы воспитанія основанной на законахъ человѣческой природы.
Но словами не поможешь. Надо покориться, этотъ храмъ фактовъ и великихъ идей — созданіе моего воображенія. Онъ не существуетъ, онъ не будетъ никогда существовать. Мы должны стараться помощью другихъ пособій и средствъ запечатлѣть идею его въ умѣ Эмиля.
XIII.
[править]Ты ошибаешься, дорогой другъ. Этотъ храмъ существуетъ; онъ носитъ названіе хрустальнаго дворца. Онъ находится въ Сиденгамѣ, близь Іондона. Я намѣреваюсь свозить туда Эмиля какъ только обстоятельства позволятъ и когда онъ подростетъ настолько, чтобъ понять то, чему это зданіе учитъ. Не поручусь чтобы исполненіе соотвѣтствовало вполнѣ твоимъ видамъ, но по крайней мѣрѣ, судя по тому что я слышала, оно отвѣчаетъ твоей идеѣ. Тебя удивитъ, быть можетъ, обстоятельство, что этотъ народный дворецъ, (онъ, въ особенности, посвященъ образованію ремесленныхъ классовъ), не былъ построенъ правительствомъ. Сады, громадные стеклянные зданія, памятники, статуи, коллекціи, все принадлежитъ обществу акціонеровъ. Знаменитые ученые, артисты, антикваріи наблюдали за производствомъ работъ, заготовкой формъ и обращиковъ искусства. Когда дѣло идетъ объ осуществленіи полезнаго проэкта, объ основаніи новаго общественнаго заведенія, англичане не ждутъ отъ государства фондовъ ни оффиціальныхъ инструкцій — они знаютъ, что имъ пришлось бы слишкомъ долго ждать. Сильные своей личной свободой, своими собственными средствами, они полагаются на самихъ себя когда захотятъ мужественнымъ неутомимымъ трудомъ воздвигнуть статуи своимъ великимъ людямъ, своей идеѣ — храмы.
Ты жалуешься что у насъ нѣтъ театра для дѣтей; у англичанъ есть. на второй день рождества, залы спектаклей уже не принадлежатъ ни драмѣ ни комедіи.
Доступъ въ нихъ открытъ для взрослыхъ лишась непремѣннымъ условіемъ — находить удовольствіе въ похожденіяхъ Ослиной кожи и Мальчика съ пальчикъ. Честь.и мѣсто дѣтскимъ головкамъ! Въ продолженіи двухъ или трехъ мѣсяцевъ въ году выборъ общественныхъ удовольствій и характеръ ихъ подчиненъ вкусу ребятишекъ. Е бархатныя скамьи, и музыка, и сценическія очарованія — все имъ! Меня увѣряли, что многіе изъ лондонскихъ театровъ, даютъ два представленія въ день: первое въ продолженіи дня послѣ двѣнадцати часовъ, для маленькихъ дѣтей, которымъ надо рано ложиться спать; другое вечеромъ, для отроческаго возраста, для отцовъ матерей и стариковъ сохранившихъ въ умѣ или сердцѣ способность сочувствовать веснѣ. Отъ зрителей требуется въ такомъ случаѣ прежде всего способности перенести въ блаженное время дѣтства, иначе онъ не найдетъ ни малѣйшаго удовольствія въ этихъ волшебныхъ пантомимахъ съ волшебными превращеніями и т. п. Надо сознаться, что сюжеты этихъ блестящихъ балаганныхъ представленій довольно избиты. Ты конечно пожалѣлъ бы о тратѣ на сценическіе костюмы и декораціи, не приносящей ни малѣйшей пользы ума. Эти спектакли развиваютъ только склонность къ чудесному. А все таки, какая наивная радость, какое напряженное вниманіе, свѣтятся молодые глаза отъ удивленія и восторга! Вотъ знаменитая сцена превращенія (transformation scene) и какъ всѣ сердца бьются отъ восторга! Что ни говоря, но неужели эти волшебные дворцы, потоки искръ и золотаго дождя, разноцвѣтное освѣщеніе, измѣняющееся подобно сѣверному сіянію, — счастливые острова, женщины живущія въ облакахъ, въ деревьяхъ, въ цвѣтахъ, однимъ словомъ, вся избитая миѳологія пантомимы, заслуживаетъ одно пренебреженіе? Не можетъ быть. Фантазія, куда бы ни уносила насъ, даже хоть бы на картонныхъ, не высоко парящихъ крыльяхъ, — все таки отрываетъ насъ на нѣсколько минутъ отъ тяжелой цѣпи привычекъ и нуждъ.
Иллюзіи всегда будто дороги народу и дѣтямъ, потому что раскрывается для нихъ дверь къ идеалу.
Не имѣя въ настоящую минуту въ распоряженіи своемъ ни хрустальнаго дворца, ни театра, я рѣшилась обратиться къ простому снаряду, который очень въ ходу здѣсь и въ городахъ, и въ деревняхъ, — къ китайскому фонарю.
Ты будешь смѣяться; но почему же эта игрушка не можетъ служить средствомъ для ученія? китайскій фонарь не виноватъ если его до сихъ поръ употребляли только на то, чтобъ показывать въ свѣтломъ кругѣ грубыя и каррикатурныя фигуры? Фонарь этотъ могъ бы быть весьма полезенъ въ рукахъ лица, умѣвшаго принаровить его къ серіознымъ цѣлямъ. Я думаю, что если бы ученые удостоили дать нѣсколько совѣтовъ артистамъ въ выборѣ сюжетовъ и рисунковъ на стеклышкахъ, то тѣ и другіе оказали бы дѣтству истинную услугу. Я слышала что въ нѣкоторыхъ школахъ въ Англіи уже обращались къ этому средству, чтобы дать молодымъ ученикамъ первоначальныя понятія объ астрономіи, географіи и исторіи.
Астрономы начертали образъ великихъ свѣтилъ, сдѣлали фотографическіе снимка съ кометы, метеоровъ, затмѣній и проч. Для того, чтобы китайскій фонарь, вмѣсто того чтобъ открывать міръ чудеснаго, сталъ бы копіею съ дѣйствительности, вполнѣ достаточно перенести вѣрно на стекло виды неба снятые съ натуры. Если дѣло идетъ о планетѣ нами обитаемой, я конечно не поручусь, чтобы онъ могъ всегда воспроизвести большія цѣпи горъ, теченіе длинныхъ рѣкъ, дикую величавость пустыни или обрывистые берега океана. Что дѣлать? Надо довольствоваться тѣмъ, что имѣешь подъ рукою, къ тому же дитя интересуется гораздо больше подробностями нежели цѣлою картиной. Въ ландшафтахъ разныхъ поясовъ земли ему бросается въ глаза какая нибудь отдѣльная черта; напр. какой нибудь странный утесъ, экзотическое растеніе, необыкновенное животное, человѣкъ другаго цвѣта чѣмъ мы. Что касается исторіи, то китайскій фонарь несомнѣнно можетъ вызывать тѣни прошлаго. Кто мѣшаетъ показать на полотнѣ отраженіе древнихъ героевъ въ ихъ одеждахъ, сфинксовъ, крылатыхъ быковъ съ человѣческой головой и черной бородой, геніевъ, боговъ, миѳофъ — этихъ созданіи мрака человѣческой мысли, которые снова скрылись въ немъ. Къ несчастію, я не ученая женщина и не художница; но я порядочно рисую, и ты бы одобрилъ нѣкоторыя изъ моихъ акварелей. Правда, я не умѣю рисовать на стеклѣ: придется научиться этому мастерству, ни буду гордиться, что буду обязана имъ Эмилю.
Самое трудное, я думаю, найти хорошіе образцы; мнѣ кажется, что съ дѣтьми надо быть крайне добросовѣстнымъ, и я не простила бы себѣ если бы дала нашему сыну не вѣрное понятіе о видѣ вещей. Докторъ Уарингтонъ принимаетъ участіе въ моей идеѣ, и обѣщалъ выбрать мнѣ въ Лондонѣ, фотографіи или рисунки, копіи съ сочиненій натуралистовъ, антикваріевъ и путешественниковъ; — съ помощію его, я надѣюсь скоро устроить мой маленькій театръ.
Я желала бы сдѣлать тебѣ портретъ Эмиля. Ты знаешь лицо его по дагеротипу, который я тебѣ послала, но я хочу договорить съ тобою о его характерѣ и способностяхъ.
Онъ неутомимый ходокъ для ребенка его лѣтъ, онъ обладаетъ замѣчательной памятью мѣстности, такъ кажется, ты называешь эту способность. Если бы я имѣла намѣреніе завести его одного куда нибудь и бросить чтобы онъ заблудился, то мнѣ ни какимъ образомъ не удалось бы сдѣлать это. Ему не нужны ни крошки хлѣба, ни камешки, чтобы отыскать дорогу, онъ отлично умѣетъ узнавать мѣстность, и по направленію вѣтра, по движенію облаковъ и другимъ признакамъ, сейчасъ же находитъ точку горизонта къ которой долженъ направляться. Развитіе этой способности я приписываю практическимъ урокамъ Купидона, у котораго какъ ты знаешь, магнитная стрѣлка въ глазахъ и компасъ въ головѣ.
Это дознанія первобытнаго человѣка, но тѣмъ болѣе должно рано прививать ихъ ребенку. Я говорю до опыту: я воспитывалась въ пансіонѣ, гдѣ совсѣмъ не занимались такими пустяками, и я не могла узнать въ долѣ сѣверъ отъ юга, западъ отъ востока; ложный стыдъ всегда мѣшалъ мнѣ разспросить тебя до этому доводу я боялась выказать свое невѣжество. Пусть это простительнѣе для женщины при ея поверхностномъ образованіи, но я имѣю основаніе думать, что много мужчинъ, которые считаются очень образованными, знаютъ не болѣе моего о нѣкоторыхъ предметахъ изъ практической геодезіи. Конечно, я не знаю придется ли Эмилю быть путешественникомъ; но мнѣ кажется, что во всякихъ условіяхъ жизни, мы имѣемъ болѣе или менѣе дѣло съ пространствомъ и что вѣрность взгляда яри нѣкоторыхъ практическихъ познаніяхъ есть начало свободы для человѣка.
За обѣдомъ Эмиль ѣстъ по англійски, т. е. онъ держитъ вилку лѣвой рукой, а ножикъ правой. Этотъ обычай сначала кажется страннымъ, но я вскорѣ убѣдилась, что онъ даетъ болѣе свободы движеніямъ. Двумя руками удобнѣе разрѣзать куски на тарелкѣ и подносить ихъ ко рту. Англичане лѣвши во время обѣда, но они отъ того не дѣлаются не ловкими въ своихъ ручныхъ работахъ. Я право не вижу почему мы такъ стараемся уничтожить одинъ изъ нашихъ членовъ, оставляя его безъ упражненія. Неужели для человѣка лишнее имѣть двѣ руки, чтобы побѣдить вселенную и бороться съ матеріальными препятствіями въ жизни!
Я читала въ жизнеописаніи Джемса Уата, что этотъ знаменитый англійскій инженеръ въ дѣтствѣ употреблялъ инструменты отца своего, столяра, чтобы передѣлывать свои игрушки, или дѣлать себѣ новыя. Замѣчаютъ, что это упражненіе развило въ немъ большую ловкость руки и способность къ механикѣ. Эмиль не подалъ мнѣ еще ни малѣйшаго повода надѣяться, что онъ будетъ изобрѣтателемъ новыхъ машинъ; во я очень желаю чтобы онъ развилъ ловкость обѣихъ рукъ, Вотъ почему я ему нисколько не мѣшаю ломать въ куски свои игрушки и смотрѣть, что у нихъ внутри, лишь бы онъ ихъ снова сбиралъ и слѣпливалъ на старый ладъ.
Я сдѣлала наблюденіе, что любовь дѣтей къ извѣстнымъ игрушкамъ зависитъ отъ той мѣстности, гдѣ они живутъ. Мальчики, которые живутъ не далеко отъ моря, любятъ все что имъ напоминаетъ мореплаваніе. Купидонъ, ловкій какъ обезьяна, удовлетворилъ ихъ желаніямъ вырѣзавъ ножемъ маленькій корабль съ парусами, который былъ спущенъ съ большой церемоніей въ заливъ Сенъ Мишель Моуэта. Эмиль съ товарищами не замедлилъ послѣдовать такому прекрасному примѣру кораблестроенія, если не съ большимъ искуствомъ, за то съ необычайнымъ постоянствомъ. Теперь, у этого маленькаго народца есть цѣлая флотилія корветовъ, гальотовъ, лодочекъ, бригантиновъ, челноковъ — всѣхъ не перечесть. Нѣкоторые изъ этихъ судовъ вооруженій даже деревянной пушкой…
Дѣти иногда спрашиваютъ мое имѣніе о качествахъ своихъ судовъ. Я всегда отдаю предпочтеніе лодочкамъ, сдѣланнымъ собственными руками дѣтей, передъ самыми красиво отдѣланными моделями, которыя можно купить у торговцевъ.
Эмиль любилъ заниматься; но онъ какъ всѣ мальчишки его лѣтъ любятъ также слушать разсказы. Я вѣрю, какъ ты говоришь, что съ дѣтьми вообще слишкомъ много говорятъ, особенно въ томъ смыслѣ, что говорятъ имъ слишкомъ много о вещахъ, не сродныхъ ихъ природѣ и недоступныхъ ихъ уму. Это подводный камень, котораго слѣдуетъ остерегаться родителямъ; еслибъ не этотъ камень, то материнское изустное изученіе принесло бы большую пользу дѣтямъ. Масса преданій, сохранившихся въ памяти всѣхъ народовъ до изобрѣтенія письма, подтверждаетъ истину этой мысли; я гдѣ-тo читала, что нѣкоторые греки, во времена Кадма, воспротивлялись изобрѣтенію письменныхъ знаковъ, подъ тѣмъ предлогомъ, что обычай записывать лѣтописи на скрижаляхъ мало по малу можетъ притупить память, сдѣлавъ ее безполезной. Это воображеніе право основательнѣе всѣхъ тѣхъ, которыя въ наше время приводятъ, чтобы тормозить прогрессъ человѣчества. Память ребенка, не умѣющаго еще ни читать, ни писать, усвоиваетъ уже множество разнородныхъ понятій. Главная, трудность тутъ въ выборѣ познаній, фактовъ и уроковъ, которые стоитъ запечатлѣть въ его свѣжей памяти; другая въ томъ, чтобы найти форму наиболѣе пригодную для нашихъ разсказовъ.
Знаешь ли, говоря съ Эмилемъ я часто не нахожу французскихъ словъ, чтобы заставить себя понимать и рада если иногда успѣваю овладѣть совершенно его вниманіемъ, заговоривъ на его собственномъ языкѣ.
Нужно такъ много простоты, ума и умѣнья стать въ уровень съ понятіями ребенка, а это дается только опытомъ. У дѣтей есть свой собственный міръ полный поэзіи. Всѣ матери это хорошо знаютъ; но какимъ образомъ прикоснуться къ этому міру, не измявъ его своимъ прикосновеніемъ, и въ особенности не разрушивъ его, чтобы поставить на его мѣстѣ свой собственный? Свѣтъ полонъ сказокъ, будто бы написанныхъ для дѣтей.
Сказки Перро считаются лучшими, однако я нахожу и ихъ слишкомъ изысканными; однимъ словомъ, онѣ написаны для взрослыхъ, Эмиля интересуютъ болѣе всего такіе разсказы, въ которыхъ нѣтъ ни капли здраваго смысла, я говорю натурально о взрослыхъ, здравый смыслъ которыхъ не похожъ на здравый смыслъ шести или семилѣтнихъ мальчиковъ. Древнѣйшіе вымыслы изъ такихъ временъ, когда источники наивной поэзіи не изсякли еще подъ вліяніемъ науки и искуства — вотъ что правится Эмилю. Въ мѣстности гдѣ мы живемъ сохранилось множество легендъ, сказокъ про великановъ, людоѣдовъ, карликовъ и волшебницъ; дѣти слушаютъ ихъ разиня ротъ въ зимніе вечера. Есть поводъ думать, что это отрывки старинныхъ поэмъ, давно забытыхъ, содержаніе которыхъ переходило изъ устъ въ уста, изъ дѣтской въ дѣтскую, покуда не дошло до насъ, въ болѣе или менѣе измѣнившейся формѣ. Одинъ ученый изъ Корнваллиса, котораго я иногда встрѣчаю у нашего друга доктора, увѣряетъ, что нашелъ вѣрнѣйшую методу, чтобъ узнавать эпоху этихъ вымысловъ. На сколько я могла понять, онъ какъ антикварій руководится въ своихъ догадкахъ самымъ содержаніемъ миѳовъ и сказокъ и характеромъ эпизодовъ. Чѣмъ болѣе такіе разсказы относятся къ самой отдаленной древности, тѣмъ менѣе они неестественнѣе и чудеснѣе. Волшебницы первобытныхъ временъ, если дѣло идетъ о волшебницахъ, — бываютъ непремѣнно существа холодныя, суровыя, безличныя, силы природы обоготворенныя въ различныхъ символахъ.
Съ каждымъ столѣтіемъ онѣ дѣлаются человѣчнѣе и становятся даже до того женственными, что простые смертные женятся на нихъ. Такимъ образомъ одна изъ нихъ жила долгіе годы въ избушкѣ здѣшней страны, и мужъ ея, по привычкѣ ее видѣть, забылъ что она была волшебница. Однако въ одну ночь она изчезла на лунномъ лучѣ. Тоже доказываютъ и миѳы великановъ. Эти чудовищныя безобразныя существа внушаютъ сначала сверхъ естественный ужасъ; но съ годами они до того приближаются къ нашему образу жизни, что теряютъ мало по малу всякую власть надъ соображеніемъ людей. Въ былые вѣка они возбуждали ужасъ, а теперь — смѣхъ. Таковъ конецъ миѳовъ.
Ты безъ сомнѣнія знаешь исторію Жака, истребителя великановъ, который, если вѣрить преданію, жилъ въ Корнваллисѣ, Эмиль любитъ слушать мои разсказы о подвигахъ этого юнаго богатыря. Славнѣйшимъ изъ его великихъ подвиговъ считается переходъ черезъ гору англійскій Сенъ-Мишель, тотъ самый утесъ, который возвышается почти напротивъ нашего дома, и въ которомъ по преданію, великанъ разбойникъ, грабившій людей и скотъ, устроилъ себѣ жилье. Изо всѣхъ услугъ, оказанныхъ въ варварскіе вѣка защитниками нрава, величайшею, если не ошибаюсь, была побѣдоносная борьба съ разбойниками и чудовищами. Богатыри очистили землю отъ угнетавшихъ ее тирановъ, и не безъ причины Геркулесъ, Тезей были зачислены греками въ ихъ ликъ полубоговъ? Жакъ, сынъ фермера, напавшій на великана въ самой берлогѣ его и хитростью торжествующій надъ дикой животной силой, оказывается достойнымъ преемникомъ героевъ древности.
Эти вымыслы имѣютъ свое достоинство и я очень жалѣла бы если бы ихъ вытѣснили изъ изустнаго преподаванія! Въ нашъ прозаическій вѣкъ, ребенку остается очень много времени, чтобы усвоить себѣ наши нравы, наши узкіе обычаи.
Воспользуемся же его любовью къ чудесному, чтобы внушить ему стремленіе выйти за рамки нашей жизни, внушить ему сочувствіе къ великимъ дѣламъ и мыслямъ. Характеръ формируется по образцамъ, которые внушаютъ ребенку удивленіе, Эмиль тогда не будетъ истреблять великановъ, но пусть онъ увлекается благородными подвигами рыцарскихъ временъ. Меня огорчили бы еслибы онъ равнодушно и недовѣрчиво слушалъ мои разсказы, въ которыхъ я намѣренно преувеличиваю безкорыстіе, великодушіе и честность дѣйствующихъ лицъ.
Въ жизни, на дѣлѣ, развѣ мы не остаемся всегда гораздо ниже нашего идеала. Чтобы самому быть не мелкимъ жалкимъ созданіемъ нужно умѣть удивляться героизму самоотверженію и подвигамъ другихъ людей.
Я остерегаюсь сказать Эмилю, во первыхъ оттого не понялъ бы меня, и еще потому что это объясненіе ослабило бы значеніе народныхъ миѳовъ, что эти великаны, ни что иное какъ олицетвореніе утесовъ, которыми изобилуетъ Корнвалисъ; эти гранитные колоссы испытываютъ теперь ежедневно судьбу уготованную на этомъ свѣтѣ грубой силѣ. Ничтожный карликъ въ сравненіи съ нимъ взбирается по лѣстницѣ на твердыя массы, которыми усѣяны берега Лэндсъ-энда, сверлить въ нихъ отверзстіе желѣзнымъ инструментомъ, вкладываетъ въ него кирпичъ съ зажженымъ фитилемъ и удаляется.
Мина производитъ взрывъ и утесъ рушится. какъ сказано въ иныхъ древнихъ сказкахъ: «земля задрожала отъ паденія великана и море взволновалось кругомъ». Мнѣ кажется, мы ничего невыигрываемъ, разрушивъ поэзію дѣтства. Гдѣ теперь тѣ сказки, легенды, хроники наивныя и полныя чудесъ которымъ мы восхищались въ дѣтствѣ. Вѣкъ романовъ наименѣе романическіы изо всѣхъ вѣковъ. Мы, положительные мѣщане узкіе реалисты, передаемъ наши понятія и привычки подрастающимъ поколѣніямъ. Я не имѣю претензіи на философію и Боже избави меня предсказывать будущее! Но съ ужасомъ спрашиваю себя, чѣмъ будутъ со временемъ эти молодые старики, у которыхъ еще не выпали еще молочные зубы, но которые лишены иллюзіи. Имъ толкуютъ о цѣнѣ денегъ, а они не знаютъ цѣны прекрасному" Напрасно будутъ мнѣ говорить, что характеры о которыхъ повѣствуетъ вымыселъ, не существуютъ въ природѣ. Конечно эти герои мужчины и героини женщины не похожи на мужчинъ и женщинъ вашего общества. Ихъ не встрѣтишь, я знаю, ни въ гостиныхъ ни на бульварахъ.
Тѣмъ болѣе причинъ, скажу я, чтобы не изгоняли ихъ изъ дѣтскаго рая. Сохраните имъ мѣсто, Бога ради, у нашего домашняго очага. Кто бы они ни были, геніи, феи, герои существа воображаемаго міра, изъ-за которыхъ билось наше дѣтское сердце, которому они открыли прелесть добра, — пусть не изчезаютъ они въ атмосферѣ вѣка, которую заразили своекорыстіе, разсчеты и алчность.
Мы такъ мелки сами что потомкамъ нашимъ не слѣдовало бы терять вѣру въ величіе идеала.
Неправдоподобіе этихъ вымысловъ можетъ быть недостаткомъ для насъ, оно очарованіе для дѣтскаго возраста. Что не правдоподобно для насъ, то правда для ребенка. Я сужу по характеру Эмиля, и могу сказать что изучила его вполнѣ. У него чудесная способность создавать себѣ миѳы, этою способностію отличалось дѣтство человѣчества и она изчезаетъ въ возмужалыхъ рысяхъ.
Въ каждомъ явленіи природы — въ дождѣ, вѣтрѣ, въ заходящемъ солнцѣ онъ воображаетъ себѣ живую силу, лица. На дняхъ онъ убѣжалъ испугавшись изъ сада, потому что большое облако приняло необыкновенныя формы. Ребенку показалось что онъ увидѣлъ голову старика съ бѣдой бородой. Не вслѣдствіе ли подобныхъ представленій возникла у первобытныхъ народовъ мысль объ ихъ божествѣ.
Эмиль еще не выучился читать и едва знаетъ азбуку. Можетъ быть въ этомъ виновата и я: я не старалась вызвать въ немъ охоту къ чтенію. Помня отвращеніе, которое возбуждали во мнѣ первыя уроки чтенія, я приписывала его насилію надъ моей дѣтской свободой.
Я не хотѣла сказать Эмилю, какъ говорили мнѣ, что необходимо выучиться читать и писать, потому что всѣ другіе знаютъ: это была бы очень жалкая причина, это значило бы учить его подчиниться всѣмъ обычаямъ хорошимъ или дурнымъ, только потому что они приняты въ свѣтѣ. Доводъ удовольствія, которое доставляетъ чтеніе, не могъ быть убѣдителенъ потому что люди легко обходятся безъ того чего не знаютъ.
Я ищу средство возбудить любопытство Эмиля и дать ему охоту къ чтенію. Онъ знаетъ, что я почерпаю изъ книгъ чудесные разсказы, которые такъ забавляютъ его; и я надѣюсь что онъ весьма естественно не сегодня такъ завтра почувствуетъ желаніе почерпнуть самъ эти разсказы изъ источника? Проявись только это желаніе, и остальное пойдетъ само-собою. Признаюсь однако, что и до сихъ поръ нахожусь въ ожиданій и желаніе не проявляется очень долго.
Всѣ мы, для кого чтеніе стало какъ бы шестымъ чувствомъ, отдаемъ ли мы себѣ отчетъ въ тѣхъ препятствіяхъ, которыя ребенокъ встрѣчаетъ при изученіи азбуки? Я старалась отыскать причину этого затрудненія и нашла не безъ труда. Всѣ познанія разсчищаютъ путь одно для другаго, но при переходѣ отъ изученія предметовъ, къ искуственнымъ знакамъ, выражающимъ ихъ названія, нѣтъ никакой путеводной нити. Эмиль безъ труда узнаетъ по портрету человѣка, котораго видѣлъ, потому что формы остаются почти тѣже; но имя написанное не напоминаетъ ему о лицѣ. Нѣтъ ли возможности соединить въ мысли эти различныя дѣйствія рисованія и писанія. Я спрашиваю тебя.
Я говорю по французски съ Эмилемъ: но онъ говоритъ по англійски съ жителями Корнваллиса. Такимъ образомъ, безъ всякихъ усилій и самъ почти того не замѣчая, онъ пріобрѣтаетъ два новые языка. Надо тебѣ сказать что онъ иногда дѣлаетъ презабавныя ошибки. Напримѣръ ему случается смѣшать слова англійскія и французскія въ томъ же предложеніи. Эффектъ выходитъ преуморительный. Представь себѣ что кто-нибудь скажетъ Je voudrais tо go out! — въ сущности, не вслѣдствіе ли такого столкновенія двухъ различныхъ расъ, образовались нѣкогда смѣшанные діалекты? Я воображаю что учу Эмиля, но не онъ ли вмѣсто того, учитель мой, тѣмъ что открываетъ мнѣ глаза на множество фактовъ, объясненіе которыхъ я напрасно искала въ книгахъ. Повѣришь ли? онъ учитъ меня исторіи.
Эмиль, не умѣя еще ни читать ни писать, умѣетъ рисовать. Не родился ли онъ артистомъ? Но этому трудно повѣрить глядя на его маранье. Какъ бы ни было, онъ рисуетъ человѣковъ, домики, звѣрей и пр. И онъ не только чертитъ кое какъ карандашемъ или перомъ, формы поразившихъ его предметовъ для того чтобы видѣть ихъ на бумагѣ, онъ думаетъ этими рисунками передать свои впечатлѣнія, даже цѣлый разсказъ. Вообрази себѣ, что онъ забралъ себѣ въ голову написать тебѣ письмо. Писать слово невѣрное, вмѣсто письма надо бы сказать, послать тебѣ иероглифы. Боюсь что тебѣ очень трудно будетъ разобрать смыслъ посылаемаго имъ рисунка, и на этотъ разъ берусь быть его Шамполліономъ.
Надо тебѣ сказать что у насъ на берегахъ въ ночь съ 2 на 3 апрѣля разразилась буря. Случай не рѣдкій и хорошо намъ, что дома выстроены изъ твердаго гранита, (камня самаго обыкновеннаго въ здѣшней мѣстности); не то они навѣрно разрушились бы отъ страшныхъ порывовъ урагана, который взрываетъ здѣсь и землю и океанъ. Буря была такая страшная, какой не запомнятъ за нѣсколько лѣтъ. Ужасъ хаоса царилъ надъ бездной.
Печальные слухи о кораблекрушеніяхъ и погибшихъ жертвахъ переносились съ одного прибрежья на другое.
Съ утра команда береговой стражи, которую едва можно было разглядѣть при синевато-блѣдномъ и туманномъ утреннемъ свѣтѣ, съ подзорными трубами, направленными на горизонтъ, наблюдала за бушующимъ моремъ съ высокихъ утесовъ, которыми усѣяны берега залива; несмотря на всѣ трудности они наконецъ разсмотрѣли между высоко вздымавшимися валами и извивами волненія въ довольно далекомъ разстояніи остовъ корабля сѣвшаго на песчаную отмель. Гротъ мачта была сломана и весь корпусъ корабля, очень поврежденный, лежалъ на боку подобно раненному киту, каждую минуту ему грозила опасность что яростныя, тяжелыя и высоко вздымающіяся волны подхватятъ его и бросятъ чтобы разбить въ дребезги объ остроконечные утесы. При печальномъ свѣтѣ нависшаго сѣраго неба, можно было неясно различать, какъ къ снастямъ цѣплялись руки и шевелились остатки парусовъ.
Единодушнымъ желаніемъ сбѣжавшейся толпы было подать помощь несчастнымъ; но въ тоже время всякій понималъ всю трудность этого предпріятія. Населеніе береговъ Корнваллійскихъ отважно, но умѣетъ расчитать силу непріятеля. Съ восходомъ блѣднаго солнца, вѣтеръ нѣсколько стихъ, но пуститься въ море было невозможно. Оно продолжало волноваться съ страшной силой. Старые рыбаки слѣдили опытнымъ глазомъ за волненіемъ и въ отчаяніи лишь покачивали головами, какъ бы говоря: «Ничего не подѣлаешь»
Около получаса — казалось цѣлый вѣкъ — прошло въ такой нерѣшимости. Люди были въ смертной опасности, ждали помощи.
«Ну вотъ! вотъ!» раздался дружный крикъ толпы при появленіи спасительной лодки.
Лодку привезли на лошадяхъ, спустили въ воду съ мѣста откуда было удобнѣе поплыть по направленію разбитаго судна. Не смотря на угрожавшую опасность, легкое судно наполнилось мигомъ смѣльчаками. Негръ Купидонъ, поступившій года два или три охотникомъ на эту службу, едва могъ удержать свое мѣсто и весло. Такъ было много охотниковъ, которые рвались въ лодку побороться съ океаномъ и онъ остался только потому что на его сторонѣ было не оспоримое старшинство. Лодку спустили и храбрые гребцы отчалили, наклоняясь надъ своими веслами и облитые волнами.
Эмиль жалѣлъ, какъ мнѣ казалось, что не доросъ до такой силы, которая позволила бы ему послѣдовать за своимъ другомъ на опасный подвигъ. Примѣръ самоотверженія, который давалъ ему Купидонъ, былъ такъ краснорѣчивъ самъ по себѣ, что я остереглась ослабить впечатлѣніе его словами.
Послѣ нѣсколькихъ часовъ смертельнаго безпокойства, съ берега раздался крикъ: «Возвращается!» Лодка приближалась къ берегу. Но была ли достигнута цѣль великодушной поѣздки. Никто не зналъ; но какъ смѣло боролась эта скорлупа съ разъяренными волнами! Казалось ежеминутно что бѣшеная сила стихій поглотитъ эту скорлупу. Она выдержала напоръ волнъ и побѣдила. Казалось что лодка жила, плыла, что благодѣтельная волшебница снабдила ее талисманомъ отъ бури и на ужасовъ. А люди экипажа? Они въ самомъ дѣлѣ были великолѣпны. Вода струилась съ ихъ клеенчатыхъ шляпъ, съ ихъ одеждъ изъ непромокаемой кожи. Облитые водой какъ тритоны, иногда сбитые съ мѣстъ своихъ волнами, они цѣплялись за лодку, и были снова на своихъ мѣстахъ непобѣдимые! Волна вырывала весла изъ рукъ ихъ и они снова отважно вырывали ихъ у волнъ, вырывали свое оружіе изъ самой пасти врага. По временамъ они то изчезали въ глубокой пропасти прорытой волнами; то являлись на верхушкѣ водяной горы, освѣщенные блѣднымъ лучомъ солнца, какъ группа торжества.
«Спасены!»
При этомъ восклицаніи взоры моряковъ, собравшихся на верхушкѣ утесовъ, устремились на лодку, которая замѣтно приближалась къ берегу. Между спасенными отъ гибели можно было различить трехъ страшно блѣдныхъ людей и безжизненную на видъ дѣвочку.
Не безъ труда удалось выгрести въ одно изъ защищенныхъ отъ вѣтра углубленій бухты. Скоро мнѣ сообщили нѣсколько подробностей. Спасеніе было дѣломъ опаснымъ и труднымъ. Спасенные много пострадали. По всей вѣроятности, они двое сутокъ провели безъ пищи. Ихъ нашли прицѣпившимися, подобно водянымъ птицамъ, къ остаткамъ снастей.
Едва одѣтые, окоченѣвшіе они влѣзли на снасти когда вода покрыла палубу и удержались тамъ невѣроятнымъ присутствіемъ духа и силой отчаянія. Съ трудомъ отцѣпили ихъ окоченѣвшіе пальцы отъ веревокъ, Они едва держались на ногахъ и не въ силахъ были бороться съ одолѣвавшимъ ихъ сномъ.
Откуда они пришли? Кто они? Они не могли объясняться съ прибрежными жителями. Никто не понималъ ихъ языка: я попробовала говорить съ ними по французски и даже по нѣмецки, и истощивъ весь свой репертуаръ, не получила въ отвѣтъ ни малѣйшаго знака пониманія. Моряки русскіе, греки и норвежцы, случайно находившіеся въ портѣ, были не счастливѣе меня.
Что касается до дѣвочки, которой было около пяти лѣтъ на видъ, то спасеніе ея было совершеннымъ чудомъ. Экипажъ лодки не примѣтилъ ея сначала, сквозь брызги волнъ. Купидонъ, у котораго рысьи глаза, различилъ въ перепутанныхъ снастяхъ что-то похожее на тюкъ. Влѣзть на мачту при наклонномъ положеніи корабля и страшномъ волненіи значило рисковать жизнію. Однако, онъ это сдѣлалъ, и нашелъ ребенка привязаннаго бѣльемъ и платьемъ на высотѣ 20 футовъ къ разорваннымъ снастямъ. Она была безъ чувствъ. Онъ взялъ ее, снесъ въ лодку, гдѣ она все еще оставалась безчувственной, какъ чайка окоченѣвшая надъ морской бездной.
Помощь пришла во время къ этимъ несчастнымъ. Черезъ нѣсколько часовъ, доски корабля разлетѣлись подъ новымъ напоромъ волнъ. Полагаютъ что трое мужчинъ — единственные матросы уцѣлѣвшіе отъ крушенія. Ихъ увели въ пріютъ для моряковъ, гдѣ имъ была подана необходимая помощь; но я просила чтобы дѣвочку перенесли ко мнѣ: этимъ добрымъ дѣломъ я была обязана самоотверженію Купидона. Изъ какой она земли? Черты лица ея, очень черные волосы, золотистый цвѣтъ кожи, указываютъ на южное происхожденіе. Сирота ли она? погибли ли ея родители во время бури? Но предусмотрительная рука привязала ее къ обломкамъ мачты? Все это до сихъ поръ тайна для меня. Одинъ фактъ по крайней мѣрѣ, кажется достовѣрнымъ; она не принадлежитъ ни одному изъ троихъ спасенныхъ матросовъ. Впрочемъ мы не замедлимъ получить свѣдѣнія объ имени корабля, родинѣ его, и главныхъ жертвахъ бури. Я сообщу тебѣ наши открытія. Прощай.
P. S. Имя крушеннаго корабля открыто; онъ назывался Аякухо. Жертвы кораблекрушенія перувіанцы, они говорятъ дурнымъ испанскимъ языкомъ; вотъ все что до сихъ поръ извѣстно.
XIII.
[править]Я былъ счастливъ получивъ рисунокъ Эмиля. Благодаря ключу которыя ты была такъ добра приложить къ тексту, я могъ разобрать смыслъ гіероглифовъ. Это большое пятно тѣни изображаетъ вѣроятно бурю, взволнованное море — небо затемненное тучами. Хоть законы перспективы не совсѣмъ вѣрно соблюдены, но я бьюсь объ закладъ что это разбитый корабль, а эта плавающая фигура должна быть спасительная лодка.
А вотъ эта замазанная чернилами фигура, безъ всякаго сомнѣнія Купидонъ. Въ этомъ ребенкѣ, лежащемъ на землѣ, я съ небольшимъ усиліемъ воображенія узнаю спасенную дѣвочку, безъ чувствъ. Ты видишь что я совершенно понялъ смыслъ. Этотъ рисунокъ да портретъ моего сына вотъ все, что я имѣю отъ него. Они оба прибиты на стѣнѣ въ моей тюрьмѣ.
Искуство дѣтей всегда напоминаетъ дѣтство искуства. Воспроизводить нѣкоторыя черты внѣшняго міра прирожденная способность нашей расы, и можетъ быть она-то и есть черта отдѣляющая насъ отъ другихъ животныхъ. Человѣкъ живущій въ берлогахъ, дикарь, языкъ и исторія котораго неизвѣстны, въ эпоху, отдаленность которой невозможно опредѣлить, забавлялся вырѣзываніемъ на камнѣ или на рогѣ сѣвернаго оленя грубыя изображенія. Остріемъ кремня, служившаго ему для выдѣлки оружія, онъ начертилъ мамонта и нѣкоторыхъ изъ странныхъ дикихъ звѣрей, у которыхъ онъ оспаривалъ владычество надъ лѣсами.
Первыя общества, занимались искуствомъ подражанія, прежде нежели установили твердые законы и обезпечили себѣ первыя необходимости жизни; я заключаю изъ этого, что преподаваніе должно бы начинаться съ рисованія. При томъ же это и есть то средство, которое ты ищешь, чтобы привести ребенка отъ изображенія къ письму.
Такъ какъ ты совершенно вѣрно замѣтила, наши печатныя буквы изображаютъ знаки, весь смыслъ которыхъ въ условномъ значеніи. Дитя никогда не видало въ природѣ ни А ни Б. Изобрѣтеніе буквъ было безъ сомнѣнія однимъ изъ величайшихъ усилій въ исторіи человѣческаго ума и достопамятнѣйшихъ пріобрѣтеній его. Не должно терять изъ вида что народи древности были издавна подготовлены къ изобрѣтенію письма упражненіемъ въ рисованіи. Финикійцы взяли свои буквы изъ гіероглифическаго письма древнихъ египтянъ. У насъ же для ребенка, который учится читать и писать потеряна эта связь. Его вдругъ переносятъ безъ малѣйшаго приготовленія въ міръ отвлеченностей, гдѣ у него нѣтъ никакой руководящей нити. И послѣ того удивляются что его отталкиваютъ трудностями ученія. Не онъ, а сама логика протестуетъ противъ безтолковой системы.
Все заводитъ на мысль, что первыя буквы были изображеніемъ извѣстныхъ предметовъ и что письмо возникло посредствомъ измѣненій первобытнаго способа изображенія предметовъ, Эти гіероглифическіе слѣды изчезли ли совершенно изъ азбуки новѣйшихъ языковъ? На это нельзя отвѣчать положительно. Одинъ мой знакомый, очень умный человѣкъ, сравнивалъ наши буквы съ нѣкоторыми предметами въ природѣ. Я долженъ признаться что его сближенія были иногда нѣсколько натянуты, но я охотно прибѣгнулъ бы къ его методѣ чтобы примирить въ умѣ Эмиля два разряда знаковъ, которые для него при первомъ взглядѣ должны быть раздѣлены пропастью.
Еслибы онъ, напримѣръ, нарисовалъ кругъ съ намѣреніемъ изобразить солнце, я написалъ бы подъ его изображеніемъ имя свѣтила, стараясь особенно дѣлать удареніе на букву О. Если бы дѣло шло о домѣ, о змѣѣ, объ извилистой дорогѣ, о глазѣ я указалъ бы ему какъ умѣлъ черту сходства могущую существовать между начальными буквами этихъ словъ и предметами, которые они изображаютъ. Такимъ образомъ, Эмиль понялъ бы что письмо есть только другая форма, посредствомъ которой можно сказать лучше и скорѣе то, что онъ хочетъ сказать посредствомъ рисунка.
Всего болѣе ребенка сбиваетъ съ толку, когда вмѣсто того чтобы вести его по ровнымъ ступенямъ отъ извѣстнаго къ неизвѣстному, мы хотимъ ежеминутно навязать ему наши взгляды на вещи. Онъ не пріобрѣлъ еще способности распознавать черты видимыхъ предметовъ, какъ мы уже стараемся втолковать ему знаки идей. Благодаря большей или меньшей степени нашего нравственнаго авторитета, мы принуждаемъ его учиться; но, къ сожалѣнію, мы тѣмъ самымъ оставляемъ въ умѣ его пробѣлы. Желая научить читать его во что бы то ни стало, мы отнимаемъ у него большею частью способность къ наблюденію и охоту учиться собственнымъ опытомъ. Произволъ столько-же вредитъ человѣчеству въ семьѣ, какъ и въ государствѣ.
Моя мысль та, что рисованіе, письмо и чтеніе — три упражненія до того тѣсно связанные между собою, что ихъ не должно ни какимъ образомъ.раздѣлять въ первоначальномъ обученіи. Нужно начинать съ рисованія, это представляетъ много выгодъ. Во первыхъ ученикъ избавился бы отъ первоначальной скучной стороны ученья. Большая часть дѣтей не терпятъ книгъ; но ни одинъ изъ нихъ не бываетъ равнодушенъ къ картинкамъ. Это вполнѣ естественная склонность побуждаетъ ихъ часто воспроизводить самимъ то, что они видѣли. Рисованіе для нихъ забава, особенно когда они занимаются ямъ инстинктивно, стараясь изобразить сами тѣ предметы которые ихъ наиболѣе интересуютъ. Эта способность къ воспроизведенію видѣннаго не одинаково развита у всѣхъ, но почти всегда достаточно примѣра для возбужденія ея.
Родится ли человѣкъ художникомъ? Не знаю; исторія удостовѣряетъ насъ по крайней мѣрѣ въ томъ, что искуство рисованія предшествовало развитію словесности и наукъ у всѣхъ народовъ. A исторія развитія человѣчества каждый день повторяется на глазахъ нашихъ въ лицѣ ребенка. Упражненіе это, сверхъ того способствовало бы развитію въ немъ соображенію. Открытъ ребенку природу прежде нежели книгу, значитъ вести его прямо къ источнику познаній. А подражаніе предмету или живому существу, какъ бы несовершенно оно ни было, всегда привлекаетъ вниманіе къ главнымъ чертамъ образца. Рисовать значитъ изобразить посредствомъ линій форму и абрисъ вещей; для этого нужно разсмотрѣть ихъ, и составить себѣ какое-нибудь понятіе объ ихъ главнѣйшихъ отличительныхъ чертахъ. Наши писанныя слова не вызываютъ нисколько наблюдательность ребенка и умѣй онъ только назвать и складывать свои буквы, онъ можетъ называть безчисленное множество предметовъ одушевленныхъ и неодушевленныхъ, о которыхъ онъ не имѣетъ ни малѣйшаго понятія. Обманчивая способность, которая закрѣпленная привычкой, лишаетъ умъ основательности. Вотъ отчего у васъ такъ много поверхностныхъ умовъ. Глубина ума выказывается въ способности дѣлать сравненія, и дитя, не привыкшее давать себѣ отчетъ въ томъ что видѣло, будетъ очень мало или вовсе не будетъ стараться понимать что читаетъ.
Наконецъ, какъ бы ни былъ несовершененъ дѣтскій рисунокъ онъ прекрасная подготовка къ письму. Эмиль набрасывая худо ли хорошо ли фигуры предметовъ, привлекшихъ его вниманіе подготовляетъ свои пальцы и пріобрѣтаетъ извѣстную ловкость, необходимую для начертанія линій — вотъ начало письма. Но дѣло не въ механизмѣ письма, а въ томъ чтобы приготовить умъ его къ переходу отъ его гіероглифическаго способа письма рисунками къ каллиграфическому письму — знаковъ идей. Я думаю, что намъ удастся перекинуть мостъ черезъ эту пропасть если мы успѣемъ связать въ умѣ Эмила изображеніе посредствомъ линій видимыхъ предметовъ съ отвлеченными знаками замѣняющими ихъ. Эту задачу легко выполнитъ. Всякій разъ какъ ребенокъ изображаетъ на бумагѣ фигуры дерева, плода, животнаго, я сказалъ бы ему, что онъ, самъ того не зная, написалъ буквы; но что есть другія буквы которыя труднѣе написать и прочитать, буквы образованныхъ людей. Задѣвъ такимъ образомъ за живое его самолюбіе и любопытство, я написалъ бы ему слово соотвѣтствующее нарисованному предмету и подстрекнулъ бы Эмиля срисовать его. Все это шутя.
Все равно, удастся ли ему хорошо или худо списать буквы; пусть только попробуетъ, а ужъ онъ непремѣнно попробуетъ если ловко взяться за дѣло. Безъ сомнѣнія, покуда онъ не пріобрѣтетъ нѣкоторую опытность, придется нѣсколько разъ повторять опытъ; но главное дѣло въ томъ, что принципъ письма будетъ имъ усвоенъ вполнѣ. Эмиль будетъ съ этихъ поръ знать, для чего пишутъ, и какимъ образомъ рисунки предметовъ замѣняютъ условными знаками, которые выражаютъ тоже самое, занимаютъ меньше мѣста на бумагѣ и чертятся гораздо скорѣе. Вотъ единственныя выгоды письма, которыя я объяснилъ бы ему, потому что единственно онѣ доступны его пониманію.
У насъ вообще ребенокъ который учится писать буквы, превращается въ машину: какое прекрасное вступленіе въ царство мысли!
Правда я зналъ нѣкоторыхъ живописцевъ, которые вовсе не одобряли методу давать полную свободу подражательной способности въ первые годы жизни ребенка. По ихъ мнѣнію, дитя, воображая что рисуетъ съ натуры, рисуетъ большею частью изъ своей фантазіи и такимъ образомъ портитъ руку.
Если вѣрить имъ, то и въ преподаваніи изящныхъ искуствъ нужна власть, дисциплина. Объ этомъ предметѣ, равно какъ и о многихъ другихъ, можно держаться разнаго мнѣнія; но, меня занимаетъ не вопросъ объ искуствѣ. Я не мечтаю чтобы Эмиль когда нибудь могъ имѣть претензію на первый призъ живописи въ Римѣ. Я хочу одного чтобы онъ былъ человѣкомъ, а сознаніе того что существуетъ въ природѣ болѣе всего способствуетъ развитію ума и характера.
Какъ бы дурны ни были рисунки Эмиля, они свидѣтельствуютъ тѣмъ не менѣе о внимательности его къ окружающимъ его образамъ. Этого довольно въ настоящемъ. Если бы у него былъ истинный талантъ къ художествамъ, талантъ этотъ всегда найдетъ случай выказаться. Примѣръ молодаго пастуха, который пася овецъ самъ самоучкой выучился рисовать, и со временемъ, усовершенствовавшись уроками, сталъ учителемъ Рафаэля, подтверждаетъ справедливость моихъ словъ.
Я также думаю, что ребенку слѣдовало бы начать писать прежде нежели читать; или по крайней мѣрѣ чтобы эти оба упражненія шли вмѣстѣ. Одинъ очень развитой человѣкъ, Андрю Белль, о которомъ ты конечно слыхала въ Англіи, отыскивалъ уже много лѣтъ раціональный методъ для обученія письму и чтенію. Когда онъ былъ въ Индіи, онъ встрѣтилъ въ окрестностяхъ Мадраса толпу юношей индѣйцевъ выходившихъ изъ школы; она чертили пальцами буквы на пескѣ. Онъ остановился, посмотрѣлъ на нихъ внимательно и понявъ ихъ систему воскликнулъ, ударивъ себя въ лобъ: — Нашелъ! — Что же эта была система? Простая какъ нельзя болѣе, Дѣти туземцевъ ближе къ природѣ чѣмъ мы и потому логичнѣе насъ, они списываютъ сначала слово, которое видѣли написаннымъ, потомъ ищутъ названія буквъ, читаютъ сначала по складамъ, и затѣмъ все слово.
Я вижу въ этой методѣ особенную выгоду — одновременнаго упражненія руки и головы. Пассивное вниманіе, которое требуется отъ ребенка засаженнаго за книгу, утомляетъ его. При этой методѣ онъ работаетъ самъ, угадываетъ, идетъ отъ извѣстнаго къ неизвѣстному. Здѣсь не можетъ быть мѣста скуки.
Признаюсь тебѣ что я далеко не поклонникъ методовъ преподаванія. Ихъ слишкомъ много, и большая часть ихъ составлена для какого-то фантастическаго существа, котораго нѣтъ въ природѣ. Это мнѣ напоминаетъ одного голландца, котораго я знавалъ когда-то, и который забралъ себѣ въ голову составить коллекцію обуви. Странная мысль, скажешь ты. На то онъ и былъ голландецъ. Въ шкапахъ его подъ стекломъ, я видѣлъ много интересныхъ экземпляровъ. Тамъ находилась обувь всѣхъ временъ, отъ сандаліи и котурна до туфли китаянокъ, отъ мокассина краснокожихъ до турецкихъ бабушей. Въ этой коллеціи образцовъ, принадлежащихъ ко всѣмъ эпохамъ исторіи, одна вещь была забыта — форма человѣческой ноги.
Этотъ же самый упрекъ я дѣлаю всѣмъ изобрѣтателямъ методъ преподаванія. Они разсуждаютъ отлично; нѣкоторые изъ нихъ отличаются изобрѣтательностью, но всѣ они упускаютъ изъ виду одну подробность, бездѣлицу, а именно форму, въ которой выражается человѣческій умъ въ различные возрасты жизни.
Мнѣ кажется что единственная метода, соотвѣтствующая потребностямъ ученика, это — здравый смыслъ учителя.
Но что же это значитъ? Неужли нѣтъ путеводной нити въ лабиринтѣ воспитанія? Я не такъ думаю. Я убѣжденъ напротивъ, что много способовъ обученія, употреблявшихся, да и теперь употребляемыхъ первобытными племенами, могли бы быть успѣшно приложены къ обученію дѣтей. Ты конечно слыхала о механическихъ счетахъ; я не знаю навѣрное въ чемъ состоитъ суть этого пособія — снаряда введеннаго въ нѣкоторыхъ школахъ, но оно облегчаетъ ученикамъ, посредствомъ передвиженія костяныхъ шариковъ, изученіе ариѳметическихъ дѣйствій; знаю очень хорошо, что мы его заимствовали отъ китайцевъ. Это пособіе называется въ небесной имперіи зуанъ-рань.
Я не только не осуждаю такое заимствованіе, но жалѣю что мы не чаще обращаемся къ способамъ и обычаямъ народовъ стоящихъ на высшихъ ступеняхъ развитія, чтобы облегчить для начинающихъ переходъ по этимъ ступенямъ отъ первоначальныхъ познаній къ высшимъ.
Эти народы дѣти исторіи. Въ наше время открыли нѣкоторые законы, управлявшіе образованіемъ языковъ, письма, искуствъ, религій, промышленности у всѣхъ народовъ. Намъ извѣстно не только основаніе наукъ, но и смыслъ знаковъ, которыми выражалась человѣческая мысль въ первые вѣка цивилизаціи, въ ея послѣдовательномъ ходѣ развитія.
Или я жестоко ошибаюсь, или это естественный ходъ развитія, по которому должно вести юношество.
Методы, которые для отставшихъ народовъ составляютъ постоянную систему, опредѣленный законченный пріемъ, проходящій черезъ весь ихъ бытъ, должны служить для ребенка цивилизованныхъ расъ не болѣе какъ переходнымъ средствомъ. Хотя столь же невѣжественный въ началѣ, какъ и они, онъ съ каждымъ днемъ все болѣе и болѣе удаляется отъ дикаря и отъ варвара въ силу той способности къ развитію, которая, такъ сказать, присуща всему его организму. Онъ быстро превозмогаетъ трудности, представляющія для низшихъ расъ впродолженіи цѣлыхъ вѣковъ не преодолимое препятствіе, и переходя отъ одного успѣха къ другому, онъ останавливается только передъ границей, начертанной его личными способностями, характеромъ общества, въ которомъ онъ живетъ и вліяніемъ своего времени. Методы для воспитанія тоже, что учрежденія для общества: они отвѣчаютъ только минутной потребноcти ума и слѣдовательно, должны быть временами. Заключить понятіе ученика въ извѣстныя педагогическія формы было бы столь же нелѣпымъ предпріятіемъ, какъ пытатся удержать въ XIX вѣкѣ народы въ политическихъ учрежденіяхъ и вѣрованіяхъ среднихъ вѣковъ.
Судя по нарисованному тобой портрету Эмиля, я вижу, что въ немъ есть наклонность къ чудесному. Я скорѣе радъ этому, потому что не люблю дѣтей-скептиковъ: это признакъ сухости воображенія. Не знаю достоинство или недостатокъ въ человѣкѣ наклонность къ сверхъ-естественному; но какое намъ до этого дѣло, если она возвышаетъ душу.
Такъ же какъ и ты, я жалѣю о той поэзіи дѣтства, которая помогала уму ребенка переходить пропасти неизвѣстнаго, держась за волосокъ волшебницы, Я не думаю чтобы рука природы дала имъ напрасно даже и самые опасные дары. Имѣемъ ли мы право уничтожать ту или другую способность подъ тѣмъ предлогомъ, что мы находимъ ее безполезной? Мнѣ кажется, лучше найти ей противовѣсъ. Такъ напримѣръ: наклонности къ чудесному слѣдуетъ современемъ противоположить наблюденіе фактовъ, разсужденіе. Во имя жизни не будемъ ничего сдавливать, ничего уничтожать — и такъ уже человѣкъ не очень богатъ.
Для примѣра посмотримъ на вселенную: въ ней все волнуется, борется, развивается я порядокъ вытекаетъ изъ антагонизма силъ. Я не вижу ни какой бѣды, если внутренній человѣкъ будетъ слагаться по этому образу.
Прилагаемую яри этомъ записку передай Эмилю.
Твое письмо, мой милый сынъ, доставило мнѣ большое удовольствіе; но есть другой способъ писать, который больше походитъ на разговоръ. Научись ему скорѣе и спроси у мамы, какъ она читаетъ мои рисунки перомъ, которые нѣсколько отличаются отъ твоихъ. Мнѣ многое надо сказать тебѣ, навѣрно и тебѣ есть что сообщить мнѣ. Мы никогда не видѣли другъ друга, не смотря на это, я думаю о тебѣ, я тебя люблю. Для меня было бы уже большимъ счастьемъ получить отъ тебя хоть одну строчку. О, еслибъ я могъ прижать тебя къ моему сердцу.
XVI.
[править]20 Іюня 185…
Эмиль былъ боленъ. Я было боялась скарлатины, но дѣло ограничилось корью. Я не писала тебѣ потому что докторъ самъ взялся извѣстить тебя о ходѣ болѣзни, но потомъ, не видя никакой опасности, онъ счелъ не нужнымъ пугать тебя. Выздоровленіе шло быстро и недѣли черезъ двѣ, Эмиль уже совершенно оправился. Что же касается меня, то тревога и безсонныя ночи растроили немного мое здоровье. Въ этихъ случаяхъ англійская медицина предлагаетъ лекарство, какъ кажется самое дѣйствительное если судить по увѣренности, съ какой его прописываютъ и по охотѣ съ какой ему подчиняются.
Это лекарство состоитъ въ перемѣнѣ климата.
Воздухъ, которымъ мы дышимъ въ Маразьонѣ — превосходенъ, но я думаю, что англійскіе доктора преимущественно расчитываютъ для возстановленія силъ своихъ паціентовъ на перемѣну обстановки и привычекъ, на видъ новой природы. Я не хочу отъ тебя скрывать, что мысль о путешествіи, или лучше сказать о прогулкѣ, сильно улыбалась мнѣ; я знала что наши окрестности часто посѣщаемыя туристами, отличаются необыкновенной живописностью. Итакъ я приняла на себя видъ покорной жертвы, исполняющей приказанія оракула науки. Наши сборы были не долги. Г-жа Уарингтонъ начертила намъ маршрутъ съ тѣмъ авторитетомъ, который давало ей знаніе страны. Купидонъ отыскалъ гдѣ-то старую коляску, видавшую лучшіе дни и старую лошадь, которая подъ угрюмымъ видомъ сохранила еще достаточно силы чтобъ выдержать путешествіе по этой гористой мѣстности. Все это было нанято за небольшую плату изъ день нашего отъѣзда добрый негръ гордо помѣстился на козлахъ въ качествѣ кучера.
Эмиль, щеки котораго уже успѣли снова зарумяниться, сіялъ счастьемъ; дѣти ничего такъ не любятъ какъ ожиданіе приключеній. До правдѣ сказать, ожиданія его не сбылись.
Хотя намъ и пришлось проѣзжать по пустыннымъ мѣстностямъ и пробираться вдоль угрюмыхъ береговъ, о которые яростно плещутся морскія волны, мы не встрѣтили на пути ни разбойниковъ, ни чудовищъ, ни плѣнницъ, заточенныхъ въ пещерахъ,
Я расчитывала, что видъ мѣстности, отличающейся рѣзкими своебытными красотами, произведетъ сильное впечатленіе на умъ Эмиля. Говорятъ, что видъ озеръ и дикихъ хребтовъ горной Шотландіи внушили Байрону его первые порывы энтузіазма. Я не думаю, чтобы Эмиль сдѣлался когда нибудь Байрономъ, и не имѣю никакого основанія желать этого, но мнѣ было бы больно, если бы онъ, выроши, остался безчувственнымъ къ великой поэзіи природы.
Но возлагая такія больныя надежды на это путешествіе для возбужденія его воспріимчивости, я ошиблась и скромно сознаюсь тебѣ въ этой ошибкѣ. Время еще не пришло для этого. Эмиль съ любопытствомъ смотритъ на подробности, но онъ еще слишкомъ малъ, чтобъ охватить цѣлое.
Мнѣ кажется, что лучшій способъ добиться вниманія отъ дѣтей это не показывать, что добиваешься его. Въ отношеніи къ Эмилю я только разъ отступила отъ этого правила. Мы были на мысѣ Лизардѣ: какое собраніе чудесъ! Представь себѣ массы скалъ всевозможныхъ формъ, однѣ поднимаются въ высь, другія валяются въ какомъ-то поэтическомъ безпорядкѣ, а между ними волнуется море. У нѣкоторыхъ изъ кольца окружающей ихъ пѣны высовывается только вершина — гладкій и лощеный конусъ, вѣчно омываемый волнами. Взглядъ далеко можетъ прослѣдить извивающуюся линію береговъ, ежеминутно перерѣзываемую широкими пропастями и мрачными пещерами, въ которыя съ ревомъ врывается вода, Посреди этихъ величавыхъ чудесъ очень трудно выбрать точку, откуда удобнѣе было бы обнять картину однимъ взглядомъ. Я встала съ Эмилемъ противъ Кинанскова, одного изъ мысовъ, гдѣ море всего живописнѣе обрисовывается среди развалинъ я, взявъ его за руку сказала: «Быть можетъ, ты никогда болѣе не увидишь подобнаго зрѣлища, посмотри же хорошенько и запомни это мѣсто.»
Судя по опыту я имѣю нѣкоторое основаніе полагать, что иногда можно приказывать памяти. Я была почти одного возраста съ Эмилемъ, когда мои родители взяли меня съ собою въ Овернъ.
Однажды, когда мы взобрались на одну изъ вершинъ Мондора, мой отецъ торжественно заклиналъ меня незабывать никогда того, что я видѣла въ эту минуту. И, повѣришь ли? — панорама горъ, уступовъ и долинъ, которая тогда открывалась у меня передъ глазами, еще и до сихъ поръ такъ живо сохранилась въ моей памяти, что я какъ будто вижу ее передъ собою. Теперь ты поймешь, что заставило меня поступить такимъ образомъ съ Эмилемъ. Правда что въ другой разъ меня хотѣли заставить подобнымъ же образомъ запомнить какую то другую картину природы и на этотъ разъ попытка не удалась. Изъ этого можно заключить, что если, въ данную минуту, и можно имѣть вліяніе на память ребенка — это во всякомъ случаѣ героическое средство, которымъ не надо злоупотреблять.
Предоставленный самому себѣ, Эмиль болѣе удивляется, чѣмъ восхищается. Мнѣ кажется, что для того, чтобъ вполнѣ воспринимать дѣйствительность, нужна извѣстная доля идеальныхъ представленій. Такъ, напримѣръ, ребенокъ знаетъ море лишь какъ извѣстную часть горизонта, обнимаемую взглядомъ и этотъ горизонтъ сравнительно узокъ. Разстояніе скрываетъ отъ него остальное. Поэтъ мечтаетъ и восторгается передъ величественнымъ зрѣлищемъ водъ, потому что мыслью онъ видитъ дальше. Восторжествовавъ на минуту надъ несовершенствомъ чувствъ, онъ расширяетъ доступныя зрѣнію границы этой волнующейся массы, небольшую часть которой онъ видитъ, онъ придаетъ образъ безконечнаго, необъятнаго, а безконечность и необъятность суть ничто иное, какъ представленія ума. Словомъ, для него велико не море, а идея моря.
Отсутствіе размышленія — способность эта конечно разовьется со временемъ — объясняетъ мнѣ равнодушіе Эмиля, или по крайней мѣрѣ его совершенно пассивное удивленіе въ виду нѣкоторыхъ картинъ природы. Между тѣмъ, нѣкоторыя подробности, на которыя я и нерасчитывала, сильно возбуждаютъ его любопытство. Почти всѣ скалы составляющія Лизардъ и Ландесендъ, носятъ имена, которыя до нѣкоторой степени говорятъ воображенію. Такъ напримѣръ, вамъ показываютъ «колонну», «логовище лѣса», «кухню», «мѣхи», «жаровню», «лошадь», «голову доктора Джонсона», «фигуру доктора Синтакса» и пр. пр.
Между этими именами многія, разумѣется, основаніи на совершенно фиктивномъ сходствѣ, за то сходство другихъ бросается въ глаза. Не эта ли игра природы, случайныя изображенія, камни не видавшіе рѣзца и похожіе на живыя существа или на какіе нибудь предметы, не эта ли игра природы говорю я, внушила первобытнымъ людямъ мысль о скульптурѣ? Какъ бы то ни было, но это безсознательное искуство, начертанное на гранитѣ мощною рукой природы, всего болѣе возбуждало любопытство Эмиля. Онъ самъ старался найти сходство между скалами и извѣстными предметани, сходство, которое, впрочемъ, не ускользнуло (какъ то доказываютъ самыя названія скалъ) отъ простыхъ береговыхъ рыбаковъ.
Самъ ли человѣкъ изобрѣлъ архитектуру? Признаюсь тебѣ, я сомнѣваюсь въ этомъ, съ тѣхъ поръ какъ я увидѣла главные типы этого {искусства, намѣченные въ пещерахъ и горныхъ цѣпяхъ. Тутъ ты находишь въ зародышѣ и аркаду, и сводъ, и тяжелые столбы, и стройную колонну, и длинныя стрѣльчатыя окна Если хоть немного дать волю воображенію, то въ этихъ массахъ гранита тотчасъ различишь модели древнихъ храмовъ, рядъ колональныхъ статуй, съ неокоченными фигурами, символическія украшенія и баснословныя чудовища, которыя, кажется, вотъ — вотъ выступятъ изъ безформенной глыбы.
Не мѣтя ни въ ученые, ни въ антикваріи, я однако попробовала дать понятіе зашлю о кельтическихъ памятникахъ. Въ нихъ нѣтъ недостатка въ нѣкоторыхъ частяхъ Корнваллиса. Самые обыкновенные, какъ тебѣ извѣстно — друидическіе круги, продолговатые камни, поставленные на основаніе, въ видѣ обелисковъ гранитныя колонады, воздвигнутый самою природою и по которымъ лишь слегка прошла рука искуства, были первыми укрѣпленіями страны противъ морскихъ разбойниковъ. Болѣе всего меня интересовалъ амфитеатръ Белидена на мысѣ Лизардъ. Былъ ли онъ высѣченъ рукою человѣка? Кое гдѣ видны слѣды грубой работы, на половину изглаженной временемъ и мелкой травкой проростающей поверхность камня. Преданіе говоритъ, что большіе круги, образующіе выступы въ толщѣ камня были нѣкогда рядомъ ступеней. Утверждаютъ что кельты воспользовались природнымъ изгибомъ скалъ и пропастью, у подошвы которой пѣнится море, для устройства помѣщенія для зрителей. Но на какое же зрѣлище собирались они смотрѣть?
— На природу? Она стоитъ того, особенно въ этомъ мѣстѣ; но вѣроятнѣе, что тутъ происходили какіе нибудь религіозные обряды. Дѣйствительно, противъ этого амфитеатра возвышается надъ поверхностью волнъ группа черныхъ скалъ, которыя, говорятъ, служили алтаремъ друидамъ.
Да, въ этомъ богослуженіе было величіе.
Но какъ можно ожидать, чтобы Эмиль интересовался подобной древностію, когда онъ не имѣетъ еще понятія ни о скульптурѣ, ни объ исторіи? Впрочемъ, мнѣ кажется, что онъ вынесъ изъ своего путешествія дремлющія впечатлѣнія, которыя проснутся со временемъ. Знаешь ли на чемъ я основываю свое мнѣніе?
На обстоятельствѣ, безъ сомнѣнія пустомъ; но въ дѣтскомъ мірѣ все имѣетъ гораздо болѣе значенія, чѣмъ мы предполагаемъ
11-го іюня былъ день его рожденія. Согласно съ обычаемъ той страны, въ которой онъ живетъ, Эмиль непремѣнно настаиваетъ чтобъ этотъ торжественный день праздновался закуской, но, кромѣ того на этотъ разъ онъ прибѣгнулъ и къ собственному изобрѣтенію.
Взявъ меня за платье, онъ повелъ меня въ свой садъ, гдѣ къ моему великому удивленію, я увидѣла кучу камней, положенныхъ одинъ на другой съ нѣкоторымъ искуствомъ. Я начла ихъ семь и могла судить изъ этого, что примѣръ древнихъ кельтовъ не провалъ безслѣдно. Понявъ что сооруженія, которыя мы съ нимъ разсматривали на берегу, были воздвигнуты въ память какого нибудь событія, онъ приложилъ къ самому себѣ этотъ методъ. Ты видишь что теперь онъ можетъ сказать съ Гораціемъ: «я самъ воздвигъ себѣ памятникъ!»
Я часто спрашиваю себя, почему возрастъ Эмиля называютъ возрастомъ разсудка. О чемъ можетъ разсуждать семилѣтній ребенокъ? О фактахъ? но онъ еще не имѣлъ времени пріобрѣсти ихъ О принципахъ? Но для того, чтобы выводить ихъ нужна нѣкоторая зрѣлость ума. Если только я вывожу вѣрное заключеніе изъ своего опыта, Эмиль до сихъ поръ былъ болѣе склоненъ узнавать чѣмъ судить. Его интересуютъ видимыя свойства существъ и лишь нѣкоторые изъ признаковъ мысли. Примѣръ, взятый изъ нашихъ игръ всего лучше объяснитъ тебѣ то, что я хочу сказать.
Наконецъ я открыла той маленькій театръ и безъ всякаго авторскаго самолюбія могу сказать что онъ имѣлъ успѣхъ.
Докторъ Уарингтонъ выписалъ мнѣ изъ Лондона волшебный фонарь, прекрасный инструментъ приспособленный къ измѣненію свѣта и красокъ; онъ достаточно увеличиваетъ предметы и даетъ на полотнѣ совершенно отчетливыя отраженія. Какъ я обѣщала тебѣ, я сама разрисовала и раскрасила большую часть стеколъ. Потомъ я нашла полезнымъ соединить различныя картины посредствомъ маленькой драмы, которая придавала бы интересъ и единство зрѣлищу. Сдѣлавъ все это я пригласила къ себѣ человѣкъ 20 дѣвочекъ и мальчиковъ, не желая слѣдовать примѣру графиня Эскарбаньясъ, которая, когда у ней давалась комедія, приказывала своему швейцару не принимать никого. Мнѣ кажется что нельзя веселиться въ слишкомъ малочисленномъ обществѣ и что чѣмъ больше дѣтей собрались вмѣстѣ, тѣмъ лучше они научаются другъ отъ друга,
Я начала съ самыхъ простыхъ предметовъ: внутренность фермы, мельницы, сцены на кораблѣ. На другой день этотъ корабль привезъ васъ въ далекія страны. Между этими странами тѣ, которыя больше всего отличались отъ нашихъ, возбуждали наибольшее любопытство въ моихъ маленькихъ зрителяхъ. Имъ нравились дома иначе построенные чѣмъ ваши, улицы и площади съ мужчинами и женщинами въ странныхъ костюмахъ. Охота на дикихъ звѣрей, въ особенности на самыхъ большихъ и самыхъ опасныхъ, какъ-то словъ, гиппопотамъ, носорогъ, левъ и тигръ, не осталась безъ горячихъ поклонниковъ. А съ какимъ интересомъ смотрѣли они на движеніе каравана по пустынѣ. Этихъ опытовъ было достаточно чтобъ убѣдить меня, что въ моемъ волшебномъ фонарѣ заключался волшебный заговоръ: «Отопрись, Сезамъ!» и что моя вина будетъ если я не съумѣю отворить моимъ маленькимъ друзьямъ двери неизвѣстнаго.
Дѣти очень интересуются узнать, какъ образовались животныя, растенія, горы — однимъ словомъ предметы, которые они видятъ каждый день; и такъ я объявила съ нѣкоторой торжественностью, что въ скоромъ времени будетъ дано большое представленіе подъ названіемъ: «Исторія земли».
На этотъ вечеръ я пустила въ ходъ всѣ силы моего инструмента: рисунки были исполнены по совѣту англійскихъ геологовъ и съ помощью того небольшаго знанія, которое мнѣ самой удалось пріобрѣсти въ книгахъ. На генеральной репетиціи мы условились что стихіи и силы природы будутъ снабжены даромъ слова я думаю, что эта вольность дозволительна въ лирической драмѣ. Но впрочемъ, дѣло было не въ поэзіи, а въ томъ, чтобъ объяснить въ простыхъ словахъ то, что не достаточно ясно обрисовывалось на полотнѣ дѣйствіемъ свѣта и перемѣною красокъ. Я не помню хорошенько, что собственно говорилъ отецъ всего сущаго — океанъ обнимая поверхность міра, залитую водами; если не ошибаюсь, онъ пророческимъ голосомъ просилъ жизнь нарушить его однообразіе.
Но вотъ подъ лучемъ волшебнаго свѣта появились самыя древнія формы животнаго царства: odhamia, lingula, orthocératite тиранъ силурійскихъ морей, tribolite и другіе первенцы природы, портреты которыхъ были срисованы съ ископаемыхъ отпечатковъ.
Потомъ, надъ поверхностію водъ появилась первая земля. То была группа острововъ, на которыхъ съ помощью иллюзіи можно было видѣть, какъ росли папоротники, подобные деревьямъ, сигиларіи, стигмаріи и другіе главнѣйшіе типы этой первобытной флоры. Надо сознаться, что все это было весьма слабымъ миніатюромъ громадныхъ картинъ древняго міра и что, есля бы въ залѣ присутствовалъ духъ, свидѣтель происхожденія вещей, онъ разумѣется, посмѣялся бы надъ моими китайскими тѣнями; но не надо забывать, что это зрѣлище назначалось для дѣтей, которыхъ я хотѣла научить. Ради этой великой цѣли можно извинить недостаточность средствъ.
Между каждой эпохой исторіи земли промежутокъ тьмы и молчанія обозначалъ (я предупредила объ этомъ моихъ слушателей долгое и таинственное дѣйствіе времени.
Во второмъ актѣ рядъ измѣненій указывалъ на великіе перевороты совершившіеся на землѣ: поднявшіеся надъ водою и связанные между собою острова — зачатокъ будущихъ материковъ, новыя растенія, не виданныя до сихъ поръ животныя. Эпоха пресмыкающихся въ особенности привлекла любопытство зрителей. Ужъ не соотвѣтствовалъ ли младенческій возрастъ природы младенчеству воображенія. Право, я готова этому вѣрить; такъ сильно интересовали моихъ молодыхъ учениковъ исчезнувшія формы этого царства животныхъ.
Лабиринтодонъ эта лягушка величиною съ быка, ихтіосавръ съ громаднымъ глазомъ, плезіозавръ съ змѣиной шеей, мегалосавръ этотъ слонъ пресмыкающихся съ головою ящерицы, гилеосавръ со спиной, покрытой щетиной, наконецъ, птеродактиль, летающій драконъ съ крыльями и когтями гарпіи, появлялись и исчезали одни за другими какъ сонъ, удививъ дѣтей своими чудовищными размѣрами, страшной борьбой, которую они вели между собою и силой своихъ орудій.
Маленькая публика мою вынуждена была повѣрить, что все это жило, — такъ какъ я убѣждала ее въ этомъ честнымъ словомъ и это служило источникомъ новаго удивленія.
Не желая никого обманывать, я разсказала вкратцѣ что я знала достовѣрнаго объ этихъ животныхъ и какъ я прочитала изъ книгъ все, что положительно извѣстно объ ихъ устройствѣ и жизни. Почему же они больше не существуютъ на землѣ? На этотъ вопросъ трудно было отвѣтить; но мы на полныхъ парусахъ летѣли по океану времени, этому великому обновителю и были заранѣе приготовлены ко всѣмъ измѣненіямъ жизни. Какъ ни продолжительно было царство пресмыкающихся, но они прошли на общемъ планѣ природы также быстро, какъ скользили мои тѣни на бѣломъ полотнѣ.
Третій актъ открылся пейзажемъ, въ которомъ я старалась воспроизвести нѣкоторыя черты эпохи, которую геологи назвали эоценовой (зарей). Послѣ огромныхъ пресмыкающихся огромныя — млекопитающія: тяжелый мегатеріумъ, дипотеріумъ, гигантъ вѣка гигантовъ, мастодонтъ колоссъ исчезнувшихъ толстокожихъ и многія другія не менѣе странныя животныя появились на минуту на свѣтъ, вызванные волшебной силой моего фонаря; потомъ какъ будто бы нашъ міръ, даже и призрачный, не годился болѣе для нихъ, они одинъ за другимъ погрузились въ ничтожество.
Различныя послѣдовательныя перемѣны во флорѣ и фаунѣ этого періода возвѣстили, что земля подвигается къ условіямъ нашего времени. Дѣти по немногу очутились въ знакомой странѣ, хотя и не такой какъ наша. Въ лѣсахъ, деревья которыхъ приближались къ нашимъ, бѣгали лоси гигантскихъ размѣровъ, преслѣдуемыя: хищными звѣрями, потомки которыхъ еще и теперь ловятъ свою добычу въ пустынѣ.
До сихъ поръ холодъ еще не печалилъ этихъ картинъ; ихъ напротивъ, обливалъ еще тропическій свѣтъ; но къ концу вечера показались первые льды. Печальныя картины слѣдовали одна за другою. Стало понятно что животныя предъидущихъ эпохъ погибли отъ этихъ не благопріятныхъ условій, или удалились въ болѣе теплый климатъ. Въ этомъ суровомъ климатѣ царствовалъ олень и мамонтъ — слонъ обросшій мѣхомъ. Можно было подумать что земля готовится къ смерти и я прочла нѣкоторое безпокойство во взглядахъ наиболѣе внимательныхъ между моими зрителями. Ихъ надо было успокоить. Впрочемъ, сами факты или вѣрнѣе изображенія фактовъ взяли на себя разсѣять эти опасенія.
Что это за пещера, вырытая рукой природы въ глубинѣ скалъ? Логовище для дикихъ животныхъ медвѣдя, гіены извѣстной породы, напоминающей собаку и для другихъ гостей, которые теперь уже принадлежатъ къ домашнимъ животнымъ. Вдали, въ чемъ то въ родѣ шалаша, сооруженнаго имъ самимъ, при свѣтѣ огня разведеннаго на землѣ, показывается чудо — человѣкъ. Кто онъ? откуда онъ взялся? послышались вопросы между дѣтьми. Я предоставила имъ самимъ рѣшать ихъ и потушила свой фонарь.
По общему требованію публики какъ говорится въ театральныхъ аффишахъ, наша маленькая драма имѣла много представленій. Я думаю продолжать свои уроки и разсказать моимъ маленькимъ друзьямъ посредствомъ стеколъ исторію человѣка, его борьбу съ природой, его первыя орудія охоты и труда, его первыя ремесленныя попытки. Позднѣе я такимъ же образомъ разскажу имъ то, что мы знаемъ о происхожденіи обществъ, о древнихъ обычаяхъ и о первыхъ памятникахъ искуства. Маѣ кажется, нѣтъ ничего такого, чего нельзя бы было объяснить дѣтямъ; нужно только показывать имъ самые предметы и простотой выраженій принаравливаться къ ихъ понятіямъ.
Я не обманываю себя на счетъ воспитательнаго значенія этихъ представленій. Очевидно, что изобразивъ передъ Эмилемъ нѣсколько картинъ изъ древней жизни человѣчества и изъ исторіи земли, я этимъ еще не научу его ни геологіи, ни исторіи. Я знаю, что многіе изъ этихъ образовъ проскользнутъ въ мозгу дѣтей такъ же безслѣдно, какъ и по холсту, но достаточно, чтобы та ила другая картина запала въ ихъ памяти и первые же они сами пожелаютъ почерпнуть болѣе полныя представленія изъ школы природы или изъ книгъ. Въ чемъ, собственно говоря, состоитъ задача воспитанія въ этомъ возрастѣ? Въ томъ, чтобы сообщить имъ научныя свѣдѣнія? — Нѣтъ оно состоитъ въ томъ, чтобы возбудить въ нихъ любовь и жажду знанія.
Эмиль очень гордился, получивъ, твое письмо и, кажется, очень досадовался на себя, что не могъ прочитать его. Въ ожиданіи того времени, когда онъ въ состояніи будетъ отвѣтить тебѣ самъ, онъ непремѣнно хочетъ, чтобы я сообщила тебѣ всѣ свѣдѣнія, которыя удалось собрать относительно недавняго кораблекрушенія. Бѣдные матросы такъ жестоко пострадали, что двое изъ нихъ умерли нѣсколько дней спустя. Только одинъ остался въ живыхъ. Онъ теперь поправляется и могъ отвѣтить на вопросы. которые предложилъ ему на его родномъ языкѣ одинъ испанскій капитанъ. Изъ его словъ оказывается, Ayacucho, такъ назывался потонувшій корабль, — принадлежалъ одному купцу изъ Перу, который отправился на немъ съ грузомъ товаровъ въ Англію. Въ виду береговъ корабль былъ настигнутъ одной изъ самыхъ ужасныхъ бурь, какія только запомнятъ старожилы. Хозяинъ корабля, по какимъ то причинамъ, которыя такъ и остались необъясненными, взялъ съ собою въ это далекое плаваніе свою пятилѣтнюю дочь; дѣвочка была извѣстна между матросами подъ именемъ Лолы; если не ошибаюсь это сокращенье отъ Долоресъ. Отецъ дѣвочки былъ унесенъ волнами; въ настоящую минуту относительно этого факта, къ несчастію, не осталося и тѣни сомнѣнія.
Я приняла мѣры, чтобы обо всемъ случившемся извѣстили родственниковъ дѣвочки, живущихъ въ Перу; но до сихъ поръ отъ нихъ не приходило никакого отвѣта. Матросы говорятъ, что мать ея умерла уже нѣсколько лѣтъ тому назадъ, что у нея нѣтъ ни братьевъ, ни сестеръ и что родня, которая у нея осталась, довольно дальняя. Судя по словамъ ихъ, хозяинъ судна былъ человѣкъ богатый; но въ чемъ заключалось его состояніе? Быть можетъ въ испанскихъ замкахъ… Потому что Перу это та же Испанія, только по ту сторону океана.
Ты не осудишь меня за то, что въ ожиданіи дальнѣйшихъ извѣстій, я взяла сиротку къ себѣ. Ея печальная судьба внушила мнѣ къ ней невольное участіе. Она немножко дика, но въ этой ребячей дикости есть какая то особенная грація. Она обѣщаетъ быть красавицей. Лола передаетъ Эмилю тѣ немногія познанія изъ испанскаго языка, какими она сама обладаетъ; Эмиль съ своей стороны учитъ ее во французски и по англійски. Дѣти умѣютъ съ помощью очень немногихъ словъ объясняться другъ съ другомъ.
Не опуская изъ виду развитіе ума Эмиля, мнѣ кажется я все таки должна пока онъ еще такъ малъ, преимущественно заботиться о томъ, чтобы приготовить ему для жизни крѣпкую и здоровую физическую организацію. Вотъ почему я поощряю его ко всевозможнымъ физическимъ упражненіямъ; онъ долженъ пріучить свои мышцы подчиняться управленію его воли и превозмогать препятствія, которыя ему по силамъ. Изъ нашего сына, надѣюсь, не выйдетъ атлета; мнѣ отнюдь не желательно было бы видѣть его маленькимъ Милономъ Кротонскимъ; но мнѣ кажется, что всякая слабость, какъ физическая, такъ и нравственная, становится для человѣка источникомъ рабства.
Съ нѣкоторыхъ поръ нашъ Купидонъ огорчался, что Эмиль не умѣетъ плавать. Не слишкомъ ли молодъ былъ Эмиль, чтобы умѣть поддерживаться на водѣ? Возраженіе это, при ближайшемъ разсмотрѣніи, оказалось несостоятельнымъ; если страхъ, внушаемый невѣдомой средой есть главное препятствіе, стѣсняющее свободу движеній въ этой средѣ, — то вѣдь страхъ этотъ можетъ только усиливаться и укореняться съ годами. Если послушать нашего негра, то онъ умѣлъ плавать съ самаго рожденія. Это нужно понимать, конечно, въ томъ смыслѣ, что онъ не помнитъ, какъ научился плавать, также какъ не помнятъ, когда научился ходить, — до такой степени оба эти рода движенія казались ему естественными. Его увѣренность разсѣяла мои опасенія и мою нерѣшимость. Плаванье развиваетъ мышцы и, такъ сказать, расширяетъ свободу человѣка еще новою стихіею. Кромѣ того, это одно изъ средствъ спасенія при кораблекрушеніяхъ, и какъ таковое — нашъ долгъ въ отношеніи какъ самихъ себя, такъ и другихъ. Къ тому же я знала, что Купидонъ, походящій подчасъ до безумной отваги, когда дѣло идетъ о рискѣ лишь для него самого, ни за что не подвергнетъ жизнь Эмиля дѣйствительной опасности.
Недалеко отъ насъ есть маленькое озерко, образуемое ручейкомъ, которому песчаные берега не даютъ свободно вливаться въ море. Мѣсто это было какъ нельзя болѣе удобное для предполагаемой цѣли и въ этомъ то озеркѣ Эмилю были даны первыя уроки плаванья. Ни пробковаго пояса, ни пузырей наполненныхъ воздухомъ, ни одного изъ тѣхъ приспособленій, которыя, если не ошибаюсь, употребляются иногда, чтобы облегчить усилія начинающихъ, — не было пущено въ ходъ. Ребенокъ долженъ самъ себѣ служить пробкой, объявилъ Купидонъ на своемъ образномъ языкѣ. На сколько я могу судить по разсказамъ, метода его изъ самыхъ простыхъ: она главнымъ образомъ состоитъ въ томъ, чтобы внушить довѣріе къ самому себѣ. Вліяя своимъ собственнымъ примѣромъ, онъ, какъ мнѣ говорили, ложится на воду спиною, обратившись лицомъ къ небу, затѣмъ закрываетъ ротъ и дышетъ посохъ, который чуть-чуть выставляетъ на поверхность воды. Этимъ онъ какъ будто говоритъ: — «Вы видите, что нѣтъ никакой надобноcти идти ко дну и что если люди тонутъ, то только потому, что на то ихъ добрая воля.
Учитель въ скоромъ времени сталъ гордиться успѣхами своего ученика. Но онъ питалъ относительно послѣдняго еще болѣе честь любимыя мечты. — Плавать въ озерѣ, говорилъ онъ — эка премудрость». Это все равно, что плавать въ купальнѣ. Въ морѣ плавать — вотъ это настоящее дѣло, Это вамъ точно крѣпости придастъ. Однако я не давала своего согласія на этотъ опытъ, опасность котораго воображеніе представляло мнѣ въ преувеличенномъ видѣ. Эта громадная масса воды поглощаетъ столько жертвъ у нашимъ береговъ, что я питаю къ ней уваженіе смѣшанное со страхомъ. Я должна сознаться, что и Эмиль отчасти раздѣлялъ мой страхъ, Море точно живое существо; оно трепещетъ, оно приподнимаетъ васъ и уноситъ съ ревомъ; волна морская — это личность, и притомъ личность враждебная вамъ. Этотъ безпрерывный приливъ и отливъ волнъ — образъ бурной вѣчности — словомъ живо напоминаетъ человѣку его собственную слабость.
Знаешь ли, что заставило Эмиля восторжествовать надъ своимъ страхомъ. Онъ составилъ себѣ о заточеніи твоемъ довольно смутное представленіе. Я всегда взбѣгала распространяться съ нимъ о предметѣ, который только бередитъ мои старыя раны; во-первыхъ ему бы очень трудно было понять дѣло такъ какъ оно есть (вѣдь онъ ровно ничего не смыслитъ въ raison d’Etat), а во-вторыхъ, я боялась, чтобы ошибочное представленіе о фактахъ не внушило ему ненависть къ Франціи. И такъ, благодаря моему молчанію онъ самъ себѣ сочинить цѣлую легенду. Эмиль воображаетъ, что ты живешь плѣнникомъ какого то злаго духа, людоѣда или дракона, въ замкѣ, со всѣхъ сторонъ окруженномъ моремъ. Не даромъ онъ разъ былъ застигнутъ въ расплохъ приливомъ и принужденъ пробыть нѣсколько времени на скалѣ, о которую со всѣхъ сторонъ плескались сердитыя волны. Какъ бы то ни было, первый свой подвигъ храбрости онъ совершилъ подъ вліяніемъ побужденій, свойственныхъ какому нибудь рыцарю круглаго стола или укротителю чудовищъ. Я подозрѣваю, впрочемъ, что лукавый негръ намѣренно поддерживалъ иллюзію ребенка, чтобы склонить его на то, на что ему хотѣлось.
Разъ они вернулись домой — Купидонъ съ видомъ таинственнымъ какъ ночь, а Эмиль съ плохо скрываемымъ чувствомъ торжества. Я тотчасъ же догадалась откуда они пришли; я не на шутку разсердилась и выбранила ихъ обоихъ за непослушаніе. Эмиль храбро выдержалъ вспышку моего гнѣва и отвѣчалъ мнѣ съ видомъ рѣшимости, какой я въ немъ еще до сихъ поръ не замѣчала: — Я хочу научиться плавать, чтобы освободить и привесть къ тебѣ моего отца. Эти слова, его открытый взглядъ, наивная увѣренность въ успѣхѣ его благородныхъ замысловъ, — все это обезоружило меня. Я улыбнулась и, притянувъ его съ себѣ, осыпала поцѣлуями его лобъ, еще мокрый отъ морской воды.
Если вѣрить англійскимъ газетамъ и нѣкоторымъ доходящимъ до меня слухамъ, то Эмилю не придется совершать рыцарскіе подвиги и переплывать моря, чтобы избавить тебя отъ стерегущаго тебя дракона. Поговариваютъ объ амнистіи для политическихъ преступниковъ. Я бы охотнѣе избрала для тебя иного рода реабилитацію, но такъ какъ ты самъ ни о чемъ не просилъ, то тебѣ нечего и отказываться отъ того, что тебѣ предложатъ. Съ тому же если бы ты зналъ, какъ сердце мое бьется при мысли о свиданіи съ тобой!
XV.
[править]Я сейчасъ только узналъ въ Лондонѣ одну новость, которой спѣшу подѣлиться съ вами: вашъ мужъ освобожденъ.
Остаюсь глубоко уважающій васъ.
КНИГА ТРЕТЬЯ.
[править]Юноша.
[править]I.
[править]Съ годъ тому назадъ все перемѣнилось въ моей жизни.
Я снова ее увидѣлъ и при этомъ свиданьи казалось, что мы какъ будто никогда не разставались. Разлука не внесла ни малѣйшаго отчужденія въ наши чувства и привычки, до того прочна была связь, соединившая наши сердца во едино. Только я живѣе прежняго чувствую несказанную отраду общенія съ нею. Это уже не та молодая дѣвушка, которую я зналъ въ былыя времена; но годы придали ей лишь новую, болѣе трогательную прелесть: святость материнскихъ обязанностей наложила на ея умъ и даже на черты ея лица какой то отпечатокъ еще большей чистоты и возвышенности.
Я уже совсѣмъ было потерялъ надежду увидѣть моего сына. Замѣчательно, что большая часть людей, наиболѣе занимавшихся вопросами воспитанія, или не имѣли дѣтей, или потеряли ихъ изъ виду. Быть можетъ, это то и побуждало ихъ заплатить иною монетою долгъ природѣ.
Чѣмъ я заслужилъ то счастье, въ которомъ было отказано людямъ, стоившимъ больше чѣмъ я!
Какое волненіе овладѣваетъ мною, когда онъ ко мнѣ ласкается! Съ какою гордостью иду я гулять, держа его за руку! Съ нимъ природа кажется мнѣ обновленною, какъ будто я ее не видалъ за всѣ эти семь лѣтъ. Да и полно можно ли видѣть въ неволѣ? Деревья, скалы, такія же древнія какъ сама земля, — все это кажется мнѣ рожденнымъ лишь вчера.
Одно мгновеніе у меня была мысль вернутся во Францію. Что же меня удерживало? — Тысяча причинъ, тысяча предразсудковъ, если хотите, могутъ помѣшать человѣку жить на родинѣ. Какъ знать! быть можетъ тутъ замѣшана жгучая, несказанная боль увидѣть порабощеннымъ тотъ великій народъ, который я зналъ когда-то свободнымъ. Но сердце и умъ тѣмъ не менѣе съ участіемъ слѣдятъ за всѣмъ, что происходитъ на родинѣ.
Во всѣ эпохи исторіи были люди, которые считали своимъ долгомъ передъ самими собою и передъ отчизной служить ей издалека и едва ли не эти люди любили всего пламеннѣе свою отчизну. Вдали отъ вся, какъ и вблизи они живутъ ея интересами, страданіями и надеждами. Въ глубинѣ своей души они болѣютъ всѣми равный своего народа, которыя самъ народъ, повидимому, не чувствуетъ, какъ будто время и привычки могутъ заживить всевозможные рубцы. Такіе добровольные изгнанники служатъ живымъ урокомъ людямъ и событіямъ; но пускай кто нибудь попробуетъ въ ихъ присутствіи выразиться презрительно о ихъ отчизнѣ — и тотчасъ же вся кровь прильетъ къ ихъ сердцу. Этотъ клочекъ земли, отъ котораго они добровольно отказалось, дорогъ имъ. Словно онъ часть ихъ самихъ. Идеѣ родины, какъ они ее понимаютъ, они приносятъ въ жертву самую родину и, чтобы не видѣть ее опозоренной, обрекаютъ себя на жизнь бездомныхъ скитальцевъ.
Откуда у меня эти привычки заносить каждый день въ этотъ дневникъ всѣ свои мысли, воспоминанія, словомъ все что мнѣ приходитъ въ голову? Не слѣдъ ли это моей тюремной жизни? Тогда мнѣ не съ кѣмъ было говорить и я, такъ сказать, переписывался съ самимъ собою.
II.
[править]Воспитаніе, которое она дала Эмилю вполнѣ оправдало мои желанія. Пускай она продолжаетъ вліять на него своемъ примѣромъ и тѣмъ безграничнымъ довѣріемъ, которое она ему внушаетъ, Однако, съ тѣхъ воръ какъ судьба такъ счастливо соединила насъ, мы сочли за лучшее распредѣлить между собою обязанности поровну. Маѣ кажется, что образованіе преимущественно падаетъ на долю отца, а воспитаніе — на долю матери.
Я спрашиваю себя, какъ далеко мы подвинулись съ Эмилемъ
До сихъ поръ Эмиль ничему не учился систематически. Видъ раковинъ, которыя ежедневно попадались ему на берегу моря, преподалъ ему мало по малу и какъ бы случайно первыя понятія изъ естественной исторіи. Незатѣйливый микроскопъ, который я самъ приспособляю къ его зрѣнію, знакомитъ его съ нѣкоторыми изъ чудесъ безконечно-малаго міра, а телескопъ, въ который я по вечерамъ наблюдаю звѣзды, открываетъ ему нѣкоторыя изъ чудесъ міра безконечно великаго. Стеклянная посудина, наполненная морскою водою, которую мы мѣняемъ каждую недѣлю и въ которую мы пустили нѣсколько молюсковъ, раковидныхъ животныхъ и рыбъ — вотъ единственный источникъ, изъ котораго онъ почерпаетъ всѣ свои свѣдѣнія объ органической жизни на днѣ моря. Я произвожу иногда въ его присутствіи нѣкоторые физическіе и химическіе опыты, изъ самыхъ красивыхъ и, такимъ образомъ, не зная даже названія этихъ наукъ, онъ составляетъ себѣ понятіе о способахъ которыми тѣла воздѣйствуютъ другъ на друга. Онъ видѣлъ, какъ я дѣлалъ термометры и барометры, конечно очень грубой работы; но попытки, которыми онъ старался подражать маѣ, убѣдили меня, что онъ понялъ отчасти употребленіе этихъ инструментовъ. Таковы были до сихъ поръ наши единственныя книги.
Мы съ Эмилемъ, должно быть, оба принадлежимъ къ школѣ перипатетиковъ; учимся мы всего болѣе гуляя. Я предоставляю фактамъ я явленіямъ внѣшняго міра привлекать самимъ собою вниманіе Эмиля и пускаюсь въ объясненія не иначе, какъ въ отвѣтъ на его вопросы, при чемъ стараюсь дѣлать свои объясненія возможно ясными. Я убѣдился, что лучшее средство заставить-его слушать меня, это — слѣдить въ разговорѣ съ нимъ за нитью его собственныхъ мыслей. Многіе изъ тѣхъ, которые берутся, учить дѣтей, слишкомъ много говорятъ сами, какъ будто имъ нужно выказать самимъ себѣ, что они знаютъ много. Я ничему не учу Эмиля, мы учимся вмѣстѣ. Вмѣсто того, чтобы навязывать ему мой взглядъ на вещи, я стараюсь выяснить себѣ его взглядъ. Тѣ предметы, которые онъ не интересуется знать, я равнымъ образомъ игнорирую, или дѣлаю видъ, что игнорирую ихъ. Этотъ пріемъ, надо сознаться, мало способствуетъ тому чтобы выказать талантъ воспитателя съ блестящей стороны; онъ требуетъ извѣстнаго безкорыстія ума; но наполнять мозгъ ребенка формулами и изреченіями — не тоже ли самое, что писать на пескѣ?
Духъ изслѣдованія развивается, какъ и всѣ другія способности, прививкою и упражненіемъ. Любопытство выработывается въ человѣкѣ. Наблюдая, онъ пріобрѣтаетъ вкусъ къ самостоятельному наблюденію. Я, конечно, могу помогать съ своей стороны вниманію Эмиля, указывая ему на тѣ стороны предметовъ и явленій, которыя онъ самъ не видитъ съ перваго взгляда, но все же необходимо, чтобы желаніе видѣть проснулось въ немъ самомъ и притомъ совершенно естественно. Дѣти вообще очень любятъ распрашивать; мнѣ кажется, что воспитатели заглушаютъ эту счастливую наклонность, предупреждая дѣтскіе вопросы и заходя за предѣлы того, что желаетъ знать ребенокъ. Многія дѣти кончаютъ тѣмъ, что перестаютъ спрашивать о чемъ бы то ни было, чтобы избавиться скучнаго и длиннаго урока.
III.
[править]Я боюсь чтобы мы съ Еленой не привязались слишкомъ къ этой дѣвочкѣ, которую забросила къ намъ буря и которую родственники ея не нынче завтра могутъ потребовать.
Какъ бы то на было, я долженъ констатировать одинъ физіологическій фактъ.
Когда Долоресъ попала въ нашъ домъ, она отличалась всѣми недостатками своей расы и своей страны. Несмотря на свое хорошенькое личико, она была неряшлива и, даже правду сказать, довольно нечистоплотна. Эта небрежность въ отношеніи самой себя въ связи съ порядочнымъ запасомъ прирожденнаго кокетства, приводила въ отчаяніе Елену. Наставленія, выговоры, маленькія униженія, которыми старались затронуть ея самолюбіе, ничто не помогало. Обладая характеромъ живымъ и даже вспыльчивымъ, когда ей въ чемъ нибудь перечили, она не выказывала ни малѣйшаго желанія чему нибудь научиться. Елена дѣлала все, что могла, чтобы разбудить умъ этой заколдованной сказочной красавицы, но увы! всѣ талисманы оказывались безсильными надъ чарами, которыми, должно быть, околдовала ее какая нибудь волшебница. И кто же разрушилъ эти чары? — Эмиль.
Желаніе ему понравиться, боязнь его насмѣшекъ и даже быть можетъ, его презрѣнія, — все это гораздо сильнѣе подѣйствовало на волю Лолы, чѣмъ всѣ наши уроки. Это первая побѣда Эмиля, но въ ихъ возрастѣ подобныя побѣды не опасны.
Съ этой минуты, между Эмилемъ, ревниво оберегавшимъ превосходство своего маленькаго знанія и Лолою, оспаривавшею у него это превосходство, завязалась борьба, которая, какъ и слѣдовало ожидать, идетъ обоимъ въ прокъ. Они учатся гораздо лучше съ тѣхъ поръ, какъ учатся вмѣстѣ. Эмиль долженъ быть напередъ готовъ; Лола напрягаетъ всѣ свои усилія, чтобы перегнать его въ чтеніи.
Я нахожу, что характеръ ихъ тоже много выигралъ отъ этого общенія. Дѣти отлично подмѣчаютъ свои обоюдные недостатки я не даютъ спуску другъ другу. Эмиль не щадилъ Лолу, которая съ своей стороны тоже не оставалась у него въ долгу; но эти легкія пререканія отнюдь не мѣшаютъ имъ оставаться величайшими друзьями. Мнѣ замѣтятъ, быть можетъ, что общеніе между братомъ и сестрою представляетъ тѣ же выгоды, но я этого не думаю, потому что обстоятельства бываютъ въ послѣднемъ случаѣ нѣсколько иного рода.
Разъ мнѣ случилось посѣтить училище глухонѣмыхъ, которое первоначально раздѣлялось на двѣ школы. Опытъ вскорѣ показалъ неудовлетворительность этой системы. Дѣвочки, запертыя въ своемъ отдѣленій года на два отставали отъ мальчиковъ, которые, равнымъ образомъ, но оказывали большихъ успѣховъ. Тутъ пришла мысль соединить ихъ въ общіе классы. Перемѣна эта принесла самые благодѣтельные результаты. Въ скоромъ времени дѣвочки сравнялись съ мальчиками и ученіе у этихъ послѣднихъ тоже пошло несомнѣнно лучше. Самолюбіе, столь свойственное и мужчинѣ и женщинѣ, соревнованіе, возбуждаемое въ молодыхъ людяхъ присутствіемъ гордыхъ соперницъ, въ глазахъ которыхъ имъ хотѣлось отличаться, все это способствовало повышеній уровня умственнаго развитія какъ съ той, такъ и съ другой стороны.
Спрашивается, почему бы то, что оказалось пригоднымъ для глухонѣмыхъ, не оказалось въ равной степени пригоднымъ и для говорящихъ?
Люди завѣдывающіе воспитаніемъ юношества обыкновенно возстаютъ противъ совмѣстнаго обученія мальчиковъ и дѣвочекъ во имя нравственности. Возраженіе это было бы очень важное, если бы оно имѣло какое нибудь основаніе. Но не слѣдуетъ упускать изъ виду, что никто никогда и не говоритъ о соединеніи обоихъ половъ въ общихъ дортуарахъ; умное распредѣленіе школьныхъ построекъ и дворовъ, безъ сомнѣнія, удалило бы многія изъ неудобствъ, которыхъ теперь опасаются.
Что же касается до умственныхъ занятій, то не свойственно ли имъ скорѣе ослаблять, чѣмъ возбуждать дурные инстинкты? Не представляетъ ли, напротивъ, полное разобщеніе половъ дѣйствительную опасность для добродѣтели? Наша испорченность умѣетъ только лукавить со зломъ и сама себя выдаетъ излишествомъ своихъ лицемѣрныхъ предосторожностей. Мы такъ усердно преслѣдуемъ своимъ недовѣріемъ самыя невинныя отношенія, что въ концѣ концовъ этимъ самымъ возбуждаемъ желанія и любопытство юношей. На сколько выгоднѣе было бы замѣнить всѣ эти искуственныя преграды чувствомъ долга, вкорененнымъ въ совѣсти молодежи!
Этимъ я не хочу сказать, что одно и тоже воспитаніе пригодно для мужчины и для женщины. Одаренные каждый различными способностями, имѣя, каждый съ своей стороны, свои особыя обязанности и свое особое назначеніе въ жизни, они требуютъ каждый для себя особаго способа воспитанія[2]. Но есть извѣстныя области науки, искуства и поэзіи, въ которыхъ боги и музы протягиваютъ другъ другу руки. Не лучше ли было бы заблаговременно подготовлять тотъ союзъ разума и чувства, который составляетъ главную прелесть жизни. Воспитывая обѣ половины рода человѣческаго порознь, какъ будто имъ никогда не суждено имѣть что либо общее въ своей участи, не порываемъ ли мы заранѣе ту связь, которая всего крѣпче связываетъ общество во едино. Не согласнѣе ли было бы съ закономъ природы и нравственности пріучить молодаго человѣка видѣть въ молодой дѣвушкѣ будущую подругу своихъ трудовъ своего стремленія къ добру, къ правдѣ и красотѣ?
Какъ бы то ни было, Эмиль и Лола въ ожиданіи дальнѣйшихъ указаній опыта, будутъ воспитываться вмѣстѣ и я ожидаю отъ этого духовнаго общенія самыхъ благодѣтельныхъ результатовъ какъ для того, такъ и для другаго.
IV.
[править]Съ дѣтьми не мѣшаетъ подчасъ объясняться притчами.
Эмиль спросилъ у меня намедни отчего на свѣтѣ есть бѣдные, а Лолу, повидимому очень занималъ вопросъ — откуда взялись богатые.
Обыкновенно отъ подобныхъ вопросовъ отдѣлываются первымъ попавшимся отвѣтомъ, который только еще пуще затемняетъ разумъ дѣтей.
Съ другой стороны, какъ было мнѣ подступиться къ одному изъ самыхъ сложныхъ и трудныхъ вопросовъ политической экономіи? — Я выпутался изъ затрудненія, разсказавъ имъ слѣдующую сказку:
"Въ старину, посреди одного моря, названіе котораго я и самъ хорошенько не упомню, былъ островъ, на которомъ богатые построили себѣ мраморные дворцы, развели сады, полные самыхъ рѣдкихъ цвѣтовъ и вырыли озера для своего удовольствія. Ни что не могло сравниться съ роскошью ихъ стола: имъ подавались на золотыхъ блюдахъ огромныя рыбы съ соусомъ изъ омаровъ (это любимый соусъ Эмиля). Туалеты мущинъ и въ особенности дамъ отличались неслыханнымъ богатствомъ. Дѣти, играя въ кегля на площадяхъ, употребляли вмѣсто шаровъ огромные круглые брилліанты.
Бѣдные же напротивъ, ходили босикомъ, дѣвочки, одѣтыя въ лохмотья, рылись въ кучахъ нечистотъ у домовъ богатыхъ, подбирая выброшенные остатки отъ пировъ. На бѣдныхъ не только лежали самыя тягостныя и самыя непріятныя работы, но на нихъ еще всѣ смотрѣли съ презрѣніемъ. Дѣло дошло до того, что людямъ, плохо одѣтымъ запрещалось показываться въ мѣстахъ общественныхъ гуляній, изъ опасенія, конечно, чтобы они своими лохмотьями не загрязнили зеленые ковры газона, или, еще вѣроятнѣе, чтобы жалкій видъ ихъ не оскорблялъ зрѣніе богатыхъ.
Однажды ночью бѣдняки удалились на гору и стали совѣтываться между собою. Наиболѣе молодые между ними стояли за то, чтобы всѣмъ взяться за оружіе, напасть на богатыхъ во время сна и, отнявъ у нихъ имущество, раздѣлить его между бѣдными..
Но тутъ всталъ одинъ старью мудрецъ и, выждавъ, когда всѣ замолкли заговорилъ такъ: — Не дѣлайте этого, — во первыхъ потому, что ихъ замки оберегаются слугами, еще болѣе злобными, чѣмъ господа и собаками еще болѣе алчными чѣмъ самые слуги; — а во вторыхъ потому, что подобная борьба была бы несправедлива. То, что вы сегодня похитите у вашихъ враговъ, только благодаря тому обстоятельству, что сила будетъ на вашей сторонѣ, можетъ быть завтра же отнято у васъ другимъ, если вы окажетесь слабѣйшими. Пріищимте же вмѣстѣ другое средство. Вы, конечно, слыхали, что на вашемъ, морѣ, есть и другіе острова, кромѣ того, на которомъ мы имѣли несчастье родиться. Наши братья, бѣдные матросы, которые привозятъ сюда на кораблѣ припасы и предметы роскоши для богатыхъ, не разъ видали во время плаванья земли, поднимавшіяся посреди волнъ и увѣнчанныя зеленью и плодовыми деревьями. По ихъ разсказамъ, одинъ изъ этихъ острововъ необитаемъ и отъ васъ зависитъ превратить его въ плодоноснѣйшій садъ. У насъ есть руки. Я первый, несмотря на свою старость, готовъ работать на сколько хватитъ моихъ силъ, а въ случаѣ надобности, помогу вамъ и совѣтомъ. Богъ все, что я хотѣлъ вамъ сказать.
Они отправились. Одинъ за другимъ садилась они на утлыя суда, которыя сами смастерили изъ досокъ, прикрывавшихъ ихъ хижини. Богатые обитатели острова были въ восторгѣ, что эта сволочь удаляется и радостно хлопали руками. Наконецъ то избавились мы отъ напасти! — восклицали они.
Такъ какъ у эмигрантовъ не было никакого имущества, то и весь грузъ корабля состоялъ только изъ нихъ самихъ. Впрочемъ нѣтъ, я ошибаюсь: они захватили съ собой свои орудія для работы.
Впродолженіи нѣсколькимъ лѣтъ объ нихъ не было ни слуху, ни духу. Должно быть они всѣ потонули, говорили одни. Они всѣ перерѣзали другъ друга, утверждали другіе.
Но вотъ однажды въ гавань вошелъ корабль, нагруженный хлѣбомъ и другими товарами. По языку матросовъ и по нѣкоторымъ чертамъ лицъ не трудно было узнать въ нихъ прежнихъ обитателей острова. Они разсказали, что пріѣхали съ того острова, на который переселились и гдѣ все родится какъ нельзя лучше. Земля, обработанная ихъ руками, покрывается жатвами, фермами и стадами. Богатые приняла эти разсказы за басню и хохотали надъ ними до упаду.
А между тѣмъ матросы ничего не преувеличили въ своихъ разсказахъ. Роскошно обработанныя поля, селенія, города, дороги, каналы, точно волшебствомъ какимъ выростали изъ этой еще недавно невоздѣланной почвы. Граждане жили между собой въ мирѣ и согласіи, потому что чувствовали себя счастливыми. Миръ и согласіе господствовали и въ семьяхъ, на дѣтей смотрѣли какъ на залогъ еще большаго благосостоянія въ будущемъ, а потому съ раннихъ лѣтъ пріучали ихъ къ труду.
Совсѣмъ иначе шли дѣла на островѣ богатыхъ, благосостояніе котораго день ото дня приходило въ упадокъ. Такъ какъ жители этого острова считали слишкомъ унизительнымъ для себя, или были слишкомъ лѣнивы, чтобы самимъ взяться за соху, то пашни въ скоромъ времени поросли бурьяномъ. Всѣ производства прекратились за недостаткомъ рабочихъ рукъ, а съ ними вмѣстѣ исчезли и предметы роскоши. Замки стали разрушаться, а починить ихъ было некому.
Въ началѣ богатые обратились къ ремесленникамъ сосѣднихъ острововъ; но эти послѣдніе знали, какъ было поступлено съ ихъ собратьями и не захотѣли подвергаться тѣмъ же притѣсненіямъ.
Такъ какъ у жителей, оставшихся на островѣ, было много золота и серебра, то они въ началѣ накупили все, что имъ было нужно, у иностранныхъ купцовъ. Но нѣтъ такой казны, которая рано или поздно не истощалась бы, если проникать въ нее новымъ богатствамъ не откуда. По прошествіи нѣсколькихъ лѣтъ, у нихъ не стало больше ни золота ни серебра и они пожалѣли, но уже слишкомъ поздно, что такъ жестоко и несправедливо поступали съ бѣдными.
Положеніе ихъ было самое жалкое. Слуги, которыми они окружили себя въ былыя времена, не получая болѣе жалованья, отказались служить имъ. Лошади, за которыми не кому было ходить въ конюшнѣ, равнымъ образомъ отказывались возить экипажи. На улицѣ попадались женщины въ стоптанныхъ атласныхъ башмакахъ и въ разорванныхъ парчевыхъ платьяхъ, такъ какъ эти бѣлоручки сочли бы для себя стыдомъ самымъ заняться починкою своей одежды. Глядя на эти лохмотья, въ которыхъ онѣ такъ важно расхаживали, иному пришла бы охота посмѣяться, если бы не было жестоко и гнусно смѣяться надъ несчастьемъ, хотя бы и заслуженнымъ.
Однимъ словомъ островъ богатыхъ сдѣлался островомъ бѣдняковъ.
Нужда годъ отъ году увеличивалась. Необработанная земля ничего болѣе не производила. Прежніе богачи умирали съ голоду въ своихъ развалившихся замкахъ и погибли бы до послѣдняго человѣка, еслибы жители другаго острова, которыхъ они когда-то изгнали своимъ дурнымъ обращеніемъ, не явились къ нимъ на помощь и не привезли имъ тотъ излишекъ припасовъ, въ которыхъ они не нуждались сами.
— Такъ стало быть трудъ обогащаетъ? спросилъ Эмиль, слушавшій меня съ большимъ вниманіемъ.
— Не всегда, отвѣчалъ я ему; но по крайней мѣрѣ онъ обогащаетъ тѣ народы, которые умѣютъ быть справедливыми.
V.
[править]Эмиль начинаетъ порядочно писать. Я не думаю, однако, чтобы онъ когда нибудь научился выводить буквы по всѣмъ правиламъ искуства.
Въ былыя времена почеркъ составлялъ такъ сказать, одну изъ особенностей свойственныхъ личности. Дурной или хорошій, онъ выражалъ собою ту или другую характеристичную черту. А потому и находились физіономисты почерка, которые по строкамъ, написаннымъ рукою незнакомаго имъ человѣка, брались разгадывать его нравственныя свойства. А почему бы и нѣтъ? Во все что мы дѣлаемъ, мы вносимъ свойственный намъ характеръ. Я не вижу ничего невозможнаго и неправдоподобнаго въ томъ предположеніи, что почеркъ, — эти тонкія черты, которыми мы заносамъ на бумагу наши мысли и чувства, — представляетъ отпечатокъ нашего Я. Многіе люди. автографы которыхъ у насъ сохранились, нѣсколько разъ въ теченіе своей жизни мѣняли свой способъ выводить буквы. Эти измѣненія, въ которыхъ, можно поручиться, они сами не отдавали себѣ отчета, должны были имѣть соотношеніе къ извѣстнымъ перемѣнамъ, происходившимъ въ ихъ умѣ. Замѣчено, что въ ту пору ихъ жизни, когда они всего болѣе были самими собою, и почеркъ ихъ носилъ отпечатокъ наибольшей оригинальности.
Въ настоящее время изобрѣтены методы каллиграфія, которые безспорно имѣютъ то достоинство, что исправляютъ почеркъ; но какъ скоро эти методы получатъ болѣе широкое распространеніе, различіе въ почеркахъ изчезнетъ. Въ нашъ вѣкъ желѣзныхъ дорогъ и стальныхъ перьевъ мы всѣ стремимся къ единообразію.
Бѣда была бы еще не велика, если бы это искуственное стремленіе ограничивалось знаками, служащими для выраженія мысли, но нѣтъ, — оно распространяется и на самую мысль.
На что другое, а на недостатокъ свѣдѣній намъ пожаловаться грѣшно. Благодаря изобрѣтеній различныхъ упрощенныхъ методовъ, элементы науки, литературы и искуствъ сдѣлались доступны почти для всѣхъ. Мы то и дѣло слышимъ толки о распространеніи знаній и это фактъ, величавое значеніе котораго я и не думаю отрицать. Но, при всемъ томъ, я спрашиваю себя, произошло ли наше столѣтіе возвышенностью своихъ понятій умы XVlII-го столѣтія? Можемъ ли мы похвалиться большею нравственностью, большею энергіею иниціативы, большимъ изобиліемъ рѣзко очерченныхъ характеровъ, выдѣляющихся на темномъ фонѣ безразличной общественной массы, — большимъ богатствомъ самобытныхъ произведеній. Уровень умственнаго развитія въ обществѣ расширяется съ каждымъ днемъ, но повысился ли онъ — это еще вопросъ.
Увы! я оглядываюсь вокругъ себя и меня поражаетъ вторженіе посредственности, охватывающей насъ со всѣхъ сторонъ. Намъ твердятъ, что въ наши дни умъ и талантъ встрѣчаются на каждомъ шагу. Вѣрнѣе было бы выразиться, что каждый обладаетъ умомъ и талантами другихъ. Нашъ вѣкъ, надо отдать ему справедливость, изобрелъ довольно замысловатый способъ умножать машины и автоматовъ мысли. Ловкость замѣнила въ искуствахъ геній и волю; въ литературѣ ремесленный навыкъ заглушилъ вдохновеніе, въ практической дѣловой жизни интрига заняла мѣсто дѣйствительныхъ заслугъ Мы скользимъ по плоской, избитой дорогѣ на встрѣчу повсемѣстному обезсиленію и полному исчезновенію всякаго превосходства ума и характера. О человѣкъ! довольствуйся впредь тѣмъ, что ты не хуже я не лучше перваго встрѣчнаго и не смѣй стремиться ни къ чему иному.
Это состояніе умовъ, безъ сомнѣнія, обусловливается многоразличными причинами, о которыхъ я не стану распространяться: всѣмъ строемъ французской жизни при второй имперіи, отсутствіемъ политической свободы, постоянно возрастающей преданностью исключительно однимъ матеріальнымъ интересамъ. Но, при всемъ томъ, несправедливо было бы упускать изъ виду еще одну причину: воспитаніе, въ томъ видѣ, въ какомъ его прилагаютъ въ наши дни, не столько задается задачею уяснять себѣ и развивать способности дѣтей, сколько старается скрывать слабыя ихъ стороны съ помощью извѣстныхъ сподручныхъ, и, такъ сказать, механическихъ пріемовъ. Указываютъ ли дѣтямъ на счастье быть полезными какъ на цѣль всѣхъ ихъ усилій? Ничуть не бывало: отъ нихъ только требуютъ, чтобы они умѣли выдти въ люди. Естьли какая нибудь возможность ожидать, чтобы природное влеченіе проявлялось рѣзко и сильно, чтобы природныя дарованія развивались упражненіемъ и трудомъ, когда юношамъ напередъ указываютъ на ловкость и на подчиненіе извѣстнымъ условнымъ требованьямъ, какъ на самое вѣрное средство добиться успѣха?
VI.
[править]Въ нѣкоторыхъ англійскихъ школахъ существуетъ старинный обычай, который очень удивляетъ иностранцевъ. Въ Итонѣ въ Гарроу, гдѣ принимаютъ преимущественно дѣтей аристократичныхъ семействъ, воспитанникамъ служатъ воспитанники же. Впрочемъ отличіе между воспитанникомъ — господиномъ и воспитанникомъ — слугою (fag) совершенно независимо отъ общественнаго положенія и состоянія тѣхъ и другихъ. Иной сынъ богатаго и знатнаго семейства обязывается чистить платье сыну какого нибудь небогатаго плебея, исполнять его порученія, убирать его комнату, топить каминъ, готовить ему завтракъ, носить его книги въ классы. Привилегія имѣть слугъ дается давностью пребыванія въ школѣ, извѣстными степенями школьной іерархіи; обязательство служить падаетъ на тѣхъ, которые по школьной іерархіи числятся въ нисшихъ разрядахъ.
То что мнѣ не нравится въ этомъ обычаѣ — это связь личной зависимости. Старшіе подчасъ обходятся съ возмутительной жестокостью съ тѣми изъ своихъ товарищей, которыхъ считаютъ своими слугами. Ругательства, пощечины, всѣ оскорбленія, которыми въ комедіяхъ Мольера молодые франты такъ таровато надѣляютъ своихъ лакеевъ, наносятся воспитанниками другимъ такимъ же воспитанникамъ. Эти маленькіе невольники, такіе терпѣливые и покорные, въ свою очередь сдѣлавшись господами, становятся грубы и заносчивы. Не такъ ли и все идетъ на свѣтѣ и не этимъ ли путемъ передаются и всѣ. виды тираніи.
Не будь этой черты, я не видѣлъ бы ничего худого въ томъ, чтобы домашнія работы школы исполнялись самими воспитанниками. Я зналъ одно учебное заведеніе, во главѣ котораго стоялъ человѣкъ замѣчательнаго ума; онъ ввелъ эту систему въ свой пансіонъ и умѣлъ извлечь изъ нея большую выгоду для воспитанія юношества. Почти всѣ работы по дому были распредѣлены между различными группами дѣтей и юношей, дѣлившихся сообразно съ своими природными вкусами и наклонностями, такъ какъ исполненіе всѣхъ должностей предоставлялось на добрую волю каждаго. На выборъ воспитанника предоставлялось быть истопникомъ, ламповщикомъ, подметать комнаты, будить остальныхъ воспитанниковъ, поутру, убирать классы. За столомъ воспитанники прислуживали; поочередно. Должности требовавшія наибольшаго самоотверженій пользовались наибольшимъ почетомъ; директоръ заведенія наиболѣе поощрялъ тѣхъ молодыхъ героевъ, которые имѣли мужество взять, ихъ на себя и раздавалъ имъ съ этою цѣлью особые знаки отличія. Надо было видѣть съ какою радостною готовностью каждый спѣшилъ исполнить долгъ, принятый имъ на себя по свободному побужденію! Эти домашнія работы, исполняемыя воспитанниками, представляли еще то преимущество, что разнообразили занятія въ часы свободные отъ уроковъ, а директоръ пансіона былъ того мнѣнія, что перемѣнить занятіе — тоже, что отдыхать. Кромѣ того онъ считалъ чрезвычайно важнымъ внушать воспитанникамъ уваженіе ко всякому роду занятій и ко всѣмъ видамъ физическаго труда, Мы перестаемъ презирать въ другихъ то, что мы дѣлаемъ сами.
Я часто спрашиваю себя. не лицемѣримъ ли мы передъ самими собою во всѣхъ нашихъ толкахъ о равенствѣ? Даже тѣ, у которыхъ это слово не сходитъ съ языка, примѣняютъ ли его дѣйствительно въ своей жизни? Ребенокъ, который въ школѣ или въ семействѣ постоянно видитъ, что ему прислуживаютъ наемники, естественнымъ образомъ заключитъ изъ этого, что всѣ тягостныя или непріятныя работа составляютъ удѣлъ нисшихъ классовъ общества. Напрасно станете вы говорить впослѣдствіи о раздѣленіи труда и развивать передъ нимъ тысячу другихъ теорій; онъ очень хорошо знаетъ, что слуги не имѣютъ права садиться за столъ съ господами. Догадываясь, что изъ него хотятъ сдѣлать ученаго, и что на этомъ основанія его избавляютъ отъ такихъ работъ, которыя могутъ перепачкать ему лицо или руки, онъ будетъ простирать и на личности то понятіе, которое составилъ себѣ о предметахъ, и, судя о первыхъ по послѣднимъ, будетъ лишь слишкомъ склоненъ къ тому, чтобы презирать огуломъ всѣхъ работниковъ.
Мы съ Еленой настояли на томъ, чтобы Эмиль научился самъ оправлять свою постель, убирать свою комнату и одѣваться. Я ничего не имѣю противъ того, чтобы онъ самъ чистилъ свои сапоги и, въ случаѣ надобности, могъ приготовить себѣ пищу. Этимъ путемъ онъ не только научится не презирать тѣхъ, которые заработываютъ себѣ хлѣбъ подобнаго рода занятіями; но и увеличитъ свою личную свободу, научившись обходиться безъ помощи другихъ. Что за жалкій рабъ тотъ человѣкъ, который не умѣетъ самъ для себя ничего сдѣлать!
VII.
[править]Что это за странный сонъ пригрезился мнѣ!
Я ѣхалъ верхомъ по какой-то неизвѣстной мнѣ странѣ. Принадлежала ли она къ материку Стараго или Новаго свѣта? Право не знаю, но, судя но нѣкоторымъ признакамъ, страна эта должна была находиться на границахъ Утопіи или Эльдорадо.
На пастбищахъ, окруженныхъ живыми изгородями, гуляли на свободѣ, не охраняемыя ни собаками, ни пастухами стала быковъ, козъ, барановъ и многихъ другихъ животныхъ, какихъ не водится на нашихъ лугахъ. Превосходно устроенная система орошенія распространяла по всей окрестности, несмотря на дневной зной, прохладу и плодородіе. Цѣни холмовъ увѣнчанныхъ деревьями, казалось, нарочно были приспособлены къ тому, чтобы указывать направленіе, въ которомъ дулъ вѣтеръ и неслись облака. Вокругъ фермъ все обличало изобиліе, а внутри домовъ люди имѣли счастливый видъ; всѣ женщины были красавицы, а дѣти, стройные и здоровые, обѣщали цѣлое поколѣніе молодцовъ.
Видъ городовъ столько же поразилъ меня, какъ и видъ деревень.
Въ одномъ изъ нихъ мнѣ указали два зданія, построенныя еще въ эпоху, которую жители этой страны называли эпохою варварства. Первое изъ нихъ была тюрьма, второе — богадѣльня. Въ одинъ прекрасный день тюрьма опустѣла, потому что въ странѣ не било болѣе воровъ, а богадѣльня оказалась ненужной, потому что не было болѣе бѣдныхъ. Хотя оба эти зданія стояли съ тѣхъ поръ безъ всякаго употребленія, однако старѣйшины города распорядились сохранить ихъ и показываютъ ихъ иностранцамъ, какъ памятникъ своей старины,
Границы между личными правами и общественными обязанностями строго обозначены и администраціи предоставляется лишь та доля въ общественныхъ дѣлахъ, которую гражданамъ болѣе выгодно не удерживать за собою. Законы очень немногочисленны и вотируются избранниками націи; такъ какъ они были составлены всѣми въ видахъ защиты каждаго, то было бы чистымъ безуміемъ не повиноваться имъ. Надѣются впрочемъ, что успѣхи наукъ и распространеніе образованія еще болѣе усовершенствуютъ эти законы.
Общественное мнѣніе имѣетъ рѣшающее вліяніе во всѣхъ дѣлахъ и никакіе оплоты внѣшней силы не могутъ сравниться съ тѣми гарантіями, которыми оно ограждено. Здѣсь люди думаютъ. все, что они пишутъ и пишутъ все, что они думаютъ.
Одинъ старикъ, съ которымъ я познакомился (гдѣ и какъ? ужъ не умѣю сказать) взялся объяснить мнѣ устройство этой страны и показать мнѣ общественныя зданія, которыя всѣ были сооружены для какого нибудь мирнаго и полезнаго употребленія.
— Не можете ли вы мнѣ сказать, обратился я къ нему, имя того великаго законодателя, которому вы обязаны подобными учрежденіями?
Старикъ улыбнулся.
— Я вижу, отвѣчалъ онъ, что вы пришли изъ другаго свѣта. Прежде чѣмъ отвѣтить на вашъ вопросъ, а долженъ разсказать вамъ кое-что изъ нашей исторіи. Лѣтъ двѣсти тому назадъ мы ни чѣмъ не были лучше другихъ народовъ. Нашъ послѣдній король палъ съ престола вслѣдствіе переворота, вызваннаго его дурнымъ управленіемъ. Тогда люди, принимавшіе участіе въ этомъ переворотѣ, стали предлагать различныя формы правленія; партіи уже были близки къ междоусобной войнѣ изъ за этого вопроса, когда отцы ваши, въ мудрости своей, предложили отложить на время всѣ ссоры и предоставить слѣдующему за ними поколѣнію рѣшить свою собственную участь. Что могутъ сдѣлать наилучшія учрежденія если нравы молодежи не служатъ залогомъ ихъ прочности? И такъ, было рѣшено удержать на время изъ нашихъ старыхъ законовъ то, что въ нихъ было наиболѣе разумнаго, а въ продолженіе этого междуцарствія подготовлять молодежь воспитаніемъ къ пользованью свободой. Видѣли ли вы нашу школу? Это ядро всего нашего политическаго устройства.
Онъ повелъ меня за городъ и на склонѣ холма, поросшаго лѣсомъ, я увидѣлъ родъ храма или дворца, который рѣзко обозначался подъ лучами восходящаго солнца. Я рѣшительно затрудняюсь передать словами общее впечатлѣніе, произведенное на меня этимъ обширнымъ зданіемъ, размѣры котораго вполнѣ соотвѣтствовали его великолѣпію. Во внутренности, каждая изъ его частей, построенныхъ по новой системѣ, была до такой степени изукрашена картинами, статуями и разными произведеніями искуствъ, что одинъ видъ стѣнъ долженъ былъ воспитывать до извѣстной степени и внѣшнія чувства и умъ. Воспитанники были раздѣлены на нѣсколько націй изъ которыхъ каждая изображала извѣстный возрастъ человѣчества. Зданіе это стояло посреди восхитительной мѣстности, изобиловавшей контрастами: лѣса, скалы, водопады, а вдали, на заднемъ планѣ — море.
Въ одномъ изъ дворовъ я увидѣлъ группу дѣтей, предававшихся различнымъ атлетическимъ упражненіямъ: бѣгу, борьбѣ, стрѣльбѣ изъ лука. Что меня всего болѣе удивило это — что учителя, подъ руководствомъ которыхъ они упражнялись, были — краснокожіе индѣйцы. Я тотчасъ же узналъ ихъ по цвѣту кожи, по сухопарымъ членамъ и по фантастическимъ головнымъ уборамъ.
«Это племя дикарей, объяснилъ мнѣ мой путеводитель, недавно было привлечено на нашу границу миролюбивыми нравами нашихъ поселенцевъ. Вмѣсто того чтобы встрѣтить ихъ какъ враговъ, мы пригласили ихъ раздѣлить съ ними блага цивилизаціи, показавъ имъ всѣ выгоды, которыя она намъ доставляетъ и всѣ преимущества ея надъ жизнью въ пустынѣ. Съ другой стороны, замѣтивъ въ нихъ нѣкоторыя природныя дарованія, которыхъ намъ недостаетъ, мы предложили имъ обмѣнъ услугъ и нѣкоторые изъ нихъ охотно пошли на подобнаго рода сдѣлку. Они пріучаютъ нашихъ дѣтей терпѣливо переносить страданія, упражняютъ ихъ слухъ и зрѣніе въ распознаваніи всѣхъ могущихъ встрѣтиться внѣшнихъ опасностей; они сообщаютъ гибкость ихъ членамъ и знакомятъ ихъ съ нравами животныхъ въ дикомъ состояніи».
Осматривая внутренность этого зданія, раздѣленнаго, какъ я уже сказалъ, на нѣсколько воспитательныхъ отдѣловъ, я напалъ на одно изъ празднествъ, которыя по временамъ устроиваются въ каждомъ изъ этихъ отдѣловъ. Мѣсто дѣйствія находилось, если не ошибаюсь въ Афинахъ; передъ ними на скалѣ, увѣнчанной храмами, статуями, мраморными и бронзовыми богами, вставалъ Акрополисъ; на западъ тянулись Пропилеи, сооруженные Перикломъ. Группы юношей, одѣтыхъ греками и говорившихъ на греческомъ языкѣ, расхаживали по городу или направлялись къ гаванямъ — Пирейской, Мунихейской и Фалерской. Хотя человѣкъ во снѣ и ничему не удивляется, однако я поклялся самой богиней Афиной, что ничего не понимаю въ этой загадкѣ.
— То что вы видите, сказалъ мнѣ мой путеводитель, очень просто. Убѣдившись на опытѣ, что тѣнь исторіи большею частью скользитъ по уму дѣтей, не оставляя на немъ яснаго слѣда, мы старались придать осязательность этой тѣни. Наши воспитанницы не ограничиваются однимъ изученіемъ предшествовавшихъ эпохъ, — они живутъ въ нихъ.
— Какими же несмѣтными богатствами, воскликнулъ я, должна обладать ваша республика, чтобы дѣлать такіе расходы!
— Наша республика богата, потому что она трудолюбива и сама завѣдуетъ своими хозяйственными дѣлами. Впрочемъ я долженъ предостеречь васъ противъ одного ошибочнаго заключенья, то, что вы принимаете за трату, въ сущности есть ничто иное какъ сбереженіе. Если дошедшіе до насъ слухи справедливы, то общество Старой Европы очень дорого оплачивало свою администрацію и очень дешево — свое народное образованіе. У насъ ж& дѣло дѣлается на оборотъ. Наша администрація намъ не стоитъ ничего, или почти ничего, на школахъ же своихъ мы сосредоточиваемъ всѣ свои средства. Мы, поступая такимъ образомъ, дѣлаемъ то, что на коммерческомъ языкѣ называется выгоднымъ помѣщеніемъ денегъ. Воспитаніе, которое мы даемъ нашей молодежи избавляетъ насъ отъ множества другихъ расходовъ, которые всего раззорительнѣе отзываются на благосостояніи государствъ.
Обитатели — (я, право, совсѣмъ позабылъ названіе этой эстетической страны) не стараются сформировать умъ и характеръ своихъ дѣтей въ виду какой нибудь опредѣленной системы государственнаго устройства. Примирившись заранѣе съ тѣмъ результатомъ, который получится отъ вольнаго воспитанія основаннаго на законахъ природы и на принципахъ науки, они смѣло довѣрили будущее своей страны просвѣщенію новыхъ поколѣніи. Школа у нихъ есть ничто иное, какъ зачатокъ общества. Она такъ же какъ государство имѣетъ свои учрежденія, которыя такъ сказать, служатъ предисловіемъ для настоящихъ государственныхъ учрежденій. Въ воспитанникахъ съ раннихъ лѣтъ развиваютъ мужественныя доблести демократизма.
Учителя не употребляютъ никакихъ наказаній, а между тѣмъ, нарушенія школьникомъ обычаевъ и законовъ не остаются безнаказанными, потому что дѣти сами судятъ другъ друга. Виновныхъ призываютъ передъ судилище, члены котораго, избранные на извѣстный срокъ своими товарищами, заинтересованы въ томъ чтобъ безпристрастно произносить приговоры — такъ какъ они очень хорошо знаютъ, что нарушеніе правъ другаго рано или поздно обратится противъ нихъ же самихъ. Два адвоката, одинъ за истца, другой за отвѣтчика излагаютъ обстоятельства дѣла. Приговоръ присяжныхъ всегда уважается и наказанія, хотя и очень легкія внушаютъ тѣмъ большій страхъ, что они служитъ выраженіемъ порицанія не учащаго персонала, а всей школы.
Дѣвочки помѣщаются въ другомъ зданіи, отдѣльно отъ мальчиковъ, но онѣ присутствуютъ въ классахъ и на нѣкоторыхъ изъ публичныхъ лекцій, которыя читаются въ теченіе дня.
«Въ вашей системѣ воспитанія, добавилъ мой спутникъ, мы много разсчитываемъ на нравственное вліяніе женщинъ. Награды раздаются ими, чтобы понравиться имъ, наши юные атлеты пытаютъ свои силы въ области гимнастическихъ упражненій, а будущіе наши ораторы состязаются на школьномъ форумѣ въ краснорѣчіи. Такъ какъ женщины извѣстны за превосходныхъ судей въ вопросахъ искуства, то къ нимъ обращаются за совѣтомъ въ конкурсахъ на произведенія поэзіи, музыки и живописи. Обладая рѣшающимъ голосомъ во всемъ касающемся эстетической стороны жизни, онѣ же награждаютъ и за нравственно прекрасные поступки. Наши молодые люди такимъ образомъ пріучаются совѣтоваться съ женщинами и искать въ одобрительной улыбкѣ той, которую она любятъ, подтвержденіе внушеніямъ своей собственной совѣсти».
Въ ушахъ моихъ еще раздаются послѣднія слова мудреца:
«Еслибы вы подольше пожили между нами, вы увидѣли бы еще много другихъ вещей, которыя, безъ сомнѣнія, васъ 6не удивили. Но съ васъ будетъ и того, что вы узнали, какими средствами мы порвали желѣзныя цѣпи, приковывавшія васъ къ прошлому, полному горя и всѣхъ видовъ рабства. Только свободные люди дѣлаютъ народъ свободнымъ. Не правы ли были наши отцы, обратившись къ совѣсти каждаго, какъ къ самой вѣрной гарантіи противъ деспотизма. Вмѣсто того чтобы писать на бумагѣ конституціи, которыя быть можетъ, давно бы разорвали въ клочки бури внутреннихъ раздоровъ, они старались врѣзать неизгладимыми чертами въ сердцахъ молодаго поколѣнія чувство справедливости и истины. Словомъ, у насъ не школа управляется государствомъ, а само государство образуется изъ школы.
VIII.
[править]Вчера мы съ Эмилемъ и Лолой посѣтили заводъ для обработки олова, который находится въ Пензансѣ на берегахъ Мантской бухты. Я не могу налюбоваться на этотъ изгибъ водъ, граціозный и, въ то же время могучія, точно грудь морской царицы, и обвиваемый желѣзною дорогою точно лентою. Заводъ, который помѣщается какъ разъ противъ самой бухты, состоитъ изъ старыхъ зданій, поддерживаемыхъ деревянными подпорками и крытыхъ черепичными кровлями. Эти зданія скорѣе можно принять за сараи, такъ они низки и открыты для всевозможныхъ вѣтровъ.
Въ одномъ изъ этихъ сараевъ лежали тамъ и сямъ кучи буроватаго порошка, называемаго рудою. Въ превращеніи то этого бураго порошка (окиси олова) въ металлъ, имѣющій очень большое значеніе въ торговлѣ, и состоятъ работы завода.
Было около девяти часовъ вечера и солнце давно скрылось за горизонтомъ. Ночь была темная и среди этой темноты печи, выложенныя изъ кирпича и припертыя желѣзными дверцами съ круглымъ отверстіемъ посрединѣ, свѣтились точно какіе огненные зрачки.
Металлъ уже былъ расплавленъ. Вслѣдствіе различныхъ манипуляцій, которымъ его подвергли, олово очистилось отъ постороннихъ веществъ, какъ то, сѣры, мѣди и т. д. съ которыми оно первоначально было смѣшано. Предстояло теперь отлить его, это самая торжественная минута всего производства. Тяжелая, огненная жидкость вытекаетъ изъ отверстія, находящагося въ нижней части дверцы, и падаетъ въ плавильный чанъ. Круглая и блестящая поверхность металла на днѣ этого чана напоминаетъ въ первую минуту блескъ и бѣлизну луны въ лѣтнюю ночь.
Когда олово въ послѣдній разъ выходитъ изъ печи (его необходимо нѣсколько приводить въ расплавленное состояніе) въ чанъ бросаютъ зеленыя вѣтки деревьевъ, преимущественно яблонь, которыя заставляютъ его клокотать, содрагаться. Тогда горе работникамъ или простымъ зрителямъ, которые не отойдутъ отъ этого сердитаго вещества. Воздушные пузырьки, которые образуются на поверхности этой массы, лопаясь, поднимаютъ брызги металла, которые искрятся и разлетаются во всѣ стороны, точно ракеты фейерверка.
Эмиль и Лола, безъ сомнѣнія, не могли усвоить себѣ химическую причину всѣхъ измѣненій, которымъ подвергается руда прежде чѣмъ сдѣлаться оловомъ. Быть можетъ, даже объ общемъ ходѣ работъ у нихъ составилось лишь смутное понятія; но новизна зрѣлища сильно заинтересовала ихъ и они просили меня еще разъ какъ нибудь свозить ихъ на заводъ.
Это навело меня на мысль, не впадаетъ ли наша система воспитанія въ ошибку, отдѣляя науку отъ тѣхъ примѣненій, которыя связываютъ ее съ промышленностью. Лабораторіи, коллекціи, публичныя лекціи — все это безспорно превосходныя вспомогательныя средства, которыми я и думаю воспользоваться впослѣдствіи для образованія моего сына. Но пока, мнѣ хотѣлось бы ознакомить его съ инымъ разрядомъ фактовъ.
Мы вмѣстѣ съ нимъ побывали въ геологическомъ музеѣ, существующемъ въ Пензансѣ. Корнваллисъ не особенно богатъ ископаемыми остатками, но провинція эта изобилуетъ полезными металлами, свинцомъ, оловомъ, мѣдью и другими любопытными минералами. Всѣ эти образцы, въ порядкѣ размѣщенные по школамъ, не особенно привлекли вниманіе Эмиля. Что же касается Лолы, то она обратила преимущественно вниманіе на кристаллы и на нѣкоторые камни, которые, еслибы ихъ ошлифовать, могли бы послужить довольно изящнымъ туалетнымъ украшеніемъ.
Нѣсколько дней спустя мы отправились въ большую каменоломню, которая лежитъ подъ открытымъ небомъ, на берегу океана, между гранитныхъ горъ, прорытыхъ рукою человѣка. Эта каменоломня стоила для дѣтей всѣхъ музеевъ въ мірѣ, взятыхъ вмѣстѣ.
Иное дѣло смотрѣть на минералы, аккуратно размѣщенные за стекломъ въ какой нибудь галереѣ, а иное дѣло видѣть скалы, въ томъ безпорядкѣ, въ какомъ разбросали ихъ руки природы, хаотическія очертанія почвы, изрытой но всѣмъ направленіямъ, мрачное величіе сланцовыхъ и порфировыхъ массъ съ тѣми слѣдами, которые оставила на нихъ лопата и порохъ. Вся обстановка работъ въ каменоломняхъ живо заинтересовала Эмиля. Разговоры съ работниками были для него не безполезны, а въ его годы человѣкъ охотно заговариваетъ съ первымъ встрѣчнымъ, если только сердце его не испорчено чванствомъ.
Мнѣ невольно припоминается одинъ молодой шотландецъ, по имени Гёгъ Миллеръ, который изъ простаго работника въ каменоломнѣ сдѣлался однимъ изъ самыхъ замѣчательныхъ ученыхъ въ Великобританіи. Не откалывая ли глыбы изъ стараго краснаго песчаника, подготовился онъ къ своему ученому поприщу? Работникъ овладѣлъ геологическою областью, въ которой онъ чувствовалъ себя хозяиномъ и связалъ ее такъ сказать съ своимъ именемъ.
Почему бы и Эмилю не вооружиться молотомъ и заступомъ когда мы съ нимъ посѣтимъ Девоншайръ? Самая природа его влечетъ къ этому, потому что, какъ всѣ мальчики, онъ любитъ бороться, разрушать препятствія. И потомъ, какая разница между ископаемыми остатками, которые самъ вырвалъ изъ нѣдръ матери земли, и тѣми обращиками, которые видишь разставленными въ музеѣ! Первые научаемся мы гораздо лучше цѣнить. Остатки старыхъ органическихъ тѣлъ нерѣдко бываютъ такъ хорошо скрыты во внутренности камня, что нужно умѣть распознавать ихъ, такъ сказать чутьемъ угадывать по одной какой нибудь чертѣ, по одному какому нибудь выступу скрывающей ихъ грубой оболочки. Въ иныхъ случаяхъ камень бываетъ такъ твердъ, что его трудно расколоть; въ другихъ — онъ такъ мягокъ, что подъ руками вашими распадается пылью. Въ обоихъ случаяхъ одно неловкое движеніе руки можетъ разрушить работу цѣлыхъ вѣковъ. Сколько поучительнаго въ борьбѣ съ подобными трудностями! Эмиль ошибется не разъ; ему предстоитъ то портить, то терять свои находки въ ту самую минуту, когда онъ будетъ радоваться, что наконецъ-то овладѣлъ ими. Что за бѣда! Досада чувствовать себя побѣжденнымъ какимъ нибудь внѣшнимъ препятствіемъ, возбуждаетъ въ юношѣ желаніе новаго болѣе удачнаго приступа.
Видъ каменоломенъ связываетъ до нѣкоторой степени геологію съ архитектурой. Эмиль, когда ему впослѣдствіи случится останавливаться передъ памятниками нашихъ городовъ припомнить, что матеріалъ ихъ былъ извлеченъ со дна древнихъ морей. Наши храмы, наши дворцы будутъ напоминать ему своими камнями тѣ скалы, изъ которыхъ были извлечены эти камни, и тѣ отжившія органическія существа, которымъ эти скалы служатъ гробницей.
Свѣдѣнія, пріобрѣтенныя въ потѣ лица своего не могутъ быть слишкомъ обширны, но за то они прочны. Цвѣтокъ, за которымъ вы преодолѣвая цѣлый рядъ препятствій спускались въ пропасть, оставляетъ въ вашей памяти болѣе рѣзкій отпечатокъ, нежели тотъ, который вы находите высушеннымъ между страницъ готоваго гербарія. Раковины, которыя вы сами собираете на берегу моря, гораздо лучше образцовъ, разсортированныхъ съ наклеенными на нихъ билетиками въ какой нибудь коллекціи, пріучаютъ глазъ схватывать внѣшніе признаки ихъ отличающіе. Поиски изощряютъ и осязаніе и зрѣніе.
Химическіе и физическіе опыты безъ сомнѣнія крайне полезны для тѣхъ, въ комъ уже пробудилось жажда знанія; но мнѣ кажется для дѣтей наука была бы гораздо доступнѣе, если бы имъ ее показывать въ примѣненіи къ промышленности. Нѣтъ такой фабрики, которая не была бы въ тоже время и школою для ума. Силы природы разнузданныя и, въ тоже время скованныя, цѣлая сложная система колесъ и зубьевъ, которые разскалываютъ камень, дробятъ желѣзо, расщепляютъ дерево, лихорадочное біеніе пара» принужденнаго работать и, среди всего этого, человѣкъ надзирающій спокойнымъ и холоднымъ взглядомъ за изумительными усиліями этихъ стальныхъ членовъ, работающихъ за него и по его волѣ — что за величавое зрѣлище! Въ началѣ, только зрѣніе юноши будетъ поражено. Но если только онъ не лишенъ любопытства, онъ не замедлитъ задуматься надъ причинами этихъ автоматическихъ движеній, этихъ дѣйствій и реакцій оказываемыхъ другъ на друга, словомъ надъ причинами, лежащими въ основанія тѣхъ пріемовъ, посредствомъ которыхъ сырой матеріалъ превращается въ продуктъ индустріи.
Фабрикація самыхъ простыхъ предметовъ представляетъ подчасъ наиболѣе интереса и поучительнаго матеріала для наблюденія. Коробки зажигательныхъ спичекъ, булавки, свѣчи (какъ то доказалъ Фарадей) имѣютъ такое близкое соотношеніе къ физикѣ, къ химіи, что это всякій можетъ замѣтить съ перваго взгляда.
Я очень хорошо знаю, что для пріобрѣтенья спеціальныхъ познаній въ нѣсколькихъ ремеслахъ не хватитъ и цѣлой человѣческой жизни. Но я вовсе и не желаю, чтобы Эмиль, глядя какъ работаютъ другіе, усвоилъ себѣ всѣ тѣ тонкости производства, которыми обладаютъ настоящіе мастера дѣла. Къ тому же, что касается времени, то недостаткомъ его всего менѣе страдаетъ молодость и я не сомнѣваюсь, что если бы дѣло преподаванія велось какъ слѣдуетъ, ребенокъ двѣнадцати, тринадцати лѣтъ многому могъ бы научиться на фабрикахъ.
Словомъ, мы имѣемъ подъ рукою, не только въ большихъ городахъ, но и въ деревняхъ множество отраслей производства, при помощи которыхъ юноша могъ бы ознакомиться на дѣлѣ съ нѣкоторыми изъ законовъ матеріи, научиться уважать и любить работника и, если не научиться самому прилагать руки къ дѣлу (что составило бы однимъ пріобрѣтеньемъ больше) то, по крайней мѣрѣ приглядѣться къ различнымъ пріемамъ земледѣлія и промышленности. Неужели же можно пренебрегать этими живыми источниками знанія ради заучиванья словъ!
IX.
[править]Будетъ ли Эмиль учиться по гречески и по латыни? Объ этомъ вопросѣ у васъ съ Еленой не разъ заходитъ разговоръ. Здѣсь я изложу только вкратцѣ сущность этихъ разговоровъ.
Всякаго ребенка слѣдовало бы такъ воспитывать, какъ будто ему суждено было сдѣлаться со временемъ великимъ человѣкомъ. Для этого слѣдовало бы сообразоваться съ его природой, изучать его наклонности, присматриваться къ особенностямъ его ума. Такъ Какъ на свѣтѣ существуетъ множество способовъ выдаться изъ уровня посредственности, то необходимо было бы прежде всего пріискать тотъ способъ, который всего болѣе подходитъ.
Всего болѣе ставлю я въ упрекъ нашей педагогической системѣ то, что она вовсе не принимаетъ въ разсчетъ индивидуальныя способности, такъ называемое призванье. Иной родился чтобы быть путешественникомъ и всего болѣе нуждался бы въ знаніи живыхъ языковъ, которые дали бы ему возможность вступать въ сношенія съ иностранцами; а его прежде всего засаживаютъ за тѣ два языка, на которыхъ никто уже болѣе не говорятъ на земномъ шарѣ. Другой имѣетъ склонность къ ремесламъ, а его морятъ за книгами. Такой то молодой человѣкъ предназначаетъ себя къ торговлѣ, другаго влечетъ къ земледѣлію, но обычай требуетъ, чтобы и тотъ и другой, съ цѣлью прослыть въ свѣтѣ за людей образованныхъ провели восемь лѣтъ въ четырехъ стѣнахъ училища. А между тѣмъ сколько людей учатся по латыни и по гречески только для того, чтобы позабыть тотъ и другой языкъ. Погружаясь тотчасъ по выходѣ изъ училища въ дѣловую жизнь, они и не думаютъ заглядывать въ истрепанные томы Гомера и Виргилія, надъ которыми они провели столько скучныхъ часовъ. Этимъ я не хочу сказать, чтобы какое то ни было знаніе, хотя бы и поверхностное, было абсолютно безполезно; но спрашивается, представляетъ ли классическое воспитаніе для большинства учащихся такія преимущества, которыя уравновѣшивали бы налагаемыя имъ жертвы? — Я что-то въ этомъ сомнѣваюсь.
Я знаю съ другой стороны все, что можно привести въ пользу классическаго образованія. Знаніе греческаго и латинскаго языка составляетъ, такъ сказать, чистое чувство, при помощи котораго мы схватываемъ литературныя тонкости нашего собственнаго языка. Кто рѣшиться отрицать благодѣтельное вліяніе классиковъ на умы молодежи, которая усвоила себѣ то, что есть дѣйствительно лучшаго въ древности? Классики отвлекаютъ насъ отъ грубо матеріальныхъ заботъ нашего времени; положительному и опошлившемуся вѣку они противуполагаютъ возвышенные и благотворно дѣйствующіе вымыслы героическихъ эпохъ; не скрывая природу, они накидываютъ священное покрывало красоты на человѣческія слабости[3].
Отдаленность времени, различіе нравовъ все это еще болѣе способствуетъ тому, чтобы изъ поэтическихъ твореній ихъ выдѣлялся чистый лучь идеала, И потомъ, какая сила патріотизма! Въ лучшія времена республики, какое горделивое презрѣніе къ тиранамъ. Одного вѣянья Рима и Гредіи было достаточно, чтобы воскресить у насъ въ XVIII столѣтіи ненависть къ угнетенію. Философія и революція 89 года равно позаимствовали отъ школьныхъ воспоминаній тѣ формы, которыя всего лучше могли способствовать къ пробужденію разума и политической жизни. Въ этой битвѣ за право тѣни столько же сдѣлали: какъ и люди. Говорятъ, что Гракхи, Бруты и Катоны Утическіе умерли; — пустяки! они помогаютъ намъ въ нашей борьбѣ, они сражаются рядомъ съ нами, они ободряютъ насъ примѣромъ и голосомъ стремиться къ цѣли, столь желанной для всякаго въ комъ живетъ сознаніе человѣческаго достоинства — къ свободѣ!
Я и не думаю отрицать, что изученіе классиковъ можетъ служить превосходнымъ способомъ для нравственной дисциплины; но существуетъ нѣсколько способовъ развивать умъ и было бы въ высшей степени несправедливо ограничивать понятіе образованія одной какой нибудь отраслью знанія. Можно быть замѣчательнымъ ученымъ, ораторомъ, государственнымъ человѣкомъ (какъ-то намъ доказываетъ примѣръ Америки) не читавъ никогда въ оригиналѣ ни Аристотеля, ни Демосфена, ни Цицерона. Непосредственное наблюденіе фактовъ, общеніе съ людьми, изученіе родной литературы, и природныя дарованія не разъ восполняли недостатокъ школьной выправки ума. Мнѣ кажется, что способъ воспитанія долженъ опредѣляться обстоятельствами и личными особенностями воспитанника. Методы существуютъ для юношества, а не юношество для методовъ.
Я еще недостаточно знаю наклонности Эмиля и складъ его ума, чтобы рѣшить какой родъ образованія для него всего болѣе пригоденъ. Мнѣ лично хотѣлось бы, чтобы онъ не оставался чуждъ ни точныхъ знаній, бы гуманитарныхъ наукъ. Но возможно ли это? Единственное, что можно по моему мнѣнію возразить противъ подобнаго соединенія двухъ строеній знанія это — что изученіе классиковъ требуетъ слишкомъ много времени. Семь или восемь лѣтъ, посвященныхъ ознакомленію, подъ часъ весьма неполному съ двумя мертвыми языками — не слишкомъ ли это много въ такой вѣкъ, Когда требуется чуть не дѣлая человѣческая жизнь для достиженія средней нормы необходимыхъ познаній? Это возраженіе безспорно справедливо, но съ другой стороны я спрашиваю себя, обусловливается ли это положеніе дѣла самою сущностью препятствій, или же оно могло бы быть устранено?
Во первыхъ я нахожу, что дѣти слишкомъ рано начинаютъ латинскій и греческій языкъ. Они еще ничему не научились, ничего не наблюдали сами по себѣ; чуждые механизму формъ мысли, они едва лепечутъ на родномъ языкѣ. Запертые въ четырехъ стѣнахъ, они привыкаютъ смотрѣть на школу какъ на тюрьму, въ которой подрастающія поколѣнія одно за другимъ должны искупать первобытный грѣхъ своего невѣжества. Что они знаютъ о природѣ? Семейныя привязанности, которыя однѣ могли бы осмыслить для нихъ трудъ, согрѣваютъ ихъ лишь издали. Они впервые пробуютъ своя зараждающіяся силы и съ разу же натыкаются на непроходимую дебрю словъ, грамматическихъ формъ и незнакомыхъ имъ оборотовъ. Неопытная рука ихъ вытаскиваетъ на удачу изъ мутной чернильницы то барбаризмъ, то солецизмъ. Бѣдныя ребята! Напрасно одна задача смѣняетъ другую: повторять нѣсколько разъ на незнакомомъ языкѣ однѣ и тѣ же ошибки — плохой способъ исправить эти ошибки.
Прежде чѣмъ мой сынъ начнетъ учиться по-латыни, я желалъ бы, чтобы онъ поосмотрѣлся вокругъ себя, чтобы умъ его развился подъ вліяніемъ знакомства съ естественными науками и съ промышленною дѣятельностью. Всякій фактъ, который наблюдается становится источникомъ наслажденія для наблюдателя и усиливаетъ въ немъ потребность знать. Усвоивъ себѣ такимъ образомъ, нѣсколько опредѣленныхъ, ясныхъ понятій, Эмиль будетъ лучше подготовленъ къ воспринятію понятій другихъ людей, хотя бы эти понятія и скрывались подъ темною, запутанною рѣчью.
Существуетъ какъ мнѣ кажется еще и другая причина, затягивающая изученіе классиковъ въ долгій ящикъ; это то обстоятельство, что дѣтямъ преподаютъ латинскій и греческій языки, не ознакомивъ ихъ предварительно съ жизнью Греціи и Рима. Хорошо можно научиться языку только въ самой странѣ, гдѣ на немъ говорятъ. Я бы непремѣнно желалъ, чтобы Эмиль пріобрѣлъ возможно живое и наглядное знакомство съ древностью.
Съ этой точки зрѣнія особенно полезнымъ представляется устройство зданій на подобіе хрустальнаго дворца въ Лондонѣ. Видъ статуй, картинъ, моделей храмовъ и памятниковъ не научитъ конечно, воспитанника понимать Гомера или Виргилія; но латынскій и греческій языкъ не были бы для него совсѣмъ мертвыми языками если бы воспитатели позаботились окружить его памятниками древней цивилизаціи и исторіи тѣхъ народовъ, которые на нихъ говорили.
Образныя искуства, которыя переносятъ умъ въ прошлое имѣютъ гораздо большее вліяніе на умъ дѣтей, чѣмъ вообще полагаютъ. Въ юности человѣкъ легко отождествляется съ личностью другихъ, но той простой причинѣ, что собственное его я не успѣло еще рѣзко обозначиться. Живя въ нѣкоторомъ родѣ вмѣстѣ съ греками и римлянами, воспитанникъ заинтересовался бы ихъ нравами и обычаями еще прежде, чѣмъ узналъ бы ихъ языкъ. Онъ побывалъ бы вмѣстѣ съ афинскимъ флотомъ въ Саламинѣ, онъ присутствовалъ бы за Помпеемъ при Фарсальской битвѣ. Можно ли безусловно назвать подобное ретроспективное существованіе иллюзіей? Ни что не умираетъ вполнѣ изъ того, что жило.
Что тамъ ни говорите, а наша система преподаванія еще носитъ слѣды среднихъ вѣковъ, тѣ самые слѣды, которые были оставлены на ней католическими монахами. Различныя препятствія мѣшали до сихъ поръ добросовѣстному изученію древности. Удерживая за собою въ теченіи многихъ столѣтій монополь древнихъ языковъ, католическое духовенство тѣмъ не менѣе старательно изгоняло изъ преподаванія тотъ духъ, который дышетъ въ произведеніяхъ классиковъ. На искуство и литературу язычниковъ смотрѣли какъ на драгоцѣнные остатки старины, которые бережно сохраняли, но послѣднее слово которыхъ хранили въ строгой тайнѣ отъ молодежи. Да и не даромъ католицизмъ поднималъ только одинъ край завѣсы: онъ предчувствовалъ, что настанетъ день, когда классическія воспоминанія снова возстановятъ красоту и природу въ ихъ правахъ. А потому учителя на каждомъ словѣ оговаривались, повторяя молодежи, что языческіе боги — не болѣе какъ созданія духа лжи и гордыни, что смотрѣть на нихъ можно только издали, сквозь призму католической ортодоксіи.
Я не буду принимать такихъ чрезмѣрныхъ предосторожностей съ Эмилемъ. Надо же немножко вѣрить въ то чему учишься. Велика бѣда если онъ увлечется Геркулесомъ и его подвигами! Или что будетъ дурнаго, если цѣломудренныя музы и мудрая, гордая Минерва сдѣлаются предметомъ его чистосердечнаго поклоненія? Внести разочарованіе въ басни и миѳы, которые жили въ умѣ древнихъ и такъ сродны уму дѣтей, не значило ли бы съ разу пошатнуть его вѣру въ человѣчество?
Само собою разумѣется, я вовсе не намѣренъ дѣлать изъ Эмиля язычника, но я утверждаю, что для того чтобы усвоить себѣ литературу народа, необходимо украсть у этого народа его боговъ[4].
X.
[править]Эти двѣ способности — настоящія сирены ума. Онѣ играютъ главную роль въ изученіи языковъ, подчасъ вводятъ въ заблужденіе въ литературѣ своимъ заимствованнымъ блескомъ, но онѣ губятъ дѣйствительный талантъ.
Причина этого заключается, быть можетъ, въ способѣ того воспитанія, которое даютъ молодежи. Подражательность и память безъ сомнѣнія — счастливые дары природы; но слѣдуетъ ли изъ этого, чтобы ихъ нужно было развивать не въ мѣру? Въ нашей системѣ воспитанія ученикъ при помощи чтенія описываетъ предметы, которыхъ онъ никогда не видалъ, выражаетъ въ стихахъ и въ прозѣ чувства, которыхъ онъ никогда не испытывалъ, и на холодную голову воспламеняется по поводу такихъ обстоятельствъ, о которыхъ онъ не имѣетъ ни малѣйшаго понятія. Понадобилось ли ему воспѣвать деревья, стала, весну, пастуховъ и пастушекъ — онъ находитъ въ своихъ воспоминаніяхъ всѣ эпитеты, которые употреблялись Гораціемъ и Виргиліемъ. Гораздо полезнѣе для него было бы пойти самому и посмотрѣть, что дѣлается въ полѣ; но онъ этого ни за что не сдѣлаетъ, потому что въ такомъ случаѣ, что сталось бы съ его латынью и съ искуствомъ облекать чужія мысли въ приличныя формы. Требуютъ ли отъ него описанія битвы, которой онъ никогда не видалъ, — и онъ вамъ въ трескучихъ фразахъ опишетъ грохотъ орудій и столкновеніе армій. Или быть можетъ вамъ нужно повѣствованіе объ осадѣ? — Оно у него заготовлено заранѣе по разсказу Верто. Я зналъ одного «многообѣщающаго» ученика, который получилъ награду на училищномъ актѣ за стихотвореніе на тему спускъ корабля на воду. Ученикъ этотъ отъ роду не видалъ ни корабля, ни моря.
Правда и то, что въ наши дни молодежь, едва вырвавшись изъ школы, спѣшитъ выбросить за бортъ всѣ классическія традиціи. Но это просто означаетъ, что она замѣняетъ одни образцы другими. Вовсе не такъ легко, какъ думаютъ, отдѣлаться отъ привычки къ подражанію разъ она пріобрѣтена и вернуться къ природѣ. Не попадаются ли намъ каждый день въ журналахъ и газетахъ такого рода отзывы о молодыхъ писателяхъ, дебютирующихъ въ прозѣ или въ стихахъ: Это талантъ, который еще отыскиваетъ свою .дорогу, Скажите же, ради Бога, зачѣмъ ему было терять ее?
Странное воспитаніе, которое для перваго начала такъ забываетъ чувство собственнаго Я, что потомъ требуются годы и годы, чтобы отыскать его снова!
Я вовсе не желаю и не надѣюсь видѣть Эмиля литераторомъ; но наша цѣль съ Еленой не была бы достигнута, если бы намъ довелось сдавить подъ украшеніями памяти естественный складъ его ума. Въ избѣжаніе то этой опасности я и намѣреваюсь отложить съ нимъ подольше изученіе греческаго и латинскаго языка. Знакомство съ предметами предшествовало у него знанію словъ. Его понятія, какъ бы неполны они ни были, все-таки имѣютъ корни въ окружающемъ его мірѣ. Я не столько старался о привитіи ему моихъ или чужихъ идей, сколько о снабженіи его средствами для точнаго нравственнаго опредѣленія, столь необходимаго человѣку при изысканіи красоты и истины.
Прежде чѣмъ дать Эмилю возможность изучать образцы древности, я предостерегу его, что эти образцы неподражаемы. Въ высшей степени нелѣпо затѣвать съ классиками борьбу, въ которой мы заранѣе знаемъ, что будемъ побѣждены — да и какъ намъ не быть побѣжденными, разъ мы рѣшаемся состязаться съ ними на ихъ же собственномъ языкѣ? Все чѣмъ мы, оставаясь благоразумными, можемъ заимствоваться отъ классиковъ, это — духъ ихъ литературы, нѣкоторые пріемы литературнаго изложенія, остающіеся неизмѣнными для всѣхъ эпохъ, порядокъ, точность, мѣткость выраженія. Подобно тому, какъ живя съ развитыми представителями другой національности, мы заимствуемся нѣкоторыми ихъ качествами, не переставая быть между тѣмъ самими собою, точно также, общеніе съ классиками отзывается на нашемъ мышленіи и нашей рѣчи нѣкоторыми привычками, которыя остаются однѣ и тѣ же для всѣхъ образованныхъ націй.
Рабское подражаніе какъ древнимъ такъ современнымъ образцамъ, не только портитъ вкусъ и чувство изящнаго, оно отнимаетъ у молодыхъ людей и нравственную самостоятельность. Мало ли такихъ, которые, подчиняясь формѣ, въ то же время подчиняются и понятіямъ, вѣрнымъ или ложнымъ, которыя облекаются въ эту форму? Слогъ, слова, фразы — имѣютъ для нихъ неопреодолимое обаяніе. Имъ кажется, что они мыслятъ; въ сущности же они только при~ доминаютъ. Не въ этомъ ли корень многихъ предразсудковъ, противъ которыхъ напрасно борется свѣтъ разума въ теченіи столькихъ вѣковъ? Всѣ виды рабства солидарны между собою; и тотъ, кто подчинился одному изъ этихъ видовъ, тѣмъ самымъ подчиняется и всѣмъ остальнымъ. Образованный молодой человѣкъ, привыкшій подражать, какъ говорится, хорошимъ образцамъ, внесетъ. и во всѣ свои поступки тотъ же духъ зависимости и податливости, всякое самостоятельное рѣшеніе его пугаетъ. Быть можетъ онъ и рискнетъ своею жизнью въ дуэли или на полѣ битвы, потому что этотъ способъ драться имѣетъ за себя одобреніе другихъ; но потребуйте отъ него, чтобы онъ подвергъ себя насмѣшкамъ, поступивъ наперекоръ принятому варварскому обычаю, или же поддерживая мнѣніе, которое насчитываетъ еще немного заступниковъ — и онъ попятится назадъ.
Такіе безличные люди очень легко прокладываютъ себѣ дорогу въ свѣтѣ, но за то какимъ же униженіямъ они подвергаются! Я зналъ одну свѣтскую женщину, очень любезную, обладавшую неистощимъ запасомъ анекдотовъ, шутокъ, остротъ. Она была вдова. Въ одно прекрасное утро ей пришла мысль дать согласно со всѣми предписаніями обычая блистательное воспитаніе сыну, на котораго она возлагала всѣ свои надежды. Находя, что латинскія цитаты, вставленныя. у мѣста, не мѣшаютъ въ разговорѣ и придаютъ даже говорящему нѣчто внушающее, она отдала сына въ коллегію. Вышелъ онъ оттуда такимъ же, какимъ и вступилъ: пустымъ, поверхностнымъ, но милымъ малымъ. Такъ какъ онъ обладалъ хорошей памятью, то онъ говорилъ обо всемъ, принималъ участіе въ какомъ. угодно спорѣ, и при этомъ, не высказывалъ ни одного мнѣнія, которое не произвело бы благопріятнаго впечатлѣнія на слушателей, Вѣдь правится всѣмъ такъ легко, когда никому не противорѣчишь. Неистощимая болтовня, никакого характера, красивое лицо, ни одной собственной мысли. Мать желала сдѣлать изъ него умнага человѣка, су-префекта, дипломата. И что же она изъ него сдѣлала? — Паразита.
Съ перваго взгляда система французскаго воспитанія кажется смѣшной; но быть можетъ, въ ней скрывается и глубокій умыселъ:. никакая другая система не соотвѣтствовала бы такъ хорошо видамъ нашихъ правителей и нашему политическому строю.
Воспитанники нашихъ училищъ ничто иное, какъ гражданскіе рекруты государства, которое заранѣе подготовляетъ ихъ къ той роли, которую имъ предстоитъ играть посредствомъ искусной нравственной дисциплины. Имъ съ чисто военною акуратностью распредѣляютъ тотъ запасъ мнѣній и свѣдѣній, съ которыми имъ впослѣдствіи надлежитъ вступить въ свѣтъ. Смотрите же, молодые люди, идите равнымъ шагомъ и главное остерегайтесь выступать за предѣлы начертаннаго вамъ пути. Попадаются, правда, и дезертиры; многіе, не смотря ни на что, уходятъ и становятся подъ знамена свободной мысли, — и число такихъ съ каждымъ днемъ возрастаетъ; но какъ же они за это и платятся! Можно навѣрное поручиться, что не въ ихъ средѣ университетъ будетъ избирать своихъ профессоровъ, а администрація — своихъ чиновниковъ. Въ случаѣ, если бы они вздумали вести себя неблагоразумно, французское правительство беретъ на себя трудъ исправлять ихъ судебными приговорами и государственными переворотами, въ родѣ знаменитаго coup d’Etat. Это ли еще не хорошая школа, и не сами ли они виноваты, если до сихъ поръ не научились тому, что имъ давно бы слѣдовало знать?
Но, такъ я вовсе не успѣха въ житейскихъ дѣлахъ добиваюсь для Эмиля, и прежде всего имѣю въ виду его человѣческое достоинство, то я и ограничиваюсь тѣмъ, что преклоняюсь передъ нашей системой воспитанья, вовсе не желая прибѣгать къ ней.
XI.
[править]Я сильно склоненъ думать, что всего болѣе вредятъ классическимъ писателямъ тѣ похвали, которыя имъ расточаютъ и то рутинное поклоненіе, съ которымъ къ нимъ относятся преподаватели. Навязывая ученику выборъ авторовъ, которыхъ онъ долженъ заучивать наизусть, подчеркивая въ ихъ твореніяхъ тѣ красоты, которые онъ долженъ видѣть, подъ страхомъ нарушить должное уваженіе къ традиціи, принуждая его обращать вниманіе даже на точки и на запятыя, всего чаще достигаютъ того результата, что дѣлаютъ ему ненавистными лучшія творенія ума человѣческаго.
Чрезмѣрная заботливость со стороны воспитателя дѣлаетъ ребенка безпамятнымъ; точно такъ же чрезмѣрный восторгъ со стороны перваго охлаждаетъ энтузіазмъ послѣдняго.
Да и въ чемъ, собственно, состоитъ задача, которою задаются? Въ образованіи вкуса? Но я не думаю, чтобы этимъ методомъ можно было достигнуть цѣли. Предположивъ даже что воспитанникъ будетъ на столько послушенъ, что будетъ находить хорошимъ все, что ему расхваливаютъ и дурнымъ — то, что ему порицаютъ (а такіе, конечно, найдутся), все же придастъ ли это хоть сколько нибудь вѣрности и опытности его чувству изящнаго? Не лишитъ ли это его, напротивъ, способности распознавать вещи собственнымъ умомъ? Позднѣе онъ не столько будетъ заботиться о томъ, чтобы выработать себѣ собственное мнѣніе, сколько о томъ, чтобы подбирать мнѣнія людей, пользующихся въ свѣтѣ авторитетомъ.
Я предоставлю моему сыну въ выборѣ любимыхъ его авторовъ полную свободу. Мое дѣло устранять отъ него лишь тѣ книги, которыя опасны для нравственности, и за тѣмъ я хочу, чтобы онъ самъ былъ хозяиномъ въ своихъ литературныхъ симпатіяхъ. Въ случаѣ, если бы его вкусъ ввелъ его въ заблужденіе, я гораздо болѣе расчитывалъ бы для поправленія этихъ ошибокъ на развитіе его собственнаго разсудка, нежели на брезгливыя замѣчанія съ своей стороны. Не отказываясь помогать ему своимъ совѣтомъ, если онъ за нимъ обратится, я преимущественно старался бы, чтобы онъ въ чтеніи искалъ развитія личныхъ своихъ мыслей и чувствъ.
Есть, безъ сомнѣнія, книги, которыя я предпочтительно передъ другими далъ бы ему въ руки, и я буду счастливъ, если его впечатлѣнія совпадутъ съ моими; но имѣю ли я право требовать, чтобы оно непремѣнно было такъ. И восторгъ, чтобы быть плодотворнымъ, долженъ проявляться совершенно свободно. Каждый возрастъ въ жизни человѣка, точно такъ же, какъ и каждая эпоха въ жизни общества создаетъ себѣ свой идеалъ прекраснаго, соотвѣтствующій по всѣмъ вѣроятіямъ извѣстнымъ физіологическимъ и нравственнымъ условіямъ. Гдѣ любимые авторы вашей юности? Что сталось съ нашими первыми литературными симпатіями? Не много такихъ поэтовъ и писателей, которые, бывъ учителями нашей молодости, остаются и неразлучными спутниками нашей старости.
XII.
[править]Мы живемъ въ вѣкъ критики по преимуществу; съ этимъ дѣлать нечего, надо помириться. Литературы различныхъ эпохъ и народовъ, исторія, общественныя учрежденія, ничто не ускользаетъ отъ анализа. Никакой фетишизмъ не въ силахъ устоять противъ изслѣдованій науки. Языки, гіероглифы, письмена, тайна которыхъ считалась доселѣ непроницаемой, выдали свою тайну. Почтенныя сѣдовласыя заблужденія напрасно скрываютъ свою главу во мракѣ временъ, они никого болѣе не морочатъ своею древностью; причины, породившія ихъ, стали извѣстны. Идеальныя представленія, передъ которыми трепетали древніе, сбросили свое покрывало, подъ которымъ человѣкъ, къ изумленію своему, узналъ лишь самого себя. Догматы, которые, казалось, упрочили за собою несокрушимость аксіомы, исчезли передъ знаніемъ законовъ природы: мрачныя тайны, смѣло шедшія наперекоръ человѣческому разуму, подвергаются суду того же разума, который произноситъ надъ ними свой*приговоръ, открывая ихъ происхожденіе,
Было бы не справедливо не принимать эти движенія въ расчетъ при воспитаніи юношества. Странное дѣло: выводы науки проникаютъ въ школы лишь вѣкъ спустя, если еще они вообще туда проникаютъ.
На этотъ разъ я займусь критическими трудами нашего времени, лишь на сколько они касаются греческой и латинской литературы. Для меня непонятно, почему той и другой отводится совершенно обособленное мѣсто въ образованіи, какъ будто бы онѣ составляли, двѣ вѣтви, совершенно отдѣльныя отъ остальной древности? Я заблаговременно старался противодѣйствовать этому ошибочному пріему. Боги Гомера будутъ для Эмиля старые знакомые. Я называлъ ему ихъ имена, перечислялъ аттрибуты и раскрывалъ главнѣйшія приключенія еще въ индѣйской миѳологіи. Какъ перекочевываютъ миѳыг, въ силу какихъ законовъ они изъ одной формы незамѣтно переходятъ въ другую, это еще ему предстоитъ узнать; теперь же заводитъ съ нимъ объ этомъ рѣчь еще рано.
Я назвалъ Гомера и при этомъ мнѣ пришелъ въ голову вопросъ: какую пользу думаютъ получить отъ того, что представляютъ воспитанникамъ Иліаду и Одиссею твореніемъ одного человѣка, тогда какъ въ настоящее время всѣмъ очень хорошо извѣстно, какимъ путемъ слагался эпосъ у древнихъ и у современныхъ народовъ.
Поэмы эти заключаютъ, безспорно, не мало красотъ и высокихъ уроковъ. Но мнѣ, напримѣръ, и въ голову не придетъ предлагать именно образъ дѣйствій Ахилла, какъ примѣръ достойный подражанія Этотъ капризный герой, равнодушный къ общему дѣлу, удаляющійся съ поля битвы, потому что ему не дали молодую плѣнницу — предметъ его похотливаго желанья, и затягивающій своимъ отсутствіемъ бѣдствія войны, недостоинъ того участія, которое принимаютъ въ немъ боги. Вмѣшиваясь въ это дѣло и благопріятствуя храбрости не связанной съ вѣрностью своему долгу они придаютъ самый печальный нравственный выводъ развязкѣ — побѣдѣ Ахилла надъ Гекторомъ, другими словами, побѣдѣ воинственнаго задора надъ истиннымъ патріотизмомъ.
Древніе не только не имѣли понятія о многихъ принципахъ, которые въ настоящее время являются основою человѣческой нравственности, но они еще оставили намъ въ наслѣдіе много предразсудковъ и ложныхъ ученій, которыя, если не принимать противъ этого мѣръ предосторожности, могутъ, при посредствѣ классическаго образованія пускать новые, глубокіе корни и въ нашемъ обществѣ. Волшебная сила воспитателей въ теченіи многихъ вѣковъ ограждала, и до сихъ поръ еще, быть можетъ, ограждаетъ не одну спеціальную несправедливость противъ нападокъ разума. Диллетантъ, который слишкомъ много жилъ въ книгахъ и слишкомъ мало въ своемъ времени, очень часто оказывается совершенно равнодушнымъ ко множеству злоупотребленій, корень которыхъ восходитъ къ древности.
Афинская цивилизація имѣла множество прекрасныхъ сторонъ и я бы очень желалъ, чтобы Эмиль проникся къ ней искреннимъ удивленіемъ; но я бы вовсе не желалъ, чтобы онъ дался въ обманъ собственному энтузіазму. Какое презрѣніе къ рабамъ! За исключеніемъ двухъ трехъ протестовъ, вырвавшихся изъ глубины возмущенной человѣческой совѣсти и дошедшихъ до насъ сквозь мракъ временъ. Какое отсутствіе состраданія къ несчастнымъ и побѣжденнымъ! Сколько народностей, принесенныхъ въ жертву! Кому было тогда дѣло до уменьшенія страданій большинства. Трудъ, считавшійся годнымъ только для невольничьихъ рукъ, не давалъ никакихъ правъ. Поверхность этого общества, безспорно, была изумительно хороша: искуство, поэзія, героическая улыбка боговъ — проливали на этотъ счастливый народъ весь роскошный свѣтъ идеала; но загляните же на дно!
Римская исторія далеко ниже греческой. И это было не потому, чтобы Римъ не народилъ великихъ людей; но онъ слишкомъ преклонялся передъ силой и поплатился за это; поработивъ остальные народы, онъ кончилъ тѣмъ, что поработился самъ. О завоевательный народъ, показавшій міру неизбѣжныя послѣдствія завоеваній, кого предостерегъ или исправилъ ты своимъ примѣромъ? Всѣ восхищаются твоими подвигами; но кто даетъ себѣ трудъ изслѣдовать причину твоихъ несчастій, чтобы излечиться отъ страсти къ завоеваніямъ?
Открывая Эмилю изученіемъ латинскаго и греческаго языка источникъ древнихъ литературъ и исторіи я, конечно, имѣю въ виду расширить его умственный кругозоръ; но еще болѣе занимаетъ меня нравственный законъ, который онъ почерпнетъ изъ этого изученія. Примѣры нравственнаго мужества, безкорыстія и патріотизма гораздо громче говорятъ сердцу юноши, чѣмъ всевозможныя нравоученія. Въ самомъ энтузіазмѣ уже кроется источникъ самоотверженія; онъ влечетъ насъ къ тому, что внѣ и выше насъ самихъ, онъ отрѣшаетъ насъ отъ нашего себялюбія, и заставляетъ сливать вашу собственную личность съ тѣми, кто дѣйствительно жилъ не даромъ. Я бы не могъ возлагать никакихъ надеждъ на воспитанника, котораго ничто не приводило въ восторгъ. Лишь въ томъ есть искра божественнаго огня, на комъ не скользитъ безслѣдно лучь нравственнаго величія другихъ, Античныя добродѣтели еще сильнѣе добродѣтелей современныхъ, овладѣваютъ воображеніемъ, въ силу той энергіи и того принципа, которые присущи ихъ внѣшнимъ проявленіямъ. Будучи отдалены отъ насъ вѣками, поступки римлянъ и грековъ, благодаря этому разстоянію и чудеснымъ дополненіямъ именно принимаютъ черты, которыя, быть можетъ, преувеличиваютъ ихъ дѣйствительное значеніе, но которыя тѣмъ болѣе упрочиваютъ за ними удивленіе молодежи. Вотъ почему я многаго ожидаю отъ вліянія древнихъ на идеи и характеръ моего сына.
Но я, въ тоже время, очень хорошо сознаю, что не все достойно удивленія въ тѣхъ примѣрахъ, которые они намъ завѣщали. Сципіонъ, подавляющій Аннибала и разрушающій Карѳагенъ, вовсе не такой герой, какого я желалъ бы выставить образцомъ для Эмиля. Всѣ мои усилія, напротивъ, клонились бы къ тому, чтобъ дать ему понять, что пораженіе понесенное изъ уваженія къ чувству справедливости стоитъ несравненно выше успѣховъ оружія и что истинная слава неразлучна съ величіемъ души. Знаешь ли, сказалъ бы я ему, когда Римъ дѣйствительно побѣдилъ Карѳагенъ? Онъ побѣдилъ его въ тотъ день, когда Регулъ вѣрный своей клятвѣ, не взирая на настоянія друзей своихъ, жены и дѣтей, одинъ снова отправился въ Африку. Онъ зналъ что идетъ на смерть, и между тѣмъ, все таки шелъ. Римская честность въ этотъ день показала себя выше честности пунической. Все остальное было лишь дѣломъ времени; Карѳагенъ долженъ былъ погибнуть.
Римская республика въ лучшія свои времена представляетъ намъ, безъ сомнѣнія, много возвышенныхъ и благородныхъ характеровъ. Но то ли мы видимъ въ эпоху ея упадка? Объясняя Эмилю причины успѣховъ диктатуры, я обращалъ бы вниманіе его именно на отсутствіе гражданскихъ доблестей. Я на опасаюсь внѣшнихъ опасностей, которымъ можетъ подвергаться свобода, мнѣ не страшны Тарквиніи, ни Порсены у воротъ Рима, пока существуютъ Муціи Сцеволы. Чего я всего болѣе опасаюсь въ судьбахъ народовъ — это приниженія общественной совѣсти.
Тираны — въ насъ какихъ и тутъ-то противъ нихъ и надо бороться. Къ чему послужило Бруту и его сообщникамъ убійства Цезаря? Язва цезаризма была въ самомъ сердцѣ Рима.
Ты, замышляющій вырвать власть изъ рукъ диктатора, вырви прежде изъ собственнаго сердца высокомѣріе патриція, вырви, если можешь, изъ души твоихъ согражданъ пороки и слабости, призывающіе диктатора. Безъ этого подвиги личной энергіи быть можетъ и составятъ блестящую страницу въ исторіи, быть можетъ. они и отсрочатъ на немногіе годы роковую развязку, но они безсильны поднять страну.
Сколько печальныхъ эпизодовъ мрачатъ послѣдніе дни римской республики — жестокость военнаго деспотизма, проскирпціи, казни, рабское честолюбіе, продажность совѣсти, стала малодушныхъ и подлецовъ, которые всегда идутъ за колесницей побѣдителя. И не смотря на все изъ среды задавленной, униженной массы, выдаются по временамъ великіе характеры — какъ скалы, выдающіяся надъ мелководьемъ. Пока еще существуютъ въ обществѣ эти люди сильные своимъ убѣжденіемъ, дѣло свободы Рима еще не проиграно. Еще идетъ борьба, еще нѣтъ пораженія, нѣтъ конечной гибели. Послѣдняя надежда угасаетъ только, когда изнемогшіе отъ борьбы римляне безмолвно подчиняются обѣщающей имъ желанное спокойствіе диктатурѣ, которая усиливается съ каждымъ днемъ сознаніемъ своей все болѣе и болѣе упрочивающейся безопасности. Правленіемъ наиболѣе опаснымъ для величія Рима — былъ смягченный деспотизмъ Августа.
Народное честолюбіе можетъ долго витать себя странными обольщеніями. Народъ считаетъ себя избранникомъ изъ народовъ, народомъ царей. Его орлы торжествуютъ за предѣлами отечества, онъ какъ и во дни прежней славы побѣждаетъ по временамъ варваровъ. За него боги, сивиллины книги, памятники его искусства и величественныя зданія, которыя привлекаютъ въ Римъ толпы иностранцевъ. Онъ заново отстроилъ свой вѣчный городъ. Но ни войска, ни крѣпости, ни храмы не спасутъ народъ отъ упадка. Капитолій пережилъ римлянъ.
Я скажу всего нѣсколько словъ о поэтахъ времени Августа. Виргилій и Горацій, безспорно поэты, которыхъ всего чащедаютъ въ руки юношества, не смотря на то, что и тому и другому часта недостаетъ достоинства. Никогда еще никто не замѣтилъ юношеству, что идея Энеиды могла родиться только во время паденія республики. Она никогда не пришла бы на умъ поэту лучшихъ временъ этой эпохи. Эней — вождь-воплощеніе цѣлаго народа, вождь спаситель и родоначальникъ поколѣнія вождей. На подобныхъ произведеніяхъ лежитъ печать вѣка, печать другой эпохи; хороши ли они или дурны въ отношеніи искуства, но они бросаютъ свѣтъ на настроеніе умовъ и указываютъ на перерожденіе, произведенное даже въ избранныхъ людяхъ — диктатурой.
Превосходнѣйшіе стихи въ мірѣ не искупятъ подлость. Низкая лесть, корыстныя похвалы, которыми латинскіе поэты осыпали Августа, подали развращающій примѣръ ихъ послѣдователямъ. Сами того не подозрѣвая, эти поэты создали профессію офиціозныхъ писателей. Однако Виргилій и Горацій князья въ этой професссіи, послѣ нихъ пошли одни лакеи.
Заключаю. Изученіе древности приноситъ совершенно различные плоды, смотря по тому какъ оно ведется. Поклоненіе древнимъ писателямъ безграничное, не провѣренное критикой ведетъ, какъ и всякое идолопоклонство къ одному результату: оно съуживаетъ мысль унижаетъ человѣка. Тиранія воспоминаній, міра фантазіи, звучныхъ "стиховъ, книгъ равно опасна для юношества, какъ и тиранія школьнаго педагога. Меня ни мало не удивляетъ, что въ числѣ учениковъ грековъ и римлянъ иные ищутъ въ ихъ литературахъ оружія чтобы защищать отживающія идеи, а другіе въ нихъ же берутъ оружіе для борьбы за свободу.
Не смотря на всѣ наши недостатки, мы лучше людей древняго міра; мы можемъ упасть такъ же низко какъ они, но въ насъ есть «сила снова подняться. Мы не имѣемъ права гордиться, какъ заслугой тѣмъ, что мы выше ихъ совѣстью. Мы пришли послѣ нихъ и же насъ лежитъ долгъ быть честнѣе, чѣмъ наши предшественники. Сознаніе общественнаго долга развивается вѣками, такъ же какъ и сознаніе истины. Кто можетъ добросовѣстно отрицать поднятіе нравственнаго уровня современной цивилизаціи. Я не думаю утверждать, что въ наше время болѣе героическихъ характеровъ, болѣе добродѣтелей, болѣе энтузіазма — конечно нѣтъ; но понятіе справедливости, но уваженіе къ правамъ личности распространились на большую часть человѣчества, нежели на времена грековъ и римлянъ. Мы чувствуемъ себя связанными общимъ чувствомъ человѣчества съ людьми другихъ сословій, другаго общественнаго положенія, другой крови, другаго цвѣта кожи и другаго климата. Мы люди — и менѣе чужды всему человѣческому, нежели греки и римляне.
XIII.
[править]Кто не знаетъ силу первыхъ впечатлѣній и первыхъ воспоминаній? Шекспиръ, мы имѣемъ вполнѣ достовѣрное основаніе утверждать это, былъ во многомъ обязанъ за свой поэтическій геній Авону, живописной рѣкѣ, омывающей городъ Стратфордъ, роскошнымъ долинамъ, окружающимъ его, Арденскому лѣсу, въ тѣни котораго онъ провелъ молодые годи своей жизни. Позже въ своей пьесѣ: „Какъ вамъ это нравится“, онъ выбралъ этотъ лѣсъ мѣстомъ дѣйствія для главной сцены этой комедіи и набросалъ въ ней главныя черты живописной мѣстности. Замѣчательный умъ своего времени, Оливеръ Гольдсмитъ не забывалъ въ суетѣ и шумѣ Лондона ручей, мельницу, церковь и гостинницу Трехъ голубей, ограду боярышника деревушки Лишой, гдѣ онъ былъ воспитанъ и которую онъ потомъ .описалъ въ стихахъ подъ именемъ Обёрна. Вашингтонъ Ирвингъ, замѣчательный юмористъ и тонкій наблюдатель, благодарилъ Бога за то что онъ родился на берегахъ Гудсоновой рѣки. „Я могу, говорилъ онъ, приписать все что есть лучшаго въ разнородныхъ свойствахъ моей природы — дѣтской любви моей къ этой рѣкѣ. Въ пылу моего молодаго восторга, я придавалъ ей нравственныя свойства, душу. Я удивлялся ея смѣлому, открытому, прямому теченію. Поверхность Гудсона не походила на обманчивую и свѣтлую поверхность другихъ родъ, которыя скрываютъ коварныя отмели, безчувственныя скалы, нѣтъ — это былъ прекрасный водяной путь, такъ-же глубокій, какъ и широкій и который вѣрно несъ суда, довѣрявшіяся это волнамъ; я гордился этимъ величественнымъ спокойствіемъ, силой и прямизной его теченія“.
Я привожу примѣры поэтовъ, потому что они единственные люди, внутренняя жизнь которыхъ намъ хотя сколько нибудь извѣстна; на я глубоко убѣжденъ что впечатлѣнія мѣстности среди которой растетъ. ребенокъ имѣетъ большее или меньшее вліяніе на складъ его ума и на его дальнѣйшее развитіе: то, что мы видѣли въ дѣтствѣ, растетъ съ нами и становится частью насъ самихъ. Виды и творенія природы, которые были спутниками нашего дѣтства, не могутъ не вліять на складъ нашего характера и на развитіе нашихъ понятій. Далеко не каждая мѣстность можетъ способствовать развитаго здороваго духа. Разсказываютъ, что Мильтонъ во время своего ученія въ Кембриджскомъ университетѣ горько жаловался что окрестностямъ города „не доставало плѣнительной тѣни рощъ, которая привлекла бы музъ“. Полтора вѣка послѣ Мильтона Робертъ Галлъ, извѣстный англійскій писатель, приписалъ свой первый припадокъ сумасшествія отсутствію живописныхъ холмовъ, покрытыхъ рощами, въ томъ же уныломъ и плоскомъ графствѣ — Кембриджшейръ. Хотя не всѣ люди равно чувствуютъ недостатокъ живописности въ мѣстности, среди которой живутъ, но я увѣренъ, что очень немногіе могутъ быть вполнѣ нечувствительны къ недостаткамъ мѣстности, которые у нихъ постоянно передъ глазами. Это неблагопріятное впечатлѣніе должно еще болѣе вліять на умы дѣтей. Молодой человѣкъ уже имѣетъ на столько нравственной силы и воображенія, чтобы воздѣйствовать на впечатлѣнія этого рода. Лучь любви, живое чувство, отрадное воспоминаніе, вслѣдствіе закона ассоціаціи идей, могутъ иногда для него придать красоту унылой и однообразной мѣстности. Но не такъ бываетъ съ дѣтьми двѣнадцати и тринадцати лѣтъ. Въ эти лѣта внутренняя жизнь еще не сложилась на столько, чтобы пополнять недостатокъ внѣшнихъ вліяній; дѣти подчиняются имъ вполнѣ. Вотъ почему для ребенка особенно важно родиться или воспитываться вблизи живописной мѣстности, прекрасной рѣки, озера, горъ или лѣса.
Виды Корнвалиса величественны, но однообразны. Я бы хотѣлъ, чтобы было болѣе лѣса; ребенокъ, который видитъ постоянно только одну сторону природы — скалы, море, похожъ на взрослаго, который прочелъ бы всего одну книгу. Молодымъ умамъ нужно всего болѣе разнообразіе впечатлѣній.
Эмиль.въ томъ возрастѣ, въ которомъ нужно знакомить дѣтей съ внѣшнимъ міромъ. Большею частью стараются удовлетворить этой потребности юношества. давъ ему въ руки описанія путешествій; эти книги возбуждаютъ въ немъ всего болѣе живой интересъ, но понятно, что описаніе разныхъ странъ и мѣстностей, какъ бы живо и вѣрно оно ни было далеко не можетъ замѣнить путешествіе. Тринадцать или четырнадцать лѣтъ тотъ возрастъ когда у націй моряковъ, какъ напримѣръ у англичанъ, пробуждается страсть къ путешествіямъ. Сколько этихъ маленькихъ удальцовъ заболѣвали тоской по раздолью путешествій и, какъ ласточки, въ опредѣленное время года, покидающія свои родныя гнѣзда, — покидаютъ тайкомъ родительскій кровъ — иногда для того, чтобы никогда туда не возвращаться. Впрочемъ у многихъ это бываетъ мгновенной потребностью и, послѣ нѣсколькихъ годовъ путешествій полныхъ приключеній они снова возвращаются къ усидчивымъ занятіямъ жизни на сушѣ.
Меня всего болѣе удивляетъ, что до сихъ поръ не пытались еще сдѣлать изъ путешествій одинъ изъ дѣятельныхъ элементовъ воспитанія. Неужли трата времени пугаетъ? Путешествіе въ Америку требуетъ не болѣе времени, сколько нужно на то, чтобы дать воспитаннику нѣсколько основательное понятіе о формѣ земнаго шара, а знакомство на мѣстѣ съ тѣмъ, о чемъ ему говорятъ чертежами и географическими картами научитъ его несравненно болѣе нежели всѣ изустные и книжные уроки географіи. Расходы ли пугаютъ. Это препятствіе очень основательное для многихъ, но въ наше время есть столько средствъ путешествовать и для людей съ очень ограниченными средствами. Главное препятствіе тутъ опасеніе родителей. Отпустить съ глазъ своего птенца, кинуть его на жертву разнымъ случайностямъ, опасностямъ, отдать его собственному его произволу — вотъ что пугаетъ всѣхъ матерей. Опасенія эти вполнѣ естественны. Но я скажу матерямъ, что связи любви не рвутся разлукой, что въ здоровомъ юношествѣ надъ ними безсильно пространство; что же касается до воли, которую матери такъ боятся дать дѣтямъ, то она опасна только для тѣхъ дѣтей, которыхъ не пріучили съ первыхъ годовъ къ самоуправленію. Мы должны любить дѣтей нашихъ для нихъ самихъ, а не для себя. Любовь, которая заключается въ томъ, чтобы держать ихъ постоянно подъ нашей опекой во вредъ ихъ прямымъ выгодамъ, можетъ быть заподозрѣна въ эгоизмѣ.
Къ тому же не даромъ употребили силу пара, чтобы сократить разстоянія и мореплаваніе раздвинуло свои предѣлы и понизило свой тарифъ; теперь путешествіе къ антиподамъ считается молодыми англичанами увеселительной поѣздкой, каникулами, проведенными на морѣ. У человѣческаго рода выростаютъ крылья. Намъ должно примириться съ неотразимымъ фактомъ. Я полагаю, что нашихъ правнуковъ въ ихъ потребности и жаждѣ видѣть свѣтъ, не удержатъ ни уроки ворчливой старческой мудрости, ни ручей Атлантики.
Всѣ свободные народы — народы путешественниковъ. Они не даютъ сковать себя и.и пространствомъ, ни разницей климатовъ, ни матеріальными препятствіями, ни даже узкой и слѣпой привязанностью къ своему уголку на землѣ.
Законы географическаго распредѣленія человѣческихъ расъ были опредѣлены отчасти природой, отчасти исторіей, и въ значительной степени политикой правительствъ. Выгода правителей во всѣ времена заключалась въ томъ, чтобы богатый, какъ и бѣдный, жили и умирали въ предѣлахъ ихъ владѣній. Это усиливало ихъ могущество, они. предписали это подданнымъ, какъ долгъ я убѣдили ихъ въ этомъ долгѣ. Предразсудки воспитанія, поэзія, сила привычки, религіозный фанатизмъ и въ древніе вѣка способствовали укоренить въ сердцѣ человѣка инстинктъ, который свойственъ и животному наравнѣ съ человѣкомъ — инстинктъ привязанности къ мѣсту рожденія. Безспорно, этотъ инстинктъ имѣлъ, свои хорошія стороны, мы должны помнить, что мы ему обязаны образованіемъ общества. Но въ тоже время какъ легко пользоваться этой связью, чтобъ удержать слабыхъ подъ игомъ сильныхъ. Загнанное на разныхъ мѣстностяхъ земнаго шара, какъ стала въ свои изгороди, человѣчество привыкаетъ съ первыхъ лѣтъ жизни оставаться тамъ, гдѣ, какъ говорится, у него есть подножный кормъ. Эту привычку осѣдлости возвели въ добродѣтель. Я цѣню эту привычку къ подножному корму во сколько она стоитъ. Крестьянинъ. прикованный къ сохѣ, которою онъ. пашетъ землю, вообще стоитъ гораздо ниже по развитію горожанина; тотъ, въ свою очередь выигралъ бы очень много если бы заглянулъ за стѣны своего города.
Народы прикрѣпленные къ своей землѣ, чуждые языку другихъ народовъ, могутъ, безъ сомнѣнія, совершать великія дѣла; но за то они болѣе другихъ беззащитны передъ тираніей. Побѣдитель можетъ ниспровергнуть всѣ законы, уничтожить всѣ гарантіи свободъ и попрать ногами права народа, и масса народа, не смотря на все, съ силой отчаянія привязывается къ клочку земли, обагренному кровью, которая дымится на мечѣ побѣдителя. Самое страшное несчастіе, даже въ годину общественныхъ бѣдствій, изгнаніе. Пусть ходъ событій или декреты проскрипцій отнимутъ у побѣжденныхъ партій самыхъ вліятельныхъ изъ членовъ. Изгнаніе будетъ для нихъ самымъ тяжелымъ испытаніемъ. Куда идти? Что дѣлать? Свѣтъ будетъ для изгнанниковъ пустыней.
Представьте теперь націю, граждане которой рано пріучены переѣзжать моря, знакомы и съ языкомъ и обычаями другихъ народовъ и, для которыхъ цивилизація самая отдаленная, самая противуположная ихъ собственной была предметомъ основательнаго изученія: имъ не страшенъ никакой неожиданной ударъ судьбы, имъ нечего бояться изгнанія. Съ большей правдой, чѣмъ Филиппъ II. они могутъ сказать что солнце никогда не заходитъ въ ихъ владѣніяхъ.
Мнѣ, быть можетъ возразятъ, что привычка къ путешествіямъ ослабитъ въ юношествѣ чувство любви къ отечеству. Но истинная любовь къ отечеству выиграетъ во многомъ, если освободится отъ оковъ безсмысленнаго обожанія, которое искажаетъ ея силу и значеніе. Отечество не гора, не равнина или болото, съ которыми сроднила насъ случайность рожденія; оно не дѣлается изъ кирпичей или камня; оно не заключается въ пространствѣ стольныхъ то квадратныхъ миль. Нѣтъ отечество — это идея, исторія, традиція; это собирательное я часть котораго мы чувствуемъ въ себѣ, въ которомъ живемъ. Это я не исчезаетъ не смотря на разстояніе, не покидаетъ насъ и за морями, если оно твердо начертано въ нашихъ сердцахъ……….
Мы получили извѣстія изъ Перу, и имѣемъ полное основаніе подозрѣвать, что наслѣдство было ограблено родными. Адвокаты, съ которыми мы совѣтовались, дали почти единодушный совѣтъ; они полагаютъ, что дѣло можетъ разъясниться только на мѣстѣ и необходимо ходатайство человѣка преданнаго ограбленной сторонѣ. Мы напрасво искали такого человѣка.
Первая услуга налагаетъ обязанность оказать вторую. Если мы не взяли вмѣсто дочери, то все таки мы приняли на свое попеченіе маленькую иностранку, и на насъ лежитъ обязанность заботиться о томъ, чтобы ея права были возвращены ей. Долженъ ли я рѣшиться на путешествіе въ Перу?
Препятствія разнаго рода останавливаютъ меня. Во первыхъ расходы дальняго путешествія, во вторыхъ неувѣренность въ успѣхѣ; связи, которыя удерживаютъ меня въ Европѣ и тысячи разныхъ соображеній держатъ меня въ нерѣшимости. Елена и я дали другъ другу слово не разставаться никогда болѣе. Будетъ ли она въ состояніи пуститься въ такое далекое путешествіе? Чтобы намъ не пришлось второй разъ испытать разлуку, я готовъ скорѣе отказаться отъ своего намѣренія пуститься въ плаваніе.
И однако мысль объ этомъ путешествіи преслѣдуетъ меня. Взятая нами на себя отвѣтственность въ отношеніи молодой дѣвушки, которая такъ дорога намъ, не оставляетъ намъ возможность выбора. Что то шепчетъ мнѣ, постоянно: отправляйся.
Мнѣ кажется, что человѣкъ, часто самъ того не подозрѣвая, хитрить съ судьбою; воображая, что мы повинуемся необходимости, не всего ли чаще мы слѣдуемъ тайнымъ внушеніямъ нашихъ собственныхъ желаній. Не примѣшиваемъ ли мы всегда зерно эгоизма къ участію, которое, какъ мы воображаемъ, мы принимаемъ въ дѣлахъ нашихъ ближнихъ. И теперь, не пробудившаяся ли во мнѣ страсть къ странствованіямъ ищетъ себѣ предлога въ этомъ желаніи устроить дѣла Лолы…. Нѣтъ ли у меня личныхъ видовъ, тайнаго повода, которые гонятъ меня дышать другимъ воздухомъ. Я не ручаюсь ни за что; но чѣмъ болѣе я разбираю свои побужденія, тѣмъ болѣе я убѣждаюсь, что мое главное желаніе — быть полезнымъ обоимъ дѣтямъ, которыхъ я взялся воспитывать.
Перу, быть можетъ, не изъ тѣхъ странъ, которыя я выбралъ бы предметомъ изученія, если бы я могъ выбирать сообразно съ моими желаніями. Она такъ отдаленна. Но за то какое обширное поприще для наблюденій представляетъ это путешествіе. Невиданное небо, усѣянное яркими созвѣздіями, которыя не освѣщаютъ нашъ блѣдный небосклонъ по ночамъ, моря, богатыя необыкновенными явленіями, дальніе берега, приподнятые дѣйствіемъ вулканическихъ силъ, смѣсь расъ еще не слившихся вмѣстѣ и нравы которыхъ открываютъ намъ исторію двухъ цивилизацій.
Юношество — пора живыхъ впечатлѣній, возрастъ, въ которомъ отраженіе внѣшняго міра всего рѣзче запечатлѣвается въ мозгу* Эмиль, если я не ошибаюсь, усвоилъ уже себѣ элементарныя понятія, необходимыя для того, чтобы понимать явленія природы и это изученіе явленій приготовитъ его къ изученію законовъ ея. Учить искуству рѣчи, говоритъ объ украшеніяхъ языка мальчику, который еще не видалъ, не испыталъ, не созналъ ничего самъ собой — все равно, что сѣять цвѣты въ пещерѣ.
XIV.
[править]Нашъ корабль долженъ отплыть черезъ два дня и мы уже перебрались въ наши каюты.
Прибывъ въ Лондонъ я справился о кораблѣ, который долженъ былъ въ скорѣйшій срокъ отплить въ Перу и объявленіе о которомъ я прочиталъ шесть недѣль тому назадъ; названіе его Минотавръ. Капитанъ, котораго я встрѣтилъ въ докѣ — мущина лѣтъ сорока двухъ, черноволосый, маленькаго роста, коренастый и расположенный къ тучности, не смотря на дѣятельную жизнь, которую онъ ведетъ. Очень хвалятъ его опытность и знаніе дѣла и прочность его судна. Мнѣ рѣдко случалось встрѣчать болѣе открытую, умную и честную физіономію. Онъ познакомился въ портахъ Австраліи съ старымъ морякомъ, съ которымъ я во время-оно долго плавалъ и какъ друга своего встрѣтилъ меня съ распростертыми объятіями. Мы съ нимъ тотчасъ условились, что я на Минотаврѣ буду исполнять свою прежнюю должность корабельнаго доктора, а Эмиль будетъ юнгой во все время плаванія.
Мать Эмиля сначала пришла въ ужасъ отъ несчастной участи, которая его ожидала, но я успокоилъ ее, объяснивъ ей побужденія, заставившія меня поступить такимъ образомъ. Эмилю болѣе тринадцати лѣтъ, онъ высокъ ростомъ и силенъ; здоровье его, отчасти благодаря системѣ, по которой его воспитывали, превосходно. Я нашелъ, что сдѣлать его юнгой прекрасное средство чтобы развить его силы, придать гибкость и крѣпость его членамъ и мускуламъ и пріучить его къ упражненіямъ, которыя требуютъ столько же ловкости, смѣтливости, сколько истиннаго мужества. Елена и я никогда не желали сдѣлать изъ Эмиля одного изъ тѣхъ несчастныхъ недоносковъ науки, вся жизнь которыхъ сосредоточилась въ одной головѣ. Пусть другіе восхищаются сколько хотятъ блѣдными, недоросшими юношами, въ которыхъ ученье забило всѣ силы къ дѣятельности: это былъ не нашъ идеалъ юноши.
Не помню, гдѣ я читалъ или слышалъ, что нужно сдѣлать не~ большой надрѣзъ можемъ на внутренности раковины извѣстной породы устрицъ, для того чтобы этимъ искуственнымъ способомъ заставить ее произвести жемчугъ. Воспитатели поступаютъ такимъ образомъ съ лучшими учениками. Они уродуютъ ихъ организмъ, чтобы получить умственное отложеніе, которое называютъ знаніемъ. Но я очень сомнѣваюсь, можетъ ли качество отложенія вознаградить за потерю силъ и здоровья. Безспорно, человѣкъ созданъ на то, чтобы знать; но физическій трудъ такъ же необходимъ, какъ умственный для здоровой дѣятельности мозга. Будемъ воспитывать всѣ силы человѣка, не будемъ пренебрегать ни чѣмъ изъ того, что намъ дала природа, Эмиль, мнѣніе котораго я спросилъ прежде окончательнаго рѣшенія, въ восторгѣ отъ моего плана. Какъ всѣ. мальчики его лѣтъ онъ радъ всякой новости и гордится тѣмъ, что выучится ремеслу. Впрочемъ, это требуетъ объясненія. Я вовсе не считаю себя вправѣ выбрать сыну моему карьеру, такъ же какъ не считаю себя вправѣ навязать ему извѣстный складъ убѣжденій какъ религіозныхъ, такъ и политическихъ. Къ тому же для него еще рано думать о какой бы то ни было профессіи, да и самъ онъ. еще не можетъ звать, къ которой онъ будетъ способенъ. Воспитаніе его еще только начинается. Но я думаю, что никогда не можетъ быть рано развивать въ ребенкѣ желаніе и честолюбіе быть полезнымъ. Благодаря урокамъ матери, Эмиль умѣетъ уважать трудъ; онъ воображаетъ, что заплатитъ за свое мѣсто на кораблѣ, лазая по мачтамъ и снастямъ; это справедливо только отчасти, но я, разумѣется, и не подумалъ разрушить эти иллюзіи. Пусть онъ гордится тѣмъ, что ѣстъ кусокъ хлѣба или морскаго сухаря заработанный своимъ трудомъ, я упрекнулъ бы себя, если бы отнялъ у него эту гордость.
Съ другой стороны дисциплина купеческаго судна, когда она не продлится долѣе нѣсколькихъ мѣсяцевъ, должна благодѣтельно вліять на его нравственныя силы. На морѣ быть свободнымъ можно только повинуясь долгу. Въ подчиненіе моряка дисциплинѣ входитъ много самостоятельности и личной иниціативы, этимъ она отличается отъ дисциплины солдата. Человѣкъ, который не зная законовъ природы, повинуется тому кто знаетъ ихъ, поступаетъ разумно и въ тоже время самостоятельно. Я не преувеличиваю въ собственныхъ глазахъ хорошія послѣдствія этого ученья. Эмиль не сдѣлается морякомъ, если выучится нѣсколькимъ маневрамъ со снастями во время нашего переѣзда. Но это ученье принесетъ ему, тѣмъ не менѣе, извѣстную долю пользы. Онъ узнаетъ нѣсколько море, главныя части корабля и названія снастей. Сколько есть. мальчиковъ его лѣтъ, для которыхъ этотъ плавающій міръ совершенно неизвѣстенъ.
Я всего болѣе хочу, чтобы Эмиль собственнымъ опытомъ составилъ себѣ понятіе объ исполинскихъ силахъ природы и о томъ» сколько присутствія духа и энергіи ума нужно человѣку чтобы бороться съ ними и побѣждать ихъ. Этотъ важный урокъ дастъ ему путешествіе. Я право не могу слышать безъ смѣха, какъ учителя: разсказываютъ маленькимъ надутымъ чванствомъ лѣнтяямъ, что они цари творенія. Только остается прибавить, что ихъ бѣлыя и нѣжныя ручки сотворены на то, чтобы править на небѣ колесницей солнца. Приведите этихъ царей творенія на море и какъ они испугаются, чтобы огромныя волны его не плеснули имъ въ лицо. Эмиль долженъ въ ранніе годы жизни узнать, какою цѣной человѣкъ дѣлается побѣдителемъ стихій и какими постоянными усиліями онъ поддерживаетъ свою власть надъ ними. Капитанъ, которому я объяснилъ свои мысли, какъ умный человѣкъ, понялъ какъ нельзя лучше смыслъ урока, приготовленнаго мной Эмилю. Умственный трудъ долженъ для юношества быть наградой за физическій.
XV.
[править]5-го марта мы прибыли въ Грэвзендъ и лоцманъ Темзы сдалъ нашъ корабль на руки лоцману пролива, который долженъ вывести насъ изъ устья рѣки; къ шести часамъ капитанъ вышелъ на палубу и осмотрѣлъ хороши ли бочонки провизіи, воды, сухарей и солонины. Мы простояли ночь на якорѣ; на другой день около полудня мы снялись съ якоря и буксировались небольшимъ пароходомъ, но съ очень сильной машиной, Нельсономъ. Когда мы проходили мимо маяка Нора, поднялся легкій попутный вѣтеръ и мы поставили часть парусовъ. Вода измѣнила свой цвѣтъ и приняла грязновато зеленый оттѣнокъ.
Тутъ для меня настала минута начать исправленіе моей должности корабельнаго доктора. Эта должность на англійскомъ суднѣ не синекура: на Минотаврѣ тридцать пять пассажировъ перваго класса и очень немногіе изъ нихъ выдержатъ безъ болѣзни первую встрѣчу съ моремъ. Елена и еще двѣ женщины однѣ избѣгла счастливо морской болѣзни.
8-го марта мы были близь отмелей. Лоцманъ пролива сдалъ команду капитану и уѣхалъ на берегъ. Пароходъ, который буксировалъ насъ, снялъ буксиръ и предоставилъ насъ нашимъ собственнымъ силамъ, т. е. парусамъ. Это былъ послѣдній случай сообщенія съ берегомъ и многіе изъ пассажировъ и моряковъ отдали лоцману письма. Теперь пришла очередь матросъ приняться за дѣло. Старшій и младшій штурманъ распредѣляли вахты и ставили матросовъ по мѣстамъ. На поднятыхъ до половины мачтъ стеньгахъ висѣли и надувались мало по малу паруса. Корабль дрогнулъ, онъ. почувствовалъ себя снова вольной птицей, которая расправляетъ крылья чтобы летѣть. До этой минуты онъ казался такимъ несчастнымъ, пристыженнымъ тѣмъ, что его велъ за собой на привязи другой.
Командѣ роздали по рюмкѣ рому, которая, должно сознаться, была вполнѣ заслужена. Я узналъ знакомые мнѣ Бичи Гэдъ, мысъ графства Суссекскаго, островъ Уаитъ, Стартъ Понятъ. Вода теперь великолѣпнаго ярко зеленаго цвѣта и морскія травы, какъ охабки длинной соломы, плаваютъ на поверхности. Мы встрѣтили корабль, возвращавшійся въ Англію. Мы поднимаемъ флагъ и на таинственномъ языкѣ сигналовъ просимъ его объявить о нашей встрѣчѣ въ конторахъ Лойда. Наконецъ мы вышли изъ пролива. Погода прекрасная, пассажиры выходятъ на палубу подышать свѣжимъ вѣтеркомъ.
Видъ безпредѣльнаго моря всегда приводитъ меня въ восторгъ, но на этотъ разъ меня занимала мысль о той массѣ познаніи, которую намъ дало мореплаваніе. Возьмемъ, напримѣръ, планетную систему. Астрономія дочь мореплаванія. Быть можетъ человѣкъ не началъ бы вопрошать тайны движеній небесныхъ тѣлъ, если бы его не побудила къ тому потребность отыскать дорогу въ пустынѣ морей. Чтобы направлять свой путь по волнамъ въ своихъ поискахъ за богатствами, онъ выучился съ самой мелочной точностью измѣрять время и разстоянія. Простой безграмотный матросъ обладаетъ основательными свѣдѣніями на этотъ счетъ почерпнутыми изъ практики. Попробуйте заговорить съ нимъ о нѣкоторыхъ явленіяхъ природы и онъ научитъ многому ученаго, который зарывался до цѣлымъ годамъ въ библіотекѣ. Благодаря замѣткамъ, собраннымъ экипажами кораблей разсѣянныхъ по дальнимъ морямъ, мы начали теперь догадываться, что можно составить таблицу вѣтровъ и бурь.. Самая своенравная изъ стихій повинуется закону; самое безпорядочное изъ явленій природы подчинено общему порядку; лотъ открылъ намъ глубину океана, его мрачныя пустынныя бездны усѣянныя обломками. Теперь человѣкъ въ состояніи начертать карту подводныхъ теченій и мы обязаны морякамъ за наши познанія объ образованіи вселенной.
Вѣчно движущееся море было свидѣтелемъ возникновенія и уничтоженія материковъ, смѣнявшихъ другъ друга, поднятія горъ и вулканическихъ переворотовъ, отъ которыхъ оно и теперь содрогается въ своей безднѣ. Оно и теперь тоже, какимъ было при образованіи міра: оно такъ же борется неустанно, обгладывая берега, стирая гранитныя скалы и вырывая мѣстами клочья земли, которые она несетъ изъ одного полушарія въ другое. Изъ этихъ матеріаловъ оно строитъ новые берега, острова, мысы, для того чтобы ихъ снова уничтожить потомъ. Въ своей вѣчной работѣ оно изъ эпохи въ эпоху сдвигается съ своего мѣста съ спокойной и страшной силой. Мать первыхъ органическихъ существъ, море какъ и прежде великое хранилище жизни.
Море раздвинуло границы нашихъ знаній, но есть нѣчто больше знанія чѣмъ мы обязаны морю: мужествомъ, энергіей, которые развиваетъ въ насъ борьба съ океаномъ. Безъ этой борьбы человѣкъ никогда не узналъ бы вполнѣ свои силы. Жизнь моряка лучшая школа, чтобы воспитать эти силы. Суровый и мрачный воспитатель — море каждый день учитъ дѣтей, отданныхъ въ его руки, спокойствію духа, самообладанію, увѣренности въ себѣ, непоколебимому мужеству; учитъ ихъ переносить всѣ лишенія, смотрѣть прямо въ лицо каждой опасности. Какъ опредѣлить, сколько смѣлости оно придаетъ уму, сколько нравственной силы характеру. Море было побѣждено моряками, но и побѣжденное, оно имѣетъ право гордиться своими побѣдителями: оно создало ихъ, они его воспитанники.
Вѣтеръ загналъ насъ по направленію Бискайскаго залива. Капитанъ сказалъ мнѣ, что онъ употребитъ всѣ усилія, чтобы не попасть въ этотъ заливъ, который страшенъ даже самимъ морякамъ. Волненіе сильно, но оно не заставляетъ насъ задержать ходъ. Я право готовъ думать, что и Бискайскій заливъ, какъ и многіе люди, лучше своей репутаціи.
Въ продолженіи нѣсколькихъ дней я имѣлъ полный досугъ изучатъ нашъ корабль. Это цѣлый маленькій пловучій мірокъ. Науки, искуства и ремесла сошлись, чтобы создать его. Матросъ, для удовлетворенія своимъ ежедневнымъ потребностямъ, принужденъ съизнова проходить всѣ ступени цивилизаціи. Подобно Робинзону на пустынномъ островѣ, онъ самъ вновь изобрѣтаетъ для себя необходимыя ему приспособленія къ работѣ. За отсутствіемъ женщинъ онъ самъ моетъ и чинитъ свое бѣлье и платье. Чистота и порядокъ, которыми отличается его скромная каюта, достаточно указываетъ на то, какимъ можетъ быть современемъ его коттеджъ. Эти морскіе герои имѣютъ домовитыя наклонности муравья.
Еще одно преимущество корабельной жизни заключается въ томъ, что на кораблѣ довольно дѣла для всѣхъ, у кого только есть добрая воля работать. Нашъ Купидонъ вступилъ опять въ должность повара, которую уже не въ одномъ путешествіи исполнялъ съ честью. Жена его исправляетъ обязанность экономки. Елена помогаетъ мнѣ ходить за больными, кромѣ того, она играетъ на фортепіано и тѣмъ развлекаетъ скуку пассажировъ и доставляетъ имъ не малое утѣшеніе; даже моряки собираются по вечерамъ на верхнюю палубу слушать ея игру.
Эмиль уже былъ на работѣ; онъ уже научился ходить по палубѣ какъ морякъ, начинаетъ лазить по веревочнымъ лѣстницамъ, и для новичка довольно ловко справляется со всѣми маневрами, которымъ это обучаютъ. Образъ жизни, которую ведутъ юнги на кунеческомъ кораблѣ, правда тяжелъ, но полезенъ для здоровья. Морской воздухъ изощряетъ аппетитъ, Эмиль кажется способенъ съѣсть цѣлую акулу. Какимъ онъ выглядитъ ловкимъ и красивымъ въ своей синей рубашкѣ съ откинутымъ воротничкомъ, открывающимъ шею. Сегодня утромъ, только-что справивъ довольно тяжелую для ребенка работу, онъ подошелъ ко мнѣ и положилъ на колѣни свою голову, всю мокрую отъ пота; я люблю ободрять и поощрять его, но не хвалить: похвала — отрава для души, а родители со слѣпой нѣжностью своей подаютъ ее своимъ дѣтямъ въ слишкомъ большихъ дозахъ. Похвалою молодые люди легко пріучаются нравиться другимъ, я полагаю лучше было бы внушать имъ желаніе заслужить одобреніе своей совѣсти. Поэтому я только сжалъ сына молча въ своихъ объятіяхъ, но я чувствовалъ, что слезы подступаютъ у меня къ глазамъ. Однако Эмиль принялъ мою ласку за похвалу, потому что убѣжалъ очень довольный продолжать свое дѣло. Развѣ онъ не заслужилъ эту ласку, эту похвалу? Даже Лола и та старается быть полезной. Я засталъ ее вчера съ маленькой дѣвочкой пяти лѣтъ, съ которой она подружилась, за какой то книгой. Лола называла ей буквы.
Мы находимся въ виду Мадеры. Съ самаго отплытія нашего дуетъ сѣверозападный вѣтеръ. Около нашего корабля плаваетъ огромное стадо дельфиновъ и плещется въ полосѣ бѣлой пѣны, оставляемой имъ позади себя. Всѣ спѣшатъ на верхнюю палубу чтобы посмотрѣть на нихъ. «Какъ они счастливы, восклицаетъ Лола, они никогда не чувствуютъ морской болѣзни».
Офицеры собираются поохотиться на нихъ. Одинъ вооруженный гарпуномъ становится на бушпритъ и бросаетъ оттуда желѣзную острогу въ ближайшее животное, тогда остальные моряки тащатъ веревку, къ которой привязанъ дельфинъ; при этомъ нужно большая ловкость и увѣренность, не то пораженное животное успѣваетъ сорваться и спастись. Послѣ одной неудачной попытки они поймали одного дельфина. Печень этого животнаго похожа на свиную, мясо его хуже бычачьяго, которое оно однако напоминаетъ не только вкусомъ, но и цвѣтомъ своимъ очень темнымъ. Жиръ этихъ морскихъ свиней превосходно горитъ и его употребляютъ на кораблѣ вмѣсто масла для освѣщенія.
Мы проходимъ мимо Канарскихъ острововъ; впрочемъ мы ихъ едва различаемъ глазами, они едва виднѣются на поверхности океана. Вѣтеръ, задувающій въ различныхъ направленіяхъ, вынуждаетъ насъ держаться въ открытомъ морѣ. Со времени нашего отплытія температура значительно повысилась, но въ особенности сегодня замѣтна перемѣна климата. Даже зябкая Лола замѣнила "свою зимнюю одежду легкимъ платьемъ изъ полотна, затканнаго розовыми цвѣтами.
Вчера солнце закатилось въ море во всемъ своемъ величіи. Ночь была великолѣпная. Темный сводъ неба, какъ засыпанный серебристымъ пескомъ, такъ и сіялъ звѣздами. Къ чему называть ихъ? Имя ихъ свѣтъ. Между ними легко было различить Венеру не даромъ носящую имя этой богини, она и теперь съ женскимъ кокетствомъ смотрится въ зеркало океана.
Около четырехъ или пяти часовъ утра черная полоса на горизонтѣ, въ которой небо сливалось съ массой водъ, раздѣлилась и изъ образовавшагося просвѣта разлился по волнамъ тусклый свѣтъ. Какъ ни коротки утреннія и вечернія сумерки въ широтахъ, гдѣ мы теперь находимся, а можетъ быть именно вслѣдствіе непродолжительности ихъ, заря представляетъ торжественную минуту, какъ бы электризующую всю природу.
Молодой пѣтухъ, котораго мы взяли въ клѣткѣ вмѣстѣ съ другими домашними птицами, прокричалъ три раза свою громкую пѣснь. Голосъ его, при настоящихъ обстоятельствахъ, въ которыхъ мы находимся, производитъ грустное и потрясающее впечатлѣніе, онъ проникаетъ въ самое сердце, напоминая пассажирамъ старую Европу, деревенскую жизнь, тяжелыя сельскія работы.
Небо, звѣзды котораго исчезали одна на другой, казалось начало свертываться какъ занавѣсъ надъ нашими головами и окрашиваться въ лиловый цвѣтъ. Наконецъ показалось солнце. Самыя волны, казалось, пораженныя трепетомъ смирились передъ этимъ источникомъ свѣта и жизни. Все небо пылало и дрожащій золотой свѣтъ засверкалъ на поверхности океана, изъ котораго медленно поднималось великолѣпное свѣтило.
Въ это замѣчательное мгновеніе я замѣтилъ Эмиля и Лолу на палубѣ: они стояли на колѣняхъ въ позѣ выражавшей благоговѣніе и восторгъ.
Мы находимся подъ тропикомъ Рака. Лола, кажется, очень наивна ищетъ на небѣ это некрасивое животное, которое въ календаряхъ выдается за одинъ изъ знаковъ зодіака и подвергается за то насмѣшкамъ Эмиля.
Корабль плаваетъ на всѣхъ парусахъ, гонимый свѣжимъ вѣтромъ. Наши спасти скрипятъ, весь холстъ, который имѣется въ запасѣ, привязанъ на мачтахъ; намъ необходимо воспользоваться этими пассатными вѣтрами, которые Англичане называютъ North-East-Trade-Wind (сѣверовосточными торговыми вѣтрами).
Дни постепенно уменьшаются и почти равны ночамъ.
Цѣлыя тучи летучихъ рыбъ поднимаются изъ воды, надъ которой пролетаютъ на подобіе ласточекъ. Прошлою ночью одинъ изъ нашихъ шкиперовъ, закуривая свою трубку, вдругъ, къ величайшему своему удивленію, почувствовалъ на щекѣ ударъ холоднаго и мокраго крыла; осмотрѣвшись, онъ увидѣлъ на палубѣ у своихъ ногъ одну изъ этихъ рыбъ. Онѣ рѣдко поднимаются такъ высоко на воздухѣ; но свѣтъ ихъ привлекаетъ. Между всѣми морскими животными, которыхъ Эмиль видитъ въ первый разъ, безспорно самое страшное и самое опасное — акула, охоту за нею онъ считаетъ какимъ то долгомъ. Сегодня утромъ матросы поймали одного изъ этихъ вампировъ (ихъ называютъ этакъ и еще всякими ненавистными именами) на приманку изъ куска свинины, вѣсомъ около пяти фунтовъ. Это было потрясающее зрѣлище, привлекшее на палубу всѣхъ пассажировъ. Начали съ того, что обрубили животному хвостъ; кажется это составляетъ необходимую предосторожность, такъ какъ не разъ бывали случаи, что акула ударомъ гибкаго своего хвоста переламывала ногу кому нибудь изъ людей стоявшихъ вблизи. Матросы иногда ѣдятъ очень молодыхъ акулъ, но они сами говорятъ, что мясо ихъ не вкусно. Ихъ убиваютъ чисто изъ чувства мести. И какъ же они мучатъ несчастное животное, подъ предлогомъ что оно пожрало того, или другаго изъ ихъ товарищей, и если не само оно, такъ братъ его, или одно изъ ему подобныхъ…. Напрасно я старался ихъ убѣдить, чтобъ они оставили эту жестокую игру, что не слѣдуетъ мучить побѣжденнаго врага. Дай Богъ, по крайней мѣрѣ, чтобъ этотъ урокъ не пропалъ даромъ для Эмиля.
Акулы оставляютъ послѣ себя на кораблѣ ужасную вонь, которая выдыхается не раньше, какъ до прошествіи нѣсколькихъ дней; злыя животныя вредятъ даже послѣ смерти тѣмъ, кто хочетъ избавиться отъ нихъ.
Дѣтямъ понятенъ только законъ возмездія. Въ тотъ же вечеръ поймали дельфина. По дѣломъ ему, сказала Лола, впрочемъ глядя на него съ состраданіемъ, я видѣла, что онъ проглотилъ много красивыхъ летучихъ рыбъ. Дѣйствительно онъ глоталъ ихъ чуть. не цѣликомъ и таковъ ужъ законъ природы — быть съѣденнымъ поѣвши другихъ. Матросы доказали это на дѣлѣ, поужинавъ этимъ. дельфиномъ. Мясо его вареное въ водѣ довольно вкусно, но сухо.
Около 10® 30' сѣв. широты намъ стало видно новое созвѣздіемъ пяти звѣздъ, которое моряки называютъ Южнымъ Крестомъ. Еще новое чудо природы. Вода свѣтится на ночамъ. Эмиль и Лола не могутъ налюбоваться этимъ красивымъ явленіемъ, которое впрочемъ немного пугаетъ ихъ. Они спрашивали меня о томъ, кто зажегъ море. Я объясняю имъ, какъ умѣю, не вполнѣ еще извѣстную причину этого необыкновеннаго явленія: ученые приписываютъ этотъ фосфорный блескъ воды свѣтящимся зоофитамъ. Свѣтъ отражаемый подернутыми яркимъ блескомъ волнами такъ ярокъ, что Эмиль могъ прочесть въ вынутой имъ изъ кармана книгѣ этотъ стихъ Шекспира: My spirit is thine thе better part of me[5].
Этотъ феноменъ свѣтящагося моря тѣмъ поразительнѣе чѣмъ мрачнѣе ночь.
Мы въ виду Зеленаго мыса. Стоитъ тихая погода и экипажъ пускаеть лодки чтобы ловить морскихъ черепахъ. Онѣ спятъ обыкновенно на отмеляхъ, едва прикрытыя водой. Ихъ ловятъ бросая въ нихъ стрѣлы съ четырьмя зубцами, которыя англійскіе матроси называютъ grains. Попавъ въ добычу матросы притягиваютъ ее веревкой прикрѣпленной къ стрѣлѣ; при мнѣ въ продолженіи двухъ часовой охоты поймали восемь черепахъ, и въ каждой было вѣсомъ отъ 15 до 45 англійскихъ фунтовъ.
Мы вышли изъ полосы пассатныхъ вѣтровъ, которые такъ быстро несли насъ по океану. Легкій вѣтеръ порывами задуваетъ съ разныхъ точекъ горизонта. Небо становится блѣдно голубымъ и мѣстами покрывается бѣлыми легкими облаками. Восходящее солнце свѣтитъ какимъ то дикимъ свѣтомъ, но закаты солнца все еще великолѣпны.
Частые и горячіе жизни. Все предвѣщаетъ, что мы приближаемся къ экватору. На бакѣ матросы съ невозмутимо серьознымь видомъ заняты изготовленіемъ накладныхъ бородъ, париковъ и чудовищныхъ нарядовъ. Можно подумать что мы наканунѣ карнавала. Эмиль, не безъ нѣкоторой тревоги помогаетъ этимъ приготовленіямъ. Онъ знаетъ очень хорошо, что его ожидаетъ. Каждый юнга, который въ первый разъ проходитъ экваторъ долженъ выдержать тяжелый искусъ. Это обычай. Старыя морскія церемоніи еще сохраняются въ преданіяхъ моряковъ, хотя утратили уже многое изъ прежней ребяческой торжественности и варварской грубости, которыя дѣлали ихъ такъ страшными для новопосвященнаго. Moряки во многихъ случаяхъ тѣже дѣти, и не оттого ли они такъ безстрашно играютъ опасностями.
Эмиль получилъ крещеніе моряка, Онъ теперь сынъ Нептуна.
Погода неровная, перемѣнчивая. То порывы бурнаго вѣтра, то мертвый штиль. Послѣ страшныхъ ливней выглядываетъ жгучее солнце, которое кидаетъ прямо на наши головы огненныя стрѣлы.
Капитанъ указалъ намъ въ отдаленіи водяной смерчь, котораго моряки такъ справедливо страшатся и которые всего чаще встрѣчаются надъ экваторомъ.
Корабль возвращающійся изъ Индіи или Китая плыветъ въ Великобританію. Онъ далъ вамъ звать сигналомъ, что возьмется доставить ваши письма. Обмѣнъ услугъ поддерживаетъ и на морѣ дружескія отношенія. Мы за то восылаемъ ему ваши англійскіе газеты, которымъ уже болѣе шести недѣль со дня выхода, во которыя будутъ имѣть для экипажа всю свѣжесть новизны. Эмиль и я написали нѣсколько строчекъ вашему доброму другу доктору Уаррингтону.
Температура понижается, воздухъ замѣтно свѣжѣетъ. Мы снова вступили подъ тропикъ козерога. Два дня тому назадъ мы была опечалены потерей одного человѣка изъ экипажа, Порывомъ вѣтра сорвало поперечный кусокъ дерева, который поддерживаетъ снасти; онъ ударилъ въ голову матроса стоявшаго на вахтѣ. Я употребилъ всѣ средства медицины чтобы привести его въ чувства, но напрасно. Онъ не подалъ ни малѣйшаго знака жизни.
Смерть его навела уныніе на экипажъ. Этотъ бравый морякъ быль любимъ товарищами. Капитанъ, видимо растроенный не смотря на спокойную физіономію свою, грубымъ голосомъ отдавалъ приказанія снести мертваго въ свою каюту.
Погребальное молчаніе царствовало на кораблѣ, На палубѣ только и встрѣчались мрачныя лица и угрюмые взгляды, носившіе отпечатокъ тяжелыхъ мыслей. Ночь съ своимъ мракомъ и безмолвіемъ спустилась мало по малу надъ кораблемъ и никогда не казалась она мнѣ такъ величественной и такъ унылой. Въ плескавшихся волнахъ слышались жалобы живыхъ существъ; прерывистый плескъ воды о борты корабля несшаго трупъ, былъ страшенъ.
Насталъ день. Но и яркій свѣтъ солнца не могъ разсѣять мрачныя впечатлѣнія ночи. Всѣ сердца, казалось, застыли въ невольномъ ужасѣ. Покойникъ въ домѣ наводитъ на живущихъ въ немъ печаль смѣшанную съ невольнымъ страхомъ. Корабль пловучій домъ. Привязанности, которыя такъ легко развязываются или рвутся на землѣ, гдѣ есть просторъ разойтиться, завязать другія, крѣпко стягиваются въ тѣсномъ пространствѣ корабля общностью потребностей, опасностей, надеждъ и труда.
Въ это утро Джека не хватало при перекличкѣ на восходѣ солнца, и всѣ вспомнили что Джекъ былъ первымъ, чей громкій голосъ откликался на палубѣ. Онъ не будетъ болѣе откликаться: ail right.
Ожиданіе печальной церемоніи, которое предстояло совершить, придало грустно озабоченный видъ и пассажирамъ и матросамъ. Не смотря на то, что все приготовленіе дѣлалось скрытно, мы замѣчали таинственную бѣготню нѣкоторыхъ матросъ. Флагъ, которыя въ обыкновенное время корабль гордо несъ на верху мачты, висѣлъ на половинѣ ея въ знакъ погребенія. Съ десяти часамъ капитанъ. вышелъ на палубу.
«Настала тяжелая минута, сказалъ онъ грубымъ голосомъ морякамъ. Позовите боцмана и скажите ему, что все готово. Одинъ Богъ знаетъ, какъ мнѣ тяжело исполнять эту печальную обязанность. Но то, что нужно дѣлать, должно быть сдѣлано».
Моряки прибрали къ сторонѣ свертки каната, занимавшіе часть палубы и открыли бортъ корабля; сквозь это отверстіе, какъ въ слуховое окно, можно было видѣть, какъ волны то поднимались, то опускались.
Корабельный колоколъ зазвонилъ и его похоронный звонъ, пронесшись надъ пустынной бездной, произвелъ потрясающее впечатлѣніе.
На кораблѣ не было священника и потому капитанъ, по обычаю, существующему на всѣхъ корабляхъ Великобританіи, долженъ былъ совершить обрядъ погребенія. Онъ всталъ на свое мѣсто, съ непокрытой головой, съ развернутой книгой въ рукахъ; пассажиры и матросы стали вокругъ него. Капитанъ сдѣлалъ знакъ двумъ человѣкамъ изъ экипажа и они спустились во узкому трапу; черезъ нѣсколько минутъ они снова появились, неся на носилкахъ мертвеца, зашитаго въ парусину. По усиліямъ, съ какимъ ихъ мускулистыя руки поднимали тяжесть, можно было судить, что она была очень значительна. По морскому обычаю въ головѣ и въ ногахъ покойника положили въ саванъ по ядру.
Когда эта печальная ноша показалась въ люкѣ и медленно вынеслась на палубу, невольная дрожа пробѣжала по жиламъ всѣхъ присутствовавшихъ. На груди покойника лежалъ развернутый англійскій флагъ.
Капитанъ началъ читать погребальную службу сильнымъ привычнымъ къ командѣ голосомъ, который смягчался по временамъ низкими дрожащими потами, выходившими изъ глубины сердца; эта борьба хладнокровія и самообладанія, которыя онъ считалъ должнымъ сохранить для своего достоинства мущины, съ болѣе нѣжными чувствами, которыя готовы были ежеминутно прорваться, придавала его лицу странное выраженіе суровости и доброты. Одинъ изъ матросъ исполнялъ должность дьячка и читалъ но той же книгѣ отвѣты. Нельзя было отказать въ величественной поэзіи этой бесѣдѣ объ умершемъ между двумя человѣками, которые каждый день подвергаются тысячамъ опасностей, которые не разъ видали, какъ около нихъ падали товарищи — въ вѣчный мракъ.
То, что они читали, не походило на молитвы. Англиканская церковь не молится за умершихъ; то были разсужденія, взятыя изъ библіи о кратковременности жизни и облеченныя ея поэтическимъ колоритомъ, какъ то: трава зеленая по утру и засохшая къ вечеру, тѣнь скользящая до водѣ, красота мущины и женщины измѣняется съ годами, какъ одежда источенная червями. Еврейскій текстъ, благодаря англійскому переводу, былъ понятенъ для всѣхъ.
Наконецъ наступала роковая минута. Послѣ нѣсколькихъ секундъ молчанія, въ продолженіи которыхъ капитанъ пристально смотрѣлъ въ безпредѣльность моря и неба, онъ въ послѣдній разъ опустилъ глаза на длинную укутанную парусиной вещь, въ которой можно было смутно угадать форму человѣческаго тѣла. Она лежала возлѣ открытаго борта. Капитанъ подалъ знакъ и послышался тяжелый заглушенный шумъ тѣла падавшаго въ виду. Мы увидѣли какъ вода бѣшено закипѣла, затрепетала; потомъ пошли круги развертывавшіеся и стиравшіеся одинъ за другимъ, потомъ — ничего. Вода задвинулась надъ трупомъ какъ могильная плита.
— Я передаю тебя безднѣ! вскричалъ совершавшій обрядъ голосомъ заглушеннымъ волненіемъ.
Въ продолженіе этой церемоніи я по временамъ взглядывалъ на Эмиля, который, казалось, былъ очень взволнованъ. Лола плакала. Сцена была такъ величественно трогательна; они въ первый разъ видѣли похороны. Дѣти оба до сихъ поръ не знали что такое смерть. Разумѣется они очень хорошо знали что все кончается, они видѣли какъ умирали животныя, видѣли какъ исчезали изъ ихъ круга товарищи; но я полагаю что мысль ихъ не останавливалась до сихъ поръ на этихъ случаяхъ; а мы знаемъ только то о чемъ мы размышляли. Быть можетъ и я отчасти тому причиной. Чтобы воспитать Эмиля согласно принятымъ правиламъ, мнѣ бы слѣдовало хорошенько запугать его; мнѣ бы слѣдовало въ ужасающихъ поученіяхъ обставить жизнь его угрозами могилы, а смерть страшилищемъ вѣчныхъ мученій. Но я не счелъ себя вправѣ набросить такъ рано тѣнь на его жизнь. Онъ былъ такъ счастливъ избыткомъ молодой жизни, и я хотѣлъ лучше внушить ему любовь съ его обязанностямъ вмѣсто рабскаго страха наказаній. Мрачныя угрозы не пробуждаютъ совѣсть, онѣ смущаютъ и запугиваютъ ее.
Холодные вѣтры, мрачное небо. Лола увѣряетъ что мы проплыли страны весны, лѣта, осени и теперь вплываемъ въ страну зимы. Пояса имѣютъ свои опредѣленныя времена года, и проѣзжая пояса путешественникъ переживаетъ всѣ времена года.
Волны становятся такими громадными и тяжелыми, что мы едва подвигаемся на перерѣзъ ихъ. Неблагопріятный вѣтеръ сноситъ насъ къ востоку къ Фалкландскимъ островамъ.
Мы прорвались наконецъ въ опасный и трудный входъ Магелланова пролива.
Птицы, на половину бѣлыя и черныя, величиной съ дикую утку, которыхъ моряки зовутъ голубями Капа, летаютъ стаями около корабля. Ихъ ловятъ сѣтями натянутыми на кормѣ корабля, въ которыхъ онѣ запутываются крыльями, летая взадъ и впередъ. Еще одна птица возбуждаетъ восторгъ Эмиля своими огромными размѣрами и высотой полета — это альбатросъ.
Мысъ Горнъ вполнѣ заслуживаетъ названіе мыса бурь. Можно подумать что океанъ всей своей массой давитъ на нашъ бѣдный корабль, который однако бодро выдерживаетъ натискъ и поднимается впередъ, ныряя изъ пропасти въ пропасть. Пусть воетъ море, слѣпая стихія нашла своего господина.
У меня прибыло нѣсколько больныхъ, которыхъ я лечу.
Наконецъ мы обогнули мысъ, но цѣной какихъ страшныхъ усилій. Три дня и три ночи, вѣтеръ дулъ съ такой бѣшеной яростію, что наша гротъ-мачта гнулась какъ соломинка; на палубу допускались только люди необходимые для работы. Много часовъ въ продолженіи этой борьбы я молча удивлялся поведенію экипажа. Храбрость моряка не похожа на храбрость солдата, но она несравненно выше ея. Неустрашимый противъ стихій, матросъ, лицомъ къ лицу борется съ смертью, отъ которой его отдѣляетъ всего нѣсколько досокъ. Онъ борется не для того, чтобы губить, но чтобы спасать своихъ ближнихъ, свою собственную жизнь. И какой страшный врагъ море! Оно самая страшная сила природы. Корабль, ничтожная деревянная скорлупа въ которую бьютъ вѣтеръ, градъ, молнія, горы воды, стоитъ противъ всѣхъ силъ природы.
Мужество моряка дѣйствующая сила. Призвавъ на помощь небо, потому что онъ вообще богомоленъ, онъ въ сущности полагается только на свои собственныя силы, на вѣрность своего взгляда, точность каждаго движенія, крѣпость своихъ мускуловъ. Если море побѣдитъ, онъ покоряется — но только когда буря сломитъ въ его рукахъ послѣднее средство борьбы.
Эта увѣренность въ себѣ сообщается другимъ. Это мужество передается примѣромъ. Эмиль, очень испуганный сначала, вскорѣ успокоился видя примѣръ товарищей. Ему стало стыдно выказать малодушіе въ виду этихъ героевъ моря, твердо стоявшихъ на своихъ мѣстахъ. Его иногда звали работать при помпахъ или въ снастяхъ, а ничто такъ не успокоиваетъ какъ работа. Одна праздность при малѣйшей тревогѣ наполняетъ страшными призраками воображеніе. пассажировъ. Моряку некогда трусить.
Эха борьба съ опасностями представляетъ и другую выгоду, она развиваетъ любовь къ жизни. Самоубійство почти неизвѣстно между моряками.
Отвращеніе къ жизни, изо всѣхъ знаменій настоящаго времени, всего болѣе огорчаетъ и пугаетъ меня за наше юношество. Дѣти, кажется, родятся равнодушными, усталыми жить, пресыщенными. Молодая дѣвушка при первомъ разочарованіи зоветъ смерть. Къ чему жить! восклицаетъ шестнадцатилѣтній лѣнтяй, который былъ баловнемъ жизни. Я не буду входить въ изысканіе причинъ этой нравственной заразы, но я скажу всѣмъ этимъ нравственно разслабленнымъ: Посмотрите на моряка, онъ знаетъ цѣну жизни, потому что онъ ежедневно защищаетъ ее для полезной дѣли противъ дѣйствительныхъ опасностей и сознаетъ, что онъ заслуживаетъ уваженіе общества.
Вотъ еще поводъ заставляющій меня думать что Эмиль въ хорошей школѣ.
Лола, я долженъ сознаться, не выказала мужества; забившись въ уголъ каюты, она походила на страуса, который, говорятъ, воображаетъ что избѣжалъ опасности когда спряталъ голову. Нуженъ былъ примѣръ Елены чтобы успокоить ее, Елена удивляла всѣхъ своимъ мужествомъ.
Напрасно утверждаютъ, что мужество не нужно женщинамъ. Подразумѣваютъ ли утверждающіе одну храбрость солдата. «Я ее не высоко цѣню ее и въ мущинѣ и еще менѣе сталъ бы удивляться ей въ амазонкѣ. Но мы должны помнить что есть разные роды мужества. Развѣ женщины не подвержены тѣмъ же опасностямъ какъ и мы. Развѣ ихъ не ждетъ та-же борьба съ жизнью? Развѣ не бываетъ въ ихъ существованіи минутъ, когда отъ ихъ присутствія духа зависитъ не только ихъ собственная жизнь, но и жизнь ихъ ребенка? Сила характера и присутствіе духа — качества равно необходимыя какъ мущинѣ такъ и женщинѣ.
Къ несчастію, воспитаніе молодыхъ дѣвушекъ ведется такъ дурно, что онѣ воображаютъ будто бываютъ интереснѣе притворяясь, особенно при молодыхъ людяхъ, что смертельно пугаются каждой бездѣлицы; онѣ хотятъ во что бы то ни стало придать себѣ видъ спугнутой голубки, Ихъ слѣдовало бы убѣдить, что въ жалкой пугливости нѣтъ красоты и что ради собственныхъ выгодъ онѣ должны стараться оставаться спокойными посреди опасности, если хотятъ чтобы ими восхищались. Онѣ, повидимому, думаютъ что нравственное мужество искажаетъ характеръ женщины. Я, напротивъ, нахожу особенное величіе и очарованіе въ существѣ, которое не имѣя вашей силы чтобы нападать и даже защищаться, выдерживаетъ опасности съ спокойствіемъ и душевной силой равными нашимъ. Я знаю, что нелѣпый предразсудокъ соединяетъ героизмъ съ черствостью характера. Но когда же видѣли чтобы истинное мужество не могло ужиться съ кротостію, состраданіемъ и другими женственными добродѣтелями? Напротивъ страхъ дѣлаетъ эгоистами и черствитъ сердца. Попросите родную мать подержать и успокоивать свое дитя во время операціи: она вамъ отвѣтитъ, что она слишкомъ чувствительна, нервна. Дурная отговорка. Она просто хочетъ избавить себя отъ непріятной обязанности.
Неужели самообладаніе, сила характера, однимъ словомъ истинное мужество нужны только на войнѣ и въ мореплаваніи? Мнѣ кажется, они нужны во всѣхъ случаяхъ жизни. Каждый день и мущинѣ и женщинѣ угрожаютъ тысячи враговъ, тысячи опасностейМоре угрожаетъ только нашей жизни; сколько другихъ обстоятельствъ угрожаютъ нашей чести, нашему человѣческому постоянству?
Минотавръ величественно разрѣзаетъ волны Тихаго океана. Съ тѣхъ поръ какъ опасность миновала, Лола снова нашла свою веселость и прекрасное расположеніе духа. Она бѣгаетъ по палубѣ, ловко поддерживая равновѣсіе своего стройнаго тѣла, не смотря на качку корабля. Ея маленькія ножки быстро мелькаютъ изъ подъ платья.
Мы съѣхали на берегъ сегодня утромъ у Жуанъ-Фернандеца, чтобы повѣрить наши хронометры.
Жуанъ-Фернандецъ состоитъ изъ трехъ небольшихъ островковъ, составляющихъ сплошную группу. Первый называется Масъ-а-Тіерра, второй — Масъ-а-Фюера и третій — болѣе къ югу, почти голая скала — Исла-де-Лобосъ. Моряки прозвали его островомъ фоковъ, потому что эти животныя приплываютъ сюда отдыхать и грѣться на солнцѣ.
Первые два острова Масъ-а-Тіерра и Масъ-а-Фюера покрыты травой и увѣнчаны деревьями. Не смотря на то, что не разъ дѣлали попытки поселить тамъ жителей, эти острова и до сихъ поръ пустынны. Дикія козы водятся тамъ огромными стадами; ихъ было бы еще больше, еслибъ тамъ неводились такія же огромныя стаи дикихъ собакъ, которыя ведутъ съ ними опустошительную. войну. Слѣдуетъ спросить что будетъ съ собаками, когда онѣ уничтожатъ всѣхъ козъ. Поѣдятъ ли онѣ другъ друга?
Интересное воспоминаніе связано съ островами Жуанъ-Фернандецъ. На Масъ-а-Тіерра, англійскій мореплаватель Дампіеръ въ 1704 году высадилъ своего боцмана Александра Селькирка. Несчастный былъ покинутъ съ немногими съѣстными припасами и орудіями работы. Онъ прожилъ на пустынномъ островѣ четыре года и четыре мѣсяца охотой и трудомъ. Этотъ случаи послужилъ Дефо канвой для его превосходной книги, которая извѣстна всему читающему міру. Съ какимъ интересомъ теперь Эмиль и Лола, будутъ читать Робинзона.
Земля! Земля!
Послѣ девяностодневнаго плаванія мы наконецъ вошли въ заливъ Каллао. Видъ залива одинъ изъ самыхъ живописныхъ видовъ въ мірѣ. Противъ входа возвышается островъ Лоренцо. Это слово — возвышается на этотъ разъ вѣрное выраженіе. Одинъ ученый вычислилъ, что берега Саи-Лоренцо равно и берега сосѣдняго материка возвысились на восемьдесять пять англійскихъ футовъ съ начала исторической эпохи.
Тысячи птицъ населяютъ скалы острова. Особенно замѣчательна одна порода, голова у нея коричнево-сѣраго цвѣта, животъ болѣе свѣтлыхъ оттѣнковъ а хвостъ черный. Эта птица производитъ гуано, главное богатство страны. Перу не получаетъ болѣе ни золота ни серебра изъ своихъ минъ и утѣшается въ томъ продавая удобреніе. Золото развратило землю, грязь оплодотворяетъ ее.
Мы бросили якорь въ портѣ Ціудадъ-де-лосъ Ренесъ.
Эмиля и Лолу всего болѣе поразило, когда они вступили на берегъ, безчисленное множество ястребовъ, которые населяютъ берега. Ихъ встрѣчаешь на каждомъ шагу, на крышѣ каждаго дома. Мы насчитали ихъ отъ шестидесяти до восьмидесяти на одной стѣнѣ; они спали, спрятавъ голову подъ крылья. Они нисколько не дики, да и имъ нечего опасаться отъ людей, которые не трогаютъ ихъ. Они очень прожорливы, но прожорливость ихъ благодѣтельна для жителей, потому что способствуетъ очищенію воздуха въ городѣ. Эмиль составилъ себѣ самое странное понятіе объ этихъ птицахъ. Онъ слышалъ. какъ о ястребахъ съ презрѣніемъ говорили: люди, изучившіе ихъ нравы и жизнь по книгамъ, и считалъ ихъ „разбойниками воздушнаго пространства“, отвратительными созданіями, питающимися трупами. Нѣсколько часовъ наблюденій показали ему, что эти птицы были напротивъ эдилами, поставленными природой въ жаркихъ странахъ, на общественную службу очищенія улицъ. Они уничтожаютъ все, что выбрасывается жителями на улицу, испорченную говядину, падаль. Довѣрчивость, съ какою эти птицы относятся къ человѣку, доказываетъ, что онѣ сознаютъ приносимую ими пользу, подумалъ Эмиль.
Отъ Каллао до Лимы, всего двѣ испанскихъ мили, и мы завтра будемъ тамъ.
XVI.
[править]Лима, на мой взглядъ, даже слишкомъ много походитъ на европейскій городъ. Стоило проѣхать 5598 англійскихъ миль для тога чтобы найти въ другой части свѣта тѣхъ же іезуитовъ, мошенниковъ, продажныхъ женщинъ, монахинь, тѣже игорные дома и другіе притоны.
Въ Лимѣ есть довольно красивыя улицы, Плацъ-Майоръ очень хороша. Посреди площади стоитъ великолѣпный бронзовый фонтанъ, изъ котораго вода бьетъ въ три бассейна. Но для меня рѣка орошающая городъ несравненно лучше этого произведенія искуства. Риманъ, названіе рѣки, выходитъ изъ ледниковъ Кордильеровъ и, протекши миль тридцать по живописной мѣстности, доходитъ до города и прорѣзываетъ его на двѣ почти равныя половины. Не знаю обманъ ли это моего воображенія, но каждый разъ, когда я опускаю пальцы въ воду, она мнѣ кажется холодной, будто она не успѣла согрѣться подъ тропическимъ солнцемъ.
Не смотря на то, что мы находимся подъ десятью градусами экватора, температура далеко не такъ высока, какъ бы того слѣдовало ожидать. Это приписываютъ многимъ причинамъ, а всего болѣе положенію города.. Съ одной стороны Тихій океанъ, съ другой Кордильеры, которые поднимая свои увѣнчанныя снѣгами вершины, значительно способствуютъ охлажденію атмосферы. Море волнуется на разстояніи двухъ миль отъ города, горы отдѣлены всего двадцатью восемью испанскими милями. Эти двойные холодильники устроены природой, для защиты отъ жара.
Эмиля и Лолу всего болѣе, удивляетъ то, что здѣсь въ мѣсяцѣ полѣ наступаетъ зима — во солнцу; но на самомъ дѣлѣ въ Перу нѣтъ зимы, годъ дѣлится собственно на два времени — дождливое и сухое. Дождливое время продолжается отъ апрѣля до октября. Тяжелый и теплый туманъ, который туземцы зовутъ darua, заволакиваетъ весь городъ. Этотъ туманъ иногда, особенно по утрамъ до того густъ и такъ опускается, что едва можно разглядѣть въ нѣсколькихъ шагахъ отъ себя. Въ октябрѣ и ноябрѣ завѣса тумана начинаетъ прорываться; сѣрый, низко опущенный сводъ неба поднимается и туманъ исчезаетъ подъ свѣтлыми лучами солнца; тогда начинается лѣто. Подъ словами сырое время не слѣдуетъ подразумѣвать дождливое. На всемъ протяженіи берега Лимы въ продолженіи цѣлаго столѣтія, едва ли выпадетъ капля дождя. Я спрашивалъ одного старика туземца, помнитъ ли онъ чтобы въ Лимѣ когда либо шелъ дождь. Онъ отвѣчалъ: никогда. А который вамъ годъ? — Восемьдесять.
Туманъ, распространяя сырость, превращаетъ пыль въ грязь и способствуетъ плодородности почвы. Но есть другія мѣстности въ Перу, долины, плоскія возвышенности въ горныхъ цѣпяхъ, на которыя падаютъ съ неба буквально цѣлые водопады дождя. Едва прольетъ дождь, безплодные пески покрываются роскошной растительностью. Земля проситъ у неба одной милостыни — дождя.
Сухое время года, разумѣется, самое жаркое; но мнѣ говорили, что жаръ прохлаждается вѣтрами дующими съ берега и съ горъ. Оба вѣтра подѣлили между собой сутки. Морской вѣтеръ задуваетъ обыкновенно съ десяти часовъ утра и продолжаетъ дуть съ большей или меньшей силой до захода солнца. За тѣмъ онъ прекращается и нѣсколько времени стоитъ полное затишье. Около восьми или девяти часовъ настаетъ очередь легкаго вѣтра съ горъ, который съ перерывами дуетъ до утра.
Населеніе Лимы представляетъ много любопытнаго для наблюдательнаго ума. Я полагаю, что ни въ какой другой мѣстности земнаго шара не найдется такое разнообразіе въ чертахъ лица, такія рѣзкія противуположности цвѣта кожи. Креолы, такъ называютъ родившихся въ Америкѣ потомковъ старинныхъ семействъ испанскихъ выходцевъ, индѣйцы, метисы (mestizos), негры. На каждомъ шагу встрѣчаются лица или матово-бѣлыя, мѣдно-желтыя, или черныя какъ агатъ, со всѣми оттѣнками выработанными скрещиваніемъ, и, если судить по моимъ первымъ впечатлѣніямъ, души такъ же смѣшаны какъ и кровь.
Женщины бѣлыя и метиски отличаются большими черными глазами, которые мечутъ искры, длинными черными колоннами, ниспадающими толстыми косами, ослѣпительнымъ цвѣтомъ лица, надъ которымъ безсильно жгучее солнце; носъ ихъ замѣчателенъ тонкостью и изяществомъ очертаній, хотя и не имѣетъ ничего общаго съ греческимъ типомъ; ротъ нѣсколько великъ, но сверкаетъ ослѣпительно бѣлыми зубами; ростъ средній по стройный, ноги удивительно маленькія и руки, которыя должны служить образцомъ скульптору. Однимъ словомъ онѣ портретъ Лолы, когда она выростетъ.
Я еще только успѣлъ замѣтить изъ ихъ нравовъ и образа жизни, что онѣ проводятъ ее посреди цвѣтовъ, ароматическихъ куреній, лакомствъ и разныхъ вареній. Если вѣрить тому, что разсказываютъ про нихъ, онѣ дѣлятъ свое время между любовными интригами и исполненіемъ церковныхъ обрядовъ. Это не удивится услыхавъ, что по крайней мѣрѣ съ четверть города занята монастырями и церквами. Говорятъ что мущины очень ревнивы, но я не вѣрю этому: еслибы они были въ самомъ дѣлѣ ревнивы, то не пускали бы женъ ходить такъ часто на исповѣдь.
Едва пріѣхавъ въ Лиму я занялся дѣлами Долоресъ. Нужно было собрать справки о ея рожденіи, ея родителяхъ, и вотъ въ немногихъ словахъ результатъ справокъ. Отецъ Лолы происходитъ отъ старинной испанской фамиліи, которая поселилась въ Перу нѣсколько времени спустя послѣ завоеванія. Мать ея была цвѣтная женщина, такъ называютъ здѣсь метисокъ, Но хотя въ ея жилахъ текла индѣйская кровь, нуженъ былъ зоркій глазъ чистокровныхъ креолокъ, чтобы открыть въ ней послѣднія черти на три четверти стертаго скрещиваніями типа. Только однѣ креолки въ состояніи съ перваго взгляда на красавицу отличить въ ней то, что англичане называютъ: „клеймомъ копыта дьявола“, и онѣ отыскиваютъ это клеймо даже въ формѣ ея ногтей. Надо знать до какой степени, ее смотря на республиканскія учрежденія и скрещиваніе расъ, нѣкоторыя старинныя семейства стоятъ за честь доказать и сохранить чистоту своей крови отъ всякаго смѣшенія съ индѣйской. Это для однихъ признакъ аристократическаго происхожденія, а для другихъ предметъ зависти. Метисы, даже въ пятомъ или шестомъ поколѣніи, чувствуютъ себя жестоко оскорбленными, если ихъ признаютъ за метисовъ и чего бы они не отдали за то, чтобы избавиться отъ не многихъ едва замѣтныхъ признаковъ, которые по общепринятымъ понятіямъ, свидѣтельствуютъ объ ихъ происхожденіи отъ низшей расы.
Я часто спрашиваю себя, не эта ли потребность людей презирать другъ друга была причиной основанія общества? Возвращаюсь къ родителямъ Лолы. Бракъ чистокровнаго испанца съ метиской былъ позоромъ для семейства, которое свято хранило безпощадные предразсудки противъ краснокожихъ и безгранично гордилось чистокровнымъ выборомъ своихъ союзовъ. Было ли это причиной разъединившей впослѣдствіи мужа и жену? Я не знаю, но бракъ ихъ не былъ счастливъ и молодая метиска умерла семнадцати лѣтъ, давъ жизнь дочери.
Отецъ Лолы овдовѣвъ, пустился въ морскую торговлю. Корабль, съ которымъ онъ потонулъ на берегахъ Пензенса, принадлежалъ ему. Всѣ говорятъ, что онъ очень горилася своею дочерью и хотѣлъ дать ей лучшее воспитаніе, чѣмъ то, которое получаетъ большинство женщинъ Лимы. Онъ привезъ Лолу съ собой чтобы отдать ее въ одинъ изъ лондонскихъ пансіоновъ. Онъ любилъ свою дочь и, безъ сомнѣнія, онъ и привязалъ ее съ такими предосторожностями съ снастямъ корабля. Извѣстіе о его погибели дошло черезъ океанъ до Лимы; но тамъ говорили, что и дочь погибла вмѣстѣ съ отцомъ. Письма, которыя мы писали съ Еленой, чтобы извѣстить о томъ, что Лола жива и предъявить ея права на наслѣдство, были перехвачены лицами, выгоды которыхъ требовали уничтоженія этихъ писемъ. Единственный матросъ, который пережилъ крушеніе, не возвращался болѣе въ Лиму до причинамъ мнѣ неизвѣстнымъ и, слѣдовательно, некому было опровергнуть ложные слухи, которые намѣренно распустили.
Когда мы пріѣхали въ Лиму Лола, если я не ошибаюсь, очень смутно узнала свою родину по воспоминаніямъ дѣтства. Но родина не признала ее. Родственники, которымъ я представилъ ее, встрѣтили ее съ видомъ притворнаго сомнѣнія. Они сказали что слыхали объ одномъ арматорѣ, ихъ дядѣ или двоюродномъ братѣ, который потонулъ вмѣстѣ съ своимъ кораблемъ; но какое доказательство что эта дѣвочка была его дочь. Они имѣли всѣ поводы думать что и она утонула. Что же касалось бумагъ доказывавшихъ подлинность личности Лолы, они отозвались, что не знали по англійски, и не хотѣли даже взять на себя трудъ дать ихъ прочесть и перенести другимъ. Я обратился къ адвокатамъ. Они сказали что дѣло запутанное, требовало много времени, денегъ и судебныхъ хлопотъ. Правосудіе нашихъ странъ извѣстно, правосудіе Перу находится въ еще большемъ дѣтствѣ. Чиновники, съ которыми я совѣтывался и которые принадлежатъ большею частью къ роднѣ отца Лолы, признаются что онъ оставилъ небольшое состояніе, но они прибавляютъ съ таинственнымъ видомъ, что часть его ушла на уплату какихъ то долговъ. Изъ всего этого я увидѣлъ ясно одно, что предъявленіе правъ Лолы нанесетъ ущербъ многимъ состояніямъ, которыя, безъ сомнѣнія, значительно округлились раззореніемъ арматора. Вотъ въ какомъ положеніи находятся дѣла.
Мы едва не поплатились дорого за неосторожность. Вчера мы поѣхали втроемъ верхомъ, Эмилъ, Лола и я на экскурсію вдоль морскаго берега. Превосходная погода, любопытство и какой то злой духъ заманили насъ дальше чѣмъ то дозволяло благоразуміе, потому что мы не взяли проводника.
Кто, хотя нѣсколько, обратитъ вниманіе на очертаніе береговъ, тотъ скоро замѣтитъ, что мѣстность эта создалась землетрясеніями; вулканическіе перевороты играли важную роль въ образованіи міра. И какъ страшны эти перевороты. Потрясенія земля распространяютъ ужасъ въ цѣлой природѣ. Животныя бѣгутъ, не зная куда дѣться отъ ужаса. Тѣ изъ жителей, которые уцѣлѣли отъ землетрясеній, разсказываютъ о нихъ пріѣзжающимъ иностранцамъ какъ о библейскихъ событіяхъ. Такой-то городъ процвѣталъ вчера, а на другой день напрасно ищешь его стѣны — и находишь однѣ развалины; цѣлыя мѣсяцы вслѣдъ за тѣмъ въ народѣ ходятъ мрачные разсказы о мущинахъ помѣшавшихся отъ ужаса, о состояніяхъ поглощенныхъ разверзшеюся землей, о женщинахъ, дѣтяхъ, старикахъ задавленныхъ обрушившимися стѣнами ихъ домовъ. Легенды примѣшиваются къ исторіи этихъ катастрофъ. Разсказываютъ, что по ночамъ видали, какъ при зловѣщемъ блескѣ молній земля разверзалась и изъ нея выходили скелеты древнихъ инковъ, встававшіе изъ могилъ и потомъ изчезавшіе въ открытой пропасти, которая закрывалась надъ ними.
Опасности удвоиваются для тѣхъ, кто живетъ на берегу океана. Море, какъ бы устрашенное, отступаетъ отъ береговъ и снова яростно кидается на нихъ всею массою своихъ волнъ. Цѣпи рвутся, корабли, сорванные съ якорей, исчезаютъ въ водяномъ вихрѣ; плотины сносятся бѣшенымъ натискомъ волнъ и разрушеніе и смерть врываются въ городъ. Жители Перу знаютъ хорошо непостоянства почвы, которой ввѣрили жизнь свою, своихъ семействъ и постоянно на сторожѣ. Ночью они спятъ однимъ глазомъ и готовы выбѣжать изъ дома при малѣйшемъ потрясеніи. Вотъ пронесся крикъ: земля трясется! Всѣ жители, на улицѣ, и не смотря на то перувіанцы горячо любятъ эту землю, которая дрожатъ подъ ихъ ногами. Эта земля такъ хороша, такъ плодородна. Въ воздѣланныхъ мѣстностяхъ видны поля, лѣса, плантаціи сахарнаго тростника, фруктовые сады апельсинныхъ, лимонныхъ, гранатовыхъ, фиговыхъ и оливковыхъ деревъ въ перемежку съ фруктами тропиковъ, ананасами и бананами. Эта вѣчно колеблющаяся земля скрываетъ въ своихъ нѣдрахъ могучую жизнь. Эта жизнь растетъ, расширяется, крѣпнетъ и мы не имѣемъ права бросить ей упрекъ за то, что она своими могучими порывами разрушаетъ норой трудъ человѣка.
Берегъ, по которому мы ѣхали, тоже не уцѣлѣлъ отъ потрясеній, которыя шли къ нему отъ цѣпи Андовъ. По трещинамъ, поднятіямъ, проваламъ почвы, которые кажется обламывались нарочно для того, чтобы снова подняться, узнается страшное поле битвы волканическихъ силъ. Лола гордясь тѣмъ, что показывала Эмилю свою сторону и не подозрѣвая опасностей, которыя грозили на каждомъ шагу на этомъ изрытомъ подземнымъ огнемъ берегу, пустила свою лошадь вскачь къ берегу моря. Мы слѣдовали за ней, въ нѣкоторомъ отдаленіи, потому что у меня и сына были плохія лошади. Предупрежденный моимъ крикомъ объ опасности грозившей Лолѣ, Эмиль отчаянно пришпорилъ лошадь. Въ ту минуту когда онъ нагналъ ее, безумная наѣздница была не болѣе въ ста метрахъ отъ пропасти вырытой между двумя утесами, одна минута я она съ своими развѣвающимися волосами и взмахнутымъ хлыстомъ исчезла бы въ ней навсегда. Эмиль схватилъ ея лошадь за узду чтобы заставить ее свернуть въ сторону. Животное сначала заупрямилось, потомъ какъ бы внезапно понявъ грозившую опасность, остановилось.
Лола поблѣднѣла и задрожала: она увидѣла пропасть. Потомъ она поблагодарила Эмиля, поцѣловавъ его какъ сестра.
Этотъ небольшой случай не прибавилъ ничего къ искренней привязанности, которую они имѣли другъ съ другу. Но я однако замѣтилъ, что съ этого времени въ отношеніи Эмиля къ Лолѣ вкрался оттѣнокъ нѣжности. Жертвовать собой для другаго не есть ли начало любви. Увидимъ что будетъ. Елена и я мы вѣримъ дѣтямъ на слово. Они неспособны обмануть насъ.
Мы часто встрѣчаемъ настоящихъ индѣйцевъ, какъ ихъ называютъ дѣти. Одни привозятъ въ Лиму на мулахъ ледъ, который они добываютъ въ горахъ и который считается здѣсь необходимостью каждаго роскошнаго стола. Другіе водятъ къ берегу стадо ламъ которыхъ уводятъ обратно съ вьюками.
Какая противоположность между настоящимъ бѣдственнымъ положеніемъ индѣйцевъ и ихъ прежнимъ величіемъ, Храмы индѣйцевъ развалины которыхъ показываютъ намъ теперь, ихъ великолѣпная военная дорога, ихъ удивительная система орошенія, которая канавами проводила воду маленькихъ рѣчекъ въ поля и дѣлала плодородными земли теперь безплодныя, все заставляетъ предполагать что жители центральной Америки были остановлены въ своемъ развитіи нашествіемъ бѣлыхъ, которые напали на нихъ какъ стаи хищническихъ птицъ. Эта раса подвигалась впередъ, и кто можетъ сказать, что бы вышло изъ нея, если бы ей дали достигнуть идеала своей цивилизаціи; быть можетъ тогда роли перемѣнились бы, быть можетъ краснокожій Христофоръ Колумбъ явися бы тогда открывать старый міръ?
Теперь непокорившіяся племена съ недовѣріемъ отказываются и отъ подарковъ и отъ выгодъ обѣщанныхъ европейцами: Timeo-Danaos… Пусть европейцы посылаютъ имъ своихъ миссіонеровъ для обращенія ихъ, индѣйцы знаютъ очень хорошо, что на языкѣ бѣлаго слово евангелія означаетъ порабощеніе ихъ расы и захватъ ихъ земель.
Нѣкоторые изъ жителей Лимы утверждаютъ, будто и до сихъ поръ существуютъ еще нѣсколько мексиканскихъ или перувіанскихъ городовъ, до которыхъ не дошли завоевателя испанцы. Гдѣ же находятся эти города? Никто этого не знаетъ. Почему они не была открыта современными путешественниками? На это обыкновенно отвѣчаютъ, что непроходимые лѣса, болота, цѣпи горъ, пустыни, тысячи препятствій окружаютъ эти старые города, которые благодаря имъ укрыли свою независимость. Чтобы проникнуть до этихъ таинственныхъ городовъ, надо проѣхать но мѣстности, гдѣ кочуютъ дикія племена, которыя не впустятъ живаго чужеземца на свою землю. Къ этимъ племенамъ принадлежатъ индѣйцы Бравосы, воинственное племя, которое кочуетъ на горныхъ возвышенностяхъ къ востоку отъ Перу, и Кунчосы, которые, какъ утверждаютъ, антропофаги. Иные перувіанцы заходятъ еще далѣе въ.своихъ разсказахъ объ этихъ городахъ: „Эти города не только существуютъ, но въ нихъ даже по временамъ заходятъ темные авантюристы, разнощики товаровъ, или охотники. Многіе изъ нихъ пропадаютъ безъ вѣсти; другіе возвращаются назадъ и разсказываютъ то что видѣли и мы черезъ нихъ и узнали то, что знаемъ объ этихъ городахъ. Но эти люди невѣжды, сами почти дикари, они разсказали о мѣстности гдѣ находится городъ такимъ же странствующимъ торгашамъ или охотникамъ, которые не могутъ дать никакихъ положительныхъ указаній.“
Что думать объ этихъ слухахъ? Со времени очень положительныхъ открытій Стефенса и другихъ путешественниковъ, которые поѣхали центральную Америку по многимъ направленіямъ; всѣхъ изысканій какъ разрытіе почвы, которыя дѣлались даже въ глубинѣ густыхъ лѣсовъ, и свидѣтелями которыхъ были попугаи и обезьяны, въ особенности съ тѣхъ поръ какъ открытія развалинъ Копана, Квинше, Окосинго, Паленке и еще многихъ городовъ, погребенныхъ цѣлые вѣка подъ корнями деревъ, ясно доказали міру справедливость многихъ преданіи, надо очень и очень подумать прежде чѣмъ записать въ разрядъ нелѣпыхъ выдумокъ разсказы, въ которыхъ быть можетъ нѣтъ ничего невѣроятнаго. Но здѣсь идетъ рѣчь не о погребенныхъ городахъ, но о живыхъ городахъ, гдѣ мы можемъ въ живой плоти и костяхъ увидѣть исторію древней исчезнувшей цивилизаціи, съ ея храмами, богами, жрецами, законами и обычаями.
Эти разсказы воспламеняютъ воображеніе Эмиля и Лолы и они сильно желаютъ, чтобы мы отправились на поиски этихъ неизвѣстныхъ городовъ. Юношество не имѣетъ понятія о препятствіяхъ — оно въ этомъ похоже на народъ. Я не хотѣлъ охлаждать жаръ моихъ молодыхъ товарищей путешествія, но я воспользовался этимъ. случаемъ, чтобы имъ сказать что въ Перу какъ и вездѣ есть тысячи неизвѣстныхъ предметовъ, которые ожидаютъ открытія; и что прежде всего надо умѣть соразмѣрять свои силы съ предпріятіемъ.
Сегодня поутру не далеко отъ Лини, мы встрѣтили негра, который шелъ въ городъ показывать пуму — этого представителя львиной породы въ Америкѣ. Животное было поймано живьемъ индѣйцемъ сосѣдняго племени, и хозяинъ звѣря, странствующій комедіантъ, надѣялся выручить немного деньжонокъ показывая его любопытнымъ. Онъ былъ очень бѣденъ; за нимъ шла маленькая негритянка, еле прикрытая рваной синей рубашкой; дѣвочка сильно хромала.
Я спросилъ ее плохимъ испанскимъ языкомъ отчего она такъ хромаетъ, и она показала мнѣ свою ногу, на которой виднѣлась кровавая рана, обѣ ноги ея были страшно распухши. Большая заноза, остріе которой я почувствовалъ сквозь мясо, сдѣлала эту рану, а усталость отъ ходьбы и ужаленія насѣкомыхъ растравили ее. Видно было что оба путника шли издалека.
Я вытащилъ занозу, стянулъ обѣ стороны раны, и такъ какъ мнѣ нечѣмъ было перевязать ее, то Лола дала мнѣ свои платокъ. Сверхъ того въ порывѣ состраданія, она сняла свои башмаки и надѣла ихъ на изъязвленныя ноги маленькой негритянки. Башмаки оказались впору, какъ будто они были сшиты по ногѣ бѣдной дѣвочки. Она поблагодарила Лолу и отправилась далѣе съ своимъ спутникомъ.
Лола, отдавъ свои башмаки, послушалась только голоса своего сердца, но вскорѣ она замѣтила, что ходить по неровной и жесткой дорогѣ безъ башмаковъ не совсѣмъ удобно. Дороги Перу далеко не походятъ на больныя аллеи англійскихъ садовъ. Эмиль сначала смѣялся надъ затруднительнымъ положеніемъ своей пріятельницы, но онъ самъ былъ тронутъ ея поступкомъ и потому молодецки поднялъ ее себѣ на спину. Лола улыбаясь далась нести себя. Намъ оставалось пройти очень немного до дома, но не смотря на то Эмиль, по моему совѣту, останавливался раза два-три отдохнуть. На послѣднемъ роздыхѣ мы издали увидѣли комедіанта съ его пумой. И каково было огорченіе Лолы, когда она увидѣла что маленькая негритянка сняла башмаки и несла ихъ въ рукѣ. Вотъ какъ она цѣнила подарокъ Лолы.
Я утѣшилъ Лолу, сказавъ что привычка вторая натура, что маленькой негритянкѣ, привыкшей ходить босикомъ было не ловко въ башмакахъ и что желаніе помочь ближнимъ хорошее чувство даже и тогда когда мы ошибемся въ средствахъ быть имъ полезными. Но я думаю, что удовольствіе доставленное ей тѣмъ, что Эмиль несъ ее, дѣйствительнѣе моихъ словъ показало ей, что мы всегда остаемся въ выигрышѣ сдѣлавъ доброе дѣло.
Мы взобрались на нѣкоторыя части Кордильеровъ. Эмиль никогда еще не видалъ ничего подобнаго этимъ Альпамъ Америка и, хотя мы могли подняться только на самыя низкіе пики, онъ былъ сильно пораженъ величіемъ этой дикой природы.
Замѣчательно, что древніе не умѣли чувствовать дикую красоту высокихъ горъ. Латинскіе поэты рѣдко упоминаютъ о ней и всегда въ очень нелестныхъ выраженіяхъ. Быть можетъ, нужно было чтобы страшныя событія потрясли человѣчество, чтобы свѣтъ наука и геній изслѣдованія просвѣтили его, для того чтобы оно поняло все что есть прекраснаго въ ужасающемъ величіи этихъ высей.
Лола выиграла свой процессъ или, если хотите, она проиграла его; это зависитъ совершенно отъ того какъ взглянешь на дѣло. Чтобы не ждать цѣлые мѣсяцы, а можетъ быть и годы, конца очень запутаннаго дѣла, мы должны были согласиться на сдѣлку. Намъ предложили возвратить дочери арматора небольшую сумму денегъ и участокъ земли, который принадлежалъ ея отцу. Въ настоящее время земля не имѣетъ никакой цѣны здѣсь, если ее не обработывать самимъ, или не поручить кому изъ здѣшнихъ жителей.
Елена и я, мы не съ тѣмъ пріѣхали чтобы поселиться въ Лимѣ. Наше дѣло кончилось и письмо отъ доктора Уарингтона, съ очень выгодными предложеніями для меня, зоветъ меня въ Лондонъ. Купидонъ и Жоржія знаютъ хорошо земледѣліе, въ особенности земледѣліе тропическихъ странъ; они далеко не глупы, а что касается ихъ честности, то она стоитъ все золото Перу. Отчего же намъ не поручить имъ землю Лолы? Мнѣ не легко будетъ разстаться съ этими честными людьми, но климатъ Англіи вреденъ для негровъ, тогда какъ на югѣ Америки они найдутъ климатъ своей родины.
Корабль, на которомъ мы пріѣхали изъ Лондона въ Каллао, уже отплылъ обратно и неизвѣстно когда онъ вернется. Но мы возвращаясь въ Англію, вмѣсто того чтобы обгибать мысъ Горнъ, поднимемся вверхъ по рѣкѣ Амазонской на пароходѣ до береговъ Бразиліи, и тамъ сядемъ на корабль отплывающій въ Англію. Этотъ путь короче перваго на двадцать дней.
Лола хочетъ непремѣнно вернуться съ нами. Она такъ мало знала свою родину, гдѣ у ней нѣтъ никакихъ связей, что она не имѣетъ ни малѣйшаго желанія остаться здѣсь; къ тому же она увѣрена что мы любимъ ее.
Я не жалѣю объ этомъ путешествіи ни въ малѣйшемъ отношеніи. Эмиль не потерялъ время даромъ. Онъ пріучился наблюдать и тѣмъ легче будетъ усвоивать научныя истины. Онъ везетъ домой коллекціи всѣхъ царствъ природы, и, что еще лучше, много новыхъ впечатлѣній, много воспоминаній; характеръ его выработался въ школѣ опыта и новыхъ сторонъ жизни, которыя онъ увидѣлъ. Это единственная школа, которая воспитываетъ людей.
Я не настаиваю на томъ, чтобы всѣ юноши непремѣнно должны были отправляться такъ далеко какъ онъ для образованія; но я утверждаю, что для всѣхъ ихъ было бы полезно какъ нельзя болѣе выходить по временамъ изъ раковины, въ которой ихъ держатъ и видѣть природу, прежде нежели приступить къ серьезному изученію ея по книгамъ.
КНИГА ЧЕТВЕРТАЯ
[править]Молодой человѣкъ.
[править]I.
[править]Передъ вступленіемъ въ университетъ я долженъ былъ выдержать экзаменъ, и вотъ уже недѣля какъ я Herr Burche.
Я хочу дать тебѣ понятіе о моей студенческой жизни. Днемъ я слушаю лекціи философіи, исторіи, права. физіологіи растеній и животныхъ, сравнительную филологію, и пр. и пр. Я нанялъ квартиру, которая обходится мнѣ 150 франковъ за полгода, обѣдъ за табльдотомъ обходится мнѣ 24 су. Вечеромъ я ухожу заниматься въ свою комнату, или гуляю по городу. Въ качествѣ иностранца я еще не посвященъ во всѣ тайны товарищества буршей. Впрочемъ на дняхъ меня пригласили въ одну пивную (kneipe), гдѣ собираются нѣмецкіе студенты. Когда отворилась дверь, меня обдала облака густаго дыма, которые скрывали отъ меня стѣны, потолокъ, всю комнату и, казалось, разстилались на безконечное пространство. Я слышалъ голоса, пѣсни, взрывы смѣха, но не видалъ ни одного живаго существа. Мѣстами сквозь облако тускло свѣтились, красноватыми пятнами огни лампъ, nantes in gurgite vasto. Я шелъ по пятамъ моего путеводителя, ощупью пробираясь между длинными рядами столовъ, которые, казалось, колыхались въ туманѣ и на которыхъ я смутно различалъ жестяныя кружки, металлическій блескъ которыхъ свѣтился сквозь туманъ и мракъ кпеіре. Понемногу глаза мои привыкли къ туману и я различилъ за кружками человѣческія лица; но туманная завѣса раскрылась только когда я дошелъ до конца залы, гдѣ поднималась монументальная печь. Я очутился посреди многочисленнаго собранія молодыхъ людей; у каждаго на головѣ была фуражка, во рту сигара или трубка, въ рукахъ жестяная кружка. Не смотря на страшный шумъ, я разслышалъ нѣсколько серьезныхъ разсужденій между нѣкоторыми группами студентовъ, которые не смотря на то продолжали курить и пить пиво.
Мое ухо еще не успѣло освоиться со звуками нѣмецкаго языка на столько, чтобы слѣдить за серьезнымъ разговоромъ. Но я однако понялъ что дѣло шло о новыхъ, одни другихъ болѣе возвышенныхъ планахъ и системахъ для возрожденія человѣческаго рода. Аргументы, выходки, возраженія, идеи взлетали какъ ракеты посреди табачнаго дыма. Когда пробило полночь всѣ студенты вышли изъ пивной и я замѣтилъ что многіе изъ тѣхъ, которые всего горячее ратовали за благо человѣчества, идя домой затянули на улицѣ самую пошлую пѣсню. Видно было, что они совершенно забыли, что хотѣли пересоздать міръ.
Судя потому что я слышалъ, студенты поступаютъ здѣсь въ университеты съ цѣлью получить мѣста на службѣ у правительства. Всѣ они, болѣе или менѣе, стремятся быть слугами государства. Добившись диплома доктора, они отправляются выпрашивать вакантныя мѣста въ администраціи. Многія изъ этихъ мѣстъ даются послѣ конкурса и только оказавшіе наибольшіе успѣхи кандидаты получаютъ ихъ послѣ экзамена. Только не выдержавшіе конкурса кандидаты выбираютъ себѣ независимую профессію. Не этой ли причинѣ — страсти къ чиновничеству — слѣдуетъ приписать поразительную перемѣну, которая совершается въ образѣ мыслей молодыхъ докторовъ по виходѣ изъ университета.
Характеръ студентовъ составляетъ рѣзкую противуположность съ характеромъ прочихъ германцевъ. Первые напускаютъ на себя задоръ, удаль, эксцентричность во всемъ; вторые напротивъ, какъ донѣ показалось, со всѣмъ ушли въ невозмутимость и даже апатію. Университетская молодежь зоветъ себя республиканской и революціонерной; она не отступаетъ не передъ какой теоріей, какъ бы смѣла она ни была, и поднимаетъ всѣ вопросы религіозные и соціальные съ смѣлостью, которая удивляетъ меня; весь народъ, какъ мнѣ кажется, напротивъ очень приверженъ къ старымъ порядкамъ и монархіи. Herr Bursche ставитъ свою честь въ томъ чтобы презирать всѣ общественныя различія и привиллегіи рожденія, тогда какъ средній классъ выказываетъ безграничное уваженіе къ дворянству и титуламъ. Это двѣ разныя націи живущія въ отдѣльныхъ мірахъ и единственная связь нѣмецкаго студента съ обществомъ — пламенное желаніе играть въ немъ оффиціальную роль. Но этой связи достаточно на то чтобы власти не спокойно смотрѣли на эту горячку либеральныхъ идей.
Поведеніе этихъ молодыхъ людей заставило меня оглянуться на себя. Мнѣ девятнадцать лѣтъ и у меня не только нѣтъ самостоятельнаго положенія, но я даже еще не выбралъ себѣ профессіи чтобы приносить пользу обществу. Сознаться ли тебѣ? Я по временамъ падаю духомъ и сердце мое болѣзненно сжимается когда я спрашиваю себя: на что я годенъ? Ты нашелъ что я въ четыре года сдѣлалъ быстрые успѣхи и въ естественныхъ и въ гуманныхъ наукахъ. Я этимъ обязанъ твоей методѣ приготовить наблюденіемъ умъ къ изученію законовъ, путешествіямъ и прекраснымъ урокамъ, которые ты съ матерью давалъ мнѣ. Я хочу знать, но я еще не сознаю хорошо чего мнѣ недостаетъ. Бываютъ минуты когда мнѣ кажется что я чувствую бога въ себѣ: въ другія я подавленъ чувствомъ собственнаго безсилія. То стремленіе къ идеѣ беретъ верхъ, то жажда дѣятельности пожираетъ меня. Я вижу что я еще не достигъ полнаго равновѣсія своихъ силъ, если можно дать это имя пылкимъ стремленіямъ молодаго человѣка, который ищетъ свое мѣсто въ жизни.
Два мѣсяца тому назадъ пріѣхавъ сюда, я воображалъ что зналъ нѣмецкій языкъ потому что изучилъ его по книгамъ, но я скоро увидѣлъ свою ошибку. Я читалъ какъ нельзя лучше газеты, вывѣски, названіе улицъ, афиши, но едва начинался около меня нѣмецкій разговоръ, какъ я ни слушалъ, я слышалъ одни голоса. Я чувствовалъ себя въ нравственной неволѣ, потому что жить посреди народа, языкъ котораго не понимаешь, тоже тюремное заключеніе своего рода. Трехлѣтній ребенокъ, едва умѣвшій лепетать нѣсколько словъ, понималъ больше моего и когда я начиналъ говорить съ нимъ, онъ съ насмѣшливымъ видомъ качалъ головой будто говоря: Ich verstehe Sie nicht. Я походилъ на глухонѣмаго, который не умѣетъ объясняться знаками. Небольшое различіе въ переливахъ. звуковыхъ волнъ — слѣдствіе ничтожнаго измѣненія въ движенія губъ, создавало эту преграду между мной и другими людьми.
Это невольное одиночество было тяжело для меня и я съ большими усиліями преодолѣлъ мою природную робость. Теперь я начинаю выговаривать нѣмецкія слова удобопонятно. Разумѣется мнѣ недостаетъ еще многаго въ этомъ отношеніи; же въ мои лѣта не трудно усвоить себя звуки языка, которые я слышу со всѣхъ сторонъ. Но самое трудное не говорить, а понимать нѣмцевъ когда они говорятъ между собой. Я былъ разъ въ театрѣ и во все продолженіе представленія не могъ вонять ни одного слова изъ того что говорили актеры, развѣ одно gute Nacht Впрочемъ, мнѣ кажется, иностранные языки можно сравнить съ табачнымъ дымомъ, который въ пивной гдѣ я былъ, скрывалъ отъ меня всѣхъ бывшихъ тамъ студентовъ и всѣ вещи: это туманъ, который разсѣется мало по малу и я надѣюсь, что скоро буду видѣть ясно.
Прошу тебя поцаловать Лолу за меня. Поливаетъ ли она наши цвѣты? Заботится ли она о нашихъ птицахъ? Привела ли она въ. порядокъ вашъ гербаріи и нашу коллекцію минераловъ? Скажи ей, чтобы она думала обо мнѣ также часто какъ я думаю о ней.
Писать тебѣ значитъ писать и моей матери, я не раздѣлаю васъ обоихъ въ своемъ сердцѣ. Вотъ почему я для нея прибавлю только, что съ сожалѣніемъ вспоминаю о своей маленькой комнаткѣ, изъ которой я слышалъ ваши шаги, ваши голоса; о своемъ мѣстѣ между васъ, по вечерамъ у затопленнаго камина. Я кончаю свое письмо; теперь одиннадцать часовъ; лампа изъ подъ абажура бросаетъ зеленоватый свѣтъ, старые часы съ кукушкой однообразна чикаютъ въ углу; дрова трещатъ въ печкѣ, вѣтеръ воетъ въ окно и блѣдный кругъ луны глядитъ въ окно между двумя занавѣсами съ бѣлыми и красными разводами. Кажется во всемъ этомъ нѣтъ ничего печальнаго, но я чувствую, что слезы приступаютъ къ глазамъ. Чтожъ дѣлать? Я чувствую въ эти минуты что я все тоже дитя, и я тоскую не по родинѣ, но по родительскомъ домѣ; я люблю васъ и въ этомъ отношеніи надѣюсь остаться всю жизнь тѣмъ же ребенкомъ.
II.
[править]Тебѣ тяжело въ одиночествѣ, мой дорогой Эмиль, и мы тоже грустимъ безъ тебя. Но надо же быть благоразумнымъ. Если бы я даже былъ въ состояніи выѣхать изъ Лондона и кинуть моихъ больныхъ, я бы и тогда не поѣхалъ съ тобой. Тебѣ пора уже учиться управлять собой какъ слѣдуетъ взрослому человѣку. Птицы любятъ своихъ птенцовъ; но когда птенцы уже въ силахъ летать отецъ и мать учатъ ихъ расправлять свои крылья. Природа требуетъ полной свободы для всѣхъ.
Ты хорошо понялъ цѣль, которая заставила меня послать тебя въ Боннъ: изученіе нѣмецкаго языка, нравовъ и идей. До сихъ поръ ты учился самостоятельно я не принимаю въ разсчетъ уроки, которые я давалъ тебѣ, потому что я постоянно имѣлъ въ виду заставлять тебя работать самого. Ты былъ своимъ собственнымъ профессоромъ и наставникомъ. Въ наше время появилось такъ много разныхъ системъ и ученій, которыя слѣдуетъ изучать въ ихъ источникахъ. Германія въ наше время источникъ свѣта, страна съ которой приходится считаться успѣхами философіи, науки, критики, литературы. Въ университетахъ ея ты встрѣтишь много знаменитыхъ профессоровъ. Я бы отрекся отъ всѣхъ своихъ принциповъ, еслибы сталъ требовать отъ тебя слѣпаго подчиненія ихъ авторитету. Человѣкъ не долженъ отрекаться ни для кого отъ своей свободы. Знаніе, которое ты почерпнешь изъ ихъ лекцій, можетъ расширить и укрѣпить твой умъ, только съ непремѣннымъ условіемъ, чтобы ты принималъ чужія идеи не пассивно, но подъ контролемъ твоего собственнаго анализа. Но съ другой стороны берегись потратить на увлеченіе отвлеченными теоріями, какъ бы блестящи и глубоки онѣ ни были, тѣ силы, которыя тебѣ нужны для дѣла. Всѣ эти умозрѣнія имѣютъ цѣны лишь насколько они могутъ научить насъ служить ближнимъ. Жалкій эгоистъ тотъ, кто учится и мыслитъ лишь для себя одного. Быть ученымъ, дѣло хорошее, но великое дѣло — быть честнымъ гражданиномъ. Помни что Германія не твое отечество; твои традиціи — философія XVIII вѣка, твоя мать — французская революція.
Одно мѣсто въ твоемъ письмѣ огорчило меня. Ты спрашиваешь меня на что ты нуженъ въ жизни? Не нужно быть великимъ человѣкомъ чтобы быть полезнымъ членомъ общества. Кто искренно ищетъ добра, улучшаетъ общество въ извѣстной степени. Жизнь слагается изъ множества мелкихъ обязанностей, и тотъ кто исполнитъ ихъ по мѣрѣ своихъ силъ, часто принесетъ болѣе пользы, чѣмъ тотъ, кто ищетъ случая отличиться громкимъ дѣломъ. Ничто не пропадаетъ изъ того что мы думаемъ или дѣлаемъ; слѣды остаются на окружающихъ насъ людяхъ и на тѣхъ, которые переживутъ насъ. Это можетъ доказать что во всѣхъ великихъ переворотахъ, которые измѣнили политическій и соціальный строи общества, неизвѣстные, темные, скромные работники не служили столько же какъ и вожди. Блескъ славы вѣнчающей вождей — отраженіе трудовъ, великодушныхъ усилій массы.
Будь доволенъ тѣмъ что ты есть и старайся каждый день работать и ученіемъ раздвинуть границы твоей природы. Въ минуту, когда ты захочешь пожить болѣе широкой жизнью открой произведенія истинныхъ поэтовъ, великихъ мыслителей и наслаждайся сознаніемъ всего великаго въ человѣчествѣ, ощущай это великое въ себѣ самомъ. Спустившись въ міръ обыденной жизни ты, всегда найдешь около себя много темныхъ умовъ, въ которые ты можешь бросить лучи свѣта, много случаевъ служитъ братьямъ и въ этой службѣ найти утѣшеніе отъ печальнаго сознанія какъ многаго не достаетъ тебѣ. Только черствые и мелкіе люди ожесточаются отъ сознанія слабыхъ и ограниченныхъ сторонъ своей природы. Разумный человѣкъ работаетъ надъ собой, учится, и не требуетъ не возможнаго.
Мнѣ кажется, что ты слишкомъ много заботишься о выборѣ профессіи. Безъ сомнѣнія, каждый долженъ жить своимъ трудомъ, ль я очень огорчился бы еслибы ты пренебрегалъ этимъ долгомъ, первымъ долгомъ каждаго человѣка; курсъ ученія, который ты проходишь ведетъ ко всѣмъ профессіямъ, но въ настоящую минуту не открываетъ тебѣ ни одной. Тебѣ нечего жаловаться на это, Пріобрѣтаемое знаніе — сокровище для ума, и если ты въ настоящую минуту не можешь извлечь изъ него пользы, то оно дастъ тебѣ средство быть полезнымъ впослѣдствіи другимъ. Между науками существуетъ общая связь: чтобы хорошо знать которую либо изъ нихъ, нужно знать многія другія которыя имѣютъ къ ней отношеніе. Я не думаю совѣтовать тебѣ гоняться за химерой универсальной науки; но есть связь общихъ идей, главныя черты которой необходимо уловить, прежде чѣмъ избрать себѣ извѣстную спеціальность.
Ты самъ долженъ рѣшить выборъ карьеры. Я прошу у тебя только одного — не слѣдуй примѣру твоихъ товарищей. Будь чѣмъ хочешь, къ чему тебя зовутъ способности: медикомъ, адвокатомъ, инженеромъ, механикомъ, ремесленникомъ, и пр. и пр. но, ради Бога, не будь государственнымъ чиновникомъ.
Какой свободы можно ожидать для народа, вся образованная молодежь котораго записывается на службу деспотизма. Умѣнье угнетать людей было въ прежніе времена трудной и сложной наукой: на то нуженъ былъ весь умъ, весь геній Макіавеля. Въ наше время можно подумать, что всѣ подданные задались цѣлью избавить деспота отъ труда порабощать ихъ хитростью или насиліемъ; они сами кидаются подъ иго. Каждый деспотъ, если только у него есть въ распоряженіи значительное количество золота, большой запасъ мѣстъ, титуловъ, и наградъ для раздачи, найдетъ вокругъ своего трона множество низко согнутыхъ головъ, множество жадныхъ и подлыхъ честолюбцевъ, которые ждутъ первой брошенной кости чтобы накинуться на нее.
Вездѣ есть молодые люди, которые не вѣрятъ ни во что и ничего не уважаютъ. Но присмотритесь внимательнѣе, это праздное вольнодумство поддерживаетъ отживающія учрежденія. Эти, такъ называемые, свободные мыслители ничуть не освободили себя отъ своекорыстныхъ разсчетовъ и этими то разсчетами власть держитъ ихъ въ своихъ рукахъ: жажда отличій, погоня за карьерой, за должностями съ большими окладами скоро обращаютъ ихъ къ уваженію существующаго порядка. Я не придаю ни какой цѣны смѣлости мысли, безъ независимости характера и безкорыстія. Пока достиженіе отличій и выгодъ будетъ зависѣть отъ прихоти какого бы то ни было лица, въ мірѣ не переведутся рабы ревностно служащіе всѣмъ прихотямъ деспота и именно вчерашніе либералы оказываются сегодня смиренно распростертыми во прахѣ передъ силой.
Чиновничество бичь современной Франціи. Въ странѣ гдѣ все сводится на погоню за мѣстами, убѣжденія не могутъ не быть дѣломъ разсчета и продажи. „Что приноситъ въ годъ на хорошій, на худой ли конецъ такая то политическая или религіозная ложь?“ 10.000 франковъ. Въ такомъ случаѣ она несомнѣнная истина…. А сколько платится за такую то подлость? Вдвое болѣе. О коли такъ, это подвигъ мужества: я приношу себя въ жертву. Утверждаютъ что общественное мнѣніе самая вѣрная гарантія права и свободы. Да, у народа привыкшаго къ самоуправленію; но у другаго общественное мнѣніе бываютъ слугой деспотизма. Самое вѣрное средство поработить народъ, убить въ немъ чувство нравственнаго достоинства и гражданской независимости, подкупивъ его разными выгодами и отличіями къ поддержанію существующаго зла. Возраженіе, что чиновники составляютъ незначительное меньшинство въ государствѣ, не доказываетъ ничего; при этомъ забываютъ, что на одного чиновника получившаго мѣсто придется тысяча, которые добиваются этого мѣста и надѣются получить его когда нибудь. Рядомъ съ офиціальнымъ міромъ есть цѣлый міръ просителей, а позади ихъ толпа поклонниковъ всякаго успѣха. Не освободить людей безъ содѣйствія ихъ собственной воли. Развѣ можно требовать труда, усилій, великихъ жертвъ отъ этихъ людей, когда одни изъ нихъ одѣваются, кормятся, живутъ на счетъ правительства, а другіе жалѣютъ только объ одномъ, что не могутъ дѣлать того же. Изъ этого не слѣдуетъ чтобы государственная служба непремѣнно унижала тѣхъ, которые посвящаютъ себя ей или ищутъ ея? Я далекъ отъ этой мысли. Въ свободныхъ государствахъ, какъ напр. въ Америкѣ, гдѣ избраніе рѣшаетъ назначеніе кандидата, гдѣ люди занимаютъ мѣста на извѣстный и очень короткій срокъ, по истеченіи котораго эти мѣста снова переходятъ въ руки народа для того чтобы быть снова отданными избраннымъ, государственная служба напротивъ развиваетъ силу и благородство характера. Но я не имѣлъ въ виду демократическія общества, я говорю о тѣхъ, гдѣ назначенія на государственныя должности зависитъ отъ произвола и въ этихъ то обществахъ, говорю я, молодежь мельчаетъ въ погонѣ за мѣстами въ офиціальномъ мірѣ. Разсмотримъ чего требуетъ отъ молодежи такое государство какъ Франція. Ему нужны покорные умы, которые бы безпрекословно приняли административныя традиціи, гибкіе характеры, которые изогнувшись всѣ стороны стерли бы наконецъ съ себя малѣйшій оттѣнокъ собственной личности, умы нѣсколько образованные, но пошлые, которые съумѣли бы употреблять изученную рѣчь на то чтобы придать существующей системѣ видъ разумности. Право бываютъ минуты когда я нахожу, что народы совершенно несправедливо обвиняютъ своихъ деспотовъ въ своемъ порабощеніи. Какъ! масса народа отдала въ чужія руки заботу о своемъ управленіи, родители вмѣсто того чтобы дать сыновьямъ своимъ средство заработывать хлѣбъ, мечтаютъ для нихъ только о синекурѣ съ крупнымъ окладомъ; каждый наровитъ только сдѣлаться паразитомъ общественнаго тѣла, и хотятъ чтобы деспоты были на столько мудры (или глупы), чтобы не воспользоваться выгодами, которыя даютъ имъ? Безумцы! Они сами сдѣлались прахомъ и хотятъ чтобы, ихъ не попирали ногами!
Я сознаюсь, что для молодаго человѣка несравненно легче пристроить себя въ одно изъ безчисленныхъ вновь учреждаемыхъ мѣстъ, чѣмъ самому пробить себѣ дорогу въ обществѣ своими способностями и заслугами. Вотъ примѣта, по которой можно сразу узнать націи, привыкшія жить подъ опекой правительства. Въ нихъ замѣчается совершенное отсутствіе духа предпріятій, иниціативы» промышленность, земледѣліе и торговля плетутся кое какъ избитой колеей, капиталы скрываются и промышленныя предпріятія, которымъ правительство отказываетъ въ своемъ покровительствѣ, едва могутъ, какъ говорится, держаться на ногахъ. Люда науки и профессій ползаютъ около власти и подстерегаютъ каждый случай занять мѣстечко на пиру офиціальнаго міра. Литература и искуства мельчаютъ подъ губительнымъ вліяніемъ и приходятъ въ упадокъ вмѣстѣ съ общественной жизнью, сдавленной рукой деспотизма. Потребность кормиться за счетъ государства размножаетъ день ото дня породу льстецовъ и паразитовъ.
Ты скажешь мнѣ, что это недостатокъ всей системы, вина цѣлаго общества, и что ничего не значитъ если однимъ чиновникомъ болѣе или менѣе завербуется въ безчисленную армію чиновничества. Единичная личность, разумѣется, не можетъ измѣнить общественный бытъ цѣлой страны, но пока каждый будетъ заглушать въ себѣ совѣсть этимъ софизмомъ для того чтобы спокойнѣе плыть по теченію, то намъ нечего надѣяться на независимыя гражданскія учрежденія, на свободу. Когда общій примѣръ такъ заразителенъ, когда цѣлый народъ униженъ, тогда каждый человѣкъ, заслуживающій этого имени долженъ въ самомъ себѣ поднять высоко знамя чести. Масса не поднимется никогда безъ усилій и энергіи отдѣльныхъ личностей. Какъ многіе изъ тѣхъ, которые плакались на продажность совѣсти, на униженіе отечества, сами подготовляли это униженіе своей трусливой осторожностью. Мѣста въ офиціальномъ мірѣ, которыхъ они ни за что не заняли бы сами, выпрашивались ими же для своихъ племянниковъ, для какого нибудь молодаго человѣка, которому ихъ родня протежируетъ, и они дѣлались соучастниками зла, на которое плачутся.
Сынъ мой, я откровенно высказываю тебѣ, что думаю. Хочешь ли успѣть въ жизни во что бы ни стало? Средство очень легкое — ползи. Если же ты захочешь предпочесть выгодамъ быстрой карьеры уваженіе самаго себя, свою независимость и человѣческое достоинство — я поздравлю тебя отъ всего сердца — но ты долженъ знать что тебя ожидаетъ въ этомъ случаѣ. Отказавшись отъ покровительства французскаго правительства ты обрекаешь себя на трудъ и борьбу. Никто не скажетъ тебѣ спасибо за твои усилія; многіе будутъ смѣяться надъ твоимъ мужествомъ. За что же имъ сочувствовать тебѣ? Ты оскорбляешь ихъ твоимъ образомъ мыслей и дѣйствій.
Служи своему народу и не жди ничего отъ него. Во первыхъ ему нечего дать тебѣ; у него нѣтъ въ рукахъ ни богатствъ его земли, ни средствъ прославить твое имя, а во вторыхъ онъ можетъ не понять твои намѣренія. Ты долженъ надѣяться только на твои руки и на твою голову…
Что сказать тебѣ о домѣ. Лола поручаетъ мнѣ передать тебѣ что твои цвѣты и птицы здоровы, что твои минералы уцѣлѣвшіе въ землѣ въ продолженіи двухъ или трехъ милліоновъ лѣтъ, пострадали отъ пыли и дыма Лондона; что она привела въ порядокъ твой гербарій и что она не забыла тебя, такъ же какъ и ты не забываешь ее.
Мать твоя и я обнимаемъ тебя. Продолжай извѣщать насъ постоянно о твоемъ ученьи, твоихъ планахъ, твоемъ образѣ жизни.
III.
[править]Съ тѣхъ поръ какъ ты меня знаешь, я повѣрялъ тебѣ мои печали, мои радости, мои антипатіи, мои привязанности, мое доброе, мое злое, все. Мнѣ даже не нужно было говорить когда я былъ съ. тобой, ты читала мои мысли въ моихъ глазахъ, ты угадывала какъ. онѣ приходили и уходили въ моей головѣ. Въ первый разъ въ жизни у меня есть тайна. Совѣсть упрекнетъ меня если скрою ее отъ тебя.
Но повѣрить тебѣ эту тайну не такъ легко, какъ я думалъ. Съ первыхъ строкъ рука моя задрожала. Ты не будешь смѣяться надо мной. Но я скажу тебѣ. Я люблю.
Ты меня спросишь теперь кто она, гдѣ я видалъ ее, какъ я познакомился съ нею. Здѣсь мое затрудненіе удвоивается.
У насъ въ городѣ есть театръ изъ второстепенныхъ, но онъ, отличается хорошимъ выборомъ пьесъ. На немъ играютъ Марію Стюартъ Шиллера, Фауста и Маргариту Гёте, и много другихъ замѣчательныхъ драматическихъ произведеній. Раза два три въ недѣлю. литература уступаетъ мѣсто музыкѣ и драма оперѣ. Я хожу иногда въ театръ чтобы разсѣяться и пріучить ухо къ звукамъ нѣмецкаго языка. Мѣсяцъ тому назадъ, одна молоденькая баварская дѣвица дебютировала въ Пророкѣ Мейербеера. Она имѣла блистательный успѣхъ, всѣ студенты университета говорили объ ней какъ объ чудѣ. Я пошелъ за всѣми въ театръ, и увидѣлъ какъ она вышла на сцену. Я весь превратился въ зрѣніе и слухъ. Меня очаровалъ не столько ея голосъ, не смотря на то что это большой и рѣдкій голосъ, но душа, которую она придаетъ своему пѣнію, грація и прелесть разлиты во всемъ ея существѣ. Она хороша, и какъ она хороша! Я промечталъ о ней всю ночь и видѣлъ ее въ сіяніи звѣздъ. Пиѳагоръ былъ вѣрно влюбленъ въ пѣвицу, когда говорилъ своимъ ученикамъ о мелодіи небесныхъ тѣлъ,
Опасаясь что мое очарованіе исчезнетъ отъ повторенія впечатлѣнія, я не хотѣлъ больше идти въ театръ когда она будетъ играть…. Но я и пошелъ на первое же представленіе. Мое очарованіе не только не исчезло, но я съ каждымъ разомъ открывалъ въ ней тысячу достоинствъ, которыхъ не замѣтилъ съ перваго раза. Сказать ли тебѣ все? Я нарочно занялъ мѣсто противъ сцены что-бы быть замѣченнымъ; разъ или два я поймалъ ея взглядъ, или мнѣ это такъ показалось. Представленіе показалось мнѣ очень коротко, не смотря на то что оно продолжалось болѣе четырехъ часовъ, и я оставилъ театръ съ сердцемъ полнымъ невыразимаго волненія.
Мнѣ пришла мысль написать ей стихи, которые я не подписалъ и отдалъ для передачи старому привратнику театра. «Пусть она узнаетъ что есть человѣкъ, который ее любитъ, говорилъ я себѣ» Стихи были плохи и выражали только половину того что я чувствовалъ. Я гдѣ то читалъ что любовь дѣлаетъ поэтомъ. Я не вѣрю этому. Только избранныя натуры могутъ вполнѣ передать все, что чувствуютъ. О какъ бы я желалъ быть одной изъ нихъ.
Мои попытки не шли далѣе, когда въ воскресенье проходя по бульвару, на которомъ гуляютъ въ два часа всѣ городскія дамы, я увидалъ ее. Она шла прямо со мнѣ на встрѣчу по длинной аллеѣ. Въ первую минуту я готовъ былъ бѣжать отъ нея по боковой дорожкѣ перерѣзывающей аллею. Но я совладѣлъ съ собой я отважно пошелъ на огонь. Нарядъ ея былъ ярокъ, но съ большимъ вкусомъ. Есть магнетизмъ во взглядѣ. Мой взглядъ, я это чувствовалъ, былъ полнымъ признаніемъ любви, и когда мы прошли другъ возлѣ друга, ея ослѣпительная красота сверкнула какъ молнія. Я сдѣлалъ шаговъ тридцать не смѣя оглянуться. Потомъ я увидѣлъ .какъ она уходила легкой поступью, а на пескѣ аллеи лежало что-то бѣлое, воздушное, и развѣвалось отъ вѣтра; то былъ ея носовой платокъ, который она уронила нечаянно…. или съ намѣреніемъ. Поднять его и бѣжать за ней чтобы отдать его было дѣломъ минуты. Она повидимому была очень удивлена своей потерей, мило благодарила меня я я былъ въ восторгѣ услыхавъ, что она очень хорошо говорила по-французски. Была минута, когда я хотѣлъ сказать ей, что я тотъ молодой человѣкъ, который прислалъ ей стихи; но не могъ выговорить ни слова отъ волненія и она навѣрно должна была принять меня за дурака.
Физіологи утверждаютъ что невозможно помнить запахъ. Они никогда не любили. Этотъ тонкій кусокъ батиста былъ пропитанъ нѣжнымъ ароматомъ, который я буду помнить всю жизнь. На другой день я пошелъ набирать букетъ самыхъ красивыхъ и нѣжныхъ полевыхъ цвѣтовъ на живописныхъ холмахъ, окружающихъ городъ.
Часъ спектакля насталъ, я спряталъ цвѣты подъ своей студенческой шапкой и сѣлъ на свое мѣсто. Она пѣла какъ всегда, голосомъ который заставляетъ васъ забывать все; но какъ ни великъ. ея талантъ, женщина, которую я видѣлъ вчера казалась мнѣ еще очаровательнѣе актрисы. Ее вызвали по окончаніи пьесы. Изъ ложъ и съ авансцены на нее посыпался дождь букетовъ. Настала минута. бросить и мой. Я бросилъ и постарался чтобы она меня замѣтила, не смотря на то что я дѣлалъ видъ, будто прячусь за сосѣдей. Знаешь ли ты что она сдѣлала. Изо всѣхъ дорогихъ букетовъ — тамъ были камеліи, кактусы, тысячелистныя розы — она выбрала мой простенькій букетъ полевыхъ цвѣтовъ и прижала его къ сердцу. Не доказательство ли это что она любитъ меня.
Ты скажешь мнѣ, что я не знаю ее, что она можетъ быть далеко не похожа на то, чѣмъ я ее воображаю себѣ, и что прежде чѣмъ отдаваться мечтамъ, я бы долженъ былъ разузнать о ея поведеніи и образѣ жизни. Я сдѣлалъ это. Свѣдѣнія, которыя я собралъ, очень неполны и во многомъ противорѣчатъ одно другому. Ты знаешь, какъ молодые люди между собой жестоко относятся о женщинахъ, тѣмъ болѣе объ актрисахъ. Люди такъ завистливы и, кажется, находятъ особенное удовольствіе чернить артистовъ за то удивленіе, которое они возбуждаютъ своимъ талантомъ. Я не скрою отъ тебя что разсказываютъ о разныхъ приключеніяхъ ея молодости, при мысли о которыхъ краска гнѣва и негодованія кидается ивѣ въ лицо. Другіе, напротивъ, разсказываютъ что она живетъ съ матерью въ очень уединенной части города. Мнѣ показали ея мать, она всегда по вечерамъ провожаетъ дочь домой по окончаніи спектакля. Она вовсе не походитъ на дочь. Представь себѣ толстую женщину, съ самой пошлой наружностію и щетиной на верхней губѣ. Я не могу себѣ представить, чтобы такой цвѣтокъ могъ родиться отъ такого комка земли. Но за то какая заслуга съ ея стороны, что она обращается съ такой женщиной со всѣмъ уваженіемъ и любовью почтительной дочери.
Предположимъ наконецъ самое худшее. Пусть поведеніе ея не было всегда безукоризненно. Но это вина ея профессіи, это вина окружающаго ее люда. Она такъ хороша, она не можетъ быть дурнымъ созданіемъ. Быть можетъ честная любовь, любовь, которая очищаетъ, никогда не встрѣчалась ей въ лицѣ честнаго человѣка, Боже мой, какъ бы я былъ счастливъ если бы могъ вырвать этого ангела изъ пропасти, протянуть ему руку и вывести его на свѣтъ, на честную жизнь.
Я высказалъ тебѣ все, что лежало у меня на сердцѣ и это признаніе сняло съ него большую тяжесть. Обнимаю тебя и прошу твоего прощенія.
IV.
[править]Я люблю твою откровенность, мое дорогое дитя, и я не буду смѣяться надъ дамой твоего сердца. Но я должна сказать тебѣ* что въ томъ что ты писалъ мнѣ, было многое что заставило меня призадуматься. Я бы могла указать тебѣ на нѣкоторыя подробности твоего знакомства съ нею, которыя кажутся мнѣ подозрительны; но я не хочу разрушать твои иллюзіи. Помни только что ты молодъ, что ты не опытенъ и совершенно не знаешь свѣта. Увы, ты успѣешь еще выучиться не вѣрить наружности, и дай Богъ, чтобы ты выучился не собственнымъ опытомъ.
Мы дали слово, твой отецъ и я никогда не вмѣшиваться въ твои привязанности; слѣдовательно тебѣ нечего бояться моихъ выговоровъ; ты самъ свой господинъ, и ты отвѣчаешь самому себѣ за свои ошибки. Въ твои годы очень легко ошибаться. Сколько молодыхъ людей принимаютъ за любовь первое волненіе чувственности. Истинная любовь не возможна безъ прочной привязанности, безъ взаимнаго полнаго пониманія и надо стоить ее.
Я не имѣю предубѣжденія противъ актрисъ. Общество часто очень несправедливо со многимъ изъ нихъ. Не зная той, которая очаровала тебя, я остерегусь осуждать ее. Замѣчу тебѣ только одно: до сихъ поръ ты не имѣешь серьезнаго повода заключить, что она тебя предпочитаетъ другимъ своимъ обожателямъ. Это конечно маленькое тщеславіе свойственное молодымъ людямъ думать, что они любимы, когда сами любятъ. Допустимъ, впрочемъ, что она въ тайнѣ отвѣчаетъ твоимъ чувствамъ; но качества замѣченныя тобою въ ней далеко еще не тѣ, которыя составляютъ женщину. Ты влюбленъ въ ея голосъ, въ ея красоту, въ ея игру, но все это — преимущества, существующія болѣе для публики, чѣмъ для человѣка, которому она должна быть товарищемъ. Знаешь ли ты, что останется отъ твоего идола, когда блескъ сцены и ослѣпленіе твоей страсти пройдутъ.
Ты, мнѣ кажется, сомнѣваешься самъ на счетъ ея прошлаго, потому что ты мечтаешь вырвать ее изъ бездны. Это великодушная мысль, которую литература нашего времени ввела въ моду. Боже меня сохрани ронять честь женщины, утверждая что ошибки прошлаго не исправимы. Я допускаю, согласно твоимъ словамъ, что любовь можетъ изгладить нѣкоторыя пятна; но однако много ли видѣли примѣровъ возстановленія падшей женщины? Отдалъ ли ты себѣ вполнѣ отчетъ во всѣхъ трудностяхъ твоего великодушнаго предпріятія? Въ этой роли искупителей, которую принимаютъ на себя съ такой легкостью наивные молодые люди, часто болѣе самообольщенія и самолюбія чѣмъ истиннаго желанія спасти женщину. Неужли думаютъ что падшіе ангелы не имѣютъ также гордости? Сколько силы и деликатности души нужно человѣку, чтобъ никогда не унизить ту, чьи ошибки онъ взялся исправлять.
Тебѣ ли въ твои годы, имѣть настолько мужества, чтобы скрыть ревность, такъ какъ для женщины, которая не всегда была чистой, ревность есть упрекъ. Владѣешь ли ты настолько собой, чтобы прикрыть раскаяніе, часто даже сомнительное, уваженіемъ, которое принадлежитъ безупречной жизни? Если же нѣтъ, то оставь борьбу; иначе ты только еще больше уронишь ту, которую хочешь поднять. Многія матери стали бы говорить со своими сыновьями совсѣмъ другимъ тономъ, упрекали бы ихъ и старались бы испугать ихъ же безуміемъ. Посторонніе съ другой стороны увидѣли бы во всемъ этомъ только начало любовнаго приключенія, пошлой студентской шалости. Эхъ! прибавили бы они, улыбаясь, молодость! Я знаю что ты искренно чувствуешь все, о чемъ ты писалъ, иначе ты не повѣрилъ бы мнѣ своей тайны.
Я отвѣчаю тебѣ также искренно. Я боюсь только, чтобы ты не былъ обманутъ пылкимъ воображеніемъ, очень естественнымъ въ твои годы. Говорятъ, что никто безнаказанно не можетъ играть въ любовь. Если она не возвышаетъ человѣка, то унижаетъ его.
Я тебѣ больше ничего не скажу. Мы получили извѣстіе изъ Перу. Купидонъ и Жоржія намъ пишутъ, что много думаютъ о тебѣ и Лолѣ.
Скажу тебѣ также, что Лола мечтаетъ выбрать себѣ профессію. «Я хочу добиться независимаго положенія, сказала она мнѣ однажды, для того, чтобы»….
Сказавъ эти слова, она покраснѣла и убѣжала въ свою комнату.
Мнѣ кажется, что я угадала ея мысль.
Женщина безъ состоянія и безъ положенія въ свѣтѣ не свободна; когда она выходитъ замужъ, она, въ большинствѣ случаевъ, пріобрѣтаетъ положеніе. Гордая душа Лолы возмущается противъ. этой необходимости. Она желаетъ имѣть возможность сказать тому" кого она полюбитъ. «Я могу тоже жить своимъ трудомъ; если я посвящаю себя вашему счастью, то это потому, что васъ люблю».
Прощай, милое дитя сердце мое всегда будетъ открыто, для твоихъ горестей.
Посылаю тебѣ поцѣлуй неизмѣнной любви, поцѣлуй матери.
V.
[править]Ты просишь извѣщать тебя о моихъ занятіяхъ.
Залы университета, зданія совершенно новаго, открыты лѣтомъ. отъ семи часовъ утра до часу по полудни, и отъ трехъ до шеста часовъ. Лекціи профессоровъ раздѣляются на частныя и публичныя; первыя, конечно даровыя, за слушаніе вторыхъ студенты платятъ по 50 франковъ за шесть мѣсяцевъ.
Какъ и всѣ нѣмецкіе университеты, бонскій раздѣляется на четыре факультета. Юридическій, философскій, медицинскій и богословскій. Къ каждому изъ этихъ факультетовъ причисляются различныя отрасли познаній, которыя преподаются спеціалистами,
Намъ предоставлена полная свобода въ употребленіи нашего времени, такъ какъ никто не контролируетъ, наше поведеніе. Я помню, ты мнѣ часто говорилъ, что единственная дѣйствительная дисциплина — та, которую мы сами налагаемъ на себя. Профессора нашего университета всѣ люди очень ученые; но мнѣ часто стоитъ большаго труда слѣдить за нитью ихъ мыслей. Во первыхъ, эти мысли сами до себѣ не всегда, какъ мнѣ кажется, бываютъ ясны; во вторыхъ мнѣ болѣе чѣмъ кому либо трудно понимать ихъ, такъ какъ я не привыкъ думать по нѣмецки. Но что меня болѣе всего удивляетъ такъ это ничтожность платы, которую получаютъ эти знаменитые ученые, если судить по ихъ скромной наружности, образу жизни и потертому даже грязному платью. Эта бѣдность меня трогаетъ и увеличиваетъ то уваженіе, которое внушаютъ ихъ познанія. Я вижу въ нихъ людей, которые служатъ наукѣ, не рада богатства и матеріальныхъ наслажденій, во ради высшаго наслажденія, которое она доставляетъ уму. Одни говорятъ свои лекціи; другіе, по большей части, читаютъ ихъ по тетрадямъ. Студенты же слушаютъ и записываютъ.
Долженъ ли я домогаться отвѣта? или напротивъ, не отказать" ея ли мнѣ поднять завѣсу, скрывающую отъ меня вѣчность, и обратиться исключительно къ позитивнымъ выводамъ науки……
Болѣе чѣмъ когда нибудь я нуждаюсь въ твоихъ совѣтахъ и знаніи. Кого кромѣ тебя могу я просить быть моимъ руководителемъ?
Всѣ студенты университета учатся владѣть оружіемъ. Въ этомъ я слѣдую ихъ примѣру и отдаю часъ или два въ день фехтованію. Это упражненіе превосходно для развитія членовъ. Сверхъ того меня увѣряютъ, что хорошихъ бойцовъ всего рѣже вызываютъ на поле дуелей, и не готовясь въ рыцари святаго Георгія, я бы желалъ оказать успѣхи въ фехтовальномъ искуствѣ, хотя бы дли того, чтобы избавиться отъ частыхъ вызововъ на дуель.
Вызовы между студентами здѣсь очень часты; дерущіеся бываютъ иногда ранены; вр, благодаря Бога, рѣдко случается, чтобы они бывали убиты. Они отдѣлываются царапинами на лицахъ; шрамы, часто страшные, служатъ и между студентами, и въ глазахъ прекраснаго пола почетнымъ отличіемъ.
VI.
[править]Ты отгадалъ мои намѣренія: я хотѣлъ, чтобъ ты самъ былъ судьею въ дѣлѣ своихъ убѣжденіи. Обыкновенно это бываетъ на оборотъ. Не успѣетъ ребенокъ родиться, какъ ужъ его родители опредѣляютъ весь складъ его убѣжденій.
Подъ тѣмъ предлогомъ, что онъ еще не въ состояніи имѣть собственнаго голоса, родители берутъ на себя трудъ высказаться за него. Но тутъ представляется вопросъ: даровавъ жизнь другому существу, слѣдуетъ ли отнимать у него свободу? Разность чувствъ и мыслей запутываетъ въ наше время еще болѣе отношенія домашнихъ авторитетовъ и порождаетъ несогласіе въ семействѣ. Очень часто въ религіи отецъ отвергаетъ то, чему вѣритъ мать. Что же выйдетъ изъ ребенка, поставленнаго между этими двумя вліяніями? Онъ будетъ олицетвореніемъ нашего вѣка: т. е. существомъ нерѣшительнымъ и слабымъ. Сколько встрѣчается людей, которые составляютъ себѣ убѣжденія изъ обрывковъ самыхъ разнородныхъ вѣрованій и идей. Другіе дѣлаются скептиками, не переставая быть суевѣрными, Во всемъ безсвязность, противорѣчіе, хаосъ. Благодаря Бога, ты не зналъ этихъ испытаній. Какъ и всѣ другіе, я имѣю свои убѣжденія о религіозныхъ, или философскихъ доктринахъ, раздѣляемыхъ людьми. Мои образъ мыслей не обязываетъ тебя ни къ чему, и ты не долженъ руководиться имъ. «Чти отца твоего и мать»; но слушайся только своей совѣсти. Ты свободенъ, слѣдовательно, самъ долженъ искать истину со всѣмъ жаромъ мужества и безпристрастія.
Въ настоящее время ожидаютъ отъ науки разрѣшенія многихъ философскихъ вопросовъ. Трудно сказать къ какому заключенію придетъ наука; но я твердо вѣрю, что она избрала лучшій путь для достиженія истины — путь анализа. При настоящемъ положенія знанія, наука еще не выработалась на столько, чтобы дать намъ объясненіе на эти вопросы. Мы допускаемъ, что физіологія, не смотря на множество противорѣчащихъ истинъ, можетъ дать намъ нѣкоторое понятіе о человѣкѣ; мы видимъ, что геологія, при всемъ обиліи гипотезъ и догадокъ все же открываетъ отдаленную перспективу происхожденія жизни. Тѣмъ не менѣе, точныя науки до сихъ поръ еще не открыли ни одной изъ тѣхъ первичныхъ причинъ бытія, которыя наиболѣе привлекаютъ любопытство юношескаго разума. Люди науки возражаютъ, что этими вещами нечего и заниматься, такъ какъ онѣ никогда не будутъ постигнуты человѣческимъ разумомъ; что знаніе имѣетъ свои границы. Но неужели опытъ нѣсколькихъ тысячелѣтій можетъ опредѣлить границы нашего возрастающаго развитія? Но опустивъ завѣсу надъ неизвѣстнымъ мы не усыпимъ пытливость человѣческаго ума. Я не знаю слабость ли это или сила человѣка, но онъ не легко примиряется съ невѣжествомъ. Нѣтъ спора, что было бы очень легко избавиться отъ мучащихъ насъ вопросовъ, признавъ ихъ неразрѣшимыми. Все живущее стремится развиваться, но изъ всѣхъ органическихъ существъ, только одинъ человѣкъ стремится возвыситься мыслію надъ матеріальными нуждами. Какъ бы ни называли это стремленіе — религіознымъ инстинктомъ, исканіемъ идеала, во всякомъ случаѣ потребность его существуетъ. Я не вижу какая выгода можетъ заключаться въ стараніи подавить его искуственнымъ презрѣніемъ. Кто можетъ вырвать это стремленіе изъ поэтическихъ душъ? Влеченіе туда, за предѣлъ познаваемаго — принадлежность человѣческой природы. Въ правѣ ли мы считать обманчивыми и призрачными предметы, преслѣдуемые вашею мыслью и отрицать ихъ только потому, что они не поддаются вашему званію. Вы желаете освободить человѣческую мысль отъ суевѣрныхъ ужасовъ и практическаго лицемѣрія — въ добрый часъ! Но стремленіе духа, занявшее себѣ обширное мѣсто въ исторіи человѣчества, должно занять таковое -же и въ воспитаніи юношества.
Ты видишь, что философія должна сохранить свое существованіе на ряду съ положительной наукою; та и другая весьма далеки ютъ того чтобы исключать другъ друга; напротивъ: онѣ взаимно помогаютъ другъ другу. Многіе изъ тѣхъ, кто желаетъ подавить любовь къ наукѣ, безсознательно повинуются естественной потребности мщенія. Въ послѣднее время мы видимъ философовъ и пастырей, которые вдаются во всякія несправедливости, извращая совѣсть, и одѣваютъ ее въ такую чудовищную форму, что духъ совершенно исчезаетъ за этой формой. Это вызвало реакцію.
Другіе упрекаютъ мистическіе философскіе ученія въ томъ, что объясненія ихъ системы міра, борьбы добра и зла, подчиненія и свободы воли, неудовлетворительны. Но во всякомъ случаѣ было время когда мистическая философія подняла человѣческую мысль на высоту, смягчила общественные нравы, дала жизнь произведеніямъ искуства. Все это подлежитъ еще изслѣдованію;« но какъ. бы то ни было, невозможно увѣрять, что движеніе мысли, реформировавшіе почти цѣлый свѣтъ, не имѣли причины своего существованія.
Я совѣтую тебѣ еще относиться какъ можно серьезнѣе къ изученію христіанскаго ученія, и изслѣдовать его въ самомъ его источникѣ. Евангеліе христіанства вовсе не похоже на то, которое исповѣдуетъ католицизмъ. Христосъ постоянно отказывался отъ соблюденія обрядностей; онъ навлекалъ на себя порицаніе еврейскихъ учителей безпрестаннымъ нарушеніемъ субботъ, постовъ, обычая омовенія рукъ передъ трапезой и прочихъ формальностей закона. Не удивительно, что совѣсть человѣческая содрагалась передъ нѣкоторыми евангелическими правилами. Христосъ проповѣдовалъ людямъ величіе малыхъ, достоинство слабыхъ, должное уваженіе къ дѣтямъ, прощеніе грѣшницамъ. Гдѣ мы найдемъ болѣе трогательное сочувствіе къ страждущимъ, къ униженнымъ, къ отверженнымъ? Съ другой стороны, гдѣ найдутся болѣе энергическія проклятія гордынѣ и эгоизму тѣхъ, которые желаютъ возвыситься на счетъ ближняго? Другъ бѣдняковъ и самъ бѣднякъ, Христосъ-только богатыхъ преслѣдуетъ своими угрозами и ужасающими притчами. Только одна чудовищная ложь могла изъ такой морали, создать такую религію какъ католицизмъ, которая освящаетъ въ націй дни различіе сословіи, привилегію рожденія и крайнія неровности состояній. Общества, исповѣдующія подобно христіанство, въ сущности никогда не были христіанскими.
Знать вещь въ данный моментъ ея существованія, значитъ вовсе не знать ее. Нужно знать откуда она исходитъ, чѣмъ она была». какъ она возникла. Этотъ способъ изслѣдованія явленій созданъ новѣйшими науками: геогеніей, эмбріологіей и т. п. Я совѣтую тебѣ изучать эти науки для упражненія мысли. Я ничего не имѣю сказать за или противъ тѣхъ заключеній, къ которымъ ты придешь самъ. Я хочу, чтобы ты принималъ за правду только тѣ правила, которыя ты самъ узнаешь. Вотъ все о чемъ я прошу. Я требую многаго отъ тебя, я это знаю; но какой другой способъ найдешь ты, чтобы выйти изъ хаоса? Есть много признанныхъ авторитетовъ, которымъ ввѣрили заботу объ установленіи границъ ортодоксіи въ католицизмѣ, въ философіи, въ политикѣ, въ морали. Эти признанные учителя знаютъ все, они учатъ всему, и вотъ такимъ то способомъ половина учащейся молодежи привыкаетъ думать, если можно такъ выразиться, умомъ нѣсколькихъ людей. Ты можешь научиться многому въ школѣ, но не научишься одному — искуству — быть свободнымъ. Если ты желаешь свободы, то преслѣдуй постоянно своимъ внутреннимъ судомъ истину, употребляя для этого всѣ орудія разума и изученія. Какъ бы ты ни остерегался, тебѣ все таки придется не разъ принимать мнѣнія другихъ за свои собственныя и ты ошибешься во многихъ пунктахъ прежде, чѣмъ узнаешь свои заблужденія. Но не забудь, что хлѣбъ науки добывается, какъ и всякій другой, въ потѣ лица; не забудь, что кто ищетъ искренно свѣта, тотъ доказываетъ этимъ самымъ, что онъ достоинъ найти его.
VII.
[править]Ты права, моя милая мама, я самъ обманулся. Какое право имѣю я послѣ этого жаловаться? Чѣмъ она обязывалась мнѣ! Обѣщала ли она мнѣ вѣрность? Окруженная поклоненіемъ, она изъ каприза принимала мое такъ благосклонно, конечно она мнѣ дѣлала уже однимъ этимъ много чести. И я, неблагодарный, я думаю обвинять ее въ коварствѣ. Развѣ ея вина, что я относился серьезно къ тому, къ чему многіе относятся такъ легко? — Я бы солгалъ, еслибъ сказалъ тебѣ, что я всегда разсуждалъ такъ хладнокровно.
Ударъ разбившій мои иллюзію сломилъ меня на одно мгновеніе. Мнѣ казалось, что сводъ небесъ обрушился на мою голову, я былъ уничтоженъ. Ты мнѣ можетъ быть скажешь, что не мнѣ первому, достается на долю разочарованіи, конечно такъ; но все, что съ вами случается въ первый разъ, кажется намъ вещью, которая никогда не была испытана другими. Я не могъ вѣрить что на свѣтѣ существуютъ такія вѣроломныя женщины? Неужели красота — маска лицемѣрія? Какъ она должна была смѣяться надъ моей довѣрчивостью!…
И я чувствовалъ дрожь ревности, пронизавшую меня до мозга костей. Въ первой день, когда во мнѣ мелькнуло подозрѣніе, я убѣжалъ изъ города и какъ сумашедшій бродилъ по полямъ. Видъ созрѣвшей нивы, пѣніе жаворонка, ароматный воздухъ вѣющій дыханіемъ любви, колыхающаяся листва деревьевъ, сквозь которую мелькали мѣстами кровля фермы или крылья мельницы, шумъ ручья плескавшаго подъ брызгами пѣны, задорное чириканье воробьевъ, преслѣдовавшихъ другъ друга — вся эта полная жизни и красоты картина, которая въ другое время такъ восхитила бы меня, казалась мнѣ теперь чуждою. Я не могъ отвлечь себя отъ своей убійственной мысли: «Она тебѣ измѣнила».
Была уже ночь, когда я возвратился въ городъ. Вдругъ передъ моими глазами по стѣнѣ промелькнуло что то темное. На углу улицы свѣтъ фонаря упалъ на эту фигуру и я увидѣлъ блѣдную молодую дѣвушку, бѣдно одѣтую, съ ребенкомъ на рукахъ. Я не знаю отъ чего мнѣ пришла мысль, что она была обольщена, потомъ покинута. Я горько спрашивалъ себя: не раздѣляются ли женщины въ наше время на два класса. На обманывающихъ и обманутыхъ? Я слѣдовалъ за ней нѣкоторое время, увлеченный сочувствіемъ, въ которомъ не могъ дать себѣ отчета. Мнѣ казалось всякій разъ, какъ свѣтъ фонарей озарялъ лицо ея, что я читалъ на немъ мысль о гибели. Я былъ такъ не доволенъ собою, что искалъ средства сдѣлать доброе дѣло.
Пробираясь по узкимъ и мрачнымъ переулкамъ, она прошла на маленькую площадь, окруженную ветхими домами. На углу этой площади находился колодезь, отверстіе котораго было закрыто толстой, изъѣденной червями, деревянной доской. Она подняла крышку своей голой рукой, облокотилась худыми локтями на колодезь и съ отчаяніемъ смотрѣла въ глубину ямы.
Луна въ это время выскользнула изъ за тучъ и разлила на грязную мостовую блѣдный свѣтъ. Спрятавшись за стѣной, я внимательно слѣдилъ за каждымъ движеніемъ бѣдной дѣвушки, такъ какъ я не сомнѣвался болѣе въ томъ, что она рѣшилась покончить съ своей жизнью. «Покрайней мѣрѣ, говорилъ я самъ себѣ, я не даромъ забрелъ сюда: я спасу ее». Я не смѣлъ показаться ей, опасаясь, что видъ свидѣтеля прибавитъ ей новую каплю горя и униженія. Послѣ короткаго раздумья, въ продолженіе котораго кипѣвшая внутри буря отразилась на ея печальномъ лицѣ, она посмотрѣла на ребенка, пробормотала нѣсколько безсвязныхъ словъ, встряхнула головою, и поспѣшно вошла въ одну изъ несчастныхъ лачужекъ, окружавшихъ площадь. Вотъ все что я зналъ, и вѣроятно все, что я когда нибудь узнаю объ этой несчастной. Ты меня спросишь можетъ быть какъ я открылъ, что былъ игрушкой каприза продажной женщины. Позволь мнѣ не вдаваться въ подробности, не достойныя тебя. Довольно будетъ если я скажу тебѣ, что она принимала въ одно и тоже время ухаживанье двухъ, или трехъ другихъ студентовъ, не считая мелкаго владѣтельнаго принца, котораго любитъ, говорятъ, за его деньги. Каково тебѣ это покажется?
Гамлетъ не былъ такъ несчастливъ какъ я, говоря своей Офеліи: Woman, thy name is frailty; имя же моей — ложь, коварство и обманъ. И вотъ тотъ идолъ, передъ которымъ я курилъ фиміамъ моихъ иллюзій, вотъ та, которую считалъ чистою музою, для которой я хотѣлъ сорвать звѣзды съ неба чтобы сдѣлать ей вѣнецъ! Одно меня утѣшаетъ: въ моемъ бреду я во когда не профанировалъ любовь. О мать моя, я могу смотрѣть тебѣ въ лицо не краснѣя! Я ошибся, но не по грубости инстинктовъ; тѣмъ не менѣе, я прошу твоего снисхожденія: прости твоего сына, чтобъ онъ самъ себя могъ простить.
VIII.
[править]Наши заблужденія, мое милое дитя, учатъ насъ истинѣ; наши ошибки, сознаваемыя совѣстью, говорятъ намъ о существованіи нравственнаго закона. Мудрость состоитъ въ томъ, чтобы извлекать изъ тѣхъ и другихъ поученіе для будущаго.
Конецъ твоего романа меня не удивляетъ ни мало; я не стану осуждать твое поведеніе, такъ какъ ты самъ осудилъ его. Всѣ совѣты, которые я могла тебѣ дать прежде этой печальной развязки, не стоили бы совѣтовъ твоего личнаго опыта. Истина всегда открывается рано или поздно и время выставляетъ вещи въ ихъ настоящемъ свѣтѣ, не смотря на тѣ обольстительныя прикрасы и драпировки которыми одѣваетъ ихъ наше воображеніе. Вообще говоря, время есть нашъ руководитель во всемъ. Тѣмъ не менѣе, я не хочу скрывать отъ тебя истину и признаюсь теперь, что твое первое письмо сильно обезпокоило меня. Я настолько знаю твою хорошую натуру и твои честныя убѣжденія, что могу быть вполнѣ увѣренной въ томъ, что ты не сдѣлаешь подлости, но я боялась именно честныхъ порывовъ твоего молодаго сердца, боялась свойственныхъ въ твои годы увлеченій обольщеннаго самолюбія и романическаго героизма. Подобныя интриганки всего опаснѣе для такихъ честныхъ сердецъ какъ твое. Холодная разсудочность молодыхъ людей, которые руководятся во всѣхъ своихъ поступкахъ мнѣніемъ свѣта спасаетъ ихъ отъ обмановъ. Въ ихъ жизни любовь играетъ роль охмѣляющаго напитка, какъ вино для пьяницъ. Они тратятъ на эту любовь болѣе силъ нежели сколько нужно, чтобы добиться счастья, и все же ведутъ жизнь очень печальную! Эти искатели приключеній промѣняли любовь на ея тѣнь — волокитство. Легкомысліе чувствъ — доказательство ихъ внутренней безсодержательности. Онѣ мнѣ напоминаютъ душистыя ивы, встрѣчающіяся на берегу рѣкъ, сердцевина ихъ прогнила и не смотря на то что онѣ зеленѣютъ, эта зелень непрочна. Общества, въ которыхъ мужчина не уважаетъ женщину и женщина не уважаетъ себя — недостойны быть свободными.
Всѣ эпохи рабства и нравственнаго униженія, были также и эпохами разврата.
Когда изчезаетъ поклоненіе мысли, когда уничтожается чувство великихъ обязанностей, молодость, нуждающаяся въ препровожденіи времени, гонится за легкими удовольствіями. Твое мѣсто не въ этой грязи.
Можетъ быть я лучше знаю тебя, чѣмъ ты самъ. Въ твои годы часто ошибаются и преслѣдуютъ вдали идеалъ для чувства, только потому, что пришла пора его пробужденія. Кромѣ досады быть обманутымъ, въ твое огорченіе не входитъ ли еще угрызеніе совѣсти отъ того, что ты измѣнилъ своимъ истиннымъ привязанностямъ? Посмотри въ глубину твоихъ воспоминаній, не увидишь ли ты что я была права? Нѣтъ ли дѣвушки твоихъ лѣтъ, о которой ты безмолвно думаешь, которой черты, улыбку, звукъ голоса, все, до складокъ ея платья, ты помнишь такъ ясно, будто она стоитъ передъ тобою? Не видишь ли ты передъ собою ея цѣломудренный образъ, въ то время когда ты читаешь произведенія поэтовъ? Не жаждешь ли вмѣстѣ съ нею созерцать все прекрасное въ природѣ, и не въ образѣ ли этой дѣвушки ты видѣлъ олицетвореніе всего прекраснаго, не въ ея ли глазахъ ты желаешь быть лучшимъ изъ людей? Если твое сердце носитъ въ себѣ воспоминаніе о такой дѣвушкѣ, то вотъ та, которую ты любишь. Если же въ тебѣ не пробуждалось ничего подобнаго, ты еще ребенокъ.
Время любви еще не пришло для тебя. Дѣйствительная любовь возвышаетъ душу, заставляетъ искать добро и требовать отъ себѣ всего того, чего ты требуешь отъ другаго: любовь — это справедливость сердца. Пока ты не испыталъ это священное чувство, берегись профанировать его имя; иначе ты раскаешься позже въ томъ, что осквернилъ свои уста ложью.
Другое заблужденіе молодости — мысль что романическія приключенія придаютъ любви особенную прелесть. Нѣтъ, любовь сильна сама собой и можетъ обходиться безъ прикрасъ фантазіи.
Честный крестьянинъ, когда онъ приходитъ вечеромъ отдохнуть послѣ дневнаго труда и, садясь за свой убогій ужинъ, съ улыбкой смотритъ на жену, которая сидитъ за пряжей у огня; когда онъ нѣжно гладя по головкамъ своихъ полныхъ здоровыхъ ребятишекъ, ласково называя ихъ по именамъ, вспоминаетъ то время, какъ онъ дожидался Жанну въ воскресенье подъ большимъ вязомъ въ деревнѣ и видитъ Жанну свою по прежнему красивою, по прежнему молодою, гораздо здоровѣе понимаетъ любовь, чѣмъ всѣ романическіе мечтатели. Этотъ честный труженникъ въ своей простой душѣ гораздо болѣе поэтъ, чѣмъ многіе счастливые любимцы богини моды.
Молодость вообще — пора свѣтлыхъ грезъ. Съ другой стороны, чтеніе очень часто способствуетъ развращенію сердца, но истинная любовь какъ нельзя лучше обойдется безъ романа. Любовь — это все что есть справедливаго и свободнаго въ человѣческой природѣ. Горе тому, кто любитъ только мечты: онъ быстро разочаруется въ своемъ идеалѣ, когда настанетъ минута пробужденія. Прежде чѣмъ заботиться о выборѣ женщины, ты долженъ завоевать свое мѣсто въ свѣтѣ. Все что ты дѣлаешь, чтобы образовать и поднять себя въ собственномъ мнѣніи, чтобы бороться съ побужденіями близорукаго эгоизма, чтобы достичь человѣческаго достоинства — все это тѣмъ болѣе привлечетъ къ тебѣ ту, которую ты полюбишь позже.
P. S. Я забыла тебѣ сказать, что Лола изучаетъ медицину, для того, чтобы получить докторскую степень отъ Лондонскаго Female medical Society.
IX.
[править]Я оставилъ Боннъ и отправилъ свои книги (т. е. почти все, что я имѣю) въ Гейдельбергъ.
Нѣмецкіе университеты организованы такимъ образомъ, что студенты могутъ переходить изъ одного въ другой, не теряя при переходѣ пріобрѣтеннаго ими званія т, е. названія студентовъ перваго, втораго курса и т. д. Эти перемѣны университетовъ дозволяютъ студентамъ слѣдить за курсами лучшихъ професоровъ повсѣмъ отраслямъ знанія. Мнѣ кажется, что я многому научился изъ лекціи этихъ превосходныхъ професоровъ; во съ каждымъ днемъ убѣждаюсь, что всѣ ученія и школы въ мірѣ не могутъ замѣнитъ личный самостоятельный трудъ того, кто ищетъ истину. Двѣ доктрины возбуждаютъ преніе между умами; эти двѣ доктрины я встрѣчаю повсюду, въ наукѣ, въ философіи, въ религіи, въ политикѣ, Первая утверждаетъ, что все въ свѣтѣ совершается по заранѣе установленному и разъ навсегда предначертанному плану; что формы оргавической жизни неизмѣнны и передаются отъ одного поколѣнія другому, сохраняя черти своего первообраза.
Вторая доктрина утверждаетъ, что міръ образовался независимо въ силу собственныхъ законовъ, что органическія и не органическія породы, порожденныя естественнымъ процессомъ, измѣняются и совершенствуются подъ вліяніемъ законовъ природы.
Если отъ науки я перейду къ исторіи, я нахожу тотъ же антагонизмъ мнѣній. Для однихъ цивилизація есть дѣло какого то внѣчеловѣческаго фатума; народы не имѣютъ собственной воли въ выборѣ своихъ учрежденій; фатумъ опредѣлилъ извѣстные образы правленія и нація, отрекающіяся отъ нихъ, неизбѣжно впадаютъ въ бездну анархіи.
Для другихъ, напротивъ, бытъ человѣка начался съ дикаго состоянія. Изъ животнаго болѣе совершенной породы обезьянъ онъ постепенно выработывалъ образъ человѣческій, постепенно развиваясь занялъ свое мѣсто въ мірѣ, создалъ свои законы, свой бытъ. Народы, повинуясь закону неизбѣжнаго прогресса, прошли черезъ всѣ степени роста отъ эмбріоническихъ формъ первобытныхъ учрежденій, отъ которыхъ отдаляютъ ихъ цѣлыя тысячелѣтія, до болѣе совершенныхъ формъ настоящаго времени.
Подобно тому какъ міръ образовался развитіемъ собственныхъ силъ, такъ и родъ человѣческій развивается и устраивается своими собственными силами.
Еще большій антагонизмъ мнѣній встрѣтимъ мы, вступивъ въ сферу политики: тутъ каждый судитъ по своему. Изъ этого различія мнѣній я вывожу слѣдующее заключеніе: изучая мысли другихъ, я долженъ руководствоваться единственно доказательствами моего разума и моей совѣсти.
Вотъ правило, которому я рѣшился слѣдовать. Не тому ли самому училъ ты меня. Я далекъ отъ заносчивости и самообольщенія. Необходимость собственнаго рѣшенія, напротивъ, внушаетъ мнѣ большое смиреніе. Каждую минуту я принужденъ сознаваться что я ничего не знаю и что я долженъ вооружиться мужествомъ, разширять мои познанія и постоянно укрѣплять ихъ доказательствами опыта. Что же касается аргументовъ доктринеровъ, хотя мнѣ кажется, что въ нихъ слышится иногда намекъ на безконечное, но прислушавшись къ нимъ я вижу, что ихъ рѣчи похожи на тѣ раковинки, которыми забавляются дѣти, прикладывая ихъ къ уху и воображая, что слышатъ въ нихъ шумъ моря.
Я учусь не для того, чтобы быть ученымъ: все мое самолюбіе ограничивается тѣмъ, чтобы понимать потребности моего времени и помогать торжеству права и справедливости. Я не могу забыть мою страну. Я не могу оставаться равнодушнымъ къ ея борьбѣ. Родившись заграницей, я нахожу вездѣ Францію: она представляется мнѣ въ побѣдахъ, которыя она разсѣяла по всему свѣту и даже въ своихъ бѣдствіяхъ, этой тяжкой карѣ за необузданную гордыню одного человѣка. Я никогда не видалъ Франціи, но считаю ее своей второю матеріи. Невольная дрожь пробѣгаетъ по тѣлу когда я слышу ея имя; когда ее оскорбляютъ, вся кровъ во мнѣ кипитъ и я рвусь отмстить за нее. Меня привлекаетъ не громкая лѣтопись о ея военныхъ подвигахъ, но исторія ея усилій, жертвъ и героическихъ порывовъ къ свободѣ. Я люблю ея мыслителей, которые учатъ шутя; я удивляюсь этимъ писателямъ, которые увлекаютъ васъ до страсти — просвѣщая міръ.
Всѣмъ сердцемъ я принадлежу ей, и надѣюсь когда нибудь быть на столько счастливымъ, чтобъ съ гордостью сказать ей: я твой достойный сынъ.
X.
[править]Ты обязавъ, май милый Эмиль, выработать себѣ опредѣленныя политическія убѣжденія. Тотъ, кто живя въ обществѣ, остается чуждымъ борьбѣ интересовъ и формѣ и образу дѣйствій правительства, ученіямъ волнующимъ и раздѣляющимъ всѣ умы — тотъ чудовищное олицетвореніе ничтожества и рожденъ жить въ средѣ. дикарей. Впрочемъ и дикари способны принимать горячее участіе въ дѣлахъ своего племени.
Во время оно во Франціи роль народа ограничивалась пассивнымъ повиновеніемъ. Онъ принадлежалъ коронѣ и привилигированнымъ классамъ, подобно тому какъ поле принадлежитъ хозяину. Это ученіе въ наше время въ просвѣщенныхъ странахъ, признается только немногими приверженцами этой доктрины. Разумъ осудилъ всѣ эти догматы политическаго мистицизма. Исторія съ своей стороны доказала ихъ несостоятельность.
Эту непогрѣшимую, деспотическую власть, которую въ виду суровыхъ уроковъ опыта не рѣшаются болѣе требовать во Франціи для единичныхъ личностей — требуютъ для учрежденій. Едва успѣетъ установиться какое нибудь правительство, какъ оно во имя верховнаго права народа присвоиваетъ себѣ право думать и хотѣть за народъ.
Я вполнѣ понимаю что въ странѣ управляемой подобнымъ образомъ, трусливое благоразуміе родителей, проповѣдуетъ юношеству политическій индеферентизмъ.
«Обогащайся» говоритъ отецъ сыну, "женись, отличайся по службѣ, до остальнаго тебѣ дѣла нѣтъ; есть люди, назначенные произволомъ власти, которые рѣшатъ за тебя всѣ вопросы, раздадутъ милости и наказанія. Всего благоразумнѣе подчиняться во всемъ авторитету власти. Если тебѣ непремѣнно нужно имѣть убѣжденія, — прекрасно — выбирай такія, которыя тебѣ придутся по плечу, но держи ихъ про себя. Ты не выиграешь ничего занимаясь не свои&ъ дѣломъ, и мудрецъ тотъ, кто остерегается вмѣшиваться въ дѣла другихъ. У свободнаго народа порядокъ вещей другой. Тамъ каждый, если хочетъ считаться честнымъ "человѣкомъ, долженъ составить себѣ опредѣленный взглядъ и пристать къ извѣстной партіи. Въ свободныхъ странахъ не боятся, что борьба политической жизни повредитъ интересамъ семейной жизни и частныя добродѣтели тѣмъ прочнѣе, что онѣ выросли на почвѣ общественнаго долга; и чувство справедливости, которое не простирается далѣе личныхъ отношеній, считается тамъ несправедливостью по отношенію къ цѣлой странѣ.
Всѣ народы созданы на то чтобы быть свободными. Напрасной утверждаютъ, что одинъ народъ слишкомъ легкомысленъ, другой слишкомъ энтузіастъ, третій слишкомъ невѣжественъ, а этотъ слишкомъ непрактиченъ. Не слѣдуетъ забывать, что поднять нравственно людей можно лишь поднявъ ихъ учрежденія.
Правда и то что эти свободныя учрежденія не падаютъ съ неба. Свобода не дается; она выработывается, и берется. Свобода достигается энергической борьбою разума и воли, непреклоннымъ упорствомъ и многими жертвами. Угнетеніе имѣетъ свой опредѣленный срокъ; но прогрессъ вѣченъ. То что поражаетъ, въ концѣ концовъ, обращается на того, кто поражаетъ.
Я не хочу внушить тебѣ ненависть къ обществу, въ которомъ ты призванъ жить. Ты долженъ самъ судить свой вѣкъ; но берегись презирать его. Наша эпоха отмѣтится въ исторіи своими бѣдствіями. Мы по очереди играли въ реставрацію, въ конституціонное правленіе, въ республику, въ имперію.
Для меня печальны не тѣ эпохи, когда великой народъ гонится за свободой, хотя бы и путемъ различныхъ переворотовъ; но тѣ когда онъ успокоивается еще не отыскавъ свободу. Люди моихъ лѣтъ принадлежатъ поколѣнію, которое было принесено въ жертву. Будетъ ли болѣе счастливо подрастающее поколѣніе? Я этого желаю всей душой; но оно должно воспользоваться нашими ошибками и нашимъ опытомъ.
Мы многаго ждали отъ событій. Чѣмъ болѣе я себя спрашиваю, какая была причина нашихъ несчастій, тѣмъ болѣе мнѣ кажется, что она лежитъ въ недостаткахъ нашего политическаго образованія. Самые невѣрующіе изъ насъ вѣрятъ въ чудеса, они вѣруютъ въ измѣненіе общества чудодѣйственною властью диктатуры, или по крайней мѣрѣ, верховною властью собранія. Франція не разъ видѣла что династіи, которыя воображали себя прочно основанными, погибали вмѣстѣ съ своими честолюбивыми замыслами, которымъ, какъ онѣ мечтали, принадлежало будущее. Затѣмъ, одержавъ короткую и безплодную побѣду, она гораздо меньше заботилась о томъ, чтобы сдѣлаться властительницей самой себя и своихъ судебъ, чѣмъ о томъ чтобы выбрать людей, которые могли бы руководить ею. Форма правленія есть выборъ тѣхъ, кто управляетъ, и разумѣется управляющіе не могутъ быть равнодушны къ формѣ; но народъ долженъ быть самъ зодчимъ своей свободы. Бремя политическаго мессіи миновало, отнынѣ его не увидятъ ни въ образѣ спасающаго диктаторства или имперія, ни въ образѣ конституціи несущей свѣтъ міру. Образумимся же наконецъ, отречемся отъ этого идолодоклонства передъ призраками.
Жизнью народа не управляетъ случайная сверхъестественная и невидимая сила хоть бы напримѣръ, во образѣ звѣзды: путь Франціи зависитъ отъ нея самой, ея звѣздой должна быть ея воля.
Ты выросъ вдали отъ Франціи, какія средства имѣешь ты, чтобы служить ей? Ищи знанія, борись съ предразсудками и заблужденіями разсѣевающими въ мірѣ семена деспотизма, и ты этимъ: сдѣлаешь хоть что нибудь для свободы. Учась, мы копимъ силы бороться со зломъ. Франція могла бы давно найти свой путь, еслибъ система нашего образованія не была разсчитана на то, чтобы лишать гражданъ способности думать и желать за самихъ себя. Я именно въ этомъ вижу главнѣйшій источникъ нашего безсилія. Намъ нечего говорить про турокъ. Мы въ тысячи разъ болѣе фаталисты чѣмъ они; мы поклоняемся удачѣ, мы безпрекословно покоряемся всѣмъ политическимъ переворотамъ; мы лобызаемъ цѣпи власти, даже тогда, когда онѣ наложены руками невѣрныхъ. Болѣе независимые изъ насъ протестуютъ своимъ отчаяніемъ, они отворачиваются въ мрачномъ уныніи отъ всего, что происходитъ, какъ будто кто либо имѣетъ право отчаяваться въ своемъ вѣкѣ, въ своей странѣ. Когда зло существуетъ, долгъ, величіе человѣка въ борьбѣ съ причинами зла. Уйти въ себя, создать свой собственный міръ, затаить въ немъ глубоко свои убѣжденія и съ высоты его взирать съ презрѣніемъ на людей и свое время, если и можетъ быть удѣломъ честнаго гражданина, то только въ томъ случаѣ, когда онъ употребилъ на борьбу послѣднее оружіе, положилъ на нее послѣднюю силу.
Помнишь ли ты слова Ювенала: sed victis arma supersunt. Оружіе, остающіеся у побѣжденной націи — слово, гласность, нравственное сопротивленіе. Граждане никогда не будутъ порабощены пока сами не подчинятся своему порабощенію. Можно въ одну ночь сдѣлать coup d'état, лишить ихъ правъ гражданства, сослать тѣхъ, кто не нравится правительству, напугать трусовъ, обольститъ легковѣрныхъ — все это не есть еще окончательное порабощеніе общества силой. Нѣтъ, пока еще не заглушено въ человѣкѣ сознаніе его достоинства. Общество свободное, общество будущаго растетъ и развивается день ото дня даже подъ мракомъ деспотизма, крѣпчая пріобрѣтаемымъ знаніемъ и чувствомъ справедливости, которое выработывается изученіемъ истины, всѣми силами, которыя наука похитила у природы. Общество рано или поздно восторжествуетъ надъ насиліемъ.
Разумѣется не каждый человѣкъ родится политическимъ дѣятелемъ; изъ тѣхъ которые родятся, многимъ не придется вовсе играть роль въ политикѣ; для этого нужно кромѣ таланта, подготовка, призваніе и благопріятныя обстоятельства; но каждый человѣкъ имѣетъ право и долженъ заботиться объ интересахъ своего времени, своей страны и ясно сознавать эти интересы. Мое прошлое, мои мнѣнія не обязываютъ тебя ни къ чему; каждое поколѣніе призвано дѣлать свое дѣло и должно сообразовать свою дѣятельность съ потребностями общества. Но помни, что недостаточно нападать на отжившія учрежденія чтобы ихъ разрушить; нужно чтобъ наука обнаружила ихъ ложь и ничтожество.
Если ты хочешь побѣдить своихъ противниковъ будь честнѣе и просвѣщеннѣе ихъ. Во времена упадка всѣ жалуются на болѣзни, которыми заражено общество: нравственную спячку, эгоистическое равнодушіе, идіотическую покорность силѣ обстоятельствъ; но эти болѣзни не происходятъ ли отъ тѣхъ, кто на нихъ жалуется. Не способствуетъ. ли каждый добровольнымъ молчаніемъ и пассивностью общему паденію? Въ такое то время независимымъ и дѣятельнымъ личностямъ и слѣдуетъ плыть противъ теченія, высоко держа свое знамя въ рукахъ.
ЭПИЛОГЪ.
[править]Вчера я присутствовалъ, милый другъ, на семейномъ праздникѣ, данномъ докторомъ Эразмомъ и его женой въ честь совершеннолѣтія сына. Насъ было около двѣнадцати друзей. Не смотря на самую оживленную радость гостей, было что то торжественное въ этомъ праздникѣ? За дессертомъ начались тосты по обычаю нашей старой Англіи. Эразмъ всталъ и взволнованнымъ голосомъ предложилъ выпить за здоровье своего сына Эмиля. Никогда еще онъ не былъ такъ краснорѣчивъ, какъ въ этотъ разъ; онъ говорилъ объ обязанностяхъ молодаго человѣка къ обществу, объ образованіи юношества которое должно быть дѣломъ жизни каждаго изъ присутствовавшихъ, о новомъ времени, требующемъ отъ мыслителя самоотверженія, знанія, основаннаго на опытѣ и пр. и пр.
Я не могу передать тебѣ впечатлѣніе его родительскаго привѣтствія, которое имѣло еще то важное достоинство, что не смотря на все свое краснорѣчіе, не походило на приготовленную рѣчь.
Всѣ взгляды въ это время были обращены на Эмиля. Со времени его возвращенія въ Англію, ты могла бы оцѣнить здравость ума и обширность познаній этого молодаго человѣка. Съ большимъ тактомъ и скромностью благодарилъ онъ друзей отца, принявшихъ. участіе въ этомъ скромнымъ домашнемъ праздникѣ. За тѣмъ обращаясь къ общимъ разсужденіямъ, онъ въ ясныхъ и точныхъ. выраженіяхъ объяснилъ тотъ путь, по которому онъ надѣялся идти всю жизнь. Слушая его чувствовалось, что все сказанное имъ вполнѣ продумано и искренно.
Тосты слѣдовали за тостами, и общество хотѣло уже встать изъ за стола, какъ вдругъ обращаясь къ матери и отцу, Эмиль объявилъ, что онъ имѣетъ сообщить имъ новость; легкая краска выступила на его лицѣ, на которомъ выражалась неизмѣнная рѣшимость.
Представь мое удивленіе и удивленіе нашихъ друзей, когда онъ объявилъ скромно но твердо, что наканунѣ далъ слово Долоресъ.
«Смѣю ли я надѣяться, прибавилъ онъ, обращаясь къ отцу и матери, что вы оправдаете мой выборъ».
Щеки прелестной молодой дѣвушки покрылись яркой краской, опущенный взоръ блеснулъ слезою радости подъ длинными черными рѣсницами. Мать Эмиля вмѣсто отвѣта, бросилась на шею сыну; она задыхалась отъ радости и счастія. Эразмъ также растроганный, но болѣе владѣвшій своими чувствами, отвѣтилъ спокойно и просто. «Такъ какъ ты ее любишь, она моя дочь» и онъ обнялъ это прелестное дитя.
Въ минуту этой трогательной сцены, двойной ударъ молотка въ двери встревожилъ всѣхъ присутствовавшихъ. Это былъ почтальонъ съ письмомъ. Письмо пришло издалека, что было видно по цвѣту конверта. Эмиль, которому было адресовано письмо, попросилъ дозволеніе распечатать его, такъ какъ онъ сейчасъ же узналъ по почерку что оно отъ Купидона. Дурнымъ англійскимъ языкомъ — языкомъ негра славный африканецъ поздравлялъ Эмиля съ днемъ его рожденія и желалъ ему «много счастія въ этотъ день».
Онъ сообщалъ хорошія новости. Благодаря трудолюбію его и жены, земли Лолы обработываются превосходно и составятъ для нея значительное приданое. Я радуюсь счастью нашихъ друзей; но огорчаюсь мыслью, что они насъ оставляютъ. Этотъ годичный обѣдъ былъ вмѣстѣ съ тѣмъ и прощальнымъ обѣдомъ. Они возвращаются во Францію, куда призываютъ ихъ послѣднія политическія событія и любовь къ свободѣ.
Мои лучшія желанія напутствуютъ ихъ. Я помню послѣднія слова, которыя Эразмъ сказалъ пожимая намъ руки, «пусть каждый изъ насъ, воскликнулъ онъ торжественнымъ голосомъ, старается сдѣлать изъ своего сына человѣка свободнаго, и тогда мы подрѣжемъ въ самомъ корнѣ зло, отравляющее жизнь современнаго общества»…
- ↑ Письмо это пропало.
- ↑ Здѣсь Эскиросъ, устами своего доктора Эразма, отдаетъ дань ходячимъ предразсудкамъ своего времени и среды, отъ вліянія которыхъ самые смѣлые умы съ та кимъ же трудомъ отдѣлываются и теперь, какъ и во времена Сократа и его пѣтуха. Пресловутый аргументъ о прирожденномъ будто бы различіи мужскихъ и женскихъ способностей до сихъ поръ выставляются какъ нѣчто рѣшающее и не допускающее никакихъ возраженій, каждый разъ, какъ рѣчь заходитъ объ уравненія мужскаго и женскаго образованія. Аргументъ этотъ, дѣйствительно, имѣлъ бы нѣкоторый вѣсъ, если бы естественныя науки, на которыя онъ имѣетъ притязаніе опираться и отъ которыхъ онъ главнымъ образомъ заимствуетъ свой авторитетъ, доказали что въ строеніи мужскаго и женскаго мозга дѣйствительно существуетъ такое различіе, которое обусловливаетъ и различіе въ способностяхъ. Но естественныя науки не только не доказали этого, но и не могутъ доказать при настоящемъ уровнѣ своего развитія, такъ какъ физіологія до сихъ поръ еще блуждаетъ въ потемкахъ во всемъ, что касается психическихъ отправленій мозга. Съ другой стороны, если мы обратимся къ эмпирическимъ указаніямъ, которыя даетъ мамъ исторія и собственный нашъ ежедневный опытъ, то рядомъ съ обладающими чисто мужскими особенностями умами характера женщинами, мы встрѣчаемъ и мужчинъ, которымъ какъ будто сама природа судила подобно гоголевскому вице-губернатору подвизаться болѣе по части вышиванія по канвѣ. Изъ этого, конечно, не слѣдуетъ, чтобы одинаковое воспитаніе могло изъ каждаго мущины и изъ каждой женщины выработать субъекты совершенно тождественные какъ по качеству, такъ и по силѣ ума и характера. Но такого полнаго тождества воспитанія не въ силахъ достигнуть и относительно субъектовъ одного и того же пола; индивидуальныя особенности всюду и всегда берутъ свое. А потому, за отсутствіемъ какихъ бы то ни было точныхъ данныхъ, намъ остается признать, что то различіе способностей и наклонностей, которыя принято обозначать словами мужественность и женственность, коренится въ тѣхъ же индивидуальныхъ особенностяхъ, которыя мы встрѣчаемъ и въ лицахъ одного и того же пола. Раціональное воспитаніе не въ правѣ игнорировать эти особенности; едва ли не самая важная и, безъ сомнѣнія, самая трудная часть его задачи состоитъ въ томъ, чтобы угадывать, ихъ, приспособляться къ нимъ и извлекать изъ нихъ возможную пользу. Но именно въ видахъ этого, оно не должно дѣлиться на мужское и женское, такъ какъ подобное дѣленіе по поламъ, можетъ очень часто идти наперекоръ естественному дѣленію по индивидуальнымъ особенностямъ и ломать и уродовать природу мущины или женщины въ угоду фиктивнымъ теоріямъ и произвольно взятымъ мѣркамъ. Прим. перев.
- ↑ Здѣсь докторъ Эразмъ слишкомъ неопредѣленно выражается, чтобы можно было судить о степени состоятельности его мысли. Если подъ «положительностью» и «пошлостью» вѣка онъ разумѣетъ тѣ дѣйствительно грубыя матеріальныя заботы, которыя сводятся на лихорадочную погоню за деньгами и за карьерой, то дѣйствительно нельзя не признать благотворнымъ всякое вліяніе, которое отрѣшаетъ человѣка отъ этого рода положительности. Но къ сожалѣнію это мѣщанское, узко-личное направленіе, которое составляетъ такую язву современныхъ обществъ, преимущественно на западѣ, лишь слишкомъ часто смѣшиваемся съ иною, плодотворною струею, составляющею особенность и, скажемъ смѣло, великое пріобрѣтеніе нашего времени. Точныя науки, которыя ставятъ смыслъ и наблюденія на мѣсто метафизическихъ гаданій, позитивная философія, которая, несмотря на нѣкоторую односторонность и увлеченія настоящаго своего развитія, все же провозгласило водвореніе науки и разума тамъ, гдѣ прежде невозбранно царили произволъ и туманъ метафизики, наконецъ, утилитаріанизмъ, который обращается къ эгоизму человѣка только для того, чтобы облагородить его сознаніемъ, что его польза солидарна съ пользою всѣхъ, что все дѣйствительно полезное въ тоже время и дѣйствительно нравственно, — таковы могучіе двигатели современной мысли, таковы основы, на которыхъ построены задачи коллективной дѣятельности человѣчества въ настоящемъ и будущемъ. Что въ этой положительности нѣтъ и не можетъ быть ничего пошлаго, что этотъ матеріализмъ не имѣетъ ничего общаго съ «грубымъ» матеріализмомъ мѣщанства, — едва-ли нужно добавлять.
- ↑ Мысль Эскироса, вѣрная въ основаніи, грѣшить тою чрезмѣрною долею, которую онъ, безъ всякой нужды, отводитъ элементу фантазіи и такъ называемыхъ поэтическихъ иллюзій. Безъ сомнѣнія, средневѣковый взглядъ, противъ котораго онъ возстаетъ, оказывается вполнѣ несостоятельнымъ, тамъ гдѣ рѣчь идетъ не о преподаваніи ученику тѣхъ или другихъ догматическихъ истинъ, а объ разъясненіи ему смысла явленій, игравшихъ важную роль въ исторической жизни народовъ. Но изъ этого еще не слѣдуетъ, чтобы ученикъ долженъ былъ дѣйствительно переживать всѣ тѣ фикціи, въ которыя воплощалась человѣческая мысль въ теченіи медленнаго процесса своего развитія; оно невозможно уже потому, что ребенокъ воспитанный такъ, какъ докторъ Эразмъ хотѣлъ воспитывать своего сына — на знаніи реальныхъ фактовъ и законовъ, внесетъ духъ здравой критики во все, что противорѣчитъ этимъ фактамъ я законамъ; — дѣтская логика вообще гораздо послѣдовательнѣе, чѣмъ обыкновенно думаютъ. А потому, намъ кажется, что докторъ Эразмъ поступилъ бы гораздо лучше, если бы свою формулу: «надо немножко вѣрить тому, что изучаешь» — видоизмѣнилъ такъ: «надо немножко понимать то, что изучаешь.» Прим. пер.
- ↑ Лучшая часть меня, мой духъ принадлежитъ тебѣ.