Мельникъ принялся разсказывать о томъ, какой длинный путь имъ привелось сдѣлать, какіе большіе города они видѣли. Да, имъ таки пришлось попутешествовать! И на пароходѣ-то они плыли, и по желѣзной дорогѣ ѣхали, и въ почтовыхъ дилижансахъ!
— А я шелъ кратчайшею дорогою!—сказалъ Руди.—Я перешелъ черезъ горы; высоконько это, но все-таки взобраться можно!
— Да и сломать себѣ шею!—сказалъ мельникъ.—И вы таки сломите ее себѣ со своею отвагой!
— Не думай, что упадешь, и не упадешь никогда!—отвѣтилъ Руди.
Родственники мельника, у которыхъ гостили онъ и Бабетта въ Интерлакенѣ, пригласили Руди зайти къ нимъ,—онъ, вѣдь, былъ землякомъ ихъ родственниковъ. Приглашеніе это было для Руди какъ разъ кстати; счастье благопріятствовало ему, какъ и всегда тому, кто надѣется на самого себя, памятуя, что „Господь Богъ даетъ намъ орѣхи, да не раскалываетъ ихъ для насъ!“
И вотъ Руди сидѣлъ, въ семейномъ кружкѣ, у родственниковъ мельника; всѣ стали пить за здоровье перваго стрѣлка, и Бабетта тоже чокнулась съ Руди, а онъ горячо поблагодарилъ за тостъ.
Вечеромъ всѣ отправились гулять по красивой дорогѣ, окаймленной старыми орѣховыми деревьями, мимо разукрашенныхъ гостиницъ. Но тутъ была такая давка и толкотня, что Руди пришлось предложить Бабеттѣ руку. Онъ говорилъ ей, что ужасно радъ встрѣчѣ съ земляками изъ кантона Во; кантоны Во и Валлисъ, вѣдь, сосѣди! И онъ высказалъ свою радость такъ искренно, что Бабетта сочла долгомъ пожать ему за это руку. Такъ они шли рука объ руку и болтали, точно старые знакомые. А презанимательная была эта миленькая красоточка Бабетта! Она вышучивала смѣшныя и эксцентричныя одѣянія и манеры барынь-иностранокъ, и Руди находилъ, что все это выходило у нея премило! Она, вѣдь, только шутила, а вовсе не имѣла въ виду надсмѣхаться надъ людьми,—онѣ могли быть очень и очень почтенными и даже милыми и любезными барынями! Бабетта хорошо это знала, у нея самой была крестная мать, такая же знатная дама, англичанка. Восемнадцать лѣтъ тому назадъ, когда Бабетту крестили, дама эта жила въ Бэ; она-то и подарила крестницѣ дорогую булавку, которую теперь Бабетта носила на
Мельник принялся рассказывать о том, какой длинный путь им привелось сделать, какие большие города они видели. Да, им таки пришлось попутешествовать! И на пароходе-то они плыли, и по железной дороге ехали, и в почтовых дилижансах!
— А я шёл кратчайшею дорогою! — сказал Руди. — Я перешёл через горы; высоконько это, но всё-таки взобраться можно!
— Да и сломать себе шею! — сказал мельник. — И вы таки сломите её себе со своею отвагой!
— Не думай, что упадёшь, и не упадёшь никогда! — ответил Руди.
Родственники мельника, у которых гостили он и Бабетта в Интерлакене, пригласили Руди зайти к ним, — он, ведь, был земляком их родственников. Приглашение это было для Руди как раз кстати; счастье благоприятствовало ему, как и всегда тому, кто надеется на самого себя, памятуя, что «Господь Бог даёт нам орехи, да не раскалывает их для нас!»
И вот Руди сидел, в семейном кружке, у родственников мельника; все стали пить за здоровье первого стрелка, и Бабетта тоже чокнулась с Руди, а он горячо поблагодарил за тост.
Вечером все отправились гулять по красивой дороге, окаймлённой старыми ореховыми деревьями, мимо разукрашенных гостиниц. Но тут была такая давка и толкотня, что Руди пришлось предложить Бабетте руку. Он говорил ей, что ужасно рад встрече с земляками из кантона Во; кантоны Во и Валлис, ведь, соседи! И он высказал свою радость так искренно, что Бабетта сочла долгом пожать ему за это руку. Так они шли рука об руку и болтали, точно старые знакомые. А презанимательная была эта миленькая красоточка Бабетта! Она вышучивала смешные и эксцентричные одеяния и манеры барынь-иностранок, и Руди находил, что всё это выходило у неё премило! Она, ведь, только шутила, а вовсе не имела в виду надсмехаться над людьми, — они могли быть очень и очень почтенными и даже милыми и любезными барынями! Бабетта хорошо это знала, у неё самой была крестная мать, такая же знатная дама, англичанка. Восемнадцать лет тому назад, когда Бабетту крестили, дама эта жила в Бэ; она-то и подарила крестнице дорогую булавку, которую теперь Бабетта носила на
