блестящій колючій, вѣчно-зеленый и лѣтомъ и зимою, красивый Христовъ тернъ, а пониже росли папоротники всѣхъ сортовъ и видовъ; одни были похожи на миніатюрныя пальмы, другіе на тонкое прелестное растеніе „Венерины волосы“. Росъ здѣсь также и скромный репейникъ, свѣжіе цвѣты котораго такъ красивы, что ихъ не грѣхъ помѣстить въ любой букетъ. Репейникъ былъ посаженъ на сухомъ мѣстѣ, а пониже, въ болѣе сыромъ грунтѣ, росъ лопухъ, также самое простое, но, благодаря своей вышинѣ и размѣру листьевъ, такое красивое декоративное растеніе. Кромѣ того росли здѣсь и осыпанные цвѣтами, похожіе на огромные канделябры, царскія кудри, взятыя съ поля, и дикій ясминникъ, и первоцвѣтъ, и лѣсные ландыши, и дикая калла, и трехлистная нѣжная заячья травка,—ну, просто заглядѣнье!
А на самомъ первомъ планѣ опирался на проволочную ограду рядъ маленькихъ грушевыхъ деревьевъ французской породы. Росли они на самомъ припекѣ, за ними заботливо ухаживали, и они скоро стали приносить большіе, сочные плоды, какіе приносятъ у себя на родинѣ.
Вмѣсто же двухъ старыхъ голыхъ деревьевъ садовникъ водрузилъ здѣсь высокій шестъ съ Данеброгомъ на вершинѣ, а рядомъ съ нимъ другой, обвитый лѣтомъ и осенью душистымъ хмѣлемъ; зимою же къ верхушкѣ его, согласно старинному обычаю, привязывался снопъ необмолоченнаго овса—на поживу птицамъ небеснымъ. Пусть и птички весело справятъ сочельникъ!
— Нашъ добрѣйшій Ларсенъ ударился на старости лѣтъ въ сентиментальность!—сказали господа.—Но намъ-то онъ очень преданъ!
Около Новаго года, въ одномъ изъ иллюстрированныхъ журналовъ появилась картинка, изображающая старое господское помѣстье. На ней были также видны и шестъ съ Данеброгомъ и шестъ съ привязаннымъ къ нему снопомъ—рождественскимъ угощеніемъ для птицъ. Къ рисунку относилась замѣтка, въ которой привѣтствовалась прекрасная мысль—воскресить старинный обычай, столь характерный для стараго господскаго помѣстья.
— Обо всемъ, что ни сдѣлаетъ этотъ Ларсенъ, вѣчно трубятъ во всѣ трубы!—сказали господа.—Вотъ счастливецъ! Право, кажется, намъ впору гордиться тѣмъ, что онъ служитъ у насъ!
Но они вовсе не гордились этимъ. Они, вѣдь, сознавали себя господами, которые могутъ и отказать Ларсену, если вздумаютъ. Но, конечно, они ему не отказывали,—они были, вѣдь,
блестящий колючий, вечно-зелёный и летом и зимою, красивый Христов тёрн, а пониже росли папоротники всех сортов и видов; одни были похожи на миниатюрные пальмы, другие на тонкое прелестное растение «Венерины волосы». Рос здесь также и скромный репейник, свежие цветы которого так красивы, что их не грех поместить в любой букет. Репейник был посажен на сухом месте, а пониже, в более сыром грунте, рос лопух, также самое простое, но, благодаря своей вышине и размеру листьев, такое красивое декоративное растение. Кроме того росли здесь и осыпанные цветами, похожие на огромные канделябры, царские кудри, взятые с поля, и дикий ясминник, и первоцвет, и лесные ландыши, и дикая калла, и трёхлистная нежная заячья травка, — ну, просто загляденье!
А на самом первом плане опирался на проволочную ограду ряд маленьких грушевых деревьев французской породы. Росли они на самом припёке, за ними заботливо ухаживали, и они скоро стали приносить большие, сочные плоды, какие приносят у себя на родине.
Вместо же двух старых голых деревьев садовник водрузил здесь высокий шест с Данеброгом на вершине, а рядом с ним другой, обвитый летом и осенью душистым хмелем; зимою же к верхушке его, согласно старинному обычаю, привязывался сноп необмолоченного овса — на поживу птицам небесным. Пусть и птички весело справят сочельник!
— Наш добрейший Ларсен ударился на старости лет в сентиментальность! — сказали господа. — Но нам-то он очень предан!
Около Нового года, в одном из иллюстрированных журналов появилась картинка, изображающая старое господское поместье. На ней были также видны и шест с Данеброгом и шест с привязанным к нему снопом — рождественским угощением для птиц. К рисунку относилась заметка, в которой приветствовалась прекрасная мысль — воскресить старинный обычай, столь характерный для старого господского поместья.
— Обо всём, что ни сделает этот Ларсен, вечно трубят во все трубы! — сказали господа. — Вот счастливец! Право, кажется, нам впору гордиться тем, что он служит у нас!
Но они вовсе не гордились этим. Они, ведь, сознавали себя господами, которые могут и отказать Ларсену, если вздумают. Но, конечно, они ему не отказывали, — они были, ведь,
