Бенедикт Лившиц. Французские лирики XIX и XX веков.
Л., «Художественная литература», 1937
ЛЕКОНТ ДЕ ЛИЛЬ
ЯГУАР
За дальней завесью уступов, в алой пене
Всю местность выкупав, отпламенел закат,
В пампасах сумрачных, где протянулись тени,
Проходит трепета вечернего разряд,
С болот, ощеренных высокою осокой,
С песков, из темных рощ, из щелей голых скал
Ползет, стремится вверх средь тишины глубокой
Глухими вздохами насыщенный хорал.
Над тинистой рекой воспрянув из туманов,
Холодная луна сквозь лиственный шатер
На спины черные всплывающих кайманов
Накладывает свой серебряный узор.
Одни из них давно преодолели дрему
И голода уже испытывают власть,
Другие, к берегу приблизившись крутому,
Как пни шершавые, лежат, раскрывши пасть.
Вот час, когда в ветвях, присев на задних лапах.
Прищуривая глаз и напрягая нюх,
Прекрасношерстый зверь подстерегает запах,
Живого существа чуть уловимый дух.
Для предстоящих битв он держит наготове
И зуб и коготь. Весь в стальной собравшись ком.
Он рвет, грызет кору и в предвкушеньи крови
Облизывается пунцовым языком.
Согнув спиралью хвост, он бешено им хлещет
Древесный ствол, затем, приняв дремотный вид,
Сникает головой на лапу и, в зловеще
Притворный сон уйдя, неявственно храпит.
Но вдруг умолкнув и простершись бездыханней
Гранитной глыбы, ждет, укрытый меж ветвей:
Громадный бык идет неспешно по поляне,
Задрав рога и пар пуская из ноздрей.
Еще два-три шага, и, ужасом объятый,
Бык замирает. Льдом сковав ему бока
И плоть его сверля, горят во мгле агаты.
Два красным золотом налитые зрачка.
Шатаясь, издает он жалобные стоны,
Мычит, влагая в рев предсмертную тоску,
А ягуар, как лук сорвавшись распрямленный,
На шею прыгает дрожащему быку.
От страшного толчка чуть не до половины
Вонзает в землю бык огромные рога,
Но вскоре, яростный, в бескрайные равнины
Мчит на своей спине свирепого врага.
По топям, но пескам, по скалам и по дюнам,
Необоримых чащ пересекая тьму,
Стремглав проносятся, облиты светом лунным,
Бык с хищным всадником, прикованным к нему.
И миг за мигом вдаль все глубже отступая,
Отходит горизонт за новую черту,
И там, где ночь и смерть, еще идет глухая
Борьба кровавых тел, сращенных налету.
ШАРЛЬ-МАРИ-РЕНЬЕ ЛЕКОНТ ДЕ ЛИЛЬ (1818—1894) был вождем и
основоположником так называемой «парнасской» школы в поэзии. Парнасизм, с
его борьбой и против социального романтизма и против натурализма, выдвигал
одни лишь художественные лозунги, но по существу знаменовал собою одно из
ранних проявлений отказа буржуазии, буржуазного мышления и буржуазного
искусства от адэкватного познания (в данном случае специфически
художественного познания) действительности и стремления замкнуться в «башню
слоновой кости» чистого искусства для искусства.
При этом парнасизм был далеко не однородным явлением. В частности
поэзия Л. де Лиля, несмотря на свою совершённую аполитичность, есть
выражение глубокого разочарования в социальной действительности и полного
неверия в возможность переделать мир во имя гуманности и справедливости. В
начале своей литературной деятельности Л. де Лиль был пламенным демократом и
деятельно сотрудничал в изданиях с социалистическими (точнее —
фурьеристскими) тенденциями. После 1848 г. он совершенно отходит от
публицистики и посвящает себя поэзии. Он переводит на французский язык
Гомера, Эсхила, Софокла, Еврипида и сам пишет несколько трагедий («Эриннии»,
«Аполлонидя). Но главным созданием его остаются 4 тома стихов: „Античные
поэмы“ („Poemes antiques“, 1852), „Варварские поэмы“ („Poemes barbares“,
1882), „Трагические поэмы“ („Poemes tragiques“, 1884) и, наконец, посмертные
„Последние поэмы“ („Derniers poemes“, 1894). Л. де Лиль — поэт эпический,
темы его — история и природа, и здесь легко обнаруживается его связь с Гюго
„Созерцаний“ и „Легенды веков“. Правда, Л. де Лиль отвергает
„пристрастность“ романтизма, его социальное морализирование. Он претендует
на принципиальную объективность. Однако эта объективность — кажущаяся.
Символика его образов — исторических, мифологических — и даже пейзажей
означает бесповоротное осуждение мира, „злого по природе“, означает
проповедь некоей морали (в данном случае стоической) и воспевание нирваны —
окончательного и полного небытия. Любопытно, что элементы этого
своеобразного морализирования можно найти даже в самых объективных,
безразлично-живописных по теме стихотворениях, как, например, знаменитые
„Слоны“: весь пейзаж охарактеризован таким образом, что тема стихотворения,
переход слонов на старые пастбища, начинает восприниматься как нечто
„величественное“, а следовательно, по шкале оценок Л. де Лиля, как некий
„подвиг“.
Л. де Лиль остался верен классическим формам французского стиха, но
необычайно расширил и обогатил его живописные и пластические возможности.
Поэтическое слово у него прежде всего зрительный образ» четкий и точный, не
допускающий никакого мистического тумана и двусмысленных толкований. Стихи
его не раз получали эпитеты: «мраморные», «бронзовые» и т. п. В красочности
и пластичности Л. де Лиля уже наличествуют элементы эстетизма, доведенные до
предела в поэзии среди и поздних символистов. Лучшие переводы Л. де Лиля на
русский язык сделаны Брюсовым (в полном собрании его сочинений и переводов,
т. 21).