Въ Камелотѣ часто бывали турниры, которые представляли весьма живописное и оригинальное зрѣлище, но только были слишкомъ утомительны для практическаго ума. Я всегда присутствовалъ на этихъ турнирахъ, именно по двумъ причинамъ: во-первыхъ, потому, что человѣкъ никогда не долженъ чуждаться тѣхъ вещей, которыя приходятся по сердцу его друзьямъ и согражданамъ, — въ особенности если этотъ человѣкъ государственный дѣятель; во-вторыхъ, мнѣ необходимо было изучить турниръ и посмотреть, нельзя-ли ввести въ эти турниры какія либо улучшенія. Здѣсь я замѣчу кстати, мимоходомъ, что первое дѣло, которое я устроилъ въ своей администраціи нѣсколько дней спустя послѣ моего встуленія въ должность — было учрежденіе присутственнаго мѣста для выдачи привиллегій; я прекрасно зналъ, что страна, не имѣющая такого учрежденія, все равно что ракъ и никогда не можетъ идти впередъ, а будетъ пятиться назадъ или сворачивать въ сторону.
Теперь я опять вернусь къ турнирамъ. Быдъ одинъ такой турниръ, который продолжался болѣе недѣли; въ немъ принимали участіе до пятисотъ рыцарей. Они готовились къ этому турниру цѣлыя недѣли. Рыцари съѣхались на этотъ турниръ верхами со всѣхъ концевъ королевства, даже съ морского берега; многіе изъ рыцарей привезли съ собою дамъ, всѣ были въ сопровожденіи оруженосцевъ и толпы слугъ. Эта толпа представляла весьма оригинальный и вмѣстѣ съ тѣмъ пышный видъ, какъ по своимъ пестрымъ блестящимъ костюмамъ и вмѣстѣ съ тѣмъ крайне характернымъ, такъ и по наивной нескромности разговоровъ, по своимъ животнымъ инстинктамъ и полному равнодушію къ основамъ нравственности. Тутъ изо дня въ день происходила битва; кто смотрѣлъ на эту битву, а кто и самъ въ ней участвовалъ; затѣмъ пеніе, игры, танцы, торжества — все это длилось далеко за полночь. Они считали, что проводили время самымъ благороднымъ образомъ. Вамъ, конечно, не случалось видѣть такихъ людей. Ряды скамеекъ, на которыхъ сидѣли прекрасныя дамы, блиставшія въ своей дикой пышности; если всѣ увидятъ рыцаря, упавшаго съ лошади и распростертаго на аренѣ, и изъ его раны струится кровь, то вмѣсто того, чтобы упасть въ обморокъ, рукоплещутъ и любуются этимъ зрѣлищемъ, и уступаютъ одна другой мѣсто, чтобы лучше видѣть; ипогда которая-нибудь изъ нихъ сосредоточенно смотритъ на свой носовой платокъ, ея лицо выражаетъ печаль и тогда вы можете побиться объ закладъ, что, вѣроятно, гдѣ-либо произошелъ скандалъ и она боится, что публика этого не замѣтитъ.
Обыкновенно ночной шумъ крайне мнѣ надоѣдалъ, но при настоящихъ обстоятельствахъ о покоѣ нельзя было и думать; по крайней мѣрѣ, тогда я не слышалъ, какъ днемъ, стоновъ несчастныхъ увѣчныхъ, которымъ отнимали руки или ноги.
Днемъ я не только присутствовалъ самъ на турнирѣ, но даже отрядилъ смышленнаго патера изъ департамента общественной нравственности и земледѣлія, чтобы онъ записывалъ мельчайшія подробности, происходившія на турнирѣ; я имѣлъ цѣль, когда народъ нѣсколько разовьется — издавать газету. Первое учрежденіе, необходимое во всякой странѣ, это присутственное мѣсто для привиллегій; затѣмъ слѣдуетъ выработать школьную систему и, наконецъ, завести газеты. Газеты имѣютъ свои недостатки и даже массу разныхъ недостатковъ; но не въ томъ дѣло; это загробная вѣсть объ умершихъ народахъ и тогда ихъ не забываютъ. Безъ этого вы не можете воскресить умершей націи; другого способа не существуетъ. Слѣдовательно, мнѣ былъ необходимъ образецъ, чтобы знать, какого рода репортерскій матеріалъ могу я собрать изъ шестаго столѣтія, когда мнѣ встрѣтится въ этомъ надобность.
Патеръ хорошо выполнялъ возложенное на него порученіе. Онъ входилъ во всѣ подробности, а это очень хорошая вещь для мѣстныхъ записокъ: въ молодости онъ велъ книги поставщиковъ церкви, но теперь у него было слишкомъ много занятій. Почтенный патеръ, однако, любилъ преувеличивать факты въ своихъ запискахъ и въ особенности относительно тѣхъ рыцарей, которые пользовались извѣстнымъ вліяніемъ.
Правда, въ этихъ запискахъ недоставало красокъ и описаній, но все же этотъ старинный слогъ отличался задушевностью и простотою; отъ него такъ и вѣяло ароматомъ того времени; эти достоинства нѣсколько сглаживали недостатки записокъ; вотъ небольшое извлеченіе:
«И вотъ сэръ Бріанъ де-ле-Исль и Грумморъ Грумморосумъ, рыцари замка, встрѣтились съ сэромъ Агловаль и сэромъ Торъ; сэръ Торъ новергъ сэра Груммора Грумморосума на землю. Затѣмъ пришелъ сэръ Карадосъ и сэръ Турквинъ, рыцари замка, и тута съ ними встрѣтились сэръ Персиваль де-Іалисъ и сэръ Ламоракъ до-Галисъ, они были братья, тута сэръ Персиваль встрѣтился съ сэромъ Карадосомъ и каждый пустилъ въ ходъ копья, бывшія у нихъ въ рукахъ; и затѣмъ сэръ Турквэнъ съ сэромъ Ламоракъ, и каждый изъ нихъ повергъ другого съ лошадью на землю; но каждая партія выручала другую и они сѣли па коней. И сэръ Арнольдъ и сэръ Гаутеръ, рыцари замка, встрѣтились съ сэромъ Бриндилесъ и сэромъ Кэй и эти четыре рыцаря встрѣтились и сразились на копьяхъ. Но вотъ пришелъ изъ замка сэръ Пертолонъ и встретился съ нимъ сэръ Ліонель и тутъ сэръ Пертолонъ, зеленый рыцарь, поразилъ сэра Ліонеля, брата сэра Лаунсело. Все это было замѣчено благородными герольдами; они осторожно перенесли его и прославляли имена побѣдителей. Тогда сэръ Блеобарисъ скрестилъ свое копье съ копьемъ сэра Гарета, но отъ этого удара сэръ Блеобарисъ упалъ на землю. Когда сэръ Галибодэнъ увидѣлъ это, то удержалъ сэра Гарета, но сэръ Гаретъ повергъ и его на землю. Сэръ Галигудъ вынулъ мечъ, чтобы отмстить за своего брата, а сэръ Гаретъ точно также поразилъ и его; и сэръ Динадонъ и его братъ Лакотъ, Майль Тайль и сэръ Саграморъ ле-Дезидероусъ (Желанный) и сэръ Додиносъ Дикарь, — всѣ они были поражены однимъ рыцаремъ. Король Ирландіи Агвизэнсъ увидѣлъ всѣ подвиги Гарета, но не зналъ, кто былъ этотъ рыцарь, такъ какъ всякій разъ онъ перемѣнялъ свой цвѣтъ; то у него былъ зеленый цвѣтъ, то синій. При каждомъ выѣздѣ онъ мѣнялъ свой цвѣтъ, такъ что ни король, ни рыцари не могли его узнать. Тогда сэръ Агвизэнсъ, король Ирландіи, встрѣтился съ сэромъ Гаретомъ и тутъ сэръ Гаретъ сбросилъ его съ лошади. Тогда явился король Шотландіи, Карадосъ, а сэръ Гаретъ также сбросилъ и его съ лошади. Точно также онъ поступилъ и съ Уріенсомъ, королемъ Гора. Затѣмъ пришелъ сэръ Багдемагъ и сэръ Гаретъ сбросилъ и его на землю. Тогда сынъ Багдемага, Мелиганъ, сразился съ сэромъ Гаретъ по рыцарски. Но вотъ сэръ Галагаультъ, благородный принцъ, громко воскликнулъ: «Рыцарь многихъ цвѣтовъ, ты прекрасно бился на копьяхъ, теперь я хочу сразиться съ тобою, приготовься. Сэръ Гаретъ слышалъ его и взялъ большое копье, потомъ опи встрѣтились другъ съ другомъ и тутъ принцъ сломалъ свое копье; но сэръ Гаретъ ударилъ его по лѣвой сторонѣ шлема, принцъ закачался и упалъ бы на землю, если бъ его люди не поддержали его. «По истинѣ, — сказалъ король Артуръ, — «этотъ рыцарь различныхъ цвѣтовъ, прекрасный рыцарь!» Затѣмъ король подозвалъ къ себѣ сэра Лаунсело и просилъ его сразиться съ этимъ рыцаремъ. «Государь, — сказалъ Лаунсело, — мое сердце запрещаетъ мнѣ сражаться съ рыцаремъ, который совершиль столько подвиговъ за одинъ день; «если какой-либо рыцарь совершаетъ столько дѣлъ въ одинъ день, то со стороны другого рыцаря не хорошо отнимать отъ него пріобрѣтенныя имъ достоинства, а въ особенности тогда, когда этотъ рыцарь столько трудился: несомнѣнно, что дама его сердца здѣсь и она, навѣрно, въ виду всѣхъ его подвиговъ, полюбила его больше всѣхъ; я вижу, что онъ употреблялъ всѣ усилія, чтобы совершить великіе подвиги и по моему, — прибавилъ сэръ Лаунсело, — онъ долженъ сегодня пользоваться почестями, хотя въ полной моей власти отнять у него эти почести, но я не хочу этого дѣлать».
Въ этотъ день случился маленькій непріятный эпизодъ, который я въ интересахъ государства вычеркнулъ изъ записокъ моего патера. Вы, конечно, видѣли изъ записокъ, что Гарри храбро сражался со всѣми. Подъ именемъ Гарри я подразумѣваю сэра Гарэта. Гарри это было уменьшительное имя, которымъ я его называлъ; это означало, что я питалъ къ ному глубокую привязанность и на это, конечно, были свои причины. Но я никому не говорилъ объ этомъ уменьшительномъ имени, даже ему самому; онъ былъ благороднаго происхожденія и не вынесъ бы фамильярности такого человѣка, какъ я.
Теперь продолжаю: Я, какъ министръ короля, сидѣлъ въ своей отдѣльной ложѣ. Сэръ Динадонъ, въ ожиданіи своего выхода на арену, пришелъ ко мнѣ въ ложу и началъ со мной говорить; онъ постоянно вертѣлся около меня, потому что я былъ чужестранецъ и онъ любилъ слушать свѣжія замѣчашя относительно своихъ шутокъ; нѣкоторыя изъ нихъ достигли послѣдней степени утомленія и скуки; самъ разсказчикъ всегда смѣялся одинъ, а остальные только уныло смотрѣли. Я же всегда отвѣчалъ насколько возможно его усиліямъ и чувствовалъ къ нѣму искреннюю и глубокую признательность; на это была особая причина; по какой-то случайности онъ зналъ одинъ анекдотъ, который я ненавидѣлъ, хотя очень часто слышалъ въ своей жизни, но сэръ Динадонъ избавлялъ меня отъ него. Это былъ анекдотъ, который приписывали одному изъ великихъ юмористовъ, который когда либо появлялся на американской почвѣ отъ Колумба до Артема Уарда. Тутъ шла рѣчь объ одномъ лекторѣ-юмористѣ, который въ теченіе цѣлаго часа утомлялъ свою невѣжественную аудиторію убійственными шутками и никогда не возбуждалъ смѣха; когда же онъ собрался уходить, то нѣсколько сѣдовласыхъ глупцовъ радушно пожали ему руку и сказали, что это была самая забавная вещь, какую они когда либо слышали, «но мы всѣ, удерживались отъ смѣха, такъ какъ считали это неподходящимъ». Я слышалъ, какъ разсказывался этотъ анекдотъ сотни, тысячи, милліоны и билліоны разъ и всегда только проклиналъ его. Теперь представьте себѣ мое чувство, когда я вдругъ услышалъ, что этотъ глупецъ въ лѣтахъ отрылъ его изъ мрака традицій, въ доисторическомъ періодѣ и разсказывалъ его за пятьсотъ лѣтъ до начала Крестовыхъ Походовъ? Только что онъ кончилъ, какъ явился прислужникъ; и вотъ онъ, фыркая, какъ демонъ, грохоча и звеня, вышелъ изъ моей ложи, и я больше ничего не узналъ. Нѣсколько минутъ я не могъ придти въ себя и оторвалъ только глаза, какъ разъ въ то время, когда сэръ Гарэтъ нанесъ ему ужасный ударъ; я же произнесъ совершенно безеознательно: «Надѣюсь, что онъ убитъ»! Но успѣлъ еще я окончить всей фразы, какъ сэръ Гарэтъ размахнулся на сэра Сагромора Дезидероуса (Желаннаго) и вышибъ его изъ сѣдла; сэръ Саграморъ слышалъ мое замѣчаніе и думалъ, что оно относится къ нему.
Если кто-либо изъ такихъ людей заберетъ себѣ что-нибудь въ голову, то у него этого не вышибешь. Я зналъ это и ради спасенія своей жизни не сталъ входить съ нимъ ни въ какія объясненія. Какъ только сэръ Саграморъ поправился, то объявилъ мнѣ, что я долженъ свести съ нимъ счеты и назначилъ день, черезъ три или четыре года; удовлетвореніе должно было происходить на ристалищъѣ, гдѣ именно было нанесено оскорбленіе. Я объявилъ, что приготовлюсь къ тому времени, когда онъ вернется обратно. Видите-ли, онъ отправился къ Святому Гробу. Такое путешествіе всегда длилось нѣсколько лѣтъ. Они постоянно уѣзжали и путались неизвѣстно гдѣ; никто изъ нихъ, конечно, и не зналъ, какъ и добраться до Святаго Гроба. Ежегодно, однако, отправлялись цѣлыя экспедиціи къ Гробу Господню, а на слѣдующій годъ отправлялись опять вспомогательныя экспедиціи въ поиски за первыми. Конечно, въ данномъ случаѣ гонялись за славою, а не за деньгами. Но къ чему они вздумали теперь впутывать меня въ это дѣло! Но хорошо, я буду только улыбаться.