Большая часть разговоровъ между Рыцарями Круглаго Стола состояла изъ монологовъ, въ которыхъ разсказывались приключенія съ плѣнниками, какъ ихъ полонили, а ихъ друзей и родственниковъ убивали и грабили, отнимая у нихъ и вооруженія и лошадей. И странное дѣло! Насколько я могъ замѣтить, всѣ эти убійства совершались не ради мести за какое-нибудь оскорбленіе или для того, чтобы прекратить старые споры или отразить новыя нападенія, а просто это было нѣчто въ родѣ дуэли между людьми, которые до этой встрѣчи вовсе и не знали другъ друга и уже ни въ какомъ случаѣ не могли нанести оскорбленій одинъ другому. Мнѣ нѣсколько разъ приходилось видѣть мальчиковъ, случайно встрѣтившихся другъ съ другомъ, и вотъ одинъ изъ нихъ говоритъ: — Я могу побороть тебя! И тутъ же, на мѣстѣ, начинается расправа. Но я постоянно думалъ, что такія вещи могутъ происходить между дѣтьми и составляютъ отличительную черту ребячества; но между тѣмъ здѣсь это практиковалось среди взрослыхъ людей, которые еще гордились подобными подвигами. Однако, въ этихъ людяхъ громаднаго роста, съ простодушными сердцами, было что-то заманчивое, что-то увлекательное, милое. Конечно, вѣдь не требуется слишкомъ много ума для того, чтобы ловить на удочку рыбу, такъ и въ этомъ обществѣ не требовалось слишкомъ много ума, такъ какъ выдающійся умъ только нарушился бы симетріею этого общества, исказилъ бы его и сдѣлалъ бы невозможнымъ и самое существованіе такого общества.
Черты лица многихъ рыцарей отличались красотою и мужественностью; въ нихъ замѣчалось даже выраженіе кротости и достоинства, что невольно ослабляло вашъ строгій критицизмъ. Выраженіе благородной кротости наиболѣе всего замѣчалось въ лицѣ сэра Галагада, а точно также и въ лицѣ короля; величіемъ и выраженіемъ собственнаго достинства отличалось лицо сэра дю-Лакъ, а его благородная осанка и исполинскій рость довершали очарованіе.
Тутъ произошелъ случай, который сосредоточиль всеобщее вниманіе на сэрѣ Лаунсело. По знаку, данному однимъ изъ придворныхъ, который былъ нѣчто въ родѣ нашего церемоніймейстера, шесть или восемь плѣнниковъ отдѣлились отъ толпы прочихъ, пали на колѣни и простерли руки по направленію къ женской галлереѣ, прося снова милости у королевы. Дама, сидѣвшая на видномъ мѣстѣ въ этомъ цвѣтникѣ женщинъ, граціозно наклонила головку въ знакъ согласія; тогда выборный отъ плѣнниковъ отдалъ какъ самаго себя, такъ и своихъ товарищей въ руки королевы, изберетъ-ли она по своему усмотрѣнію дать имъ полную свободу, или возьметъ за нихъ выкупъ, или отправитъ ихъ въ тюрьму, или же обречетъ на смерть; но лишь только онъ сказалъ это, какъ былъ остановленъ сэромъ Кэй сенешаломъ; они были его плѣнники и онъ покорилъ ихъ единственно благодаря своей силѣ и храбрости въ рѣшительной битвѣ на полѣ сраженія.
Изумленіе выразилось на лицахъ всѣхъ присутствующихъ; съ лица же королевы исчезла милостивая улыбка при имени сэра Кэя, а ея взоръ выражалъ отчаяніе. Пажъ, между тѣмъ, шепталъ мнѣ что-то на ухо насмѣшливымъ тономъ, а я въ это время разсуждалъ про себя:
— Сэръ Кэй, въ самомъ дѣлѣ! О, назовите меня, какъ хотите, браните меня сколько угодно. Черезъ двѣ тысячи лѣтъ, пожалуй, люди также нагло будутъ выдумывать и лгать, лишь бы только подчинить себѣ другихъ!
Всѣ взоры были обращены на сэра Кэя и въ этихъ взорахъ выражался строгій допросъ. Но онъ былъ готовъ на все. Онъ всталъ, исполняя свою роль вполнѣ удачно, и объявилъ, что разскажетъ все, какъ было, совершенно вѣрно, отмѣчая одни факты и не комментируя ихъ. — А когда, — прододжалъ онъ, — сами вы найдете эти подвиги честными и славными, то воздайте почесть тому могущественному и храброму человѣку, лучше котораго еще никто не умѣлъ въ рядахъ христіанскихъ войсвъ наносить удары мечемъ и отражать непріятеля, защищаясь щитомъ! И этотъ человѣкъ сидитъ среди васъ! Тутъ онъ указалъ на сэра Лаунсело. Ахъ, онъ перехитрилъ ихъ и это былъ самый вѣрный ударъ. Затѣмъ, онъ сталъ разсказывать, какъ сэръ Лаунсэло, искавшій приключеній, скоро нашелъ ихъ; онъ убилъ семь исполиновъ однимъ взмахомъ меча и освободилъ сто сорокъ двѣ плѣнныхъ женщины. Затѣмъ онъ отправился далѣе, также искать приключеній; вотъ онъ нашелъ его (сэра Кэя), сражающагося въ отчаянной битвѣ противъ девяти иностранныхъ рыцарей; тогда онъ, сэръ Лаунсело, сталъ сражаться одинъ и побѣдиль всѣхъ девятерыхъ; на слѣдующее утро сэръ Лаунсело всталъ очень рано, надѣлъ на себя доспѣхи и вооруженіе сэра Кэя, сѣлъ на его коня, отправился въ дальнія страны и побѣдилъ тамъ шестнадцать рыцарей въ одной правильной битвѣ и тридцать четыре въ другой; всѣхъ этихъ плѣнниковъ, точно такъ же, какъ и девять предъидущихъ онъ заставилъ дать клятву, что они въ Троицынъ день будутъ при дворѣ короля Артура и предадутся въ руки королевы Геневеры, какъ плѣнные сэра Кэя, сенешела, и какъ добыча его рыцарскаго мужества; вотъ тутъ полдюжина этихъ плѣнниковъ, а остальные прибудутъ тогда, когда поправятся отъ своихъ тяжкихъ ранъ.
Но какъ умилительно было смотрѣть на королеву! Она вся вспыхнула и улыбалась, а ея взоръ выражалъ и смущеніе и счастье; она бросила бѣглый взглядъ на сэра Лаунсело, за что, конечно, въ Арканзасѣ онъ былъ бы приговоренъ къ разстрѣлянію.
Всѣ восхваляли мужество и великодушіе сэра Лаунсело; что же касается до меня, то я былъ крайне удивленъ, какъ одинъ человѣкъ могъ побороть цѣлые батальоны опытныхъ бойцевъ. Я выразилъ свое мнѣніе Кларэнсу, но этотъ насмѣшливый мохначъ только сказалъ:
— Какой-нибудь сэръ Кэй всегда будетъ имѣть время найти запасной мѣхъ кислаго вина въ себѣ самомъ; вы видѣли, что онъ удвоилъ свой отчетъ.
Я грустно посмотрелъ на мальчика; но тутъ я замѣтилъ на его лицѣ выраженіе глубокаго унынія. Я сталъ слѣдить за направленіемъ его взора и замѣтилъ, что этотъ взоръ устремленъ на старика съ бѣлою бородою въ черной развѣвающейся одеждѣ; этотъ старикъ сталъ у стола на своихъ нетвердыхъ ногахъ; качая своею старою головою, онъ обводилъ присутствующихъ своими безцвѣтными блуждающими глазами. Такой же взглядъ страданія, который я замѣтилъ въ глазахъ пажа, выражался и въ глазахъ всѣхъ присутствовавшихъ — это былъ взглядъ безгласныхъ созданій, которыя знали, что должны терпѣть, не испуская ни одного вздоха.
— Ахъ! опять у насъ будетъ то же самое, — вздохнулъ мальчикъ; опять будетъ разсказываться та же скучная исторія, которую онъ разсказывалъ тысячу разъ все въ однихъ и тѣхъ же словахъ; онъ будетъ разсказывать это до самой своей смерти; всякій разъ, когда его боченокъ полонъ и онъ чувствуетъ необходимость дать работу своему языку, который мелѣтъ какъ мельница.
— Но кто это такой?
— Мерлэнъ, лгунъ и могущественный магъ, подохни онъ съ своимъ скучнымъ разсказомъ. Но люди его боятся, потому что онъ держитъ въ своихъ рукахъ всѣ бури и молніи, всѣ силы преисподней, которыя являются по его мановенію. Онъ всегда разсказываетъ въ третьемъ лицѣ, какъ бы желая убѣдить присутствующихъ что онъ слишкомъ скроменъ для того, чтобы прославлять самаго себя. Да проклятъ онъ будетъ и да преслѣдуетъ его несчастіе! Добрый другъ, разбудите меня къ вечерней молитвѣ.
Мальчикъ пріютился у меня на плечѣ и намѣревался заснуть. Старикъ началъ свой разсказъ; юноша, дѣйствительно, заснулъ у меня на плечѣ; но не только онъ, но задремали и всѣ придворные, и собаки, и лакеи, и шеренга вооруженной стражи вдоль стѣнъ. Раздался монотонный голосъ разсказчика, и со всѣхъ сторонъ слышалось легкое храпѣніе, которое какъ бы аккомпанировало словамъ старика на подобіе духовыхъ инструментовъ. Нѣсколько головъ присутствовавшихъ опустились на сложенныя крестомъ на груди руки, иные откинули головы назадъ съ разинутыми ртами, издавая носовые звуки; мухи жужжали вокругъ разбросанныхъ крошекъ, а крысы повылѣзли изъ своихъ норъ и распоряжались какъ дома; одна изъ нихъ, подобно бѣлкѣ, усѣлась на головѣ короля и грызла кусочекъ сыру, который держала въ лапкахъ, роняя крошки на лицо короля съ самымъ простодушнымъ и наглымъ безстыдствомъ; это была совершенно мирная сцена, вполнѣ успокоивающая усталые глаза и утомленный умъ.
Вотъ каковъ былъ разсказъ старика. Онъ говорилъ:
«Король и Мерлэнъ отправились въ путь и прибыли къ одному отшельнику; этотъ отшельникъ былъ хорошій человѣкъ и великій врачъ; отшельникъ излечилъ всѣ раны короля и далъ ему цѣлительныя мази; и пробылъ король у отшельника три дня и три ночи; когда раны короля зажили и онъ могъ сидѣть на лошади, то они уѣхали. Во время пути Артуръ сказалъ: «Нѣтъ у меня меча». — «Это пустое дѣло, — отвѣтилъ Мерлэнъ, — найдемъ мечъ, который достанется тебѣ». Такъ они доѣхали до озера; вода въ немъ была чиста и прозрачна; посреди озера Артуръ увидѣлъ руку въ бѣлой парчѣ; эта рука держала мечъ. «Смотри, — сказалъ Мерлэнъ, — вотъ мечъ, о которомъ я тебѣ говорилъ». Въ это же время они увидѣли и дѣвушку, выходящую изъ воды и идущую по озеру. «Что это за дѣвушка?» — спросилъ Артуръ. — «Это царица озера, — отвѣтилъ Мерлэнъ. — Внутри этого озера есть скала, а на ней грозная крѣпость, такая же, какія мы видимъ на землѣ; эта дѣвушка подойдетъ къ тебѣ и будетъ дружелюбно говорить съ тобою; ты долженъ также быть съ нею вѣжливъ и тогда мечъ будетъ твой». Дѣйствительно, дѣвушка подошла къ Артуру, привѣтливо поклонилась ему и онъ отвѣтилъ ей тѣмъ же. «Дѣвица, — спросилъ Артуръ, — что за мечъ держитъ какая-то рука надъ водою? Я хотѣлъ бы, чтобы этотъ мечъ былъ моимъ, такъ какъ у меня нѣтъ меча», — «Король, саръ Артуръ», — сказала дѣвушка, — «этотъ мечъ принадлежитъ мнѣ; если ты мнѣ дашь такой даръ, какой я у тебя попрошу, то мечъ будетъ твой!» — «Клянусь тебѣ», — отвѣтилъ Артуръ, — «что я дамъ тебѣ такой даръ, какой ты попросишь». — «Хорошо», — сказала дѣвушка, — «иди къ лодкѣ, по греби самъ, возьми себѣ мечъ, а я спрошу мой даръ, когда наступитъ время». Сэръ Артуръ и Мерлэнъ привязали своихъ коней къ двумъ деревьямъ, направились къ лодкѣ, сѣли въ нее, подъѣхали къ мечу и сэръ Артуръ безирепятственно взялъ его себѣ. Въ это время рука скрылась подъ водою; а всадники вернулись къ своимъ конямъ и отправились далѣе. И вотъ сэръ Артуръ увидѣлъ великолѣпную бесѣдку. «Что означаетъ эта бесѣдка?» — спросилъ Артуръ. — «Это бесѣдка рыцаря сэра Пеллинора, съ которыми, ты недавно сражался; но теперь его тутъ нѣть; у него произошла ссора съ однимъ изъ твоихъ рыцарей, этимъ длиннымъ Эгглемомъ; они сразились, Эгглемъ бежалъ, но прежде чѣмъ умереть, прогналъ Пеллинора до Карліона; мы его встрѣтимъ на большой дорогѣ», — «Хорошо», — сказалъ Артуръ, — «теперь у меня есть мечъ, я сражусь съ нимъ и отомщу ему!» — «Нѣтъ, сэръ», — возразилъ Мерлэнъ, — «этого не должно быть; рыцарь слишкомъ утомленъ битвой и скорой ѣздой; тебѣ не будетъ никакой чести заводить ссору съ такимъ рыцаремъ; послушайся моего совѣта, дай ему проѣхать спокойно, онъ скоро окажетъ тебѣ большую услугу, а послѣ его смерти и его сыновья будутъ служить тебѣ. Не пройдетъ много времени, какъ ты сочтешь большимъ счастьемъ отдать за него твою сестру». — «Когда я его встрѣчу», — согласился Артуръ, — «я сдѣлаю такъ, какъ ты мнѣ совѣтуешь». Затѣмъ сэръ Артуръ посмотрѣлъ на свой мечъ; ему очень хотѣлось пустить его въ дѣло. «Что тебѣ больше нравится», — спросилъ Мерлэнъ, — «мечъ или ножны? — «Конечно, мечъ!» — отвѣтилъ Артуръ. — «Это крайне неблагоразумно», — возразилъ Мерлэнъ, — «ножны въ десять разъ цѣннѣе меча; если у тебя ножны съ собою, ты никогда не потеряешь крови; носи всегда ножны съ собою». Разговаривая такимъ образомъ, они приблизились къ Карліону; на пути они встрѣтили сэра Пеллинора; но Мерлэнъ устроилъ такъ, что Пеллиноръ не видалъ Артура и проѣхалъ, не сказавъ ни слова. «Удивительно, право», — замѣтилъ Артуръ, — «что рыцарь не сказалъ ни слова». — «Сэръ», — отвѣтилъ Мерлэнъ, — «онъ тебя не видѣлъ, иначе ты не отдѣлался бы отъ него такъ легко». Наконецъ, они достигли Карліона, гдѣ всѣ рыцари были очень довольны прибытіемъ Артура. Когда же они услышали о приключеніяхъ своего короля, то крайне удивились, что онъ подвергалъ свою особу такой опасности. Однако, всѣ именитые люди порѣшили, что пріятно быть подъ начальствомъ такого вождя, который пускается въ приключенія, какъ простой рыцарь.