Страница:Взаимная помощь как фактор эволюции (Кропоткин 1907).pdf/17

Материал из Викитеки — свободной библиотеки
Эта страница была вычитана

точно также не любовь заставляетъ ягнятъ или котятъ предаваться играмъ, и не любовь сводитъ вмѣстѣ осенніе выводки птицъ, которыя проводятъ вмѣстѣ цѣлые дни почти всю осень; и наконецъ нельзя приписать ни любви, ни личной симпатіи то обстоятельство, что многія тысячи косуль, разбросанныхъ по территоріи, пространствомъ равняющейся Франціи, собираются въ десятки отдѣльныхъ стадъ, которыя всѣ направляются къ извѣстному пункту, съ цѣлью переплыть тамъ рѣку. Во всѣхъ этихъ случаяхъ главную роль играетъ чувство несравненно болѣе широкое, чѣмъ любовь или личная симпатія;—здѣсь выступаетъ инстинктъ общительности, который медленно развивался среди животныхъ и людей въ теченіе чрезвычайно долгаго періода эволюціи, съ самыхъ раннихъ ея стадій и который научилъ въ равной степени животныхъ и людей сознавать ту силу, которую они пріобрѣтаютъ, практикуя взаимную помощь и поддержку, и сознавать удовольствія, которыя можно найти въ общественной жизни.

Важность этого различія будетъ легко оцѣнена всякимъ, кто изучаетъ психологію животныхъ, а тѣмъ болѣе—людскую этику. Любовь, симпатія и самопожертвованіе, конечно, играютъ громадную роль въ прогрессивномъ развитіи нашихъ нравственныхъ чувствъ. Но общество, въ человѣчествѣ, зиждется вовсе не на любви и даже не на симпатіи. Оно зиждется на сознаніи—хотя бы инстинктивномъ,—человѣческой солидарности, взаимной зависимости людей. Оно зиждется на безсознательномъ или полу-сознанномъ признаніи силы, заимствуемой каждымъ человѣкомъ изъ общей практики взаимопомощи; на тѣсной зависимости счастья каждой личности отъ счастья всѣхъ, и на чувствѣ справедливости или безпристрастія, которое вынуждаетъ индивидуума разсматривать права каждаго другого, какъ равныя его собственнымъ правамъ. Но этотъ вопросъ выходитъ за предѣлы настоящаго труда, и я ограничусь лишь указаніемъ на мою лекцію „Справедливость и Нравственность“, которая была отвѣтомъ на „Этику“ Гёксли и въ которой я коснулся этого вопроса съ большей подробностью[1].

Вслѣдствіе всего сказаннаго, я думалъ, что книга о

  1. См. также первыя главы моей работы объ Этикѣ, появившіяся недавно въ «Nineteent Century»: «Задачи Этики» и «Нравственность Природы».
Тот же текст в современной орфографии

точно так же не любовь заставляет ягнят или котят предаваться играм, и не любовь сводит вместе осенние выводки птиц, которые проводят вместе целые дни почти всю осень; и наконец нельзя приписать ни любви, ни личной симпатии то обстоятельство, что многие тысячи косуль, разбросанных по территории, пространством равняющейся Франции, собираются в десятки отдельных стад, которые все направляются к известному пункту, с целью переплыть там реку. Во всех этих случаях главную роль играет чувство несравненно более широкое, чем любовь или личная симпатия; — здесь выступает инстинкт общительности, который медленно развивался среди животных и людей в течение чрезвычайно долгого периода эволюции, с самых ранних ее стадий и который научил в равной степени животных и людей сознавать ту силу, которую они приобретают, практикуя взаимную помощь и поддержку, и сознавать удовольствия, которые можно найти в общественной жизни.

Важность этого различия будет легко оценена всяким, кто изучает психологию животных, а тем более — людскую этику. Любовь, симпатия и самопожертвование, конечно, играют громадную роль в прогрессивном развитии наших нравственных чувств. Но общество, в человечестве, зиждется вовсе не на любви и даже не на симпатии. Оно зиждется на сознании — хотя бы инстинктивном, — человеческой солидарности, взаимной зависимости людей. Оно зиждется на бессознательном или полуосознанном признании силы, заимствуемой каждым человеком из общей практики взаимопомощи; на тесной зависимости счастья каждой личности от счастья всех, и на чувстве справедливости или беспристрастия, которое вынуждает индивидуума рассматривать права каждого другого, как равные его собственным правам. Но этот вопрос выходит за пределы настоящего труда, и я ограничусь лишь указанием на мою лекцию «Справедливость и нравственность», которая была ответом на «Этику» Гёксли и в которой я коснулся этого вопроса с большей подробностью[1].

Вследствие всего сказанного, я думал, что книга о

  1. См. также первые главы моей работы об этике, появившиеся недавно в «Nineteent Century»: «Задачи этики» и «Нравственность природы».