вѣрили въ него безгранично, считали его вѣщимъ и смѣло, безъ оглядки, шли съ нимъ всюду. А такъ какъ Господь наградилъ его при рожденіи огромнымъ военнымъ дарованіемъ, то въ результатѣ почти всегда получалась побѣда.
Въ половинѣ января 1800 года Суворовъ выѣхалъ изъ Праги въ Россію, но вскорѣ захворалъ и, съ трудомъ добравшись до Кобрина, свалился съ ногъ совсѣмъ. Сначала терзали его сильный кашель и боязнь малѣйшаго вѣтра, а затѣмъ сыпь и вереда покрыли все тѣло. Лѣчиться онъ сначала не хотѣлъ, но скоро убѣдился, что болѣзнь сама собой не пройдетъ. Онъ прибѣгнулъ тогда къ мѣстнымъ врачамъ; потомъ Государь прислалъ своего лейбъ-медика. Толку отъ этого вышло, однако, немного, и Суворовъ продолжалъ путь полумертвый, въ большой каретѣ, на перинѣ. Съ трудомъ дотащился онъ до Петербурга, въѣхалъ въ него 20 апрѣля, вечеромъ, остановился у своего племянника, Хвостова, на Крюковомъ каналѣ, и тотчасъ легъ въ постель. У него болѣло не только тѣло, но и душа, потому, что нежданно-негаданно на него обрушилась новая немилость Государя. Генералиссимусу готовился въ Петербургѣ небывалый пріемъ, съ барабаннымъ боемъ, колокольнымъ звономъ, пушечной пальбой и иллюминаціей; а потомъ все это было разомъ и внезапно отмѣнено. Дѣло въ томъ, что Государь узналъ, будто Суворовъ не исполнялъ въ Италіи многихъ правилъ изъ Государева устава, и позволилъ себѣ вернуться къ порядкамъ Екатерининскимъ. Этого было достаточно, чтобы привести впечатлительнаго и перемѣнчиваго Государя въ крайній гнѣвъ и побудить его къ рѣзкой замѣнѣ высокаго благоволенія немилостью и опалой. На Суворова это должно было подѣйствовать гибельно. Если и прежде не было много надежды на его выздоровленіе, то теперь нельзя было о томъ и думать. Болѣзнь видимо усиливалась и получила характеръ безнадежный. Больному стали напоминать объ исповѣди и св. причастіи, но онъ не сразу согласился, не желая сознаваться, что его жизнь кончалась. Потомъ онъ впалъ въ безпамятство и бредъ; потомъ слышно стало одно прерывистое, хриплое дыханіе, и 6 мая 1800 года, во второмъ часу дня, могучій человѣкъ испустилъ духъ.
Скорбь была всеобщая. Сплошныя толпы народа и сотни экипажей запрудили сосѣднія улицы, но мало кому удалось проститься съ покойникомъ. Выносъ состоялся 12 числа; безконечныя, густыя толпы
верили в него безгранично, считали его вещим и смело, без оглядки, шли с ним всюду. А так как Господь наградил его при рождении огромным военным дарованием, то в результате почти всегда получалась победа.
В половине января 1800 года Суворов выехал из Праги в Россию, но вскоре захворал и, с трудом добравшись до Кобрина, свалился с ног совсем. Сначала терзали его сильный кашель и боязнь малейшего ветра, а затем сыпь и вереда покрыли всё тело. Лечиться он сначала не хотел, но скоро убедился, что болезнь сама собой не пройдёт. Он прибегнул тогда к местным врачам; потом Государь прислал своего лейб-медика. Толку от этого вышло, однако, немного, и Суворов продолжал путь полумёртвый, в большой карете, на перине. С трудом дотащился он до Петербурга, въехал в него 20 апреля, вечером, остановился у своего племянника, Хвостова, на Крюковом канале, и тотчас лёг в постель. У него болело не только тело, но и душа, потому, что нежданно-негаданно на него обрушилась новая немилость Государя. Генералиссимусу готовился в Петербурге небывалый приём, с барабанным боем, колокольным звоном, пушечной пальбой и иллюминацией; а потом всё это было разом и внезапно отменено. Дело в том, что Государь узнал, будто Суворов не исполнял в Италии многих правил из Государева устава, и позволил себе вернуться к порядкам Екатерининским. Этого было достаточно, чтобы привести впечатлительного и переменчивого Государя в крайний гнев и побудить его к резкой замене высокого благоволения немилостью и опалой. На Суворова это должно было подействовать гибельно. Если и прежде не было много надежды на его выздоровление, то теперь нельзя было о том и думать. Болезнь видимо усиливалась и получила характер безнадёжный. Больному стали напоминать об исповеди и св. причастии, но он не сразу согласился, не желая сознаваться, что его жизнь кончалась. Потом он впал в беспамятство и бред; потом слышно стало одно прерывистое, хриплое дыхание, и 6 мая 1800 года, во втором часу дня, могучий человек испустил дух.
Скорбь была всеобщая. Сплошные толпы народа и сотни экипажей запрудили соседние улицы, но мало кому удалось проститься с покойником. Вынос состоялся 12 числа; бесконечные, густые толпы
