Но что мнѣ было дѣлать? Спѣшить было невозможно. Необходимо придумать какое-либо развлеченіе, такъ чтобы эти бѣдняги могли придти въ себя. Тутъ сидѣлъ Марко, занятый открываніемъ своей трубочки-портмонэ, но онъ никакъ не могъ этого сдѣлать своими не искусными пальцами. Я взялъ отъ него эту вещь и предложилъ объяснить всѣмъ эту тайну. Тайну! Такая простая и обыкновенная вещь! но это дѣйствительно составляло тайну для такихъ людей и для того времени.
Я еще никогда не видѣлъ такихъ неловкихъ людей по отношеніе ко всякому роду механизмовъ; у нихъ это вовсе не употреблялось. Такое портмонэ было не болѣе какъ двѣ соединенныхъ трубки изъ твердаго стекла, снабженныя машинкою; и если прижать эту машинку, то дно выскакивало. Но дно не выпадало, а соскальзывало въ вашу руку. Въ трубкѣ было двѣ стороны, — маленькая для самыхъ мелкихъ монетъ и другая въ нѣсколько разъ шире, для болѣе крупныхъ. Узкое отверстіе было для милльрэй а болѣе широкое для миллэй. Такимъ образомъ, эта трубка служила кошелькомъ; это составляло большое удобство, можно было расплачиваться и въ темнотѣ, не опасаясь обсчитаться; ее можно было носить въ карманѣ жилета, у кого онъ только былъ. Я сдѣлалъ эти трубки различной ширины, нѣкоторыя такъ были велики, что туда входили доллары. Употреблять такія мелкія деньги вмѣсто болѣе крупныхъ было очень удобно для правительства; металлъ ничего не стоитъ и монеты не могли быть поддѣланы; я былъ единственное лицо въ государствѣ, которое знало, какъ чеканятся монеты. «Платить мелочью» скоро сдѣлалось общеупотребительною фразою. Я знаю, что это перешло, по устному преданію, и въ девятнадцатое столѣтіе, но никто не подозрѣвалъ, откуда это произошло.
Въ это время къ намъ присоединился и король, достаточно освѣжившійся послѣ сна и чувствовавшій себя совершенно хорошо. Я былъ въ крайне нервномъ состояніи, зная, что нашимъ жизнямъ угрожаетъ опасность; кромѣ того, я прочиталъ въ глазахъ короля намѣреніе привести что-то такое въ исполненіе, тѣмъ или другимъ способомъ. Но что именно онъ выберетъ въ такое время?
Я былъ совершенно правъ. Онъ заговорилъ тотчасъ же и заговорилъ самымъ простодушнымъ тономъ о земледѣліи. У меня выступилъ на лбу холодный потъ. Я готовъ былъ шепнуть ему на ухо: «Человѣкъ, мы въ большой опасности! Каждая минута стоитъ цѣлаго государства до тѣхъ поръ, пока мы не вернемъ довѣрія этихъ людей; не теряйте золотого времени!» Но я не смѣлъ этого сдѣлать! Шептаться съ нимъ значило бы показать видъ, что мы съ нимъ въ заговорѣ. И вотъ мнѣ пришлось сидѣть здѣсь и весело улыбаться, въ то время, какъ король положительно стоялъ надъ динамитною миною и разсуждалъ объ этомъ проклятомъ лукѣ и о другихъ тому подобныхъ вещахъ. Сначала наплывъ моихъ собственныхъ мыслей относительно того, какъ намъ избавиться отъ угрожающей намъ опасности, мѣшалъ мнѣ вслушиваться въ слова короля, но когда мои мысли стали кристаллизироваться и я рѣшился предпринять или отступленіе или же вступить въ открытый бой, то слова короля дошли до меня, поразивъ меня какъ громомъ:
«— это не можетъ считаться наилучшимъ способомъ, хотя нельзя отрицать и того, что между авторитетами происходитъ разногласіе по этому пункту: нѣкоторые находятъ, что лукъ вредная ягода, если ее срываютъ съ дерева неспѣлою»…
Слушатели выказали признаки жизни и посмотрѣли другъ на друга съ крайне удивленнымъ и смущеннымъ видомъ.
«— тогда какъ другіе подтверждаютъ, и весьма благоразумно, что это не составляетъ необходимости, указывая на то, что сливы и другіе злаки всегда собираются въ незрѣломъ состояніи»…
Слушатели выразили явное недоумѣніе и даже страхъ.
«— и что они совершенно безвредны, но чтобы нѣсколько смягчить ихъ природную ѣдкость, къ нимъ прибавляютъ въ примѣсь успокоительный сокъ капусты»…
Дикій огонь ужаса заблисталъ въ глазахъ этихъ людей и одинъ изъ нихъ пробормоталъ:
— Это ужасно! Вѣрно Господь Богъ отнялъ разсудокъ у этого фермера.
Я былъ въ ужасномъ положеніи и точно сидѣлъ на горячихъ угольяхъ.
«— и далѣе относительно животныхъ высказывается та истина, что молодыя животныя, которыя называются зеленымъ плодомъ творенія, самыя лучшія, какъ это всѣ заявляютъ, но когда козелъ достигаетъ зрѣлости, то его шерсть производитъ въ немъ жаръ и портитъ его мясо, а если взять все вмѣстѣ, включая сюда прогоркшій запахъ его шерсти, прожорливый аппетитъ, безбожное состояніе ума и желчныя нравственныя качества…
Присутствующіе вскочили съ своихъ мѣстъ и бросились къ нему, закричавъ неистово: — Одинъ намѣренъ насъ выдать, а другой сумасшедшій. Убить ихъ! Убить ихъ!
О, какая радость сверкнула въ глазахъ короля! Онъ хромалъ по части агрикультуры, но битва была совершенно по его вкусу! Онъ долго постился и жаждалъ боя. Король такъ сильно ударилъ кузнеца въ ухо, что тотъ потерялъ равновѣсіе, свалился съ ногъ и растянулся на землѣ. Тоже онъ сдѣлалъ и съ колесникомъ. Каменщикъ хотя былъ толстъ и силенъ, но мнѣ удалось также и его сбить съ ногъ. Однако, скоро всѣ трое поднялись и снова подступили къ намъ; но опять были сбиты съ ногъ; но они не унимались и все нападали на насъ съ своимъ британскимъ упрямствомъ, пока окончательно не выбились изъ силъ; наконецъ, они ушли, грозя намъ, кто чѣмъ только могъ и что у кого осталось въ цѣлости. Они толкали и били другъ друга, такъ какъ мы стояли въ сторонѣ и смотрѣли, какъ они дѣлали всевозможныя усилія, терли себѣ глаза, и стонали, и охали, и кусались, не произнося ни слова, какъ любые бульдоги. Мы смотрѣли на нихъ совершенно спокойно, они положительно были не въ состояніи позвать кого-нибудь на помощь, потому что арена дѣйствія была слишкомъ далеко отъ большой дороги и намъ нечего было бояться посторонняго вмѣшательства.
Но когда они окончательно ушли, то меня крайне удивило, куда скрылись Марко и его жена. Я посмотрелъ кругомъ; ихъ нигдѣ не было. О, но это было дурнымъ предзнаменованіемъ. Мы поискали ихъ и въ хижинѣ, но и тамъ ихъ не было. Тогда я предложилъ королю скорѣе бѣжать, сказавъ, что объясню ему потомъ въ чемъ дѣло. Мы долго бѣжали по открытой мѣстности и когда достигли опушки лѣса, я оглянулся назадъ и увидѣлъ, что за нами гонится вслѣдъ цѣлая толпа крестьянъ съ Марко и его женою во главѣ. Они страшно шумѣли, но врядъ-ли бы имъ удалось поймать насъ: лѣсъ былъ очень густъ и мы легко могли бы въ немъ укрыться. Но вотъ послышались еще и другіе звуки — лай собакъ. О, тогда дѣло принимало совершенно иной оборотъ. Намъ необходимо было найти текущую воду.
Мы бѣжали довольно долго по тропинкѣ и скоро оставили далеко за собою шумъ и звуки, которые превратились уже въ какое-то жужжаніе.
Мы добѣжали до рѣки, бросились въ нея и проплыли по ней около трехъсотъ ярдовъ при мрачномъ полусвѣтѣ лѣса; затѣмъ мы вышли у вѣтвистаго громаднаго дуба, листва котораго спускалась до самой воды; мы взобрались на это дерево и тутъ опять звуки стали слышаться яснѣе; толпа бѣжала по нашимъ слѣдамъ. Звуки то приближались, то удалялись. Вѣроятно, собаки нашли мѣсто, гдѣ мы спустились въ воду; теперь онѣ бѣгали и нюхали, желая снова найти нашъ слѣдъ.
Когда мы хорошо помѣстились на деревѣ и были достаточно прикрыты листвою, то король совершенно успокоился, я же находилъ наше положеніе крайне сомнительнымъ. Я полагалъ, что намъ лучше всего перебраться но вѣтвямъ на другое дерево. Мы это попробовали и имѣли успѣхъ, хотя король и поскользнулся было, но все же мы перебрались благополучно, устроились подъ прикрытіемъ листвы, и намъ оставалось только прислушиваться къ погонѣ за нами.
Но вотъ мы услышали опять ихъ приближеніе, казалось, что толпа раздѣлилась и шла по обѣимъ сторонамъ рѣки; опять шумъ сталъ приближаться, послышались рѣзкіе крики, лай собакъ, топотъ, трескъ, точно бушевалъ циклонъ.
— Я опасаюсь, — началъ я, — что отвисшая вѣтка послужитъ имъ указаніемъ на нашу засаду; но я вовсе еще не отчаяваюсь; самое лучшее — употребить время съ пользою. Теперь скоро станетъ смеркаться. Если бы мы могли переплыть реку и опередить ихъ, нанявъ на нѣсколько часовъ лошадей съ какого-либо пастбища, то мы были бы спасены.
Мы стали спускаться и уже были почти внизу, какъ намъ показалось, что шумъ погони снова приближается. Мы стали прислушиваться.
— Да. — сказалъ я, нѣсколько минутъ спустя, — они возвращаются; но не направляются по пути къ дому. Мы опять взберемся на прежнее мѣсто и пусть они пройдутъ мимо насъ.
И такъ, мы взобрались снова на дерево; король прислушивался нѣсколько минутъ и затѣмъ сказалъ:
— Они насъ ищутъ, я знаю это. Намъ лучше всего остаться пока здѣсь.
Король былъ правъ. Шумъ, между тѣмъ, приближался и король замѣтилъ.
— Они разсудили, что мы, не слыша болѣе погони, отправились далѣе и такъ какъ шли пѣшкомъ, то не могли быть далеко отъ того мѣста, гдѣ мы спрыгнули въ воду.
— Да, государь, пожалуй, что это такъ; я въ сильномъ страхѣ, а между тѣмъ, надѣялся на лучшій исходъ.
Шумъ приближался все болѣе и болѣе и уже передовая часть толпы была подъ нами по обѣимъ сторонамъ воды. Голосъ съ другого берега громко скомандовалъ остановиться и сказалъ:
— Вѣроятно, они вскарабкались на дерево съ вашей стороны, судя по его отвисшей вѣткѣ и не спускались внизъ. Пошлите кого-нибудь туда.
— Хорошо, пошлемъ!
Я былъ крайне доволенъ своею проницательностью, что мы перешли на другое дерево. Но вы развѣ не знаете, что есть такія вещи, которыя побѣждаютъ и силу и проницательность. Это можетъ сдѣлать и неловкость и глупость. Самому лучшему борцу въ мірѣ нечего бояться другого хорошаго бойца; нѣтъ, такимъ людямъ слѣдуетъ скорѣе бояться невѣждъ, у которыхъ никогда не было меча въ рукахъ; такой невѣжда не сдѣлаетъ того, что слѣдовало бы сдѣлать; такъ что свѣдущей человѣкъ по можетъ быть подготовленъ ни къ чему; невѣжда сдѣлаетъ именно то, чего не слѣдуетъ дѣлать; часто это сбиваешь съ толку свѣдущаго человѣка и онъ погибаетъ на мѣстъ. Какъ я могу со всѣми своими дарованіями быть подготовленнымъ къ дѣйствіямъ какого-нибудь недальновидіаго, близорукаго клоуна, который взберется къ намъ на дерево? Дѣйствительно, онъ взобрался на то дерево, на которомъ мы укрывались прежде и съ котораго мы перебрались на другое.
Но все же дѣла приняли серьезный оборотъ. Мы сидѣли и ждали, что будетъ. Поселянинъ, наконецъ, съ большимъ трудомъ влѣзъ па дерево, король всталъ на ноги и совершенно приготовился къ оборонѣ; когда показалась голова поселянина, то раздался ударъ ему по уху и онъ полетѣлъ внизъ. Въ толпѣ поднялся шумъ и крикъ, она окружила деревья и загородила намъ всякое отступленіе, такъ что мы очутились плѣнниками. Тогда былъ посланъ другой; нашъ соединительный мостъ изъ вѣтвей былъ открыть; охотникъ взобрался на дерево, которое служило мостомъ. Король приказалъ мнѣ разыграть роль Горація и отстоять мостъ. Врагъ уже былъ очень близко отъ насъ; но и его постигла такая же участь, какъ и перваго: взбиравшійся на дерево получалъ такой ударъ, что тотчасъ валился внизъ, лишь только достигалъ цѣли. Король былъ въ восторгѣ и его радость не имѣла границъ. Онъ находилъ, что если намъ ничто не воспрепятствуетъ, то мы проведемъ покойную ночь, такъ какъ, придерживаясь такой тактики, мы можемъ отбиться отъ всѣхъ поселянъ.
Вѣроятно, и толпа вывела такія же заключенія и потому стала совѣщаться насчетъ другихъ действій. У нихъ не было оружія, но за то тутъ было много камней, а камни соотвѣтствуютъ оружію. Противъ этого у насъ не было никакой обороны; но врядъ-ли какой-либо изъ камней могъ насъ задѣть; мы были хорошо прикрыты вѣтвями и листвою и насъ не было видно съ такого пункта, откуда можно было бы удобнѣе прицѣлиться. Если въ теченіе получаса будутъ бросать камни, то къ намъ на помощь явятся сумерки. Мы чувствовали себя вполнѣ удовлетворительно и готовы были улыбаться, даже смѣяться.
Но намъ этого не удалось; прежде чѣмъ они стали бросать камни, которые въ теченіе четверти часа только отскакивали отъ вѣтвей, мы почувствовали какой-то запахъ. Вдохнувъ его въ себя, мы тотчасъ узнали, что это дымъ! Наша партія была проиграна! Мы это вполнѣ сознавали. Если дымъ васъ приглашаетъ выйти, то вы непремѣнно это сдѣлаете. Они зажгли сухой хворостъ и дымъ поднимался все выше и выше; когда они увидѣли, что густое облако дыма покрыло все дерево, то пришли въ неистовый восторгъ. У меня, однако, хватило силы выговорить:
— Спускайтесь, государь, я послѣдую за вами.
— Слѣдуй за мною, прислонись къ одной сторонѣ ствола, а мнѣ оставь другую; мы будемъ отбиваться до послѣдней крайности.
Съ этими словами онъ спустился, а я послѣдовалъ за нимъ. Я спустился на землю тотчасъ послѣ короля; мы соскочили на назначенныя мѣста и стали отбиватъся изо всѣхъ силъ; поднялся страшный шумъ и гвалтъ; это былъ настоящій бунтъ; мы бились въ рукопашную какъ разъяренные звѣри. Бдругъ въ толпу въѣхало нѣсколько всадниковъ и одинъ голосъ закричалъ:
— Остановитесь! Или вамъ не сдобровать!
О, какъ это пріятно было слышать! Тотъ, кому принадлежалъ этотъ голосъ, былъ, судя по его одеждѣ, дворяниномъ; онъ держалъ себя гордо и видно было, что привыкъ командовать. Толпа отступила назадъ. Всадникъ посмотрѣлъ на насъ критическимъ взглядомъ и сердито сказалъ поселянамъ:
— Что вамъ сдѣлали эти люди?
— Это сумасшедшіе, милостивый сэръ, они явились неизвестно откуда, и…
— Вы не знаете откуда? Вы говорите, что ихъ вовсе не знаете?
— Милостивый сэръ, мы говоримъ сущую правду. Это чужеземцы и ихъ никто не знаетъ въ нашемъ округѣ; это самые буйные и кровожадные сумасшедшіе, какихъ…
— Молчите! Вы сами не знаете, что говорите. Они вовсе не сумасшедшіе. Кто вы такіѣ? — обратился онъ къ намъ. — Откуда вы? Объясните.
— Мы мирные чужеземцы, сэръ, — сказалъ я, — и путешествуемъ по нашимъ личнымъ дѣламъ. Мы изъ далекой страны и насъ никто здѣсь не знаетъ. Мы вовсе не имѣли намѣренія причинить кому-либо зло; теперь, благодаря вашему вмѣшательству и заступничеству, мы остались въ живыхъ, иначе этотъ народъ убилъ бы насъ. Какъ вы догадались, сэръ, мы вовсе не сумасшедшіе, не буйные и не кровожадные.
Благородный всадникъ обратился къ своей свитѣ и сказалъ совершенно спокойно:
— Загоните этихъ животныхъ бичемъ въ ихъ конуры.
Толпа мигомъ разсѣялась, а всадники били бичемъ всѣхъ тѣхъ, которые направлялись по дорогѣ, вмѣсто того, чтобы прятаться въ кусты. Крики, вопли и мольбы мало по малу затихли въ отдаленіи и всадники вернулись обратно. Въ это время благородный всадникъ сталъ разспрашивать насъ о разныхъ подробностяхъ, но онъ ничего не узналъ отъ насъ, кромѣ только того, что мы чужестранцы изъ далекой земли; конечно, мы разсыпались передъ нимъ въ благодарностяхъ за его великодушное заступничество. Когда вернулась вся свита, то благородный всадникъ сказалъ одному изъ своихъ слугъ:
— Приведите вьючныхъ лошадей и посадите на нихъ обоихъ чужестранцевъ.
— Слушаю, милордъ.
Мы ѣхали въ арріергардѣ между слугами и довольно скоро остановились у одной придорожной гостинницы на разстояніи десяти или двѣнадцати миль отъ того мѣста, гдѣ произошла съ нами эта ужасная сцена. Нашъ милордъ, заказавъ себѣ ужинъ, тотчасъ отправился въ свою комнату и мы его больше не видали.
На слѣдующій день утромъ, во время нашего завтрака, къ намъ явился главный управляющій милорда и заявилъ:
— Вы сказали, что вамъ нужно ѣхать по той же дорогѣ, какъ и намъ; въ виду этого милордъ, графъ Гринъ, сдѣлалъ распоряженіе, чтобы вамъ дать лошадей и вы на нихъ поѣдете; нѣкоторые изъ насъ будутъ васъ сопровождать до небольшого города Кэмбенетъ, гдѣ уже вы будете внѣ всякой опасности.
Намъ ничего не оставалось болѣе дѣлать, какъ выразить нашу благодарность и принять предложеніе. И вотъ мы ѣхали по удобной тропинкѣ по шести въ партіи; изъ разговоровъ мы узнали, что лордъ Гринъ былъ важнымъ лицомъ въ своемъ округѣ, лежавшемъ на разстояніи дневного пути отъ Кэмбенета. Мы ѣхали довольно быстро, такъ что еще до полудня были уже на рыночной площади Кэмбенета. Мы спѣшились, затѣмъ попросили слугъ передать отъ насъ благодарность лорду и подошли къ собравшейся толпѣ народа, чтобы посмотрѣть поближе, чѣмъ тутъ такъ интересовался народъ. Это была остальная партія рабовъ, тѣхъ самыхъ, которыхъ я когда-то встрѣтилъ по дорогѣ въ долину Голинессъ. Бѣдный мужъ, котораго разлучили съ молодой женой, умеръ, точно такъ же, какъ и нѣкоторые другие; но къ этой партіи было прибавлено еще нѣсколько новыхъ рабовъ. Король нисколько этимъ не интересовался и сталъ прогуливаться по площади, а я былъ совершенно поглощенъ этимъ и исполненъ сострадания къ этимъ несчастнымъ подонкамъ человѣчества. И вотъ они сидѣли тутъ, на землѣ, молчаливые, хмурые, съ опущенными головами и съ страдальческимъ взглядомъ. Какой-то болтливый ораторъ говорилъ рѣчь другой кучкѣ, собравшейся около него, на разстояніи какихъ-нибудь тридцати шаговъ отъ рабовъ, и восхвалялъ «нашу славную британскую свободу!»
Я вспылилъ, совершенно забывъ, что былъ плебей; я помнилъ только, что былъ человѣкъ. Чего бы это ни стоило, но я также взойду на эстраду и…
Но, охъ! Меня и короля сковали вмѣстѣ но рукамъ. Это сдѣлали наши спутники, слуги лорда; графъ Гринъ стоялъ тутъ же и смотрѣлъ на всю эту процедуру. Король пришелъ въ ярость и сказалъ:
— Что значитъ такое ужасное обращеніе? Лордъ же сказалъ совершенно равнодушно одному изъ своихъ негодяевъ:
— Возьмите рабовъ и продайте ихъ.
Рабовъ! Это слово звучало какъ-то ужасно странно. Король встряхнулъ своими ручными кандалами и силою сломалъ ихъ; лордъ ужасно разгнѣвался на это. На насъ наскочило съ дюжину слугъ и минуту спустя мы стали совершенно безпомощными: намъ завязали назадъ руки. Мы такъ настойчиво и такъ серьезно объявляли себя свободными людьми, что возбудили вниманіе въ либеральномъ ораторѣ и въ окружавшей его толпѣ; они подошли къ намъ и ораторъ сказалъ:
— Если вы дѣйствительно свободные люди, вамъ нечего бояться — данная Богомъ свобода въ Британіи да послужитъ вамъ щитомъ и охраною! (Рукоплесканія!) Вы это скоро увидите. Принесите скорѣе доказательства.
— Какія доказательства?
— Доказательства того, что вы свободные люди.
Ахъ, тутъ я только вспомнилъ! Я пришелъ въ себя, я ничего не сказалъ. Но король опять разразился сильнымъ гнѣвомъ:
— Вы полуумные люди. Было бы лучше и справедливѣе, если бы этотъ воръ и негодяй доказалъ, что мы не свободные люди!
Какъ видите, онъ зналъ свои собственные законы такъ же, какъ знаютъ ихъ другіе люди: на словахъ, но не на дѣлѣ. Такіе люди обыкновенно хватаются за какую-нибудь мысль изъ этого закона и бываютъ крайне настойчивы, если это касается ихъ самихъ. Нѣкоторые поникли головами съ видомъ отчаянія, другіе отошли прочь, такъ какъ ихъ уже ничего болѣе не интересовало. Ораторъ же сказалъ дѣловымъ тономъ, въ которомъ незамѣтно было ни малѣйшаго сочувствія:
— Развѣ вамъ неизвѣстны законы нашей страны? Пора было бы ознакомиться съ ними. Вы для насъ чужеземцы и вы этого не отрицаете. Можетъ быть, вы и свободные люди, мы этого не отрицаемъ, но точно также вы можете быть и рабами. Законъ говоритъ совершенно ясно: не нужно доказывать, что вы рабы, но нужно доказать, что вы не рабы.
Но я сказалъ:
— Дайте намъ только время послать въ Астолатъ; или дайте намъ послать въ Валлэй Голинессъ…
— Замолчите, добрый человѣкъ, это слишкомъ необычайныя требованія и вы не можете надѣяться, что для васъ это сдѣлаютъ. Это займетъ слишкомъ много времени и будетъ неудобно для вашего господина…
— Господина? Идіотъ! — возмутился король. — У меня нѣтъ никакого господина, я самъ г…
— Молчите, ради Бога! — воскликнулъ я.
Я успѣлъ во время остановить короля. У насъ и безъ того было много горя; если сказать этимъ людямъ наше настоящее званіе, то они насъ примутъ за сумасшедшихъ. Намъ нельзя было вдаваться въ подробности. Графъ взялъ насъ и продалъ на аукціонѣ. Такой же точно адскій законъ существовалъ и на нашемъ югѣ, болѣе чѣмъ тринадцать столѣтій позднѣе; въ силу такого закона около ста свободныхъ людей, которые не могли доказать, что они свободные люди, были проданы въ вѣчное рабство; но тогда это не произвело на меня особеннаго впечатлѣнія; но когда мнѣ пришлось лично на себѣ испытать этотъ законъ, то онъ показался мнѣ положительно адскимъ.
И такъ, насъ продали съ аукціона, какъ обыкновенно продаютъ свиней. Въ большомъ городѣ и на бойкомъ рынкѣ насъ продали бы за хорошую цѣну; но въ этомъ городкѣ былъ застой торговли и насъ продали за такую цѣну, что я безъ стыда не могу вспомнить объ этомъ. Король Англіи стоилъ всего семь долларовъ, а его первый министръ —девять; между тѣмъ какъ за короля можно было вполнѣ дать двѣнадцать долларовъ, а за меня пятнадцать. Но это всегда такъ бываетъ на всякомъ рынкѣ.
Торговецъ рабами купилъ насъ обоихъ, включилъ въ общую цѣпь рабовъ, и мы шли позади всѣхъ; мы вышли изъ Кэмбенета въ полдень; мнѣ казалось очень страннымъ, что король Англіи и его первый министръ шли въ кандалахъ, закованные въ цѣпи и порабощенные между такими же рабами и на нихъ, на короля и на его министра, никто не обращалъ вниманія; у отворенныхъ оконъ сидѣли праздные мужчины и женщины, и никто изъ нихъ не обратить вниманія на короля и даже не сдѣлалъ ни малѣйшаго замѣчанія.