— Все это очень хорошо, сказала мистриссъ Кюильпъ простодушно; но я увѣрена, что если я умру завтра, то Кюильпъ непремѣнно женится на комъ вздумается. Всякая пойдетъ за него.
При этой мысли всѣ вскрикнули съ негодованіемъ. Пусть онъ только осмѣлится подумать объ одной изъ нихъ! Вдова, тутъ же находившаяся, сказала, что она заколетъ его, если онъ только осмѣлится сдѣлать ей тѣнь подобнаго предложенія.
— Очень хорошо, сказала мистриссъ Кюильпъ, покачивая головой: но я сейчасъ говорила вамъ и повторю еще, что я знаю, я увѣрена… у Кюильпа, когда онъ захочетъ, такія манеры, что, если бъ я умерла, ни одна изъ васъ не могла бы отказать ему. Да, даже самая хорошенькая изъ васъ.
При этихъ словахъ каждая стала прихорашиваться, какъ-бы говоря: я очень хорошо знаю, что вы мѣтите на меня; но пусть онъ попробуетъ! Тогда увидимъ. Между-тѣмъ по какой-то тайной причинѣ, всѣ сердились на вдову, говоря одна другой шопотомъ, что она вообразила-себѣ, будто мистриссъ Кюильпъ говорила про нея, а сама она настоящее пугало!
— Маменька знаетъ, что я говорю правду, продолжала мистриссъ Кюльпъ; она сама нѣсколько разъ говорила мнѣ о томъ, до свадьбы. Не правда ли, маменька?
Этотъ вопросъ поставилъ мистриссъ Джинивинъ въ затруднительное положеніе: она, точно, много содѣйствовала тому, чтобы сдѣлать изъ дочери своей мистриссъ Кюильпъ; а признаться, что она сама отдала дочь свою за человѣка, отъ котораго отказывались другія женщины, было невозможно. Съ другой стороны возвысить достоинства зятя, значило бы ослабить причину возмущенія, за которое она принялась съ энергіей. Находясь между этими противоположными побужденіями, мистриссъ Джинивинъ согласилась съ тѣмъ, что зять ея былъ вкрадчивъ, но рѣшительно утверждала, что онъ не имѣетъ никакого права приказывать, и такимъ образомъ поставила споръ опять на ту точку, съ которой онъ начался.
— Мистриссъ Джоржъ сказала вещь дѣльную, разумную,
