Не украшеніе одеждъ
Моя днесь Муза прославляетъ,
Которое, въ очахъ невѣждъ,
Шутовъ въ вельможи наряжаетъ;
Не пышности я пѣснь пою;
Не истуканы за кристалломъ,
Въ кивотахъ блещущи металломъ,
Услышатъ похвалу мою:
Хочу достоинствы я чтить,
Которыя собою сами
Умѣли титлы заслужить
Похвальными себѣ дѣлами;
Кого ни знатный родъ, ни санъ,
Ни щастіе не украшли;
Но кои доблестью снискали
Себѣ почтенье отъ гражданъ.
Кумиръ, поставленный въ позоръ,
Несмысленную чернь прельщаетъ;
Но коль художниковъ въ немъ взоръ
Прямыхъ красотъ не ощущаетъ:
Сей образъ ложныя молвы,
Се глыба грязи позлащенной!
И вы, безъ благости душевной,
Не всѣль, Вельможи, таковы?
Не перлы Перскія на васъ
И не Бразильски звѣзды, ясны;
Для возлюбившихъ правду глазъ
Лишь добродѣтели прекрасны,
Онѣ суть смертныхъ похвала.
Калигула! твой конь въ Сенатѣ
Не могъ сіять, сіяя въ златѣ:
Сіяютъ добрыя дѣла.
Оселъ останется осломъ,
Хотя осыпь его звѣздами;
Гдѣ должно дѣйствовать умомъ,
Онъ только хлопаетъ ушами.
О! тщетно щастія рука,
Противъ естественнаго чина,
Безумца рядитъ въ господина,
Или въ шумиху дурака.
Какихъ ни вымышляй пружинъ,
Чтобъ мужу бую умудриться;
Не можно вѣкъ носить личинъ,
И истина должна открыться.
Когда не свергъ въ бояхъ, въ судахъ,
Въ совѣтахъ царскихъ, сопостатовъ:
Всякъ думаетъ, что я Чупятовъ,
Въ Марокскихъ лентахъ и звѣздахъ.
Оставя скипертъ, тронъ, чертогъ,
Бывъ странникомъ, въ пыли и въ потѣ,
Великій Петръ, какъ нѣкій Богъ,
Блисталъ величествомъ въ работѣ:
Почтенъ и въ рубище герой!
Екатерина, въ низкой долѣ,
И не на Царскомъ бы престолѣ,
Была великою женой,
И впрямь, коль самолюбья лесть,
Не обуялабъ умъ надменный;
Что наше благородство, честь,
Какъ не изящности душевны?
Я князь, — коль мой сіяетъ духъ;
Владѣлецъ, — коль страстьми владѣю;
Боляринъ, — коль за всѣхъ болѣю,
Царю, закону, церкви другъ.
Вельможу долженъ составлять
Умъ здравый, сердце просвѣщенно;
Собой примѣръ онъ долженъ дать,
Что званіе его священно,
Что онъ орудье власти есть,
Всѣхъ царственныхъ подпора зданій;
Вся мысль его, цѣль словъ, дѣяній,
Должны быть — польза, слава, честь.
А ты, вторый Сарданапалъ!
Къ чему стремишь всѣхъ мыслей бѣги?
На толь, чтобъ вѣкъ твой протекалъ
Средь игръ, средь праздности и нѣги?
Чтобъ пурпуръ, злато всюду взоръ
Въ твоихъ чертогахъ восхищали,
Картины въ зеркалахъ дышали,
Мусія, мраморъ и фарфоръ?
На толь тебѣ пространный свѣшъ,
Простерши раболѣпны длани,
На прихотливый твой обѣдъ
Вкуснѣйшихъ яствъ приноситъ дани;
Токай — густое льетъ вино,
Левантъ — съ звѣздами кофе жирный,
Чтобъ не хотѣлъ за трудъ всемірный,
Мгновенье бросить ты одно?
Тамъ воды въ просѣкахъ текутъ,
И съ шумомъ вверьхъ стремясь, сверкаютъ;
Тамъ розы средь зимы цвѣтутъ,
И въ рощахъ нимфы воспѣваютъ
На толь, чтобы на все взиралъ
Ты окомъ мрачнымъ, равнодушнымъ,
Средь радостей казался скучнымъ,
И въ пресыщеніи зѣвалъ?
Орелъ, по высотѣ паря,
Ужь солнца зритъ въ лучахъ полдневныхъ:
Но твой чертогъ едва заря
Румянитъ сквозь завѣсъ червленныхъ;
Едва по зыблющимъ грудямъ
Съ тобой лежащія Цирцеи
Блистаютъ розы и лилеи,
Ты съ ней покойно спишь: — а тамъ? —
А тамъ израненый герой,
Какъ лунь во браняхъ посѣдѣвшій,
Начальникъ прежде бывшій твой, —
Въ переднюю къ тебѣ пришедшій
Принять по службѣ твой приказъ,
Межъ челядью твоей златою,
Поникнувъ лавровой главою,
Сидитъ и ждетъ тебя ужь часъ!
А тамъ — вдова стоитъ въ сѣняхъ
И горьки слезы проливаетъ,
Съ груднымъ младенцемъ на рукахъ,
Покрова твоего желаетъ.
За выгоды твои, за честь,
Она лишилася супруга;
Въ тебѣ его знавъ прежде друга,
Пришла мольбу свою принесть.
А тамъ — на лѣстничный восходъ
Прибрелъ на костыляхъ согбенный
Безстрашный старый воинъ тотъ,
Тремя медальми украшенный,
Котораго въ бою рука
Избавила тебя отъ смерти:
Онъ хочетъ руку ту простерти
Для хлѣба отъ тебя куска.
А тамъ, — гдѣ жирный песъ лежитъ,
Гордится вратникъ галунами,
Заимодавцевъ полкъ стоитъ
Къ тебѣ пришедшихъ за долгами.
Проснися, Сибаритъ! — Ты спишь,
Иль только въ сладкой нѣгѣ дремлешь,
Несчастныхъ голосу не внемлешь,
И въ развращенномъ сердцѣ мнишь:
Мнѣ мигъ покоя моего
Пріятнѣй, чѣмъ въ исторьи вѣки;
Жить для себя лишь одного,
Лишь радостей умѣть пить рѣки.
Лишь вѣтромъ плыть, гнѣсть чернь ярмомъ;
Стыдъ, совѣсть, слабыхъ душъ тревога!
Нѣтъ добродѣтели! нѣтъ Бога!.. —
Злодѣй, увы! — И грянулъ громъ.
Блаженъ народъ, который полнъ
Благочестивой вѣры къ Богу,
Хранитъ Царевъ всегда законъ,
Чтитъ нравы, добродѣтель строгу
Наслѣднымъ перломъ женъ, дѣтей;
Въ единодушіи — блаженство;
Во правосудіи — равенство;
Свободу — во уздѣ страстей!
Блаженъ народъ! — гдѣ Царь главой,
Вельможи — здравы члены тѣла,
Прилѣжно долгъ всѣ правятъ свой,
Чужаго не касасаясь дѣла;
Глава не ждетъ отъ ногъ ума,
И силъ у рукъ не отнимаетъ,
Ей взоръ и ухо предлагаетъ:
Повелѣваетъ же сама.
Симъ твердымъ узломъ естества,
Коль Царство лишь живетъ счастливымъ:
Вельможи! — славы, торжества,
Иныхъ вамъ нѣтъ, какъ быть правдивымъ;
Какъ блюсть народъ, Царя любить,
О благѣ общемъ ихъ стараться,
Змѣей предъ трономъ не сгибаться,
Стоять — и правду говорить.
О Росскій бодрственный народъ,
Отеческій хранящій нравы!
Когда разслабъ весь смертныхъ родъ,
Какой ты не причастенъ славы?
Какихъ въ тебѣ Вельможей нѣтъ? —
Тотъ храбрымъ былъ средь бранныхъ звуковъ;
Здѣсь далъ безстрашный Долгоруковъ
Монарху грозному отвѣтъ.
И въ наши вижу времена
Того я славнаго Камила,
Котораго труды, война
И старость духъ не утомила.
Отъ грома звучныхъ онъ побѣдъ,
Сошелъ въ шалашъ свой равнодушно,
И отъ сохи опять послушно
Онъ въ полѣ Марсовомъ живетъ.
Тебѣ, герой! желаній мужъ!
Не роскошью Вельможа славный;
Кумиръ сердецъ, плѣнитель душъ,
Вождь лавромъ, маслиной вѣнчанный!
Я праведну здѣсь пѣснь воспѣлъ.
Ты ею славься, утѣшайся,
Борись вновь съ бурями, мужайся,
Какъ юный возносись орелъ.
Пари, — и съ высоты твоей
По мракамъ, смутнаго эѳира
Громовой пролети струей;
И опочивъ на лонѣ мира,
Возвесели еще Царя. —
Простри твой поздный блескъ въ народѣ,
Какъ отдаетъ свой долгъ природѣ
Румяна вечера заря.