Незримому вѣря влеченью, Въ безвѣстные вѣруя сны.
И ночи себя предавая, Расцвѣтшій цвѣтокъ на волнѣ, 145 Она засвѣтилась живая, Она возродилась вдвойнѣ.
И утро на небо вступило, Ей было такъ странно-тепло.
И Солнце ее ослѣпило, 150 И Солнце ей очи сожгло.
6.
И цѣлый день, бурунами носима, По плоскости стекла,
Она была межь волнъ какъ призракъ дыма, Бездушна и бѣла. 155 По плоскости, изломанной волненьемъ, Носилась безъ конца.
И не слѣдилъ никто за измѣненьемъ Страдавшаго лица.
Не видѣлъ ни одинъ, что тамъ живая 160 Какъ мертвая была,—
И какъ она тонула, выплывая, И какъ она плыла.
А къ вечеру, когда въ холодной дали Сверкнули маяки, 165 Ее совсѣмъ случайно подобрали, Всю въ пѣнѣ, рыбаки.
Былъ мертвенъ свѣтъ въ глазахъ ея застывшихъ, Но сердце билось въ ней.
Былъ дологъ гулъ приливовъ, отступившихъ 170 Съ береговыхъ камней.
Тот же текст в современной орфографии
Незримому веря влеченью, В безвестные веруя сны.
И ночи себя предавая, Расцветший цветок на волне, 145 Она засветилась, живая, Она возродилась вдвойне.
И утро на небо вступило, Ей было так странно-тепло.
И Солнце её ослепило, 150 И Солнце ей очи сожгло.
6.
И целый день, бурунами носима, По плоскости стекла,
Она была меж волн как призрак дыма, Бездушна и бела. 155 По плоскости, изломанной волненьем, Носилась без конца.
И не следил никто за измененьем Страдавшего лица.
Не видел ни один, что там живая 160 Как мёртвая была, —
И как она тонула, выплывая, И как она плыла.
А к вечеру, когда в холодной дали Сверкнули маяки, 165 Её совсем случайно подобрали, Всю в пене, рыбаки.
Был мертвен свет в глазах её застывших, Но сердце билось в ней.
Был долог гул приливов, отступивших 170 С береговых камней.
