такъ смѣялся, узнавъ объ этой глупости. Теперь наша Лотта—статская совѣтница!
Золотые были сердце и душа у бѣднаго мальчугана, бывшаго барабанщика, который заставилъ идти впередъ и побѣдить готовыхъ отступить.
Въ груди у него былъ золотой кладъ, неисчерпаемый источникъ звуковъ. Они лились со скрипки, словно она была цѣлымъ органомъ, словно по струнамъ ея танцовали эльфы лѣтней ночи. Въ этихъ звукахъ отдавались и пѣніе дрозда, и полнозвучный человѣческій голосъ. Вотъ почему были такъ очарованы его слушатели, вотъ почему слава его прогремѣла далеко за предѣлами его родины. Онъ зажигалъ въ сердцахъ святой огонь, пламя, цѣлый пожаръ восторга.
— И какъ онъ хорошъ собою!—восторгались и молодыя и старыя дамы и дѣвицы. Самая пожилая изъ нихъ даже завела себѣ альбомъ для локоновъ знаменитостей ради того только, чтобы имѣть предлогъ выпросить прядь роскошныхъ волосъ молодого скрипача.
И вотъ, онъ вернулся въ бѣдную комнатку барабанщика разодѣтый, изящный, какъ принцъ, счастливый, какъ король! Глаза и лицо его такъ и сіяли. Мать цѣловала его въ губы и плакала отъ радости, а онъ обнималъ ее и ласково кивалъ головою всей знакомой мебели—и сундуку, на которомъ стояли чайныя чашки и цвѣты въ стаканахъ, и деревянной скамьѣ, на которой спалъ мальчикомъ. Старый же барабанъ онъ вытащилъ, поставилъ посреди пола и сказалъ:
— Отецъ непремѣнно выбилъ бы теперь на немъ дробь! Такъ я сдѣлаю это за него!—И онъ выбилъ на барабанѣ такую дробь, что твой градъ! А барабанъ былъ такъ польщенъ этимъ, что кожа на немъ взяла да и лопнула.
— Кулакъ-то у него здоровый!—замѣтилъ барабанъ.—Теперь у меня на всю жизнь останется воспоминаніе о немъ! Да и мать-то, того и гляди, лопнетъ отъ радости, глядя на своего „золотого мальчика!“
Вотъ и вся исторія о „золотомъ мальчикѣ“.
так смеялся, узнав об этой глупости. Теперь наша Лотта — статская советница!
Золотые были сердце и душа у бедного мальчугана, бывшего барабанщика, который заставил идти вперёд и победить готовых отступить.
В груди у него был золотой клад, неисчерпаемый источник звуков. Они лились со скрипки, словно она была целым органом, словно по струнам её танцевали эльфы летней ночи. В этих звуках отдавались и пение дрозда, и полнозвучный человеческий голос. Вот почему были так очарованы его слушатели, вот почему слава его прогремела далеко за пределами его родины. Он зажигал в сердцах святой огонь, пламя, целый пожар восторга.
— И как он хорош собою! — восторгались и молодые и старые дамы и девицы. Самая пожилая из них даже завела себе альбом для локонов знаменитостей ради того только, чтобы иметь предлог выпросить прядь роскошных волос молодого скрипача.
И вот, он вернулся в бедную комнатку барабанщика разодетый, изящный, как принц, счастливый, как король! Глаза и лицо его так и сияли. Мать целовала его в губы и плакала от радости, а он обнимал её и ласково кивал головою всей знакомой мебели — и сундуку, на котором стояли чайные чашки и цветы в стаканах, и деревянной скамье, на которой спал мальчиком. Старый же барабан он вытащил, поставил посреди пола и сказал:
— Отец непременно выбил бы теперь на нём дробь! Так я сделаю это за него! — И он выбил на барабане такую дробь, что твой град! А барабан был так польщён этим, что кожа на нём взяла да и лопнула.
— Кулак-то у него здоровый! — заметил барабан. — Теперь у меня на всю жизнь останется воспоминание о нём! Да и мать-то, того и гляди, лопнет от радости, глядя на своего «золотого мальчика!»
Вот и вся история о «золотом мальчике».
Въ старину, когда дѣдушка, отецъ моей матери, былъ еще совсѣмъ маленькимъ мальчуганомъ, щеголялъ въ красныхъ шта-
В старину, когда дедушка, отец моей матери, был ещё совсем маленьким мальчуганом, щеголял в красных шта-
