ВСѢХЪ
СОЧИНЕНIЙ
въ
СТИХАХЪ И ПРОЗѢ,
ПОКОЙНАГО
Дѣйствительнаго Статскаго Совѣтника, Ордена
Св. Анны Кавалера и Лейпцигскаго ученаго Собранія Члена,
АЛЕКСАНДРА ПЕТРОВИЧА
СУМАРОКОВА.
Собраны и изданы
Въ удовольствіе Любителей Россійской Учености
Николаемъ Новиковымъ,
Членомъ
Вольнаго Россійскаго Собранія при Императорскомъ
Московскомъ университетѣ.
Изданіе Второе.
Часть V.
Въ МОСКВѢ.
Въ университетской Типографіи у Н. Новикова,
1787 года.
ЯДОВИТЫЙ.
КОМЕДІЯ.
ДѢЙСТВУЮЩІЯ ЛИЦА.МЕНЕДЕМЪ, |
} Друзья.
ДЕМИФОНЪ, |
КЛИТАНДРЪ, Сынъ Менедемовъ.
АНГЕЛИКА, Приемышъ Менедемовъ.
ГЕРОСТРАТЪ.
ДРОМОНЪ, Слуга.
ИСМЕНА , служанка Ангеликина.
ПАРМЕНОНЪ , Служитель Демифоновъ.
КУПЕЦЪ.
СЕКРЕТАРЬ.
ПОДЪЯЧІЙ.
ЯДОВИТЫЙ,
КОМЕДIЯ.Кто ето восходитъ на лѣсницу! лицо ево мнѣ знакомо кажется, а назвать ево не умѣю, и не могу вспомнити кто ето.
А! другъ мой! отколѣ ты взялся? сколько лѣтъ мы съ тобою не видались! какъ ты скрылся? гдѣ былъ? обойми меня, и раскажи мнѣ свое подробно похожденіе.
Благоденствуешь ли возлюбленный мой другъ? въ добромъ ли ты здоровьи, и въ хорошихъ ли обстоятельствахъ?
И такъ и сякъ; однако, какъ ты видишъ, живъ еще по сіе время. Ты каковъ?
И я тебѣ то же отвѣчаю: и такъ и сякъ; могъ я возвратиться, да не могу возвратити потеряннова: и въ томъ мѣстѣ, гдѣ я въ достаткѣ жилъ, буду таскаться по миру, оплакивая мою бѣдность и протчія худобы горестнова моево состоянія.
Раскажи мнѣ все, другъ мой; друзья друзей своихъ дѣла жадно слушаютъ, и входя въ чувствіе друзей своихъ, о дѣлахъ ихъ какъ о своихъ собственныхъ дѣлахъ резсуждаютъ.
Ты знаешь то мой другъ, какія мнѣ были нападенія отъ моихъ сильныхъ злодѣевъ, и что я принужденъ былъ деревни мои продать и въ чужія отлучиться краи, и быти тамъ, поколь они, ради возвращенія моево померли. Шестьнатцать лѣтъ жилъ я въ Нѣмецкой землѣ, терпя добровольное убожество, ради тово, чево я къ уязвленію сердца моево и поминать не хочу: а возвративься въ Москву, не имѣвъ уже пять лѣтъ писемъ отъ человѣка, которому все мое сокровище ввѣрено, не нашелъ я ни ево, ни моево сокровища.
Для чево ты не оставилъ сокровищей своихъ у меня?
Я не хотѣлъ тебя тѣмъ отягощать: и все то оставилъ у вѣрнаго своево слуги, о которова вѣрности я, и все потерявъ, еще ни мало не сумнѣваюся, причитая мое нещастіе лютому року жизни моей, а не ево невѣрности, етова моево слугу и имѣнію предпочитая, крушася и о томъ тяжко, ко умноженію моей печали, что я и ево не вижу: и не могъ извѣститься, гдѣ онъ и живъ ли.
А я чаялъ о твоемъ имѣніи, что оно все взято съ тобою, не о томъ разговаривая тогда, когда ты со мною разлучался, пораженный твоею напастью: и только о нападеніи твоихъ на тебя злодѣевъ ежедневно твердя, и видя утѣсненную невинность, обще съ тобою ко праведному небу жалобы свои возсылая, и прося тебѣ съ небеси возпоможенія. Жалостно то было время: въ тотъ годъ переставилася твоя супруга: сына и дочь похитила свирѣпая воспа: ты лишился любезнова своево отечества, а я любезнаго своего друга.
Ахъ! Менедемъ, Менедемъ! Не всѣ тебѣ мои нещастія извѣстны.
На что жъ ты отъ меня и тѣ сокрываешь?
Севодни свѣдаешъ ты и о тѣхъ: дай только мнѣ отдохнуть.
Буди по волѣ твоей, закрыто основаніе и притчины чужихъ сердцедвиженій.
Дай мнѣ осмотрѣться, и увидѣти состояніе твое, которое мнѣ столько же нужно, какъ и мое.
А я все то, что въ моемъ имѣю убожествѣ, съ тобою раздѣлю; ты меня снабдѣвалъ во дни достатка своево, а я тебя буду снабдѣвать во дни моево недостатка. Не терпѣлъ тогда я нужды, и получилъ десять тысячь отъ тебя въ день нашего раставанія.
Оставь ето пожалуй; я стыжуся ето слушать.
А я стыжуся не воспоминать.
Сыскать деньги трудно, а друга еще трудняе.
А я отъ тебя имѣлъ и то и другое.
Я исполнялъ долгъ дружества.
А я моими словами исполняю долгъ благодарности: а буду исполняти и дѣломъ и по благодарности и по дружеству.
Я, сударь, больше жить у васъ не могу: прикажите меня отпустить.
Что тебѣ здѣлалось?
Не спративайте меня, только отдайте обратно къ Герострату; а причина тому та, что одинъ рабъ не можетъ быть въ услуженіи у двухъ господъ: а особливо когда одинъ доброй человѣкъ, а другой плутъ.
Ты мнѣ одному служишъ.
А другова долженъ я репортовать: а по ясняе сказати: одному долженъ я служить, а другому какъ спіонъ переносить вѣсти ради поношенія здѣшняго дома, какихъ вѣстей мнѣ взять не гдѣ; развѣ мнѣ быти спіономъ и лжецомъ: а я не хочу быть ни тѣмъ, ни другимъ: однимъ быть не съ чево, а другимъ быть не для чево: да меня же хотя по самыя уши въ золото посади, такъ я подражая своему помѣщику плутать не хочу.
Я тебя взавтрѣ отпущу; мнѣ истинно теперь не до тово; приѣхалъ ко мнѣ другъ, которова я многія не видалъ лѣта и не уповалъ больше никогда увидѣть.
Мнѣ здѣшній домъ райскимъ кажетсл жилищемъ; да что дѣлать? ийти во адъ; адская мука во адѣ сносняе, нежели въ раю; легче не видѣть жизни доброй и мучиться, нежели мучиться и видѣть.
Отпущу тебя, хотя мнѣ етова и жаль.
Мнѣ етова еще и больше жаль; да быть такъ.
Вотъ каково мое состояніе, другъ мой: не только принужденъ я негодному человѣку ласкать, да еще и выдавать за него держимово вмѣсто дочери приемыша, которова я столько люблю, что ни какой отецъ не можетъ больше любить дочери, называя ее дочерью, и ничѣмъ отъ единороднова моево ее сына не отдѣляя.
Что тебя къ етому принуждаетъ?
Отцу моему, лѣтъ уже съ семьдесятъ, пожалована выморочная деревня; а съ десять лѣтъ назадъ, былъ нѣкакой подъячій при архивѣ, и тотъ указъ изъ архивы выкралъ: а послѣ о той своей кражѣ такому же вору объявивъ, носящему такое же рода имя, какое носили владѣльцы той пожалованной отцу моему деревни, и воръ вору подалъ причину ради общаго прибытка, бить челомъ, женивься на дочери ево. И хотя и многія необманчивыя слѣды того пожалованія въ приказахъ осталися; однако глупыя и безграмотныя судьи ету деревню отдаютъ моему сопернику: деревня ета малова стоитъ, да пожилыя такъ возросли, что я въ небогатствѣ моемъ долженъ буду лишиться дневной пищи. Помѣщикъ давишняго слуги ето дѣло купилъ, вѣдая то, что он беззаконно, за дватцать тысячь: а иску дватцать двѣ тысячи; такъ и не велика бы то ему была находка, да зная то, что я такова иску заплатить не въ состояніи, вмѣсто того влюбивься смертно въ моево приемыша, требуетъ ее себѣ въ замужство: а она хотя и ни малѣйшія склонности къ нему не имѣетъ, да еще и величайшее отъ нево имѣетъ отвращеніе, жертвуя моему спасенію, Принуждаетъ себя за нево выйти: а онъ своево слугу въ мой домъ отдалъ ради спіонства, не примѣтитъ ли онъ какова въ приемышѣ моемъ подозрѣнія, и къ кому нибудь любовной склонности: а особливо ревнуетъ онъ ко Клитандру сыну моему.
Въ Германіи ругаютъ безграмотность Піитовъ: а мнѣ кажется, что безграмотность ихъ не столько вредна, сколько безграмотность судей: однако судьи тамо всѣ грамотны; по тому что отъ грамоты судейской зависаетъ общее и каждаго участно блаженство. Потребно въ порядкѣ содержимое оружіе, а въ порядкѣ содержимыя законы еще потребняе. Потребенъ умъ Военачальникамъ, а Градоначальникамъ еще потребняе. Сожалѣю я и твоего приемыша и тебя другъ мой.
Вотъ какимъ образомъ и какимъ порядкомъ бездѣльники доходятъ и въ любви до своево желанія.
Вотъ онъ.
Ѣздилъ, ѣздилъ и усталъ до смерти.
Развѣ много было нужды?
Мнѣ когда безъ нужды. Да наѣхалъ я диковинки. Нѣкоторова моево милостивца дочь, да вы ево и знаете: третьева дни ѣхалъ онъ мимо вашева двора, и говорилъ вамъ, что васъ ни гдѣ не видать: со мною встрѣтилася, а за нею скачетъ въ одноколкѣ какой то петиметръ, и всеконечно на сходбище; по тому что ета дѣвица не Лукреція, и часто видалъ я ее въ собраніяхъ: такъ она и съ тѣмъ и съ тѣмъ, то перешептывается, то перемигивается: словомъ сказать, дѣвка непотребная.
Я никогда ни чево худова о ней не слыхалъ а что она жива и рѣзва, такъ ето отъ молодости.
Другая диковинка: попался мнѣ въ каретѣ етотъ молодецъ, которой вчера у васъ былъ, такъ пьянъ и безобразенъ отъ тово, что гадко смотрѣть.
Онъ ни какова и не пьетъ питья хмѣльнова.
Заѣхалъ я къ вашему, вотъ етому сосѣду: а онъ не знаю съ кѣмъ заставъ жену свою, чудь было ее не высѣкъ.
Она образецъ постоянства, а онъ образецъ ласки, учтивства и всякой благопристойности.
Не прогнѣвайтеся, государь мой, ежели я вамъ нѣчто во противомнѣніе выговорю.
Пожалуйте, сударь; я отовсѣхъ и совѣты и наставленія приемлю; честной человѣкъ долженъ принимати все человѣколюбиво, и всегда, сколько можно судить людей съ доброй ихъ стороны.
Пускай тѣ диковинки, которыя вы севодни видѣли, всѣ праведны; вамъ какой прибытокъ изъ тово, что вы вмѣсто прикрытія человѣческихъ слабостей ихъ разглашаете.
Когда я какія въ обществѣ вижу безпорядки, такъ тогда отъ любви къ добродѣтели сердце мое раздражается.
Да вашею разгласкою то не исправится: а ежели и исправится, такъ то уже незагладится, что всемирно объявлено: а легкомысленныхъ дураковъ и жестокосердыхъ злодѣевъ на свѣтѣ много, которыя слыша другому ругательство, то ругательство утверждаютъ, хотя разумныя и добрыя люди ни на вымыслы ругателей, ни на большенство въ народѣ голосовъ и не смотрютъ.
Такъ по етому и о разбойникахъ ни чево худова выговорить не льзя, когда добродѣтель требуетъ тово, что бы мы видя беззаконія, ихъ прикрывали?
Сколько беззаконія должны быть разглашаемы, столько должны прикрываемы быть наши слабости и прошибки. Мы отъ злодѣянія можемъ воздержаться, по тому что мы не діяволи: а отъ слабостей не всегда можемъ, по тому что мы не Боги.
Человѣкъ и я; такъ ежели о комъ что и худо по немощи выговорю, то мнѣ отпустительно.
Нѣтъ, государь мой, отъятіе части, жизни и имѣнія не ко слабости нашей причитаются, и не прикрытія достойны.
Чево жъ!..
Вы прогнѣваетеся, ежели я скажу.
Пожалуй, государь мой, изволь вымолвить.
Висѣлицы.
Ето громконько сказано; однако я отъ вашева слова повѣшенъ не буду.
Я говорю цѣля на отнимателей чести, жизни и имѣнія: а вы старайтеся заслуживать имя честнова человѣка.
Честь на свѣтѣ химера только, и состоитъ она въ покровительствѣ вельможъ и въ молвѣ народной! а меня вездѣ хорошо пріемлютъ.
Я съ тобою другъ мой многія не видался лѣта, такъ пойдемъ, да побесѣдуемъ: а вы, господинъ Геростратъ, побудьте здѣсь: а между тѣмъ и дочь моя къ вамъ выйдетъ.
Изрядно.
О химера, химера, ВЫМЫШЛЕННАЯ ради обузданія совѣсти политиками, и почитаемая дураками, ради утѣсснія свободы и чувствія, нарицаемая, по нашему легкомыслію, честностью! еcли бы ты имѣла важность, такъ были ли бы почитаемы твои противники и презираемы твои послѣдователи! за то ли кланяются людямъ низко, что они честны? у тѣхъ ли больше приятелей и меньше непріятелей, которыя честны? тѣмъ ли больше благотворятъ, которыя честны? тѣхъ ли больше привѣтствуютъ, которыя честны? садятся по чинамъ: великолѣпятся по богатству и по мотовству: высокопарятся или по силѣ, или по глупости: любятся, или по благообразію, или по случаю, или по слѣпой страсти: похваляются по большинству голосовъ народа: а въ народѣ кривова разсудка больше, чему еще зависть и ненависть помогаютъ; такъ на что ты странная химера? Да тебя же и не тѣмъ приписываютъ людямъ, которыми ты владычествуешъ: а тѣ, которыя тебѣ покланяются, по большой части ходятъ по миру: и ежели ты не подперта силою или богатствомъ, такъ ни кто тебѣ и не вѣритъ. Безчестный ограбленнымъ имѣніемъ великолѣнно торжествуетъ день тотъ, который ево произвелъ на свѣтъ ради вреда и погибели ближнему: а честной тотъ день, который ево къ пользѣ ближняго произвелъ на свѣтъ, оплакиваетъ посаженный за долги въ темницу. А все ето видя, можетъ ли разумный человѣкъ тебя беспрочную, и пустымъ именемъ блестящую почитать химеру?
Тотъ часъ выйдетъ госпожа Ангелика.
Кто у нея?
Ея дѣвушка, да братъ вошелъ.
Етотъ ея братъ уже мнѣ солонъ; по всему видно, что она мнѣ ево предпочитаетъ.
Вы еще не мужъ ей, а онъ уже братъ.
Онъ ей не прямой братъ: а разсуждая по философски, что препятствуетъ любиться и съ прямою сестрою? Все ето вздоръ и ни какова не имѣетъ основанія.
Однако отцы на дочеряхъ, а сыновья на матеряхъ не женятся ни гдѣ.
Законы и обычаи, утѣсняющія наше своеволіе, ради подлыхъ разумовъ выдуманы.
Да ты ко удержанію своеволія повинуешся ли чему?
Ни чему.
Да есть ли Богъ?
Есть.
Такъ мы своеволіе, приносящее ближнему вредъ, должны удерживать.
На что? Богъ будучи толь великъ, будетъ ли думать о дѣлахъ такой малой твари, каковы мы?
Богъ будучи толико праведенъ и щедролюбивъ, будетъ ли и добрыя и худыя наши дѣла почитать за едино?
Богъ не постижимъ.
Да наши и добрыя и худыя дѣла постижимы.
Добрыя наши дѣла тѣ, которыя намъ добро дѣлаютъ; а худыя тѣ, которыя намъ дѣлаютъ худо: ето и естественно и истинно.
Ты мнѣ съ собою откровенно говорить дозволяешь; такъ я тебѣ безо всякаго притворства скажу, что ты человѣкъ обществу самый опасный.
Ето правда; да потому то я и почтенной; весь миръ моево языка и пера, ужасается.
Скажи мнѣ: развѣ ты человѣкъ ученой, что ты столько пишешъ? вить къ етому надобно знаніе.
Нѣтъ, къ етому потребно дерзновеніе автора, и невѣжество читателей; дерзновеніе у меня есть, а читателей такихъ много.
Многія пишутъ и врутъ, да людей не ругаютъ.
Во Франціи были два автора Боало и Моліеръ: такъ тѣ и не такъ людей ругали.
Не тѣ ли, о которыхъ, ты намнясь расказывалъ, ко одобренію себя, своимъ собесѣдникамъ, которыя разинувъ ротъ слушали тѣ твои похожденія, которыя тебѣ пригрѣзилися во снѣ, и исторію о Мосохѣ, расказываемую тобою, такъ ясно и точно, будто, какъ бы ты у нево былъ наперстникомъ.
Тѣ: одинъ пис.алъ Сатиры, а другой Комедіи: а многія къ моему щастію, все за одно почитаютъ, и Сатиру и Пасквиль; хотя ето и правда, что одна нравы правитъ, а другая портитъ. Да мнѣ какая нужда правятся или портятся нравы! былъ бы только тотъ моимъ перомъ уколонъ, ково я не люблю.
Да ты ни ково не любишъ?
Ради тово я противу всѣхъ и пишу: а сочиненія мои вездѣ.
Ето правда, что Прованскимъ и Флорентинскимъ масломъ рѣдко пахнетъ, а особливо для того, что и запахъ въ нихъ не проницательной, а отъ коноплянова масла въ Москвѣ всѣ улицы протухли.
Такъ должно сочинителю знати вкусъ тѣхъ читателей, которыхъ больше: а большенство голосовъ вездѣ важно: и не только хвала и хула авторамъ, на немъ основаніе полагаетъ, да часто и все наше благоденствіе отъ него зависаетъ.
Да любочестіе утѣшаетъ человѣка, когда знаетъ онъ то, что ево сочиненія къ чести ево и по немъ останутся.
По мнѣ хотя трава не рости: а на мой вѣкъ такихъ людей, которыя меня хвалятъ, очень довольно.
Ежели бы всѣ едакъ разсуждали; такъ бы родъ человѣческой до насъ конечно не протянулся.
Что мнѣ нужды въ родѣ человѣческомъ: былъ бы я только сытъ и доволенъ.
А въ Пасквиляхъ то, какой тебѣ прибытокъ? вить ето тебѣ самому больше ругательно, нежели тому досадно, ково ты ругать устремляешся.
Меня во всѣ честныя домы, и послѣ сочиненія и изданія Пасквили впускаютъ: а то въ барышахъ, когда кому поношеніе учинено вить не все вѣдаютъ то, что объявленное мною ложь: да вить и не всѣ знаютъ, какія правила Сатиры, какія Пасквили: коли имени нѣтъ, ни того, ково я ругаю, ни моево; такъ и Сатира. Продолжайся невѣжество, ко своевольству нашему, и къ утѣсненію наказуемыхъ нами по нашему благоволѣнію.
А ну какъ когда нибудь и узнаютъ автора, и сыщутъ, таскающееся его сочиненіе?
Я скажу, что то и то прибавлено; такъ и отверчуся: а Пасквиль ту силу свою возметъ; потому что у насъ еще не вовсе извѣстно, что Пасквили у себя въ домахъ имѣть безчестно: и ради того слышалъ я, что такія мои сочиненія у многихъ какъ полезныя рукописи въ библиотекахъ сохраняются, ради безсмертнаго, ругаемыхъ мною, безчестія: и не только стороннія, да и приятели чтеніемъ ругательства о своихъ приятеляхъ услаждаются; хотя въ моихъ Пасквиляхъ ни соли, ни вкуса нѣтъ: да полно не тѣ Сатиры больше въ модѣ, въ которыхъ вкусъ и соль: да тѣ, въ которыхъ много яду. А мои Пасквили, такъ приятны ядовитостію своею, что съ великимъ услажденіемъ, родныя братья, противъ родныхъ сестеръ, а родныя сестры протнвъ родныхъ братьевъ, читаютъ ихъ.
Ето изрядное родство?
И самыя такія мои сочиненія, которыя всякою неизрѣченною мерзостію наполненны читаютъ иногда дѣвицы о родныхъ братьяхъ своихъ.
Позволь вымолвити мнѣ.
Говори.
Ежели бы Пасквильщики сожигаемы были; не было бы обществу убытка.
Очень ты гнѣвенъ.
Ето, сударыня, противу всей политики, что я васъ такъ долго имѣлъ терпѣніе дожидаться.
Я съ братомъ о домашнихъ дѣлахъ заговорилася.
Полно не о келейныхъ ли, сударыня? не было ли между вами чево тайнова?
Исмена всю нашу тайну слышала, какъ и здѣсь она нашу тайну услышитъ! а вы, сударь, должны памятовати, что вы говорите суровенько.
Что жь вы такъ, сударыня, шоборски?
Престаньте, сударь.
Я только начинаю.
А я окончеваю, и пойду, скажу отцу моему, что я за васъ нейду; я долго ваши наглости терпѣла.
Такъ вашъ батюшка по миру пойдетъ: а съ нимъ и вы и любезный вашъ братецъ.
Лутче мнѣ съ моимъ любезнымъ братцемъ суму таскать, нежели съ вами первою быть боярынею. Я отца моево спасала, сколько могла: и когда опредѣляетъ судьбина ходить и ему и мнѣ съ братомъ по миру, такъ пойдемъ; сердце батюшкино спокойняе будетъ, когда онъ меня въ нищенскомъ увидитъ состояніи преодолѣвающу великодушно бѣдность, нежели мучиму въ достаткѣ. Пойду и открою ему теперь мое намѣреніе. Отходитъ.
Кто то ково переможетъ!
Они поссорилися: есть пословица: орлы дерутся, а молодцамъ перья; а намъ на выворотъ: они разойдутся, а я тебя лишуся и не будешъ ты за мною.
Ахъ, Дромонъ, мой любезный Дромонъ! лишаюся я тебя, и вѣчно съ тобою разлучаюся.
Ежели бы я помалодушняе етова былъ; я бы расплакался. Ну ежели бы дворянскому сыну едакая пришла бѣда, да еще и Стихотворцу; онъ бы рубли на два бумаги перемаралъ, И кричалъ бы померкло солнце, затьмилися звѣзды, изсохли озера, и рѣки возвратилися ко своимъ источникамъ.
А тебѣ меня и не жаль?
Какъ не жаль, Исмена? да вить не удавиться же мнѣ отъ печали?
Да ты и не воздыхаешь?
Прекрасная, Исмена! душа моя съ тѣломъ разлучается.
Я плачу, а у тебя ни слезки нѣтъ.
Голова моя вся слезами наполнена, да у меня такой обычай, что изо лбу слезъ и долбней не выгонитъ.
Развѣ у тебя не такое же сердце, какъ у меня.
У тебя сердце нѣжное, и можетъ быть отъ тово любовной перемѣнѣ оно ежеминутно подвержено: а у меня сердце какъ камень твердо, и однажды распаливься, вѣчно будетъ горячо.
Какъ я кинжала не вонзаю во грудь мою!
Какъ я шила не втыкаю въ сердце мое!
Какъ еще воздухъ питаетъ меня!
Какъ меня щи питаютъ!
Какъ не разверзется земля подо мною!
Какъ подо мною полъ не обломится!
Ты издѣваешься, Дромонъ.
А ты дурачишся, Исмена.
Будто я дурачуся, что о тебѣ тужу?
Да вить я еще не умеръ; такъ на что такія огорченныя имѣти мысли? придетъ разлука, придетъ и расположеніе.
Да она уже пришла.
Да еще не усѣлась: а когда усядется, тогда о поправкѣ нашева дѣла и думати станемъ. Будетъ судъ, будетъ и расправа! а тоскою мы дѣла не поправимъ.
Что я батюшкѣ сказала, то исполнено будетъ. Бывъ моимъ братомъ, будешь ты супругъ мой. Давно уже тебя люблю, какъ любовника, что ты, хотя я тебѣ о томъ и никогда не открывала, видѣлъ изъ поступка мо ево, и изо всево съ тобою обхожденія, когда я отягощаяся горестью и скрывая тоску, готовилася ко противному мнѣ сочетанію, и къ вѣчному о моей къ тебѣ любви молчанію, грозящему меня мучити до самой смерти, хотя бы она и скоро пресѣкла нещастнѣйшій вѣкъ мой.
Премѣняя приятное имя сестры въ приятнѣйшее имя любовницы, дарагая Ангелика, единственный, и бывшій до сего часа безнадежный видъ отчаяннаго моего желанія! ты меня вознесла на самый верьхъ моего щастія. И когда ты отваживаешся терпѣть и раздѣлять со мною бѣдность; такъ я не буду ее чувствовать, ету мою бѣдность богатству, великолѣпію и всему предпочитая, чѣмъ люди въ роскошахъ изобилуютъ. А и батюшкѣ сносняе терпѣти разоренье, нежели видѣть наше мученье. А я при тебѣ довольняе буду въ самой скудной хижинѣ, нежели безъ тебя въ огромныхъ палатахъ; не въ великолѣпномъ зданіи, да во спокойныхъ сердцахъ наше благоденствіе обитаетъ.
Не изъясненно мое веселіе, что спало съ меня то иго, которое терзало душу мою и разрывало мое сердце, и что я по самой крайности отъ ужаснаго батюшкѣ жертвоприношенія освободилася. А вотъ и противный мой женихъ! проподай онъ.
Развѣ ради тово отнимаете вы у меня невѣсту, чтобы ваше имя было всей Россіи извѣстно?
Я бы желалъ тово, что бы мое имя всему отечеству моему какими заслугами извѣстно было.
И безъ заслугъ извѣстно будетъ: колкое мое перо увѣнчаетъ ваше достоинство.
Ваше колкое перо, всему просвѣщенному свѣту, столько гадко, сколько правиламъ, разуму и слуху, противенъ складъ вашъ.
Кто знаетъ языковъ цѣлую дюжину; такъ кажется тому писать можно.
Двухъ или трехъ языковъ, вы словъ нѣсколько знаете, ето и я засвидѣтельствую.
Изрядно. И кто всю подсолнечную изъѣздилъ.
Частію во сновидѣніи.
Изрядно. И кто разныя степени человѣческаго знанія позналъ опытомъ, бывъ и прикованнымъ на галерѣ гребцомъ и монархомъ на престолѣ.
Одно истинна.
Изрядно. И кто знаетъ опытомъ разныя богослуженія, теплыя принося молитвы и въ Ерусалимѣ и въ Мединѣ.
Ешо правда.
Кто знаетъ исторію Сима, Хама и Яфета, такъ подробно, какъ будто бы съ ними во весь ихъ вѣкъ жилъ купно.
Ето вамъ однимь извѣстно.
Кто былъ Лейбмедикомъ у великаго Могола, Обершталмейстеромъ у Богдыхана, и Оберкригскамисаромъ у Кушухты.
И женихомъ у Ангелики.
Я былъ можетъ быть чѣмъ нибудь и больше, нежели женихомъ.
Подобно какъ не знаю гдѣ королемъ.
Ето дерзновенное о ней слово скочило у меня съ языка, и вымолвилъ я ево не ради поношенія.
Поношенія твои маловажны; имъ ни кто не вѣритъ изъ прямыхъ людей: а нынѣ уже и самыя легкомысленныя вѣрити тебѣ перестаютъ. Одно тебѣ прибѣжище, ради скареднаго твоего языка, и ради гнуснова пера осталося уязвляти добрыхъ людей чужимъ языкомъ и чужимъ перомъ, покамѣстъ тебя и твоихъ помощниковъ не выгонятъ изъ государства.
Я офицерской чинъ имѣю; такъ я по тому дворянинъ; и слѣдовательно что я вамъ, сударь, и шпагою отвѣчать могу.
Такъ тебя можетъ быть за твои шалости не высѣкутъ, а меня за то, что я тебя не отдерживалъ отъ твоего забіячества, разсѣкутъ; такъ пожалуй хотя меня пожалѣй, и умягчи свой гнѣвъ.
Не упустятъ и ему, ежели онъ людей колоти устремлятся станетъ; едакова преимущества благородныя люди не имѣютъ, которымъ они не учинивъ беззаконія довольствоваться не могутъ.
Ежели бы я дворянинъ былъ, а дворяня бы такое имѣли преимущество; я бы конечно что нибудь укралъ, ради показанія моево преимущества.
А я бы тебѣ украсть помогла, когда бы и дворянка была, ради показанія моево благородства,
Мнѣ кажется отличный почтеніемъ человѣкъ, отличнаго и жесточайшаго за беззаконіе достоинъ и наказанія.
Всѣ подлыя души ко утѣсненію естественной, и политикою умноженной благороднымъ людямъ свободы клонятся.
Сколько я свободу почитаю, столько своевольство ненавижу, которое такимъ, каковъ ты, надобно.
Такъ ты мнѣ Ангелику оставить несогласенъ?
Нѣтъ.
И всѣ мои праведныя угрозы презираешъ?
Презираю.
О дщери великаго Аполлона! о вы сладчайшія Музы! о крылатый Пегасъ! и ты чистый Ипокрены источникъ! усугубляйте приятность колкаго моего пера, омоченнаго во Стиксѣ и Ахеронѣ; да вся подсолнечная возгремитъ о невѣрности Ангеликиной, и да пронесется ея безчестіе до краевъ востока, запада, сѣвера и юга.
Москву, да Петербургъ позабылъ ты.
Когда Піиты во иступленіи, такъ такія мѣлочи придутъ ли въ голову?
А вы, сударь, Піитъ?
Какъ же не такъ, когда я авторъ Сатиръ, Комедій и Пародіи. Комедіи мои на кабакахъ читаются: Трагическія сцѣны представляемыя при дворѣ я во сквернословіе и въ ругательство автора превращаю, а Сатиры мои прибиваются на заборахъ.
А невѣста твоя выходитъ за Клитандра.
Менедемъ еще опомнится, когда не захочетъ таскаться по миру, и слышать о себѣ и о своей дочери двенатцати томовъ Сатиры.
У себя ли господинъ Менедемъ?
Дома, сударь: а я сынъ ево.
Дѣло батюшки вашева, въ учрежденной коммисіи разсматривано: и протестъ господина прокурора о неправомъ рѣшеніи основателенъ: батюшка. вашъ правъ: судьи отъ моста своево отрѣшены, или ясняе сказати отброшены, а сопернику вашему указано заплатити всѣ происти и волокиты.
О Юпитеръ! о Могометъ! о безмолвный пустынникъ Бальтійскаго Порта!
Извольте, сударь, къ батюшкѣ съ извѣстіемъ радости и правосудія.
Исмена, накорми меня; пришло заговѣнье; взавтрѣ, не только мнѣ, да и господину моему будетъ постъ.
Ваше благородіе вякова ранга и какова званія? и по указу ли сюда пришли, или по приятству?
Здѣшнява хозяина дочь моя была невѣста.
А по силѣ новоучиненнаго рѣшенія будетъ она еще и пріятняе невѣстою; понеже родной ея отецъ по приложенному при семъ дѣлу нашелся правъ, и иску платить не будетъ; того ради, ваше высокоблагородіе, не пожалуете ли вашего высокородія нижайшему слугѣ: чинъ и имя: или имярекъ: то есть мнѣ за работу.
Слыхалъ ли ты о Геростратѣ?
Какъ не слыхать, когда къ радостн здѣшняго дома, и къ удовольствію высокой вашего сіятельства особы, оный вышереченный Геростратъ нами обвиненъ.
Да ты ево знаешь ли?
По слуху только.
Что же говорятъ о немъ?
Не помыслите ваше благоутробіе, что бы я о немъ яко бы въ ласкательство выговорилъ: да только самую сущую и истинную скажу правду.
Говори. Каковъ онъ?
Преестественной плутъ.
Да по чему же?
По тому что въ противность государственныхъ правъ, и словссно и писменно всѣхъ ругаетъ безо всякихъ документовъ, безъ справокъ, безъ вынисокъ, безъ конфирмаціи — - —
Да что онъ за человѣкъ?
Благородный; понеже имѣетъ чинъ коммисара.
Какъ ево по сіе время не уймутъ?
Да естьли полно благородному плуту какое тѣлесное наказаніе?
Тѣлесное наказаніе благородному человѣку?
Рѣдкому благородному человѣку такое преимущество надобно: намъ оно потребно; понеже мы такимъ преимуществомъ больше довольствоваться можемъ.
Етотъ Геростратъ, ково ты бранишъ, я; видишь ли ты, что ты приказная душа покутила?
Какъ не стыдно вашему сіятельству, такое на себя безчестное принимати имя.
Я ето.
Въ какой силѣ?
Въ такой силѣ, что етотъ человѣкъ, которова ты видишь, Геростратъ и съ душою и съ тѣломъ, въ естественномъ видѣ. Всею моею честію клянуся тебѣ, что ето я.
Ему честью клясться не слѣдовательно; понеже въ немъ чести не имѣется.
Вотъ я тебя подъячишка.
Милостивыя государи, извольте засвидѣтельствовать: ---- нѣтъ ли здѣсь хотя кошки или крысы.
Что вы за шумъ севодни у меня въ домѣ дѣлаете?
Что ето за страшной у васъ гость?
Господинъ Геростратъ: етова въ честныхъ домахъ не терпятъ.
Подлинной Геростратъ!
Я ни гдѣ, и ни отъ ково ругательства себѣ терпѣть не намѣренъ.
Спрашивалъ меня, что о Геростратѣ въ обществѣ говорятъ, а я не зная ево милости, донесъ ему то, какъ носится молва: такъ виненъ ли я въ томъ, когда ево здоровье заслужилъ себѣ такое имя?
Желаю вамъ довольствоваться правосудіемъ и защитою, по законамъ, вашего, противу ябѣдниковъ благоденствія.
Продли Боже благополучное царствованіе нашея Государыни, и утверди вѣчно въ Россіи правосудіе!
Я ни проистей, ни волокитъ не взыскиваю; желаю только тово, что бы вы впредь никогда въ домъ мой не ходили; я васъ отягощаемымъ. Меня съ вами обхожденіемъ довольно знаю, и радуюся тому, что я отъ такова свойства избавился.
Все лишнее, что бы я вамъ теперь ни отвѣчалъ; а я тогда вамъ буду отвѣтствовать, когда время поуменшитъ печали мои, и когда постигнетъ моево сердца треволненіе.
За происти и волокиты вырвите меня изъ рукъ ево, что бы я ни вашего на всегда дома, ни Исмены не лишился. А я, господинъ Геростратъ, твоихъ писемъ ни подбрасывать, ни пробовати къ заборамъ не хочу: самъ ето дѣлай; ты по чину коммисарскому дворянинъ, и отъ тѣлеснаго наказанія можетъ быть будешъ освобожденъ, а меня выпарятъ.
Возми ету бестію себѣ, коли она вамъ надобна.
Крайне одолженъ вами: а происти и волокиты я вамъ уступаю; въ моемъ родѣ ни кто проистьми и волокитами не разживался, хотя они и безгрѣшны иногда.
Поцѣлуй меня Дромонъ.
Довольно времени будетъ; нацѣлуемся.
Ахъ, Парменонъ! тебя ли я вижу!
Неописанное чувствуетъ веселіе вѣрный твой Парменонъ.
Что такъ долго о тебѣ не было ни слуху, ни духу?
Пять лѣтъ содержался я безвинно въ темницѣ: я оправдался, а соперники мои подверглися наказанію: а все ето мое страданіе, за усердіе къ тебѣ и вѣрность. Деньги ваши у етова почтеннаго купца и безъ лихоимственнаго росту стали почти полумиліономъ. Ету всю казну можете вы принять отъ етова человѣка, когда хотите.
Твоя вѣрность и усердіе и ево честность и дружба, получатъ отъ меня достойное возмездіе.
Я тому только радуюся, что я честному человѣку могъ оказывати мое добросердечіе.
При такихъ щастливыхъ обстоятельствахъ, когда я тебя спрошу: не поразишь ли ты меня стратнымъ отвѣтомъ. Любезный Менедемъ! сынъ мой подлинно умеръ, а дочь моя подъ именемъ умершей, по отбытіи моемъ жива осталася, и сокровенно, что бы и она въ кольібели, не была гонима, оставленна у етова вѣрнова моево слуги.
У себя я не могъ ее сокрыти; многія видя ее у меня уже меня подозрѣвали; такъ отдана она отъ меня.
Жива ли она?
Жива и достойна имени своего родителя.
Дай ею насладиться моему зрѣнію: покажи мнѣ ее.
Ты ее видишь; она передъ тобою.
О мой любезный родитель!
О моя любезная дочь!
О день, отъемлющій всѣ силы души моей!
О день, воздатель добродѣтели и отомститель беззаконія.
Къ чему премудрость, когда хитрая политика добродѣтели побѣдить не можетъ!
Сочетавайся дочь моя со Клитандромъ, а Менедемъ на то еще давиче согласенъ былъ.
Сочетавайся сынъ мой съ Ангеликою, когда то Демифону не противно.
Симъ еще умножится древняя моя съ тобой дружба, умноженная уже воспитаніемъ и родительскимъ моей дочери содержаніемъ.
Вы не зятя, сына во мнѣ имѣть будете.
А я ваши къ себѣ милости не меньше рожденія почитаю.
А ты, дражайшая Ангелика, люби меня столько, сколько я люблю тебя…