— Это все пустяки, все внѣшнія различія, а я говорю о духовномъ сродствѣ.
— Увы, гдѣ оно?.. мужчина почти всегда духовно и умственно превосходить женщину…
Ея глаза засверкали.
— Да?!! Ты такъ думаешь? А что, если я тебѣ скажу, что у насъ въ Кіевѣ были мужъ и жена Тиняковы, и — знаешь ли ты это? — она окончила университетъ, была адвокатомъ, а онъ имѣлъ рыбную торговлю!! Вотъ тебѣ!
— Дитя ты мое неразумное,— засмѣялся я, ласково, какъ ребенка, усаживая ее на колѣни. — Да вѣдь ты сама сейчасъ подчеркнула разницу между нами. Замѣть, что я мужчина, всегда говорю о правилѣ, а ты — бѣдная логикой, обыкновенная женщина, — сейчасъ же подносишь мнѣ исключеніе. Бѣдная головушка! Всѣ люди имѣютъ на рукахъ десять пальцевъ — и я говорю объ этомъ… А ты видѣла въ паноптикумѣ мальчишку съ двѣнадцатью пальцами — и думаешь, что въ этомъ мальчишкѣ заключено опроверженіе всѣхъ моихъ теорій о десяти пальцахъ.
— Ну, конечно, — удивилась она. — Какъ же можно говорить о томъ, что правило — десять пальцевъ, когда (ты же самъ говоришь!) существуютъ люди съ двѣнадцатью пальцами.
Говоря это, она дѣловито бѣгала по комнатѣ, уже забывъ о своихъ горькихъ слезахъ, и дѣловито переставляла какія-то фарфоровыя фигурки и какіето цвѣты въ вазочкахъ. И вся она въ своихъ туфелькахъ на высокихъ каблукахъ, въ нечеловѣческомъ пеньюарѣ изъ кружевъ, и ленточекъ, съ золотистой подстриженной кудрявой головкой и еще не высохшими отъ слезъ глазами, съ ея покровительственнымъ тономъ, которымъ она произнесла послѣднія слова — вся она, эта спокойно чирикающая птица, не вѣдающая надвигающейся грозы моего къ ней равнодушія — вся она, какъ вихремъ, неожиданно закружила мое сердце.
