улья[1]. Кромѣ того, онѣ вовсе не отличаются кровопролитными наклонностями и любовью къ безполезнымъ битвамъ, которыми многіе писатели такъ охотно надѣляютъ всѣхъ животныхъ. Часовые, охраняющіе входъ въ улей, безжалостно убиваютъ всѣхъ пчелъ-грабительницъ, стремящихся проникнуть къ нимъ; но пчелы-чужаки, попадающія по-ошибкѣ, остаются нетронутыми, въ особенности, если онѣ прилетаютъ обремененныя запасомъ собранной цвѣточной пыли, или если это — молодыя пчелы, которыя могутъ легко сбиться съ пути. Такимъ образомъ, военныя дѣйствія сводятся къ строго-необходимымъ.
Общественность пчелъ тѣмъ болѣе поучительна, что хищническіе инстинкты и лѣность продолжаютъ существовать среди нихъ и вновь проявляются каждый разъ, когда тому благопріятствуютъ обстоятельства. Извѣстно, что всегда имѣется нѣкоторое количество пчелъ, которыя предпочитаютъ жизнь грабителей трудолюбивой жизни рабочаго; при чемъ въ періоды скудости, какъ и въ періоды необычайнаго изобилія пищи, число грабителей быстро возрастаетъ. Когда жатва кончена и на нашихъ поляхъ и лугахъ остается мало матеріала для выводки меда, пчелы-грабительницы появляются въ большомъ числѣ: съ другой стороны, на сахарныхъ плантаціяхъ Вестъ-Индіи и на рафинадныхъ заводахъ Европы грабежъ, лѣность и очень часто пьянство становятся обычнымъ явленіемъ среди пчелъ. Мы видимъ, такимъ образомъ, что противо-общественные инстинкты продолжаютъ существовать среди пчелъ, но естественный подборъ безпрерывно долженъ уничтожать ихъ, такъ какъ въ концѣ концовъ практика взаимности оказывается болѣе выгодной для вида, чѣмъ развитіе особей, одаренныхъ хищническими наклонностями. „Наиболѣе хитрые и наиболѣе безцеремонные,“ о которыхъ говорилъ Гёксли, уничтожаются, чтобы дать мѣсто особямъ, понимающимъ выгоды общительной жизни и взаимной поддержки.
Конечно, ни муравьи, ни пчелы, ни даже термиты не поднялись до пониманія высшей солидарности, кото-
- ↑ . Ихъ держали въ ульѣ, снабженномъ стекляннымъ оконцемъ, которое давало возможность видѣть то, что дѣлалось внутри. Оконце закрывалось снаружи ставней. Тамъ какъ пчелъ, вѣроятно, безпокоилъ свѣтъ, падавшій на нихъ всякій разъ, какъ посѣтители
улья[1]. Кроме того, они вовсе не отличаются кровопролитными наклонностями и любовью к бесполезным битвам, которыми многие писатели так охотно наделяют всех животных. Часовые, охраняющие вход в улей, безжалостно убивают всех пчел-грабительниц, стремящихся проникнуть к ним; но пчелы-чужаки, попадающие по ошибке, остаются нетронутыми, в особенности, если они прилетают обремененные запасом собранной цветочной пыли, или если это — молодые пчелы, которые могут легко сбиться с пути. Таким образом, военные действия сводятся к строго необходимым.
Общественность пчел тем более поучительна, что хищнические инстинкты и леность продолжают существовать среди них и вновь проявляются каждый раз, когда тому благоприятствуют обстоятельства. Известно, что всегда имеется некоторое количество пчел, которые предпочитают жизнь грабителей трудолюбивой жизни рабочего; причем в периоды скудости, как и в периоды необычайного изобилия пищи, число грабителей быстро возрастает. Когда жатва кончена и на наших полях и лугах остается мало материала для выводки меда, пчелы-грабительницы появляются в большом числе: с другой стороны, на сахарных плантациях Вест-Индии и на рафинадных заводах Европы грабеж, леность и очень часто пьянство становятся обычным явлением среди пчел. Мы видим, таким образом, что противообщественные инстинкты продолжают существовать среди пчел, но естественный подбор беспрерывно должен уничтожать их, так как в конце концов практика взаимности оказывается более выгодной для вида, чем развитие особей, одаренных хищническими наклонностями. «Наиболее хитрые и наиболее бесцеремонные», о которых говорил Гёксли, уничтожаются, чтобы дать место особям, понимающим выгоды общительной жизни и взаимной поддержки.
Конечно, ни муравьи, ни пчелы, ни даже термиты не поднялись до понимания высшей солидарности, кото-
- ↑ . Их держали в улье, снабженном стеклянным оконцем, которое давало возможность видеть то, что делалось внутри. Оконце закрывалось снаружи ставней. Там как пчел, вероятно, беспокоил свет, падавший на них всякий раз, как посетители
